Философия_Игнатьев
.pdfНа последний вопрос ответ вытекает из констатации неясности для науки «механизма» интуиции. Пока неясно, чему именно надо обучать, чтобы это было овладением интуицией, как рабочий обучается владеть инструментом до автоматизма производственных навыков. Возможно ли это в принципе, пока тоже неясно, поскольку интеллектуальное творчество с помощью интуиции осуществляется индивидуально. Проверка известных ученым случаев мгновенного решения задач, открытия истины показывает, что интуитивно полученные решения бывают нередко, но далеко не всегда, правильными. Следовательно, интуитивно полученные выводы и решения надо проверять на истинность. Сопоставление интуитивных озарений со специальностью лиц, интуиция которых оставила заметный след в истории познания (сон Менделеева, стихи Пушкина и др.) показывают связь профессиональных знаний, устремлений с интуитивными решениями. Проявление интуиции связывают со специальными знаниями, различая врачебную, инженерную и другие виды профессионально проявляющейся интуиции. Известно, что Д.И Менделеев увидел во сне расположение элементов в порядке возрастания атомного веса, с периодической повторяемостью их свойств. Многие известные музыканты, поэты оставили свидетельства, что они сочиняли свои произведения в порыве вдохновения, интуитивно, не осознавая, как появляются строчки стихов, ноты прекрасных мелодий. У учителя литературы не появляется ни врачебная, ни инженерная, ни химическая, ни биологическая, ни математическая интуиция. Поэтому правомерно связывать проявление интуиции со специальными знаниями, различая врачебную, инженерную и другие виды профессиональной интуиции.
Поскольку «механизм» интуиции науке остается неизвестным до сих пор, то некоторые идеалисты и мистически настроенные ученые считают интуицию
321
сверхъестественной и рассматривают ее как проявление чуда. В философии такой подход проявляется в интуитивизме (А. Бергсон, Н.О. Лосский, XIX—XХ вв.), противопоставляющем интуицию интеллекту (рациональному в познании). В философии математики интуицио- низм (А. Пуанкаре, Г. Вейль, XIX—XХ вв.) выражен в стремлении связать особенности математического мышления, убедительность доказательств и выводов с их интуитивностью, проявлением самостоятельности, независимости математических знаний от внешнего мира, от объективных обстоятельств. Вероятно, особенности процессов интуиции еще долго будут оставаться неизвестными науке, порождая домыслы о ее таинственной природе. Неясность, таинственность процессов интуиции является одним из факторов ее мистификации, наделения сверхъестественными свойствами. Но неясность интуиции не отвергает возможности ее рационального истолкования как целесообразно возникшего приспособления к быстрой, а потому осуществляемой вне сознания, переработке больших количеств жизненно важной информации.
4. Вера и знание
Говоря о со-знании и по-знании, мы использовали понятие «знание» для обозначения истинных, верных (т.е. получивших подтверждение в общественноисторической практике) результатов познания как от-
ражения действительности и (или) ее постижения через интуицию, выраженных знаками языка. Понятие веры в узком смысле прочно связано с религией, определяющий признак которой — вера в сверхъестественное. Для многих вера существует или принимается только как религиозная вера. Понятие «вера» в широ-
ком смысле обозначает некритическое принятие опре-
322
деленных ориентиров и положений в качестве истин- ных, без обоснования и проверки их правильности, ис-
тинности. В таком широком понимании вера в качестве психологического феномена существует как вера религиозная, вера научная, вера обыденного, повседневного сознания. Религиозная вера опирается на некритически принимаемые чудеса, озарения, тайные смыслы, видения, явленные Богом, или по-другому названной сверхъестественной силой — Добром, Разумом, Любовью и т.п. Научная вера опирается на достоверность ранее полученных научными методами результатов в теории и практике. Это придает научной вере характер обоснованных предположений, предвидений, проектов, имеющих шансы осуществиться в реальной действительности через деятельность людей. Научная вера была присуща, например, проектам космических полетов. Она воплощается в нынешних предвидениях возможности достижения реального, земного бессмертия, проектах новой, ноосферной цивилизации будущего и т. д.
