5. London, New York, 1995.}, подготовленного к изданию Робертом м. Шалером и

снабженного его подробным предисловием и комментариями, значительно

расширяют наше представление о "прикладной, ученой" поэзии XVI-XVII вв.,

существовавшей рядом с "поэзией высокой" и ее подпитывавшей. При этом

следует помнить ту особенность произведений барокко, сформулированную А. В.

Михайловым, что в них "научное и "художественное" сближено, и различия между

ними, как предстают они в текстах, упираются в возможную неявность,

неоткрытость того, что можно было бы назвать (условно) художественным

замыслом текста; поэтому различия шатки, а "все "художественное"

демонстрирует тайну тем, что уподобляется знанию и миру - миру как

непременно включающему в себя тайное, непознанное и непознаваемое" {Михайлов

А. В. Поэтика барокко; завершение исторической эпохи / Михайлов А. В. Языки

культуры. М., 1997. С. 120.}. Насколько серьезна и важна такая "научная", а

точнее - "натурфилософская" подпитка, видно из анализа одной из самых

популярных эпиграмм Донна, написанной им после участия в морской экспедиции

графа Эссекса, где ситуация морского сражения изящно сжата до нескольких

рифмованных строк - если не знать одного подтекста:

The Burnt Ship

Out of a fired ship, which, by no way

But drawing, could be rescued from the flame,

Some men leap'd forth, and ever as they came

Neer the foes ships, did by their shot decay;

So all were lost, which in the ship were found,

They in the sea being burnt, they in the burnt ship drown'd.

[Из охваченного пламенем корабля, которому остается лишь / затонуть,

некоторые, чтобы спастись от огня, / бросались в воду, но лишь подплывали /

к вражеским судам, как находили свой конец; / и так погибли все, бывшие на

том судне / они горели в море и тонули в пылающем корабле.]

Перед нами, казалось бы, парадоксальная, однако вполне реалистическая

зарисовка. Но не будем спешить. В алхимических трактатах процесс поисков

Камня часто описывался как странствие - или плавание {Головин Е. Франсуа

Рабле: алхимический вояж к Дионису // Литературное обозрение. 1994, Э 3-4.

С. 26-32.}. Об этом особо говорит такой авторитетный адепт, живший уже в

нашем столетии, как Фулканелли, интерпретируя изображение корабля и

плавающего в океане Философского камня, представленное на барельефе фонтана

во дворике парижской Консерватории искусств и ремесел {Fulcanelli. Les

Demeures philosophales et le symbolisme hermetique. Paris, 19.. III. XXVIII.

P. 34-43.}. Мы же укажем на два современных Донну текста: "Тонкую аллегорию,

посвященную тайнам алхимии" Михаэля Майера {Maier Michael. The subtle

allegory concerning the secrets of alchemic / Concerning the Secrets of

Alchemie and Other Tracts from "Hermetic Museum". Llanlerh, 1989. P.

36-59.}, где получение Камня представленно как многотрудное и полное

опасностей путешествие, и "Краткое изложение Философии Природы" Томаса

Карнока, созданное, очевидно, во второй половине XVI в. У Карнока мы читаем:

All which tyme to Land we shall not passe,

No although our Ship be made of Glasse,

But all tempest of the Aire we must abide,

And in dangerous roades many tymes to ride;

Bread we shall have none, nor yet other foode,

But only faire water descending from a Cloude:

The Moone shall us burn so in processe of tyme,

That we shall be as black as men of Inde:

But shortly we shall passe into another Clymate,

Where we shall receive a more purer estate;

For this our Sinns we make our Purgatory,

For the which we shall receive a Spirituall body:

A body I say which if it should be sould,

Truly I say it is worth his weight in Gold {*}.

{* The Breviary of Natural Philosophy. Compiled by the unlettered

Scholar Thomas Charnock / Theatrum Chemicum Britannicum: containing several!

poeticall pieces of our famous English Philosophers, who have written the

hermetique mysteries in their own ancient language. Reprint of the London

edition 1652. New York, London, 1967. P. 292.}

[Все это время мы не должны приближаться к земле, / Хотя корабль наш

сделан из стекла, / Однако должны избегать мы всячески воздушных бурь, / И

многократно следовать опасными путями;/ Ни хлеба не должно быть с собою у

нас, ни иной еды, / А лишь пламенеющая вода, что нисходит из облаков: / Луна

столь обожжет нас за это время, / Что мы почернеем, как индусы: / Но вскоре

прибудем мы туда, где климат иной, / И там мы получим очищение; / Ибо это

из-за грехов наших мы создали сие Чистилище, / Чтобы получить в нем духовное

тело: / Тело, которое, как сказано мной, если / Истинны мои слова, ценно,

как слиток золота.]

