Томсинов В.А. Сперанский

9/fизнь ®

ЗАМ ЕЧАТЕII ЬН ЫХ

IIЮДЕЙ

Основана в 1890 году

Ф. Павленковым

и продолжена в 1933 году

М. Горьким

выпуск

1181

(981)

fuаgшЛLIрfloJшсuноь

СПЕРАНСКИЙ

МОСКВА МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ

2006

УДК 94(47)(092)

ББК 63.3(2)51 Т 56

Вступительная статья А. А. ЛЕВАНДОВСКОГО

4

ЗАВЕIЦAНИЕ СПЕРАНСКОГО

«... Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голо­

са и звонкий, отчетливый хохот - хохот, похожий на тот,

которым смеются на сцене. Кто-то голосом, похожим на го­ лос Сперанского, отчетливо отбивал: ха, ха, ха».

«Война И мир», том второй - напоминаю источник цита­

ты тем моим согражданам, которым не повезло с учителем

литературы. У большинства же из нас, выпускников совет­

ских и постсоветских школ, первые и нередко последние ас­

социации, связанные с этим именем - Сперанский, - восхо­

дят, очевидно, к резким и запоминающимся чертам образа, созданного Толстым: прежде всего, этот «звонкий, отчетли­ вый», как на сцене, смех; затем, напомню, «зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд», «руки, несколько ши­

рокие, но необыкновенно пухлые, нежные и белые...». В це­

лом же Толстой с обычным своим искусством добивается

поставленной цели: Сперанский в «Войне И мире» одна из

очень немногих ненатуральных, искусственных и даже не­

сколько противоестественных фигур.

Всё органично в «Войне И мире», все герои предельно ес­

тественны, все на своих местах: князь Андрей, Пьер, семей­

ство Ростовых, Александр 1, капитан Тушин, французский офицер Рамбаль и так далее; все, вплоть до коня Николень­ ки Грачика и волка из сцены охоты. И лишь буквально не­

сколько фигур выглядят здесь претенциозными и фальши­

выми, резко и неприятно выделяясь на фоне живой жизни, которой насыщена великая эпопея. Главная из них, несо­ мненно, Наполеон; на втором месте - его почитатель Спе­

ранский.

И это при том, что, смотря на Сперанского глазами кня­ зя Андрея, Толстой видит в нем «разумного, строго мысля­

щего, огромного ума человека, энергией и упорством до­

стигшего власти и употребляющего ее только для блага

России». В следующей фразе Толстой, со свойственной ему

5

последовательностью, повторяет ключевое для этого образа

слово - «разумно» - еще трижды: «Сперанский, В глазах

князя Андрея, бьm именно тот человек, разумно объясняю­ щий все явления жизни, признающий действительным толь­ ко то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности. Всё представлялось так просто в изложении Сперанского...»

Какие, согласитесь, замечательные и редкие в нашем отечестве достоинства! Но, несмотря на них, Сперанский

явно не вписывается в русскую жизнь, воссозданную в ге­

ниальном романе. Несмотря на них - или именно из-за них, быть может... Забегая вперед, могу сказать, что образ Сперанского, на мой взгляд, как, впрочем, и образы подав­ ляющего большинства других исторических лиц в гениаль­

ном романе, вполне соответствует действительности. И тра­ гизм этого образа прочувствован Толстым с обычной для

него глубиной и показан с обычным для него искусством. И

это при том, что Сперанскому в «Войне И мире» уделено

всего несколько страниц; но они написаны для знающего -

или - стремящегося узнать. Я хорошо помню свои юноше­

ские впечатления от этих страниц: загадка! притом интерес­

нейшая!

