3. Политические основы мира

Имея опыт мировой войны <имеется в виду первая мировая война. -- Прим. ред.>, можно было бы подумать, что осознание необходимости вечного мира станет всеобщим. Однако все еще не признается тот факт, что длительный мир можно достигнуть, только осуществляя повсюду либеральную программу и следуя ей постоянно и последовательно, и что мировая война была не чем иным, как естественным и неизбежным следствием антилиберальной политики последних десятилетий.

Бессмысленный и бездумный лозунг возлагает на капитализм ответственность за начало войны. Связь между войной и политикой протекционизма совершенно очевидна, и, конечно, в результате грубого игнорирования фактов покровительственный тариф отождествляется непосредственно с капитализмом. Люди забывают, что еще совсем недавно все националистические издания были заполнены резкой критикой в адрес международного капитала ("финансового капитала" и "международного золотого треста") за то, что он ставит себя вне родной страны, выступает против протекционистских тарифов, против войны и расположен к миру. Абсурдно также обвинять и военную промышленность в развязывании войны. Военная промышленность появилась и достигла значительных размеров, потому что настроенные на войну правительства и люди требовали вооружений. Было бы действительно нелепо полагать, что нации обратились к империалистической политике в порядке любезности в отношении производителей оружия. Военная промышленность, как и любая другая, появилась, чтобы удовлетворить спрос. Если бы нации предпочли пулям и взрывчатке другие товары, то фабриканты произвели бы эти товары вместо вооружений.

Можно предположить, что мечта о мире сегодня имеет всеобщий характер. Но народы мира совсем не понимают, какие условия необходимо выполнять для обеспечения мира.

Чтобы не был потревожен мир, необходимо устранить все побудительные мотивы агрессии. Должен быть установлен такой мировой порядок, при котором нации и национальные группы были бы удовлетворены условиями жизни и не ощущали необходимости прибегать к отчаянному средству -- войне. Либерал не рассчитывает на то, что война будет уничтожена путем чтения молитв и проповеди морали. Он стремится создать социальные условия, которые устранят причины войн.

Первое требование в этом плане -- частная собственность. Важный побудительный мотив для развязывания войны уже исключается, если частная собственность гарантируется даже во время войны, когда победитель не имеет права присваивать себе собственность частных лиц, а присвоение государственной собственности не имеет большого значения, потому что повсюду преобладает частная собственность на средства производства. Однако, этого далеко не достаточно, чтобы гарантировать мир. Чтобы осуществление права на самоопределение не могло быть сведено к фарсу, должны быть созданы такие политические институты, которые облегчают последствия передачи суверенитета над территорией другому государству, не предоставляя никому никаких преимуществ и не причиняя никому вреда. У людей существует неправильное понимание того, что для этого требуется. Попробуем разъяснить это на нескольких примерах.

Посмотрите на карту размещения языковых и национальных групп в Центральной и Восточной Европе. Как часто, например, границы между северной и восточной Богемией пересекают железнодорожные линии. Здесь, в условиях интервенционизма и этатизма, никак нельзя привести границы государства в соответствие с размещением языковых групп. Нельзя управлять чешской государственной железной дорогой на территории немецкого государства и тем более невозможно управлять железной дорогой, у которой через каждые несколько миль изменяется руководство. Было бы так же немыслимо останавливаться для оплаты новых тарифов через каждые четверть часа поездки. Таким образом, легко понять, почему сторонники этатизма и интервенционизма приходят к выводу о том, что "географическое" или "экономическое" единство таких районов должно быть "неразрывным" и рассматриваемая территория поэтому должна быть отдана под суверенитет одного "правителя". Каждая нация при этом стремится доказать, что при таких обстоятельствах только она имеет права и полномочия на роль такого правителя. Для либерализма здесь нет никаких проблем. Частные дороги, если они свободны от государственного вмешательства, могут без всяких проблем пересекать территории многих государств. Если нет тарифных границ и иных ограничений на передвижение людей и товаров, то не имеет значения, границы скольких государств пересекает поезд за несколько часов.

Карта языков показывает также наличие национальных анклавов. Без территориальной связи с основной частью своего народа соотечественники обитают в замкнутых поселениях, или на "языковых островках". При нынешних политических условиях они не могут быть соединены с Родиной. Тот факт, что район, окруженный государством, сегодня закрыт еще и тарифными стенами, делает неразрывную территориальную целостность политической необходимостью. Небольшое "зарубежное владение", изолированное от непосредственно примыкающей территории с помощью тарифов и других протекционистских мер, подверглось бы экономическому удушению. Но нет более простой проблемы, коль существует свободная торговля, а государство берет на себя защиту частной собственности. В таком случае ни одному "языковому острову" не придется молча соглашаться с нарушением своих национальных прав только из-за того, что он не связан с основной частью собственного народа территорией.