Здесь кораблем назван сам алхимический сосуд - алембик, и упоминается

"пламенеющая вода". Этот кажущийся оксюморон кочует в алхимии из текста в

текст. Так, у медика, алхимика и астролога Саймона Формана (1552-1611),

больше известного историкам английской литературы тем, что в его дневнике

1611 г. содержится единственное дошедшее до нас аутентичное описание

шекспировских постановок в театре "Глобус", в алхимическом стихотворном

трактате "О разделении Хаоса" говорится:

"The water to the fire is most Enemie;

Therefore, kepe fier in water, and moisten that is drie..." {*}

{* Forman Simon. Of the Division of the Chaos / Alchemical poetry,

1575-1700: from previously unpublished manuscripts. New York, London, 1995.

P. 58.}

[Вода - главный враг огню; / Потому сохраняй огонь в воде и увлажняй

сухое...]

В другом алхимическом трактате XVII в., "Гидролит, или Водяной Камень

Мудрых", мы читаем: "Мудрецы многое говорили о выпаривающем огне, который

называли они огнем мудрости, - он не материален и не имеет отношения к

стихии огня, а сущностей и несотворен. Также они называли сие пламя

"божественным пламенем", или меркуриальной водой" {The Sophie Hydrolith; or,

Water Stone of the Wise / The Glory of the World and other Alchemical Tracts

from "The Hermetic Museum". Dyfed, Wales, 1987. P. 98.}. Весьма часто эта

загадочная пламенеющая вода называется, как в трактате "Тайны

розенкрейцеров", приписываемому Джону Ди {Атрибутация эта весьма

сомнительна, и собственно, имеет смысл говорить об трактате "псевдо-Ди", как

говорят о сочинениях "псевдо-Аристотеля".}, и в ряде других алхимических

текстов, "небесной водой, что не мочит рук" {Dee John. The Rosicrucian

Secrets: their excelent method of making medicines of metals also their

lawes and mysteries. Wellingborough, 1985. P. 55.}. А такой известный любому

алхимику текст, как "Rosarium Philosophorum", учит: "Сжигай в воде, топи в

пламени. Многократно делай влажным и каждый раз прокаливай. Умерщвляй

переменчивое и оживляй, и воскрешай из смерти. И так воистину обретешь

чаемое. И если ты знаешь режим огня, Меркурий и огонь - все, что тебе

нужно".

Парадокс Донна прочитывался современниками именно в этом контексте.

"Сгорать в воде" и "омываться пламенем" были для них вполне узнаваемыми и

знакомыми словосочетаниями. И основная посылка донновской эпиграммы, как раз

и порождающая иронично-комический эффект, понималась примерно как: "И мы,

вдали от столичной жизни, гния на корабельной палубе, знаем кое-что из вашей

алхимической философии, - но знаем и реальность, вам в столицах не ведомую".

Среди поэтического наследия Донна можно выделить весьма значительное

число текстов, непосредственно связанных с алхимической образностью: это

"The Dissolution", "A Valediction: forbidding mourning", "The Canonization",

"Loves Alchemic", "A Nocturnal upon S. Lucies day" из "Песен и сонетов",

"Elegie on the Lady Marcham", "An Anathomy of the World" и "The Second

Anniversarie" и ряд стихотворных посланий. Если мы присмотримся к этому

списку, то обнаружим, что большинство текстов написано либо для заказчика,

как "Анатомия...", "Годовщина", "Элегия на смерть...", либо являются

стихотворными посланиями конкретному адресату или патрону, вроде

"Ноктюрна...". Исключение составляют лишь "Канонизация" и

иронично-ерническая "Алхимия любви". То есть алхимическая образность

появляется в созданных для узкого круга ценителей текстах, связанных с

традицией ученой поэзии и не претендующих на "массовую популярность".

