Arendt_Kh_Vita_activa_ili_o_deyatelnoy_zhizni

ка созерцаниеи разум рассматривалиськак высшие человечес­ кие способности, ведь в смысле этой иерархии все подразде­ ления vita activa, действие, изготовление и труд в равной мере, были лишь средствами для какой-либо внепохожной vita activa цели. Политически рассуждая, это имело последствием то, что понятие господства и вытекающие из него проблемы легитим­ ности власти и авторитета теоретически играли гораздо более

важную роль чем попытки понять и интерпретировать само действие.

Вирул.ентнымиочень старые насильственныеэлементы по­ литической теории стали лишь в Новое время, а именно в тот

момент, когда по тем или иным причинам распространилось

убеждение, что люди могут познать только сделанное ими са­ мими, т. е. что якобы более высокаяспособностьanimal rationale познаватьи вмещатьистинуфактическизависитот занятийvita activa, а именно от создающей деятельности homo [аЬег'а. Это специфическиновоевропейскоевторжениенасилия в полити­ ческоедействиеи мышление(сдержанноелишьтем, что поли­ тическоевообщевытесненоили перетолкованов одну из функ­ ций социального) особенно бросается в глаза в характерных именнодля Нового времени революционныхсобытиях, кото­ рые все - за единственным исключением американской рево­ люции, имевшей во многих отношениях своеобразно старомод­ ные черты - сочетают старую римскую захваченность идеей основания с совершенно чуждым Риму возвеличением власти как единственного средства основания государства. Знамени­ тые слова Маркса о насилии как "акушерке всякого старого об­ щества, которое беременно новым", и стало быть - для него­ всех политико-исторических событий вообще 72, отвечают ко­ ренномуубеждениювсегоНовоговремени,уверенного,что ис­ тория в том же смысле "делается" людьми, в каком природа "сделана" Богом.

Явный успех превращениядействия в одну из форм изго­ товления можно было бы легко продемонстрироватьна сде­ лавшейсядля нас привычнойтерминологииполитическойте-

72 Эта цитата из "Капитала" (гл. 24, § 6) вовсе не случайно бро­

шенное замечание и она относится не только к социальным и эконо­ мическим отношениям. И в другом месте Маркс тоже специально указывает на насилие в истории. "В реальной истории большую роль играют как известно завоевание, покорение, грабеж, короче насилие" (та же гл., § 1).

невековьеспасениядуши, в Новое время производительности

исоциального прогресса, - так же стары, как вся традиция

политической мысли. Хотя Новое время впервые определило человека как [югпо [аЬег'а, как создателя инструментов и изго­ товителя предметов, избавив таким образом всю область изго­ товляющего производства от глубокого недоверия и явствен­ ного пренебрежения, которые тяготели на нем с древности. Но за подобными явственно хежащими на виду обстоятельствами кроется другой, едва ли менее действенный факт, что та же са­ мая традиция несмотря на показное иренебрежение в действи­ тельности все же всегда предпочитала изготовление действию и таким образом загоняла политическую философию в рамки известных понятийных и мыслительных ходов, окаменевших в итоге до чего-то само собой разумеющегося и достигших пол­ ной действенности впервые лишь в Новое время. В этом аспек­ те Новое время не только не перевернуло традицию, но оно даже освободило ее от "предрассудков", которые, коренясь в каком-то более древнем слое, все время мешали ей высказать

открыто, что деятельность простого ремесленника ценнее чем

.лтрихотхивые" мнения, "болтовня" и .лтраэдная активность" тех, кто заботится о публичных делах, т. е. о вещах нисколько его не касающихся. Кажется противоречием, что Платон и в меньшей мере также Аристотель, хотя они и были единодуш­

ны в том что ремес.ленникам не следует даже давать права граж­

данства, одновременно предлагали таким образом упорядочить все публично-политические дела, чтобы они подлежали тем же

критерями оценки, какие имеют силу для создающих искусств. Однако это противоречие показывает лишь, насколько тяжела и по-видимому неразрешима проблематнка действия и как ве­

лико поэтому искушение устранить связанные с ним риск и

опасность: в опоре на гораздо более надежную и солидную де­ ятельность, в русле которой мы выступаем навстречу природе и воздвигаем мир вещей, подпереть и упрочить - вплоть до ее разрыва - ту слишком легко рвущуюся ткань связей, в кото­ рую сплетены дела людей в их бытии друг с другом.

