§ 3. Психопатические личности с гиперстеническим радикалом

Во внутрисемейных конфликтах ярко проявляется свойство гиперстенических личностей реагировать на психогенные воздействия бурным и выраженным эмоциональным возбуждением. Эти их особенности довольно давно получило отражение в психиатрической литературе (Н.П. Бруханский, 1930; М.О. Гуревич, М.Я. Серейский, 1946; М.Д. Шпацерман, 1958; Б.В. Шостакович, 1963, 1971). Конфликтную обстановку в семье Т.К. Шемякина (1992) считает одним из важнейших отрицательных социальных факторов в генезе и динамике органической психопатии. Анализ собранного нами материала показывает, что для гиперстенических психопатов в условиях внутрисемейного конфликта характерно накопление эмоционального напряжения с выраженными и чаще всего кратковременными аффективными разрядами с агрессией, которые по мере развития и углубления конфликта становятся стереотипной формой реагирования на фоне утяжеления психопатической симптоматики. Нарастание интенсивности этих явлений способно привести к тяжким последствиям в виде брутальных агрессивных ответов, в которых психопатическая личность видит "способ разрешения" конфликта.

В совокупности наших наблюдений психопатические личности с гиперстеническим радикалом составили 82 случая, среди которых были отмечены эксплозивный, эпилептоидный, паранойяльный, истерический и неустойчивый типы. Динамические сдвиги в этой группе обследованных имели следующую картину. 71 случаев (86,6%) представляли патохарактерологический непсихотический сдвиг, 8 (9,8%) - патохарактерологический психотический, 3 (3,6%) - экзогенно-органические психозы, связанные с массивным употреблением алкоголя и его суррогатов. Агрессивные общественно опасные действия были совершены в этих последних случаях, как уже говорилось, вне прямой связи с конфликтной обстановкой.

Полученные нами данные в целом совпадают с картиной особенностей психопатического реагирования, приведенной в монографии А.Г. Наку и соавт. (1976). Авторы указывали на своеобразную корреляцию тяжести патохарактерологических проявлений и тяжестью и длительностью психотравмирующей ситуации. Во время аффективных вспышек происходит интенсивная и быстрая концентрация основных психопатических проявлений (возбудимости, взрывчатости, раздражительности, злобности), при этом имеют место резкие и внезапные, подчас неожиданные для окружающих, изменения поведения и даже внешнего облика психопата, появляются брутальные разрушительные, гомицидные и аутоагрессивные тенденции.

Значительная длительность конфликта (месяцы, иногда годы) и постепенное нарастание эмоционального напряжения, предшествовавшие аффективному взрыву с агрессией, наблюдались нами у обследованных с устоявшимся просоциальным поведением, которое в этих случаях выполняет роль естественного сдерживающего фактора. У гиперстенических психопатов с антисоциальными тенденциями в поведении период конфликта, предшествовавшего правонарушению, был заметно короче (дни, недели).

Особенной яркости и выраженности достигают динамические картины, обусловленные длительным и интенсивным внутрисемейным конфликтом, что обычно сопровождается нарастающим общим психофизическим напряжением, накоплением отрицательных переживаний, реакциями самовзвинчивания, когда в реакции психопатической личности на создавшийся конфликт начинают проявляться закономерности "психопатического цикла". На высоте реакций нередко наблюдается аффективное сужение сознания, что в той или иной мере объясняет некоторые особенные по своей неадекватности конфликтной ситуации и чудовищные по своей жестокости агрессивные действия: тяжкие увечья и убийства близких, а в ряде случаев и посторонних лиц, не имевших отношения к конфликту. Здесь, как следует из наших наблюдений, можно отметить своего рода грань, за которой начинается психотический вариант патохарактерологического сдвига, выражающегося в крайнем заострении личностных особенностей, тревогой и психомоторным возбуждением, элементами измененного сознания, отрывочными бредовыми интерпретациями окружающей действительности, нарушениями критических функций, появлении частых и нередко внешне безмотивных патохарактерологических реакций с агрессией и брутальностью.

