ЭНДРЬЮ МАРВЕЛЛ

САД

Сколь жалко человек устроен: Чуть почестей он удостоен, Как тут же, не щадя руки, Деревья рубит на венки; Потом под сенью их увечной

Вершится праздник быстротечный, А между тем деревьев цель — Творить отрады колыбель.

У них учился я покою

Ипростоте, хотя — не скрою — Когда-то я искал покой Средь суеты толпы людской;

Но нет, в глуши лесной пустыни Сокрыты все его святыни, Где не тревожит мира шум Ничьих мечтаний или дум.

Итолько зелень, безусловно, Одна воистину любовна; Резцом влюбленным опален, Лес шепчет сотни мне имен: То юноши, в любви незрячи, Здесь ждали милых и удачи. О, мне бы сей жестокий пыл — Я б имена дерев чертил.

Любовь прошла — мы ищем снова Приют у леса векового; Скрываясь от страстей богов, Здесь люди обретали кров:

Вот вместо Дафны Аполлону Лес предлагает лавра крону; Вот Пану шелестит камыш — Сиринги нет, свой бег утишь.

Нет жизни сладостней садовой! Тут, что ни шаг, подарок новый: То яблоневый камнепад, То винотворец-виноград, То нектарин, зовущий руку.

Божественную песнь свою.

Кометы сельской стороны, Явленьем не сулите вы Ни смерти принца, ни войны,— Но лишь падение травы.

О светляки, во тьме ночей Вы стойко светитесь одни, Чтобы с дороги косарей Не сбили ложные огни.

Ах, вы сияете не в срок:

Се Джулиана здесь со мной,

Иразум от меня далек,

Ини к чему идти домой.

РАЗГОВОР МЕЖДУ ДУШОЙ И ТЕЛОМ

Душа:

О, кто бы мне помог освободиться Из этой душной, сумрачной Темницы? Мучительны, железно-тяжелы Костей наручники и кандалы.

Здесь, плотских Глаз томима слепотою, Ушей грохочущею глухотою, Душа, подвешенная на цепях

Артерий, Вен и Жил, живет впотьмах,— Пытаема в застенке этом жутком Коварным Сердцем, немощным Рассудком.

Тело:

О, кто бы подсобил мне сбросить гнет Души-Тиранки, что во мне живет?

В рост устремясь, она меня пронзает, Как будто на кол заживо сажает,— Так что мне Высь немалых стоит мук; Ее огонь сжигает, как недуг.

Она ко мне как будто злобу копит: Вдохнула жизнь — и смерть скорей торопит. Недостижим ни отдых, ни покой Для Тела, одержимого Душой.

Душа:

Каким меня Заклятьем приковали Терпеть чужие Беды и Печали? Бесплотную, боль плоти ощущать, Все жалобы телесные вмещать? Зачем мне участь суясдена такая: Страдать, Тюремщика оберегая?

Сносить не только хворь, и бред, и жар, Но исцеленье — это ль не кошмар? Почти до Порта самого добраться — И на мели Здоровья оказаться!

Тело:

Зато страшнее хворости любой Болезни, порожденные Тобой; Меня то Спазм Надежды раздирает, То Лихорадка Страха сотрясает;

Чума Любви мне внутренности жжет,

ИЯзва скрытой Ненависти жрет; Пьянит Безумье Радости вначале, А через час — Безумие Печали; Познанье скорби пролагает путь,

ИПамять не дает мне отдохнуть. Не ты ль, Душа, так обтесала Тело, Чтобы оно для всех Грехов созрело? Так Зодчий поступает со стволом, Который Древом был в Лесу густом.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛЮБВИ

Чудно Любви моей начало

Исети, что она сплела: Ее Отчаянье зачало

ИНевозможность родила.

Отчаянье в своих щедротах В такую взмыло высоту, Что у Надежды желторотой Застыли крылья на лету.

И все же Цели той, единой, Я, верится, достичь бы мог,

Не преграждай железным клином К ней каждый раз пути мне— Рок.

С опаскою встречать привык он Двух Душ неистовую Страсть: Соединись они — и мигом Низложена Тирана власть.

Вот почему его статутом Мы навек разъединены

И, сердца вскруженные смутой, Обнять друг друга не вольны.

Разве что рухнут Неба выси В стихий последнем мятеже,

Все сплющив, и, как точки, сблизят Два полюса — на чертеже.

Свои в Любви есть линий ходы: Косым скреститься привелось, Прямые же, таясь, поодаль Легли, чтоб в Вечность кануть врозь.

Имы — так. И Любви рожденье, Чей Року ненавистен рост, Есть Душ Взаимонахожденье

ИПротивостоянье Звезд.

СТЫДЛИВОЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ

Сударыня, будь вечны наши жизни. Кто бы подверг стыдливость укоризне? Не торопясь, вперед на много лет Продумали бы мы любви сюжет.

Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга.

А я бы, в бесконечном далеке, Мечтал о Вас на Хамберском песке, Начав задолго до Потопа вздохи.

И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня —

Как Вам угодно будет — хоть до дня Всеобщего крещенья иудеев!

