Часть 1. Особенности процесса становления феномена международных отношений в эпоху Древности и Средневековья.

Глава 1. Древний мир: возникновение международных отношений.

1.1.Основные особенности мо Древнего мира.

Международные отношения Древнего мира обладали целым рядом специфических особенностей, отличавших их от современных международных отношений и вытекавших из особенностей военной, политической, социальной организации государственных образований древности, их хозяйственного уклада и уровня развития техники.

Во-первых, на всем протяжении истории Древнего мира международные отношения развивались фактически в рамках определенных локальных и региональных субсистем, так и не перерастая в единую систему международных отношений. Под международной субсистемой в данном случае понимается совокупность географически близких политических сообществ, которые поддерживают между собой регулярные отношения и могут быть вовлеченными во всеобщую войну. Системность при этом находит выражение прежде всего в регулярности взаимодействий и в состязательности составляющих субсистему единиц.

В силу слабого развития средств транспорта и коммуникации, наличия “естественных” ограничителей в виде особенностей климата и ландшафта (труднопроходимых горных цепей, пустынь и т.д.) международные отношения распадались на ряд четко выраженных региональных сегментов (Восточная Азия, Южная Азия, Ближний и Средний Восток, Средиземноморье), контакты и взаимодействия (в рамках международной торговли, войн и конфликтов) между которыми носили вплоть до середины I тысячелетия до н.э. эпизодический характер. Иными словами, если в рамках современных международных отношений мы привыкли иметь дело с системой и миропорядком, то применительно к Древнему миру имеет смысл говорить о наличии нескольких региональных по характеру субсистем и отсутствии целостного “мирового порядка” как такового. При этом каждая из существующих субсистем носит открытый характер, подвержена внешним воздействиям, легко поддается эрозии.

Во-вторых, международные отношения этой эпохи выходят за рамки отношений между государственными акторами и включают в себя отношения государственных образований с “чем-то иным” - племенными союзами, теократическими и военными вождествами и т.д. Иными словами отличительной чертой открытых региональных субсистем на всем протяжении древнего мира остается сосуществование и взаимодействие разнокачественных субъектов: наряду с сообществами, обладающими собственной государственностью, неизменными и активными участниками политической истории выступают народы, еще не преодолевшие стадию потестарности (дополитической организации). Насколько правомерно причислять их к субъектам международных отношений? Представляется вполне корректным утверждать, что в той мере, в какой народы, сохранившие родоплеменные структуры, влияют, зачастую решающим образом, на судьбы государственных образований (в ходе нашествий, завоеваний и т.д.), определяют содержание и направленность их внешней политики, они являются субъектами международных отношений.

В-третьих, как уже отмечалось, основной сущностной характеристикой современного государства является суверенитет. Понятие суверенитета несвойственно государственным образованиям древности, будь то империи или города-государства. Империям присуще включение одних государственных образований в другие при сохранении сложной системы статусов и взаимоотношений между составляющими имперское целое частями. Возникает проблема “разделения суверенитета” между имперским центром и составляющими имперской периферии. Наглядным примером подобного рода организации может служить Империя Ахеменидов или, например, Римская империя. Кроме того, империи Древнего мира подобно кометам тянули за собой целый шлейф вассальных, полузависимых, полностью зависимых и т.п. государственных образований, формально не входивших в состав империи, но не способных проводить самостоятельной внешней политики.

Города-государства со своей стороны нередко вынуждались внешними обстоятельствами или по собственной инициативе проявляли склонность к вхождению в союзные образования, именуемые в исторической и политологической литературе “федерациями” или “конфедерациями”, таким образом, утрачивая часть своего суверенитета в пользу межгосударственного политического союза. Наиболее показательным примером в этом отношении выступают т.н. “федерации” и “конфедерации”, а точнее сказать “квазифедеративные” союзы типа Беотийского и более поздних - Ахейского и Этолийского в Древней Греции.

В-четвертых, еще одной характеристикой современного государства, не в полной мере присущей древности, выступает территориальность. Империи, являющиеся открытыми политиями и претендующие в идеале на всемирную гегемонию, не знают постоянных границ. Расширение пределов империи приводит к увеличению находящихся в ее распоряжении людских и материальных ресурсов. В этом смысле территориальный императив для эпохи Древнего мира однозначно связан с осуществлением контроля над возможно большей территорией.

При этом можно проследить наличие своеобразных имперских циклов развития, проявляющихся с завидным постоянством на протяжении нескольких тысячелетий. На первом этапе - демографический взрыв и технологический рывок, связанные, как правило, с совершенствованием приемов агротехники и применением в хозяйственных и военных целях новых металлов (медь, бронза, железо), затем - череда завоеваний, обеспечивающих государство дополнительными ресурсами, затем - период стагнации и упадка, когда дальнейшее территориальное расширение оказывается по ряду географических, военно-политических, экономических или иных причин невозможным (и соответственно остается неизменной и даже сужается ресурсная база соответствующих государственных образований), а оборона границ от находящихся на стадии потестарности (дополитической организации) или ранней государственности соседей требует привлечения все большей доли ресурсов и подтачивает внешний военно-политический и внутренний репрессивный потенциал соответствующих политических сообществ, лишая их устойчивости и приводя, в конечном счете, к распаду.