Отдельного разговора заслуживает вопрос о соот- ношении веры и знания. В первые века н. э. в Западной Европе среди христианских мыслителей преобладала позиция безусловного признания главенства (или приоритета) веры над знанием. Своего крайнего проявления она достигла у церковного деятеля Тертуллиана (II— III вв.). Его позиция передается формулой «Верую, по- тому что нелепо», т.е. как ни нелепы с точки зрения разума отдельные религиозные утверждения (человек распял Бога-Христа, что невозможно с позиций обычной логики), их надо безоговорочно принимать как высшие истины. Примерно в это же время Климент Александрийский выражает линию — «верить, чтобы понимать». В ХII веке свободомыслящий Пьер Абеляр отстаивает иную формулировку — «понимать, чтобы верить». Видный церковный деятель ХIII века Фома Аквинский, основоположник томизма, разрабатывает
323
своеобразный вариант представлений о гармонии веры
иразума при приоритете веры.
ВXIX—ХХ веках и в начале XXI века часто высказывается представление о желательности (или уже идущем процессе) синтеза религиозной веры и научного знания. Возможность такого синтеза в ближайшее время допускал в конце XIX века русский религиозный философ В.С. Соловьев, а автор «Жрицы Исиды» и «Тайной доктрины» Е.П. Блаватская в это же время считала, что она уже осуществила синтез мудрости разных религий и науки. Выскажем свое мнение по данному вопросу. В представлениях об осуществлении синтеза религии и науки обычно учитывается возможность сочетания в индивидуальном сознании религиозных и научных взглядов. Но правомерно ли переносить такую возможность индивидуального сознания на синтез религии, философии и науки? Они являются отдельными, самостоятельными формами общественного сознания (или типами мировоззрения), которые дают принципиально разные, несоедимые в некую целостность, срезы (или — картины) действительности. Думается, что для науки и религии как форм общественного сознания их синтез принципиально невозможен (хотя бы по пониманию истины и особенностей познания мира). Да этот синтез и не нужен, оказываясь словесной эквилибристикой, призванной повысить статус религии приравниванием ее специфически ценностных представлений к открываемым наукою законам и закономерностям бытия.
5. Понимание и объяснение
Этот вопрос требует пояснений, особенно если учитывать, что ученики в школе и студенты в вузе свою неготовность к ответу нередко прикрывают тем, что
324
будто бы они «не поняли» излагаемый материал. О роли понимания можно привести ряд проникновенных высказываний. Средства массовой информации сделали широко известными выдержку из школьного сочинения: «Счастье, это — когда тебя понимают». В одном из стихотворений С.А. Есенина есть такое интересное суждение о том, что «…В развороченном бурей быте // С того и мучаюсь, что не пойму — // Куда несет нас рок событий». Мы уже знаем кредо этики Спинозы: «Не плакать, не смеяться, не проклинать, но … понимать!». Что же такое понимание, даже приравненное одним из учеников школы к состоянию счастья?
Понимание — это уяснение смысла чего-либо, позволяющее достичь определенного результата деятельности. Смысл можно представить как совокупность связей предметов и составляющих их элементов, особенности которых раскрываются в контексте данной культуры и деятельности людей. (Мартышка в известной басне И.А. Крылова, достав «с полдюжины» очков, так и не смогла выявить (понять) особенности их свойств и извлечь из наличия очков какую-либо пользу). Вряд ли в русле христианской культуры можно понять оптимизм представлений атомистов и стоиков Древнего мира о смерти души как условии безмятежной и даже радостной земной жизни. Для античной же культуры были присущи взгляды на нескончаемые перемещения лишенной памяти души в вечной темноте подземного царства Аида, способные вызвать страх у живущих людей. Поэтому представления о смерти души позволяли не бояться столь мрачной перспективы, отравлявшей настроение людям.
