15.3. Этнические конфликты

Одна из фундаментальных потребностей человека — потреб­ность принадлежности к какой-либо общности — семейной, ро­довой, профессиональной и т.п. Важнейшее место в этом ряду принадлежит общности этнической. Самоидентификация «я — русский» или «я — украинец» — это не просто фиксация некоей прикрепленности индивида к сетке социальных координат, но и выражение глубинной потребности человека быть частью одной из наиболее устойчивых социальных общностей — этноса. Ка­кое-либо ущемление этой потребности неминуемо ведет к по­явлению конфликтов.

Несмотря на уже довольно долгую историю науки этнологии общепризнанного понятия «этнос» так и не выработано. Разные этнологические школы выд­вигают на первый план то объективные факторы формирования этносов (связь с природной средой, общность территории, язы­ка), то субъективные (самоназвание, общность духа, религии, чувство солидарности), то природные, то исторические. Не вклю­чаясь в этот спор, поверим ведущему российскому специалисту в этой области В.А. Тишкову, полагающему, что

... Этничность утверждает себя вполне определенно как устойчивая со­вокупность поведенческих норм или социально-нормативной культу­ры, которая поддерживается определенными кругами внутриэтнической информационной структуры (языковые, родственные или другие контакты)

Хоть и сложновато выражено, но суть понять можно: этничес­кая идентичность задается, прежде всего, внутригрупповыми нор­мами поведения, особенности которых фиксируются языковыми, психологическими, нравственными, эстетическими, религиозны­ми и прочими средствами культуры. Дополнительные прочность и единство этносу придают общность истории и сплоченность вок­руг общих символов. Подобно тому, как выпускники школьного класса или студенческой группы всю оставшуюся жизнь симпати­зируют друг другу, хотя символ их единения (конкретная школа или вуз) для остального мира могут и не иметь никакого значения. Наряду с понятием «этноса» для характери­стики отношений между народами исполь­зуется понятие «нация». В мировой практике оно означает союз граждан одного государства. В этом смысле данное слово ис­пользуется, например, в названии — Организация Объединенных Наций. Это организация не каких-то экономических или куль­турных сообществ, а именно суверенных государств, которые при­нято называть национальными потому, что, как правило, госу­дарства Нового времени формировались на базе одного или не­скольких крупных этносов. Поэтому, определяя соотношение понятий «этнос» и «нация», можно было бы сказать, что нация — это этнос, обретший свою государственность.

Только при этом надо обязательно подчеркнуть, что границы между государствами никогда точно не совпадали с границами локального проживания представителей конкретных этносов. Многие этносы вообще часто оказывались разделенными грани­цами государств (поляки, армяне). А логика становления круп­ных государств диктовала необходимость объединения множе­ства этносов под одну государственную «крышу». Например, аме­риканцы (граждане США) — это одна нация. Хотя этносов в ней перемешано видимо-невидимо.

Нация — это продукт буржуазной эпохи. Ведущие современ­ные нации сложились в XVIII—XIX вв. в пору крушения абсолю­тистских монархий и ликвидации феодально-сословной социаль­ной организации. До этого времени этническая принадлежность человека особого значения не имела. По той простой причине, что социальная среда его обитания была замкнута, обособлена от остального мира и географически, и экономически, и духовно. Поэтому, например, французы вплоть до XVIII в. французами (то есть единой нацией) себя не осознавали и не называли. Тогда в ходу были другие признаки социальной идентичности: сословный (подчиненность конкретному сюзерену), религиозный (при­надлежность к той или иной конфессии) и т.д.

Ситуация изменилась с наступлением буржуазной эры. Ста­новление единства хозяйственной жизни на больших территори­ях, появление новых средств и форм организации труда, потреб­ность в свободной рабочей силе, формирование гражданского общества, способного контролировать политическую власть по­родили идею нации как некоей гражданской общности, создаю­щей суверенное государство. Эта идея помогла буржуазно-демок­ратическим движениям начала Нового времени осуществить свои цели, в процессе достижения которых крупные этно-территори-альные общности и в самом деле начали осознавать себя как единое целое — нацию.

