u_lectures

исследователей. Сами ученые предпочитают чаще говорить не о парадигме, а о теории или множестве теорий [5].

Более ранние аналоги понятия «научное сообщество»— «республика ученых», «научная школа», «невидимый колледж» и другие имели давнее происхождение. Есть свидетельства, что еще в XVII в. аббат М. Марсанн был организатором «незримого колледжа». Согласно смысловым особенностям данных понятий, М. Полани использует понятие научного сообщества для фиксации в рамках концепции личного знания условий свободной коммуникации ученых и необходимости сохранения научных традиций.

Однако поскольку научное сообщество направляет свое внимание на строго определенный предмет и оставляет вне поля зрения все прочие, то связь между различными научными сообществами оказывается весьма затруднительной. Представители разных научных сообществ зачастую говорят «на разных языках» и не понимают друг друга. Их сосуществование можно уподобить проживанию на различных этажах огромного здания науки. Это относится к отрицательным характеристикам функционирования научных сообществ.

Идеал науки представителя критического рационализма К.Поппера тесно связан с его представлением об общественном идеале. "Открытое общество" - это такое общество, которое потому и "открыто", что в его основу положены универсальная Рациональность, освобождающая людей от власти догм, предрассудков, невежества ради власти творческого разума. Поппер называет знание "третьим миром", существующим наряду с другими мирами. "Для объяснения этого выражения, — пишет он, — я хочу указать на то, что если не принимать слишком серьезно слова "мир" или "универсум", то мы можем различить следующие три мира или универсума: во-первых, мир физических объектов или физических состояний; во-вторых, мир состояний сознания или мыслительных состояний; и, в-третьих, мир объективного содержания мышления, в частности, научного и поэтического мышления и произведений искусства".

К числу объектов "третьего мира" Попер относит научные проблемы, гипотезы, теоретические системы, критические аргументы и, конечно, содержание научной литературы. Защищая самостоятельное существование "третьего мира", Поппер приводит аргумент, состоящий из двух мысленных экспериментов.

Эксперимент 1. Пусть все наши машины и орудия разрушены, исчезли также все наши субъективные знания об орудиях и о том, как ими пользоваться, однако библиотеки и наша способность пользоваться ими сохранились. В этом случае после длительных усилий наша цивилизация в конце концов будет восстановлена.

Эксперимент 2. Как и в предыдущем случае, орудия, машины и наши субъективные знания разрушены. В то же время разрушены также наши библиотеки, так что наша способность учиться из книг становится бесполезной. В этом случае наша цивилизация не будет восстановлена даже спустя тысячелетия. Это говорит о реальности, значимости и автономности "третьего мира", который, имея символическую, коммуникативную природу, является фундаментом как научной, так и социальной практики [13].

В современной философии коммуникативная проблематика рассматривается в контексте понятия дискурс. Дискурс трактуется как обсуждение, в основе которого лежит рациональная аргументация. Содержанием дискурса выступает совокупность речевых актов, их интерпретаций, объектов, различных модальностей символического выражения, понятий, методов, стратегий и др. Научное знание оказывается в таком случае одним из видов дискурса наряду с литературой, философией, религией, историческим описанием и др. [9] Так, М.Фуко в "Археологии знания" исходит в анализе знания из понятия "дискурса" и отмечает существование различных "дискурсивных формаций" – целостного поля, объединяющего в себе определенное число высказываний, объектов, типов выражения, тематических решений, понятий и подчиняющих все эти компоненты единому правилу. Вычленяя формации предметов, модальностей выражения, понятий, стратегий, Фуко подчеркивает, что систему мышления следует определить, исходя из определенной совокупности дискурсов. Научный дискурс может быть определен благодаря включению предметов, которые обсуждаются, типов выражения, которые вовлечены в действие, понятий, которые используются, и стратегий, которые создаются. Единство всех этих компонентов и составляет дискурсивную формацию: "Наука появляется лишь в стихии дискурсивной формации и на основе знания" [цит. по 9]. Переходя от "археологии знания" к объяснению "генеалогии власти", Фуко проводит мысль о том, что любой дискурс является элементом властных отношений. Любой дискурс, в том числе научный дискурс, включен в поле отношений власти, образует их компонент и не может быть

