4. "Если чиновники решат на нас подзаработать, тут ведь не подкопаешься"

К.П. - директор гостицесовхоза в Новгородской области. Ему 68 лет, всю жизнь прожил в селе. По специальности иженер-механик, уже 28 лет он работает директором сов­хоза.

Хозяйство наше раньше было огромное, половину района занимало. В 1975 году его реорганизовали, два совхоза на его базе сделали. Оно уже неуправляемое было. Нам тогда птице­водство навязали. Но тогда еще можно было птицу содержать: кормов - сколько угодно, дотации... Объемы у нас большие были. Накануне 1992 года у нас было 40 тысяч кур-несушек и около 20 тысяч бройлеров. Сейчас все это ликвидировали.

После реорганизации во всем районе остались "на плаву" только два совхоза - наш и еще один, а было 11 хозяйств. Ос­тальные развалились, погибли. У них разделили земельные и имущественные паи, а у нас - нет. Спас статус племенного хозяйства. Людей и сейчас не задерживаем, но имуществен­ный пай не выделяем, что касается земельного пая - выделя­ем при наличии свободной земли.

А тогда выручило еще и то, что на собрании все рабочие были против реорганизации. Ну я и дал протокол собрания в район: так мол и так, люди не хотят...

Но несмотря на то что мы все-таки остались государствен­ным предприятием, все сильно изменилось. Например, если раньше у нас было племенное птицеводческое хозяйство, то теперь специализируемся на мясомолочном, преимуществен­но молочном животноводстве. Скота у нас в хозяйстве 700 го­лов, в том числе дойного стада - 300 голов. Надои в среднем 2500 - 2600 литров, но для нашего региона это хорошо.

[348]

Кур пришлось ликвидировать,,поскольку они нас загнали в долги. Очень дорогие корма были. Покупать их приходилось Тверской, Ленинградской областях. Наращивали долги, а толку не было. Да, кроме того, очень уж большие затраты электро­энергии в птицеводстве: обогрев, вентиляция... С тех пор мы и по сию пору ходим в должниках.

Или вот, раньше в совхозе было 2500 гектаров пашни, 7000 -с сельхозугодьями. Теперь осталось не больше 1400 гектаров. Я тогда 500 гектаров сдал в районный резервный фонд, испу­гавшись, что поднимут налог на землю. Почитай, треть совхо­за "сбачил". Там теперь дачи, крестьянское хозяйство есть одно -подполковник ведет.

Из производственных помещений остались две фермы для крупного рогатого скота, телятник. Три года назад в районе развалился молокозавод - взяли его в аренду на 20 лет, вос­становили. Производим масло, сметану, творог, летом - сыр по вологодской технологии. Но это только летом. Зимой мало молока и низкое содержание белка в нем, на сыр не годится. При молокозаводе открыли хлебопекарню. 10 тысяч буханок в месяц. Возим в Валдай на продажу. Я уже смеюсь, предлагаю своим специалистам: давайте кожевенный завод откроем, шкуры чтобы не пропадали. Деньги-то нужны каждый день, а это дает только торговля. Но за ценами все равно не угнаться.

Сейчас вот мясо надо сбывать - а куда? На мясокомбинат -невыгодно. От него, во-первых, денег не дождешься, в луч­шем случае возьмешь продукцией, так потом ее еще реализо­вать надо. Во-вторых, там есть всякие уловки: первый сорт, второй сорт, как упитанность определят и т. д. - от этого все­го и цена зависит. Естественно, ее стараются занизить. То же и с молоком: какая жирность, сорт, охлажденное или нет.

Поэтому я и со своим молокозаводом связался, чтобы живые Деньги каждый день были. Магазин у нас свой в Валдае, им мы продаем молочные продукты и хлеб. Мог бы и мясо продавать в своем магазине, но санэпидстанция ставит условия^: ставьте второго продавца, вторые весы, второй холодиль-

[349]

ник. Затраты нужны немаленькие, а будут ли они окупаться? Мы, например, пробовали туда завозить и макароны, и пряни­ки, и еще всякую ерунду - не идет. Ларьков-то полно в Вал­дае, и везде один и тот же ассортимент.

Есть у нас в Валдае один переработчик. Так мясо мы в ос­новном ему сдаем. Но и он тоже сразу расплатиться не может ему сначала надо товар распродать, потом он уже рассчитыва­ется. А мы у него не одни. Из Ленинграда раньше приезжал один парень за мясом, цена у него была неплохая, где-то руб­лей по тринадцать. Сейчас и он затоварился.

