Натуралистическо-гносеологическаяпсихология Локка

Как мы уже знаем, первым конкретным воплощением новой психологии является эмпиристская линия развития, предполагающая отделение из чистого естествознания как коррелята. Это относится к внутрипсихологическим исследованиям души — области, все более и более отрываемой от телесности, а также к физиологическим и психофизическим исследованиям. С другой стороны, эта психология в противовес картезианской служит средством построения новой и весьма дифференцировавшейся теории познания. Большой труд Локка с самого начала ставил перед собой такого рода цель. Это была попытка осуществить то, что намеревался сделать Декарт в своих “Метафизических размышлениях”: дать теоретико-познавательное обоснование объективности объективных наук. Скептическая установка, присущая этому намерению, обнаруживается с самого начала в вопросах об объеме, широте, степени достоверности (Gewissheit) человеческого познания. Ëîêê не почувствовал глубины картезианского эпох и редукции к ego. Он просто принял ego как душу, которая может познать свои внутренние состояния, акты и способности, исходя из очевидности собственного опыта. Лишь то, что обнаруживает внутренний собственный опыт, дано с непосредственной очевидностью нашим собственным “идеям”. Все, относящееся к внешнему миру, исключается.

Таков первый психологический анализ души, основанный лишь на внутреннем опыте — причем всецело наивный и относительно опыта других людей, и относительно понимания того, как применить ìîé собственный опыт, принадлежащий одному человеку, и следовательно, как использовать объективную значимость выводов другими людьми. Хотя вообще все исследование протекало как объективно-психологическое, и даже физиологическое, однако вся эта объективность сомнительна.

Проблема, поставленная собственно Декартом, — проблема трансцендентности эгологических значений (интерпретированных как внутрипсихологические), в которой выводы о внешнем мире и вопросы о том, как они, будучи сами cogitationes в замкнутой душе, могли бы обосновать бытие, внешнее относительно души, — эта проблема у Локка отпала или была заменена проблемой психологического генезиса реально значимых переживаний и соответствующих способностей. Чувственные данные, порожденные фантазией, аффекты, порожденные извне — внешними телами, — все это для него не является проблемой, а лишь чем-то само собой разумеющимся.

Особенно роковым для будущей психологии и теории познания было то, что не найдено никакого применения впервые осуществленного Декартом различения cogitatio êàê cogitatio îò cogitata и, следовательно, от интенциональности, которую он не считал темой, заслуживающей фундаментальных исследований. Он был слеп ко всем этим различениям. Душа, как и тело, есть замкнутая в себе реальность; в наивном натурализме душа понимается как аналогичное пространству для себя, что выражено в его известном сравнении души с доской, на которой записываются и с которой стираются данные души. Это сенсуалистическое понимание данных вместе с учением о внешнем и внутреннем чувстве господствовали в течение столетия в психологии и теории познания вплоть до наших дней и, несмотря на постоянную борьбу “психический атомизм” не изменил своего основного смысла. Совершенно естественными и неизбежными звучат у Локка такие слова, как ощущения, восприятия, представления “о” вещах, или вера во “что-то”, “желание чего-то” и тому подобное. Но то, что заключено в ощущениях, в самих переживаниях сознанием того, что заключено в осознаваемом как таковом, а именно, что ощущения в самих себе — это ощущения ÷åãî-òî, “этого дерева” è ò.ä. — все это остается вне поля зрения.

Но как же должна душевная жизнь, которая целиком и полностью является сознательной жизнью, заниматься интенциональной жизнью Я, предметностями, им осознаваемыми, познаваемыми, оцениваемыми и т.д.? Как она может при таком взгляде серьезно исследовать интенциональность и как вообще она может постичь проблемы разума? И может ли она вообще постичь их, будучи психологической? Не лежит ли в конце концов за психолого-гносеологическими проблемами проблема, поднятая Декартом, но еще не понятая им — проблема “ego”, или картезианского эпох? Возможно, все эти вопросы являются важными и с самого начала ориентируют мыслящего читателя. В любом случае они указывают на то, что станет в последующих главах этой рукописи серьезной проблемой и соответственно должно стать путем к действительно “беспредпосылочной” философии, к философии, ставшей из радикального обоснования, постановкой проблем, методом, систематически выполняемым трудом.

Интересно также, что скептицизм Локка относительно рациональных идеалов науки и ограничение им области новых наук (остающееся вполне оправданным) привели к новому варианту агностицизма, в противовес античному скептицизму он не отрицал вообще возможность науки, хотя опять-таки признает непознаваемые вещи-сами-по-себе. Наша человеческая наука указывает исключительно на наши представления и понятийные конструкции, с помощью которых мы, хотя и не можем достичь подлинных представлений о вещах-самих-по-себе, т.е. представлений, которые адекватно выражали бы их собственную сущность, но можем сделать умозаключения о трансцендентном. Лишь о собственной душе мы обладаем адекватными представлениями и знаниями.