Томсинов В.А. Сперанский

посуде». По мнению Сперанского, если готовиться к войне

заблаговременно, то в нее можно будет вступать с твердостью. Успех ее для России неизвестен, (<Однако из двух зол всегда надо выбирать меньшее: и война, конечно, лучше, чем потеря восьми западных губерний и все последствия этой потери».

«Во всех случаях должно быть уверенным, - взывал Спе­

ранский к императору Александру, - что Россию можно по­

бедить раз и два, но nокорить ее, по самому физическому ее

положению, невозможно».

Одновременно со сбором денежных средств госсекре­

тарь советовал своему императору скрытно продвинуть

ближе к границе войска и склады. В области внешней по­

литики он желал государю наладить отношения с Англией, привлечь как можно больше союзников на сторону России

и изолировать ее потенциальных противников. Рекоменда­

ции Сперанского на этот счет бьmи весьма подробны и ра­

зумны. Неблагоразумно будет, заявлял он, «вступая В вой­

ну с Франциею продолжать ее с Англиею. Из сего само

собою уже следует, что с первым, так сказать, выстрелом

должно восстановить связь с Англиею. Но тогда восстано­ вить ее будет поздно и неудобно. Англия возмечтает, что

нужда заставила нас броситься в ее систему, и поставит по­ датливости своей высокую цену. Следовательно, связь с Англиею должно издалека приготовить и, ничего не пере­

меняя в настоящем, устроить будущее. По сему ныне же нужно завести там безгласного агента из купечества, кото­ рый бы словесно и по одной рекомендации графа Ворон­

цова мог передавать наши виды, по мере их раскрытия, ве­

дя сие дело так, чтобы при открытии войны оставалось

только его кончить. Сим одним все связи наши по необхо­ димости теперь должны быть ограничены».

В то время, когда писалась приведенная записка, бьmо

издано уже «Положение О нейтральной торговле», которое

закрепило новые тарифные правила, фактически лишавшие

Францию всякой торговли с Россией. Наполеон, узнав про

новый тариф, заявил, что считает его равнозначным заклю­ чению Россией мира с Англией. Автором этого антифран­ цузского закона являлся не кто иной, как Сперанский.

К началу 1812 года русский госсекретарь завершил в ос­

новном разработку стратегии подготовки России к войне с

Францией. Александр же в это время все еще сомневался в неизбежности данной войны. И Сперанскому вновь и вновь

приходилось убеждать императора в том, что ход событий неминуемо влечет обе страны к военному столкновению

друг с другом.

214

В записке «О вероятностях войны с Францией после Тильзитского мира», поданной в начале 1812 года его величе­

ству, Михайло Михайлович рассмотрел сложившееся положе­

ние России и Франции на международной арене, состояние

их взаимоотношений и, исходя из фактов, сделал категориче­ ский вывод о том, что войну можно лишь отдалить, но нико­

им образом «нельзя отвратить ее на долгое время». По его

словам, «Тильзитский мир по СуШеству своему есть мир не­

возможный, не потому, чтоб Россия не могла выдержать тор­

ГOBbIX его последствий, но потому, что она не может никогда

представить Франции достаточного ручательства в точном его

сохранении. Следовательно, удаляя войну, должно, однако же, непрестанно к ней готовиться. Должно готовиться не ум­

ножением войск, которое всегда опасно, но расширением ар­

сеналов, запасов, денег, крепостей и воинских образова­

ний»lO. Любопьпно, что В то время, когда Сперанский писал приведенные строки, из Парижа в Петербург шли сообщения

о том, что Франция усиленно готовится к войне. «Признаки враждебных намерений императора Наполеона в отношении

к нам... с каждым днем увеличиваются и становятся очевид­

нее. Военные приготовления продолжаются непрерывно и в настоящее время уже не скрываются»ll. Так писал в своей де­ пеше канцлеру Н. П. Румянцеву от 24 декабря 1811 года пре­ бывавший в Париже князь А. Б. Куракин.

