ирл 19

1.50-60-е гг. в русской литературе прошли под знаком решительной демократизации художественного сознания и напряженное идеологической борьбы. С 1855 года в общественной жизни выявляются, а к 1859 году вступают в бескомпромиссную борьбу две исторические силы - революционная демократия и либерализм. Голос "мужицких демократов", обретающий силу на страницах некрасовского журнала "Современник", начинает определять общественное мнение в стране. Общественное движение 60-х годов проходит в своем развитии три этапа: с 1855 по 1858; с 1859 по 1861; с 1862 по 1869 годы. На первом этапе происходит размежевание общественных сил, на втором - напряженная борьба между ними, а на третьем - резкий спад движения, завершающийся наступлением правительственной реакции. Русские либералы 60-х годов ратуют за искусство "реформ без революций" и связывают свои надежды с общественными преобразованиями "сверху". Но в их кругах возникают разногласия между западниками и славянофилами о путях намечающихся реформ. Западники начинают отсчет исторического развития с преобразований Петра I, которого еще Белинский называл "отцом России новой". К допетровской истории они относятся скептически. Так, Катков на страницах основанного им в 1856 году в Москве либерального журнала "Русский вестник" пропагандирует английские пути социальных и экономических реформ: освобождение крестьян с землей при выкупе ее со стороны правительства, предоставление дворянству прав местного и государственного управления по примеру английских лордов. Славянофилы считали, что Россия должна развиваться по-своему пути, который был указан ей с принятием христианства. Другим общественно-литературным течением середины 60-х годов, снимавшим крайности западников и славянофилов, было так называемое "почвенничество". Духовным его вождем был Ф. М. Достоевский, издававший в эти годы два журнала - "Время" (1861-1863) и "Эпоха" (1864-1865). Сподвижниками Достоевского в этих журналах являлись литературные критики Григорьев и Страхов. Почвенники говорили о "всечеловечности" как характерной особенности русского народного сознания, которую наиболее глубоко унаследовал в нашей литературе А. С. Пушкин. Подобно славянофилам почвенники считали, что "русское общество должно соединиться с народною почвой и принять в себя народный элемент". Но, в отличие от славянофилов, они не отрицали положительной роли реформ Петра I и "европеизированной" русской интеллигенции, призванной нести народу просвещение и культуру, но только на основе народных нравственных идеалов. Развивалось в России и революционно-демократическое движение. Общественный, социально-критический пафос статей позднего Белинского с его социалистическими убеждениями подхватили и развили в шестидесятые годы революционно-демократические критики Чернышевский и Добролюбов. К 1859 году, когда правительственная программа и взгляды либеральных партий прояснились, когда стало очевидно, что реформа "сверху" в любых ее вариантах будет половинчатой, революционеры-демократы от шаткого союза с либерализмом перешли к разрыву отношений и бескомпромиссной борьбе с ним. На этот, второй этап общественного движения 60-х годов падает литературно-критическая деятельность Н. А. Добролюбова. Обличению либералов он посвящает специальный сатирический отдел журнала "Современник" под названием "Свисток". Здесь Добролюбов выступает не только как критик, но и в роли сатирического поэта. Критика либерализма насторожила тогда А. И. Герцена, который, будучи в эмиграции, в отличие от Чернышевского и Добролюбова, продолжал надеяться на реформы "сверху" и переоценивал радикализм либералов вплоть до 1863 года. Однако предостережения Герцена не остановили революционеров-демократов "Современника". Начиная с 1859 года они стали проводить в своих статьях идею крестьянской революции. Ядром будущего социалистического мироустройства они считали крестьянскую общину. В это время, по словам Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, сюда шли наиболее жизнеспособные силы русского общества. В сознании читателя и демократического критика эпохи 60-х гг. литература была не столько «изящной словесностью», сколько фундаментом и основой духовного бытия нации. С усложнением общественной жизни, с нарастанием политической борьбы, с расширением арены реализма произошла дифференциация литературного развития. На смену пушкинскому универсализму пришла резкая специализация литературы по отдельным направлениям, школам, жанрам. Толстой, например, вошел в литературы 60-х годов как создатель уникального романа-эпопеи «Война и мир»; А.