1 Т. Е. Без некоторой тени его, осуществления его на земле, "осязательного" его.

* * *

Я возвращаюсь к тому идеализму, с которым писал "Легенду" (знакомство с Варей) и "Сумерки просвещения" (жизнь с нею в Белом). К старому провинциальному затишью. Петербург меня только измучил и, может быть, развратил. Сперва (отталкивание от высокопоставленного либерал-просветителя и мошенника) безумный консерватизм, потом столь же необузданное революционерство, особенно религиозное, антицерковность, антихристианство даже. К нему я был приведен семейным положением. Но тут надо понять так: теперешнее духовенство скромно сознает себя слишком не святым, слишком немощным, и от этого боится пошевелиться в тех действительно святых формах жизни, "уставах", "законах", какие сохранены от древности. Будь бы Павел: и он поступил бы, как Павел, по правде, осудив ту и оправдав эту. Без этого духа "святости в себе" (сейчас) как им пошевелиться? И они замерли. Это не консерватизм, а скромность, не черствость, а страх повредить векам, нарушив "устав", который привелось бы нарушать и в других случаях и для других (лиц), в случаях уже менее ясных, в случаях не белых, а уже серых и темных. Пришлось бы остаться, с отмененным "Уставом", только при своей совести: которая если не совесть "Павла", а совесть Антониев, и Никонов, и Сергиев, и Владимиров, и Константинов (Поб.) - то как на нее возложить тяжесть мира? "Меня еще не подкупят, а моего преемника подкупят": и станет мир повиноваться не "Уставу", а подкупу, не формализму, а сулящему. И зашатается мир, и погибнет мир.

Так мне и надо было понять, что, конечно, меня за..... никто не судит, и Церковь нисколько не осуждает....... и нисколько не разлучает меня с...... а только она пугается это сделать вслух, громко, печатно, потому что "в последние времена уже нет Павлов, а Никандры с Иннокентиями". Потому что дар пророчества и первосвященничества редок, и он был редок и в первой церкви Ветхозаветной, и во второй Новозаветной. Аминь и мир.

* * *

3 ноября.

Все погибло, все погибло, все погибло. Погибла жизнь. Погиб самый смысл ее. Не усмотрел.

740

* * *

Так любил ее, что никак не мог перестать курить ночью. (Правда пытался: но она сама говорила: "покури" - и тогда я опять разрешал.)

* * *

5 ноября.

Ах, господа, господа, если бы мы знали все, как мы бедны...

Если бы знали, до чего мы убоги, жалки...

Какие мы "дарвинисты": мы просто клячи, на которых бы возить воду.

Просто "собачонка из подворотни", чтобы беречь дом доброй хозяйки.

И она бросает нам кусок хлеба.

"Вот и Спенсер, и мы".

"И сочинения Огюста Конта, Милля и Спенсера, и женский вопрос" (читал гимназистом).

И "предисловие Цебриковой".

* * *

Родила червяшка червяшку. Червяшка поползала. Потом умерла.

Вот наша жизнь.

(3-й час ночи).

* * *

...выберите молитвенника за Землю Русскую. Не ищите (выбирая) мудрого, не ищите ученого. Вовсе не нужно хитрого и лукавого. А слушайте, чья молитва горячее - и чтобы доносил он к Богу скорби и напасти горькой земли нашей, и молился о ранах, и нес тяготы ее.

(к выбору патриарха всея Руси; толки).

* * *

Жизнь - раба мечты.

В истории истинно реальны только мечты. Они живучи. Их ни кислотой, ни огнем не возьмешь. Они распространяются, плодятся, "овладевают воздухом", вползают из головы в голову. Перед этим цепким существованием как рассыпчаты каменные стены, железные башни, хорошее вооружение. Против мечты нет ни щита, ни копья.

А факты - в вечном полинянии.

* * *