ний преступности еще длительное время не отражали новые ее характеристики.

Изложенное показывает, что многое в статистической картине преступности и степени ее приближения к фактической преступности зависит от единства количественных и качественных характеристик данного феномена.

Глава 4. Характеристики преступности

§ 1. Качественные и количественные характеристики преступно­ сти как специфического социального явления

Анализ различных проявлений преступности подчинен установлению ее качественных и количественных характеристик. Гумбольд писал: «Две формы абстракции обнимают собой всю массу познания: количественная, определяющая отношения сообразно числу и величине, и качественная, [определяющая отношения] сообразно свойствам материи»1.

С количественной стороны преступность, как и вообще материальный объект, характеризуется числом элементов, свойств и т.п., а также величиной. При анализе количественных параметров преступности используются, как правило, следующие показатели: 1) абсолютное число преступлений, преступников и других проявлений преступности, 2) коэффициенты, т. е. соответствующее число, рассчитанное на определенную численность населения (100 тыс., 10 тыс. или тысячу и т.п.), 3) темп прироста ( со знаками «+» или «-») числа проявлений преступности или коэффициентов за определенный период, исчисляемый в процентах к предыдущему или базовому для анализа периоду, 4) удельный вес абсолютного числа или коэффициентов проявлений отдельных элементов преступности в их общем числе.

Подробно об исчислении количественных параметров преступности говорится в учебниках по криминологии и поэтому данный вопрос нет необходимости обсуждать здесь более подробно. Изучение количественных параметров преимущественно осуществляется при статистическом анализе данных о преступности. Но говорят ли такие параметры о качестве последней? Даже если оставить в стороне вопрос о точности отражения в статистике соответствующих проявлений преступности. На этот вопрос можно ответить положительно только в том случае, когда количественные параметры не отрываются от свойств преступности, измеряют именно их, привязаны к качественным характеристикам.

1 Антология мировой философии. Т. 3. М., 1971. С. 493.

1 1 1

В материалистической диалектике содержание «качества» понимается широко. Выделяется «внешняя» сторона качества — определенность, характеризующаяся границей, конечностью, свойствами, и «внутренняя» — системность как единство элементов и структуры, непрерывности и дискретности, устойчивости и изменчивости1.

В литературе отмечается, что именно при поверхностном подходе качество объекта выглядит как совокупность его свойств. Более глубокий подход обнаруживает, что объект является системой — состоит из некоторой совокупности элементов и имеет структуру, которую образуют эти элементы.

Итак, качество объекта не существует вне его самого, а моментами качества являются свойства, конечность и граница.

Имеет ли преступность свою конечность и границы? На этот вопрос, с одной стороны, можно дать вполне определенный положительный ответ, так как границы преступного устанавливаются законами государств. «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания», — говорится в ст. 14 Уголовного кодекса Российской Федерации. С другой стороны, истории человечества присущи периоды правового и криминологического безвременья, о которых пойдет речь далее.

Наиболее общим критерием качества для всех преступных проявлений может служить следующее: социально обусловленное, но в то же время виновное нарушение уголовно-правового запрета, представляющее собой наивысшую степень общественной опасности по сравнению с иными негативными социальными отклонениями.

Схематично место преступности в ряду социальных отклонений можно отразить следующим образом:

Итак, преступность находится на пике отрицательных социальных от­ клонений. Криминологические исследования показывают, что более чем в девяноста процентов случаев совершения умышленных тяжких преступлений виновный ранее характеризовался иными отрицательными отклонени-

1 Материалистическая диалектика. Т. 1. М., 1985. С. 144-161.

1 1 2

ями в поведении. Бывают сразу скачки от нормы или положительных отклонений к преступлению, но в исключительных ситуациях либо при особых состояниях виновного лица (аффект и тому подобное).