32 Процессуальный характер действия

Разумеется, даже эти внедрившиеся вплоть до повседнев­ ного словоупотребления и мудрых пословиц теоретические уси­ лия понять действие как средство для достижения определен-

Пятая глава: Действие

ных внеположных ему целей и вытекающее отсюда приниже­ ние всего вообще политического до средства, служащего какой­ то "высшей" цели, не могли довести до изгнания свободного действия из мира и тем самым до выветривания из сознания людей одного из решающих человеческих переживаний, т. е. просто до разрушения всей области дел человеческих. Это од­ нако не означает что они остались вовсе без посхедствий, Мы

уже видели, как мнимое современное преодоление тяготы тру­ да, фактическое преодоление принудительной необходимости, обременяющей всякую жизнь, имело в конце концов то след­ ствие, что пзготовхение теперь тоже осуществляется в форме процесса труда и его продукты, предметы употребления, по­ требляются так, как если бы они были приготовленные тру­ дом потребительские товары. Аналогичное смещение способ­ ностей к исходно чуждым для них областям, похоже, совпало

с первыми серьезными попытками исключить по возможнос­ ти поступок из области человеческих дел и трактовать все эти дела так, как если бы они были подчинены законам изготовле­

ния и поддавались такому же основательному планомерному

упорядочению как и объекты предметного мира. Настоящее различие между Новым временем вплоть до его последних ста­ дий и будущим, в котором мы уже начали жить, похоже, то, что свои способности поступка, состоящие в развязывании спон­ танных процессов, без него никогда бы не начавшихся, чело­ век направил на природу, в отношении которой он до сих пор вел себя как изготовляющее и познаюшее существо, заимствуя у нее материал для обустройства своего мира вещей, наблю­ дал природные процессы и исследовал их закономерности. То, как мы сегодня поступаем с природой, буквально внедряясь в нее нашей активностью, можно пожалуй проиллюстрировать случайным замечанием одного из новейших ученых и техни­ ков, вполне серьезно сказавшего, что "фундаментальное иссле­ дование состоит в том, чтобы делать и не знать, что ты дела­ ешь il.

По существу эти сделки с природой начались уже с экспе­ римента, которыйсобственноговорядиктуетприродеусловия

и провоцируетопределенныеприродныепроцессы,потому что

74 "Basic research is when 1 ат doing what 1 don't know what 1 ат

doing", объявил недавно Вернер фон Браун репортеру газеты (New York Times, 16.12.1957). Несмотря на плохую грамматику и вульгар­ ный способ выражаться, это замечание попадает в самую точку.

человекапересталоустраиватьпростоенаблюдение,регистра­ ция и систематизациятого, что природаот себя, в своем "есте­ ственном" явлении была готова дать в руки человеку и выло­ жить у него перед глазами. Из экспериментапотом развихось еще большее умение вызыватьстихийныепроцессы, которые без человека остались бы в латентном состоянии и возможно никогда не достигли бы вирулентности, пока отсюда не воз­ никлов итоге настоящееискусство"создавать"природу,а имен­ но высвобождатьиз их латентностине только природныепро­

цессы, но и процессы, которые сама земная природа по-види­

мому неспособнапроизвести,хотя аналогичныеили идентич­ ные реакции могутпостояннослучатьсяв окружающемЗемлю универсуме.Через введениеэксперимента,когда человекпро­

диктовал свои условия природным процессам и подчинил их системесвоего изобретения,в конечномитоге удалось "повто­ рить" на Земле .лтроцессы, происходящие на Солнце" и тем саМЫМ заставить земную природу отдавать энергии, без чело­ веческого вмешательстваспособные высвободиться только в

универсуме.