В-пятых, отсутствие сколь нибудь значимой роли конфессионального и этнического факторов. Дело в том, что религиозная нетерпимость возникает лишь с появлением догматических религий - зороастризма, христианства, ислама. Эти религии являются универсальными по своим притязаниям. Кроме того, все они определяются как религии “священных текстов”, по сути своей не допускающих широких интерпретаций и исключающих все неортодоксальное, привносимое извне. Приверженцы каждой из этих универсальных по своей сути религиозных систем представлений исходят из того, что есть только один “истинный Бог”, которому и должно поклоняться все человечество. Приверженцы иных богов являются в лучшем случае “заблудшими”, либо даже “злонамеренными” людьми и потому подлежат безусловному обращению в “истинную веру” - добром или силой.

Отличительной чертой всех религий ранней древности является многобожие и полное отсутствие религиозной вражды. В представлении древних каждая страна, каждый город, каждое племя имеют местного верховного бога - главу целого пантеона, включающего в себя огромное множество местных божеств. Верховное божество, как правило, считалось творцом и владыкой всего мира. Это обстоятельство, однако, не приводило к распрям или возникновению международных конфликтов на религиозной почве. Дело в том, что функции богов у разных народов, как правило, во многом совпадали, поскольку олицетворяли собой совокупность космических, природных и стихийных сил - земли, неба, Солнца, Луны, моря, реки, плодородия, войны и т.п. В сущности, это были одни и те же боги, только именуемые по-разному и несколько различающиеся “объемом полномочий”, т.е. конкретным набором функций, являвшихся исключительной прерогативой того или иного божества. Есть основания утверждать, что именно так их и воспринимали в древности. Дело доходило до полного отождествления богов из различных страновых пантеонов. Причем отождествлялись не только Юпитер и Зевс, Марс и Арес, Венера и Афродита, например, но и финикийский Эл с античным Кроном и хеттским Кумарби, Аполлон - с иранским Митрой, античный Уран - с месопотамским Ану и т.д. Кроме того, происходили, так сказать, присвоение и интериоризация богов, если в собственном пантеоне вдруг обнаруживалось отсутствие соответствующих божеств, функции которых представлялись достаточно важными. В частности, персы заимствовали ряд божеств из вавилонского пантеона. Многие исследователи склоняются к мысли, что античный культ Диониса был позаимствован с Востока. В Риме широкое распространение получил культ богини Изиды и т.п. Широкое распространение практики отождествления и заимствования приводило, в конечном счете, не к религиозной вражде, а к подобию религиозного синкретизма (уподоблению и слиянию религий), о котором находят возможность говорить некоторые специалисты в области религиоведения и социальной психологии.

Что же касается этнического фактора, то имеются все основания утверждать, что у человека древнего мира осознание своей этнической принадлежности оставалось довольно смутным. Решающей для него была принадлежность к определенной общине или общинно-гражданскому коллективу (полису, городу-государству). Именно на такие локальные коллективы, кстати, и распространялось понятие “патриотизма”. Затем имела значение принадлежность к “большому” государственному образованию (мировой державе, империи), выступавшего объектом проявления лояльности со стороны подданных или граждан. Но этничность как таковая существенной политической роли не играла. Определенный этноцентризм древних царств и мировых империй (Египта, Ассирии, Рима времен поздней республики и ранней империи, Ханьской державы в Китае и т.п.) поддерживался исключительно осознанием своего культурно-цивилизационного превосходства над окружающим миром (превосходство египтян над дикарями и кочевниками пустынь, превосходство хуацяо срединных царств над “варварами четырех сторон света”, превосходство “римской доблести” (virtus) и порядка Pax Romana над хаосом, в котором пребывает варварская периферия, и т.п.). А большинство крупных государственных образований древности носили очевидный полиэтнический характер без выраженного доминирования одного из этносов. Достаточно вспомнить в этой связи Месопотамию, представлявшую собой настоящий “плавильный котел” древности (шумеры, аккадцы, хурриты, семиты, персы, затем греки и выходцы из других районов Средиземноморья) или древний Рим, возникший в результате синойкизма (слияния) трех этнически неоднородных общин - сабинов, латинов и этрусков.

Внешняя политика строилась в этом смысле совершенно вне связи с этническим контекстом. Естественным противником всегда выступал ближайший сосед (в том числе этнически родственный), в то время как естественным союзником - сосед соседа, независимо от его этнической принадлежности.

В-шестых, политическая карта Древнего мира неоднократно претерпевала существенные изменения. С нее нередко исчезали без следа не просто отдельные государственные образования, но целые гигантские империи (Хеттское царство, Митанни, Мидия и т.д.), уступая место зачастую столь же эфемерным и недолговечным государственным образованиям или имперским структурам.

Ну и, наконец, международные отношения охватывали достаточно незначительное, но постепенно расширяющееся пространство обитаемой ойкумены, протянувшееся узкой полосой от Западной Европы до Восточного Китая.