свободен от властных функций и характеристик. Принятые в обществе на том или ином этапе развития стандарты, клише, образцы, способы выражения так или иначе находят свое воплощение и в научном творчестве, сознательно или бессознательно пронизывают сознание ученого, поскольку научный дискурс – лишь компонент научной практики, характеризующей общество того или иного периода. Ученый не может быть свободным от дискурса власти, какова власть, такова и наука, – и в этом суть позиции М.Фуко.

В отличие от М. Фуко, для которого любой дискурс – это дискурс власти, другой постструктуралист – Р.Барт, хотя и подчеркивает первостепенную важность понятия "дискурса", все же отмечает существование в культуре "вне-властных" структур, воплощающих в себе силы свободы и способных преодолеть идеологические стереотипы и дефетишизировать социальную действительность: "Объектом, в котором от начала времен гнездится власть, является сама языковая деятельность, или, точнее, ее обязательное выражение – язык". Называя язык "общеобязательной формой принуждения", Барт считает, что "язык и дискурс нераздельны, ибо движутся вдоль одной и той же оси власти", "все целиком пространство дискурса регламентировано сетью правил, ограничений, предписывающих и карающих норм". Однако, Барт допускает возможность оказаться за пределами власти с помощью литературных текстов, которые позволяют "расслышать звучание вневластного языка". Именно в литературе заключены силы, способные преодолеть нивелирующую власть дискурсов. В связи с этим Барт в статьях конца 70-х годов проводит различие между языками и дискурсами в соответствии с их отношением к власти: "Одни языки высказываются, развиваются, получают свои характерные черты в свете (или под сенью) власти, ее многочисленных, социальных и идеологических механизмов", "другие же вырабатываются, обретаются, вооружаются вне Власти и/или против нее" [цит. по 9]. Первые он называет энкратическими, вторые – акратическими. Поэтому и научный дискурс, по Барту, не тождествен дискурсу власти: можно вычленить, наряду с наукой как властью, и научный дискурс как коммуникацию, существующую вне власти и не подчиняющую контролю и манипуляции со стороны власти.

Другой представитель постмодернизма Ж.Деррида отождествляет научный дискурс с властью логоса, языка и мысли. Этот дискурс регламентирует, запрещает, предписывает, ограничивает, исключает. Так,

язык математики, по его словам, исключает все, что поддается лишь качественному описанию. Язык эмпирических, опытных наук исключает и запрещает любой спекулятивный момент [9]. В целом же научный дискурс запрещает любые ценностные суждения в точном научном знании. Иными словами, Деррида показывает, как в научном дискурсе "задействованы" механизмы власти, которые, основываясь на выборе определенных предпочтений, идеалов и критериев научности, обеспечивают оценку одних областей знания как ненаучных, а других – как соответствующих идеалам научности. Тем самым достигается господство одних идеалов научности, например, идеалов точности и доказательности, во всем корпусе знания, и умаление, если не подавление иных критериев научности и сфер знания.

В противоположность постструктуралистским концепциям дискурса, в теории коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса дискурс понимается как рациональная форма аргументации, в ходе которой должен быть достигнут консенсус. Именно в ходе рациональной аргументации могут быть прояснены как иррациональные самозаблуждения субъекта, так и идеологические доминанты его действия. Ю. Хабермас указывает на различные типы дискурсов (теоретический, практический, эстетический), каждый из которых имеет свою логику обсуждения и достижения согласия.

Было бы неверным отождествлять все формы взаимодействия ученых с властными отношениями, существующими внутри науки и вне ее. В науке есть громадный пласт отношений между учеными, который не подчиняется властным императивам – пласт отношений между учеными как равноправными партнерами исследования, диалога, обсуждения, соавторства и пр. Сами же формы этой коммуникации трактовались по-разному – как диалог, как "невидимая коллегия", как неформальное, межличностное общение, осуществляющееся в различного рода салонах, в малых группах.