Сдавали раньше мясо на нефтезавод, они хорошо принима­ли и сразу рассчитывались. Но сейчас их завалили украинс­ким мясом в счет долгов за газ.

Недавно в область прислали гуманитарную помощь: две тысячи тонн свинины, две тысячи тонн птицы и тысячу тонн говяди­ны. По кому это ударило? По своему производителю. Теперь никто у нас мясо не возьмет, или возьмет по восемь рублей, а колбасу продадут по 70.

Видите - вот, в темноте сидим. Электроэнергия уже отклю­чена за неуплату. Горючее дорожает непрерывно. А цену реа­лизации молока повышать невозможно - его никто брать не будет. Если железка может лежать на складе или то же горю­чее, то молоко хранить невозможно. Если у сметаны срок реа­лизации - 72 часа, я же не могу ее 90 часов держать! Пробо­вали возить молоко в Новгород, когда еще своего завода не было. Сначала нам платили еженедельно, потом раз в две не­дели, потом и того реже... Отказались от этого. С Валдайским молокозаводом так же получилось. А сейчас у меня свой ма­газин в райцентре, выездную торговлю тоже организуем. Ле­том у меня две машины выезжают, сейчас - одна.

Работает в хозяйстве 160 человек. Больше мне сейчас и не надо. Практически я никого не уволил, ушли сами потихонь­ку. Птичницам своим всем дал работу, ведь много лет проработали с ними вместе, некоторым осталось год-два до пенсии. как же я мог их выгнать? У меня и сейчас работают "лишние".

[350]

И по нынешнему объему производства мне бы хватило 100 ловек, но ведь если я кого-то уволю, им некуда здесь пойти. Пускай работают, не на биржу же им идти.

Честно говоря, этот Фонд занятости вообще все портит. Из города, конечно, надо ставить на учет. Но я считаю, что сель­ских жителей вообще нельзя регистрировать как безработных, кроме только, может, учителей или специалистов каких-то, потому что в селе всегда прокормиться можно: земля-то есть! А то ведь как получается: человек и на бирже стоит, пособие полу­чает, и здесь продукцию вырастил и на рынке торгует. Пона­чалу деньги платили хорошие - и все бросились, а сейчас деньги-то кончились, даже по 83 рубля не дают.

У нас в коллективе отношения нормальные. Коллектив ста­рый, работаем вместе много лет. Особых изменений в людях своих не замечаю. Работают кадры постоянные, до самой пен­сии и даже на пенсии, пока не надоест. Я никого не увольняю. Все специалисты готовят себе смену. Люди не изменились в нашем хозяйстве. Мы работаем в коммунистическом режиме.

Воруют ли в хозяйстве? Наверное, без этого не обходится, но вообще воровать-то особо нечего. Несколько человек мы поймали на воровстве, поувольняли. Один сидит. По мелочи не тащат, если берут - то мешок, два, три. За это судят.

Дояркам, например, комбикорм воровать невыгодно, пото­му что у них оплата сдельная. Как покормят - так и подоят. Насчет пьянки - пьет народ, конечно, здорово, причем особенно почему-то женщины. Но все же сейчас на работу не только пьяные, но и с похмелья не приходят. Доярки все добросовестные, ко­торые раньше были пьющие, тех я уволил. Перевожу сначала в цех растениеводства с воспитательной целью, а потом, если не помогает, - до свидания.

Средняя зарплата по совхозу - 457 рублей¹ , я получаю 500 рублей. Но это, конечно, не деньги. Да и последний раз

¹ На момент интервью - 17 долларов. - Прим. ред.

[351]

выплачивали аж в октябре. Хоть пенсии сейчас выплачиваю ся регулярно. За это народ и я лично благодарны нашему губернатору. У меня пенсия сейчас 480 рублей. Но у меня 51 год стажа! Я работал с 14 лет. А люди, которые вообще не работа­ли, сейчас столько же получают. Это очень несправедливо ус­троено. Пенсии такие, что люди вынуждены работать. А ведь рабочие места нужны молодым! Надо, я думаю, пенсионерам платить нормальные деньги, чтобы они могли уходить на от­дых и освобождать места молодым. Важно не просто повы­сить пенсию, но отрегулировать ее таким образом, чтобы сно­ва человек был заинтересован работать. А сейчас этого стимула нет абсолютно. Новая система с личными пенсионными сче­тами только тогда будет работать, когда у предприятий появятся деньги, которые они будут на эти счета перечислять. А сейчас это не получается.