Н. Островский реализовал себя лишь в драматическом творчестве; Николай и Глеб Успенские остались по преимуществу очеркистами. Сохранить пушкинский универсализм в какой-то мере пытался Тургенев, поэт, лирик, очеркист и романист, автор повестей, драм и стихотворений в прозе. Но при этом Тургенев вынужден был ограничивать свой психологический анализ, не погружаться глубоко в противоречивые и сложные характеры эпохи, создавать художественные произведения, по словам Щедрина, «из света и воздуха». Тургеневский реализм при всей своей поэтической одухотворенности лишен изобразительной мощи Толстого или трагедийного накала Достоевского. В свою очередь, Толстой, Тургенев, Достоевский, Щедрин явились в границах своей эпохи такими талантами, масштабы которых оказались не по плечу их современникам. Жизнь эпохи 60-х гг. взывала к поиску новых форм художественного изображения. В литературу приходит новый герой – изменчивый и текучий, но сохраняющий при всех переменах верность самому себе, глубинным основам своего «я», своей неповторимой индивидуальности. Активный и целеустремленный, он пересоздает себя и мир в процессе творческого взаимодействия с окружающей средой. Новый герой является перед читателями в самых разных обличьях. В живом многообразии человеческих характеров, связанных с особенностями художественной индивидуальности писателя, с его общественными убеждениями. Новый человек Толстого, например, в чем-то полемичен по отношению к новым людям Чернышевского, а герои Чернышевского полемичны по отношению к тургеневскому Базарову. Но вместе с тем все герои писателей-шестидесятников остаются детьми своего времени, и время накладывает на них свою неизгладимую печать, роднит их между собою.

12. Первый роман Гончарова "Обыкновенная история" увидел свет на страницах журнала "Современник" в мартовском и апрельском номерах за 1847 год. В центре романа - столкновение двух характеров, двух философий жизни, выпестованных на почве двух общественных укладов: патриархального, деревенского (Александр Адуев) и буржуазно-делового, столичного (его дядюшка Петр Адуев). Александр Адуев - юноша, только что закончивший университет, исполненный возвышенных надежд на вечную любовь, на поэтические успехи (как большинство юношей, он пишет стихи), на славу выдающегося общественного деятеля. Эти надежды зовут его из патриархальной усадьбы Грачи в Петербург. Покидая деревню, он клянется в вечной верности соседской девушке Софье, обещает дружбу до гробовой доски университетскому приятелю Поспелову. Романтическая мечтательность Александра Адуева сродни герою романа Пушкина "Евгений Онегин" Владимиру Ленскому. Но романтизм Александра, в отличие от Ленского, вывезен не из Германии, а выращен здесь, в России. Этот романтизм питает многое. Во-первых, далекая от жизни университетская московская наука. Во-вторых, юность с ее широкими, зовущими вдаль горизонтами, с ее душевным нетерпением и максимализмом. Наконец, эта мечтательность связана с русской провинцией, со старорусским патриархальным укладом. В Александре многое идет от наивной доверчивости, свойственной провинциалу. Он готов видеть друга в каждом встречном, он привык встречать глаза людей, излучающие человеческое тепло и участие. Эти мечты наивного провинциала подвергаются суровому испытанию столичной, петербургской жизнью. Он верит в добрые родственные чувства. Он думает, что и столичные родственники примут его с распростертыми объятиями, как принято в деревенском усадебном быту. Но и тут молодого романтика-провинциала ждет урок. «…на него едва глядят, морщатся, извиняются занятиями». Очень холодно встречает восторженного Александра деловой