Лекция № 16. Современная теория социально-политической модернизации

1. Процесс общественной модернизации: общая характеристика.

2. Теории политической модернизации.

3. Транзитология.

4. Волны демократического процесса.

5. Специфика политической модернизации в новой России.

1) Общей основой теории политической модернизации является социологическое учение о современном обществе. Западная социология на рубеже XIX-XX вв. строго противопоставила традиционное и современное общество. В развитии современного общества более поздние авторы обычно выделяют две стадии – индустриальную и постиндустриальную.

Концепция конвергенции, т.е. определенного сходства буржуазного индустриального общества и реального социализма, существовавшего в Советской России, а после войны и в странах Восточной Европы, не является общепризнанной. Но мы будем исходить из её основного постулата, согласно которому, реальный социализм – вариант общественной модернизации.

Современное общество в любом варианте – это (с чем согласятся неангажированные, не входящие в «идеологическую обслугу» современного истэблишмента, либеральные экономисты и социологи) общество эксплуатации, дегуманизации, аномии и отчуждения (Это не критически оценочные, а имманентные, объективно данные, характеристики). Оно и останется в обозримой перспективе таким. Но смягчить этот предельно жесткий стиль современной жизни с помощью, уходящих в противостоянии с модерном, традиций, скорее всего, не удастся. Некоторыми стабилизаторами, напротив, могут быть институционализированные нормы современного общества – признание самоценности прав, в том числе, социальных, каждого лица, выборность и ответственность верхов, признанные, и верхами, и низами иные механизмы общественного диалога.

Процесс общественной модернизации шел с очень разным историческим темпом, но нигде и никогда не был органичным. При этом, процесс перехода от традиционного общества к современному - процесс общественной модернизации также является выражением объективного хода истории. И само общественное развитие не подчиняется желаниям элит, интеллектуалов и массы. Сложно назвать внеидеологические и внеоценочные характеристики современного общества. На наш взгляд, важнейшая из них – ориентированность на развитие, господство изобретений, новшеств, инноваций, отказ от традиции как единственного смыслообразующего, мировоззренческого принципа.

Сочетание у того или иного социума большинства перечисленных ниже черт позволяет отнести данное сообщество к современному миру. Важным элементом социума, но вовсе не всегда главным, к тому же всегда не слишком ценным, становится отдельный индивид. Патриархальные общественные структуры имели разнообразные нормы, идеи, институты, которые, несомненно, ценились выше, чем жизнь, достоинство, интересы отдельного лица. Современное общество делает человека «атомом» в толпе модернизированной черни, придатком к конвейеру или компьютеру, включенному в глобальные информационные сети, но не может без этого «винтика» обойтись.

Общая политическая характеристика любого традиционализма – наличие того или иного патриархального авторитаризма (примеры коллективистских демократий интересны, но эксклюзивны). Патриархальная заданность нормативно-ценностных ориентиров, функций, ролей человека его принадлежностью к культуре, статусом, происхождением в ходе модернизации сменяется характерным для современного общества многообразием жизненных возможностей.

Последние, если отбросить идеологическую демагогию, скорее всего, никогда не будут строго равными. Но наличие выбора жизненных путей и ориентиров, образовательных, карьерных, личных, мировоззренческих, социально-политических, а также неизбежность ответственности за выбор –, скорее всего, реально существующая позитивная характеристика даже неудачных вариантов современного социума.

При этом считается, что поведение человека рационально детерминируется набором стимулов или внутренними установками, а не совокупностью обычаев. Ценности неосознаваемой неграмотной массой патриархальной духовности сменяются в модернизированном обществе набором прогрессистских штампов. Эти штампы отвергают, чаще на словах, чем на деле, установку на принадлежность к этноконфессиональной или локальной группе, т.е. носят универсалистский характер.