Объективный аналог каждого преступления — борьба за себя против всех остальных на основе эгоистического расчета: что выгоднее1. Преступность же — это проявление социальной войны по Ф. Энгельсу, когда «каждый стоит за себя и борется за себя против всех остальных, и вопрос о том, должен ли он причинять вред всем остальным, которые являются его заклятыми врагами, решается для него исключительно эгоистическим расчетом: что для него выгоднее... Одним словом, каждый видит в другом врага, которого он должен удалить со своего пути, или в лучшем случае средство, которое он может использовать для своих целей»2.

Антипод преступности — общепризнанный и остающийся в памяти человечества добродетельный героизм, т. е. не всякое проявление храбрости, отваги3 и т.п., но с нравственным знаком «+». В его основе, как показывает история, лежит идея самопожертвования во имя долга, высшего, общего блага. Это — Иисус Христос, Джордано Бруно, генерал Карбышев, Зоя Космодемьянская и много других известных лиц. Дж. Ст. Милль, говоря о «золотом правиле Иисуса Христа», пишет, что стремление к столь высокому идеалу порождают «чувство долга, душевная боль, более или менее сильная, сопровождающая всякое нарушение долга»4. Аристотель отмечал: «...считается, что дурной человек все делает ради себя самого, причем тем больше, чем он хуже..., добрый же [совершает поступки] во имя прекрасного и тем больше, чем он лучше, причем ради друга, а своим пренебрегает»5. По Платону Сократ перед смертью просил в том числе о следующем: «..если, о мужи, вам будет казаться, что мои сыновья, сделавшись взрослыми, больше заботятся о деньгах или еще о чем-нибудь, чем о добродетели, отомстите им за это, преследуя их тем же самым, чем и я вас преследовал...»6. Здесь добродетель противопоставляется заботе о деньгах. Известно, что именно последняя лежит в основе большинства преступлений, сочетаясь с рядом иных характерных для преступников характеристик.

Первый признак (крайнее проявление неуважения к порядку) отделяет преступления от иных форм отклоняющегося поведения, второй (чисто эгоистический расчет) — от политической борьбы. Сочетание крайнего

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С.361. 2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 364.

3 «Герой — выдающийся своей храбростью, доблестью человек, совершающий подвиги» (Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1953. С. 109).

4 Цит. по книге Владимирова Л.Е. Уголовный законодатель как воспитатель народа. Москва, 1903. С. 161.

5 Аристотель. Соч. Т. 4. С. 256.

6 Платон. Диалоги. Ростов-на-Дону. 1998. С. 350.

1 1 3

проявления неуважения к порядку с альтруизмом дает политических или иных борцов, нарушающих законы или иные социальные нормы во имя понимаемой ими справедливости, «для всех», «для других», а не только для себя. Ореол героизма имеет такой персонаж, как Деточкин в известном фильме «Берегись автомобиля», сотрудник милиции, применяющий при задержании вымогателя насилия, не обоснованное с точки зрения закона, но оправдываемое окружающими. Последние, как и сам сотрудник милиции, в этом случае бывают уверены, что бандита отпустят, хотя на его совести немало тяжких преступлений (не удастся доказать, запугает свидетелей, откупится и т.п.), так пусть хоть сейчас «получит». Но ни Деточкина, ни такого сотрудника милиции никто бы не спешил отнести к типу истинно «добродетельного героя».

Речь идет о случаях, когда явление приобретает черты двух крайних и прямо противоположных вариантов отклонений от социальной нормы: преступного и героического. Встречаются факты преступного поведения

— проявления крайнего неуважения к правопорядку с альтруистических позиций и наоборот: сугубо эгоистическое (из страха потерять место, не понравиться руководителю и т.п.) либо догматическое, формальное следование букве закона без продумывания возможности его разумного применения, в частности, с использованием ряда норм Общей части УК РФ (крайней необходимости, необходимой обороны, институтов смягчения ответственности либо освобождения от уголовной ответственности и наказания, исключительно вынужденного причинения вреда при задержании и т.п.), без попытки поставить вопрос об изменении закона.

