Глава V. Спартанское государственное воспитание

1. См. Alfred Zimmern, The Greek Commonwealth (Oxford, ⁵1931), Matthias Gelzer в Das Problem des Klassischen, Acht Vorträge gehalten auf der Fachtagung der Klass. Altertumswissenschaft zu Naumburg, hrsg. v. Werner Jäger, Leipzig, 1931. В поддержку тезиса, что полис был основной формой государства в классической Греции, можно сказать, что философы классического периода в сколько-нибудь значимой мере не принимали в расчет иные политические формы. Даже попытки создать более широкие конфедерации в этот период предполагали существование города-государства как нормальной коллективной единицы.

2. См. Fustel de Coulanges, La cité antique, Paris, ¹⁶1898, Gustave Glotz, The Greek City and its Institutions, London, 1929, Jacob Burckhardt, Griechische Kulturgeschichte, Bd. I, Berlin, 1898.

3. Одна из первых современных попыток полностью осознать значение полиса для греческой духовной жизни была предпринята Гегелем. Однако эта идея не вытекала из его собственных философских взглядов и того места, которое он уделил государству; напротив, верное историческое понимание греческого полиса повлияло на его философию. Гегель восхищался гармонией и цельностью греческой жизни, концентрирующейся вокруг жизни сообщества. Другие великие гуманисты XIX века, такие как Фюстель де Куланж и Якоб Буркхардт, смотрели на всевластие полиса в греческой античности недоверчиво, сквозь призму либерального индивидуализма XIX столетия. Но вместе с Гегелем они принимали тот исторический факт, что античный город-государство доминировал в греческой жизни, и подчеркивали, его со всей энергией в своих описаниях греческой цивилизации именно потому, что он страшил их. С другой стороны, Гегель пытался инкорпорировать античную концепцию человека — политического существа в гуманистический идеал XVIII столетия, где в общем и целом культура была отделена от политики и заключена в рамки эстетического и морального идеала. Гегель вернулся к позиции тех гуманистов итальянского ренессанса, которые, как Макиавелли, рассматривали respublica как центр человеческой жизни. Но также он попытался вернуть этой идее этическое достоинство, которым она обладала в философии Платона и Аристотеля, придав государству характер Абсолюта как его духовный якорь. Скептик Буркхардт пробовал спасти свободу индивидуума (для него — высшую гуманистическую ценность), которой, как он видел, угрожали коллективные силы в современном полновластном государстве. Он полагал, что даже общее движение к политической свободе в конечном итоге разрешится в тирании масс, подавляющей любую подлинную духовную свободу. Потому он энергично отрицал гегелевские упования на полисный идеал и его приятие всего греческого образа жизни. Таким парадоксальным образом Буркхардт, обоготворяя греческое искусство и мышление, живописал греческую политическую жизнь, даже и в самых либеральных ее формах, самыми мрачными красками. Независимо от верности подобного взгляда сохраняет всю свою значимость тот факт, что полис проникал во все области греческой жизни; кто бы ни брался за описание ее реальной структуры, должен считаться с этим обстоятельством, особенно в течение раннего и классического периода. Индивидуализм в том сверхутонченном смысле слова, в каком его понимали Яков Буркхардт и гуманисты XIX века, был конечным продуктом разложения классической гармонии человека и полиса и должен быть понят как таковой. Отношение данной книги к этой проблеме не догматично ни в гегелевском, ни в буркхардтовском смысле. Я назвал эту классическую гармонию «политическим гуманизмом», поскольку этот термин означает греческий культурный идеал в его тесной связи с общественной жизнью своего времени. Но, кажется, я показал эту связь не только в ее благотворных аспектах, потому что в этой книге прослеживается развитие данной исторической идеи во всех его фазисах, а заканчивается книга теми серьезными противоречиями, заключенными в ней, с которыми столкнулись поздние века античности и которые привели к окончательному разделению политической и культурной жизни в Греции. См. анализ этого исторического процесса во втором и в третьем томах «Пайдейи».