Выйдя за рамки устоявшегося взгляда на пути модерна, выделим «три волны» общественной модернизации – три страты очень неудачно модернизирующегося глобального сообщества. «Первый мир» или развитые западные страны (ныне сюда, иногда, не совсем точно записывают Японию) действительно ранее других обществ вступили на путь буржуазного прогресса. Он сопровождался очень острыми социальными конфликтами даже в странах протестантской культуры, которая дает мировоззренческую основу для быстрого буржуазного развития, «Божьей волей» поставив человека в предельно жесткие рамки неизбежного прогресса. Волей истории «второй и третий миры» оказались в положении догоняющих. «Второй мир» под давлением объективных обстоятельств вступил на путь т.н. «догоняющей модернизации». Ее основная черта - не столько заимствованный характер, сколько наличие комплексного общественного кризиса.

«Первый мир» шел к своему развитому индустриальному состоянию вовсе не линейным или бесконфликтным путем. Но там формирование буржуазных средних слоев и класса пролетариев, лиц наемного труда, а затем их превращение в современное массовое общество оказалось растянуто на столетия. Во «втором мире» (Россия, Япония, Турция, многие страны Латинской Америки, Восточная и Центральная Европа, даже, в определенной мере – Германия) социально-политические и экономические противоречия оказались сто лет назад еще острее. Средние слои были немногочисленны и, нередко, не организованы, не существовало развитого гражданского общества.

Становление массового общества опередило становление гражданского. Низшие слои маргинализировались в силу объективно сложившихся социально-экономических реалий: для обществ «догоняющего капитализма» характерна сверхэксплуатация.

Страны догоняющего развития не имели, в отличие от стран «первого мира», и сложившихся институтов правовой государственности. А отсутствие демократических механизмов общественного диалога, помноженное на безответственность и социальный эгоизм вырождающейся аристократической элиты, подталкивало многочисленные маргинальные группы к неконвенциональному протесту.

«Третий мир», страны, вступившие на путь модернизации лишь с освобождением от колониальной зависимости после Второй мировой войны, действительно является местом «навязанного прогресса». Но явно извне привнесенный, нередко на штыках метрополии, прогресс, не удается отменить. Исключения (Иран, Афганистан, ряд африканских стран) не отменяют правило: не готовые к современной жизни, ни в социально-экономическом, ни в политико-правовом, ни в социокультурном отношении, общества к этой жизни «с подачи» прежних хозяев все же решительно пошли. Ряд из них даже достигли определенных успехов.

Западная социально-политическая и макроэкономическая наука, а ныне и многие отечественные авторы выделяют лишь два варианта модернизации: первичная или органичная, характерная для западного мира; вторичная, отраженная или догоняющая, характерная для «второго-третьего миров».

2) Политическая модернизация – это процесс создания политической системы, способной воспринимать и формулировать цели общественного развития, создавать институты обратной связи, рассматривать неизбежные модернизационные конфликты и кризисы как источник новых возможностей и путей развития.

Теория политической модернизации стала формироваться в западной социологии именно тогда, когда с комплексом проблем создания новой государственности на сохраняющих сомнительную патриархальность осколках колониальных империй вплотную столкнулся «третий мир». Теоретики политической модернизации, преодолев объективистские или детерминистские модели ранней социологии развития, стали изучать логику изменения политико-правовой культуры, роль элит, средних слоев, массовых групп в процессе усвоения нового образа жизни.

По мнению видного израильского социолога Ш. Эйзенштадта, политическая модернизация предполагает усложнение и дифференциацию властных отношений, функций, институтов, т.е. разделение властей, разграничение властных полномочий между центром, регионами, территориями. Другой стороной политического модерна является изменение приоритетов элит, рационализация управления, расширение политического участия.

Можно выделить два этапа развития теории политической модернизации. Первый этап (50-60 гг. ушедшего века) характеризовался несколько упрощенными и излишне оптимистичными взглядами западных ученых-гуманитариев на развитие «третьего мира». Политическая модернизация воспринималась как внедрение в «третьем мире» западных институциональных моделей демократии и рассматривалась как неотъемлемая часть линейного процесса развития. Для либеральных исследователей был характерен технико-экономический детерминизм: политическая демократия рассматривалась как неизбежное следствие технологического прогресса и утверждения современной конкурентной рыночной экономики.

На втором этапе развития теорий политической модернизации (три-четыре последние десятилетия) многочисленные реальные противоречия политической модернизации в развивающемся мире заставили западную политическую социологию уделить большее внимание моделям политической культуры: стало очевидно, что нормы и институты существуют в том или ином социокультурном контексте.