петербургский дядюшка Петр Адуев. На первый взгляд он выгодно отличается от племянника отсутствием неумеренной восторженности, умением трезво и деловито смотреть на вещи. Но постепенно читатель начинает замечать в этой трезвости сухость и расчетливость, деловой эгоизм. С каким-то неприятным, демоническим удовольствием Петр Адуев "отрезвляет" молодого человека. Он безжалостен к юной душе, к ее прекрасным порывам. Стихи Александра он употребляет на оклейку стен в кабинете, подаренный любимой Софьей талисман с локоном ее волос ловко швыряет в форточку, вместо стихов предлагает перевод агрономических статей о навозе, вместо серьезной государственной деятельности определяет племянника чиновником, занятым перепискою деловых бумаг. Под влиянием дядюшки, под воздействием отрезвляющих впечатлений делового, чиновничьего Петербурга разрушаются романтические иллюзии Александра, гибнут надежды на вечную любовь. Если в романе с Наденькой герой еще романтический влюбленный, то в истории с Юлией он уже скучающий любовник, а с Лизой - просто соблазнитель. Увядают идеалы вечной дружбы. Разбиваются вдребезги мечты о славе поэта и государственного деятеля. Белинский в статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года", высоко оценивая художественные достоинства Гончарова, увидел главный пафос романа в развенчании прекраснодушного романтика. Однако смысл конфликта племянника и дядюшки более глубок. Источник несчастий Александра не только в его отвлеченной, летящей поверх прозы жизни мечтательности. В разочарованиях героя не в меньшей, если не в большей степени повинен трезвый, бездушный практицизм столичной жизни, с которой сталкивается молодой и пылкий юноша. В романтизме Александра, наряду с книжными иллюзиями и провинциальной ограниченностью, есть и другая сторона: романтична любая юность. Его максимализм, его вера в безграничные возможности человека - еще и признак молодости, неизменный во все эпохи и все времена. Петра Адуева не упрекнешь в мечтательности, в отрыве от жизни, но и его характер подвергается в романе не менее строгому суду. Этот суд произносится устами жены Петра Адуева Елизаветы Александровны. Она говорит о "неизменной дружбе", "вечной любви", "искренних излияниях" - о тех ценностях, которых лишен Петр и о которых любил рассуждать Александр. Но теперь эти слова звучат далеко не иронически. Вина и беда дядюшки в его пренебрежении к тому, что является в жизни главным, - к духовным порывам, к цельным и гармоническим отношениям между людьми. А беда Александра оказывается не в том, что он верил в истину высоких целей жизни, а в том, что эту веру растерял. В эпилоге романа герои меняются местами. Петр Адуев осознает ущербность своей жизни в тот момент, когда Александр, отбросив все романтические побуждения, становится на деловую и бескрылую дядюшкину стезю. Где же истина? Вероятно, посередине: наивна оторванная от жизни мечтательность, но страшен и деловой, расчетливый прагматизм. Буржуазная проза лишается поэзии, в ней нет места высоким духовным порывам, нет места таким ценностям жизни, как любовь, дружба, преданность, вера в высшие нравственные побуждения. Между тем в истинной прозе жизни, как ее понимает Гончаров, таятся зерна высокой поэзии. У Александра Адуева есть в романе спутник, слуга Евсей. Что дано одному - не дано другому. Александр прекраснодушно духовен, Евсей прозаически прост. Но их связь в романе не ограничивается контрастом высокой поэзии и презренной прозы. Она выявляет еще и другое: комизм оторвавшейся от жизни высокой поэзии и скрытую поэтичность повседневной прозы. Проходит много лет. Полысевший и разочарованный Александр, растерявший в Петербурге романтические надежды, вместе со слугою Евсеем возвращается в усадьбу Грачи. И мы замечаем, что у слуги Евсея и ключницы Аграфены существует устойчивая, неизменная привязанность . "Вечная любовь" в грубоватом, народном варианте уже налицо. Здесь дается органический синтез поэзии и жизненной прозы, утраченный миром господ, в котором проза и поэзия разошлись и стали друг к другу во враждебные отношения. Именно народная тема романа несет в себе обещание возможности их синтеза в будущем. Белинский в отклике на роман "Обыкновенная история" отметил, что в таланте Гончарова главную роль играет "изящность и тонкость кисти", "верность рисунка", преобладание художественного изображения над прямой авторской мыслью и приговором."Обыкновенную историю" он опубликовал в 1847 году,