Соответственно проблемы политической преступности либо преступного реагирования на преступления и иные «язвы общества» не так просты. В них есть аспекты, предполагающие вдумчивый, непредвзятый криминологический анализ без громкой политической риторики и поспешного наклеивания ярлыков.

Явления типа «преступность – героизм» или «героизм — преступность» встречаются в случаях конфликта закона и иных норм поведения (в том числе шариатских), закона и общественного мнения, закона и традиций, обычаев. А, между тем, следует согласиться с мнением К. Маркса, что «закон не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества» и «юридически признанная свобода существует в государстве в форме закона...Свод законов есть библия свободы народов»1.

Лозунг цивилизованного общества — это вовсе не свобода от законов, но и законы должны быть социально обусловленными, отражать нравственные воззрения и традиции народа. Профессор Л.И. Петражицкий писал: «Общая, основная тенденция исторического процесса образования и

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1. С. 62 — 63.

1 1 4

изменения права заключается в таком приспособлении правовой мотивации и педагогики к данному состоянию народной психики, что путем психического воздействия соответственной правовой системы индивидуальное и массовое поведение и развитие народной психики направляется в сторону общего блага»1.

Правда, существует точка зрения, что границы преступного устанавливаются законодателем чуть ли ни произвольно и исследователь при изучении преступности имеет дело с неким фантомом — исключительно продуктом сознания самих законодателей. Одно из последних высказываний такого рода сводится к следующему: «Продолжая по инерции именоваться наукой, уголовное право последних десятилетий...мало чем обогатило наши представления о человеке и способах отражения характеристик его личности и поступков в правовой реальности»2 и далее: «Преступность — это характеристика деяния с определенной точки зрения, не присущая деянию, а приписываемая ему (выделено нами А.Д.)...Преступление имеет, таким образом, как и всякая характеристика (диагноз, квалификационная оценка, присвоение почетного звания) «рукотворное» происхождение»3.

А между тем не все так просто: и диагноз, и присвоение, например, звания «Героя России» базируются на реальных фактах. Другое дело, что факты должны оцениваться ( в том числе и при криминализации деяний) как с точки зрения общечеловеческих, почти вечных ценностей, отраженных в Конституции, священных писаниях, литературе, произведениях искусства, памятниках права, традициях, обычаях, так и с позиции их возможного влияния на существующие общественные отношения, на законные интересы человека и общества. Именно такого рода оценка лежит в основе признания деяний общественно опасными. Н.С. Таганцев отмечал, что уголовно наказуемым признается «деяние, посягающее на такой охраненной нормой интерес жизни, который в данной стране, в данное время признается столь существенным, что государство, ввиду недостаточности других мер охраны, угрожает посягающему на него наказанием»4. Деяние не должно считаться преступным, по мнению другого видного русского профессора уголовного права С.В. Познышева, «если деяние таково, что беспрепятственное совершение его в государстве не повлекло бы за собою общественного регресса или не послужило бы препятствием дальнейшему прогрессу общества5». Далее С.В. Познышев писал: «Преступлением должно считаться такое деяние, которое выходит за пределы свободы личности, совместимой с общих прогрессом, посягает на какое-либо благо других

1 Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Том II. С.-Петербург, 1910. С. 754.

2 Пашин С. Понимание преступления // Уголовное право. № 3, 2000. С.81. 3 Там же. С. 83.

4 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Лекции. Т.1. М., 1921. С. 18. 5 Познышев С.В. Основные научала науки уголовного права. М., 1912. С. 125.

1 1 5

людей и не может быть в достаточной мере предупреждаемо, если его не будет сопровождать, в качестве последствия, уголовное наказание1». При этом автор подчеркивал, что в различные исторические эпохи и у разных народов понятие преступления наполняется различным конкретным содержанием2.