В политической практике «третьего мира» распространенными стали модели не стандартного западного парламентского представительства, а выборы по «национальным или конфессиональным» спискам, прямо легальная, закрепленная в конституционных хартиях, или признанная с помощью неформального общественного консенсуса институционализация тех или иных «советов старейшин», «собраний религиозных авторитетов», т.е. структур патриархального общества.

Г. Алмонд, Г. Пауэлл, Л. Пай выделили три критерия политической модернизации. Все эти либеральные авторы работают в функционалистской и политико-системной парадигме, сравнивая патриархальную и модернизированную политическую систему. На наш взгляд, патриархальность просто не может характеризоваться строгой системностью и функциональностью. Поэтому критериями служат 1) усложнение социально-политической жизни, 2) увеличение возможностей политического режима и 3) расширение политического участия.

На первом этапе преобладали либеральные взгляды на модернизацию. Авторы подобных моделей, Р. Даль, Г. Алмонд, Л. Пай, считали, что модернизация имеет два основных критерия: вовлеченность масс в политику и дифференциация политической элиты. Некоторый недостаток этого взгляда: западный «однонаправленный» характер демократизации общества абсолютизируется. При всем многообразии исторических путей демократизации на Западе ее общая логика несомненна: расширение участия и «плюрализация», увеличение разнообразия привилегированных и элитарных групп, расширение конкуренции между ними.

Либеральные социологи не могли не видеть всей противоречивости воплощения этой концепции в слаборазвитых странах и выдели четыре возможных идеальных типа (модели) развития политического плюрализма в отсталом обществе: 1) Лишь приоритетное развитие плюрализма элит, при некотором отставании «на полшага» роста участия дает шанс выйти на путь нормального представительства. 2) Быстрая дифференциация «начальства» при абсентеизме, апатии, аномии внизу рождает соревновательную олигархию или, при консолидации коррумпированных элит, – бюрократический авторитаризм. 3) Доминирование участия, почти неизбежно, неконвенционального, при отставании элиты в политическом развитии ведет к охлократии, которая чаще всего сменяется военным режимом. 4) Апатия низов при отсутствии модернизационного потенциала и у верхов также ведет к плачевным последствиям, вплоть до выпадения страны с подобной тупиковой моделью политического развития в «четвертый мир».

Консервативное направление западной политической социологии развития также сложилось еще в пятидесятые годы ушедшего века. Неудачи постколониальной модернизации породили два теоретических следствия: 1) формирование теории «демократического транзита», т.е. перехода от того или иного авторитаризма к демократии; 2) научный успех консервативной теории развития, делающей ставку на «просвещенный авторитаризм» (авторитарная модернизация).

Логика режима авторитарной модернизации - силой привести и, привыкшую к патриархальным способам эксплуатации низов, элиту, и, не приученные к весьма непривлекательному пролетарскому существованию, маргинальные слои в современную буржуазную жизнь. Лишь по мере роста достатка и образованности «просвещенная диктатура» уступает место свободным выборам.

Теоретики консервативной модели модернизации для слаборазвитых стран С. Хантингтон, Х. Линц, Дж. Нельсон весьма реалистично оценили неготовность обществ массовой нищеты, неграмотности, всеобщего семейно-кланового патернализма к восприятию западных политических норм и институтов. В конце ХХ в. один из ведущих американских политических социологов Сэмюэль Хантингтон (1927-2008) отверг даже возможность «выживания» демократии на незападной почве и сделал «замечательные» неоконсервативные выводы об уникальности рационально-индивидуалистической западной цивилизации и её противостоянии иным культурам.

3) Итак, почти общепринятое признание двух факторов - нелинейности, противоречивости процесса распространения демократии в мире, а также неизбежности сложного перехода от «модернизации сверху» к расширению политического участия породили на рубеже 60-70 гг. ХХ в. новый раздел политической социологии – транзитологию (теория транзита, т.е. перехода от авторитарной политической системы к демократической). Основоположником дисциплины считают американского ученого Д. Растоу, среди ведущих авторов – крупнейшие современные политологи С. Хантингтон, А. Лейпхарт, Ф. Шмиттер, Г. О’Доннел.

