Предисловие к русскому изданию

Когда в августе 1949 года парламентарии, собравшиеся в пер­вый раз в Страсбурге на заседание Ассамблеи, вновь созданной в Совете Европы, взялись за проект Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, мало кто из них мог обоснованно предполагать в тот момент, что текст, который появился в результа­те обсуждений и переговоров, спустя пятьдесят лет станет связую­щим звеном между всеми странами и народами нашей Европы?

Сегодня, т. е. на момент, когда Государства - члены Совета Европы занимают почти все европейское пространство (45 на 1 ян­варя 2004 года), мы оцениваем значимость пути, пройденного бла­годаря интеллектуальному труду и упорству отцов-основателей сис­темы судебной защиты основных прав.

Вспомним основные принципы этой системы: в Европе (это также является истиной для других геополитических зон) только уважение морали прав человека может способствовать установле­нию истинно демократических режимов и обеспечению мирных от­ношений между ними.

Однако утверждения одной этой морали недостаточно; нужно также, чтобы она была снабжена системой эффективной защиты, организованной внутри сплоченной политической структуры, такой как Совет Европы, Государствами, входящими в эту структуру, и последние должны принять на себя четкие и солидарные обязатель­ства. Для того, чтобы обязательства были эффективными и прину­дительными, они должны быть приняты посредством международ­ного юридического документа, предусматривающего судебный контроль со стороны независимого органа и предоставляющего лицу реальную возможность подачи наднационального иска: право на ин­дивидуальную жалобу. Иными словами, мораль прав человека обя­зательно должна включать в себя возможность применения коллек­тивной санкции в рамках институтов, во главе которых стоит Европейский Суд по правам человека.

Такое видение проблемы, связывающее благородство и реализм, обнаружило правильность посылок, позволив установить между разнообразными правовыми системами со своими богатыми, но не лишенными устаревшей косности, традициями, отношения, которые проникают в глубину гражданской паутины: совокупность общих норм, которые должны регулировать коллективную жизнь каждого, т. е. его отношения с государственными институтами и отношения с другими гражданами. Хотя Государство в первую очередь несет от­ветственность за любое умышленное действие, направленное на не­правомерное ограничение основных прав — «государственный ин­терес», будь он большим или маленьким, всегда кроется за нарушениями прав, — это Государство также может нести ответст­венность за бездействие, если оно не выполняет позитивные обяза­тельства, а именно, обязательство эффективного обеспечения всем, кто подпадает под его юрисдикцию, пользования основными права­ми и свободами.

На уровне юридических принципов объединяющая функция Ев­ропейской конвенции, очевидно, опирается на деятельность юрисдикционных органов, которые изначально были предусмотрены в целях обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя Го­сударствами (Комиссия и прежний Суд), к которым следует доба­вить Комитет министров Совета Европы благодаря роли, которую он выполняет в сфере исполнения постановлений, вынесенных по существу. Сегодня, в рамках процесса реформирования институтов, впрочем, далекого от завершения, объединяющая функция прихо­дится, главным образом, на долю нового органа: действующего Ев­ропейского Суда по правам человека.

Особенность Европейской конвенции, как инструмента защиты лиц, состоит в том, что она имеет целью установление определенных международных норм, которые должны соблюдаться Государ­ствами в их отношениях с гражданами, находящимися под их юрис­дикцией. Именно правовое сообщество стремится организовать Европейская конвенция вокруг ценностей, включенных в текст кон­венционного документа, и, тем самым, она организует истинный публичный порядок, общий для европейских демократий. Однако многочисленные вызовы, начиная с наиболее тяжелых и опасных, таких как высокий уровень преступности и терроризм, подвергают суровым испытаниям обязательства, принятые на себя европейски­ми Государствами. Именно поэтому судебная практика Страсбурга пришла к тому, что в каждом случае она уточняет объем прав и обя­занностей, которые возлагаются на Государство. Так, была признана присущей системе европейской защиты определенная форма прими­рения между обязательными требованиями защиты демократическо­го общества и требованиями защиты личных прав.

В этом отношении в Конвенции утверждается принцип субси­диарности, который подчеркивает не только то, что Государство должно гарантировать на национальном уровне права и свободы, указанные в Конвенции, и то, что лица обязательно должны предва­рительно обращаться во внутренние суды в целях получения возме­щения за нарушения, которым они подверглись, но также и то, что национальные власти при определенных обстоятельствах и всегда под контролем Страсбургского суда имеют более или менее широ­кую свободу усмотрения в применении Европейской конвенции.