Та же идея сыграла свою роль и в начале XX в., когда распа­лись и Австро-Венгерская империи, и в середине века, когда рух­нула колониальная система. То есть, не сложившиеся нации по­рождают так называемые «национально-освободительные» движе­ния, а наоборот — освободительное (от эксплуатации, иноземного захвата) движение приводит к образованию наций. А «мотором» этих движений выступают этносы, стремящиеся сохраниться и окрепнуть через обретение собственной государственности.

Именно в этом заключается суть межэтнических конфликтов: каждый этнос считает, что защитить свою культуру, самобытность и духовное единство он сможет только с помощью создания собственного государства. (Мы будем упот­реблять понятие «межэтнический конфликт», поскольку понятие «межнациональный конфликт» в строгом смысле означает толь­ко межгосударственное столкновение.) Этносом движет потреб­ность в самосохранении, защите своих ценностей и традиций. В этом его сила: такую потребность подавить нельзя, не уничтожив сам этнос. В этом же, как правило, и его трагедия. Поскольку полная реализация идеи «каждому этносу — по государству!» — чистая утопия.

В сегодняшнем мире насчитывается около 200 суверенных государств. «На подходе» — еще примерно столько же (имеются в виду этносы, официально заявившие о своих притязаниях на самостоятельную государственность). А всего этносов, по неко­торым оценкам, более 5000. В одной только России их около тысячи. Где же на нашей бедной планете разместить столько государств с их непременными армиями, границами, таможнями и бездной чиновников?

Конечно, можно возразить, что большинство этносов — не­большие, и им нет надобности создавать свои государства. Этно­сов численностью более миллиона человек всего 267. Так может быть ими и ограничиться? В этом, наверное, есть определенный смысл, но как объяснить этносу, «не дотянувшему» до вожделен­ного миллиона (800 тысяч, например), что ему государство «не положено»? Это все равно, что людям ниже среднего роста объя­вить, что они лишаются политических прав, поскольку ростом не вышли. Если право этнической общности на создание госу­дарства признается, то оно должно быть равным для всех.

Но это путь тупиковый. Кроме того, он однозначно противо­речит современным технологическим тенденциям к интернацио­нализации, унификации и стандартизации всего и всея. В об­щем, теоретически проблема кажется неразрешимой. Как же она

решается на практике?

_Пока что путем «естественного отбора». Кто сильнее — тот и прав, то есть получает возможность образовать самостоятельное государство. Но сила — вещь относительная. Она меняется со време­нем. И прозевавшее какой-нибудь технологический рывок госу­дарство слабеет, теряя контроль над своими региональными структурами. У последних появляется шанс попробовать вкус самостоятельности. Исторически этот процесс идет волнами. Из ныне существующих двух сотен государств в конце XIX в. суще­ствовали только 60. Остальные обретали независимость партия­ми. После Первой мировой войны развалились Австро-Венгерс­кая, Германская, Османская империи. (Российская империя по­чти удержалась, хотя и потеряла Польшу и Финляндию.) После Второй мировой войны рухнула колониальная система, и до сот­ни этно-национальных групп Африки, Азии и Латинской Амери­ки обрели вожделенную государственную независимость.

Казалось бы, уже все — мир поделен государственными гра­ницами окончательно и бесповоротно. Свободных территорий больше нет. Измученное кровопролитными войнами мировое сообщество торжественно провозгласило сначала в документах ООН, а затем в Хельсинкском Акте 1975 г. принципы взаимного уважения государственного суверенитета, территориальной це­лостности и нерушимости границ. (Существующих, заметим в скобках, на тот момент государств. О возможности появления новых даже речь не заходила.) Хотя бы европейские границы должны были стать окончательными.

Но не прошло и двух десятков лет, как мир содрогнулся под следующей волной суверенизации этно-национальных групп. На 15 самостоятельных государств распался СССР, с большой кро­вью разошлись почти все бывшие югославские республики (пока еще вместе держатся лишь Сербия с Черногорией), ушла из Эфи­опии Эритрея, мирно разъединилась Чехословакия, зато объеди­нилась Германия. И этот процесс далеко не закончен. Уже не просто требуют, но с оружием в руках отстаивают свое право на самоопределение курды в Турции, чеченцы — в России, абхазы — в Грузии. Косовские албанцы умудрились втянуть в свой конф­ликт целый военно-политический блок.