Анализ уже более чем двухвекового противоречивого, но неизбежного процесса распространения политического равенства (на подобную неизбежность указывал еще А. де Токвиль) позволяет выделить три пути демократизации.

Эволюционный путь предполагает постепенное «отмирание» институтов авторитарного режима. Самым ярким примером здесь называют позднефранкистскую и постфранкистскую Испанию. Революционный путь прошла соседняя с Испанией и близкая к ней по невысокому - в сравнении с остальной Западной Европой - уровню социально-экономического развития Португалия. Военное завоевание оказалось путем к демократии для Германии. Италии, Японии.

С. Хантингтон выделил три «идеальных типа» демократизации». На Западе распространена классическая линейная модель демократизации. Ее смысл – постепенное, возможно очень длительное, преобразование традиционного абсолютизма или дуализма в парламентский режим. Циклическая модель характерна для многих стран «третьего мира». Она предполагает чередование авторитарных и демократических режимов. Диалектическая модель с долей условности может считаться «образцом» для «второго мира». Наличие некоторых объективных предпосылок к демократии и готовой к социально-политическому участию, но в неконвенциональных формах, массы делает появление той или иной разновидности демократии неизбежным. А неизбежные ловушки «догонялок» с развитым миром рождают на выходе из нестабильной демократии жесткую диктатуру.

Известный американский автор польского происхождения А. Пшеворский выделяет пять возможных сценариев демократического транзита. Они классифицируются в зависимости от жесткости общественных и внутриэлитных конфликтов:

1) Острота конфликтов делает неизбежной новую диктатуру.

2) Элитарные группы рассматривают демократию как временное решение.

3)Соревновательная олигархия имеет шанс трансформироваться в стабильное представительство, однако все конкурирующие элитарные группы стремятся к новой диктатуре.

4) Демократические институты могли бы стать действенными, но конфликтующие олигархические группы создают нежизнеспособные институты.

5) Демократические институты оказываются жизнеспособными.

Выделим три этапа, которые неизбежны при любом варианте успешного демократического транзита– 1) кризис и распад авторитаризма, 2) установление демократии, 3) консолидация демократии.

Кризис авторитарного режима, который может закончиться успешной консолидацией общества на основе демократических ценностей, должен носить комплексный характер. Если авторитарная диктатура разваливается вследствие лишь одного критического фактора (экономический кризис, смерть диктатора, предельная коррумпированность наиболее верных диктатору генералов и высокопоставленных чиновников), то весьма вероятен приход следующего «царственного людоеда». Подлинный распад авторитаризма, в том числе модернизационного, предполагает достижение обществом очевидного набора предпосылок успешного развития.

Мы руководствуемся почти очевидным качественным, а не строго квонтифицированным (количественным) критерием: необходима целостная готовность общества к социально-политическим реформам. Экономика должна стать достаточно современной рыночной индустриальной или индустриально-аграрной, а, несомненно сдерживающий любую инновационную и предпринимательскую инициативу, режим – серьезным препятствием для дальнейшего технологического развития и экономического роста. Образованные и средние слои должны составлять - по очень условной оценке -значительно более четверти населения.

Но и здесь важнее качество – социальная опора модернизации должна сложиться в протогражданское общество, быть готовой к самоорганизации, активным конвенциональным действиям, например, мирному неповиновению режиму, вполне вероятному снижению жизненного уровня в результате общественного кризиса. В целом, выскажем крамольную антидемократическую мысль, - проблему модернизации решают не массы. Необходима (в скобках, заметим, не сложившаяся в нашей стране) готовность к новому стилю жизни элитарных и средних слоев. Но бедная и откровенно маргинализированная масса – и это еще одно условие успешного транзита – не должна мешать демократизации.

Второй этап предполагает несколько быстро идущих процессов преобразования внутри элиты. Сначала элита распадается на сторонников возврата к старому и реформаторов. Вверх берут последние. Они также быстро дифференцируются, пополняются представителями контрэлиты из числа интеллектуалов и средних слоев. Одним из каналов пополнения правящего слоя людьми и идеями становятся активно возникающие структуры гражданского общества – партии, профсоюзы, другие ассоциации, освобождающиеся от той или иной цензуры СМИ. Эмигрантская, нелегальная и полулегальная оппозиция становится открытой.