Если обратиться к уголовным кодексам разных стран и эпох, то можно увидеть, что перечень преступлений не так уж и разнообразен в разных государствах и в разные исторические периоды. Посягательства на жизнь и здоровье, честь и достоинство людей, собственность, установленный государственный (конституционный) строй, общественный порядок, порядок осуществления служебных обязанностей, экономической деятельности — эти деяния во многом исчерпывают содержание уголовных законов. Другое дело, что каждый из видов этих посягательств конкретизируется в ряде статей УК. Как уже отмечалось, на преступления, предусмотренные 16 статьями УК РСФСР, приходилось от 56 % всех зарегистрированных преступлений в 1980 г. до почти 70 % в 1990 г.3 В 1999 г. в России четыре пятых (78,4 %) всех зарегистрированных преступлений приходилось на те, которые были предусмотрены только тремя из 19 глав Особенной части УК РФ. Это такие главы, как «Преступления против жизни и здоровья», «Преступления против собственности», «Преступления против общественной безопасности».

Оценка деяния в качестве наиболее общественно опасного вовсе не произвольна, она всегда бывает социально обусловлена, «привязана» к определенным условиям места и времени. К числу преступлений законодателем всегда относились деяния, которые представляли для общества наибольшую опасность. Именно за них устанавливалась наиболее суровая ответственность.

С изменением ситуации, в новых условиях какое-то деяние может перестать оцениваться в качестве крайне общественно опасного. Так в России произошло с абортами в послевоенное время, второй половине ХХ века, или спекуляцией во время «рыночных реформ». Либо, наоборот, деяние приобретает наивысшую общественную опасность: воспрепятствование осуществлению права участвовать в референдуме в условиях, когда Конституция РФ придает результатам референдума высшую юридическую силу. «Высшим непосредственным выражением власти народа являются

1 Там же. С. 127.

2 Познышев С.В. основные начала науки уголовного права. М., 1912. С. 125-127.

3 В данный сопоставимый массив входили умышленные убийства с покушениями, умышленные тяжкие телесные повреждения, изнасилования, злостное и особо злостное хулиганство, кражи, грабежи, разбои, мошенничество, взяточничество, хищения путем присвоения, растраты или злоупотребления служебным положением, спекуляция, обман покупателей и заказчиков. Начиная с 1991 года уголовно-правовые нормы, касающиеся этих деяний, стали резко меняться и прежний сопоставимый массив окончательно перестал быть таковым с принятием нового УК РФ.

1 1 6

референдум и свободные выборы», — говорится в ст. 3 Конституции РФ. Спекуляция отличалась крайней опасностью в условиях господства государственной собственности, фиксированных цен и дефицита высококачественных товаров. Скупая эти товары по низким ценам в государственной торговле, спекулянты (по образному выражению «мародеры торговли») заставляли людей платить за них многократно дороже и ограничивали доступ определенных групп граждан к приобретению таких товаров. В условиях рынка спекуляция не имеет столь пагубных последствий, хотя в Италии и ряде других государств с рыночной или, точнее, смешанной экономикой установлена уголовная ответственность за подобные действия.

Практически, а для криминолога особенно, общественная опасность преступления носит двойной характер: во-первых, общественно опасно само запрещаемое уголовным кодексом деяние, во-вторых, крайне общественно опасен сам факт совершения такого деяния, ибо в этом случае субъектом сознательно нарушается наиболее строгий запрет, исходящий от государства и влекущий уголовное наказание. Охрана нормы уголовным законом придает ей новое качество. Соответственно новое качество приобретает нарушение этой нормы. Сама уголовная наказуемость означает, что речь идет только о виновном нарушении уголовного запрета в условиях, которые допускали иные варианты поведения. В соответствии со статьями 3742 УК РФ исключают преступность деяния: необходимая оборона, крайняя необходимость, физическое или психическое принуждение, обоснованный риск, исполнение обязательного для субъекта приказа или распоряжения.