Предостережения Сперанского о неизбежности войны с

Францией, его настойчивые призывы готовиться к этой вой­

не, конкретные и разумные cOBeТbI о том, как это делать, не

давали Александру 1 ни малейших оснований для сомнений в преданности его России. Напротив того, поведение госсе­ кретаря говорило скорее о его искреннем желании блага

своей стране. Мысль императора работала поэтому совсем в другом направлении, нежели то, каковое задавали ей внуше­

ния интриганов - противников реформатора. Не помышляя об измене Сперанского Orечеству, Александр все более склонялся к мнению об измене госсекретаря ему, россий­

скому самодержцу.

Как-то - бьшо это в самом начале 1812 года - Александр

в разговоре со Сперанским о предстоявшей войне спросил у него совета, участвовать ли в ней лично ему, российскому

императору. Михайло Михайлович обрисовал все то слож­ ное положение, в котором окажется в случае войны Россия, описал военные таланты Наполеона и предложил государю воздержаться от личного участия в войне, но, собрав Госу­

дарственную думу, предоставить вести войну ей. Спустя не­

сколько дней после упомянутого разговора Якову де Санг-

215

лену довелось слышать, как возмущался император Алек­ сандр этим вполне разумным советом Сперанского: «Что же

я такое? - Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывался под самодержавие, которое я обязан вполне передать наследни­

кам моим».

Сперанский бьш эгоистичен, но не так обыкновенно, как друтие. Он бьш необыкновенно эгоистичен. Он хотел, чтобы все вокрут подчинялось его воле. Не будучи самодержцем по титулу и не имея шансов на то, чтобы когда-либо стать та­

ковым, он желал быть самодержцем по своему фактическо­ му положению. И в определенной мере действительно бьш им. Став доверенным лицом императора Александра, Спе­ ранский быстро наполнил министерства своими людьми,

через посредство которых мог быть в курсе всех государст­ венных дел. Буйно разраставшиеся министерские канцеля­

рии испытывали крайнюю нужду в грамотных и толковых

делопроизводителях. Госсекретарь старался самолично удов­

летворять потребность в нужных людях. Он находил способ­

ных юношей в семинариях и пристраивал их на работу в

канцелярии. За такую услугу каждый семинарист щедро рас­

плачивался со своим высокопоставленным покровителем

информацией обо всем, что творилось в его министерстве. Сперанский являлся поэтому самым информированным ли­ цом в окружении императора Александра и этим во многом обусловливалось его влияние на августейшую персону.

К концу 1811 года Александр стал, видимо, понимать, что степень информированности Сперанского далеко выхо­

дит за пределы, допускаемые его должностью госсекретаря.

Сперанский обнаруживал в своих записках к императору и

личных с ним беседах столь обширную осведомленность о

разных обстоятельствах внутренней и внешней политичес­ кой жизни России, что невольно внушал ему сомнения в

том, кто же действительно правит империей - он, россий­

ский государь, или вознесенный им на вершину власти и до­

пущенный в царский дворец выскочка-попович?

Это появившееся в душе Александра подозрение, что в лице Сперанского рядом с ним, законным государем-само­ держцем, появился государственный секретарь-самодержец, с течением времени неизбежно получало все новую пищу.

Сперанский все более брал на себя подготовку к ведению войны с Францией, усиленно занимался финансовым обес­

печением этой войны. Он старался следить за малейшими

переменами на меЖдународной арене и в развитии русско­

французских отношений. Через своих людей в Министерст­

ве иностранных дел госсекретарь сумел получить доступ к

216

секретным документам, даже к тем из них, знакомство с ко­

торыми составляло исключительную прерогативу государя.

ИЗ всех фактов, представленных императору Александру ин­ триганами с целью компрометации Сперанского, этот по­ следний вызовет у него наибольший гнев. По воспоминани­ ям некоторых приближенных к государю в то время людей,

его величество в порыве самого большого гнева на Сперан­ cKoгo будет думать даже о его расстреле. Затем, правда, ос­

тынет и переменит свои мысли в отношении самовольного

госсекретаря.