4. В этой области серьезнейшая утрата — гибель колоссального труда аристотелевской школы, книг о государственном устройстве —  — 158 полисов, греческих и варварских; выдающийся пример — вновь открытая «Афинская полития». Фрагменты других книг этого грандиозного собрания были опубликованы Валентином Розе (Valentin Rose, Aristotelis Fragmenta, Leipzig, 1886).

5. Ср. платоновские «Законы», кн. I–III. Взяв эти два типа в качестве основы своего философского анализа, Платон использовал опыт современного политического развития Греции. После возвышения Афин в итоге персидских войн и обретения ими статуса ведущей демократической державы Греция разделилась на два лагеря, афинский и спартанский. Так впервые ее изображает Фукидид под впечатлением Пелопоннесской войны. Политическая картина Греции под пером Геродота отличается большей пестротой, но потомки приняли скорее упрощенный взгляд Фукидида, нежели Геродота либо детальное описание различных греческих государств и их конституционных форм, данное у Аристотеля.

6. См. «Пайдейю», т. II и III, в особенности разделы, посвященные проблеме платоновского отношения к спартанскому идеалу (см. Спарта и Платон в указателях к т. II–III. — Прим. к англ. изд.). См. также у Фукидида речь Перикла в честь павших воинов и его комплексную идею афинского государства и противоположностей, примиренных в нем (с. ъъ).

7. Платон не без иронии заставляет Сократа сказать (Prot. 342 B), что все спартанцы (и критяне) философы и что характерная форма их философской природы — так называемая лаконская манера речи; но спартанцы прикидываются простотыми и невежественными.

8. Платон в «Законах» (629 A и 660 E) выбирает Тиртея в качестве выдающегося представителя спартанского духа и его идеала арете, иллюстрируя свою мысль цитатами из его стихотворений. Во времена Платона Тиртей был общепринятым глашатаем спартанской доблести, и в Спарте все население было проникнуто идеалами его поэзии (Leg. 629 B). См. также Paideia III, 220 слл. с прим.

9. Тот факт, что элегии Тиртея содержат лишь самые скудные ссылки на события, ему современные, был использован современными учеными для того, чтобы поставить под сомнение их подлинность, как, например, Эдуард Шварц в известной статье Tyrtaios, Hermes XXXIV, 1899, 428 слл. См. также Verral, Classical Review, XI, 1897, 269, и XII, 1898, 185 слл.; U. v. Wilamowitz-Moellendorff, Textgeschichte der griechischen Lyriker, Abh. d. Gött. Ges. d. Wiss., N. F. IV (1900), 97 слл.

10. См. трактовку этой книги в Paideia III, 166–171.

11. Arist., Pol. II, 9.

12. Arist., Pol. II, 9, 1271^b 1 слл. Он цитирует «Законы» Платона 625 C слл. ради этого утверждения. И на самом деле, в своем критическом разборе этот аспект он заимствует из платоновского труда.

13. Оракул        был упомянут Аристотелем в его утраченном «Государственном устройстве Спарты», см. Valentin Rose, Aristotelis Fragmenta, n. 544. Подлинность оракула была поставлена под вопрос Эдуардом Мейером (Eduard Meyer) и другими современными учеными.

14. Karl Otfried M&uller, Die Dorier, Breslau, ¹1824.

15. Pind. Nem. VII, 28  , Nem. III, 43  , Nem. IX, 17    . Даже Афина, Nem. X, 7, и Хариты, Nem. V, 54, были светловолосыми в воображении Пиндара.

16. Слово , означающее армию, в раннее время (и в поэзии, часто даже в V веке) означало народ, сохраняя таким образом ценную черту, свидетельствующую о происхождении того, что мы называем свободными учреждениями; политические права граждан античного полиса изначально восходят к той роли, которую они играют в защите своей родины. Когда должны были приниматься решения большой важности, нужно было советоваться со . См. нередкие примеры употребления слова  у Пиндара и Эсхила.