Налоги, конечно, душат. Я на круг подсчитывал, с зарабо­танного рубля остается семь копеек. НДС - это вообще абсурд. Вот какая интересная штука - эта добавленная стоимость. Додумались, давайте 5% добавим с продаж. Если не сельхоз­продукция - 20%. Я продал лес - уплатил, он что-то сделал, тоже платит, так это сколько ж можно накручивать?! Сейчас некоторые предлагают опять вернуться к трудодням, откровенно говоря, для того чтобы не платить налог на зарплату. Но я пока не вижу в этом смысла.

Главное, от налогов никак и не уйдешь! У нас же госпред­приятие. Вон целая бухгалтерия работает. Да попытайся я что-нибудь припрятать или не показать, они же меня и посадят. Да и не привык я к этому. Поздно на старости лет привыкать.

Так вот и выплачиваем все по полной программе, а ведь деньги нужны. Завтра вот машина пойдет на комбикормовый завод, повезет 12 тысяч рублей за пять тонн комбикорма. Горючее, бывает, и по бартеру меняем. Запчасти покупаем за деньги агроснабе. Цены там рыночные, но чуть пониже, чем в част ных магазинах.

[352]

А кредитов никто не дает, да и не даст, поскольку хозяйство убыточное. В районе мало кто обращает на хозяйство внимание, сам как хочешь, так и выкручивайся. Управление сельского хозяйства сейчас потеряло свое значение, потому что у них ничего нет, они ничего нам дать не могут. Какой я началь­ник управления, если у меня ничего нет? Когда нужно какой-то вопрос решить, я выхожу на главу районной администра­ции. Он у нас неплохой человек, грамотный. Работал и директором колхоза, и председателем райпо, и руководителем налоговой инспекции. Я его очень уважаю. К областному начальству давно не обращался, потому что понял: им не до нас. У них проблем и без того достаточно. Область дотационная.

Если говорить о перспективах... Конечно, хорошо было бы увеличить производство молока, но останавливает слабая кор­мовая база и сбыт. Мы летом даже в Ленинград возили моло­ко, у нас его хорошо брали. Выкручивались как могли. Рань­ше мы себя полностью обеспечивали фуражом, сейчас не получается. Минеральные удобрения не укупить, техники мы уже почти 10 лет ничего нового не покупаем, ни одного трак­тора, ни одной машины. На наличной технике можно продер­жаться еще года два.

С органическими удобрениями раньше работали, по 45 тонн вывозили своими силами. Помет был куриный, из него делали компост. Сейчас мы этой возможности не имеем. Органики на всю площадь не хватает, да и техники нет вывозить на поля. Сейчас мы посеяли рожь озимую 104 гектара, а яровые даже не знаю, есть ли смысл сеять. В этом году было у меня посея­но овса 300 гектаров, рассчитывал, что все же что-то вырастет, а ничего не выросло. По семь центнеров собрали, то есть только на семена. Одни затраты от этого.

Пашня будет зарастать. В соседних хозяйствах, которые раз­бились, там одна ольха на полях растет. И у меня в одной Ригаде есть такое поле заброшенное, там каменистый участок. Я уже в лесхоз обращался, просил: засадите хоть елками,

[353]

пусть через 100 лет вырастет на этом месте ельник. Не берут, им не надо!

Вот я теперь и раздумываю, что же мне делать. Если удоб­рения я не внесу, значит, ничего не соберу, а затраты придется сделать. Посеять травы многолетние, чтобы хоть корм был так ведь без удобрений и трава не вырастет.

Птицеферма у нас стоит законсервированная. Поразграбили, конечно, кое-что, но оборудование еще там есть. Я бы мог ее восстановить. Сейчас пошла такая тенденция к восстанов­лению птицеводства. Поняли, что ошибку совершили. Яйца дорогие стали... Рядом с нами птицефабрика была, крупней­шая в области, построена в 1972 году. Она 60 миллионов штук яиц давала. Два года стояла брошенная, сейчас ее приобрел концерн "Великий Новгород". Сначала один цех пустили, по­том второй, сейчас уже четыре. Планируют довести до шести цехов. Стали набирать людей на работу. Они уже 600 тонн мяса птицы дают. Но они имеют свой комбикормовый завод, а мы не имеем. Если бы был государственный комбикормовый за­вод, мы бы тоже могли восстановить птицеводство. Но завод принадлежит концерну. Значит, если они себе будут комбикорм продавать, условно говоря, по пять рублей, то мне - по де­сять. Ясно же, если я начну подниматься - они меня опустят. Поэтому я и не хочу с этим связываться.