При начале войны с Наполеоном роль Сперанского в уп­ равлении Российской империей неизбежно возросла бы до

огромной степени. Сам Михайло Михайлович, во всяком

случае, к этой своей высокой роли сознательно готовился. Быть главным организатором победы над врагом, стремив­

шимся покорить его Отечество, да еще над каким! Быть, та­ ким образом, спасителем Отечества - что для него могло быть славнее этой роли! А у кого слава, у того и влияние. Но все это понимал и Александр 1. Высказанное Сперанским его величеству в начале 1812 года предложение собрать Го­

сударственную думу и поручить вести войну ей прежде все­

го, конечно, ущемляло личное самолюбие российского им­

ператора. Но вместе с тем реакция Александра на данное

предложение, зафиксированная в воспоминаниях де Санг­

лена, показывает, что в нем появилось явное опасение того,

как бы его царственную персону совсем не отстранили в хо­ де войны от власти. Вероятность такого поворота событий

особенно усиливало то глубокое недовольство, которое

Александр вызывал в русском обществе, так и не простив­

шем ему за прошедшие четыре года мира, заключенного с

Наполеоном.

В августе 1811 года император Александр, не на шyrку

встревоженный сведениями, поступившими к нему от ин­

триганов, принял решение установить за Сперанским спе­ циальное наблюдение. Он поручил сделать это министру по­

лиции Балашову. Спустя четыре месяца государь пришел к выводу о необходимости иметь собственный надзор за пове­

дением и разговорами Сперанского. На роль своего агента

по слежке он выбрал, по подсказке Армфелъдта, чиновника

Министерства полиции Якова де Санглена, человека неглу­

пого и к тому же хорошо образованного.

Громадная по своему размаху сеть интриги против Спе­

ранского захватила императора Александра, потащила его к не им намеченной развязке. И он, вместо того чтобы сопро­

тивляться, вдруг безропотно потащился, сначала пассивно,

217

волочась за другими, но постепенно стал на Hom, пошел

сам, обогнал тащивших его и сам потянул их за собою туда,

куда лишь недавно тащили его они. С начала 1812 года уже

не Армфельд с Балашовым, а сам российский император вел

интригу против Сперанского. Он, давно уже тяготившийся чересчур умным и слишком информированным, по его мне­

нию, госсекретарем, сделался главным интриганом. Лично­ му своему агенту Якову де Санглену Александр дал в январе

1812 года задание присматривать не только за Сперанским, но и за Армфельдом с Балашовым. Интрига, а вернее будет

сказать, заговор против «главного секретаря империи» всту­

пила в свою последнюю стадию.

Вместе с российским императором в этот заговор актив­

но включились его сановники, причем даже те из них, ко­

торые сами не испытывали к Сперанскому прочной враж­

дебности. Одним из таких сановников был министр

финансов Д. А. Гурьев. Во время одного из заседаний Госу­

дарственного совета он обвинил Сперанского во взяточни­ честве. Будь на месте Михайлы Михайловича какой-либо другой чиновник, такое обвинение вряд ли бьvIO восприня­ то всерьез. Взяточничество бьmо настолько распространен­

ным явлением среди русских сановников-чиновников, что

на практике часто и не считалось большим престynлением.

С ним вполне мирились, оно являлось скорее даже обыча­ ем. Во всяком случае, удивлялись в России не тому, что ка­ кой-либо сановник берет взятки, - удивление вызывало,

напротив, то, что кто-то, имея высокую должность и воз­

можность брать взятки, не брал их.

«Зачем вы брали подарки?» - спросил однажды своего отца э. Н. Стогов - чиновник, служивший под началом

Сперанского. «Чтобы не оскорбить просителя», - мгновен­

но ответил отец. Факт широкого распространения взяточни­

чecтвa в системе управления империей служил хорошим оп­

равданием чиновнику, погрязшему в поборах. Таково

свойство любого греха: чем более распространяется он сре­

ди людей, тем менее греховным становится каждый отдель­ ный человек, ему предающиЙся. Не так бьmо в случае со

Сперанским. Он бьm не простым чиновником, а реформа­

тором. Он посягнул на существовавшую в России систему

государственного управления - на то, что составляло самую

глубокую основу взяточничества. И вдруг борец со взятками

сам оказался не кем иным, как взяточником! Можно вооб­ разить себе, какое счастье испытывали сановники, слушая

обвинение Сперанского во взяточничестве.