Исследование мотивационной стороны правонарушений у обследованных, признанных вменяемыми, при использовании основного дихотомического деления на гипер- и гипостенические типы и систематики, предложенного В.В. Гульданом, выявило, что у психопатов с гиперстеническим радикалом побуждения к агрессивным противоправным действиям носили полиморфный характер: максимальное значение имела частота аффектогенных мотивов (38,6%), за ними следовали ситуационно-импульсивные (35,7%), анэтические и сочетание ситуационно-импульсивных с анэтическими (14,3 и 11,4% соответственно). При всем этом нельзя не отметить, что аффектогенное значение ситуации отражалось в поведении обследованных во всех случаях, но главенствовать могли любые другие, что в общем смысле отражает полимотивированность поведения человека.

У гиперстенических психопатических личностей со склонностью к внешнеобвиняющим формам реагирования с повышенной возбудимостью, раздражительностью, конфликтностью, повышенной самооценкой и уровнем притязаний, неправильной оценкой своей роли в конфликте с близкими и выраженными индивидуальными стереотипами поведения (особенно при наличии антисоциальных наклонностей) к аффектогенным ситуациям приводило ущемление их основных личностных позиций и предъявление повышенных требований к сознательной регуляции поведения. В их поведении также отражались анэтические тенденции, также особенно характерные для лиц с антисоциальным поведением. Ситуационно-импульсивные мотивы, особенно характерные, судя по нашему материалу, для неусточивого и эксплозивного типа, встречались и при других в рамках патохарактерологических сдвигов, неоднозначных типу личности. Проиллюстрируем сказанное следующим клиническим примером.

Испытуемый Д., 1967 года рождения, обвинялся в убийстве Г., с которой состоял в фактических брачных отношениях.

В ГНЦ поступил 15.12.94 г.

Анамнестические данные. Отец испытуемого по характеру был неуравновешенным, вспыльчивым, злоупотреблял алкоголем, в состоянии алкогольного опьянения нередко становился жестоким и агрессивным. Испытуемый рос и развивался правильно, перенес простудные и детские инфекционные заболевания без осложнений. Его воспитанием родители занимались мало, большую часть времени в детстве он был предоставлен самому себе. По характеру формировался общительным, подвижным, непослушным, лживым, своенравным и драчливым. В отношениях со сверстниками стремился к лидерству, нередко поддерживал свой авторитет при помощи кулаков. Не переносил обид и критических замечаний в свой адрес, бурно реагировал на наказания, кричал и "закатывался". В школе обучался с 7 лет, успевал посредственно. Интереса к предметам не проявлял, на уроках вел себя вызывающе, дерзил учителям, нередко срывал уроки, любил "работать на публику". Занимался в спортивной секции классической борьбой. Любил фантазировать, воображал себя "суперменом и победителем". Окончил 8 классов и техникум виноградарства и виноделия. Общался с подростками антисоциального поведения, часто принимал участие в драках, любил "показать себя", выделиться из числа других. В возрасте 15 - 16 лет у него проявилась неустойчивость настроения. По незначительному поводу или без видимой причины настроение нередко понижалось, появлялись "тоскливость и злоба". В таком состоянии мог "без особого повода ударить кого-нибудь". В 18 лет был призван в армию, служил в ЗГВ на территории Восточной Германии. В армии умел "проявить гибкость и понимание" в отношениях со старослужащими и офицерами. Охотно и изобретательно,по его словам, издевался над новобранцами. Со своими обязанностями справлялся, были случаи нарушения воинской дисциплины, за которые он подвергался взысканиям, имел также поощрения и благодарности от командования. Уволен взапас на общих основаниях в звании сержанта.

