следить за тем, чтобы в среде его подданных не было недоволь ных и беспокойных голов. Смелые головы не опасны, если толь ко князь сумеет примирить их с существующим порядком: он должен остерегаться лишь тех из них, которые склонны к пере воротам. Князь не должен бояться народного неудовольствия, пока оно не приняло острого характера; это неудовольствие угро жает князю опасностью лишь тогда, когда доводит народ до отча яния. Князь должен поэтому стараться приобретать расположе ние народа и не раздражать его понапрасну, беспокойные же и буйные головы он должен беспощадно уничтожать 353*. Без про лития крови тиран обойтись не может. Но он должен прибегать к жестокостям лишь в крайних случаях и помнить, что возбужден ное ими неудовольствие может уничтожить их благодетельные последствия 354*. Князь должен приобретать расположение наро да не щедростью, а возбуждением надежды на награды, ибо ока занные народу награды скоро забываются, надежда же на полу чение наград — более устойчивое чувство, которым князь и должен воспользоваться в своих интересах. Князь должен быть скорее скуп, чем щедр; пример одного одаренного произведет большее впечатление, чем распределение наград между многи ми; как бы князь щедр ни был, всегда останутся много обделен ных; кроме того, князь может быть щедрым лишь на чужой счет, а неблагоразумно отнимать у большинства, чтобы одарять мень шинство355*.

3. МАКИАВЕЛЛИ И ГВИЧЧАРДИНИ

Только что изложенные нами воззрения Гвиччардини поучи тельны во многих отношениях. Мы видим, что Гвиччардини был сторонником того же миросозерцания, которое исповедовал и Макиавелли, что он, как и флорентийский секретарь, не верил в целесообразность мирового порядка, не признавал за человеком других обязанностей, кроме тех, которые обусловливаются зем ными интересами, что он отрицал самобытность нравственных начал и видел в человеке существо, обуреваемое эгоистическими страстями и лишенное всякого прирожденного нравственного чутья.

Мы сказали выше, что Макиавелли, предлагая практические советы, имевшие в виду ближайшие цели итальянской полити

353* Там же. 21, 98, 131, 175.

354* Там же. 342.

355* Там же. 5, 173.

лает человека владыкою мира, не заключается в личном опыте, а в знакомстве с природою социальных явлений и теми законами, которые управляют общественной жизнью.

По Гвиччардини, слепая судьба управляет миром, и человек бессилен оказать ей сопротивление, она повсюду становится ему поперек дороги и парализует все его начинания. Гвиччардини, рассуждая о влиянии судьбы на человеческие дела, приходит к тому безотрадному выводу, что человеку ничего другого не оста ется как безропотно преклоняться перед всесилием судьбы. Ма киавелли также верует в силу судьбы и этим воззрением платит дань своему веку, но он думает, что судьба бодрствует лишь тог да, когда дремлет человек, что она лишь там заявляет о себе, где человек не вооружается против нее и не вступает с ней в откры тую борьбу.

Гвиччардини считает людей эгоистами, обуреваемыми страс тями, и думает, что лишь государство может воспитать в них ка чества, являющиеся необходимыми условиями благоустроенно го общежития. Но эти воззрения остались безо всякого влияния на его политическое учение. Макиавелли же те же самые воззре ния послужили исходной точкой для размышлений, плодом ко торых явилось его учение о нравственности, определившее его взгляд на республику как на наилучшую государственную фор му. Гвиччардини выставляет правила, которые свидетельствуют о безнравственности его века; он этой безнравственностью не воз мущается и не говорит нам, как должно быть устроено государ ство, в котором жестокие и суровые меры были бы неприложи мы. Макиавелли же видит в распущенности итальянского народа главный источник постигших его несчастий и, ратуя против без нравственности своего века, указывает на республику как на тот государственный строй, который держится не политическим ко варством, не огнем и мечом, а добродетелью граждан, их любо вью общего блага, их уважением к законному порядку, их пре данностью государству и отечеству.

Наш разбор политического учения Гвиччардини подтвержда ет, таким образом, выставленные нами выше положения и слу жит лишним доказательством тому, что Макиавелли, отрицая целесообразность мирового порядка, развивая свой пессимистиJ ческий взгляд на природу человека, выставляя политические правила, которые возмущают нравственное чувство современJ ного человека, — стоит на почве своего века; ратуя же против безнравственности окружавшей его среды, указывая на респубJ лику как на государственную форму, воспитывающую в людях гражданские добродетели, развивая новый взгляд на происхожJ

дение и сущность морали и применяя к изучению политической жизни положительную методу — выступает из своего века и является предвестником нового времени.

