ФУЛЬВИО ТЕСТИ

ЕГО ВЫСОЧЕСТВУ ГЕРЦОГУ САВОЙСКОМУ

Карл, доблесть сердца твоего — порука: Пробьет свободы италийской час!

Но медлит что? Что ждет оно? Для нас Досуг твой и покой — страстная мука.

Да узрит мир твои победы ныне, Взвей знамена, зови отважных в строй! Тебе союзник — Небо, пред тобой

Судьба склонилась — мужества рабыня.

Царица моря пусть покоит тело, Румянит щеки, мягкий локон вьет,

Пусть Франк следит, как близкий бой идет, В застолье вечном позабыв про дело.

И пусть товарища на бранном поле Тебе все нет и меч твой одинок, Пренебреги, о Государь, и в срок —

Вся честь — тебе, ни с кем ты не был в доле.

Мейндерт Гоббема. Две мельницы.

Великого твоя душа взыскует, И, мощная, великих тягот — длань, Но трусу не дарит победы брань,

И робкий — век в бесславии векует.

Дороги славы не благополучны, Путь почестей — обрывы, бурелом, Успех берется жертвой и трудом, Победа и опасность — неразлучны.

Кто, как не ты, собьет засов темницы: Давно тюрьма — для Гесперии дом, Ты узы разомкнешь своим мечом, Ее свобода — дар твоей десницы.

Карл, Гидра новая страшнее видом Той, древней, — если ты ее сразишь, Трехглавого Тирана победишь,— Я первый нареку тебя Алкидом.

Не отвергай сейчас мольбы и оды, До времени — о, долго ли терпеть! — Когда воздвигнем мраморы и медь Тебе — восстановителю свободы.

ГРАФУ ДЖ.-Б. РОНКИ О ТОМ, ЧТО НЫНЕШНИЙ ВЕК РАЗВРАЩЕН ПРАЗДНОСТЬЮ

Быть может, у подножья Авентина Ты бродишь. В разноцветье диких трав Великолепия латинских слав Останков гордых пред тобой картина.

С презрением и скорбью ты взираешь: На месте храмов, царственных палат — Скрип плуга и мычанье нищих стад; И ты в сердечной глубине вздыхаешь.

Что славная сейчас во прахе древность —

Втом буйство злое времени вини; Другим пред ней повинны наши дни:

Внас древним подражать угасла ревность.

Столпов и врат еще немало стройных Величат доблести старинных лет, И оглянись — между живыми нет

Врат и столпов, воздвиженья достойных.

Италия, отваги неуклонный Дух — ленью сладострастною прельщен,

И ты не видишь — разум твой пленен,— Что выродился в мирт — твой лавр исконный.

Прости мои слова. Но было ж время — В палестре ежедневной крепость рук Ты тешила и гнуть могучий лук Любила и щитов и копий бремя.

А ныне? Ты выпытываешь средства Не стариться — у верного стекла; В кичливые одежды заткала

Все золото прапращуров наследства.

Благоухают перси ароматом Бесценнейшим сабейских берегов;

И плечи — словно в пене облаков,

Вголландском льне, воздушном и хрущатом.

Втвоих застольях кубки золотые

Хиосской влагой полны золотой; Смирят — надменную годами — в зной Струю Фалерно волны ледяные.

Колхиды и Нумидии дичина — Спесь расточительных твоих пиров, И в туках духовитых свой улов Тебе подносит дальняя пучина.

Иной была, когда на Капитолий Ты земледельца консулом вела, Когда средь фасций Города дела

Вершил диктатор-пахарь властной волей.

Рукою, гладившей воловьи шеи, До света, медленных, спеша запречь, Твоя держава создана, и меч,

Послушный ей, везде стяжал трофеи.

Одна преданья славы сохраняет Молва. И варварская мощь хулит Честь стародавнюю могильных плит И, дерзкая, тобою помыкает.

И если, Ронки, ввек неодолима Италии дрема (хочу солгать!),

Поверь, увидишь: станом станет рать — Фракийца, Перса ли — на стогнах Рима.