Burkkhardt_Ya_-_Kultura_Vozrozhdenia_v_Italii_L

ло хотя бы такие плоды, что и в самом деле возможно было относиться к священнику с отвращением и в то же время жаж­ дать его духовных даров. Разумеется, встречались и упрямцы, такие, например, как правитель Мирандолы Галеотто64 503*, ко­ торый умер в 1499 г. после длившегося уже 16 лет отлучения от церкви. Из-за него также и весь город в течение всего этого времени находился под действием интердикта, так что здесь ни мессу не служили, ни покойников не отпевали.

Однако совершенно блестящим рядом со всеми этими нео­ днозначными моментами представляется отношение нации к ее великим проповедникам покаяния. Всю остальную Западную Европу также время от времени брали за живое речи святых монахов, однако разве может это быть поставлено рядом с ре­ гулярными потрясениями итальянских городов и местностей? Кроме того, например, единственным, кто произвел в Герма­ нии в XV в. подобное впечатление65, был уроженец Абруцц, а именно Джованни Капистрано. Души, носящие в себе такой ко­ лоссальный заряд серьезности и религиозного призвания, тя­ готеют на Севере к интуитивному и мистическому складу; на Юге же они экспансивны, деятельны, исполнены свойственно­ го этой нации высокого уважения к языку и речи. Север создает «Подражание Христу»504', действующее в тишине, поначалу в одних только монастырях, однако действующее на протяжении столетий; Юг же дает людей, способных оказывать на ближних колоссальное непосредственное впечатление.

Впечатление это в существенной своей части основывает­ ся на пробуждении совести. То были нравственные проповеди, лишенные какой бы то ни было абстрактности и полные конк­ ретной применимости к жизни, да еще поддержанные освящен­ ной, аскетической личностью, и уж на их основе, при посред­ стве пришедшего в волнение воображения, происходили чуде­ са -даже против воли самого проповедника66. Наисильнейшим доводом были не столько угрозы чистилищем и адом, сколько чрезвычайно живое изложение maledizione, т. е. мирского, дей­ ствующего непосредственно на личность проклятия, связанно­ го со злом. Тот, кто огорчает Христа и святых, пожнет плоды этого в своей жизни. Лишь так возможно было привести к рас­ каянию и покаянию погрязших в страстях, клятвах отомстить и преступлениях людей, что, собственно, и являлось здесь ос­ новной целью.

Так проповедовали в XV в. Бернардино да Сиена, Альберто да Сарцана505', Джованни Капистрано, Джакопо делла Марка, Роберто да Лечче (с. 272) и др.; наконец - Джироламо Савона-

312

рола. Ничто не вызывало в народе столь сильного предубеж­ дения, как нищенствующие монахи, однако эти люди его пре­ одолели. Надменные гуманисты критиковали их и осмеивали; однако стоило этим проповедникам возвысить голос67, как все мгновенно и думать забывали о гуманистах. Дело это не было чем-то новым, и столь склонный к насмешливости народ, как флорентийцы, уже в XIV в. научился третировать таких пропо­ ведников в карикатурном их варианте, стоило им только появить­ ся здесь за пультом68. Однако когда явился Савонарола, он до того их увлек, что вскоре все их любимое образование и искус­ ство обращалось в золу на разведенном им всеочищающем ко­ стре. Даже сильнейшая профанация со стороны лицемерных монахов, которые при помощи сообщников были в состоянии в любой момент вызвать у своих слушателей умиление и его рас­ пространить (ср. с. 308), не могло повредить самому делу. Люди продолжали потешаться над пошлыми проповедями монахов с вымышленными чудесами и демонстрацией поддельных релик­ вий69 и относиться с глубоким уважением к подлинно великим проповедникам покаяния. Все это можно считать чисто италь­ янскими особенностями XV в.

Орден таких проповедников (это, как правило, орден св. Фран­ циска, причем относящийся к так называемой observantia506') по­ сылает их, смотря по обстоятельствам, туда, где в них возникает потребность. Происходит это главным образом в случае глубоких общественных или частных раздоров в городах, а также, разуме­ ется, при ужасающем подъеме чувства небезопасности и безнрав­ ственности. Однако если слава проповедника растет, его желают видеть у себя уже все города, без особого для этого повода: он отправляется туда, куда его посылают начальники. Особым от­ ветвлением этой деятельности является проповедь крестового псхода против турок70; однако мы в данном случае в основном имеем дело с проповедью покаяния.