Сей странный феномен называют этническим ренессансом, или этническим парадоксом

современности. Дело в том, что почти все сформированные в прошлом доктрины и идеологии (и либераль­ные, и радикальные) были пронизаны уверенностью, что межна­циональная рознь, тем более в варварских ее формах, постепен­но должна уходить в прошлое под напором интернационализа­ции экономики и культуры. Но, увы, прогнозы не сбылись. Прошлое неожиданно стало будущим. А если учесть, что практи­чески все нынешние государства по этническому составу совсем не однородны, то практически каждое из них (а особенно — фе­деративные) чревато межэтническими конфликтами.

Фатальная сторона этой проблемы заключается в том, что межэтнические конфликты нельзя предотвратить никаким все­общим договором о мире и согласии. Договариваться-то будут государства существующие, а конфликты будут порождать «госу­дарства», которые только хотят возникнуть. Втолковать же «оби­женным» этносам, что их целью должно быть гражданское ра­венство, обеспечивающее все права на развитие их особой куль­туры, а не собственное государство, пока еще никому не удавалось.

В этих условиях ничего иного не остается, как надеяться, что нынешний этнический ренессанс иссякнет сам собой. Пример­но так, как сегодня, потихоньку «рассасывается» проблема де­мографического взрыва. В 60—70-е годы страшно много шуму наделали прогнозы демографов о грядущем в ближайшие десяти­летия катастрофическом перенаселении планеты. Сегодняшние их предсказания гораздо более оптимистичны. И не потому, что нации-государства строго взяли рождаемость под свой контроль (хотя попытки были). Опасность перенаселения планеты умень­шается естественным ходом биосоциального развития: чем выше уровень благосостояния страны, тем ниже в ней рождаемость. А поскольку ответственный за взрывообразный прирост населения мир развивающихся стран (Африки, Азии, Латинской Америки) пусть худо-бедно, но все-таки развивается в соответствии со сво­им названием, то и рождаемость там рано или поздно упадет. И численность населения Земли стабилизируется.

Подобный сценарий, видимо, ожидает и нынешний всплеск этно-политической активности. Ее вспышки, между прочим, прак­тически обходят стороной мир наиболее развитых, благополуч­ных стран (разве что британский Ольстер портит всю картину). Чем богаче и культурнее страна, тем меньше в ней поводов для межэтнических столкновений. В той же Великобритании Шот­ландия и Уэльс даже проголосовали за создание своих собствен­ных парламентов, рассчитывая таким образом укрепить свой эт­нический статус. Но при этом никто и не думает отделяться от Англии и устраивать по этому поводу войны. Последние, по вы­ражению 3. Бжезинского, стали «роскошью, доступной лишь бед­ным народам этого мира». Так что, рано или поздно в мире дол­жно установиться некое подобие этно-политического равновесия, когда все этнические общности, действительно способные сегод­ня к созданию самостоятельного государства, таковое обретут.

Конечно, подобные рассуждения мало утешают. Когда еще это равновесие установится, а убивают-то сейчас. На это конф­ликтологии остается повторять свое «золотое правило»: избежать конфликтов нельзя, надо научиться с ними жить и минимизиро­вать издержки. А для этого, в первую очередь, надо научиться понимать природу и специфику всех конфликтов вообще, а уж этнических — в особенности.

К межэтническим относят конфликты любых форм (организованные политические действия, массовые беспорядки, сепаратистские выступления, гражданские войны и пр.), «в кото­рых противостояние проходит по линии этнической общности». Их основные особенности таковы.

1 Все межэтнические конфликты носят комплексный, сложно-составной характер. Поскольку суть их определяется, в конечном счете, стремлением этноса к собственной государственности (даже если в настоящий момент такая цель и не ставится ввиду отсут­ствия реальной возможности ее достичь), то эти конфликты неиз­бежно становятся политическими. Но этого мало: для того чтобы этнический кризис «созрел», этнос должен чувствовать себя диск­риминированным и по социально-экономическим показателям (низкий уровень доходов, преобладание непрестижных профес­сий, недоступность хорошего образования и т.д.), и по духовным (притесняют религию, ограничивают возможности использования языка, не уважают обычаи и традиции...). Так что любой межэтни­ческий конфликт — это даже не «два в одном», а и три, и четыре «обычных» конфликта в едином межэтническом пространстве.

2. Конфликты этого рода всегда отличаются высоким накалом эмоций, страстей, проявлением иррациональных сторон челове­ческой природы.