В центре первого романа трилогии - столкновение двух характеров, двух философий жизни, выпестованных на почве двух общественных укладов: патриархального, деревенского (Александр Адуев) и буржуазно-делового, столичного (его дядюшка Петр Адуев). Александр Адуев - юноша, только что закончивший университет, исполненный возвышенных надежд на вечную любовь, на поэтические успехи (как большинство юношей, он пишет стихи), на славу выдающегося общественного деятеля. Эти надежды зовут его из патриархальной усадьбы Грачи в Петербург. Романтическая мечтательность Александра Адуева сродни герою романа Пушкина "Евгений Онегин" Владимиру Ленскому. Но романтизм Александра, в отличие от Ленского, вывезен не из Германии, а выращен здесь, в России. Его мечтательность связана с русской провинцией, со старорусским патриархальным укладом. В Александре многое идет от наивной доверчивости, свойственной провинциалу. Он готов видеть друга в каждом встречном, он привык встречать глаза людей, излучающие человеческое тепло и участие. Эти мечты наивного провинциала подвергаются суровому испытанию столичной, петербургской жизнью. Он верит в добрые родственные чувства. Он думает, что и столичные родственники примут его с распростертыми объятиями, как принято в деревенском усадебном быту. Но и тут молодого романтика-провинциала ждет урок. Очень холодно встречает восторженного Александра деловой петербургский дядюшка Петр Адуев. На первый взгляд он выгодно отличается от племянника отсутствием неумеренной восторженности, умением трезво и деловито смотреть на вещи. Но постепенно читатель начинает замечать в этой трезвости сухость и расчетливость, деловой эгоизм. С каким-то неприятным, демоническим удовольствием Петр Адуев "отрезвляет" молодого человека. Он безжалостен к юной душе, к ее прекрасным порывам. Стихи Александра он употребляет на оклейку стен в кабинете, подаренный любимой Софьей талисман с локоном ее волос ловко швыряет в форточку, вместо стихов предлагает перевод агрономических статей о навозе, вместо серьезной государственной деятельности определяет племянника чиновником, занятым перепискою деловых бумаг. Под влиянием дядюшки, под воздействием отрезвляющих впечатлений делового, чиновничьего Петербурга разрушаются романтические иллюзии Александра. Разбиваются вдребезги мечты о славе поэта и государственного деятеля.

Тургенев. «Записки охотника». Идейно-эстетическое единство цикла. В январе 1847 года в культурной жизни России и в творческой судьбе Тургенева произошло значительное событие. В обновленном журнале "Современник был опубликован очерк "Х и К". Успех его превзошел все ожидания и побудил Т. к созданию целой книги под названием "Записки охотника". Публикацией "Хи К" Т.совершил переворот в художественном решении темы народа. В двух крестьянских характерах он показал коренные силы нации, определяющие ее жизнеспособность, перспективы ее дальнейшего роста и становления. Перед лицом практичного Хоря и поэтичного Калиныча потускнел образ их господина, помещика Полутыкина. Именно в крестьянстве нашел Тургенев "почву, хранящую жизненные соки всякого развития". Тургенев нашел в жизни народа ту значительность, тот общенациональный смысл, который Толстой положил потом в основу художественного мира романа-эпопеи. В "Записках охотника" сталкиваются и спорят друг с другом две России: официальная, крепостническая, мертвящая жизнь, с одной стороны, и народно-крестьянская, живая и поэтическая - с другой. И все герои, эту книгу населяющие, так или иначе тяготеют к этим двум полюсам - "мертвому" или "живому".