"Алхимия любви" отчасти соотносима с традицией "алхимической сатиры", о

которой мы говорили в связи с монографией Линдена Стантона. Однако связь эта

весьма сложная и противоречивая. Стихотворение открывается характерным

образом:

Some that have deeper digg'd loves Myne then I...

[Кто далее меня копнул рудник любви...]

Оставим в стороне яркую фривольность этого образа и вспомним Василия

Валентина: "Все, что извлечено из рудников и выставлено на продажу, имеет

свою цену, но, будучи извращенным, оно становится нечистым" {Basile

Valentine. Les ouze clefs de la philosophiie (Traductio, Introduction, Notes

et Explication des Images par Eugene Canseliet). Paris, 1956. P. 107.}. Вот

она, точка отсчета.

I should not finde that hidden mysterie;

Oh, 'tis imposture all:

And as no chymique yet th'Elixar got,

But glorifies his pregnant pot,

If by the way to him befall

Some odoriferous thing, or medicinall,

So, lovers dreame a rich and long delight,

But get a winter-seeming summers night.

[Я не нашел этой сокрытой тайны; / Все это сплошное надувательство: / И

как ни один химик не получил Эликсира, / но славит свой беременный горшок, /

коли случится, что обнаружит в оном / нечто вонючее или какое лекарство, /

так и мечты влюбленных <преисполнены> роскошных и длительных радостей,/ но

оборачиваются <короткой> летней ночью, подобной зимней стуже.]

Во времена королевы Елизаветы проводилось весьма тонкое различие между

двумя категориями людей, практиковавших занятия алхимией. К первой

принадлежали подлинные искатели знания, бескорыстные адепты, именовавшие

себя "children of Science" - "детьми Науки", "sages" - "мудрецами" и

"philosophers" - "философами", ко второй - прагматики и практики, мечтавшие

об обогащении, - их презрительно именовали "souflers" - "раздувателями

горна", и "chemists" - "химиками". Алхимические трактаты обращались к первым

из них. Вторых уличали в подделке золота и прочих металлов. У Донна речь

идет именно о "суфлере", шарлатане (в глазах людей той эпохи) "по

определению". Обращает на себя внимание и другое словечко: "pot". Во всех

алхимических сочинениях сосуду, в котором происходит варка Философского

Камня, уделялось чрезвычайное внимание, он был окружен крайним пиететом и

именовался "athanor" - "атанором", "alembick" - "алембиком", "cucurbit" -

"перегонным кубом" или же "vessel" - "чашей". У Донна алхимический сосуд

вполне под стать его хозяину. И тот, и другой не достойны ничего, кроме

презрения. "Двойное жало" иронии в этом стихотворении направлено не против

любви и не против алхимии, но против любви плотской и алхимии как подделки

металла. Недаром же все комментаторы Донна, как один, рядом с "Алхимией

любви" всегда вспоминают "Экстаз" - стихотворение о духовном соединении

возлюбленных. Осмеивание морока любви-вожделения и тоска по любви

совершенной у Донна - лишь две стороны единой медали.

"The Dissolution" - одно из самых пронзительных любовных стихотворений

Донна. Как мы видим, уже само название отсылает к алхимической операции

растворения, нисхождения в Хаос. В труде Джованни Лациния "Collectanea

Lacinii ex Arnoldo de Villa Nova" мы читаем описание последовательности

операций для получения Философского Камня, извлеченное нашим автором из

сочинений Вилла Новы, якобы обладавшего Великой Тайной:

