5. Г. Гегель о свободе

Нетрудно убедиться, что философия Г. Гегеля как бы пронизана идеей свободы, однако гегелевское понимание свободы во многих случаях отличается своеобразием. Впрочем, своеобразие гегелевского понимания отразило определенную эпоху и характерные черты запад­ноевропейской мысли. Именно поэтому оно и представляет интерес, выходящий за рамки интереса только к Г. Гегелю. На примере гегелев­ской трактовки можно проследить характерные черты того умонаст­роения, которое стало достаточно влиятельным в самосознании евро­пейской культуры XIX в.

Г. Гегель начинает с понимания свободы, заложенного святыми Отцами церкви. Он отдает себе отчет, что европейская трактовка сво­боды обязана своим происхождением христианству. Она связана с моральным аспектом понятия свободы: «Эта субъективная, или мо­ральная свобода есть то, что в европейском смысле по преимуществу называется свободой. На основании ее права человек и должен, соб­ственно, приобрести различия добра и зла вообще»¹. В результате гре­хопадения человек утратил первозданную чистоту и наивную просто­ту. Теперь он обречен жить в противоборстве добра и зла, различать добро и зло, осуществлять свой выбор. Таково исходное христианское понимание свободы. Принимая его, Г. Гегель стремится расширить и углубить понятие свободы. Прежде всего, он устанавливает соотноше­ние свободы с ее противоположностью — необходимостью.

Необходимость — это то, что обладает принудительной силой.

16-781

240

¹ Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. Т. 3. С. 321. ²Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. Т. 3. С. 323.

¹ Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. Т. 3. С. 334-336.

241

Человек не властен над необходимостью. Он вынужден с нею считать­ся, нравится ему это или нет. Классическим примером необходимости являются законы природы, открытые классическим естествознанием. Они действуют независимо от воли и желания людей. Человеку остается лишь изучать эти законы, считаться с ними и использовать в практи­ческой деятельности. Очевидно, что необходимость выступает ограни­чителем внешней свободы человека. Именно поэтому соотношение внеш­ней свободы и необходимости привлекает Г. Гегеля. Ставя свободу в зависимость от отношения к необходимости, он выходит за рамки мо­рального понимания свободы, характерного для христианства. В соот­ношении свободы с необходимостью свобода утрачивает моральное значение, свойственное ей как выбору между добром и злом.

В гегелевском контексте свобода выступает как свобода субъектив­ного произвола. Ограничителем субъективного произвола, естественно, является необходимость. Но тогда приходится решать вопрос о том, как можно преодолеть необходимость. В противном случае свобода останет­ся неполной, ограниченной. Ограниченная свобода — это уже, по су­ществу, несвобода. Это страх перед необходимостью. Верный своему методу, Г. Гегель не идет по пути отбрасывания инобытия, в качестве которого здесь выступает необходимость. Необходимость следует не от­бросить, а ассимилировать. Первым шагом на пути ассимиляции высту­пает познание необходимости. Познав необходимость (законы природы и общества), человек получает возможность подчинить необходимость своим интересам и потребностям. Однако это может произойти лишь при одном условии — если в самой необходимости присутствует свобо­да, хотя, конечно, в скрытом, «замаскированном» виде. «Истина самой необходимости в свободе», — утверждает Г. Гегель¹. Таким образом, не­обходимость, о которой ведет речь Гегель, особого свойства.

Прежде всего, о гегелевской необходимости ни в коем случае нельзя сказать, что она слепа. Необходимость понимается как закономер­ность мира, ведущая его к определенной цели. Она не что иное, как другое имя «мирового разума», который осуществляет себя в природе и истории. Поэтому, по Г. Гегелю, тот, кто распознал необходимость, тем самым распознал разумность мироздания, его божественность. Тогда ему откроется за необходимостью свобода. Г. Гегель убежден, что ко­нечная цель всего мироздания, которая должна осуществиться через человека и историю общества, — торжество свободы и разумности, которые в глубинной сути есть одно и то же.

Иначе говоря, мыслитель непоколебимо убежден в господстве и все большем торжестве разумности и свободы. Необходимость как вне­шняя и принудительная сила будет в конечном итоге побеждена (т.е. познана, ассимилирована). Она откроет свой невидимый истинный лик и превратится в свободу.

¹ Гегель Г.В.Ф. Философия религии. М., 1977. Т. 2. С. 339.

242

Таким образом, гегелевская свобода неизменно развивается в оппо­зиции с необходимостью. Свобода, по Г. Гегелю, возможна только как господство над необходимостью. Между свободой и необходимостью существует противоборство по принципу «кто кого». Однако данное противоборство сокрыто Г. Гегелем посредством взаимного «перехода* одной противоположности в другую. Свобода побеждает необходимость тем, что поглощает ее, ассимилирует, включает в свой состав.