Изображая народных героев, Т. тоже выходит за пределы "частных" индивидуальностей к общенациональным силам и стихиям жизни. Характеры Х. и К., как два полюса магнита, начинают притягивать к себе всех последующих, живых героев книги. Одни из них тяготеют к поэтичному, душевно-мягкому Калинычу, другие - к деловому и практичному Хорю. Живой, целостный образ народной России увенчивает в книге Тургенева природа. Лучшие герои "Записок охотника" не просто изображаются "на фоне" природы, а выступают как продолжение ее стихий: из игры света и тени в березовой роще рождается поэтичная Акулина в "Свидании", из грозовой ненастной мглы, раздираемой фосфорическим светом молний, появляется загадочная фигура Бирюка. Тургенев изображает в "Записках охотника" скрытую от многих взаимную связь всего в природе: человека и реки, человека и леса, человека и степи. Живая Россия в "Записках охотника" движется, дышит, развивается и растет. О близости К. к природе говорится немного. В Ермолае она уже наглядно изображается. А в Касьяне "природность" не только достигает полноты, но и одухотворяется высоким нравственным чувством. Нарастает мотив правдолюбия, правдоискательства, тоски по идеалу совершенного мироустройства. Поэтизируется готовность к самопожертвованию, бескорыстной помощи человеку, попавшему в беду. Эта черта русского характера достигает кульминации в рассказе "Смерть": русские люди "умирают удивительно", ибо в час последнего испытания они думают не о себе, а о других, о ближних. Это помогает им стойко и мужественно принимать смерть. Нарастает в книге тема музыкальной одаренности русского народа. Впервые она заявляет о себе в "Хи К" - поэтическом "зерне" "Записок охотника": поет К., а Хему подтягивает. В финале очерка "Малиновая вода" песня сближает людей: сквозь отдельные судьбы она ведет к судьбе общерусской, роднит героев между собою. Песня Якова Турка в "Певцах" "Не одна во поле дороженька пролегала" собирает в фокус лучшие душевные порывы К., Касьянов, Власов, Ермолаев и их подрастающую смену - детишек из "Бежина луга". Ведь мирный сон крестьянских детей у костра под звездами тоже овеян мечтой о сказочной земле, в которую верит, которую ищет странник Касьян. В ту же страну обетованную, где "живет человек в довольстве и справедливости", зовет героев протяжная русская песня Якова. Антикрепостнический пафос "Записок охотника" заключается в том, что к гоголевской галерее мертвых душ писатель добавил галерею душ живых. Крестьяне в "Записках охотника" - крепостные, зависимые люди, но крепостное право не превратило их в рабов: духовно они свободнее и богаче жалких полутыкиных и жестоких пеночкиных. Существование сильных, мужественных, ярких народных характеров превращало крепостное право в позор и унижение России, в общественное явление, несовместимое с нравственным достоинством русского человека.В "Записках охотника" Т. впервые ощутил Россию как единство, как живое художественное целое. Его книга открывает 60-е годы в истории русской литературы, предвосхищает их. Прямые дороги от "Записок охотника" идут не только к "Запискам из Мертвого дома" Достоевского, "Губернским очеркам" Салтыкова-Щедрина, но и к эпосу "Войны и мира" Толстого. Образ России "живой" в социальном отношении не однороден. Есть целая группа дворян, наделенных национально-русскими чертами характера. Таковы, например, мелкопоместные дворяне типа Петра Петровича Каратаева или однодворцы, среди которых выделяется Овсяников. Живые силы нации Тургенев находит и в кругу образованного дворянства. Василий Васильевич, которого охотник называет Гамлетом Щигровского уезда, мучительно переживает свою беспочвенность, свой отрыв от России, от народа. Он с горечью говорит о том, как полученное им философское образование превращает его в умную ненужность. В "Записках охотника" неоднократно показывается, что крепостное право враждебно как человеческому достоинству мужика, так и нравственной природе дворянина, что это общенациональное зло, пагубно влияющее на жизнь того и другого сословия. Поэтому живые силы нации писатель ищет и в крестьянской и в дворянской среде. Любуясь деловитостью или поэтической одаренностью русского человека, Тургенев ведет читателя к мысли, что в борьбе с общенациональным врагом должна принять участие вся "живая" Россия, не только крестьянская, но и дворянская.