Другой крайностью в оценке качества преступления является признание «преступного» чуть ли ни вечной категорией, во всяком случае, не зависимой от конкретных исторических условий. Обосновываются, например, некое универсальное понимание «политической преступности» и предлагается судить лиц, действовавших в одних социальных условиях и при одном государственно-правовом режиме, по законам, принятым в других условиях. Это, например, просматривается в работах П.А. Кабанова, да и ряда других авторов. Не случайно П.А. Кабанов в книге «Политическая преступность» отмечает: «В настоящей работе мы будем рассматривать политическую преступность с политико-криминологических позиций1». Хотя он далее и упоминает о порицаемости соответствующего общественно опасного поведения с позиции уголовного права, но затем этот признак игнорируется и автор выходит на внеправовую трактовку политической, в частности, «тоталитарной» преступности. П.А. Кабанов солида-

1 Кабанов П.А. Политическая преступность: сущность, причины, предупреждение. Нижнекамск, 2000. С. 15. В словаре «Политическая криминология» (Нижнекамск, 2001. С, 46) этот автор трактует политическую преступность как «вид общественно опасного поведения, запрещенного международным и (или)национальным уголовным законодательством...»).

1 1 7

ризируется с В.В. Лунеевым в той части, в которой последний характеризует «политическую преступность» в Советской России как некриминализированную преступность властей против своего народа1. Другими словами, речь идет о «преступности», не признанной преступной?!. Это — не правовой, не криминологический, а идеолого-политический подход. Криминолог же при анализе выделяет только те явления, которые получили в предусмотренном законом правовую оценку в качестве преступных и которые связаны с виновным нарушением уголовно-правового запрета. И если он выходит на новые формы крайне общественно опасного поведения, то, во-первых, как правило, через изучение поведения лиц, уже совершавших преступления. Во-вторых, ставит вопрос о криминализации таких форм и только последующей ох оценке в качестве преступных.

Вряд ли так бесспорно осуждение граждан, действовавших в рамках одной государственно-правовой системы, по законам другого государства2. Или с позиции новой общественно-экономической и правовой системы абсолютное признание невиновности тех, кто в стране совершал тяжкие преступления по ранее существовавшим законам, причинял тяжкий вред прежним общественно-экономическим отношениям. Например, в СССР на рубеже восьмидесятых-девяностых годов, когда Уголовный кодекс РСФСР действовал в полном объеме, в средствах массовой информации была поднята шумная кампания вокруг привлечения к уголовной ответственности ряда экономических преступников, крупных спекулянтов. Они оценивались рядом журналистов, публицистов, политиков как «золотые головы», предприимчивые и инициативные люди, которые «спасут» Россию. Практически уголовные дела о преступлениях таких лиц не имели судебной перспективы задолго до Постановления Государственной думы Федерального Собрания РФ «Об объявлении политической и экономической амнистии» 23 февраля 1994 года. Но поскольку указанным преступникам, по данным исследований, в полной мере присущ крайний эгоизм, такие утверждения криминологами оценивались либо как чрезмерно наивные, либо как лоббировавшие интерес экономических и должностных преступников. Практика показала, что «спасителей отечества» из указанных лиц действительно не получилось: опираясь на свои криминальные капиталы,

1 Кабанов П.А. Политическая преступность: сущность, причины, предупреждение. Нижнекамск, 2000. С. 52. Лунеев В.В. Политическая преступность// Государство и право, № 4, 1994. С. 108. Его же. Преступность ХХ века. М., 1997. С. 168. См. также Гилинский Я. Социальный контроль над девиантностью в современной России: теория, история, перспективы// Социальный контроль над девиантностью в современной России. Санкт-Петербург, 1998.

2 Кабанов П. А. в качестве одного из положительных примеров приводит следующий: «после объединения Германии по обвинению в стрельбе на поражение или об отдаче приказов на такую стрельбу в отношении нарушителей государственной границы между ГДР и ФРГ к суду привлечено более 240 бывших гэдээровских политиков, офицеров и рядовых пограничников. Из 165 вынесенных приговоров – 51 оправдательный и 82 условных. 17 уголовных дел прекращено. Осуждено виновных в этих преступлениях к наказанию в виде лишения свободы, и помещено в места лишения свободы 18 человек». Кабанов П.А. Политическая преступность: сущность, причины, предупреждение. Нижнекамск, 2000. С. 56.