В процедурах понимания осуществляется перенос смысла от некоего А (учителя, книги, чертежа и т. д.) к субъекту Б (ученику, читателю, рабочему и пр.). Принято считать, что Б понял некоторый текст (сообщение, чертеж, замысел архитектора, писателя и т. д.), если он
325
в состоянии оперировать терминами языка (знаков) этого текста (в который некоторое А вложило определенный смысл). Или иначе: некто Б понимает текст, когда он может построить осмысленное высказывание об уясняемом предмете в терминах текста, выражающего особенности предмета, заданные А. В контексте приводимых суждений можно представить, что значит понять урок, объяснение, доказательство теоремы, алгоритм решения типовой задачи… В понимании важна интерпретация как осмысленное высказывание об объясняемом предмете, адекватная смыслу, высказываемому А в тексте. В плане учебной работы понимание требует иногда не только неоднократных объяснений, но и активной работы порою многократно повторяемых усилий Б по уяснению смысла осваиваемого текстасообщения. Понимание как уяснение смысла или интерпретация текста осваиваемых научных дисциплин требует от субъекта Б значительных усилий. Это нередко недооценивается в расчете на непроизвольное внимание и понимание материала без особых усилий со стороны субъекта — ученика или студента.
Понимание как уяснение смысла явлений или тек- стов-высказываний предполагает согласование смыслов происходящего или высказанного с их восприятием. Личные интерпретации должны соответствовать общественной значимости явлений или текстов. Их несоответствие может порождать чувство неудовлетворенности окружающим, реже — собой. Непонимание общественного значения современных событий может вести к трагическому мироощущению, к неадекватным попыткам их изменения.
В научном познании объяснение означает раскрытие сущности изучаемого объекта (предмета) посредством постижения законов, которым подчиняется данный объект, либо путем установления связей и отношений, определяющих его существенные характеристики. Объ-
326
яснение включает описание объекта и анализ, ведущий к выяснению его связей и зависимостей. Научное объяснение часто осуществляется через установление структурных, причинных, генетических, функциональных и иных связей объясняемого предмета с рядом условий и факторов детерминации его функционирования
иразвития.
ВХХ веке немецкие философы, представители неопозитивизма Гемпель и Оппенгейм предложили схему дедуктивно-номологического объяснения (выводимого из закона, необходимой закономерной связи дедуктивных суждений). Согласно этой схеме, явление считается объясненным, если описывающее его предложение выводится из законов и начальных условий. Объяснение по этой схеме не может быть завершено, поскольку для каждого объясняющего закона можно искать свое объяснение и так до бесконечности.
Объяснение должно вести к пониманию и к правильным предсказаниям дальнейших событий объясняемого ряда явлений. Иногда понимание трактуется как объяснение. Но в понимании, как мы отмечали, осуществляется перенос смысла от А. к Б., и Б. должен понять или адекватно интерпретировать данное А. объяснение, правильно ли оно само по себе или нет. Хотя у понимания и объяснения есть определенное соответствие, но они все же не совпадают. Объяснение также не всегда симметрично предсказанию, т.е. может не совпадать с предсказанием. Так теории биологической эволюции позволяют объяснить изменение и возникновение новых форм жизни, но не дают предсказаний относительно того, какие именно формы появятся. Но бывает и так, что маловероятные или вовсе неточные, неверные объяснения охватывают определенные события и ретроспективно как бы их прогнозируют. В литературе приводился пример подобного «объяснения». Татаромонголы, завоевывая Русь, объясняли свои победы тем,
327
что, в отличие от русских, они не мылись, и следовательно, не смывали свою удачу. На основе такого «объяснения» давалось «предсказание» причины поражения, поскольку со временем завоеватели усвоили ряд обычаев и стали нередко мыться.