В последующем проживал с родителями в г. Бердянске, непродолжительное время работал по специальности, а затем занимался индивидуальной трудовой деятельностью, поскольку не удерживался в коллективах из-за конфликтов и нарушений трудовой дисциплины. Часто конфликтовал с родными, дрался с отцом. Дружил с лицами антисоциального поведения, имел среди них "авторитет". Последние три года проживал главным образом в Москве, где снимал квартиру, средства к существованию добывал незаконной деятельностью ("охранял на Курском вокзале билетных спекулянтов"), проявлял заботу о родителях и младших братьях, высылал им деньги. Общался в компаниях лиц асоциального поведения, нередко участвовал в драках, получал травмы головы без коммоционных явлений. В 1993 г. привлекался в Бердянске к уголовной ответственности за хулиганство (уличная драка), скрылся от следствия, был в розыске. Подвергался штрафу за хулиганство в том же году в Москве. В течение последних трех лет состоял в фактических брачных отношениях с Г. Алкоголем испытуемый, по его словам, не злоупотреблял, на учете у нарколога и психиатра не состоял. Стремился жить широко. Г. нередко пеняла ему на то, что он "держится с повадками миллионера", что не соответствовало реальному положению вещей. По поводу этих "причуд" неоднократно высказывала намерение показать его врачу-психиатру. Д. по этому поводу часто конфликтовал с ней, нередко дело доходило до рукоприкладства, когда Г. таким образом "унижала его мужское достоинство". Скандалы по этому поводу особенно участились летом 1994 года, от чего у испытуемого было пониженное настроение, большие, чем обычно раздражительность и злобность. В этот период он часто "срывался" при общении со знакомыми и посторонними людьми. Вечером 21.08.94 г. они с Г. вдвоем находились в их квартире, между ними произошла ссора, в ходе которой потерпевшая упрекала его в том, что он погнался за слишком большими деньгами, много денег тратит на свои капризы и прихоти и очень мало, по ее мнению, дает ей, что у него "от такой жизни едет крыша". Она опять стала говорить о необходимости показаться врачу-психиатру. Испытуемый, сильно разозлившись, предложил ей собрать свои вещи и ехать домой, после чего потерпевшая стала "просто взбешенной", схватила магнитофон и хотела им ударить его. Он в ответ на это, "испытывая сильную злобу и обиду", ударил ее по голове несколько раз гаечным ключом, потерпевшая продолжала оказывать сопротивление и он ударил ее ножом в область шеи и несколько раз в другие части тела, после чего она стала хрипеть и говорила: "Убей! Убей!". Испытуемый сообщил, что после первого же удара понял, что она умрет, и решил ее добить, "чтобы не мучалась". Для этого он отрубил ей голову кухонным топором. В дальнейшем, как он сообщил следствию, он увидел, что "у отрубленной головы открывается рот, а обезглавленное тело потерпевшей бледнеет", был сильно испуган и взволнован по поводу происшедшего. После этого он забил в тело потерпевшей две палки, одну в область сердца, другую - в анальное отверстие, голову спрятал в ванной и забил туда гвоздями дверь, а тело накрыл простыней, связал телефонным шнуром и затолкал под диван, вытер и накрыл ковром следы крови в комнате, нарисовал кресты у себя на груди и на входной двери, на короткое время вышел на улицу, затем "понемногу успокоился", вернулся домой и лег спать. В показаниях брата Д. были сведения о том, что утром 22.08.94 г. он приехал домой к брату и увидел на входной двери и на теле испытуемого нарисованные кресты, из разговора с ним понял, что он убил Г., подробнее о случившемся свидетель с братом не говорил. Д. нанесение потерпевшей телесных повреждений объяснял следствию бытовым конфликтом, уточнил, что прежде неоднократно угрожал ей расправой, когда она "действовала ему на нервы разговорами о деньгах и психиатре". Кресты, по его словам, нарисовал на всякий случай, чтобы "защититься от нечистой силы".

На амбулаторной судебно-психиатрической экспертизе 13.10.1994 г. испытуемый был в ясном сознании, доступен контакту, держался развязно, без чувства дистанции. Сведения о себе сообщал последовательно, говорил, что в детстве был жестоким, мучил животных, с трудом привыкал к новым людям. Сведения о правонарушении сообщал противоречиво, содеянное объяснял бытовым конфликтом, говорил, что совершил убийство случайно, в то же время заявлял, что у него к потерпевшей последнее время "изменилось отношение", поскольку его "биополе" от нее "отталкивалось". Заявлял, что она была "вампиршей", что последнее перед правонарушением время он видел "навязчивые сны", в которых "она в виде чудовища рвала его на куски". Пояснил врачам, что отрубил потерпевшей голову, поскольку понял, что она все равно умрет, вогнал в нее палки потому, что "начитался книг и насмотрелся фильмов ужасов". Говорил о содеянном спокойно. Какой-либо психотической симптоматики у него отмечено не было. Экспертная комиссия пришла к заключению, что испытуемый нуждается в проведении стационарного освидетельствования. В стационар ГНЦ поступил через четыре месяца после содеянного.

СОМАТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Патологии внутренних органов не выявлено.

НЕВРОЛОГИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Зрачки равномерные округлой формы, реакция на свет живая. Черепно-мозговая иннервация симметрична. Сухожильные рефлексы высокие, больше справа. Брюшные рефлексы снижены без четкой асимметрии. Дермографизм красный стойкий. Реакция Вассермана в крови отрицательная. Электроэнцефалография выявляет легкие диффузные изменения головного мозга органического характера. Эхоэнцефалография без патологии. Заключение невропатолога: "Легкие органические изменения головного мозга резидуального характера".

ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Испытуемый доступен для речевого контакта. Ориентирован в окружающем и собственной личности. На вопросы отвечает по существу, последовательно. Мимика и жестикуляция естественные, носят довольно нарочитый характер. В беседе он держится с независимым видом, демонстративно и высокомерно, склонен бравировать своим образом жизни, "связями и авторитетом" в криминальном мире. Анамнестические сведения сообщает избирательно, бывает уклончив и неправдив при разговоре о негативно характеризующих его фактах и обстоятельствах. Склонен к бурным вазо-вегетативным реакциям: при волнении легко краснеет, покрывается потом. Характеризует себя легко возбудимым, раздражительным, вспыльчивым, признает, что при общении с людьми "любит пустить пыль в глаза". Отмечает, что эти особенности усиливаются в состоянии алкогольного опьянения. Отрицает у себя физическую зависимость и похмельные проявления. О правонарушениях сообщает сведения, соответствующие данным на следствии показаниям. Последовательно и подробно воспроизводит обстоятельства содеянного. Говорит, что потерпевшая в течение нескольких недель, предшествовавших убийству, постоянно действовала ему на нервы, устраивала скандалы по незначительному поводу, предъявляла необоснованные претензии, и в связи с этим он неоднократно, чтобы ее напугать, угрожал ее "убить, как вампира в фильме ужасов". По его словам, он постоянно испытывал раздражение и злобу в связи с поведением потерпевшей, часто до случившегося поднимал на нее руку, но "старался держать себя в рамках". В день убийства, в тот момент, когда Г. замахнулась на него магнитофоном, в нем "что-то сорвалось" и он "стал бить ее, чем попало". С неохотой говорит о том, что забивал палки в тело потерпевшей, рисовал кресты у себя на груди и на входной двери, объясняет это "суеверным страхом" перед содеянным, ссылается на то, что после убийства "плохо понимал, что делал; в голове был какой-то туман". В последующие несколько дней он, по его словам, чувствовал слабость, разбитость, "тяжесть во всем теле". Уклончиво говорит о своих высказываниях во время амбулаторного освидетельствования, заявляет, что врачи его "неправильно поняли". Каких-либо патологических интерпретаций событий прошлого и настоящего у него нет. Он обеспокоен своей дальнейшей судьбой, к участи потерпевшей и ее родных выражает безразличие. В отделении испытуемый ведет себя упорядоченно, избирательно общается с сохранными психопатизированными испытуемыми, жалоб на здоровье не предъявляет, обнаруживает эгоцентризм, склонность к внешнеобвиняющим формам реагирования, поверхностность и примитивность суждений. Мышление испытуемого последовательное, логичное. Эмоциональные реакции адекватны, отмечаются аффективная лабильность и повышенная раздражительность. Интеллект соответствует возрасту и полученному образованию. Память в пределах нормы. Какой-либо психотической симптоматики (бреда, галлюцинаций и пр.) у него нет. Критическая оценка своего состояния и сложившейся ситуации достаточная. При экспериментально-психологическом исследовании выявлены сохранность сферы мышления, доступность выполнения основных интеллектуальных операций, эмоциональная неустойчивость, эгоцентризм, повышенная самооценка, тенденция представить себя в выгодном свете, выраженная склонность к пренебрежению общепринятыми социальными нормами и правилами.

