Помощь на службе примирения

Хеллингер (обращаясь к группе): Решение приходит тогда, когда все участники охвачены нашей любовью. Мы увидели очень важный сигнал. Сын в какой-то момент сжимал кулаки. Он вел себя агрессивно. Он чувствовал агрессию. У русского тоже были агрессивные чувства. То есть сын был связан с русским. Когда помощник такое видит, он должен вмешаться соответствующим образом. Видно, куда направлено движение, и его нужно поддержать. Без поддержки движение было бы невозможным. Если просто дать ситуации развиваться, как есть, ничего не получится. Нужно включиться самому и почувствовать, как развиваются движения. В конце, когда жена отошла назад, было ясно: она хочет к своему первому мужу. Это нужно признать. Если это признать, ничего не предпринимая дальше, не ища решения, начавшиеся движения сохранятся. В конце мы видели, что примирение между Россией и Германией, между немецкими солдатами и русскими — это процесс длительный. Если в него вмешаться, ничего хорошего не будет. Тогда все превратится в так называемую политическую расстановку. Такие расстановки оторваны от движений души. Это плохо.

То, что мы видели здесь, задело нас всех. Мы прониклись сочувствием к русским и к жертвам с их стороны и мы прониклись сочувствием к немецким солдатам — ко всем. Все они получили место в наших сердцах. Так мы стали сильнее. Мы связаны с мощными силами, эти силы действуют через нас, причем нам самим уже ничего не нужно делать. Они действуют в силу нашего присутствия, просто потому, что мы с ними связаны. Только так мы действительно можем помогать.

Послесловие

Хеллингер (обращаясь к группе): Я бы хотел еще кое-что дополнить касательно последней работы. Она была в определенном смысле незаконченной. У нас и места здесь было недостаточно. Я подумал, что вообще-то я еще должен был поставить мать того русского. Это чувствовал заместитель сына.

Обращаясь к заместителю сына: Хочешь это объяснить?

Заместитель сына: Как только я встал тут, я сразу начал искать свою мать или кого-то другого, олицетворяющего мать. Мне этого не хватало. Поэтому напряжение было таким высоким и мое смятение таким сильным.

Хеллингер: Это была мать русского. Обращаясь к группе: В подобных расстановках очень полезно ставить родителей. Томас, наш оператор, сказал мне, что за обоими умершими он видел их родителей. Если бы мы поставили родителей, возможно, примирение началось бы между родителями, и умершим было бы легче. Эти отправные точки нужно всегда иметь в виду.

Цыгане

Участница: Девочка, которой сейчас 15 лет, с семи лет живет у своих опекунов. Мать ее биологической матери нашли утонувшей в пруду. Говорят, она страдала шизофренией. Ее родных родителей преследовали во время второй мировой войны как цыган.

Хеллингер (обращаясь к группе): В нескольких предложениях она дала нам всю важную информацию.

Обращаясь к участнице: Ты хорошо это сделала. Теперь мы точно знаем, как нам работать. Почему девочка не осталась со своими родителями?

Участница: Дети чуть не умирали от голода. Родители не могли о них заботиться. Поэтому родители отдали детей опекунам, потому что те лучше о них заботились.

Хеллингер: А какому виду преследования они подверглись?

Участница: Об этом я ничего не знаю. Хеллингер: Это было в Германии? Участница: Да.

Хеллингер (обращаясь к группе): Если дать этому подействовать на нас, если вчувствоваться, где и у кого наиболее важная тема? С тех и нужно начинать.

Обращаясь к участнице: У кого больше всего энергии, как ты думаешь?

Участница: У биологических родителей.

Хеллингер: У цыган?

Участница: Да.

Хеллингер: Я тоже так считаю. Там наиболее сильная энергия. Поэтому я начну с них.

Хеллингер выбирает заместителей для родителей и ставит их рядом друг с другом. Потом он ставит напротив них их преследователей.

Первый преследователь отворачивается. Второй преследователь трясется и кашляет. Отец смотрит на пол. Хеллин-гер выбирает четырех заместителей для убитых цыган и просит их лечь на пол между родителями и преследователями.

Отец и мать обнимают друг друга за спины. Отец громко всхлипывает. Хеллингер ставит заместительницу девочки в расстановку.

Дочь вот-вот упадет на пол. Хеллингер ставит в расстановку заместителей опекунов.

Мать (опекун) поддерживает дочь. Она смотрит на отца, который продолжает всхлипывать. Потом и дочь смотрит на своих родителей и всхлипывает. Опекуны подводят дочь к ее родителям. Они обнимаются, всхлипывая. В это время один из преследователей лег рядом с четвертой жертвой и обнимает ее. Другой преследователь сел рядом с третьей жертвой.

Хеллингер ставит дочь напротив ее родителей, а ее опекунов — за ее спиной. Дочь вытирает слезы.

Хеллингер (обращаясь к дочери): Что сейчас?

Дочь: Мне все еще немного грустно. Но мне хорошо.

Хеллингер (обращаясь к родителям): Пусть дочь встанет между вами, и вместе с ней подойдите к жертвам и склонитесь перед ними.

Они становятся перед жертвами и склоняются в глубоком поклоне. Опекуны повернулись к жертвам.

Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к родителям и дочери): А теперь отвернитесь от них.

Обращаясь к опекунам: А вы встаньте за ее спиной.

Обращаясь к дочери: Как теперь? Дочь: Намного легче.

Отец: Теперь хорошо.

Мать: Лучше.

Отец-опекун: Несколько лучше.

Мать-опекун: Я чувствую себя беспомощной, такой беспомощной.

Отец-опекун (смотрит на жертв): Я чувствую, что я все еще среди них.

Хеллингер поворачивает опекунов к жертвам.

Хеллингер (обращаясь к опекунам): Вы тоже поклонитесь. Оба совершают глубокий поклон.

Хеллингер (через некоторое время): Теперь выпрямитесь, отвернитесь от них и уходите прочь. Как теперь? Отец-опекун: Лучше. Мать-опекун: Лучше.

Дочь и ее родители с любовью смотрят друг на друга. Родители обнимают дочь сзади. Они проходят еще на несколько шагов вперед.