По словам Д.Дж. Прайса, незримая коллегия – это определенный тип коммуникации между учеными, коммуникации неформальной, осуществляющейся в переписке и ставящей целью обсудить свои работы, обеспечить приоритет, получать сведения об исследованиях других ученых. Казалось бы, в науке XX века, обладающей специализированными службами информации и развернутой системой коммуникации – от журналов до конференций и симпозиумов, от информационных компьютерных сетей до принтеров – эта форма коммуникации должна отмереть. Оказывается, она не только не отмерла, но, наоборот, развилась и занимает свое, причем важное

место в системе коммуникации между учеными. Этот тип коммуникации существует в исследовательских объединениях и называется у разных историков науки по-разному – "невидимый колледж", "научная школа", "сплоченная группа", "социальный круг" и т.п. Неформальный характер общения между учеными – главная черта такого рода объединений. "В основе представлений о "невидимом колледже" лежит, видимо, то обстоятельство, что в каждом из наиболее активных и соревнующихся друг с другом научных направлений обнаруживается существование особой "внутренней группы". Входящие в такую группу ученые оказываются обычно в прямом контакте с каждым исследователем, который вносит весомый вклад в данное направление, не только на национальном, но и на международном уровне, включая все страны, где данное направление получило достаточное развитие. Основной состав группы собирается обычно где-нибудь в приятных местах на узких конференциях. Члены этой группы информационно связывают отдельные исследовательские центры. Они пересылают друг другу препринты и оттиски статей, сотрудничают в исследованиях. Эти лица составляют как бы ядро, объединяя всех более или менее известных ученых исследователей данного направления, они оказываются в состоянии контролировать финансирование и лабораторное обеспечение исследований как на местах, так и в национальном масштабе. В этой сети неформальных коммуникаций можно выделить ведущую группу ученых, объединенных не столько природой исследуемого объекта, сколько общностью методов исследования [11]. то – ядро, в которое входят наиболее продуктивные ученые, оказывающие наибольшее влияние на исследования в данной области и выбранными методами. "Ядерная группа" внутри "невидимого колледжа" вычленяется и с помощью социометрических методов науковедческого исследования, и с помощью библиометрических методов – взаимного цитирования и соавторства в публикациях. Наряду с "ядерной группой" существует и второй слой участников коммуникации – слой "посторонних", участие которых в коммуникации минимально. Ведущая исследовательница такого рода коммуникаций в науке – Д.Крейн выделила в научном сообществе "невидимые колледжи" по целому ряду параметров, в том числе по социометрическим пара метрам, переписке, обмену препринтами и оттисками, соавторству отношению "учитель-ученик", влиянию на выбор проблем и др. Исследования сети неформальных

коммуникаций в науке показали их различия в разных научных дисциплинах и вместе с тем выявили их громадную значимость в современной науке [3].

Феномен "незримой коллегии" превратился в феномен "незримого колледжа" – сеть неформальной коммуникации между исследователями, которая включает в себя межличностное общение, текущее сотрудничество, соавторство, руководство аспирантами и стажерами, воздействие на выбор проблем и методик, обмен письмами и препринтами, оттисками статей. Иными словами, сеть неформальных коммуникаций в настоящее время гораздо шире, чем общение членов "незримой коллегии", ограничивающееся преимущественно перепиской между учеными. Характер и уровень неформальных коммуникаций, конечно, различен в странах с разными системами государственной власти. Он максимален в демократических странах, хотя и здесь существуют ограничения связанные с секретностью и запретами, действующими в военно-промышленном комплексе. Совершенно деформированный характер приобретают неформальные коммуникации в странах, где господствует тоталитарная система власти.