17. Таково положение вещей, подразумеваемое в ретре царей Полидора и Теопомпа:             (если народ постановит дурно, царям и старейшинам уйти. — Пер. В. Алексеева); см. Plut. Lyc. 6. Перед этим Плутарх говорит, что демос Спарты имел право обсуждать и критиковать () законы, предложенные герусией, и что народ обычно дополнял или отклонял предложенные меры.

18. Плутарх приписывает учреждение эфората царю Теопомпу, Lyc. 7, но Тиртей, описывающий разнообразные элементы спартанского политического устройства в элегии, называемой «Евномия», и писавший двумя поколениями позже эпохи царя Теопомпа (к которому он испытывает глубокое восхищение), не упоминает эфоров. По другой версии, самым ранним свидетельством которой является упоминание у Геродота (I, 65), эфорат был основан Ликургом. Конечно, это не характерная традиция, но учреждение эфората было приписано знаменитому законодателю потому, что все в Спарте рассматривалось как продукт его творчества. См. отрывки древних авторов о различных хронологических традициях у F. Jakoby, Apollodors Chronik, 140 слл. В соответствии с мнением Сосистрата (Diog. L. I, 68) существовала традиция, которая датировала появление первых эфоров той же датой, что и архонтство Евтидема (556 г.).

19. См. Plut. Lyc. 6 и 13. В последней из этих глав Плутарх цитирует ретру Ликурга,    . В соответствии с этим мы должны полагать, что изначально ретры не фиксировались в письменной форме; но тот факт, что Плутарх цитирует некоторые из них на лаконском диалекте, доказывает, что в конечном итоге прибегли к их записи. Писатель, у которого Плутарх заимствует текст ретр в Lyc. 6, должно быть, нашел его где-то в самой Спарте.

20. Отсутствие письменных законов Плутарх, Lyc. 13 слл. объясняет тем обстоятельством, что обучению в Спарте уделялось исключительное внимание. Все функции законодательства были полностью поглощены пайдейей:             (вообще все его <Ликурга> заботы как законодателя были обращены на воспитание — пер. В. Алексеева). Плутарх очевидным образом позаимствовал эту интерпретацию исторических фактов из платоновского «Государства»; см. Paideia II, 237–239.

21. Об отношении Платона к Спарте см. Paideia III, 219 слл. Его подробное рассуждение на сей предмет — в «Законах», кн. I–III.

22. Plut. Lyc. 24.

23. Plut. Lyc. 25.

24. См. выше, прим. 17 и 18.

25. С этим явлением в дошедшей до нас греческой литературе впервые мы сталкиваемся у Геродота, I, 65–66. Здесь знаменитая спартанская евномия и весь космос спартиатов возводится к «Ликургу», который предстает историческим персонажем, современником царя Леобота. Геродот упоминает, что после смерти Ликурга в Спарте почитали как бога и воздвигли ему храм, который еще существовал во время Геродота. См. V. Ehrenberg, Neugründer des Staates, München, 1925, S. 28–54.

26. Точнее говоря, мы можем проследить традицию о Ликурге в двух различных периодах истории духовного развития Греции. Впервые она зародилась тогда, когда началось исследование наилучшей государственной формы (), т. е. в VI–V веках. Это исследование отражено в сообщении Геродота I, 65 слл. Второй импульс ей был придан педагогическими и философскими спорами в продолжение и после Пелопоннесской войны. Этот этап представлен такими фигурами, как Критий, Платон и Ксенофонт. Первая фаза подчеркивала религиозные (дельфийские) истоки и санкцию спартанского космоса. Вторая тщательно разработала пайдевтическую структуру спартанской системы.

27. Важнейшие детали в ксенофонтовском изображении , спартанской воспитательной системы, рассматриваются в Paideia III, 170. Здесь нет необходимости рассматривать эту проблему, поскольку в данном случае речь идет скорее об идеале филолаконского воспитательного движения IV века, чем об исторической реальности Спарты VII века, хотя ученые и стремятся спроецировать его назад, отнеся к началу спартанской истории, конечным продуктом которой он на самом деле является.