Считается, что первые относительно свободные выборы проводит режим. В ряде переходных обществ так и было. Первые выборы проходили с рядом отклонений от стандартной «четыреххвостой» формулы. Сохранившийся бюрократический аппарат контролирует процесс выдвижения кандидатов, выборы проходят по многоступенчатой схеме, в силу несформированности избирательной системы и отсутствия сложившихся партий не используется пропорциональное голосование.

На последнем стоит остановиться особо. Две стороны установления демократии – это создание достаточно стабильной системы конкурирующих партий и оформление институционального дизайна. В процессе подготовки и поведения первых свободных выборов начинает складываться система партий. Партии, оформленные элитарные группы, борющиеся за власть, «работают» одновременно, пусть и не слишком успешно, каналами представительства массовых интересов.

Установление работоспособного механизма взаимодействия исполнительной и законодательной власти, достижение подлинной независимости суда от сиюминутных желаний низов и верхов, а также политической коньюктуры – ключевые элементы создания модернизированного дизайна политических институтов. Несомненно, администрация в условиях продолжающихся параллельно с демократизацией экономических реформ должна обладать некоторой независимостью при принятии текущих решений. Но любые попытки ограничения деятельности парламента, независимых СМК, оппозиционных партий, отмены или произвольного переноса сроков выборов под предлогом обеспечения стабильного хода модернизационных процессов являются «царской дорогой» к разгулу бюрократически-авторитарной коррупции.

Считается, что стабильный институциональный дизайн складывается лишь в ходе следующего третьего этапа демократической модернизации, не слишком удачно названного консолидацией демократии. Речь идет не об укреплении (консолидации) самой демократии – это задача еще второго этапа. Консолидация демократии - утверждение норм гражданской политико-правовой культуры, добровольное и осознанное принятие обществом демократических ценностей свободы и ответственности.

Многие страны, осуществляющие демократический транзит, «застряли» на втором этапе. Видный специалист по транзитологии, американский исследователь немецкого происхождения Ф. Шмиттер, выделил несколько моделей так называемых «гибридных режимов». Вариантами этих режимов являются диктабланда (диктократия, опекаемая демократия) или демократура (ограниченная или управляемая демократия).

Опекаемая демократия предполагает существование ряда действующих демократических процедур при контроле со стороны сохраняющихся структур авторитарного режима. Опекаемая демократия означает существование институциональных недемократических процедур, что и составляет ее принципиальное отличие от ограниченной или управляемой демократии. Последняя соответствует формальным критериям «западнического» либерально-демократического представительства. В практике демократуры – внезаконное использование многих авторитарных процедур.

4) Рассмотреть не саму общественную модернизацию, а демократический транзит в историческом аспекте предложил в начале 90-х гг. ушедшего века ведущий американский политолог Самуэль Хантингтон (1927-2008).

Первая волна демократизации включает практически весь ХIХв. А ее окончание – это реверсная (обратная) «волна» авторитарных переворотов в Европе и Азии, которая началась после Первой мировой войны. Вторая волна, помимо утверждения демократии в результате военного краха правого авторитаризма, включала массовую деколонизацию «третьего мира» и установление во многих освободившихся странах тех или иных национально-демократических режимов.

Практикующие западные политиканы в шестидесятые-семидесятые годы ХХв. предпочитали поддерживать в слаборазвитых странах, не столько склонные к левому популизму национальные демократии, сколько провозглашавшие борьбу с советской, китайской или кубинской экспансией право-авторитарные режимы. Антидемократический реверс пришелся на эти годы и включал распад демократии даже в некоторых европейских странах (Греция, Турция).

Начало третьей волны демократизации весьма условно датируется серединой семидесятых годов ушедшего века. Ее несомненным истоком стал целый комплекс вполне понятных исторических причин, сложившихся еще в ходе второго «антидемократического реверса» шестидесятых годов – полная деколонизация, нестабильность большинства авторитарных диктатур, не сумевших превратиться в режимы буржуазного модерна, провозглашение де-юре (когда признают и признают ли де-факто неизвестно) всего комплекса прав человека, гражданских, политических, социальных, в международно-правовых документах.