22. В начале 70-х годов в России наметился новый общественный подъем, связанный с деятельностью революционного народничества. Это опять повернуло Тургенева лицом к России. Теплый луч надежды и веры согрел последнее десятилетие его жизни. Однако отношение Тургенева к революционному движению было по-прежнему сложным. Он не разделял народнических политических программ. Ему казалось, что революционеры страдают нетерпением и слишком торопят русскую историю.Их деятельность не бесполезна в том смысле, что они будоражат общество, подталкивают правительство к реформам. Но возможно и обратное: напуганная их революционным экстремизмом власть пойдет к реакции. Истинно полезными деятелями русского прогресса, по Тургеневу, должны явиться "постепеновцы", "третья сила", занимающая промежуточное положение между правительственной партией и примыкающей к ней либеральной, с одной стороны, и революционными народниками - с другой. Откуда же ждет писатель появление этой силы? Если в 50-60-х годах он возлагал надежды на "постепеновцев" сверху (культурное дворянство и его либеральная партия), то теперь считает, что "третья сила" должна прийти снизу, из народа.Роману "Новь" Тургенев предпосылает эпиграф "Из записных книжекхозяина-агронома": "Поднимать следует новь не поверхностно скользящей сохой, но глубоко забирающим плугом". Здесь содержится прямой упрек "нетерпеливцам": это они пытаются поднимать новь поверхностно скользящей сохой. В письме А. П. Философовой от 22 февраля 1872 года Тургенев сказал: "Пора у нас в России бросить мысль о "сдвигании гор с места" - о крупных, громких и красивых результатах; более, чем когда-либо и где-либо, следует у нас удовлетворяться малым, назначать себе тесный круг действия".Глубоко забирающим плугом поднимает новь в романе Тургенева "постепеновец" Соломин. Демократ по происхождению, он сочувствует революционерам и уважает их. Но путь, который они избрали, Соломин считает заблуждением, в революцию он не верит. Представитель "третьей силы", он, как и революционные народники, находится на подозрении у правительственных консерваторов калломейцевых и действующих "применительно к подлости" либералов сипягиных. Эти герои изображаются в беспощадно сатирическом свете. Никаких надежд на правительственные верхи и дворянскую либеральную интеллигенцию писатель уже не питает. Он ждет реформаторского движения "снизу", из русских демократических глубин. В Соломине писатель подмечает характерные черты великоросса: так называемую "сметку", "себе на уме", "способность и любовь ко всему прикладному, техническому", практический смысл и своеобразный "деловой идеализм". Эти качества Тургенев считал глубоко русскими, народными, начиная с первого очерка "Записок охотника" - вспомним тип крестьянина Хоря. В отличие от революционеров - Нежданова, Маркелова, Марианны – Соломин не "бунтует" народ, а занимается практической деятельностью: организует фабрику на артельных началах, строит школу и библиотеку. Именно такая негромкая, но основательная работа способна, по Тургеневу, обновить лицо родной земли. Россия страдает не от нехватки героического энтузиазма, а от практической беспомощности, от неумения "не спеша делать" простое и будничное дело. В «Нови» восторжествовал новый тип тургеневского общественного романа, контуры которого были уже намечены в романе «Дым». В центре романа «Новь» оказываются не столько индивидуальные судьбы отдельных представителей эпохи, сколько судьба целого общественного движения – народничества. Нарастает широта охвата действительности, заостряется общественное звучание романа. Любовная тема уже здесь не занимает центрального положения и не является ключевой в раскрытии характера Нежданова. Ведущая роль в организации художественного единства романа принадлежит социальным конфликтам эпохи: трагическому противоречия между революционерами-народниками и крестьянством, столкновениям между революционной, либерально-демократической и либерально-консервативной партиями русского общества.