В связи со свободой и необходимостью уместно обратить внима­ние на то, что Г. Гегель многократно обращается к проблеме господ­ства и рабства. Речь у него идет о духовном господстве и духовном раб­стве. Отношения людей друг к другу он во многом сводит к отноше­ниям господства и подчинения: «...чтобы сделать себя значимым в качестве свободного и быть признанным, самосознание должно пред­ставить себя другому...» «При обязательном взаимном признании... между ними возникает отношение господства и рабства...» «Посколь­ку каждое... стремится к тому, чтобы... доказать и утвердить себя... то самосознание, которое свободе предпочитает жизнь, вступает в отно­шение рабства...» «Услужающий лишен самости. В качестве своей са­мости он имеет другую самость... Господин же, напротив, в услужаю­щем созерцает другое Я как снятие, а свою собственную единичную волю как сохраненную...» «Но собственная личная и отдельная воля услужающего... совершенно исчезает в страхе перед господином...»¹

Комментируя эти и аналогичные высказывания Г. Гегеля, К. Поп-пер замечает: «В этой теории человеческих отношений и их сведения к господству и подчинению трудно не заметить элементы истерии (речь идет о психической болезни. — В.Ш.). Я почти не сомневаюсь том, что гегелевский метод захоронения своих мыслей под грудами слов... яв­ляется одним из симптомов истерии. Это некоторого рода бегство, способ скрываться от дневного света. Я не сомневаюсь в том, что этот метод Гегеля был бы прекрасным объектом для психоанализа, равно как и гегелевская первобытная мечта о господстве и подчинении»². Несомненно, что в сведении всех человеческих отношений к отношени­ям господства и подчинения есть что-то ненормальное с психологичес­кой точки зрения. В современном Г. Гегелю обществе (как и в нашем) эти отношения играли (и играют) значительную роль. Однако в том случае, когда они вытесняют все другие отношения и люди теряют спо­собность относиться друг к другу как равный к равному, независимо от социального положения, служебной или иной иерархии, тогда обще­ство тяжело больно. Точно так же болен теоретик, принимающий такое положение за норму. Однако нас здесь интересует не чисто психологи­ческий момент, точнее, не только он. В чем состоит коренная теорети­ческая причина того, что в гегелевской философии отношения людей

¹ Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. М., 1973. Т. 2. С. 87-89.

¹ Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 332.

243

сведены к отношениям господства и подчинения? Думается, дело в том, что Г. Гегель неправомерно расширил сферу применения субъек-тно-объектной парадигмы, представив ее не как то, что приложимо только к научному познанию, а как универсальную черту человечес­кого сознания и человеческого отношения к миру вообще.

Действительно, субъектно-объектный подход содержит в себе ус­тановку на господство субъекта над объектом. Однако в сфере научно­го познания (прежде всего естествознания) субъектно-объектный взгляд ограничен познавательными целями. Здесь — это условный прием вынесения человека за скобки мира, применяемый для того, чтобы можно было представить природу в чистом виде — «как если бы...» человека и человечества не было. Человек, делая вид, что его как бы нет, получает возможность рассматривать природу извне, со стороны. Этот прием для науки оправдан и необходим. Именно так он тракто­вался основателями методологии науки Нового времени, от Р. Декар­та до И. Канта. Г. Гегель же распространяет его далеко за пределы есте­ствознания. Его философия — это новая наука, охватывающая собой все, что только можно помыслить и вообразить. И всюду в ней опре­деляющим оказывается субъектно-объектный взгляд. Г. Гегель обнару­живает противостояние субъекта и объекта буквально во всем. В каж­дом противостоянии кто-то должен одержать победу; кто-то оказыва­ется в господствующем, а кто-то — в подчиненном положении. Гегелевская философия заключает в себе «технологию» достижения господства, правда, технологию весьма своеобразную, скрытую тем, что субъект и объект входят друг в друга, предполагают друг друга и т.д. Всегдашняя установка на господство над реальностью и другими людьми скрывает страх перед ними: вопрос «кто кого» чаще всего рождается из взаимного страха и отчуждения. Внутренняя несвобода стремится компенсировать свой страх за счет агрессии вовне. В частно­сти, именно поэтому Г. Гегель связывает свободу с подчинением (по­знанием, овладением, осознанием) необходимости.

Г. Гегель сознательно или бессознательно смешивает два вопроса: вопрос о свободе и вопрос о компетентности. Он хочет обосновать те­зис, согласно которому чем более человек компетентен, тем более он свободен. Но такая свобода недостижима, ибо человек не может быть компетентен во всех вопросах и в достаточной полноте. Это свобода, вечно откладываемая «на потом». Таким пониманием свободы удобно запретить высказывать собственное мнение, использовав ссылку на авторитет, указание на некомпетентность. Между тем изъян в компе­тентности не может, конечно, служить запретом на свободное сужде­ние о любом предмете. Иное дело, что человек должен стремиться к компетентности, к полноте знаний. Но высказывать свое мнение он имеет право всегда, независимо ни от каких предварительных или внешних условий. В неотъемлемом праве на высказывание своего мне­ния состоит важный аспект свободы. Мера же компетентности или

244

некомпетентности, глубины или поверхностности познаний устанав­ливается по критериям, не имеющим прямого отношения к свободе. Наоборот, свобода суждения — обязательная предпосылка определе­ния меры компетентности. Только тогда, когда человек убежден в своем праве мыслить самостоятельно и в праве высказываться, он получает возможность определить меру собственной компетентности.

Г. Гегель прав, настаивая на том, что в познании нужно стремить­ся идти не от самого себя, а от предмета. Но ставя свободу в зависи­мость от уровня знаний, он обусловливает свободу тем, что является внешним по отношению к ней. Он убивает свободу в ее основе.