In Celebration. (Ed. By a.J. Smith). London, 1972. P. 326; однако он

ограничился простой констатацией данного факта, оставив его без всяких

комментариев.}. О проникновении алхимии в богословие мы уже говорили выше.

Здесь же позволим себе процитировать небольшой фрагмент из "Речи во здравие"

Лютера: "Наука алхимия мне очень нравится: это действительно естественная

философия древних. Она нравится мне не только многочисленными возможностями

применения, например, при варке металлов, при дистилляции и возгонке

жидкостей, но также аллегорией и ее тайным, весьма заманчивым значением,

касающимся воскрешения мертвых в день Страшного суда. Ибо так же, как огонь

в печи вытягивает и выделяет из одной субстанции другие части и извлекает

дух, жизнь, здоровье, силу, в то время как нечистые вещества, осадок

остаются на дне, как мертвое тело, не имеющее никакой ценности, точно так же

Бог в день страшного суда разделит все, отделит праведных от неправедных"

{Tischreden. Edition de Weimar, I, 1149. Цит по: Элиаде М. Кузнецы и

алхимики / Элиаде М. Азиатская алхимия. М., 1998. С. 268.}. Этот же образ -

но уже в чисто алхимической интерпретации - мы находим у Василия Валентина,

когда в трактате "Двенадцать ключей философии" он пишет о приготовлении

materia prima, из которой "варится" Философский Камень: "В конце времен

суждено миру сгореть в огне, и все, сотворенное Богом из ничто, сгорит и

станет пеплом; и из этого пепла родится юная птица Феникс. Ибо в том пепле

дремлет истинная и подлинная субстанция Тартара, которая, будучи растворена,

позволит нам открыть крепчайший затвор Королевского Покоя. И когда все

сгорит, будут созданы новое небо и новая земля, и новый человек в славе его,

исполненный всяческого благородства".

Следующее движение донновской мысли: "Если смерть плоти (младший брат)

захватит тело, наша душа, подвластная смерти, которая старше, ибо грешна,

тем самым освобождается; <и та, и другая смерть> теряют, дерзнув на такой

шаг; тем самым могила - наш трофей, и обе смерти повержены во прах", -

возвращает нас к Апостолу Павлу: "Когда же тленное сие облечется в нетление

и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное:

поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?" (1

Кор 15, 54-55). Заметим, что в английском Смерть обычно сочетается с

притяжательным прилагательным "his", что указывает на мужской род. Тем самым

отчетливый "военный" привкус донновской метафоры "Смерть-завоеватель,

Смерть-узурпатор" более чем оправдан. Дальнейшее описание совершенства

освободившейся от плена тела души, греховной лишь тем, "что даже к греху

испытывала жалость", логически понятно и объяснимо. Обратим внимание на

другую важную особенность стихотворения: мы уже упоминали, что алхимическое

делание совершается в несколько стадий: умерщвление материи, ее разложение

на элементы, называемое "растворением" - оно позволяет разделить "дух" и

"тело", затем следует их очистка и после того - соединение, ведущее к

обретению Философского Камня. Весь ход "Элегии на смерть леди Маркхэм" с

разверткой образа смерти-океана четко Следует этой схеме. Тем самым

алхимическая аллюзия здесь - отнюдь не проходное сравнение, а

смыслообразующая сквозная метафора, структурирующая весь текст - точно так

же, как то было с "золотом-кругом-циркулем" в "Прощанье, запрещающем

грусть". Символ не шифр, не тайнопись, он указует на реальность, постижимую

духом, но не выразимую в непосредственном дискурсе. И все же символы могут

существовать лишь внутри более или менее живой системы взаимосвязей, а тем

самым значение алхимических символов зависит от контекста. Порой они могут

поворачиваться то одной, то другой своей стороной, им часто присуща

амбивалентность, и все же там, где речь заходит о символах, невозможен

произвол. Не существует "символики" ad hoc.

Таким образом, мы видим, что использование языка алхимических описаний

является весьма существенной частью поэтики Донна, глубоко связанной с духом

эпохи в целом.

Алхимия была оперативным путем к бессмертию и спасению. Путем,

параллельным христианству, но при этом лежащим вне его, сколь бы искренними

христианами ни были многие из алхимиков... Именно эта особенность алхимии

была отражена в изящном определении этого искусства, предложенном историком

науки Гарри Дж. Шепардом в 1986 г. на конгрессе, посвященном роли алхимии в

европейской культуре: "Алхимия - это искусство высвобождения отдельных

фрагментов Мироздания из ограниченности существования во времени и

достижения совершенства, которое для металлов мыслится как золото, а для

человека - долголетие, затем - бессмертие и, наконец, искупление.

Материальное совершенство достигается оперативным путем: изготовлением

Философского Камня, превращающим металлы <в золото>, и Эликсира Жизни,

дарующего человеку долгожительство, тогда как духовное совершенство

обретается как результат внутреннего откровения или иного озарения"

{Sheppard Harry J. European Alchemy in the Context of a Universal Definition

// Die Alchemie in dcr europaischcn Kultur- und Wissenschaftsgeschichte.

Herausgegeben von Christoph Meinel. Weisbaden, 1986. S. 16-17.}. Но

символические языки богословия и алхимии существовали рядом, взаимно

обогащая друг друга, проникая друг в друга - и проявляясь в художественных

текстах, что мы, на примере Донна, старались показать.

Популярность: 200, Last-modified: Wed, 12 Apr 2006 03:44:15 GMT

Начало формы

Оцените этот текст:

Конец формы