В 1876 г. в 1 и 2 книжках «Вестника Европы» Тургенев публикует роман «Новь»(76). Сложная общественная жизнь России 70-х годов и ее кричащие противоречия, рост и подъем революционного движения, неудачное хождение в народ, трагедия передовой молодежи, желавшей беззаветно ему, но пошедшей по неверному пути, иллюзионность ее надежд, положение различных классов русского общества, напряженная борьба народнического и реакционного, либерально-консервативного лагерей – такова проблематика последнего романа Тургенева. Объектом художественного изображения были неотложные, животрепещущие проблемы русской жизни, которые волновали все русское общество. В то же время Тургенев пытался наметить свою программу помощи народу. Роман свидетельствовал о том, что Тургенева по-прежнему волновали судьбы России, судьбы народа, сознание его бедственного положения.В то время как верноподданническая журналистика славила благодеяния, связанные с «великой реформой» и пореформенные порядки, И.С. Тургенев разоблачал безмерную фальшь и ложь официозной печати. Он справедливо писал в «Нови»: «Народ бедствует страшно, подати его разорили вконец и только та и совершилась реформа, что все мужики картузы надели, а бабы бросили кички… а голод! А пьянство! А кулаки!» И хотя эти слова произносит такой весьма невзрачный и желчный человек, как Паклин, в них выражено, несомненно, авторское отношение к пореформенной жизни России. Тургенев обличает целый класс помещиков-ростовщиков, которые «продают мужику четверть прелой ржи за шесть рублей, а получают с него… во-первых, работу за шесть часов, да сверх того… целую четверть хорошей ржи, да еще с прибавком! То есть высасывают последнюю кровь из мужика».Обездоленное крестьянство страдает от безземелья. Один из крестьян, выведенных в романе, выражая заветные думы многих тысяч безмерно ограбленных мужиков, без обиняков заявляет Нежданову: «Уж ты… барин, не размазывай – а прямо скажи: отдаешь ли ты всю свою землю, как есть, али нет?» В романе «Новь» И.С. Тургенев показывает, как защитницей голодающих и обездоленных народных масс от имени многомиллионной «безыменной Руси» выступала революционная народническая молодежь. «Новь» будила в молодежи стремление к служению народу. «Впечатление этот роман произвел на меня огромное», - вспоминал старый большевик С. Мицкевич. По его словам, роман Тургенева помог ему понять, что «революционеры – это и есть лучшие люди, которые хотят просветить крестьян и рабочих и поднять их на революцию против их угнетателей».Наиболее яркой представительницей революционной народнической молодежи является честная самоотверженная девушка Марианна. Тургенев навсегда увековечил в литературе бессмертный образ революционерки в лице Марианны Синецкой, рисуя в образе сильной духом, пленительной и бесстрашной Марианны, явившейся «воплощением родины, счастья, борьбы, свободы», народническую революционную молодежь.Главным героем романа является и народник Алексей Нежданов. Первоначальное воспитание он получил в пансионе одного швейцарца, дельного и строгого педагога, а потом поступил в университет. «Сам он желал сделаться юристом; а генерал, отец его, ненавидевший нигилистов, пустил его «по эстетике», как с горькой усмешкой выражался Нежданов, то есть по историко-филологическому факультету. Отец Нежданова виделся с ним всего три-четыре раза в год, но интересовался его судьбой и, умирая, завещал ему – «в память Настеньки» (его матери) – капитал в шесть тысяч рублей серебром, проценты с которого, под именем «пенсии», выдавались ему его братьями, князьями Г.» Нежданова удручают несправедливые российские порядки. Умный, незаурядный человек, он сравнительно быстро разобрался в окружающей его обстановке, в людях, их характерах. Он быстро распознал хищную натуру Калломейцева.