Разработка проблемы понимания текстов разных культурно-исторических эпох привела к появлению герменевтики как теории и практики интерпретации анализируемых текстов. Герменевтику иногда называют «философией понимания». В герменевтике среди других обсуждалась интересная проблема «герменевтического круга», начало которой восходит к современнику Гегеля, немецкому мыслителю Ф. Шлейермахеру (1768—1834). В проблеме круга части и целого (текста, например) для понимания целого надо понять его части (фрагменты текста), но для понимания частей надо иметь представление о смысле целого. Представитель «философии жизни» немецкий философ В. Дильтей (1833—1911) полагал, что познание природы качественно отличается от познания истории человека и «исторических процессов духа». Его ориентация передается формулой «Природу объясняем, а жизнь (историю человека, духа — В.И.) понимаем». Понимание Дильтей представлял как непосредственной постижение некоторой духовной целостности. Собственный внутренний мир личности, по Дильтею, понимается через интроспекцию (внутреннее самонаблюдение). Иной мир, мир другого человека (людей) понимается путем вживания, «вчувствования» или эмпатии, — как сопереживание чужой душевной жизни, как постижение особенностей, или — ее понимание. Герменевтические проблемы (задачи) и их исследования интересны поисками новых, нетрадиционных решений, требующих, однако, критического отношения к принимаемым религиозноидеалистическим представлениям о таинственном постижении (понимании) духовных процессов в «науках о духе».
328
6. Проблема истины и ее критериев
Понятие истины едва ли не единственное, которое безоговорочно принимают все мыслители. Это посвоему уникальная ситуация, когда каждый считает себя знающим истину и нередко — обладающим ею. За истину ратуют все — материалисты и идеалисты, верующие и неверующие, «красные», «белые», «зеленые» и т. д. Вместе с тем претензии на обладание истиной столетиями используются для обоснования правомерности разных конфликтов, от простой житейской нетерпимости соседей до масштабных войн в защиту «истинной» веры (крестовые походы), завоевания мирового господства, «жизненного пространства» или реализации утопических идеалов счастья.
Чем же притягательно представление об истине, всеми принимаемое и разноречиво толкуемое, вдохновляющее на благородные подвиги и — на бесчеловечное насилие во имя служения истине? Конечно, единодушное принятие истины во многом определяется представлением о ней как верном, правильном воспроизведении (или отражении) действительности в сознании человека. Но эти, принимаемые за истину, представления часто выражают субъективные взгляды и предпочтения социальных групп, их лидеров или отдельных людей — ученых, мыслителей. Поэтому и оказывается возможным использование представлений об истине в диаметрально противоположных целях. Отсюда вытекает важность определения критериев истины как правильных, верных представлений о мире и человеке. Какое же определение истины будет правильным, наиболее соответствующим взглядам на истину как верное представление человека о мире и о себе?
С глубокой древности (Аристотель и др.) истина
характеризовалась как знание, соответствующее дей-
ствительности. В этом определении выражена так на-
329
зываемая классическая истина, а точнее — ставшее классическим понимание истины. Нетрудно проследить, что классическая истина допускает настолько широкое определение, что может включать самые разные толкования соответствия и действительности (в духе субъективных и объективных идеалистов, материалистов и др.), верующих и атеистов. Поэтому и возникает впечатление, что истину (в ее классическом понимании как знание, соответствующее действительности) принимают все люди, в том числе и имеющие противоположные суждения по вопросам науки, веры, творчества, идеалов человека, устройства общества, поисков счастья и т. д.
Такое широкое толкование оказывалось возможным из-за неопределенности понятия действительности, которой должны соответствовать истинные знания, и размытости критериев истины. В Древнем мире за истину принимали представления об устойчивых, глубинных, не меняющихся оснований всего. Такими оказывались, например идеи-эйдосы Платона или неподвижное бытие элеатов. Постичь непреходящую, и в этом смысле истинную, сущность вещей можно было в сфере сознания, мышления, чистой идеи. Соответствие идеям, как сущностям, созданным Творцом-Демиургом (Платон, его последователи) или «врожденным идеям» (Декарт и др.) определяло истинность суждений, особенно касающихся иллюзорного, как считалось, мира чувственных восприятий. Широкая сфера представлений, охватываемых понятием классической истины, вынуждала к поиску более определенных критериев, ограничивающих содержательную характеристику истины.
Какой же признак (черта, свойство, параметр) может служить надежным критерием истины? Он должен показывать и подтверждать ее верность, правильность как соответствие содержания (знакового или языкового отображения предметов, их свойств) объективной действительности. В конечном счете, вопрос о выявлении
330