7 Ноября.

К Б. меня нечего было "приводить": со 2-го (или 1- го?) курса университета не то чтобы я чувствовал Его, но чувство присутствия около себя Его - никогда меня не оставляло, не прерывалось хоть бы на час. Я был "полон Б." - и это всегда.

Но к X. нужно было "привести".

То неужели вся жизнь моя и была, - с 1889-го года, - "приведением" сюда? С 1889-го и вот до этого 1912 г., и даже, определеннее, до 7 ноября, когда впервые "мелькнуло"...

Ведь до этого 7 ноября я б. совершенно "вне Его". До такой степени, как, может быть, ни у кого. Но сказано: "И оружие пройдет тебе сердце"...*

Так вот что "приводит"...

Не смиренные смиренны, а те, которые были смирены. Но этой точки я не хочу: она враждебна мне. Нет - Рок. И потом - смиренье.

* * *

Томится душа. Томится страшным томлением. Утро мое без света. Ночь моя без сна.

Это мамочка моя, открыв что-то, показала мне: "Что это такое? Как верно".

Я взглянул и прочитал:

"На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком".

Это из Иова (III, ст. 23). И я подумал: "Вот что я хотел бы вырезать на твоей могиле, моя бедная". Это было лет 18 назад.

Почему я ее всегда чувствовал, знал бедной. Как и у нее, у меня была безотчетная тревога, теперь объяснившаяся (давняя болезнь). Казалось, - все обеспечено, все дети отданы в лучшие школы, мамочка, кажется бы, "ничего": а мысль "бедная! бедная!" сосала душу. К этой всегдашней своей тоске, тревоге я и отношу некрасовское

Еду ли ночью по улице темной,

так как я часто езжу в редакцию (править корректуры). И всегда тоска, точно завтра начнется светопреставление.

* * *

У меня чесотка пороков, а не влеченье к ним, не сила их.

Это - грязнотца, в которой копошится вошь; огонь и пыл пороков - я его никогда не знал. Ведь весь я тихий, "смиренномудрый".

И часто за чайным столом, оглядывая своих гостей, - и думая, что они чисты от этих пороков, - с какой я тайной завистью, и с благодарностью (что чисты), и мукой греха смотрю на них.

И веду разговор о литературе или Рел.-Фил. собр., едва сознавая, о чем говорю.

* * *

8 Ноября.

Вся жизнь моя была тяжела. Свнутри грехи. Извне несчастия. Одно утешение было в писательстве. Вот отчего я постоянно писал.

* * *

Теперь все кончилось. "Подгребаю угольки", как в истопившейся печке. Скоро "закрывать трубу" (Ф).

* * *

У меня было религиозное высокомерие. Я "оценивал" Церковь, как постороннее себе, и не чувствовал нужды ее в себе, потому что был "с Богом".

Помню, в Брянске, я с высокомерием говаривал: "Он церковник", или еще: "Да, он - церковник, но это вовсе не то, что религиозный человек..." "Я не церковник, но я религиозный человек"...

Но пришло время "приложиться к отцам". Уйти "в мать-землю". И чувство церкви пробудилось.

Церковь - это "все мы"; церковь - "я со всеми". И "мы все с Богом".

В отличие от высокомерной "религиозности" - "церковное" чувство смиренно, просто, народно, общечеловечно.

* * *

Философы, да и то не все, говорили о Боге; о "бессмертии души" учил Платон. Еще некоторые. Церковь "не учила", не "говорила", а повелевала и верить в Бога, и питаться от бессмертия души. Она одна. Она всегда. Непременно. Без колебания.

Она несла это Имя, эту веру, это Знамя без колебания, с времен древних, и донесла до наших времен. О сомневающемся она говорила: "Ты - не мой". Нельзя представить себе простого дьячка, который сказал бы: "Может быть, бессмертия души и - нет". Всякий дьячок имеет уверенность в том, до чего едва додумался и едва имел силы досягнуть Платон.

"Сумма учений Церкви" неизмерима сравнительно с Пла-тоновой системой. И так все хлебно, так все просто. Она подойдет к роженице. Она подходит к фобу. Это нужно. Вот "нужного"-то и не сумел добавить к своим идеям Платон.

Что же такое наши университеты и "науки" в Духовных Академиях сравнительно с Церковью?

Трава в лесу. Нет: трава в мире (космос).

Мир - Церковь.

А науки, и университеты, и студенты - только трава, цветочки: "пройдет серп и скосит их"*.

* * *

Кто догадался подойти со словом к умирающему? Кто подумал, что надо протянуть руку роженице?

Спенсеру это не пришло на ум.

Боклю - не пришло.

Даже Платону на ум не пришло, ни Пифагору в Пифагорейском Союзе. Не знаю, приходит ли ксендз, но пастор наверно не приходит. "Слишком грязно и душно" в комнате роженицы.

Православный священник приходит.

* * *

Не дотягивал я многого в церкви. Редко ходил с детьми в церковь. Но это "редко" так счастливо вспоминается. Это свет.

И такой "свет" разлит по всей стране. "Приходи и бери его даром". Кто не ленив - приходи все. Какой это недостаток по селам, что там нет службы в будние дни. Это недосмотрено. Приходили бы старухи. Приходили бы дети. Ведь это поучение.

Зачем священников обременили статистикой? И всякими глупостями, кроме прямого их дела, которое не исполнено.

* * *

У русских нет сознания своих предков и нет сознания своего потомства.

"Духовная нация"... "Во плоти чуть-чуть"...

От этого - наш нигилизм: "до нас ничего важного не было". И нигилизм наш постоянно радикален: "мы построя-ем все сначала".

* * *

Скоро кончатся мои дни... О, как ненужны они мне. Не "тяжело это время", но каждый час тяжел.

* * *

Все больше и больше думаю о церкви. Чаще и чаще. Нужна она мне стала. Прежде любовался, восхищался, соображал. Оценивал пользу. Это совсем другое. Нужна мне - с этого начинается все.

До этого, в сущности, и не было ничего.

* * *

Церковь основывается на "НУЖНО". Это совсем не культурное воздействие. Не "просвещение народа". Все эти категории пройдут. "Просвещение" можно взять у нигилистов, "культурное воздействие" дадут и жиды.

МНЕ НУЖНО: вот камень, на котором утверждается церковь.

* * *

Отпустим им грех их, дабы и они отпустили нам грех наш.

(о духовенстве, 8 ноября, глубокая ночь).

Ведь их - сословие. И все почти - в священники, диаконы; как же не человеку, а сословию--быть без дурных людей, порой -- ужасных людей. В иерейство идут "сплошь",без от-бора зерна. И колос то пустой, то хилый, то со спорыньей: и из 100 - один полновесный. Так естественно.

Простим им. Простим им. Простим им. Простим и оставим. Все-таки "с Рюрика" они молятся за нас. Хладно, небрежно: а все-таки им велели сказывать эти слова.

Останемся при "все-таки". Мир так мал, так скорбен, положение человека так ужасно, что ограничим себя и удовольствуемся "все-таки"...

И "все-таки" Серафим Саровский и Амвросий Оптин-ский был из них. Все-таки не из "литераторов"...

У литераторов нет "все-таки".

У литераторов - бахвальство.

* * *