3. Большинство из крупных межэтнических конфликтов име­ют глубокие исторические корни. А если даже таковых и нет, то конфликтующие стороны их непременно создадут псевдоисто­рическими изысканиями типа: «Наши предки всегда здесь жили!».

4. Межэтнические конфликты характеризуются высокой мо­билизацией. Защищаемые этнические особенности (язык, быт, вера) — это не свобода слова или собраний, которые волнуют далеко не всех. Эти особенности составляют повседневную жизнь каждого члена этноса, что и обеспечивает массовый характер движения в их защиту.

5. Межэтнические конфликты носят «хронический» характер, они не имеют окончательного разрешения. Ибо этнические от­ношения весьма подвижны. И та степень свободы и самостоя­тельности, которой удовлетворяется нынешнее поколение этно­са, может показаться недостаточной следующему.

Этно-политические отношения сами по себе конфликтогенны. Когда же к этому прибавляются политические ошибки, их взрывной потенциал возрастает многократно. Так, на террито­рии бывшего СССР тлеет масса этно-политических конфликтов, связанных с грубыми ошибками (а нередко и преступлениями) советского руководства. Это конфликты, порожденные пробле­мой восстановления прав депортированных народов (ингушей, крымских татар, турок-месхетинцев), произвольными террито­риальными изменениями, нарушавшими целостность этносов (Южная Осетия, Нагорный Карабах, Крым), чрезмерной руси­фикацией всей социальной жизни в районах компактного проживания национальных меньшинств и т.д. Всех этих конфликтов могло и не быть.

Но они возникли и разворачиваются по общей схеме: постра­давший этнос требует восстановления справедливости (частень­ко с перехлестом), а гарантия ее установления — собственная государственность в той или иной форме. Первый же признак всякого государства — территория. Поэтому территориальные притязания выступают основой примерно 2/3 всех этнических конфликтов на пространствах бывших республик СССР. Это тре­бования и изменения границ, и воссоздания утраченных национальных образований, возвращения репрессированных народов на прежние места проживания и пр. По некоторым оценкам, на территории бывшего СССР на период 1992 г. было зафиксирова­но 200 этнотерриториальных споров, а к 1996 г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний. Действия по нейтрализации конфронтационных устремлении участников межэтнических конфликтов укладываются в рамки не­которых общих правил, выведенных из имеющегося опыта раз­решения таких конфликтов. В их числе:

1. легитимация конфликта — официальное признание суще­ствующими властными структурами и конфликтующими сторо­нами наличия самой проблемы (предмета конфликта), нуждающейся в обсуждении и разрешении;

2. институциализация конфликта — выработка признаваемых обеими сторонами правил, норм, регламента цивилизованного конфликтного поведения;

3. целесообразность перевода конфликта в юридическую плоскость;

4. введение института посредничества при организации пере­говорного процесса;

5. информационное обеспечение урегулирования конфликта, то есть открытость, «прозрачность» переговоров, доступность и объективность информации о ходе развития конфликта для всех заинтересованных граждан и др.

В сфере этно-политических конфликтов, как и во всех дру­гих, все также действенно старое правило: конфликты легче пре­дупредить, чем впоследствии разрешить. На это и должна быть направлена национальная политика государства. У нашего сегодняшнего государства такой четкой и внятной политики пока что нет. И не только потому, что у политиков «руки не доходят», а в значительной степени потому, что неясна исходная общая кон­цепция национального строительства в мультиэтнической России. Главная проблема: что делать с принципом права наций на самоопределение (провозгалашенного, между прочим, в Конституции РФ)?

Если признать его полностью и на деле, а не на словах, то в перспективе мы имеем сотни две-три сугубо суверенных оскол­ка некогда единого государства, распад на которые будет сопро­вождаться конфликтами наподобие нынешнего российско-чечен­ского. А не признать — тоже нельзя, ибо это будет означать воз­врат к имперским традициям.

Поэтому при разработку концепции общероссийской нацио­нальной политики, возможно, имеет смысл принять во внимание некоторые итоги мирового опыта в этой области. Суть их заклю­чается в следующем. Идея национального самоопределения «вплоть до полного отделения» в качестве базового принципа национального строительства неудачна. Во-первых, потому, что ставит права общности выше прав индивида. Это, как правило, ведет к появлению узурпаторских режимов, подавляющих «от имени народа» сначала права меньшинств, а затем и гражданс­кие права всего населения. Во-вторых, эта идея мотивирует на­ционально-государственные общности к установлению этничес­кой однородности населения, что опять-таки неизбежно приво­дит к нарушению гражданских прав.