Таким образом, наука представляет собой сложную систему, которая, будучи рассмотрена с коммуникативной стороны, включает в себя как формы самоорганизации и межличностного общения, так и формы институциональной организации и опосредованного общения. Односторонне делать акцент на науке как системе властных отношений, на включенность науки в систему власти, на властный характер идеологии овладения природой, ее эксплуатации. Но столь же односторонним оказывается и акцент на межличностных контактах ученых, общении внутри научного сообщества. В реальной жизни науки воедино сплавлены различные уровни коммуникации – от межличностного контакта до властных отношений внутри научного сообщества.

Философские аспекты права

Автор: Лесовская Л.В.

1. Философские аспекты права

План

1.Специфика философского подхода к праву.

2.Дисциплинарный статус философии права.

3.Структура философии права.

4.Функции философии права.

Специфика философского подхода к праву

Юридическая деятельность в значительной степени сопряжена с разрешением социальных конфликтов, где знание правовых норм и практики их применения служит условием для оптимального разрешения проблемы.

Может показаться, что личность юриста в этой ситуации не имеет принципиального значения. Однако модель юридической деятельности, где юрист работает как функционер, не соответствует реалиям жизни. На самом деле проблема, которую решает юрист, выходит далеко за рамки собственно правового интереса сторон правоотношения и затрагивает такие фундаментальные проблемы права, как справедливость, свобода, насилие и другие. В истории философско-правовой мысли существовали разные подходы к взаимоотношению философии и права (Г. Гегель, И. Кант, С.Л. Франк и др.) В современной философии права также есть разные подходы от самых широких определений (В. Нерсесянц) – в соответствии с которым «философия права занимается исследованием смысла права, его понятия, ценности и значимости в жизни человека и государства, судьбах народа и человечества» до самых узких (Н. Боббио) – единственная проблема философии права – справедливость.

Можно предположить, что подходов к вопросу о предметных границах философии права столько же, сколько философских систем. В целом же если исходить из определения философии как учения о предельных основаниях человеческого бытия, то соответственно, философия права может быть определена как учение о предельных основаниях права как одного из способов человеческого бытия.

Природа правового феномена предполагает единство позитивного и естественного права.

Позитивное право выступает как необходимый и существенный элемент правовой реальности, как проявление властной воли конкретных социальных субъектов и, в первую очередь, государства. Под позитивным правом подразумевается действующая система правовых норм, отношений и судебных решений. Под естественным же правом, как правило, подразумеваются идеальные первоосновы права. Понятие «естественное право» выражает глубинную сущность права, а его «идеальность»

проявляется в том, что оно; во-первых, существует в сознании (правосознании) как его установка (хотя и находит выражение в формах поведения); во-вторых, представляет собой идеал, т.е. очищенную от случайностей форму должного в отношениях между людьми.

Кроме того, естественное право определяет исходные принципы, на основе которых принимаются (во всяком случае, должны приниматься) действующие правовые нормы и на основе которых происходит их оценка. Такая оценка осуществляется на основе иерархии ценностей, которую задает философия, решающая вопрос об отношении человека к окружающему миру,

втом числе в ценностном отношении. Благодаря ценностям право получает свое содержание, так как сознание субъекта права направлено на ценности как на свой объект. На их основе формируются дозволения, запреты и долженствования. Критическая оценка, в которой выражается отношение человека к правовым нормам, необходима по отношению к реальному правопорядку, чтобы человек не стал его заложником. Однако критическое отношение личности к существующему правопорядку не имеет ничего общего с пренебрежительным отношением к существующему законодательству, а тем более к нарушению существующих законов.

Отсюда можно сделать вывод, что право как сфера человеческой деятельности тесно связано с философией. Фундаментальные проблемы права, такие, как справедливость, свобода и равенство, вина и ответственность и др., являются одновременно и важнейшими философскими проблемами, а их решение уходит своими корнями в решение основных философских вопросов о сущности человека и смысле его жизни, об онтологической структуре мира и способах его познания. Право, таким образом, по самому своему духу «философично», оно представляет собой «философию на практике», что, соответственно, предполагает и «философию

втеории», роль которой и выполняет философия права.

