§ 3. Риск подвергнуться несправедливому уголовному преследованию и наказанию

но сказать, что правовые изобретения для цивилизации значат не меньше, чем любые открытия физических наук и техники.

Известно, например, что основным пороком средневековой инквизиции было сочетание в одном лице (инквизитор) и судьи,

и обвинителя. Этого достаточно, чтобы власть, находясь под влиянием религиозного или идеологического фанатизма, перерождалась в тотального преступника.

Инквизиционный процесс внешне и даже процессуально «гарантировал» добывание истины: для обвинения было необходимо минимум два свидетеля, доносчикам угрожал принцип talio, если донос был ложным. В 1252 г. папа Иннокентий IV издал буллу, одобряющую пытки, но сердобольно указывал, что пытка должна быть «умеренной»1 и проводиться в присутствии епископа. Именно в инквизиционном процессе в доказательствах не было недостатка! Тысячи свидетелей видели полеты ламий (летающих существ женского пола). Дети давали показания на одержимость родителей и наоборот. Например, в Парижской национальной библиотеке хранится письмо Асмодея Гриндье — так сказать, письменное доказательство существования дьявола. Еще раз обратим внимание на то, что именно для оправдания фанатически сформулированных целей особенно годятся «юридические находки» операциональных «безразмерных» определений. Так, кроме указанной выше «умеренности» очередной папа Александр IV включает в круг компетенции инквизиции не только ересь как таковую, но и все, что явно

1 Концепция «умеренных» пыток возродилась в начале XXI в. в «самом либеральном и демократическом государстве» — США. Эта концепция реализована в концентрационном лагере Гуантанамо и секретных тюрьмах на территории Европы.

Удивительно, что эта концепция «умеренных» пыток поддержана и российскими либералами. Так, писатель и журналист Александр Кабаков в своем обозрении, посвященном деятельности американских спецслужб по борьбе с терроризмом, пишет: «Каким бы варварским ни показался такой взгляд, но многие, думаю, согласятся с тем, что стоит слегка притопить или приморозить уличенного в организации кошмара 11 сентября активиста «Аль-Каиды», если в результате он выдаст сообщников, расскажет о планирующихся взрывах, и благодаря этому будут спасены сотни, если не тысячи мирных людей. Судить цэрэушников как исключительных извергов за то, что делают все их коллеги из спецслужб других стран, будет не совсем честно. Отличилось ЦРУ лишь непрофессионализмом в соблюдении секретности» (Кабаков А. Цена вопроса // Коммерсант. 2005. ¹ 231).

ган внесудебной расправы — Особое совещание при НКВД (постановление ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г.), а затем образованы пресловутые «тройки» и «двойки».

История коммунистического геноцида против народов

СССР, масштаб его жертв описан довольно подробно. Во всяком случае, речь идет о миллионах. Однако вне насилия не мог себя чувствовать уже никто. В режимный лагерь превратилась вся страна. По усмотрению правящей касты, установившей тотальный полицейский контроль, преступлением могло быть объявлено не только любое деяние, но и любое инакомыслие — «запах ереси».

Возвращаясь к понятию риска быть несправедливо привле- ченным к уголовной ответственности, отметим, что здесь мы имеем дело по крайней мере с двумя видами рисков.

Риск быть неоправданно объявленным лицом, причастным к совершению преступления. Показателем такого риска можно счи- тать отношение разности между количеством лиц, выявленных за совершение преступления (Лâ), и количеством лиц, привле- ченных к уголовной ответственности (Лè), к количеству выявленных, выраженное в процентах:

R ï = (Ëâ − Ëè )100%. Ëâ

Например, в 2004 г. по отчетам правоохранительных органов выявлено за совершение преступлений 1222,5 тыс. человек, и в этом же году привлечено к уголовной ответственности 1080,7 тыс. человек, следовательно:

R ï = (1222,7 − 1080,7)100% = 11,5% (см. графу 5 табл. 1). 1222,7

Следует при этом отметить, что данный вид риска в какойто мере оправдан и даже может быть отнесен к неизбежным потерям правоприменения, если он не связан с нарушением законности со стороны власти. И все-таки задача сокращения размера данного риска неизменно должна решаться правоохранительными органами.

Самостоятельное значение для оценки изменений в уголовной политике государства имеет показатель, обратный показателю Rï, т. е. показатель, равный по величине 100 – Rï.

Он показывает, какова доля лиц из числа выявленных за совершение преступлений, которая будет в действительности и на законных основаниях привлечена к уголовной ответственности.

«Лицо, выявленное за совершение преступления» не является процессуальной категорией, в отличие от подозреваемого1, а следовательно, и не пользуется теми правами подозреваемого, которые предоставлены ему Уголовно-процессуальным кодексом РФ (в том числе такими, как знание того, в чем его обвиняют, отказ от дачи показаний, наличие защитника, заявление отводов, принесение жалоб и т. д.).