Последовательность проповедей, если методически их рас­ смотреть, представляется опирающейся на принятое в церкви перечисление смертных грехов; однако чем более тревожно создавшееся положение, тем скорее проповедник переходит непосредственно к своей основной цели. Выступления его на­ чинаются, может быть, в одной из чрезвычайно обширных цер­ квей ордена или в соборе; однако уже в скором времени самая большая городская площадь оказывается слишком маленькой для стекающегося со всей округи народа, и, случается, с таким скоплением людей бывает связана опасность для жизни само­ го проповедника71. Как правило, проповедь заканчивается ко-

313

лоссальной процессией, однако первые лица в городе, окружа­ ющие его в этом случае со всех сторон, лишь с трудом могут защитить его от людей, целующих ему руки и ноги и отрезаю­ щих куски от его рясы72.

Первым успехом, добиться которого оказывается легче все­ го, после того как были произнесены проповеди против ростов­ щичества, спекуляции и безнравственной моды, является отверзание темниц, т. е. выпуск на свободу, разумеется, одних лишь бедняков, посаженных за долги, и сожжение предметов роскоши и орудий, служивших как для опасного, так и безобид­ ного времяпрепровождения: здесь оказывались кости, карты, всякого рода игры, «личины», музыкальные инструменты, пе­ сенники, записанные волшебные заклятия73, фальшивые ши­ ньоны и пр. Несомненно, все это красиво раскладывалось на помосте (talamo), наверху укреплялась еще фигура дьявола, после чего зажигался огонь (ср. с. 245).

После этого дело доходит до более закоренелых сердец: тот, кто давно уже не исповедовался, исповедуется теперь. Возвращается несправедливо удержанное имущество, чрева­ тые бедой поносные речи берутся обратно. Такие ораторы, как Бернардино да Сиена74, очень прилежно и буквально вникают в дела повседневного человеческого общения и его нравствен­ ную сторону. Немногие сегодняшние теологи могли бы попы­ таться произнести утреннюю проповедь хотя бы о «договорах, возмещениях, государственных откупах (monte) и выдаче за­ муж дочерей» - подобную той, что была однажды произнесена Бернардино во Флорентийском соборе. Непредусмотрительные проповедники легко совершают при этом ошибку, начиная с такой горячностью обрушиваться на отдельные категории лю­ дей, ремесла и должности, что возмущенные души слушате­ лей тут же начинают искать возможности дать себе разрядку в практических действиях против них75. Одна из проповедей Бер­ нардино да Сиена, произнесенная им однажды (в 1424 г.) в Риме, имела помимо сжигания на Капитолии украшений и колдовских средств еще и другое следствие. «После этого, - говорится здесь76, - была также сожжена ведьма Финичелла, потому что с помощью дьявольских средств она умертвила многих детей и околдовала многих людей, и весь Рим сошелся туда, чтобы на это посмотреть».

Однако основная цель проповеди, как было замечено выше, состояла в умиротворении раздора и в отказе от мести. Цель эта достигалась, как правило, лишь к концу цикла проповедей, когда поток всеобщей готовности к покаянию постепенно увле-

314

кал за собой весь город, когда сам воздух сотрясался77 от крика всего народа: «Misericordia!» Тогда приходил черед радостных мирных договоров и объятий - даже в том случае, если проти­ воборствующие партии разделяла череда взаимных убийств. Ради такого святого случая уже изгнанным из города позволя­ лось специально для этого сюда возвратиться. Кажется, такие «paci»507* в основном соблюдались даже тогда, когда проходи­ ло возвышенное настроение умов, и в этом случае память о монахе благословлялась на протяжении многих поколений. Однако случались и зверские, чудовищные кризисы, как, напри­ мер, между семействами делла Балле и Кроче в Риме (1482 г.), когда сам великий Роберто да Лечче напрасно возвышал свой голос78. Незадолго до Страстной недели он еще обратился с проповедью на площади перед Минервой508' к бесчисленной собравшейся там толпе; однако в ночь перед Великим четвер­ гом509* произошел ужасный уличный бой перед дворцом делла Балле возле гетто. Наутро папа Сикст отдал приказание снес­ ти этот дом до основания, после чего отслужил обыкновенные для этого дня службы. В Страстную пятницу Роберто, с распя­ тием в руках, снова выступал с проповедью; однако он, как и его слушатели, мог только рыдать.