Естественная наука сегодня - преимущественно наука о процессах и, на ее наиболее продвинутых уровнях, согласно ее собственным представлениям, наука об ирреверсивных, необра­ тимых процессах, pгocesses of" по гешгп. Этот своеобразный язык, каким обычно пользуются естественные науки сегодня и какой вплоть до нескольких десятилетий назад был нам извес­ тен лишь как язык исторических наук, сам по себе уже показы­ вает, что человеческая способность, задействованная в этом новом роде иссхедования, никоим образом не может быть лишь "теоретической" прпроды, совершенно независимо от того, сколько интеллекта требуется чтобы ориентироваться в нем. Так не выражается ни наблюдающее созерцание, ни регистри­ рующее познание, ни наконец разум, .гчитаюшвйся с послед­ ствиями". Лишь поступок способен на то, что сегодня каждод­ невно делает естественнонаучное "исследование", а именно на провоцирование событий, результат которых неопределенен и

непредвиден, на развертывание процессов, которые невозмож­ но повернуть вспять, и производство энергий, не предусмот­ ренных в хозяйстве природы. При этом оказалось что посту­ пок, первоначально предназначавшийся для области челове­ ческих дел, сохраняет свои особенности и тогда, когда словно бы перебрасывается из этой области межчеловеческого бытия в область природы.

Процессуахьныйхарактер поступка как бы разбил внутри Новоговремени наголовувсе другие присущиедействиюсвое­ образныечерты, ибо лишь ему надо приписатьгигантскоерас­ ширение человеческихвозможностейи способностей:и поня­ тие процесса стало решающим понятием для специфически новоевропейскихнаук об истории и о природе. Поскольку к существу этих процессов принадлежитнеобозримостьих ре­ зультата, главную роль в политическойтеории Нового време­ ни играет не столько хрупкость, сколько необеспеченностьи недостоверностьчеловеческихдел. Эта особенностьдействия, что оно начинаетнеобозримыйи потенциальнобесконечный процесс,была почти не замеченаантичностьюи во всяком слу­ чае едва ли играла какую роль в философиидревних, и с этим

естественносвязаночто классическаядревностьне знала поня­

тия историив нашем смысле. Но вообщенашаспособностьпо­

нимать как природу, так и историю в смысле ироцессуальных

систем восходитк опыту поступка как подлинномуистоку всех

человеческихпроцессов.Адекватныеэтому новоевропейскому процессуальномумышлению понятия были сначала развиты историческойнаукой, утвердившейсясо времен Вико в каче­ стве "новой науки"; но это не значит что они не дали о себе знать внутри естественныхнаук. Прошло всего лишь несколь­ ко столетий, и естественныенауки без всякого влияния со сто­ роны историческийнауки, простокак бы вынуждаемыетриум­ фом собственныхдостижений,окончательнозаменилисвой ус­ тарелый понятпйныйсловарьна язык, которыйкак две капли воды похож на язык историческойнауки7".

Хрупкость во всяком случае лишь ири определенных исто­ рических условиях есть самый броский отличительный признак области дел человеческих. Эта непрочность должна была пора­ зить греков, ибо то, что разыгрывается между людьми, они со­

размеряли с непреходящим присутствием и вечным повторе­

нием всех природных вещей, поскольку специфически гречес­ кой чертой было соразмерять себя в качестве смертных с бес­ смертием, как если бы собственно человеческой задачей было показать себя достойным бессмертия, которое повсюду в каче­ стве божественного и природного окружает тех, кто смертен.

7', О родстве исторических и естественных наук в Новое время у меня несколько подробнее сказано в двух эссе (Наппа]: Arenrll, NatнI'

1I11d Сезсшслте: Ceschicl1te шк! Politik, в сборнике Fгаgwiiгс!igе 1radi-

цопвоезгапс!«пп politischell Оепкеп deI' Сеgеl1wагt, 1957).