Угрозы, которые постоянно висят над демократическими обще­ствами, каким бы ни был их объем, не должны, тем не менее, оправ­дывать посягательства на личные права, которые представляют со­бой ядро обязательств, принятых на себя Государствами, и которые относятся к защите достоинства человеческой личности. Право на жизнь, запрещение бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство обращения, избежание принудительного или обяза­тельного труда, утверждение незыблемого характера принципов за­конности преступлений и наказаний и отсутствия обратной силы уголовных законов являются такими ограничителями, за которые не должно выходить безнаказанно демократическое Государство.

Через судебное толкование Европейской конвенции общие ев­ропейские нормы о правах и основных свободах человека претворя­ются в жизнь. Небезопасно утверждать, что обретенное европейское единство с легкостью укрепит свои позиции путем осуществления jus commune, которое направлено на гармонизацию основных прав, с соблюдением необходимого разнообразия национальных правовых систем, а также путем политического и экономического устройства Европы. Хотя это устройство законно и с необходимостью стремит­ся к объединению, оно порождает неизбежные разногласия, кото­рые, в конечном счете, сложно принять в плане принципов, по­скольку они касаются обществ, которые отражают с учетом своих особенностей богатство европейской цивилизации.

Через учреждение Европейского Суда по правам человека Евро­пейская конвенция, как это уже подчеркивалось ранее, внесла эле­мент новаторства в международные отношения. Центр постоянного правотворчества, присущий Европейской конвенции и самостоя­тельный по отношению к чисто национальному измерению, прове­ряет условия приемлемости, устанавливает факты, примиряет сто­роны и выносит решения по существу по индивидуальным жалобам (и очень редко по государственным жалобам). Это европейское пра­восудие, которое стоит над национальными судебными органами, но их не заменяет, проявляет значительную гибкость, так как, принимая решения по отдельным делам, ему удается выделить руководящие принципы, предназначенные для регулирования поведения нацио­нальных органов власти и, в особенности, поведения законодателя, юристов и практиков (судей и адвокатов).

Ратификация Российской Федерацией 5 мая 1998 года Европей­ской конвенции о правах человека представляет собой важное со­бытие, как для европейской семьи, так и для правовой системы этой страны и всего российского общества. В частности, российский су­дья отныне оказывается связанным задачей провозглашения права в качестве судьи по правам и свободам и, тем самым, он является пер­вым судьей по правам человека. Следовательно, тяжущийся знает, что он имеет право ссылаться в судах на Европейскую конвенцию в том смысле, в каком она толкуется Страсбургским судом.

Однако юристам, которые столь длительное время были далеки от европейских перспектив, и даже странам, которые создали систе­му защиты, нелегко воспринимать судебную практику, которая ох­ватывает почти пятьдесят лет, и которая покрывает целые отрасли права: конституционное, гражданское, уголовное, административ­ное, налоговое, дисциплинарное и т. д.

Руководящие принципы судебной практики Страсбурга касают­ся одновременно ключей чтения, которыми являются принципы толкования и которые позволяют понять логический ход юридиче­ского рассуждения (среди прочего: автономность понятий, эффек­тивность, соразмерность, свобода усмотрения, позитивные обяза­тельства), а также технических аспектов, которые относятся к специфическим областям процессуального права (справедливое раз­бирательство, спор по поводу лишения свободы) и к классическим сферам прав человека (право на жизнь, запрещение пыток) и основ­ных свобод (частная жизнь, свобода выражения мнения, право соб­ственности).

Статистика Суда точно свидетельствует о том. что российский заявитель знает путь в Страсбург. Около 19 000 жалоб подано, мно­гие из которых были или будут отклонены либо по процессуальным основаниям (неподсудность rations temporis, неисчерпание внутрен­них средств защиты и т. д.). либо по причине явного отсутствия ос­нования. Это неизбежно, поскольку такова обратная сторона медали права на общее обжалование, признанного за гражданином. Это за­мечание относится, впрочем, к большинству Договаривающихся Сторон. Несмотря на то, что мы имеем дело лишь с началом судеб­ного опыта Российской Федерации в наднациональном суде, крат­кий обзор споров, разрешенных по существу (и который касается 7 постановлений к 1 января 2004 года), показывает, что российскому правопорядку знакомо большинство тех же проблем, с которыми сталкиваются другие европейские правовые системы.

Вот короткие замечания относительно уголовных и гражданских вопросов.