Пресловутая "проблема коридора" также возникает только в условиях империалистической, этатистской и интервенционистской системы. Страна, не имеющая выхода к морю, полагает, что ей нужен "коридор" к морю для защиты своей внешней торговли от влияния интервенционистской и этатистской политики стран, территория которых отделяет ее от моря. Если бы принцип свободной торговли стал правилом, то было бы трудно увидеть, какие преимущества от владения "коридором" может ожидать не имеющая выхода к морю страна.

Переход из одной "экономической зоны" (в этатистском смысле) в другую имеет серьезные экономические последствия. Стоит только вспомнить, к примеру, о хлопчатобумажной промышленности Северного Эльзаса, которой дважды пришлось пройти через такое испытание, или о польской текстильной промышленности Верхней Силезии <Л.Мизес приводит примеры "перекраивания" политической карты Европы в результате франко-прусской (1869--1871 гг.) и 1-й мировой (1914--1918 гг.) войн и разделов Польши между Россией, Австрией и Пруссией. -- Прим. науч. ред.> и т.д. Если изменение в политических союзах территории несет выгоду или ущерб для ее жителей, то их свобода голосовать за государство, к которому они действительно хотят принадлежать, существенным образом ограничивается. Можно говорить о подлинном самоопределении лишь в том случае, если решение каждой личности вытекает из ее свободного волеизъявления, а не из страха потерять надежду на прибыль. Капитализм, основанный на принципах либерализма, не знает особых "экономических зон". В капиталистическом мире вся поверхность земли образует единую экономическую территорию.

Право на самоопределение выгодно только тем, кто составляет большинство. Для защиты меньшинств необходимы внутренние меры. И в первую очередь мы рассмотрим те из них, которые затрагивают национальную политику в области образования.

В наши дни посещение школы или, по крайней мере, частное образование во многих странах является обязательным. Родители обязаны посылать своих детей в школу на определенное число лет или вместо государственного обучения в школе давать им соответствующее образование дома. Нет смысла вдаваться в доводы, которые приводились "за" и "против" обязательного образования, когда этот вопрос еще был актуален. Они не имеют ни малейшего отношения к сегодняшней проблеме. Есть только один довод, который вообще имеет какое-либо отношение к этому вопросу, а именно продолжающаяся приверженность политике обязательного образования не совместима с усилиями по установлению длительного мира.

Несомненно, жители Лондона, Парижа и Берлина сочтут такое заявление невероятным. Что общего может иметь система обязательного образования с проблемами войны и мира? Однако нельзя решать этот вопрос, подобно многим другим, исключительно с точки зрения народов Западной Европы. В Лондоне, Париже и Берлине проблема обязательного образования наверняка решается без затруднений. В этих городах не может возникнуть вопрос, на каком языке вести преподавание. Население, которое живет в этих городах и посылает своих детей в школу, в общем, можно считать однородным по национальному составу. Но даже не говорящие на английском языке, но живущие в Лондоне люди хотят -- в интересах своих детей, -- чтобы обучение велось на английском. И положение дел в этом смысле ничем не отличается от Парижа и Берлина.

Однако проблема обязательного образования имеет совсем другое значение в тех обширных регионах, где говорящие на различных языках народы живут бок о бок друг с другом и отчасти смешались в многоязычной неразберихе. Здесь вопрос о том, на каком языке вести обучение, приобретает критическое значение. Решение этого вопроса может тем или иным образом с течением времени определить национальность всего района. Школа может разделить детей и родителей по языку, культуре и национальным традициям и использоваться как средство угнетения целых национальностей. Тот, кто контролирует школы, имеет возможность нанести ущерб другим национальностям и принести выгоду своей собственной.

Предложение направлять детей в школу, где говорят на языке их родителей, не является решением этой проблемы. Прежде всего, помимо проблемы детей со смешанным языковым происхождением, не всегда бывает легко определить, какой язык является родным языком родителей. В многоязычных районах профессии многих людей требуют знания и применения всех языков, употребляемых в стране. Кроме того, часто у человека нет возможности, опять же принимая во внимание средства к существованию, открыто объявить о своей принадлежности к той или иной национальности. При системе интервенционизма это могло бы ему стоить потери постоянной клиентуры, принадлежащей к другим национальностям, или работы, если предприниматель -- представитель другой национальности. Есть много родителей, которые предпочли бы послать своих детей в школы иной национальности, потому что ставят преимущества знания двух языков или ассимиляции в другой национальности выше, чем верность своему собственному языку и народу. Если предоставить родителям выбор школы, то это значит предоставить их любой мыслимой форме политического насилия.

Во всех районах со смешанными национальностями школа -- это политический "приз" наивысшего значения. Она не может быть лишена политического характера до тех пор, пока остается государственным и обязательным учреждением. По сути дела, существует лишь единственное решение: государство, правительство, законы никоим образом не должны касаться вопросов обучения в школе или образования. Государственные средства не должны использоваться на эти цели. Воспитание и обучение молодежи должны быть полностью предоставлены родителям и частным объединениям и учреждениям.