Любовь свою, как дерево, посеяв, Я терпеливо был бы ждать готов Ростка, ствола, цветенья и плодов. Столетие ушло б на воспеванье Очей; еще одно — на созерцанье Чела; сто лет — на общий силуэт;

На груди — каждую! — по двести лет;

Ивечность, коль простите святотатца, Чтобы душою Вашей любоваться. Сударыня, вот краткий пересказ Любви, достойной и меня и Вас.

Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А впереди нас — мрак небытия, Пустынные, печальные края. Поверьте, красота не возродится,

Истих мой стихнет в каменной гробнице;

Питер Лели. Женский портрет.

Идевственность, столь дорогая Вам, Достанется бесчувственным червям. Там сделается Ваша плоть землею,— Как и желанье, что владеет мною.

В могиле не опасен суд молвы, Но там не обнимаются, увы! Поэтому, пока на коже нежной Горит румянец юности мятежной

Ижажда счастья, тлея, как пожар, Из пор сочится, как горячий пар, Да насладимся радостями всеми,

Как хищники, проглотим наше время Одним глотком! Уж лучше так, чем ждать, Как будет гнить оно и протухать.

Всю силу, юность, пыл неудержимый Скатаем в прочный шар нерасторжимый

Ипродеремся, в ярости борьбы, Через железные врата судьбы.

Ипусть мы солнце в небе не стреножим,— Зато пустить его галопом сможем!

БЕРМУДЫ

Далёко, около Бермуд, Где волны вольные ревут,

Боролся с ветром утлый бот,

Ипеснь плыла по лону вод: «Благодарим смиренно мы Того, кто вывел нас из тьмы, Кто указал нам путь сюда, Где твердь и пресная вода, Кто уничтожил чуд морских, Державших на хребтах своих Весь океан… Нам этот край

Милей, чем дом, милей, чем рай. На нашем острове весна, Как небо вечное, ясна,

Инеобъятно царство трав,

Иу прелатов меньше прав,

Идичь сама идет в силки,

Иапельсины так ярки,

Что каждый плод в листве густой Подобен лампе золотой.

Тут зреет лакомый гранат, Чьи зерна лалами горят, Вбирают финики росу,

Идыни стелются внизу.

Идаже дивный ананас Господь здесь вырастил у нас,

Идаже кедр с горы Ливан Принес он к нам, за океан, Чтоб пенных волн ревущий ад Затих, почуяв аромат Земли зеленой, где зерно Свободной веры взращено,

Где скалы превратились в xpaм,

Чтоб мы могли молиться там. Так пусть же наши голоса Хвалу возносят в небеса, А эхо их по воле вод

До самой Мексики плывет!» Так пела кучка англичан,

Ибеспечально хор звучал,

Ипеснь суденышко несла Почти без помощи весла.

НА СМЕРТЬ ОЛИВЕРА КРОМВЕЛЯ

Его я видел мертвым, вечный сон Сковал черты низвергнувшего трон, Разгладились морщинки возле глаз, Где нежность он берег не напоказ. Куда-то подевались мощь и стать, Он даже не пытался с ложа встать, Он сморщен был и тронут синевой, Ну словом, мертвый — это не живой! О, суета! О, души и умы!

И мир, в котором только гости мы! Скончался он, но, долг исполнив свой, Остался выше смерти головой.

В чертах его лица легко прочесть, Что нет конца и что надежда есть.

ЭПИТАФИЯ

Довольно, остальное — славе. Благоговея, мы не в праве Усопшей имя произнесть, Затем что в нем звучала б лесть. Как восхвалить, не оскорбляя, Ту, что молва щадила злая, Когда ни лучший ум, ни друг Не перечли б ее заслуг? Сказать, что девою невинной Она жила в сей век бесчинный И сквозь зазнавшуюся грязь Шла, не гордясь и не стыдясь? Сказать, что каждую минуту Душой стремилась к абсолюту

И за свершенные дела Пред небом отвечать могла?

Стыдливость утра, дня дерзанье, Свет вечера, ночи молчанье… О, что за слабые слова!

Скажу одно: Она мертва.

ПЕСНЯ КОСАРЯ

Луга весною хороши!

Я свежим воздухом дышу, До поздних сумерек в тиши Траву зеленую кошу, Но Джулиана, ангел мой,

Обходится со мною так, как я — с травой.

Трава смеется: «Плачешь ты!» — И в рост пускается скорей.

Уже не стебли, а цветы Трепещут под косой моей, Но Джулиана, ангел мой,

Обходится со мною так, как я — с травой.

Неблагодарные луга, Смеетесь вы над косарем! Иль дружба вам не дорога? Ваш друг растоптан каблуком, Ведь Джулиана, ангел мой,

Обходится со мною так, как я — с травой.

Нет, сострадания не жди. Ответа нет моим мечтам. Польют холодные дожди По мне, по травам, по цветам, Ведь Джулиана, ангел мой,

Обходится со мною так, как я — с травой.

Трава, я выкошу тебя! Скошу зеленые луга! Потом погибну я, любя, Могилой будут мне стога, Раз Джулиана, ангел мой,

Обходится со мною так, как я — с травой.