Нежданов видит, как повсюду нищенствует трудовой народ, бедствует и голодает крестьянство. Стремления и помыслы Нежданова направлены к тому, чтобы облегчить тяжелое положение народа. Ради интересов обездоленного люда он идет «в народ». Но Нежданов и некоторые его друзья – участники народного движения – разочаровываются, падают духом, теряют веру в свои силы и народ. Задуманные Неждановым брошюры «не клеились». «Не нужен я ему с моими брошюрами – и все тут!» - с отчаянием восклицает Нежданов после неудачной попытки пропаганды в народе. Все, что делал и говорил Нежданов, казалось ему ненужным и приторным вздором, банальной фальшью и ложью. «Ох, трудно эстетику соприкасаться с действительной жизнью». «Куда не кинь – все клин! Окургузила меня жизнь…», таков горестный итог раздумий Нежданова. Об одном из знакомых крестьян Нежданов говорит: «…как только он со мною, - точно стена между нами».Трагедия Нежданова, помимо социально-исторических причин, связана также, по мнению Тургенева, и с наследственностью. Неудачу хождения в народ и народнического дела Нежданов склонен объяснить не сущностью самого дела, а свойствами своей неустойчивой натуры. «О, как я проклинаю… эту нервность, чуткость, впечатлительность, брезгливость, это наследие моего аристократического отца!»- восклицает с горечью Нежданов после неудачи своего общения с народом. Нежданов искренно хочет верить в то, что он говорит народу, но все его попытки вступить в контакт с ним оказываются безуспешными. «А я начну говорить, точно виноватый, все прощения прошу», - с болью в сердце констатирует Нежданов. В этой неспособности к действенной, беззаветной вере Нежданов и видит проявление наследственности. Он обвиняет своего аристократа-отца.С Неждановым, преданным своему делу, смелым, честным, самоотверженным человеком, происходило нечто странное. «Романтик реализма», он шел «в народ», по убеждению Тургенева, без веры, без твердой опоры. Он был недоволен «своею деятельностью, то есть бездействием», всеми своими поступками, речи его были пропитаны желчью и едкостью самобичевания. Скептик и маловер, тщетно стремящийся «опроститься», с одной стороны, и борец-пропагандист, преданный делу народа, с другой, Нежданов запутывается в лабиринте неразрешимых, мучительных противоречий. Рефлектирующее сознание его раздвоено. Он всецело поглощен своими тяжкими сомнениями. Его воля к борьбе оказывается парализованной.Нежданов, по словам А.В. Луначарского, «поражает своей родственностью со всеми… старыми Рудиными». Нежданов говорит: «Отчего же это неопределенное, смутное, ноющее чувство? К чему, зачем эта грусть? – Коли ты рефлектор и меланхолик,- снова шептали его губы,- какой же ты к черту революционер? Ты пиши стишки, да кисни, да возись с собственными мыслишками и ощущеньицами, да копайся в разных психологических соображеньицах и тонкостях, а главное – не принимай твоих болезненных, нервических раздражений и капризов за мужественное негодование, за честную злобу убежденного человека! О Гамлет, Гамлет, датский принц, как выйти из твоей тени? Как перестать подражать тебе во всем, даже в позорном наслаждении самобичевания?» Тургенев показывает сложную динамику душевной жизни Нежданова. «Тайный внутренний червь продолжал точить и грызть Нежданова». Он постоянно ощущает в себе тревожные сомнения. Его меланхолическая раздвоенность, рефлексия и душевная усталость раскрываются через мастерски созданный автором диалог и внутренний монолог. Нежданов иногда отвечает невпопад, механически, очень часто его сложное душевное состояние не соответствует его речам, его внутреннему монологу. Так на вопрос Соломина: «Готов ли он идти за народ?» - Нежданов поспешно отвечает: «Конечно, готов». Но внутренний монолог свидетельствует о другом: «Джаггернаут,- вспомнилось ему другое слово Паклина.- Вот она катится, громадная колесница… и я слышу треск и грохот ее колес». Нежданов трагически гибнет, уступая дорогу более «практичному», более осмотрительному, умеренному постепеновцу-народнку, «новому» человеку – Соломину. Нежданов навсегда вычеркивает себя из жизни и даже завещает Соломину поддержать нежно любимую им невесту – Марианну, честную, умную, преданную своему делу.