Склонные к насилию, находившиеся в разладе с самими собой натуры зачастую под впечатлением проповедника пока­ яния принимали решение уйти в монастырь. Среди них было много разбойников и преступников всех разновидностей, а так­ же много безработных солдат79. Здесь играло роль восхищение, заставлявшее людей попытаться в меру сил приблизиться к свя­ тому монаху хотя бы в смысле внешней жизненной позиции.

Наконец, завершающая проповедь является отчетливо про­ износимым благословением, смысл которого заключается в словах: La расе sia con voi510'! Большие толпы сопровождают проповедника в соседний город и слушают там весь цикл его проповедей еще раз.

При той колоссальной силе воздействия, которой обладали эти люди, клиру и правительствам желательно было не иметь в их лице хотя бы противников. Одним из средств для достиже­ ния этого было придерживаться того, чтобы в таком качестве выступали лишь монахи80 или духовные лица, имевшие хотя бы посвящение низшего разряда, так чтобы орден или соответ­ ствующая корпорация до некоторой степени несла за них от­ ветственность. Однако провести здесь вполне определенную границу было невозможно, поскольку на церковь, а значит, и на пульт проповедника долгое время предъявлялись притязания

315

во всевозможных общественных целях: для чтения судебных постановлений, оглашения решений властей, лекций и пр., и даже в случае собственно проповедей слово иной раз предос­ тавлялось гуманистам и мирянам (с. 150 слл.). Однако и без того уже существовала некая промежуточная категория людей81, которые не были ни монахами, ни лицами духовного звания, но тем не менее отказались от мира: то были весьма многочис­ ленные в Италии отшельники, и такие люди зачастую являлись в города, не получив никакого задания, и привлекали к себе толпы людей. Подобный случай произошел в Милане после второго французского завоевания (в 1516 г.), разумеется, во время большой общественной сумятицы: один тосканский от­ шельник, быть может из партии Савонаролы, долгие месяцы занимал пульт проповедника в соборе, самым жестоким обра­ зом обрушивался на церковную иерархию, поставил в соборе новый подсвечник и алтарь, творил чудеса и оставил это место лишь после ожесточенной борьбы82. В эти решающие для су­ деб Италии десятилетия повсюду множатся пророчества, а их, если уж они начались, бывает никак невозможно удержать в рамках какого-то определенного сословия. Известно, например, с какой истинной непреклонностью пророков держались перед разграблением Рима отшельники (с. 84 ел.). За недостатком у них красноречия такие люди вполне могли направлять также и посланцев с символами, как, например, тот аскет из-под Сие­ ны, который (в 1496 г.) [в 1429 г.] послал в перепуганный город «отшельничка», т. е. своего ученика, с черепом на палке, на

которой висела еще и записка с угрожающим библейским изре­ чением83.

Однако и сами монахи также зачастую вовсе не щадили го­ сударей, власти, клир и свое собственное сословие. Правда, проповеди, содержащей непосредственный призыв к сверже­ нию тиранического дома, какой была проповедь фра Джакопо Буссоларо511' в Павии в XIV в.84, в последующие времена боль­ ше не наблюдается, однако здесь можно встретить мужествен­ ное порицание, направленное даже против папы в его собствен­ ной капелле (с. 404 прим. 129), и простодушные политические советы в присутствии государей, полагавших, что в них нисколько не нуждаются85. На площади перед замком в Милане в 1494 г. сле­ пой проповедник из Инкоронаты (т. е. августинец) посмел крик­ нуть из-за пульта, обращаясь к Лодовико Моро: «Господин, не показывай дороги французам, иначе будешь раскаиваться!»86. Были прорицавшие монахи, дававшие, быть может, не столь уж политизированные, но такие ужасающие картины будущего,