Но вместе с тем «лицо, выявленное за совершение преступления» является важной ведомственной учетной категорией, поскольку количество этих лиц является, пожалуй, самым точ- ным показателем активности оперативно-розыскной деятельности по выявлению преступлений и изобличению лиц, их совершивших. Можно определить указанную категорию — лица,

предварительно причастные к совершению преступлений, при- частность которых еще недостаточно подтверждена доказательствами (недостаточно для признания их подозреваемыми или обвиняемыми).

Процесс этого «изобличения» может окончиться неудачей, уголовное преследование может быть в отношении определенных лиц прекращено по различным законным основаниям, просто «отпасть» как не подтвердившееся в ходе расследования и т. д. Однако странным образом эта категория лиц не получи- ла какого-либо процессуального статуса и определений, касающихся ее специфического правового и процессуального положения, так и оставшись учетной категорией.

Вместе с тем именно категория «выявленных» стратегиче- ски предопределяет статистику (уровень, динамику) лиц, привлеченных к уголовной ответственности, а отношение числа лиц, привлеченных к уголовной ответственности (Лïð) к числу

1В соответствии со ст. 46 УПК РФ подозреваемым является лицо:

1)либо в отношении которого возбуждено уголовное дело по основаниям и в порядке, которые установлены гл. 20 Кодекса; 2) либо которое задержано в соответствии со ст. 91 и 92 Кодекса; 3) либо к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения в соответствии со ст. 100 УПК РФ; 4) либо которое уведомлено о подозрении в совершении преступления в порядке, установленном ст. 2231 Кодекса.

что послужило основанием для их отмены или изменения судами вышестоящих инстанций.

Этот риск можно было бы назвать риском судебной ошибки при вынесении обвинительных приговоров (Rïðèã). Величина этого риска может определяться как отношение суммы отмененных (Пîòì) и измененных (Пèçì) приговоров к общему числу уголовных дел, рассмотренных судами первой инстанции (в процентах).

R ïðèã = Ïîòì + Ïèçì 100%.

N ð

В 90-е гг. ХХ в. и в начале XXI в. Rïðèã колебался от 3,6 до 4,4%.

Признание судебной ошибки и признание невиновным незаконно осужденного человека — это критерий доверия граждан к правоохранительным и судебным системам. Для невинно осужденного, его родственников и общества в целом установление Истины даже по прошествии многих лет носит более принципиальный характер, чем многие победные реляции различного рода чиновников об «успехах в борьбе с преступностью».

В этой связи показательна судьба канадца Стивена Трускотта. Апелляционный суд канадской провинции Онтарио в сентябре 2007 г. оправдал Стивена Трускотта почти через полвека после того, как он был приговорен к смерти через повешение. Летом 1959 г. тогда всего лишь 14-летнему школьнику полиция предъявила обвинение в изнасиловании 12-летней Линн Харпер с последующим удушением ее собственной блузкой. Апелляция подростка, который всегда настаивал на своей невиновности, в январе 1960 г. была отвергнута тем же судом, который в 2007 г. вынес оправдательный приговор, вступивший в законную силу после отказа Верховного суда от пересмотра этого дела. Как установил Апелляционный суд, обвинение представило суду первой инстанции сфабрикованные улики и утаило доказательства, свидетельствующие о невиновности обвиняемого. Судом спустя 48 лет была произведена реконструкция хода полицейского расследования, а также последующего судебного процесса.

Риск стать жертвой преступления (виктимологический риск).

Безопасность существования как такое состояние жизни, когда

угрозы сведены к минимуму, является первейшим благом для человека, а организация безопасности является первейшей заботой каждого человека. Поэтому уже в пределах исторического времени созданы многообразные общественные и государственные формы обеспечения безопасности.

Существует огромное количество источников, представляющих угрозу безопасности существования (естественные, политические, военные и т. п.), однако нас будет интересовать лишь один из видов этих угроз, а именно криминотропные, т. е. имеющие криминальную природу, угрозы безопасности. Это такие угрозы, источником которых являются деяния отдельных лиц, их сообществ или государственных институтов, которые представляют собой виновное, общественно опасное проявление агрессии, экспансии, обмана во всевозможных исторически обусловленных формах, наносящее жизненный (органический) ущерб жертвам (отдельным лицам, или их коллективам, или обществу в целом).

По мере консолидированного осознания мировым сообществом приоритетности проблемы защиты жизни, прав, свобод и интересов личности перед некоторыми другими правозащитными проблемами виктимологические проблемы все более перемещаются из периферической зоны криминологического анализа в ее центральные и определяющие.

Ведущим не только научно-познавательным, но и духовноэтическим фактором является то, что именно при рассмотрении проблемы жертвы консолидированное мировое сообщество неизменно обращается к естественному праву с его представлением о неотъемлемых правах человека. Это нашло отражение в основополагающем документе — Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью (принята на Седьмом конгрессе ООН (Милан, 1985 г.)).

Декларацией даются определения двух категорий жертв:

жертвы преступлений è жертвы злоупотребления властью. В этом подразделении потерпевших и в подведении их под одну категорию жертв мы видим большой смысл, так как оно, по существу, выражает выстраданный опыт консолидированного мирового сообщества, осознавшего необходимость защитить безусловную неотчуждаемость основных (естественных) прав человека и тогда, когда на эти права покушается

21,9%, äëÿ ÔÐÃ — 21,9%1. Приходится констатировать, что риск стать жертвой преступления существенно увеличивается с повышением уровня жизни и урбанизации.