Эти соображения не означают, что любая перекройка сегод­няшних национальных границ в принципе недопустима. Они оз­начают лишь то, что возможные изменения государственного устройства не должны ущемлять гражданские права и свободы индивидов. Они имеют приоритет перед правами любых групп, в том числе и этнических.

И еще одно соображение. Государственные границы невоз­можно провести строго по ареалам проживания этносов. Поэто­му моноэтническое государство — это утопия. Попытки его со­здания (что мы наблюдаем в нынешних прибалтийских респуб­ликах) обречены на провал и ни к чему, кроме тирании, вести не могут. Общий итог: самоопределение наций может сегодня по­ниматься только как равенство прав этносов на сохранение и раз­витие своей культуры, которая сохраняется не выталкиванием носителей иной культуры за свои территориальные границы, а взаимным уважением и терпимостью к различиям.

Ясно, что это — некий идеал, а в реальности все выглядит более «коряво». Но этот идеал вполне практичен, так как ориен­тирует на создание «открытого общества», а не замкнутых в себе национальных автаркии. Вооружась этими идеями, просвещен­ная Европа (Европейский Союз) дружно вошла в XXI век. Игно­рируя эти идеи под потрепанным предлогом своей самобытнос­ти, мы рискуем не менее дружно шагнуть в век XIX, известный многочисленными межнациональными распрями. Вряд ли этот риск будет оправдан.

МОДУЛЬ 5. СПОСОБЫ

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ

И РАЗРЕШЕНИЯ

КОНФЛИКТОВ

Общаясь, взаимодействуя, люди так или иначе влияют друг на друга. Ру­ководители побуждают подчиненных к труду, преподаватели передают уче­никам знания, родители воспитывают своих детей. И все эти виды взаимодей­ствия чреваты конфликтами.

При исследовании проблем управления конфликтным взаимодействием конфликтология опирается наряду с выводами социологии и психологии так­же и на основные положения современной науки управления, которая рас­сматривает основные принципы управленческой деятельности всех видов в любых организациях от малых групп и до общества в целом. Особую значи­мость для конфликтологии имеет тот уровень теории менеджмента, который рассматривает прикладные аспекты управления, разрабатывает практичес­кие рекомендации по рационализации трудовой и иной человеческой дея­тельности, особенно методам социально-психологического воздействия.

Причем наиболее значимым для конфликтологии является, тот теорети­ческий фундамент, который был заложен в науку управления американским ученым Элтоном Мвйо в виде так называемой доктрины человеческих отноше­ний. Обоснованная этой гуманистической доктриной идея решающей роли человеческого фактора в производственной деятельности вполне соответствует установкам современной конфликтологии об особой роли социально-психо­логических подходов при решении задач управления конфликтными взаимо­отношениями. Как и современная наука управления, конфликтология исходит из того, что управленческая деятельность, в том числе и управление конфлик­тами, должна воздействовать не только на материально- технические факто­ры производства, но и на человеческий фактор, не только на объект, но и на субъект, не только на ресурсы, но и на людей, от которых в решающей степе­ни зависит результат любой социальной деятельности.

Но из этого следует важный вывод, что возможности любой управленчес­кой деятельности ограничены. Ведь она воздействует не только на вещи, но и на живых людей, поведение которых определяется не только рациональны­ми, но и иррациональными импульсами и потому бывает трудно предсказуе­мым. Эти моменты стихийности особенно возрастают в условиях эмоциональ­ной напряженности, а порою и стрессов, с которыми связаны конфликты, что и делает задачу их регулирования с помощью научных методов чрезвычайно сложной.

Тем не менее, опираясь на теоретические выводы современной социоло­гии, психологии и теории управления, а также на имеющуюся практику разре­шения конфликтов, современная конфликтология разработала целый арсе­нал способов обеспечения оптимального поведения людей в конфликтной ситуации, обеспечивающий конструктивное завершение конфликтов, а также их профилактику, предупреждение. Рассмотрению главных из этих способов и посвящены две следующих главы