316

что их слушатели теряли голову. Целое общество таких мона­ хов - двенадцать францисканцев-конвентуалов - проследова­ ли вскоре после выборов Льва X (1513 г.) по различным мест­ ностям Италии, в соответствии с тем как они их между собой поделили. Тот, что проповедовал во Флоренции87, фра Франческо да Монтепульчано512', вызвал всевозрастающий ужас у всего народа, поскольку его выражения, разумеется, скорее уси­ ленные, чем ослабленные, достигали также и тех, кто в давке не мог пробиться к нему поближе. После одной такой пропове­ ди он внезапно умер от «боли в груди»; тогда весь народ со­ шелся для того, чтобы целовать у тела ноги, из-за чего его тай­ но ночью похоронили. Однако лишь с огромными усилиями уда­ лось притушить разгоревшийся снова дух пророчества, кото­ рый охватил теперь также женщин и крестьян. «Чтобы после этого как-то вновь привести людей в более радостное настрое­ ние, Медичи, Джулиано (брат Льва) и Лоренцо устроили в Ива­ нов день 1514 г. великолепные празднества, охоты, процессии и турниры, по случаю чего сюда помимо некоторых важных вель­ мож прибыли также шесть кардиналов, последние, правда, не в облачении».

Величайший проповедник покаяния и пророк был, однако, сожжен во Флоренции уже в 1498 г.: это был фра Джироламо Савонарола из Феррары88. Мы вынуждены ограничиться здесь краткими замечаниями на его счет.

Мощным орудием, посредством которого он преобразовал Флоренцию и правил ею (в 14941498 гг.), была его речь. Надо сказать, лишь весьма ограниченное представление о ней дают уцелевшие проповеди, в большей своей части с недостаточ­ ной точностью записанные прямо на месте. Нельзя сказать, чтобы внешне его средства были уж настолько величественны, поскольку его голос, произношение, риторическая обработка речей и т. п. составляли скорее слабую сторону, и если кто же­ лал слышать владеющего стилем и искусного проповедника, шел к его сопернику - фра Мариано да Гинаццано. Но в речи Савонаролы была заложена та высочайшая личностная сила, которая с тех пор уже больше не встречалась вплоть до самого Лютера. Сам он считал это за озарение и поэтому без ложной скромности оценивал дело проповедника очень высоко: в боль­ шой иерархии духов непосредственно над проповедником сто­ ят низшие ангелы.

Вначале эта целиком превратившаяся в пламя и горение личность осуществила другое, еще большее чудо: его собствен­ ный принадлежавший Доминиканскому ордену монастырь Сан

317

Марко, а потом и все доминиканские монастыри Тосканы при­ шли к единому мнению и добровольно осуществили значитель­ ную реформу. Когда знаешь, что представляли собой тогдаш­ ние монастыри и как бесконечно трудно было добиться, чтобы монахи согласились на самое малейшее изменение, вдвойне удивляешься такой всецелой перемене мнения, как эта. Когда же преобразования начались513', они были подкреплены тем, что значительное число людей одинаковых убеждений стано­ вились теперь доминиканцами. Сыновья из первейших домов Флоренции поступали в Сан Марко в качестве послушников.

Эта реформа ордена в одной из земель Италии явилась те­ перь первым шагом в направлении национальной церкви, до которой, будь век этого человека продолжительнее, дело бы несомненно дошло. Разумеется, сам Савонарола желал рефор­ мирования всей церкви в целом и потому уже к концу своей деятельности разослал всем значительным государям настоя­ тельные призывы к тому, чтобы созвать собор. Однако его ор­ ден и его партия были уже для Тосканы единственным мысли­ мым органом ее духа, стали солью земли, в то время как все соседние области пребывали в прежнем состоянии. Самоот­ верженность и воображение все в большей и большей степени побуждали его желать превратить Флоренцию в царство Божие на земле.

