Взлет и упадок модернизма?
Наряду с постепенным распадом уз нации в умах и сердцах многих ее представителей происходила эволюция в исследованиях и построении теорий национализма. Идея о том, что нации являются реальными образованиями, укорененными в истории и общественной жизни, что они гомогенны, едины и представляют основные социальные и политические силы в современном мире - все это более не кажется столь же справедливым, как это было тридцать и даже еще двадцать лет тому назад.
В середине 1970-х годов, как собственно до конца 1960 - начала 1970-х годов, господствовал оптимистический и реалистический взгляд на проблемы наций и национализма. Какими бы не были различия между исследователями и теоретиками национализма по другим вопросам, они сходились в признании психологического влияния и социологической реальности наций и национальных государств. Исследователи говорили о необходимости <построить> нацию при помощи таких приемов, как коммуникации, урбанизация, массовое образование и участие в политической жизни - то есть в значительной степени так же, как можно говорить о постройке машин или зданий с помощью дизайнерских приемов и технических средств. Это был вопрос институционализации, выработки необходимых норм, воплощенных в соответствующих институтах, чтобы можно было получать качественные копии западной модели гражданской нации, характеризующейся активным участием граждан в общественной жизни. Это стало техническим вопросом выбора подходящих рецептов национального развития, обеспечения сбалансированного и разностороннего экономического роста, открытых каналов общения и самовыражения, хорошо организованного и отзывчивого населения, а также зрелых и гибких элит. Это был путь воспроизведения доказавшей свою успешность модели западного национального государства в бывших колониях в Африке и Азии.
В конце 1980-х и 1990-х годов такой оптимизм уже казался трогательно наивным. Не только прежние демократические мечты азиатских государств не были реализованы, но и развитые страны Запада столкнулись с негативными проявлениями этнического недовольства и размежевания, а на Востоке гибель последней великой европейской многонациональной империи способствовала распаду космополитической мечты о братстве на отдельные этнонациональные составляющие. Мощные волны иммиграции и значительный рост в области коммуникаций и информационных технологий поставили под вопрос прежнюю веру в возможность существования политической нации с гомогенной национальной идентичностью, которая могла бы служить моделью <здорового> национального развития. В результате старые модели отвергаются, как и, в значительной степени, сама породившая их парадигма национализма. Выходя за рамки старой парадигмы, новые идеи, методы и подходы, которые, впрочем, с трудом можно считать новой парадигмой, но, тем не менее, разлагающие установившиеся общепринятые представления, поставили под сомнение саму идею единой нации, обнажив фиктивную основу этого понятия в трудах его сторонников. Деконструкция понятия <нация> предвещает и конец соответствующей теории национализма.
Парадигма национализма, пользовавшаяся столь широким признанием до самого последнего времени, - это парадигма классического модернизма. Это концепция, утверждающая, что нации и национализм внутренне присущи самой природе современного мира и революциям новейшего времени. Она получила свое каноническое определение в 1960-х годах, прежде всего, в рамках модели <нациестроительства>. Эта модель получила широкое распространение в общественных науках вследствие мощного антиколониального движения в странах Азии и Африки и оказала заметное влияние на политических деятелей Запада. Однако модель нациестроительства, хотя она и является наиболее известной и очевидной, ни в коей мере не была единственной, не говоря уже том, чтобы быть наиболее утонченной или убедительной версией модернистской парадигмы наций и национализма. После нее возникло множество других, более полных и разработанных моделей и теорий, все из которых, тем не менее, соглашались с основными положениями классического модернизма. Лишь в 1970-1980-х годах были предприняты попытки критики, поставившей под сомнение основные посылки этой парадигмы и вместе с ней - модель нациестроительства. Эта критика показала нацию, с одной стороны, как изобретенную, воображаемую и гибридную категорию, а, с другой стороны, - как современную версию более древних и базовых социальных и культурных сообществ. Как мы увидим далее, история развития и упадка самих наций и их концепций национализма в современном мире отражается в последовательной смене господствующих парадигм наций и национализма в совокупности со всеми связанными с ними теориями и моделями.
В течение последних тридцати лет наблюдается расцвет исторических, сравнительных и узко-предметных исследований национализма, которые продолжали, но также и вышли за рамки предшествующих исторических исследований националистической идеологии. Несмотря на то что теория наций и национализма рассматривалась в меньшей степени, в этой области также появились несколько важных новых подходов и моделей <национализма вообще>. Вместе взятые они бросили вызов прежним органическим и <эссенциалистским> представлениям о нации, а также усовершенствовали и вывели общую модернистскую парадигму за рамки классической понимания модели <нациестроительства> образца 1960-х годов. Эти подходы и теории отличают несколько характерных черт, безоговорочно признаваемых большинством исследователей и теоретиков последних тридцати лет. Они включают:
1. признание силы и непредсказуемости национализма, идею о том, что националистическая идеология и националистические движения являются одной из ведущих сил в современном мире; поскольку они принимают множество форм, невозможно предсказать, где и когда они проявятся;
2. с другой стороны, понимание проблематичности самой концепции нации; сложно точно сформулировать понятие <нация>, дать точные определения. Вместе с тем, признается, что исторически существующие нации являются социологическими сообществами, обладающими значительными влиянием и мощью;
3. признание исторической специфичности наций и национализма. Это феномены, характерные для конкретного периода в истории, эпохи нового и новейшего времени, и только с окончанием этой эпохи, нации исчезнут;
4. растущий интерес к социально обусловленному качеству всех коллективных идентичностей, включая культурные идентичности и, следовательно, понимание нации как культурного конструкта, выкованного и спроектированного различными элитами с целью удовлетворения определенных нужд или специфических интересов;
5. и, следовательно, приверженность к социологическим приемам объяснения, выводящим нации и национализм из социальных условий и политических процессов нового и новейшего времени, с соответствующей им методологией социологического модернизма и презентизма с опорой на данные, характерные главным образом для недавнего прошлого или современности.
Конечно же, не все сторонники рассматриваемых теорий, даже среди мнимых модернистов, разделяют все эти положения. Однако существует четкое единство среди многих теоретиков в отграничении господствующей парадигмы модернизма от ее критиков. То, что объединяет эти характеристики вместе взятые, - это глубокая убежденность в реальности роста и упадка мощного, но исторически специфического и проблематичного феномена, эра господства которого берет свое начало с революций нового времени, а в наши дни постепенно подходит к концу. И на этом фоне, заслоняя собой реальность, проявляется рост и постепенный упадок интеллектуального отражения этой эпохи, господствующей парадигмы современной нации, классического модернизма.