16.01.95 г. комиссия ГНЦ социальной и судебной психиатрии пришла к заключению, что Д. хроническим психическим заболеванием не страдает, является психопатической личностью истероидного типа. Его высказывания на амбулаторной комиссии были расценены как симулятивные. Он был признан вменяемым.

Анализ данного наблюдения показывает, что этому испытуемому с признаками отягощенной наследственности (выраженные психопатоподобные расстройства у отца) патохарактерологические проявления были свойственны с раннего детства и проявлялись в повышенной раздражительности, возбудимости, своенравия, лживости, склонности к фантазированию, что позволяет отнести этот случай к группе "ядерных" форм. Его психопатическое реагирование претерпело определенные и довольно типичные возрастные трансформации: бурные, примитивные и малодифференцированные в раннем детстве они оформляются в пубертатном периоде с одновременным формированием определенной психопатической структуры и развитием аффективной неустойчивости с расстройствами настроения по дисфорическому типу к 16 - 17 годам. В дальнейшем при сохранении способности к гибкости поведения в тех ситуациях, когда это выгодно, склонность к накоплению отрицательных переживаний и аффективным реакциям с брутальностью и агрессией заметно прогрессировала, став привычным способом реагирования, с тенденцией к повторению. Последнее, наряду с проявившейся в пубертатном периоде склонностью к пребыванию в антисоциальном окружении, довольно рано привело Д. к конфликту с законом. Дальнейшая его жизнь в криминальной среде способствовала закреплению и усугублению его социопатических проявлений.

Относительно его реакции непосредственно в период правонарушения можно судить, что ей предшествовала длительная конфликтная обстановка с накоплением эмоционального напряжения, обострением и усугублением психопатических проявлений, частыми патохарактерологическими реакциями с агрессией и эффектом "последней капли". Реакция на последние действия потерпевшей сопровождалась интенсивной концентрацией присущих испытуемому патохарактерологических особенностей, таких как брутальность, раздражительность, злобность, взрывчатость. Массивность агрессии и крайняя тяжесть содеянного наводит на мысль об аффективном сужении сознания у Д. впериод совершения убийства.

Перечисленные клинические факты позволяют сделать вывод о том, что в период правонарушения у Д. имел место выраженный патохарактерологический сдвиг непсихотического характера. Думать о наличии у Д. в этот период какого-либо временного болезненного расстройства психической деятельности, по нашему мнению, нет оснований.

Его поведение непосредственно после совершения убийства Г. (в частности, выразившееся в принятии мер по "защите от нечистой силы") свидетельствует о развившемся в результате реакции на содеянное сразу после совершения правонарушения абортивном и кратковременном психотическом патохарактерологическом сдвиге с элементами расстроенного сознания и фрагментарными бредовыми интерпретациями окружающего, крайним усилением тревоги, относимой Т.Б. Дмитриевой к проявлениям патологической адаптации при психопатиях. Это обстоятельство, кстати сказать, вызвало определенные трудности в решении экспертных и диагностических вопросов. В последующем, после кратковременной (несколько дней) астенической реакции, у Д. имело место включение механизмов психологической защиты, основанных на охранительных компенсаторных процессах, что отразилось на его симулятивном поведении в период амбулаторного освидетельствования. Мотивация данного правонарушения также довольно непростая. Аффектогенный характер ситуации и более или менее длительное созревание реакции не вызывают сомнений, но внезапный и бурный характер агрессивного ответа, поведение с игнорированием прошлого опыта и реального прогноза последствий своих действий, стремление к немедленному удовлетворению актуальных потребностей говорят о существенном элементе ситуационно-импульсивных механизмов. Нельзя здесь также не отметить посягательств потерпевшей на "ригидный сценарий личности" Д. и общий анэтический "налет", неотъемлемый от поведения психопатической личности со стойкими антисоциальными установками, - выполненная Д. угроза "показать фильм ужасов".

Приведенный пример иллюстрирует "агрессиогенную зону" в динамике гиперстенической психопатии, а именно выход состояния за пределы адаптационного барьера и приближение динамического сдвига к патохарактерологическому психотическому, что мы наблюдали при анализе практически всех случаев из этой группы при общем сходстве (с разницей в деталях) их динамических картин.