28. Эдуард Шварц в статье Tyrtaios, Hermes XXXIV, 1899, отверг не только подлинность тиртеевских стихотворений, но и исторические повествования о мессенских войнах позднейших эллинистических авторов, таких как эпический поэт Риан и ритор Мирон Приенский. (Не дошедшие до нас, их произведения были использованы в качестве источников Павсанием в IV книге «Описания Эллады».) С тех пор как я вновь установил подлинность тиртеевских элегий в статье Tyrtaios über die wahre Arete (Sitz. Berl. Akad. 1932), мой бывший ученик дал новый анализ эллинистической исторической традиции и успешно защитил от гиперкритицизма Эдуарда Шварца историческую реальность мессенских войн. См. Jürgen Kroymann, Sparta und Messenien, в Neue Philologische Untersuchungen, hrsg. v. Werner Jäger, Heft XI, Berlin, 1937.

29. Tyrt. frg. 4 (= frg. 5 West. — Прим. перев.). Я цитирую фрагменты греческих лириков по изданию Anthologia Lyrica Graeca ed. E. Diehl (Leipzig 1925).

30. Tyrt. frg. 5.

31. Tyrt. frg. 8.

32. Plat. Leg. 629 A со схолиями ad locum (p. 301 Greene), а также Филохор и Каллисфен у Страбона, 362.

33. Тиртей считался спартанским военачальником (), см. Strabo, 362. Некоторые современные ученые приняли эту так называемую традицию, даже несмотря на то, что она основана только на легенде, будто бы он был послан к спартанцам афинянами в качестве вождя во время второй Мессенской войны. В античную эпоху Филохор и Каллисфен вспоминают эту историю (Strabo, loc. cit.), но Страбон также напомнил своим читателям «Евномию» Тиртея. Здесь (frg. 2) он говорит о спартанском народе: мы пришли в эту страну от Эринея, когда мы впервые овладели ей. Страбон выводит отсюда правильное заключение, что Тиртей должен быть урожденным спартанцем, но — весьма удивительно — он все еще поддерживает легендарную традицию в другом аспекте, а именно, что он был вождем спартанцев во время Мессенских войн, даже если он и не был послан афинянами. Теперь эта версия отвергается отрывком из новонайденной на папирусе элегии, процитированным в тексте, — теперь это frg. 1 в антологии Диля.

34. В примечании 9 было сказано, что отсутствие исторических аллюзий в стихотворениях Тиртея делает их подлинность проблематичной в глазах некоторых современных ученых, таких как Шварц и Виламовиц. Однако новая элегия, frg. 1, доказывает, что такого рода аллюзии, даже если они не могут быть преобладающими в этом поэтическом жанре — побуждении соратников, не вовсе отсутствуют в нем.

35. См. Plat. Leg. 629 A – 630 и 660 E – 661 A.

36. См. с. ъъ с примечаниями.

37. Восхищение спартанской доблестью и ее выражение в тиртеевских элегиях не следует путать с лаконофильством политической реакции в более поздние века. Дух Леонида, павшего вместе со своими спартанцами при Фермопилах за свободу Греции после того, как солдаты других полисов покинули свои позиции, остается истинным памятником этому идеалу.

38. См. прим. 32.

39. Demosth. or. 18 (De corona), 170.

40. См. с. ъъ.

41. Аристотель, который рассуждает о происхождении трагедии и комедии, не дает в «Поэтике» собственной теории возникновения элегии. В последующих поколениях перипатетической школы чувствовали этот пробел, но между учеными не было достигнуто согласия по данному вопросу, как говорит Гораций (Ars Poet. 77), следуя в качестве источника — по данным его комментатора Порфириона — перипатетику Неоптолему Паросскому. Традиция о возникновении элегии, содержащаяся в разрозненных свидетельствах поздних античных грамматиков, подтверждает это положение: некоторые называют создателями данного поэтического жанра Тиртея и Каллина, другие — Архилоха или Мимнерма, и во всем этом сказывается отсутствие реального знания проблемы.