ла бы быть источником человеческой гордости, будь люди в состоянии взять на себя груз неотменимости и непредвидимос­ ти, составляющих как раз подлинную силу поступка. Что это невозможно, люди знали всегда. Знали, что ни один человек действия не знает по существу, что он делает; что поступаю­ щий всегда виновен; что он берет на себя вину за последствия, которые он никогда не имел в виду или даже хотя бы мог обо­ зреть; что каким бы гибельным и неожиданным ни обернулось то, что он делает, он никогда не будет в состоянии вернуться назад; что начатое все-таки только им и больше никем тем не менее никогда не станет недвусмысленно его собственностью и не будет исчерпано ни в каком отдельном деянии и ни в каком одноразовом событии; наконец, что даже собственный смысл того, что он сам делает, обнаружится не ему, деятелю, но толь­ ко направленному вспять взору будущего рассказчика его ис­ тории, т. е. того, кто как раз не действует. Все это всегда было достаточной причиной отвернуться в отчаянии от всей сферы человеческих дел и с презрением взглянуть на двусмысленней­ ший из всех человеческих даров, дар свободы, которая хотя и создает ткань человеческих связей, однако так, что каждый уча­ стник ее сплетения запутался в ней до такой степени что ка­ жется гораздо более жертвой и страстотерпцем своего собствен­ ного деяния чем его творцом и свершителем. Иными словами, нигде, ни в работе, пусть она и подчиняет жизненным необхо­ димостям, ни в изготовлении, как бы ни оказывалось оно в сво­ ей данности зависимо от материала, люди не кажутся менее свободными чем в тех своих способностях, которые однако толь­ ко ведь и гарантируют им свободу, и в сфере, создаваемой ис­

ключительно человеком.

Эти мыслительные ходы принадлежат вполне линии вели­ кой традиции европейской мысли: едва начав отдавать себе отчет в подобных вещах, мы подпадаем искушению не дове­ рять свободе, заманивающей нас в капкан необходимости; бро­

сить спонтанности поступка упрек в том, что его новое начало видимость, тут же теряющаяся в предопределенной ткани со­ пряжений, в которой увязает именно действующий; жаловать­ ся на миропорядок, где люди неуклонно теряют свободу, едва начав делать из нее употребление. Свободу, так кажется, сво­ боден сохранить только тот, кто воздерживается от действия, и

единственное спасение для суверенности личности лежит вро­

де бы только в дистанции, какую "мудрецы" кладут и поддер­ живают между собой и межчеловеческой сферой. Если пока

отв.хечься от гибельных последствий подобных советов (на За­

паде только стоицизмом развернутых в систематическую мо­ раль), то их принципиальная ошибка похоже заключается в том приравнивании суверенности к свободе, которое по сути дела более или менее явно предполагается почти всей традицион­ ной политической и философской мыслью. Будь суверенность и свобода в самом деле одно и то же, люди реально не могли бы быть свободны, ибо суверенность, а именно безусловная свобо­ да и владение самим собой, противоречит человеческой обус­ ловленности плюрализмом. Ни один человек не суверенен, ибо не человек, а люди населяют землю, и этот факт плюраЛJI3ма не имеет ничего общего с тем, что одиночка по причине про­ стой ограниченности его сил зависит от других, призванных в известной мере помочь ему вообще сохранить жизнь. Все пред­ лагаемые нам традицией советы держаться в суверенной сво­ боде от других сводятся к преодолению и компенсации "слабо­ сти" человеческой природы, а эта слабость есть по сути не что иное как сам наш плюрализм. Если последовать этим советам и честно попытаться "преодолеть" последствия плюрализма, то отсюда получится не столько суверенное господство над собой,

сколько произвол господства над другими, разве что человек

решит вместе со стоиками обменять действительный мир на воображаемый, в котором ты устраиваешься так, словно дру­ гих людей просто не существует.

Дело здесь идет не о слабости или силе в смысле самодоста­ точности или зависимости от других, и это пожалуй всего про­ ще осмыслить, заметив, что даже боги политеизма, какими бы могучими они ни были, никогда не суверенны; сувереном бы­ вает только единственный Бог. Стоит вступить в игру плюра­ лизму, и суверенность становится возможна только в вообра­ жении, а платить за нее приходится самой действительностью. Так учение Эпикура покоится на том, что человек действитель­ но может вообразить себе что он "счастлив" даже когда его живьем зажаривают в фалерейском быке, и стоическая мораль празднует свой высший триумф когда научает рабов вообра­ жать что они свободны. Кто захотел бы отрицать что здесь дает о себе знать чрезвычайная мощь силы воображения? Но эта мощь хранит себя лишь в той мере, в какой ей удается настоль­ ко выключить действительность мира и человеческой среды,

где ты показываешь свое лицо счастливым или несчастным, в статусе свободы или порабощения, что она даже в качестве зри­ теля не допускается на этот спектакль самообмана.