Общеизвестно, что проблемы пенитенциарной системы не остав­ляют безразличным европейское общественное мнение. В некото­рых странах условия содержания под стражей являются крайне тя­желыми вследствие бюджетных ограничений, которые затрагивают государственные финансы и, следовательно, государственное управ­ление, и которые лежат в основе постоянной проблемы перегруженности тюрем. К этому иногда добавляются нездоровые условия в камерах и недостаточная реакция пенитенциарных органов на острые проблемы, связанные с санитарными условиями. Речь идет об объективных обстоятельствах, которые влекут ответственность Государства, даже если невозможно обнаружить какой-либо умысел на причинение страданий или унижение достоинства заключенного.

По делу Калашникова (постановление от 15 июля 2002 года) Суд осуществил строгое применение принципов, выработанных су­дебной практикой, и посчитал, что условия содержания под стражей в течение четырех лет и десяти месяцев посягнули на достоинство заявителя. Принципом, который был вновь подтвержден, является принцип, в соответствии с которым условия исполнения наказания в виде лишения свободы не должны подвергать заинтересованное ли­цо страданиям или испытанию на выносливость, которое превыша­ет неизбежный уровень страданий, присущих содержанию под стражей.

По тому же делу Суд посчитал, что предварительное содержа­ние под стражей общей продолжительностью более четырех лет, которому подвергся заявитель, составило нарушение статьи 5 Евро­пейской конвенции, в частности, на том основании, что органы вла­сти не действовали со всей требуемой рачительностью. По этому же основанию Суд пришел к выводу о нарушении статьи 6 Европей­ской конвенции ввиду неразумного срока уголовного процесса (бо­лее пяти лет в одной судебной инстанции).

Суд пришел к аналогичному заключению по делу Смирновых (постановление от 24 июля 2003 года), где продолжительность уго­ловного процесса превысила девять лет. В этом постановлении мы находим интересное замечание, относящиеся к тому факту, что зая­вительницы уклонялись и скрывались от правосудия. Суд подчерк­нул в этом отношении, что указанный факт явился следствием не­добросовестности органов судебной власти. По мнению Суда, при принятии недостаточно мотивированных повторных решений по ходатайствам об освобождении из-под стражи власти провоцирова­ли появление у заявительниц чувства страха и недоверия правосу­дию, которое косвенно вынудило их скрываться (§ 87).

Дело Ракевич (постановление от 28 октября 2003 года) поставило важную задачу, с которой, в то же время, столкнулись другие Государстваа — участники Конвенции: задачу соблюдения законных условий и гарантий при помещении в психиатрическое учреждение. По этому делу Суд пришел к выводу о двойном нарушении статьи 5 Конвенции. посчитав, что, с одной стороны, не были соблюдены условия, предусмотренные национальным законом (суд не принял ре­шения о законности содержания в психиатрическом учреждении в течение срока, установленного законом), и что, с другой стороны, национальное законодательство в данной области не предоставляет лицу, недобровольно содержащемуся в психиатрическом учрежде­нии, права непосредственно самостоятельно обращаться в суд с во­просом о законности заключения в психиатрическую больницу.

По делу Посохова (постановление от 4 марта 2003 года) Суд ос­тановился на выяснении вопроса о том, мог ли компетентный суд, который судил заявителя (и в котором участвовали народные засе­датели), считаться «созданным на основании закона», и в какой ме­ре были соблюдены положения Федерального закона «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации». Вывод Суда о нарушении статьи 6 Конвенции основы­вался на том, что в любом положении дела компетентные органы не представили никаких достаточных доказательств, могущих оправ­дать участие двух народных заседателей в отправлении правосудия в день рассмотрения дела, и, как следствие, были нарушены поло­жения вышеназванного закона в части, касающейся отбора народ­ных заседателей для исполнения своих обязанностей.

Проблема, возможно, особенная для Российской Федерации, возникла с точки зрения уважения частной жизни. В вышеназванном деле Смирновых заявительница сослалась на то, что изъятие ее внутреннего паспорта в рамках относящегося к ней уголовного про­цесса нарушило ее право, закрепленное в статье 8 Европейской кон­венции (уважение частной жизни). Суд пришел к выводу о наруше­нии этой нормы, посчитав, что вменяемая мера (невозвращение документа в момент, когда заявительница было освобождения после предварительного заключения) не имела никакого основания по внутреннему праву. В этом же постановлении Суд посчитал уста­новленным, что для нужд текущей жизни, в частности, для поиска работы или получения медицинской помощи, российские граждане должны неоднократно удостоверять свою личность посредством внутреннего паспорта, и что лишение этого документа представляло для заявительницы длительное вмешательство в ее частную жизнь

Гражданский аспект российских дел также был предметом рас­смотрения в Суде.