42. Сборник наиболее важных свидетельств античных грамматиков об элегии как поэтическом жанре и ее истоках находится у Эдмонда (J. M. Edmond, Greek Elegy and Iambus, vol. I, Loeb Classical Library). См. также ст. «Elegie» в Pauly-Wissowa, Realenzyclopädie V, 2260 (Crusius); C. M. Bowra, Early Greek Elegists, Cambridge, Mass. 1938.

43. См. интерпретацию этой элегии на с. ъъ.

44. См. Felix Jakoby, Studien zu den älteren griechischen Elegikern, в Hermes, LIII, 1918, S. 1 слл.

45. Создание Гесиодом дидактического эпоса и побудительная природа древнейшей элегической поэзии в Греции, вне всякого сомнения, доказывают, что то впечатление, которое оказывал гомеровский эпос на своих слушателей, в то время должен был иметь в значительной степени протрептический характер. Увещевательной силе эпоса они пытаются в новых жанрах придать более концентрированную и актуальную форму.

46. Троянский герой Гектор, мужественный защитник своего города, ближе всего к этому идеалу гомеровского характера. См. знаменитый стих  243      . Греческие герои в то же время сражаются не за родину, а за славу своего имени.

47. Tyrt. frg. 6, 1–2.

48. Ср. с. ъъ.

49. Tyrt. frg. 9, Diehl.

50. Ср. мою статью Tyrtaios über die wahre Arete. Sitz. Berl. Akad. 1932, где обстоятельно обосновываются соображения, высказанные в этой главе.

51. Именно к этому периоду такие критики, как Эдуард Шварц и Виламовиц, были склонны отнести стихотворение — главным образом из-за того, что они назвали его гармонической и логической композицией и риторической выразительной формой. См. их работы, приведенные в прим. 9.

52. Я доказал это в статье, приведеной в прим. 50 (S. 557–559).

53. См. Plat. Leg. 629 A, 660 E.

54. Tyrt. frg. 9, 1 слл.

55. Список олимпийских победителей начинался с Кореба в 776 г. до Р.Х. — лишь за несколько десятилетий до второй Мессенской войны, когда Тиртей писал свои элегии. О спартанских победителях см. с. ъъ; о ксенофановской критике переоценки роли победы на национальнх играх — с. ъъ и ъъ; о пиндаровских гимнах — с. ъъ.

56. Tyrt. frg. 9, 5–17. Ионийские слова   означают то же самое, что  , общее благо. Ими Тиртей вводит новый критерий подлинной доблести.

57. Ср. Sol. frg. 14 (ed. alt. Диля), 7,   , и frg. 9, 13 Тиртея:       . Об этой ранней риторике см. мою работу о Тиртее, приведенную в прим. 50, S. 549.

58. См. прим. 56.

59. Tyrt. frg. 9, 23–32.

60. О гомеровском идеале арете и славы см. выше, с. ъъ слл., ъъ. О политическом перетолковании этих основополагающих понятий у Тиртея см. мою статью о Тиртее, приведенную в прим. 50, S. 551–552.

61. См. Erwin Rohde, Psyche, 8-е изд., 1-ю гл. Seelenglaube und Seelencult in den homerischen Gedichten.

62. Поворотный пункт этого процесса — Сократ. Платон в «Государстве» награждает «подлинно справедливого человека» тем, что оказывает ему обычные почести, которыми полис отмечал своих сынов; но коренное изменение во взаимоотношениях индивидуума и полиса раскрывается в том обстоятельстве, что высшая награда, подобающая, по Платону, справедливому человеку, — бессмертие души, гарантия ее вечной ценности как человеческой личности. См. Paideia II, 367.

63. Можно возразить, что Цицерон в своем «Сне Сципиона» заимствует трансцендентальную платоновскую концепцию человеческой доблести и бессмертия для своего «Государства», но именно Цицероновы — римские небеса, Элизиум для великих патриотов и исторических фигур на лидирующих политических позициях. Таким образом Цицерон еще раз свидетельствует о влиятельности древней полисной идеи.