4. МАКИАВЕЛЛИ И БОДЕН

Различие в воззрениях Макиавелли и Бодена объясняется раз личием тех политических условий, среди которых жили и дей ствовали эти писатели. Первый писал в первой половине XVI века и был гражданином Флорентийской республики, второй писал в эпоху религиозных войн и был подданным французского коро ля. Италия времен Макиавелли и Франция времен Бодена — это два совершенно различных мира. Итальянцы эпохи Возрождения имеют перед глазами образцы различных конституций: мы не знаем страны, которая, за исключением разве древней Греции, обнимала бы на небольшом пространстве такое разнообразие го сударственных форм. Каждый город имел свою конституцию, и нередко одно и то же государство в небольшой промежуток вре мени несколько раз меняло свое устройство. Эта пестрая, подвиж ная картина должна была невольно наводить на размышления о достоинствах и недостатках различных государственных форм, о причинах государственных переворотов и о тех средствах, ко торыми вводятся и поддерживаются политические учреждения. Но это разнообразие и изменчивость государственного быта дол жны были, с другой стороны, поколебать веру в устойчивость по литических форм, в преемственность исторического развития, в возможность найти государственное устройство, которое пред ставляло бы собою гарантии прочности и долговечности и было бы применимо у всех народов и во все времена; они должны были поколебать уважение к существующему строю, породить бес покойство в умах и тот дух критики, который признает за от дельными государственными формами лишь относительные до стоинства. Политический быт Италии клонился к упадку, и не существовало государственной формы, с которой были бы связа ны исторические судьбы Италии и в которой итальянские патри оты могли бы видеть исход из той общей неурядицы, которая охватила их отечество: итальянцы XVI века не имеют полити ческого идеала.

В совершенно иных условиях политической жизни находился Боден. Он жил в то время, когда борьба феодализма с королев ской властью была уже решена в пользу последней. Французская монархия покоилась на твердых основаниях, она имела глубо кие корни в прошедшем, с нею были связаны славные истори

ческие воспоминания и ее дальнейший рост был неотразимым требованием всего предшествующего политического развития; французские политики, не зараженные духом борющихся партий и не ослепленные религиозным фанатизмом, уважали в монар хии национальное учреждение, с которым связаны судьбы фран цузского народа, и видели в усилении королевской власти и в упрочении монархических учреждений единственное средство положить конец междоусобиям, раздиравшим Францию, и вос становить в стране порядок и покой. Цель их политических стрем лений была им, таким образом, вполне ясна, и они имели поли тический идеал, который совпадал с тем государственным порядком, дальнейший рост которого был на время прерван меж доусобиями и религиозными смутами. Если они в этом отноше нии имели важное преимущество над итальянскими политика ми, то они не могли похвалиться тем богатством и разнообразием материала для сравнительных наблюдений над политическим бытом различных государств, которое изощрило политическое мышление итальянцев: они имели перед глазами лишь одну го сударственную форму, и изучение ее не могло развить в них спо собность относиться беспристрастно и объективно к явлениям политической жизни, ибо они считали эту государственную фор му наилучшей. Этим различием в политических условиях Ита лии и Франции объясняется и различие в воззрениях Макиавел ли и Бодена.

Макиавелли не столько говорит о государственных учрежде ниях и законах, сколько о государственных переворотах и о тех средствах, с помощью которых вводятся и поддерживаются госу дарственные учреждения. Боден же обращает по преимуществу внимание на государственное устройство, политического искус ства не касается вовсе, и его учение о государственных переворо тах лишено всякой оригинальности. Макиавелли не знает совер шенного государственного устройства, годного для всех времен и народов: он с одинаковым интересом и вниманием исследует ти ранию, аристократию, демократию и умеет ценить их относитель ные достоинства и недостатки. Боден также рассматривает до стоинства и недостатки отдельных государственных форм, но, читая эти его рассуждения, чувствуешь, что он знаком с государ ственными формами лишь по отзывам историков и политических писателей. И его окончательный вывод свидетельствует, что он говорит о них лишь для того, чтобы выполнить программу своего сочинения, заимствованную у Аристотеля, и чтобы рельефнее выставить достоинства наследственной монархии, которую он считает наилучшей государственной формой. Что Боден не умел,