Предсказания, частичное осуществление которых надели­ ло Савонаролу сверхчеловеческими свойствами, - это тот са­ мый пункт, посредством которого всемогущая итальянская сила воображения овладевала даже лучше всего сохранившимися, преисполненными мягкости душами. Поначалу францисканцыобсерванты полагали, что они, воспользовавшись тем отблес­ ком славы, который был им оставлен св. Бернардино да Сиена, смогут усмирить великого доминиканца при помощи конкурен­ ции. Они предоставили одному из своих людей пульт в соборе и поручили ему перещеголять принадлежавшие Савонароле предсказания несчастий еще более мрачными пророчествами, пока Пьеро де'Медичи, который тогда все еще правил Флорен­ цией, не приказал на время замолчать и тому и другому. Вско­ ре после этого, когда Карл VIII явился в Италию и Медичи были изгнаны, как это и было совершенно недвусмысленно предска­ зано Савонаролой, люди стали верить ему одному.

Необходимо здесь признать, что к собственным предчувстви­ ям и видениям Савонарола не был склонен подходить с какой бы то ни было критикой; что же до чужих, к ним был он доволь­ но критичен. В надгробной речи на смерть Пико делла Миран-

318

дола он довольно-таки немилосердно обращается со своим умершим другом. Поскольку Пико, несмотря на исходивший от Бога внутренний голос, все же не пожелал вступить в Орден, он сам, Савонарола, попросил Бога как-то его наказать; однако на самом деле он не желал его смерти, и пускай теперь посред­ ством подаяния и молитв будет достигнуто то, чтобы душа его лишь на время задержалась в чистилище. Что до утешитель­ ного видения, бывшего Пико во время болезни, когда ему яви­ лась Мадонна и пообещала, что он не умрет, то, признается Савонарола, он долго считал это дьявольским наваждением, пока ему не открылось, что Мадонна разумела здесь вторую смерть, а именно смерть вечную. Если это все и многое подоб­ ное в том же роде отдает заносчивостью, так ведь он, этот ве­ ликий дух, и поплатился за все, причем расплата была самой жестокой. В последние свои дни Савонарола, надо полагать, признал ничтожность своих видений и предсказаний, и все же в нем сохранялось достаточно внутреннего мира, чтобы отпра­ виться на смерть в блаженном состоянии. Однако его привер­ женцы помимо учения на протяжении трех десятилетий придер­ живались еще и его пророчеств.

В качестве преобразователя государства он трудился лишь постольку, поскольку в противном случае всем делом овладе­ ли бы вместо его приверженцев враждебные ему силы. Неспра­ ведливо было бы оценивать его на основании полудемократи­ ческой конституции (с. 382 прим. 155) начала 1495 г. К тому же она не хуже и не лучше других флорентийских конституций89.

Вообще говоря, то был наименее подходящий для вещей такого рода человек из всех, кого только можно представить. Действительным его идеалом была теократия, при которой всё в блаженном смирении преклоняется перед Незримым и лю­ бые конфликты страстей с самого начала исключены. Вся его натура заключена в той надписи дворца Синьории, содержа­ ние которой было его девизом уже к концу 1495 г.90, и которая была возобновлена его приверженцами в 1527 г.: «Jesus Chris­ tus Rex populi florentini S. P. Q. decreto creatus»514*. К земной жизни и ее условиям он имел столь же малое касательство, что и лю­ бой подлинный и строгий монах. Согласно его воззрениям, че­ ловек должен заниматься лишь тем, что находится в непосред­ ственной связи со спасением души.

Насколько явственно выявляется это в связи с его воззрения­ ми на античную литературу. «Единственным благом, - пропове­ дует он, - которое принесли Платон и Аристотель, было то, что они произвели на свет много аргументов, которые возможно ис-

319

пользовать против еретиков. Все же и они, и прочие философы пребывают в аду. Старая женщина больше смыслит в вере, чем Платон. Для веры было бы хорошо, если бы многие представляю­ щиеся полезными книги были уничтожены. Когда не было еще такого множества книг и такого множества рассудочных основа­ ний (ragioni naturali) и диспутов, вера возрастала стремительнее, чем стало это происходить потом». Классическое чтение в шко­ лах он желает ограничить Гомером, Вергилием и Цицероном, а остальное дополнить из Иеронима и Августина. В то же время не только Катулл и Овидий, но и Тибулл с Теренцием должны быть запрещены. Здесь в данный момент раздается голос одной толь­ ко устрашенной нравственности, однако в особом своем сочине­ нии Савонарола допускает общую вредоносность науки вообще. На самом деле, полагает он, ее должны были бы изучать немно­ гие, чтобы не погибли окончательно традиции человеческих по­ знаний, но особенно-для того, чтобы постоянно имелись в нали­ чии борцы для опровержения еретических софизмов; все же про­ чие не должны выходить за пределы грамматики, добрых нравов и религиозного воспитания (sacrae literae). Так, разумеется, все образование снова перейдет в руки монахов, а поскольку страна­ ми и государствами опять-таки должны управлять «самые знаю­ щие и святые», то также и им следует быть монахами. Не станем даже задаваться вопросом, заходил ли в своих рассуждениях так далеко сам автор.