64. Tyrt. frg. 9, 37–42.

65. Tyrt. frg. 6, 7 Diehl. Современные ученые время от времени выдвигали мысль, что эта знаменитая длинная элегия, приведенная аттическим оратором Ликургом (Leocr. 107) в качестве примера подлинной арете для аттической молодежи, на самом деле представляет собой два стихотворения. Полное развитие доводов против такого разделения я должен отложить до другого случая; см., однако, мою статью о Тиртее, loc. cit. S. 565, прим. 1.

66. Tyrt. frg. 2, 3 ab Diehl.

67. Plut. Lyc. 6.

68. Мне кажется, что в этом заключается подлинная связь между «Евномией» Тиртея и древней ретрой, приведенной в прим. 67. Выраженные Эдуардом Мейером сомнения в подлинности тиртеевской «Евномии» (Eduard Meyer, Forschungen zur alten Geschichte Bd. I, 229) я считаю безосновательными.

69. Tyrt. frg. 2.

70. Tyrt. frg. 3 ab.

71. По крайней мере так его отношение проявляется тогда, когда мы ретроспективно рассматриваем его в свете позднейшего политического развития. С точки зрения эпохи, в которой жил Тиртей, — седьмого века, — переопределение гражданских доблестей и сведение их к простому стандарту мужества, доступному каждому гражданину-солдату, скорее показалось бы демократической тенденцией, особенно когда мы рассматриваем их критерии на фоне древних аристократических стандартов, которые, как мы пытались показать (с. ъъ), Тиртей отбрасывает как недостаточные (frg. 9). И на самом деле, многие античные авторы признают демократический элемент в спартанском государственном устройстве. Но, сравнивая эту точку зрения с другой, которая позднее была выработана Афинами, можно сказать, что развитие демократической тенденции в Спарте, которое мы застаем на полном ходу в эпоху Тиртея, потом было приостановлено.

72. Ср. очерк влияния Тиртея на историю греческой мысли и литературы в моей статье (см. прим. 50) S. 556–568. К длинному списку свидетельств, подтверждающих постоянный характер его воздействия в позднейшие времена, включая эпоху афинской демократии, теперь мы можем добавить еще одно — весьма важное, относящееся к эллинистическому периоду: эпиграмму, опубликованную Г. Клаффенбахом (G. Klaffenbach) в его отчете об эпиграфических поездках по Этолии и Акарнании (Sitz. Berl. Akad. 1935, S. 719). См. также Paideia III, 220 и 338, прим. 32.

73. Plat. Resp. 465 D–466 A.

74. Plat. Leg. 629 B.

75. Xenoph. frg. 2 Diehl. Когда мы сравниваем первую часть ксенофановской элегии о подлинной арете с frg. 9 Тиртея, становится очевидно, что возражение первого против переоценки олимпийского победителя — не случайное совпадение со знаменитой элегией Тиртея; Ксенофан следует его модели и искусно варьирует ее. Основополагающая идея обоих стихотворений — одна и та же: есть более высокая доблесть, чем хваленая доблесть победителей на великих эллинских играх. Оба они желают утвердить мысль о преимуществе новой идеи арете, которую они восхваляют. Но у них есть расхождение в восприятии высшей арете. Для Тиртея это отвага, а философская мысль Ксенофана ставит мудрость () выше. См. с. ъъ. Ксенофан разработал свою новую идею в старой поэтической форме тиртеевской элегии, как то сделал и «Феогнид», несколько иным способом, v. 699 слл.

76. Plat. Leg. 660 E.

77. См. O. Brinkmann, Die Olympische Chronik, Rheinisches Museum, N. F. LXX, 1915, S. 634.

78. Plut. De Mus. 4. О временах Терпандра (источник — Главкон Регийский), Terpander and the   of music in Sparta, ib. 9, ср. De Mus. 42.

79. Позднее Аристотель (Pol. II, 9, 1269^b 17 слл.) критиковал женщин Лакедемона за их распутство (). В 1270^a он возводит их свободу к самому началу спартанской истории. Он даже говорит о женском правлении () в Спарте, которое, как он полагает, типично для воинственных государств.