Криминологи, изучающие масштабы виктимности, никогда не сомневались в том, что официально существующая статистика преступности, в которой отражаются (фрагментарно) и некоторые сведения о жертвах преступлений, не может служить надежным ориентиром в определении общего (подлинного) количества лиц, ставших жертвами криминала. Научным средством познания реального состояния преступности и «виктимности» явились выборочные опросы населения.

Наиболее организованную и методически корректную форму опросы населения приобрели в США. Начиная с 1972 г. и до сего дня Бюро переписи населения Соединенных Штатов реализует специальную ежегодную программу проведения Национального виктимологического опроса (National Crime Victimization Serves, NCVS). О масштабах выборочных опросов можно судить по таким данным: в 90-х гг. ХХ в. в них участвовало 90 560 человек от 12 лет и старше. За 30 лет статистического мониторинга США приблизились к измерению более или менее реальных масштабов криминального поведения. Этим же исследованием измеряется готовность потерпевших заявить в полицию о совершенном в отношении них преступлении. Так, за наблюдаемый период для всех видов преступлений эта готовность колебалась от 33 до 38% от числа случаев. Для краж (в том числе домашних) эта доля намного ниже 24—27%, для изнасилований — примерно одна треть.

Интересную зависимость доли указанных при опросе инцидентов (к их реальной численности) от промежутка времени, прошедшего с момента правонарушения до интервью, обнаружил Дж. Тернер (табл. 2)2.

В России серия выборочных виктимологических опросов населения была проведена ВНИИ МВД России. Исследованием был охвачен 21 регион страны, по специальной анкете опрошено 6074 человека. При этом 26,5% опрошенных заявили, что в 2000 г. они были жертвами преступных посягательств, однако в милицию с письменным или устным заявлением по

1См.: Преступность за рубежом (1990—2002 ãã.). Ì., 2003.

2См.: Криминология / Под ред. Äæ. Ô. Øåëè. ÑÏá., 2003. Ñ. 116.

Таблица 2

Зависимость доли указанных при опросе инцидентов (из числа реально имевших место) от времени, прошедшего с момента правонарушения до интервью

факту посягательства обращалось лишь 55% опрошенных жертв.

Распространяя эти данные на все население России, находим, что потерпевшими от преступлений в 2000 г. себя могут считать по крайней мере 38 млн россиян, которые сделали 20—21 млн заявлений в органы милиции. Следовательно, 17— 18 млн потерпевших таких заявлений не делали.

Однако в целях вычисления реального количества преступных посягательств общее число лиц, считающих себя жертвами криминальных проявлений, следует уменьшить ориентировоч- но на одну треть в связи с тем, что, как показывает практика проверки заявлений и сообщений, граждане примерно в каждом третьем случае ошибочно относят случившиеся с ними происшествия к категории преступлений.

С учетом высказанного соображения можно считать, что граждане в 2000 г. в своих заявлениях и сообщениях информировали правоохранительные органы о 14 млн фактически совершенных преступлений. Принимая во внимание, что фактически в этом году было зарегистрировано 2,95 млн преступлений, определяем, что латентная часть преступности, искусственно укрытая от регистрации, составит ориентировочно 11 млн преступлений.

Кроме того, среди «незаявленных» фактов, если исходить из тех же пропорций, скрывается ориентировочно около 11 млн преступлений. Таким образом, общий массив латентных криминальных проявлений составляет около 22 млн. Эти

обобщенный и приблизительный результат рассматриваемых выше выборочных исследований. Лишь после того, как в России будет создана мониторинговая система национального виктимологического опроса — аналог NCVS США, можно будет судить о величине и динамике виктимизации россиян.

Разность между количеством жертв, сообщивших в правоохранительные органы об инцидентах (Nv), и количеством рассмотренных сообщений (Ðñ — при наличии документов, свидетельствующих о рассмотрении) определяет величину той категории жертв, которые не получили доступа к правосудию (Ví).

Отношение этой величины Ví к общему количеству жертв (Nó), выявленному при мониторинговом исследовании (в процентах) мы определяем как показатель риска недоступности правосудия (Ríä).

Любая модель включает те компоненты, в нашем примере — свойства, которые субъективно определяет автор модели. Заложенные в предложенную информационную модель преступности свойства не безальтернативны. Можно использовать и другие подходы. На наш взгляд, весьма перспективно рассмотрение дополнительных свойств преступности, предложенных А. С. Овчинским:

экструзивность преступности — это выдавливание ее системой социально-правовых отношений и уголовной политикой из общественной жизни и образование альтернативного криминального общества;

интрузивность преступности — это ее проникновение и встраивание в систему социальных, правовых, экономических отношений, криминальное изменение политической, культурной и духовной жизни общества;

конструктивность преступности — это развитие теневой экономики, в результате — создание новых рабочих мест, уча- стие в развитии инфраструктуры регионов;