Так и получается, перспектив-то никаких у хозяйства нет. Минеральных удобрений нет, техники нет, горючего запасов нет - с колес работаем. Бензовоз горючего 22 тысячи стоит, это же черт знает что! А молоко по четыре рубля принимают. Да и кадры стареют.

Еще одна проблема - жилье отобрали. У нас было ведом­ственное жилье, и работник знал, что если он уволится сам по собственному желанию или за пьянку его выгонят, то жилье придется освободить, чтобы его мог занять другой. А тут приняли закон о приватизации, и все кинулись жилье приватизи­ровать. И попробуй ему не отдай, если по закону положено, вот так получилось, что некоторые отработали по полгода,

[354]

по три месяца, прописались, сразу приватизировали квартиры и поу_В0Льнялись. А теперь если я хочу взять на работу человека - мне нечего ему предложить. Жилищное строительство мы вести не в состоянии. Это нанесло нам большой удар. Попол-ения специалистов нет. Раньше по восемь человек отправля­ли учиться в ПТУ на механизаторов, а сейчас никто не идет.

Хорошо хоть рэкет нами не интересуется, поскольку мы -государственное предприятие. Был случай, приезжали выкола­чивать долги. В Новгороде фирма такая была - "Нива", мы ей и задолжали. Зашел ко мне парень, спрашивает: "У вас КАМАЗы есть?". Я говорю: "Нет". Он: "А трактора?" - "Трактора есть, старенькие" — "А коровы есть?". Я говорю: "Есть". - "Ну, вот и хорошо. Вы должны 130 тысяч - когда можно машину при­гонять за коровами?". Я отвечаю: "Да в любое время приго­няйте, только вместе с решением суда. Мы же госпредприя­тие, поэтому без решения суда я вам ничего отдать не могу". Он сразу все понял. А были бы мы акционерным обществом -они бы у нас и забрали, так они и делают. Потом я с этим долгом рассчитался маслом.

А вот если чиновники решат лишних деньжат на нас подза­работать, тут ведь не подкопаешься. Судите сами. Санэпидстанция раньше проверяла наш магазин раз в месяц, потом два раза, потом раз в десять дней - потому что за каждый анализ надо платить. Все научились делать деньги! Так же и сертифика­ция продукции: раньше ее делали раз в год, полтора милли­она старыми платили, теперь уже два раза - по семь тысяч... А мы не можем цену повышать, потому что тогда нашу про­дукцию никто не возьмет.

Откровенного вымогательства нет, все вроде бы действуют в рамках закона. Ну вот электричество сейчас отключили за неуплату. Но ведь как они это делают? Ладно, отключите контору - это ерунда, у нас все равно все счетные машинки на батарейках, и так посчитаем. Ну приходим мы на работу в темноте, в четыре часа я специалистов отпускаю домой, они даже рады. Ведь они пилораму отключили, а сейчас как раз идет заго-

[355]

товка леса. Я им звоню сегодня, прошу: включите, ради бога пилораму, я напилю лес, продам и с вами же буду рассчиты ваться! Я ведь текущие платежи вношу, это у меня старый долг остался еще за птицеферму. Долг большой, 500 тысяч. Но все равно это не дело. Дали бы заработать и рассчитаться. Зачем так все делать не по-людски? Какое может быть развитие, ка­кая перспектива, когда ничего спланировать невозможно!

О политике что вам сказать? Я еще не сделал выбор. Приду на избирательный участок - там сориентируюсь. Вот чего я не могу понять, так это когда депутаты, которые уже по два срока сидят, заявляют, что теперь они знают, что надо делать. Я спрашиваю: а что же ты раньше этого не делал, пока в Думе сидел? Они теперь прозрели!

Крестьянином среди наших политиков не интересуется никто! Отношение к сельскому хозяйству, к сельскому труженику очень плохое и со стороны городского населения, и со стороны вла­сти. Деревни обезлюдели. У нас раньше несколько отделений было, пять бригад; сейчас только в центре остались люди. А на уровне района наш совхоз считается еще благополучным. Я бы так сказал: среди нищих менее нищий.