Слух этот быстро расширился, оброс многими пикантны-

218

МИ подробностями. Сперанского стали называть «известным

взяточником». Секретарь императрицы Елизаветы Алексеев­

ны Н. М. Логинов писал о нем 13 сентября 1812 года

С. Р. Воронцову: «Полагают, что имение его неисчестно, и

кроме деревень, он имеет 11 каменных домов здесь (в Пе­ тербурге. - В. т.) и множество капиталов; но, наверно, ни­

кто того не знает, и ббльшая часть домов, говорят, куплена на имя Злобина, купца, коего сын ему свояк и ИМ в службе

получил чины, места и жалованье, кроме того, что отец по

торговле и процессам своим имел в Сперанском подпору и

защиту, а в спекуляциях - товарища,).

Сын купца Злобина Константин действительно являлся

свояком Сперанского: он был женат на сестре жены Михай­ лы Михайловича - Марианне. Но связь этих двух людей не сводилась к родственным отношениям. Константин бьш до­ брым другом Михайле и бьш им до того, как стал свояком. Судьба назначила ему короткую жизнь. Вскоре после опи­ сываемых событий он умрет. Отец его, богатый купец, оста­

нется еще пожить на этом свете, но только для того, чтобы

разориться вконец и умереть на соломе, то есть в совершен­

ной бедности. Факт наличия в собственности у Сперанско­

го одиннадцати каменных домов, записанных якобы на имя Злобина, никогда не подтвердится, что, в общем-то, и не уди­

вительно. Взяточничество и нажива бьши чужды натуре Спе­

ранского, искавшего в должностях более возможности вли­

ять своей личностью на ход общественных дел, нежели средства для собственного обогащения. Это хорощо знали многие близко соприкасавшиеся с ним чиновники. Тайный советник Д. П. Поздняк был секретарем Сената и по роду своих занятий имел со Сперанским на протяжении ряда лет тесные служебные сношения. Когда однажды в его присут­

ствии высказано бьшо предположение о том, что Сперан­

ский имел склонность ко взяткам, он пришел в состояние

крайнего волнения от возмущения: «Это бьша бы горькая неправда, и никто сего сказать не посмеет. Я сам видел на

опыте, как Михайло Михайлович отвергал самые невинные

предложения. Правда, он бьш нерасточителен, бережлив и

во всем соблюдал умеренность, но если, по сим качествам,

он менее нуждался, нежели товарищи, то можно ли досто­

инство ставить в предосуждение».

Сперанский жил как на сцене. Каждое его действие, каж­ дое оброненное им на людях слово мгновенно замечалось и подхватывалось. Но так же, как и собственные его деяния, не оставались незамеченными и деяния его врагов. Интрига

против русского реформатора быстро перестала быть тайной

219

интриганов. Едва начавшись, она стала известна обществу во многих своих подробностях. Знали в обществе и прямо называли имена шведа Армфельда и министра полиции Ба­ лашова в качестве главных деятелей интриги против Спе­ ранского. Эта известность им нисколько, однако, не меша­

ла, напротив - они имели от нее даже некоторую выгоду.

Всякий, кто был недоволен Сперанским, любой тот, кого он каким-либо образом ущемил, знал теперь, что ему делать и

к кому обращаться, дабы осуществить свою месть. К Арм­

фельду и Балашову пошли доносчики и доносы на Сперан­

ского, которые дали им возможность представить свою ин­

тригу против реформатора не иначе как общественным

движением.

Делались эти доносы по разным поводам, как мелким, так и крупным. Вот один из таких случаев, о котором впос­

ледствии неоднократно вспоминали в Петербурге. Сперанский

бьm в рассматриваемое время дружен со своим подчинен­ ным статс-секретарем Михаилом Магницким и одновремен­

но имел добрые отношения с его женой. (В Петербурге ходил

даже слух, что у госсекретаря бьmа с женой его подчиненно­ го интимная связь.) У Магницкой в свою очередь имелась подруга, муж которой - вице-губернатор - в чем-то прови­ нился и получил от императора Александра полную отстав­

ку. В начале 1812 года эта дама приехала в Петербург хлопо­ тать об оправдании мужа и, естественно, в первую очередь бросилась к Магницкой, чтобы через нее воздействовать на Сперанского. Михайло Михайлович взялся помочь и обра­

тился с просьбой об оправдании незадачливого вице-губер­ натора к самому императору Александру. Но тот хорошо по­

мнил отставленного от должности вице-губернатора и

решительно отказал своему госсекретарю.