подобно Макиавелли, относиться беспристрастно к отдельным государственным формам и взвешивать их достоинства и недо статки, видно, между прочим, из того места его «Методов» 357*104), в котором он упрекает Макиавелли за то, что он не имел твердых убеждений, и что он хвалит то демократию, то аристократию, то тиранию. Боден, очевидно, не сумел стать на точку зрения Маки авелли и не понимал, как можно быть приверженцем республи ки и вместе с тем рассуждать о преимуществах других государ ственных форм. Благоговением Бодена перед исторически сложившимися формами государственного строя Франции объяс няется и его уважение к преданиям, его нелюбовь к переворотам и к радикальным преобразованиям. Он не враг реформ, но он тре бует, чтобы эти преобразования совершались медленно и посте пенно, чтобы они не прерывали исторической преемственности, чтобы реформаторы не прибегали к тем суровым и жестоким ме рам, о которых говорит Макиавелли 358*.

Между эпохою Макиавелли и временем Бодена лежит Рефор мация. Она снова выдвинула на первый план вопросы религии и морали. Вера в любящего Творца, создавшего мир на благо чело вечества, получила новую пищу. Религиозный индифферентизм Макиавелли и его материалистическое миросозерцание потеря ли под собою почву. Вера Бодена в целесообразность мирового порядка, в вечные начала добра и справедливости объясняется, во первых, этим новым веянием времени, во вторых, тем, что автор «Республики», считая абсолютную монархию наилучшей государственной формой, преклоняясь перед авторитетом исто рически сложившегося, ратуя против всяких насильственных переворотов, нарушающих преемственность в развитии государ ственных форм, не мог разделять воззрений итальянцев, видев ших в государстве и религии дела рук человеческих и признавав ших в потребностях и интересах людей единственное мерило достоинств и недостатков отдельных государственных форм. Бо ден нуждался для обоснования своего учения в карающем Боге, который служил бы прототипом абсолютному монарху, он нуж дался в благоустроенной вселенной, в которой бы правил Бог, на подобие того, как монарх правит благоустроенным государством. И учение о правде гармонической Боден заимствует у древних лишь для того, чтобы дать философскую подкладку своему воз зрению на монархию как на наилучшую государственную фор му: только в монархии господствует, по его воззрению, правда

357* Bodin. Methodus ad facilem historiarum cognitionem. Гл. VI. 358* Введение в «Republique» и кн. IV, гл. 6.

гармоническая, сочетающая свободу и равенство, между тем как в аристократии существует лишь правда распределяющая, в де мократии же лишь правда уравнивающая. Миросозерцание Ма киавелли есть плод самостоятельных размышлений и наблюде ний над природой человека и политической жизнью, он проводит его последовательно через все свое учение о государстве и не оста навливается и перед его крайними последствиями. Боден же, раз вивая философские воззрения, является эклектиком, заимству ющим у древних воззрения, которые всего более соответствуют его политическим убеждениям. Он поэтому и не умел быть по следовательным и эмансипироваться от господствовавших в его время предрассудков. Он верит в астрологию и посвящает целую главу «Республики» исследованию вопроса, как можно по дви жению светил предугадывать грядущие события? Но этого мало: он пишет целую книгу в опровержение доводов ученых, отвер гавших колдовство и осуждавших сожигание ведьм.

Макиавелли не обладает эрудицией Бодена; когда он начал писать свои политические трактаты, его воззрения уже вполне сложились и он не считал нужным рыться в книгах и богатством цитат придавать своим выводам бо´льшую убедительность. И так как его цель — не написать систематические исследования, а лишь поделиться с согражданами своим политическим опытом, то он говорит в своих сочинениях лишь о вопросах, над которы ми он имел случай задумываться в течение своей долголетней служебной деятельности и которые, ввиду политического состо яния Италии, имели для него особенный интерес. Вот почему уче ние Макиавелли и не представляет собою систематического це лого, и он не касается многих вопросов, входящих в программу политики, как ее начертал Аристотель. Боден же поставил себе целью не только исчерпать эту программу, но, как он уверяет нас, и пополнить ее. Но так как область его наблюдений еще ограни ченнее кругозора Макиавелли, и он не имел перед глазами того разнообразия государственных форм, сравнительному исследо ванию которых Макиавелли обязан своими важнейшими выво дами, то и он должен был обратиться к изучению историков и по литических писателей и ссылками на их авторитет подкреплять свои выводы. Но так как Боден, сопоставляя исторические фак ты и мнения ученых, следовал далеко не научной методе и так как в его время не существовало исторической науки, то его ци таты и примеры представляют собою крайне пеструю и беспоря дочную смесь исторических фактов с вымыслами. Боден за громоздил свою книгу такою массою цитат и примеров, которые он заимствует то из современной истории, то из библейских ска