1 1 8

они занялись тотальным разграблением национальных богатств России и капитализацией власти с последующей ее приватизацией.

Разумеется, в криминологических и социально-правовых исследованиях важно учитывать особенности периодов смены общественно-экономиче- ской формации, когда одни законы уже фактически не действуют, а других еще нет. В эти периоды и сама смена власти часто носит противоправный с точки зрения не отмененных законов характер. При исследовании политической преступности такие периоды подлежат особенно глубокому, диалектическому анализу. Это как раз то правовое и соответственно во многом криминологическое безвременье, о котором ранее шла речь.

Если говорить о так называемой «тоталитарной» преступности, то обращает на себя внимание ее определение в качестве преступной деятельности государства по отношению к населению, признаваемой таковой в соответствии с нормами международного права1. Очевидно все-таки здесь есть проблема. Во-первых, в соответствии со ст. 15 Конституции Российской Федерации 1993 г. «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы», во-вторых, в Конституции СССР и ряде конституций других государств такого правила не было и нет, в-тре- тьих, все равно, даже при таком подходе конкретизируются те преступные деяния, совокупность которых признается «тоталитарной» преступностью.

Иной подход является разновидностью рассмотрения преступности не в качестве относительно самостоятельного, специфического социальноправового явления со своими характеристиками, а как одной «из разновидностей явлений социальной дисфункции»2, «одного из параметров общества, характеризующих состояние социального организма, рассогласованность между его составными частями»3. Преступление и преступность, по мнению ряда авторов, нельзя рассматривать в рамках соотношения общего и отдельного, ибо они соотносятся между собой через общество4. Логика рассуждений здесь такова: понятие преступности означает совершаемость преступлений, а что именно в результате «совершаемости» возникает, зависит от многих обстоятельств, в том числе от психологических, биологических и иных свойств субъектов. Это могут быть и преступления, и самоубийства, и психические заболевания. С этим связано и другое утверждение: надо вообще изучать отклоняющееся поведение и преступность — исключительно в рамках такого отклоняющегося поведения или девиантности в обществе. При этом порой даже не говорится, какой именно девиант-

1 Устинов В.С. Понятие и криминологическая характеристика организованной преступности. Лекция. Нижний Новгород, 1993. С. 14.

2 Блувштейн Ю.Д., Яковлев А.М. О перспективах научной разработки проблем борьбы с преступностью// Ученые записки высших учебных заведений Литовской ССР. Право, т. ХVI, вып. 1. Рига, 1981. С. 9.

3 Спиридонов Л.И. Социология преступления. М., 1978. С. 22-23.

4 Теоретические вопросы изучения причинного комплекса преступности. М., 1981. С. 8-37.

1 1 9

ности, каких отклонений, со знаком «+» или со знаком « — »: «кто может верно судить, какая конкретная социальная норма данного общества в определенное время объективно «полезна», адаптационна, а какая — нет»1. Соответственно, отрицательные отклонения рассматриваются в одном ряду с нормой, законы — с общественным мнением: « ...не существует «преступных» или непреступных, «девиантных» или «нормальных» действий человека per se. Есть единый, длящийся всю жизнь процесс человеческой деятельности по удовлетворению потребностей. Неудовлетворенная потребность, нужда — вот та гегелевская «хитрость мирового разума», которая служит источником, «причиной» человеческих действий, поступков, активности. А если какие-то формы этой активности кто-то (законодатель, общественное мнение) называет «преступными», «девиантными», то это не может служить безусловным препятствием, исключающим саму возможность таких форм удовлетворения существующих потребностей»2

Итак, о каких преступлениях может идти речь, если удовлетворяется ее величество «Нужда»? Именно так... Получается, что «Нужда» с большой буквы. Неважно, какая ( в том числе у педофилов), неважно, каким образом ( за счет жизни, здоровья, собственности другого человека или иных субъектов), неважно, что в условиях, допускавших иные варианты поведения. Важно, что была «Нужда» и она удовлетворялась. Какая трогательная забота о человеке, испытывающим нужду!