Правительство уверено, что крестьянин все равно выживет. Поэтому и зарплата у нас такая, поэтому продукция наша та­кая дешевая. То есть для покупателя-то она получается не де­шевая - например, у нас 62 рубля стоит килограмм масла. Но это масло натуральное, и оно спросом пользуется на нашем рынке.

Вот у нас здесь поблизости фермер есть. Он хороший па­рень, бывший механизатор. Земля у него есть, и свиней он держит. Сын с ним работает, жена. Но в сезон он вынужден нанимать рабочих. Это возврат к чему? А есть у нас и такие: держи свиней, работают люди, а сам он занимается, так сказать, преД' принимательством. Это зачем?

[356]

А вообще фермеры страну не прокормят. С чего, скажите, фермер будет жить нормально? Он в таких же условиях находится, как и мы. Ему так же горючее покупать надо, ему так _же деньги не платят.

Коммунисты, конечно, плохие были, не рядовые, а верхуш­ка. Рядовые честно работали, а вот все это политбюро... Когда Горбачева столкнули, ведь ни один из них в защиту не высту­пил. Как будто так и надо. Они, видимо, этого и ждали.

Но ведь не все же было так плохо. В последнее время, до Горбачева, можно было в кредит брать даже машины. А сей­час кто из крестьян их купит? Мне век на нее не заработать. За колбасой ездили, говорят. Да, ездили, но вы же сами зас­тавляли нас ездить! Мы же все до грамма отправляли в Ле­нинград. Я своим колхозникам литр молока не имел права продать, меня за это в райкоме отчитывали. А сейчас да, я свободен. Я на 25-30 тысяч в месяц людям продаю продукции. Вы это про­извели - ешьте на здоровье. Ничего нам раньше не оставляли, вот и ездили в Ленинград.

При коммунистах электроэнергия стоила копейку, горючее -три копейки. А почему в 1991 году оно стало сразу рубли сто­ить? Нам бы надо для сельского хозяйства хоть какое-нибудь послабление сделать. Не сажать нас дальше в яму, а дать нам возможность выкрутиться. Если бы хотя бы на 50% дешевле нам горючее продавали - и то было бы хорошо. Но пусть деньги дают не нам, а нефтезаводам. А то все говорят: мол, сельское хозяйство - это такая черная дыра, куда все проваливается. Честно говоря, так было. У нас в районе было три-четыре хозяйства, наше в том числе, которые работали нормально. А другие, соседи наши, сколько им ни давали, все равно никакого толку не было. Там нужно было решать, что с ними делать. Или нового Руководителя ставить, или еще что-то. А вместо этого первый секретарь просто давал и давал им деньги, чтобы район хорошо выглядел.

[357]

Сейчас я знаю, что ни одно хозяйство в районе уже не вос­становишь, потому что база вся развалена. И никому не от­дашь, чтобы приехал какой-то человек с деньгами и все нала­дил. Ко мне тут приезжали насчет птицефабрики, предлагали на паях ее восстанавливать. Я с ними связываться не захотел-надо вам - берите и делайте. А войти с ними в долевое учас­тие - это значит они меня будут чистить. А сами они не хотят. Что-то долго уже их нет.

На сельское хозяйство нужно обратить внимание. Для нас главное - техника, горючее, удобрения. Помогать нужно силь­ным. Вот у нас в районе два хозяйства осталось, которые еще держатся - вот им и нужно помочь. А не так, как раньше де­лалось, - всем сестрам по серьгам. Если бы нам дали возмож­ность из долговой ямы выбраться, я бы не стал сидеть и смот­реть, как вокруг все валится. У меня много есть мыслей, но пока я не могу все задуманное осуществить. Например, есть идея объединиться с соседним совхозом. Мы оба - государ­ственные предприятия. У них проблема с кадрами, особенно с доярками. Пьют страшно. У меня переработка есть, а они куда-то возят за 15 километров. А я со своими объемами не могу выйти на широкий рынок. Если же объемы увеличить, можно было бы работать и с Ленинградом. Тогда нужен постоянный рынок сбыта. Так что объединиться было бы выгодно и нам, и им, но как к этому подойти, чтобы на себя все проблемы не повесить, я пока не знаю. Пока еще мы этот вопрос не обсуж­дали.

Сейчас в правительстве и Думе все о земле толкуют. Как начнут это обсуждать - хочется сказать: да приезжайте вы, берите. Ведь у нас земля такая, на ней ничего не растет! Ее никто и не возьмет, даже бесплатно.

[358]