"Первейшая наша физическая задача - растворить Камень в Меркурии,

первоматерии всех металлов. Растворение тела происходит под воздействием

духа и сопровождается сгущением духа. Затем тело смешивается с духом, а дух

- с телом. Четыре главных метода нашего Магистерия: растворение, очищение,

редукция и фиксация. Растворить - значит сделать грубое тонким; очистить -

сделать темное светлым; редуцировать - из влажного извлечь сухое; фиксация

же достигается высвобождением духа и сгущением его в его собственном теле,

или - твердой субстанции. Растворение Камня и погребение его во прахе -

таков первый режим. Второй же режим: омовение и очищение черной, ущербной,

зловонной материи, чтобы та могла стать светлой, чистой, лишенной порока, -

каковое очищение достигается разделением Камня на четыре его элемента и

очищением каждого из элементов" {Lacini Jovani. Pretiosa margarita

novella..., Venecie, 1546 [без пагинации].}. Следуя за натурфилософами

древности, алхимики полагали, что всякая сущность трехсоставна: в ней

присутствуют тело, душа и дух Тело же, в свою очередь, состоит из четверицы

элементов-стихий: земли, воды, воздуха и огня. Но при этом из нечистого

нельзя получить чистое, а так как все в мире отмечено печатью грехопадения,

то алхимик, начиная свое делание, Opus Magnum, должен сперва вернуться к

Хаосу, предшествующему Творению, к первооснове, не ведающей греха, ибо она

чужда дихотомии зла и добра, - и из нее уже создавать свое Совершенство -

Камень. Лишь приведя падшую материю к исходному Хаосу, "распустив" ее до

состояния, в коем она пребывала в самом начале творения, можно затем

проводить с ней дальнейшие операции. "Всякую плоть, происходящую от земли,

должно разложить на элементы и вновь свести к персти земной; тогда земная

соль породит новое поколение, которое воскреснет в жизни небесной, - пишет

Василий Валентин. - Ибо в нашем Делании там, где нет первичной земли, нет

воскресения. В земле заключен бальзам Природы и соль Мудрецов" {Basile

Valentine. Les ouze clefs de la philosophiie (Traductio, Introduction, Notes

et Explication des Images par Eugene Canscliet). Paris, 1956. P. 131-132;

Basil Valentine. The Twelve Keys/ The Book of Lambspring and the Golden

Tripod. Dyfed (Wales), 1987. P. 59.}. Материя подвергается мучению и

умерщвлению, чернеет и разлагается: "Если пшеничное зерно, пав в землю не

умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Ин 12,

24).

The dissolution

Shee'is dead; And all which die

To their first Elements resolve;

And wee were mutual Element to us,

And made of one another.

My body then doth hers involve

And those things werefore I consist, hereby

In me abudant grow and burdenous

And nourish not but smother.

My fire of Passion, sighes of ayre,

Water of teares, and earthly sad despaire,

Which my materialls bee,

But neere worne out by loves securitie,

She, to my losse, doth by her death repaire,

And I might live long wretched so

But that my fire doth with my fuel grow.

Now as those Active Kings

Whose foraine conquest treasure brings,

Receive more, and spend more, and soonest breake:

This (which I am amaz'd that I can speake)

This death, hath with my store

My use encreas'd.

And so my soule more earnestly releas'd,

With outstrip hers; As bullets flowen before

A latter bullet may o'rtake, the pouder being more.

[Она мертва; А все, что умирает, / возвращается к своим первостихиям; /

Мы же были друг для друга общей стихией, состоя один из другого. / И вот мое

тело приняло ее, и тем самым все, из чего состоял я, / многократно во мне

выросло и отяжелило меня / и напитало, едва ли не придавив своей тяжестью: /

Мое пламя Страсти, вздохи Воздуха, / Воды слез и земное горестное Отчаянье,

из которых я состоял, / И что было почти израсходовано любовью, / Она,

опустошив меня, возместила то своей смертью; я мог бы жить дальше,

несчастный. / Но огонь <сжигающий меня> разгорелся <сильней>, ибо топлива

стало больше, / И теперь, как те воинственные Царьки, / Кому завоевание

чужих земель приносит сокровища, / И получая больше, они больше тратят - и

тем скорее падут: / Эта смерть (о чем говорю с удивлением), / Дав мне

<столько>, / увеличила мой расход <жизни>. / И вот моя душа тем ближе к

освобождению, / обгоняя ее <душу>: Так пушечное ядро, посланное первым, /

может быть настигнуто другим, если пушкари положили больше пороха.]

Как мы видим, Донн оперирует четверицей гераклитовых

первоэлементов-стихий. Греческий философ учил, что: "Первое превращение

субстанции: путем сплочения - из огня в воздух, второе - из воздуха в воду

третье - в результате еще большего, пропорционального сплочения воды в

землю. Земля, в свою очередь, разлагается и тает; так происходит первое

разжижение в воду второе из воды в воздух, а третье и последнее - в огонь"

{Фрагменты ранних греческих философов. Часть 1. М.: Наука, 1989. С. 220. Фр.