Я думаю, для многих «Война И мир» стала порталом, от­ крывающим путь к познанию русской истории. Но насколь­

ко же тернистым оказывается этот nyrь! Исторические тру­

ды, создаваемые профессиональными учеными-историками, как правило, безличностны: и в том отношении, что лич­ ность самого автора в этих сочинениях обычно почти не ощущается, и в том, что главнейшими действующими лица­

ми являются не конкретные, живые люди, творящие исто­

рию, а отвлеченные формулы и понятия. Причем это почти

в равной степени характерно как для «старой», дореволюци­ онной историографии, особенно для трудов адептов государ­ ственной школы, так и для советской, использовавщей во

многом уже сложившиеся приемы и методики. Прежде

«марксизм-ленинизм» нередко выжимал из исторических со­

чинений советского времени те остатки человечности, кото­ рые все-таки можно бьmо отыскать в трудах русских истори­ ков, а вместе с ними - и последние проблески здравого

смысла. В наше время положение здесь, если и меняется к

лучшему, то чрезвычайно медленно - становиться другими

нелегко... Своеобразной «компенсацией,) занудству и зауми

научных трудов становится литература, порожденная рын­

ком, которая вполне заслуживает названия «бульварной,). Об

этой литературе писать особо не приходится - от нее можно

6

лишь открещиваться или отrшевываться. При таком положе­ нии дел поневоле возвращаешься к Пушкину, Толстому, Ле­

скову, ища и находя в их произведениях, посвященных вы­

мышленному, драгоценные крупицы реального...

Но конечно же любому читателю, увлекшемуся, благода­

ря классике, познанием прошлого, хочется развития затро­

нутых там сюжетов, хочется вдосталь насладиться «живой историей,) - пусть и в работах более скромного уровня. И в

этом отношении серия «ЖЗЛ,) бьша просто незаменима в

советские времена; свое значение она сохраняет и поныне,

именно в книгах биографического жанра автор не просто

получает возможность показать «сотворение истории,) через

людские судьбы - он специально настроен на это. Естест­ венно, что подобный подход предъявляет к автору особые требования: помимо знания исторического материала он еще должен разбираться в людях; должен обладать умением

связать социальное и личное в одно органичное целое, на­

зываемое историческим прошлым... Умение это редкое и,

соответственно, удача в биографическом жанре отнюдь не

предопределена; скорее напротив... и мне, специалисту по истории XIX века, для которого Михайло Михайлович Спе­ ранский всегда бьш в полном смысле этого слова ключевым

деятелем эпохи, остается только радоваться тому, что посвя­

щенная ему книга В. А. Томсинова является несомненной

удачей автора.

* * *

Однако прежде, чем перейти к характеристике этой неза­

урядной во многих отношениях книги, мне представляется

необходимым сказать несколько слов в продолжение затро­

нутой темы: о месте Сперанского в русской истории - точ­

нее о его, так метко подмеченной Толстым, неуместности; и

в то же время о его несомненной, из ряда вон выходящей

значимости. Этой задаче, собственно, посвящена книга

Томсинова, и, как мне представляется, я ни в коем случае

не вхожу в противоречие с уважаемым автором. Мне всего

лишь хочется специально вьщелить то, что может затерять­

ся для читателя в этом чрезвычайно фактурном, богатом ма­

териалом произведении.

По-моему, нет сомнений в том, что при всей своей неза­

урядности, при всей серьезности своей конкретной государ­

ственной деятельности, Сперанский остался в истории как фигура из ряда вон выходящая почти исключительно благо­

даря своему знаменитому сочинению «Введение К уложению

7

государственных законов», которое в исторической литера­

туре обычно именуется (,План государственного преобразо­

вания» (очевидно, с легкой руки издателей, подготовивших

наиболее известную его дореволюционную публикацию*). Между тем этот план так и не был осущестмен; он, собст­

венно, не осущестмен до сих пор. И это при том, что об­

щая, так сказать, абстрактная разумность предложений Спе­

ранского очевидна. Причем не только нам. Несмотря на всю ту резко негативную реакцию, которой встретила план боль­

шая часть прочитавших его представителей сановной бюро­ кратии и высшего света, сочинение Сперанского нашло по­

нимание и у современников. Достаточно сказать, что сам

Александр 1, августейший работодатель Сперанского, пору­ чивший ему разработку плана государственного преобразо­

вания, по прочтении выразил автору свое удовлетворение...