Дело Бурдова (постановление от 7 мая 2002 года) относится к проблеме, которая известна другим правовым системам, но которая, возможно, более ощутима в таких новых Государствах-участниках, как Российская Федерация.

После событий в Чернобыле заявителю, который участвовал в операциях по ликвидации последствий аварии и который подвергся радиоактивному излучению, была присуждена компенсация. Не по­лучив ее, заявитель получил от компетентного суда решение, кото­рое не могло быть исполнено, поскольку Управление социальной защиты не располагало необходимыми денежными средствами. В Суде заявитель жаловался на существенные и необоснованные за­держки исполнения судебных решений, которые нарушили его пра­ва, закрепленные в Конвенции, в частности право на доступ к пра­восудию (ст. 6 Конвенции). Суд подтвердил свою неизменную практику, в соответствии с которой отсутствие средств у Государст­ва не должно препятствовать заявителю получить причитающееся ему в результате выигрыша судебного дела, тем более, если речь идет о возмещении вреда, причиненного здоровью в результате чрезвычайных работ по ликвидации аварии. К тому же, это обстоя­тельство также лежало в основе самостоятельного нарушения права собственности заявителя (ст. 1 Протокола № 1).

К таким же выводам Суд пришел по делу Тимофеева (постанов­ление от 23 октября 2003 года), в котором заявитель, которому было присуждено возмещение за конфискацию недвижимого имущества, произведенную при прежнем режиме, жаловался на неисполнение судебных решений.

Наконец, по делу Рябых (постановление от 24 июля 2003 года) Суд остановился на системе пересмотра другим судом судебных решений, по общему правилу окончательных. Именно соблюдение принципа правовой обеспеченности явилось ядром существа дела; этот принцип уже рассматривался в рамках дел, относящихся к пра­вовым системам, которым знакома процедура пересмотра судебных Решений, близкая к процедуре, предусмотренной в российской пра­вовой системе, действовавшей во время рассмотрения дела Рябых. По этому делу Суд пришел к выводу о том, что право на доступ тяжущегося к правосудию было бы иллюзорным, если бы решение суда, вступившее в законную силу, могло быть изменено выше» стоящим судом по требованию государственного органа (§ 56).

Подводя итоги, мне бы хотелось отметить два момента: первый относится к завершенному спору, второй — к спору, который может возникнуть.

Во-первых, что касается спора, по которому было вынесено по­становление по существу, в первую очередь должно быть подчерк­нуто то, что проблемы, с которыми сталкивается российская право­вая система в отношении ситуаций, которые были переданы на рассмотрение Суда, очень близки к проблемам, которые известны правовым системам других стран: доступ к правосудию, продолжи­тельность судебного разбирательства, законность и правомерность лишения свободы, частная жизнь, право собственности и т. д. Оче­видно, что всегда существует специфика, но это лишь второстепен­но касается решений, принятых Судом. Далее, с точки зрения рассмотрения дел российскими судами, внешнего наблюдателя удивляет то, что очень часто появляются прагматичные решения в целях разрешения проблемы, переданной заявителем в Страсбург, до того как Суд не вынесет решения по существу. В этом смысле, и хотя часто это не может исключать компетенции Суда в той мере, в какой он может считать, что заявитель всегда имеет качество жерт­вы нарушения Европейской конвенции, мы можем лишь приветст­вовать меры, принятые на национальном уровне с момента подачи жалобы. Речь идет о позитивном элементе, который подтверждает серьезность и чувствительность, проявленные теми, кто выполняет трудную задачу защиты интересов российской правовой системы в Страсбургском суде.

Во-вторых, что касается текущего и будущего спора, необходи­мо придерживаться точки зрения о том, что современное демократи­ческое государство, согласно Европейской концепции, является и должно остаться свободным пространством, и что граждане имеют право требовать уважения основных прав. В действительности зада­ча государственных органов не легка, но они могут заимствовать из практики Суда элементы, позволяющие проанализировать рассмат­риваемые интересы, индивидуальные и коллективные, таким обра­зом, чтобы достичь гармонии прав и обязанностей. Так как Суд внимателен к реальности, хотя Он и придает особое значение инди­видуальным интересам, Он знает, что крайняя необходимость защи­ты закона и порядка может привести власти Договаривающегося Государства к ограничению осуществления прав и свобод, но всегда в духе и в пределах, предусмотренных Европейской конвенцией, и под контролем Страсбургского суда.

Страсбург, 23 февраля 2004 года

Микеле де САЛЬВИА