И на это нехитрой схеме построена вся теория прав человека в ее крайнем варианте: человек — центр всего. С этим можно было бы и согласиться, если бы не следующее «но»: права человека, гражданина отделяются от его обязанностей и изолируются. А ведь человек живет не в изоляции, не в волчьей стае — его жизнедеятельность протекает в обществе, именно в обществе он становится личностью, социализируется. И что же получается: человек-центр вселенной не должен считаться с другими такими же «центрами»? Если страдают от этого «человека», другие, то тогда что же делать? Не получается ли так, что когда другие люди пострадают, тогда дойдет очередь и до них — правозащитники начнут защищать и их права?

Между тем, любой юрист знают, что права всегда должны корреспондироваться с обязанностями. Иначе те или другие «повисают в воздухе», оказываются нереальными, не действующими. В обществе реализация прав одного субъекта — это исполнение обязанностей другими, а должное исполнение обязанностей одними — это обеспечение соблюдения прав других. Граница прав человека тоже в цивилизованном обществе корреспон-

1 Гилинский Я. Социальный контроль над девиантностью в современной России: теория, история, перспективы// Социальный контроль над девиантностью в современной России. Санкт-Петербург, 1998. С. 8.

2 Там же. С. 9.

1 2 0

дируются с исполнением этим человеком своих обязанностей. Неисполнение обязанностей лежит в основе ограничения прав, а ограничение человеком прав других субъектов — в основе наложения на него новых обязанностей.

На изложенных теоретических построениях, может быть, и не стоило бы останавливаться при рассмотрении проблемы преступности, если бы они явным образом не отражались на исследованиях данного явления и практической постановке дела по борьбе с преступностью.

Сторонники рассмотрения преступности как социальной дисфункции общества никогда сами не проводили глубоких исследований реальной преступности, в крайнем случае оперировали статистическими данными о ней либо ссылками на иных авторов. Что же касается «борьбы с преступностью», то пропагандируется (и практически в девяностых годах в России буквально навязывается) так называемый «аболиционистский» подход, согласно которому надо абсолютно отказаться не только от смертной казни, как меры уголовного наказания, но и тюремного заключения, перейти от юстиции «возмездной» к юстиции «восстанавливающей»1. Другими словами, если в правоохранительной деятельности по борьбе с преступностью выделяются карающая и правовосстановительная стороны, то от первой надо отказаться полностью или почти полностью.

Просчитаны ли последствия такого решения, изучена ли его эффективность? Но ведь исследованиям собственно преступности и ее изменениям под влиянием в том числе уголовно-правовой политики должного внимания этими авторами не уделяется. Следуя изложенной авторами логике, для выявления закономерностей преступности и ее социальной обусловленности нет необходимости изучать конкретные преступления даже с последующим теоретическим обобщением полученных данных, ибо «на теоретическом уровне познания определение преступности как совокупности преступлений уже не дает какого-либо нового знания о ней, не отражает сущности данного явления»2, а такой признак, как обусловленность преступности социальными явлениями, «отражает уже познанную сущность и недоступен непосредственному наблюдению»3.

Да и вообще «преступность» сторонниками рассматриваемого подхода трактовалась как абстракция, подобно общему понятию «стол». Вообще «стола» не бывает: есть столы конкретные (обеденные, письменные, журнальные и т.п.)

При подходе к преступности как к абстракции, одной из «дисфункций» общества, во­первых, отрицается качественная определенность и спе-

1 Гилинский Я. Социальный контроль над девиантностью в современной России: теория, история, перспективы// Социальный контроль над девиантностью в современной России. Санкт-Петербург, 1998. С. 7-10.

2 Теоретические вопросы изучения причинного комплекса преступности. С.12.

3 Там же. С. 18.

1 2 1