Спустя некоторое время Сперанский обратился к его ве­

личеству вторично и вновь получил отказ. Между тем жена

отставленного вице-губернатора не оставляла в покое Маг­

ницкую, и та написала при ней записку к Михайле Михай­

ловичу с просьбой сообщить, есть ли надежда на благопри­ ятный исход дела. Эта записка вскоре вернулась в дом Магницких с припиской Сперанского следующего содержа­ ния: «Что мне делать с бестолковой, плешивой головой, ко­

торая никаких резонов слышать не хочет и, с свойственным

ему упрямством, во второй раз отказала мне решительно».

Магницкая дала записку на прочтение своей приятельнице. Та, прочитав ответ Сперанского, сунула записку к себе в

карман и, распрощавшись, поехала прямым ходом к мини­

стру полиции Балашову. Показала ему нелестные фразы об

220

императоре, начертанные рукой Сперанского, и объяснила свою просьбу. Обрадованный таким подарком Балашов не­

медленно обещал ей выхлопотать ее мужу назначение на службу, взял принесенную записку и поехал к Армфельду. В тот же день записка со словами Сперанского бьша передана

интриганами императору Александру. Можно представить

себе, какова бьша реакция его величества на оскорбитель­

ную для него приписку государственного секретаря.

Успеху интриги против Сперанского весьма поспособст­ вовали подметные письма, каковые в большом количестве

стали появляться с начала 1812 года в Москве и Петербурге.

В них госсекретарь Александра 1 обвинялся, причем в самых

резких выражениях, в покушении на самодержавие, в разру­

шении политической системы России, в тайных сношениях с Наполеоном и т. п. Нет сомнения, что б6льшая часть этих

писем исходила из среды лиц, напуганных его реформатор­

ской деятельностью и пытавшихся поэтому любыми, в том числе самыми негодными, средствами прекратить ее. Одна­

ко некоторые письма сочинялись людьми, искренно и горя­

чо желавшими перемен к лучшему в русском обществе, но

попавшими в условиях таинственности, которая окутывала

реформы Сперанского, под влияние распространенных его

противниками клеветнических слухов. Во всяком случае на

одного из таких людей можно указать с достаточной уве­

ренностью. Среди ходивших по рукам подметных писем,

порочивших русского реформатора, особенно вьщелялось

подписанное именем графа Ростопчина. Содержание его, включавшее самые дикие домыслы о деятельности Сперан­

ского, бьшо чрезмерно дерзким и для российского импера­ тора. Автор писал, в частности, что «письмо сие последнее,

и ежели останется недействительным, тогда сыны Отечества необходимостью себе поставят двинуться в столицу и насто­

ятельно требовать как открытия сего злодейства, так и пере­

мены правления». Вследствие того, что письмо имело столь дерзкое содержание, по нему был произведен специальный

розыск с целью открытия подлинности его сочинителя. В

ходе розыска установили, что оно исходило из-под пера

67-летнего Федора Каржавина, человека по тем временам

вольнодумного и даже революционно настроенного.

Такова в России участь любого, кто подвергается травле:

раз начавшись, травля эта быстро приобретает всеобщий ха­

рактер. А спроси травителей, за что травят, большинство от­

ветит невразумительно, а многие промолчат. И только неко­

торые, способные вдуматься в совершаемое, устьщятся.

Поймут, что травля бьша для них всего лишь развлечением.

221

Там, где общественная жизнь убога и бедна своим содержа­

нием, где царствуют однообразие и скука, любое, что хоть как-то нарущает это однообразие и скуку, становится раз­ влечением, будь то просто-напросто перекидывание грязи от

одного к другому или забрасывание ею кого-либо из своих

соотечественников, под руку подвернувщегося. А подвора­

чивается здесь под руку чаще всего тот, кто посмел выде­

литься из общей массы своей независимостью. Но те, кото­

рые затевают травлю, хорошо знают, за что травят.