Сама «третья волна демократизации» включает крах целого ряда европейских правых диктатур (Испания, Португалия, Греция, Турция) и режимов в странах «третьего мира», проводивших, чаще, на словах, изредка - на деле, правоавторитарную модернизацию сверху (Чили, Никарагуа, Гондурас, Филиппины, Перу, Южная Корея). К третьей волне относят и «бархатные революции» в Восточной Европе (конец 80-х гг. ХХ в.), и распад советского режима. Все государства «постсоветского пространства» провели в начале девяностых годов те или иные демократические или, во всяком случае, полусвободные выборы.

Признавая всю дискуссионность своей позиции, отметим, что начало третьего тысячелетия явно ознаменовано новым реверсом («откатом») демократии. Его важнейшая составляющая – очевидный успех неоконсервативной идеологии даже в тех развитых странах, где у власти умеренно-левые или либеральные круги. Другой аспект нынешнего тупика всемирного транзита – отказ даже от видимости уважения каких-либо конвенциональных правил в столкновениях «первого» и «третьего» миров. Не претендуя на «истину в последней инстанции», выскажем почти очевидное соображение: элитарные круги «первого мира» волей истории поставлены во главе современных глобализационных и модернизационных процессов, но совершенно несостоятельны в этой роли.

Еще одна сторона явного отката демократии – противоречивый ход процессов демократизации на постсоветском пространстве. Возврат к явному авторитаризму в целом ряде постсоветских государств (Беларусь, Центральная Азия) и утверждение весьма неэффективных вариантов демократуры в России, Украине, Армении, Грузии очевидны. Официозная пропаганда каждого из названных режимов говорит нечто другое. Так и американский официоз уверен, что Штаты принесли в Югославию и Ирак мир и свободу. И в завершение данного раздела выскажем ещё одну весьма дискуссионную мысль. Если мировая социально-экономическая система с 2008 г. оказалась в состоянии структурного (по имени крупнейшего отечественного экономиста – кондратьевского кризиса, кризиса не циклического, а рожденного «долгой кризисной волной), то институциональная ситуация явно формируется четвертым приливом демократии («цветные революции», «Арабская весна», серьезные политические сдвиги в Бразилии, Турции, Мьянме, Пакистане).

5) Специфика политико-модернизационного процесса в России вряд ли может быть поставлена под сомнение. Характерные черты любого постсоциализма – это, во-первых, необходимость сочетания экономической и политической модернизации, во-вторых, серьезная специфика социалистической экономики.

Сложившиеся транзитологические и теоретико-модернизационные подходы предполагают «несовпадение» политической и экономической модернизации. Взгляд, согласно которому «раскручивание» догоняющей буржуазной экономики осуществляет авторитарная диктатура, не лишен оснований. Лишь по мере роста уровня жизни возможна передача авторитарным режимом власти переходной администрации, которая проводит первые свободные или полусвободные выборы. Альтернативная позиция допускает сценарий, при котором политическая демократизация предшествует жестким экономическим реформам.

Еще одно отличие посткоммунистической трансформации – высокая этноконфессиональная неоднородность целого ряда стран: общая весьма жесткая логика догоняющей буржуазной модернизации дополнилась на территории бывших Союза и Югославии жестокими межнациональными и религиозными столкновениями. Известный американский исследователь голландского происхождения А. Лейпхарт не раз высказывал противоположный тезис. Многосоставное, т.е. полиэтническое и поликонфессиональное общество, лучше приспособлено к демократическому транзиту, т.к. в нем почти естественным путем сложились культура несогласия и привычка к общественному диалогу. Еще одна проблема посткоммунистического транзита – отсутствие серьезной международной помощи.

Но подлинное отличие «нового русского транзита» – его посттоталитарный, а не поставторитарный характер. Пусть и не развитое, но частично сложившиеся, гражданское общество было в восточноевропейских странах и странах Балтии между войнами. Европейские социалистические режимы не смогли его полностью уничтожить. В нашей стране жалкие ростки самостоятельной общественной жизни Октябрь, гражданская война и легко достигший сталинского тоталитарного апогея лево-авторитарный режим уничтожили до основания.