Более ребяческих рассуждений невозможно и вообразить. То простое соображение, что открытая заново античность и гро­ мадное расширение поля зрения и мыслительного горизонта могут, в зависимости от обстоятельств, явиться служащим к вящей славе религии испытанием огнем, просто не приходит славному нашему герою в голову. Он постоянно склонен запре­ щать то, что невозможно устранить другим способом. Да и во­ обще никакое звание не идет ему в меньшей степени, нежели либерал: так, например, для безбожных астрологов он держит наготове такой же точно костер, как тот, на котором впослед­ ствии нашел свою смерть и он сам91.

Какой же мощью должна была обладать душа, жившая в этом узком духе! Как ярко должен был гореть этот человек, чтобы заставить флорентийцев с их образовательным порывом пре­ клонить колени перед такими воззрениями!

А о том, от чего из искусства и света вообще были они гото­ вы отказаться, можно судить по тем знаменитым жертвенным кострам, рядом с которыми, конечно же, почти ничтожными представляются все talami Бернардино да Сиена.

320

Разумеется, дело не обходилось со стороны Савонаролы без некоторых тиранически-полицейских мер. И вообще его вмешательство в ценившуюся так высоко свободу итальянской частной жизни нисколько не ограничивалось в масштабах; так, например, он требовал, чтобы слуги шпионили за своими хозя­ евами, дабы он был в состоянии осуществить свою моральную реформу. То, что лишь с величайшим трудом удалось впослед­ ствии железному Кальвину, причем в условиях постоянно со­ хранявшегося осадного положения — полное преобразование общественной и частной жизни, — во Флоренции должно было остаться лишь попыткой, но уже и в качестве таковой это должно было до крайности ожесточить противников. В первую очередь сюда можно отнести организованную Савонаролой свору мальчи­ шек, врывавшихся в дома и пытавшихся силой забирать те вещи, что назначались для сожжения на костре: то здесь, то там маль­ чишек этих выгоняли в толчки; тогда, чтобы поддержать любой ценой фикцию новой поросли «священного гражданства», их ста­ ли сопровождать в качестве защитников взрослые.

Таким вот образом могли быть организованы большие ауто­ дафе на площади Синьории в последний день карнавала 1497 г. и еще одно - в тот же самый день год спустя. Здесь высилась ступенчатая пирамида, похожая на rogus, на котором сжигались тела римских императоров. Нижний слой ее образовывали ли­ чины, накладные бороды, маскарадные костюмы и т. п.; над ними были сложены книги латинских и итальянских авторов, среди прочих «Моргайте» Пульчи, Боккаччо, Петрарка: частью то были дорогие издания на пергаменте и рукописи с миниатюрами; далее шли украшения и женские туалетные приспособления - духи, зеркала, вуали, шиньоны; еще выше-лютни, арфы, шах­ матные доски, триктрак, игральные карты; наконец, оба верх­ них уступа заключали в себе сплошь одни картины, особенно те, что изображали женские прелести - частью под классичес­ кими именами Лукреции, Клеопатры, Фаустины, частью же про­ сто портреты, сделанные с прекрасных Бенчины, Лены Морелла, Бины и Марии де'Ленци. В первом случае присутствовавший здесь один венецианский купец предложил Синьории 20 000 зо­ лотых талеров515' за содержимое пирамиды; ответом ему было лишь то, что с него было приказано также сделать портрет, пос­ ле чего картину присоединили ко всем остальным. Когда стали зажигать, Синьория вышла на балкон; воздух наполнился пе­ нием, трубным завыванием и колокольным звоном. После это­ го все перешли на площадь перед Сан Марко, где все присут­ ствующие танцевали, построившись в три концентрических кру-

321