** *

1января 1812 года - в день своего сорокалетия - Спе­ ранский получил от государя очередную награду. В своем

Указе, изданном по этому торжественному случаю, импера­ тор Александр объявил: «Нашему Тайному Советнику, Госу­ дарственному Секретарю Сперанскому. Во изъявления осо­

бенного Нашего благоволения к отличному усердию,

ревности и трудам вашим на пользу Orечества признали Мы

за благо пожаловать вас Кавалером Ордена Святого Алек­ сандра Невского, коего знаки Д1IЯ возложения на вас пре­

провождая, пребываем Императорскою Нашею Милостию

всегда вам благосклонны».

Всложившейся к тому времени ситуации вокруг Сперан­ ского данное награждение не бьmо в действительности при­ знаком государева благоволения, а являлось скорее плохим предзнаменованием. Александр имел обыкновение награж­ дать тех, кого собирался отправить в отставку.

По инерции Сперанский продолжал работать с прежней

интенсивностью, но император уже не приглашал его к се­

бе как прежде, по любому случаю, а постепенно и вовсе пе­ рестал приглашать. События неумолимо шли к окончатель­

ной развязке.

Люди, которые прежде искали встреч со Сперанским и бьmи счастливы, если добивались от него едва заметного проявления доброго к себе расположения, теперь избегали его и старались не встречаться с ним даже взглядом. Да и те,

которые считались ему друзьями и бьmи вхожи в его дом,

как будто растворились в пространстве: не только перестали

ходить к нему в гости, но и на службе прекратили какое-ли­ бо с ним общение.

В начале 1812 года умерла сестра жены Сперанского Ма­

рианна. В 1802 году она вышла замуж за друга юности Ми­ хайлы Михайловича Константина Злобина. Молодожены

поселились в доме мужа - Василия Алексеевича Злобина

222

(взяв с собой маленькую Елизавету Сперанскую), но прожи­ ли вместе недолго. Уже через несколько месяцев совместной жизни с Марианной Константин стал подумывать о разводе. Госпожа Стивенс в надежде ВЬVIечить их брак разлукой по­ старалась увезти Марианну на какое-то время из Петербур­ га, предложив ей отдохнуть на одном из курортов в Курлян­ дии. Но старания эти оказались напрасными. Узнав, что Марианна возвращается в Петербург, Константин Злобин в феврале 1805 года бросил службу и отправился в Волъск уп­

равлять делами своего отца.

Более года после этого Марианна продолжала жить в до­ ме своего свекра: Василию Алексеевичу, напротив, нравил­

ся ее характер и в особенности то, что она привлекала в его

дом гостей.

В начале 1806 года шестилетняя Елизавета Сперанская

заболела скарлатиной. Болезнь в конце концов отступила,

но для окончательного выздоровления доктора посоветова­

ли поселить девочку на некоторое время на юге - в местно­

сти с более благоприятным климатом. Марианна с Елизаве­ той и со своей матерью - госпожой Стивенс, отправились в

Киев и стали жить там в доме, :купленном на деньги стари­

ка Злобина. В августе и сентябре у них гостил несколько не­ дель СперанскиЙl2•

Где-то в начале 1811 года Сперанский купил частью на свои деньги, но большей частью на деньги, полученные Ма­ рианной от свекра, небольшое имение под названием Вели­

кополье с красивым домиком в окружении прекрасного пар­

ка и с видом из окон на реку Вишеру, серебряной лентой обвивавшую сельцо. Располагалось имение в девяти милях от Новгорода и занимало 1 400 гектаров земли. Помимо сельца Великополья, составлявшего его центральную часть, на территории его находились две деревни: Жадово и Радио­ ново. Всего в имении проживало тогда 84 крепостных крес­ тьянина13• Когда-то Великополье принадлежало известному деятелю времен Анны Иоанновны фельдмаршалу графу Ми­

НИХУ.

Лето 1811 года семья Сперанского, и в том числе Мари­ анна, в первый раз проводила в этом имении. Покидая Ве­ ликополье, Михайло Михайлович не догадывался, что в сле­

дующий раз приехать сюда он сможет только через три года.

А в жизни Марианны это было последнее лето...

Константин Злобин пережил Марианну на два с полови­

ной годаl4• В 1812 году он и его отец разорились. Из-за пе­

ремен в погоде мало стало соли в озерах - Злобины не мог­ ли выполнять в полной мере свои обязательства о поставке

223