Предметом философии права являются внеюридические (предельные) основания права, которые в трактовке некоторых авторов справедливо раскрываются как познавательные, ценностные, социальные и антропологические основания права. Теория же права представляет собой, главным образом, учение о действующем праве. Именно в сфере теории права происходит развитие «всеобщих правовых понятий», которые выводятся из конкретного опыта функционирования отдельных отраслей права. Понятийным арсеналом теории права являются такие понятия, как

«закон», «правоотношение», «субъект права», «правовая обязанность», «субъективное право», «обязательство», «ответственность» и др. Они представляют собой несущие конструкции позитивного права, его «понятийный каркас». Благодаря им происходит «оформление» и «упорядочивание» нормативной системы и понятийного аппарата правоведения в целом. Хотя философия права в своем анализе оснований права может использовать понятия позитивной науки о праве, однако она имеет и свои собственные категории, такие как «идея права», «смысл права», «цель права», «справедливость», «свобода», «равенство», «признание», «автономия личности», «права человека» и др.

Само по себе позитивное право не является предметом философии права. Позитивное право интересует философию права лишь в соотнесении с естественным правом, с позиции которого оценивается действующее право. В данном случае естественное право, оценивая позитивное право, играет роль как бы «права в праве». Благодаря такому соотнесению и оценке позитивное право оказывается легитимированным (узаконенным) и одновременно лимитированным (ограниченным) в своих притязаниях. В целом можно согласиться с идеей о том, что предмет философии права соотносится с понятием «естественного права», а предмет теории права с понятием «позитивного права», однако следует подчеркнуть условность такого разграничения. Более точным будет утверждение, что философия права изучает «мир права» («правовую реальность» как философский аналог понятия «правовая система») в его всеобщности и целостности, его смысловое содержание. Здесь под правовой реальностью понимается вся совокупность правовых феноменов: правовых норм, институтов, существующих правоотношений, правовых концепций явлений правового менталитета и т.д.

Право, несомненно, является одним из самых труднодоступных объектов познания. На месте решенной исследователем проблемы возникают новые, и так до бесконечности. Чем больше мы знаем о праве, тем больше вопросов возникает перед исследователем.

2. Дисциплинарный статус философии права

По своему статусу философия права представляет собой комплексную, смежную дисциплину, находящуюся на стыке философии и юриспруденции.

Данное обстоятельство требует четкого определения ее места и роли в системе философии и правоведения.

Выход на проблематику философии права может быть осуществлен с двух противоположных сторон: от философии к праву и от права к философии.

Первый путь выхода на философско-правовую проблематику (философский подход к праву) связан с распространением той или иной философской концепции на сферу права. Такое обращение философии к осмыслению правовой реальности, особенно характерное для эпохи Просвещения, оказалось весьма плодотворным для самой философии. Известно, что многие из серьезных достижений классической философии – результат такого обращения. Важно также подчеркнуть, что в сфере философии права происходит своеобразная проверка познавательной силы той или иной философской концепции, ее практической состоятельности в одной из важнейших сфер человеческого духа. Все это дает полное основание заключить, что без рефлексии оснований права, философского осмысления правовой реальности в целом философская система не может считаться полноценной.

Другой путь формирования философии права (юридический подход к праву) направлен от решения практических задач юриспруденции к их философской рефлексии. Например, от осмысления таких частных правовых проблем, как основания уголовного права, вина и ответственность, выполнение обязательств и др. – к постановке вопроса о сущности права. Здесь философия права предстает уже как самостоятельное направление в правоведении, специфический уровень изучения собственного права. Такое философское осмысление права осуществляется правоведами в его большей практической ориентированности, при которой идеальные первоосновы права рассматриваются в тесном соотношении с позитивным правом. Однако и в первом и во втором случае философия права ориентируется на постижение сущности и смысла права, заключенных в нем начал и принципов.

В силу существования двух различных источников формирования философии права сложились и два основных подхода к пониманию ее статуса.

Первый подход рассматривает философию права как часть общей философии и определяет ее место среди таких дисциплин, как философия