Западники

Западников либерального направления объединяет идея главенствующей роли государства (но не общины, как у славянофилов) в истории России. По их мнению, русское государство создавалось и устраивалось «сверху», но не «снизу» в силу чрезмерной слабости представительного начала и отсутствия традиций политической свободы. Как и все направления русского освободительного движения, либеральные западники резко критиковали существование в России крепостного права, но в отличие от радикальных западников (Белинского, Герцена) с их идеей революционного изменения политического строя, отмену «рабства законного» предлагали произвести без кровопролития путем либеральных реформ.

Тезис о том, что нам нужна свобода, объединял радикальных и умеренных западников. Если радикалы были готовы завоевать свободу России революционным путем, то либералы понимали ее как свободу «высказываться».

Но далее либералы расходятся и со славянофилами. Пусть нами правит царь, считали они, но правит «с ясным сознанием дела». Борис Николаевич Чичерин (1828 – 1904) подозревал царя в том, что он не знал истинного положения дел в России. Бюрократия не давала царю возможности услышать голос народа, она присваивала себе право скрывать от него информацию об истинных интересах народа.

«Государственники» в современных им условиях для реализации в России идей, заложенных Петром, своей задачей считали пропаганду мирных конституционных преобразований «сверху», государственной властью, по их мнению, фактически единственной творческой силой русской истории.

Александр Иванович Герцен (1812 – 1870) – основоположник теории «русского социализма» и народничества, крупный философ, социальный и политический мыслитель радикального направления русского западничества.

В 1847 году Герцен навсегда покинул Россию, жил и работал во Франции, Швейцарии, Италии, Англии, но до конца своих дней думал о преобразованиях, которые привели бы родину на путь свободы и процветания. Главными чувствами, объединяющими русских людей того времени, были отвращение к официальной России, к бюрократическому абсолютизму, к крепостному праву, к полицейским стеснениям. Вся обстановка николаевского режима каждому порядочному русскому человеку с исстрадавшейся душой позволяла смотреть на Запад с позиций религиозной веры: «мы верим в Европу, как христиане верят в рай». Задыхающемуся человеку нет ничего дороже воздуха свободы, и естественно, что о знании действительного Запада, каков он есть, не может быть и речи: «Мы являемся в Европу со своим собственным идеалом и с верой в него. Мы знаем Европу книжно, литературно, по ее праздничной одежде, по очищенным, перегнанным отвлеченностям, по всплывшим и отстоявшимся мыслям, по вопросам, занимающим верхний слой жизни, по исключительным событиям, в которых она не похожа на себя».

Как всякий русский человек, Герцен вырвался за границу «опьяненным», когда «сердце настежь, язык развязан». Ему, знающему западный мир заочно, поначалу все казалось хорошо. Потом мало-помалу он начал что-то не узнавать, на что-то сердиться. Ему стало не доставать русских просторов и воздуха, и со стыдом пряча от себя это открытие, он пережил разочарование в Западе. Герцен, которому весь Запад представляется «мертвыми костями», из одной крайности бросается в другую. Он разочарован людьми, а не событиями, всем западным обществом, а не только сословием предпринимателей. Его мучают вопросы нравственной философии: «Не проще ли понять, что человек живет не для совершения судеб, не для воплощения идеи, не для прогресса, а единственно, потому что родился для ... настоящего».

Герцен показал, что мы невольно впадаем в идеализацию всей западной культуры. И он так же, как славянофилы, заговорил о гниении Запада. Только у него эти идеи были не плодом национальной исключительности, а пониманием того, что современная западная жизнь – результат тяжелого нравственного кораблекрушения, которое потерпел Запад. Герцен считал, что в культурно-историческом смысле Запад не является уже для нас ни совершеннейшим, ни единственно возможным воплощением культуры.

Из зрителя он превращается в деятеля. Герцен стал живым посредником между русской и западноевропейской общественной мыслью, способствовал распространению истинных, неискаженных сведений о России в среде европейской интеллигенции. В «Вольной русской типографии», основанной им в 1853 году вместе с Н. Огаревым, издавались газета «Колокол», журнал «Полярная звезда», сборники «Голоса из России», здесь появились запрещенные цензурой на родине произведения.

Герцен обличал низкий уровень образования среднего европейца, упадок искусства, упадок личности. Запад совершенно не способен осуществить свои идеалы, считал Герцен. Он сделал вывод, что только Россия, чуждая западного мещанства, в которой живет живой дух братства, призвана осуществить идеи Запада. Таково своеобразие позиции позднего Герцена – западника по убеждению, славянофила по инстинкту. Характерной чертой герценовской концепции этического социализма была вера в крестьянскую общину, унаследованная им от славянофилов. Только в отличие от них Герцен высоко ценил общину как зародыш расцвета русского социализма. Он думал даже, что Россия сможет миновать капитализм и через социальную революцию перейти прямо в социализм.

С. Н. Булгаков называл Герцена «Прометеем, сам себя приковавшим к скале» материализма.