Лучше будет, если несколько мальчиков вырастут без официального образования, чем если они воспользуются благом процесса обучения лишь для того, чтобы, повзрослев, столкнуться с риском быть убитыми или искалеченными. Здоровый неграмотный человек всегда лучше грамотного калеки.

Но даже если мы устраним духовное насилие, осуществляемое системой обязательного образования, мы все еще будем далеки от того, чтобы сделать все необходимое для устранения всех источников трений между национальностями, проживающими в многоязычных районах. Школа -- это одно из средств угнетения национальностей, возможно, по нашему мнению, самое опасное, но, конечно, не единственное. Любое вмешательство в экономическую жизнь со стороны правительства может стать средством преследования представителей национальностей, говорящих на ином, чем правящая группа, языке. С этой целью в интересах сохранения мира деятельность правительства должна быть ограничена сферой, в которой она является, в самом строгом смысле слова, незаменимой.

Мы не можем обойтись без аппарата правительства в области защиты и сохранения жизни, свободы, собственности и здоровья личности. Но даже юридические и полицейские действия могут стать опасными в районах, где можно всегда найти основу для дискриминации одной из групп при ведении официальной деятельности. Только в странах, где нет особых побудительных мотивов для пристрастного отношения к одним в ущерб другим, вообще не будет причин опасаться того, что магистрат, который, как предполагается, должен соблюдать законы о защите жизни, свободы, собственности и здоровья, будет действовать с предубеждением. Там же, где религиозные, национальные или подобные им различия разбили население на группы и разделили их пропастью -- причем такой глубокой, что она исключает любое проявление справедливости и гуманности, -- не осталось места ничему, кроме ненависти, -- там положение совсем другое. Судья, который действует с предубеждением сознательно или, гораздо чаще, подсознательно, полагает, что он выполняет высший долг, когда применяет права и полномочия в интересах собственной группы.

Поскольку у правительственного аппарата нет никаких других функций, кроме защиты жизни, свободы, собственности и здоровья граждан, постольку возможно хотя бы составить правила, которые настолько строго ограничат сферу свободной деятельности административных властей и судов, что оставят немного или совсем не оставят места для собственного выбора или произвольного, субъективного решения суда. Но как только хоть какая-то часть производства передается в управление государству, как только аппарат правительства бывает вынужден, например, определять, продажа каких товаров более важна, каких -- менее, тогда становится невозможным настаивать на том, чтобы официальные административные лица придерживались свода обязательных правил и постановлений, которые гарантировали бы определенные права каждому гражданину. Уголовное законодательство, призванное наказывать убийц, может с известной точностью провести разграничительную черту между тем, кого считать, а кого не считать убийцей, и тем самым установить определенные рамки, где магистрат свободно применяет свое собственное судебное решение. Конечно, каждый юрист слишком хорошо знает, что даже самый хороший закон можно извратить в конкретных ситуациях, при толковании, применении и отправлении норм закона. Но в случае с правительственным ведомством, которому поручено управление транспортными средствами, шахтами или государственной землей, самое большее, что можно сделать, чтобы сохранить его беспристрастность в отношении спорных вопросов, касающихся национальных отношений, это дать ему указания, облеченные в пустые утверждения общего характера, хотя по другим соображениям (обсуждавшимся ранее) было бы лучше ограничить свободу действия правительственного ведомства. Этому ведомству нужно предоставить свободу маневра в данной области, так как нельзя знать заранее, при каких обстоятельствах ему придется действовать. Таким образом, широко открывается дверь для произвола, предубеждения и злоупотребления официальной властью.

Даже в районах проживания людей различных национальностей нет необходимости в администрации, объединенной по национальному признаку. Нельзя же поставить на каждом перекрестке как немецкого, так и чешского полицейского, чтобы каждый защищал только представителей своей национальности. И даже если бы это было возможно, все же оставался бы вопрос о том, кто же должен действовать, если представители обеих национальностей попали в ситуацию, требующую вмешательства. Ущерб от объединения администрации на этих территориях неизбежен. Таким образом, если осуществление таких незаменимых функций правительства, как защита жизни, свободы, собственности и здоровья сталкивается с трудностями, то нельзя их увеличивать до подлинно чудовищных размеров путем распространения спектра государственной активности на другие сферы, где -- в силу самого их характера -- должна быть предоставлена свобода для произвольного решения.

Обширные районы земли заселены представителями не одной национальности, расы или религии, а пестрой смесью многих народов. В результате миграционных движений, которые обязательно следуют за изменениями в размещении производства, проблема смешанного населения охватывает новые территории. Если нет желания искусственно усугублять трения, которые возникают от этого совместного проживания различных групп, то ограничить деятельность государства нужно только теми задачами, которые оно одно и может решать.