Вообще, история создания плана, его негласного обсуж­

дения в верхах (напомню, что знаменитая антитеза плану «Записка О древней и новой Россию> Н. М. Карамзина бы­

ла опубликована у нас полностью только в 1900 году) и,

наконец, крушения преобразовательных стремлений Алек­

сандра 1 (а вместе с ними и Сперанского) изучена и изло­

жена в нашей литературе достаточно полно; то же можно

сказать и об анализе содержания знаменитого плана**. Од­ нако важнейший вопрос о мотивации Александра 1, пору­ чившего Сперанскому решить вопрос коренного преобразо­ вания государственного строя Российской империи, на мой

взгляд, до сих пор решался совсем неудометворительно; то

же можно сказать и о конечных оценках замечательного со­

чинения Сперанского.

Повторюсь: обращаясь вместе с автором книги к жизни и деятельности М. М. Сперанского, мы сталкиваемся с клю­ чевой фигурой, касаемся одного из важнейших узлов исто­ рического процесса в России. В 1808 году Сперанский полу­ чил от Александра 1, главы самодержавно-бюрократической

системы, державшей население России в полном подчине-

* План государственного преобразования графа М. М. Сперанского (введение к Уложению государственных законов 1809 г.). М., 1905.

** Хотя следует отметить, что произведению, которое до сих пор

считается наиболее значимым в исследовании этой темы, скоро стукнет

полвека. См.: Предmеченский А. В. Очерки общественно-политической

истории России в первой четверти XIX в. М., 1957. Из работ последне­ го времени см.: Осиnов И. Д. Истинная монархия графа М. М. Сперан­ ского / / Сперанский М. М. Руководство к познанию законов. СПб., 2002. В этом издании, кстати, содержится подробная библиография как

опубликованных работ и писем самого Сперанского, так и посвящен­

ных ему исследований.

8

нии, задание поистине небывалое: пересмотреть самые ос­ новы веками складывавшейся системы. И несмотря на ко­

нечную неудачу этой первой серьезной попытки управлять

страной иначе, на других основаниях, значение разработан­ ного Сперанским плана трудно переоценить. Пусть пока всё

ограничилось словом - но в этом слове, как мне представ­

ляется, бьmа несомненная истина: своей привлекательности

для нашей страны план Сперанского, по-моему, не утратил

до сих пор...

Чуть подробнее. Общие идеи, связанные с водворением «законности» В России и привлечением представителей раз­ ных слоев населения к этой работе, исследователи обыч­

но - и, на мой взгляд, справедливо - связывают с тем вос­

питанием, которое получил Александр 1, и, прежде всего, с влиянием самого главного воспитателя - швейцарца Ф. Ла­

гарпа. «Дней Александровых прекрасное начало», выразив­

шееся в деятельности Негласного комитета, обычно харак­

теризуют как первую попытку реализовать эти идеи на

практике. Что тоже, в общем-то, справедливо... Но все же,

даже если оценивать эту деятельность всего лишь как по­

пьпку подготовить почву для некоего грандиозного преоб­ разования, даже при такой минимальной требовательности к ней, нельзя не признать, что результаты бьmи небогатыми...

Наиболее сильное впечатление своей последовательнос­ тью и завершенностью производили министерская реформа и указ о правах Сената 1802 года. Но именно они менее все­ го бьmи направлены в будущее: в обоих случаях речь шла лишь о дальнейшем совершенствовании привычной для Рос­

сии самодержавно-бюрократической системы управления -

той самой, которая создавалась Здесь веками. Что же касалось

попыток смягчить крепостные отношения и дать начальное

образование массе крестьянского населения, то они оказались предельно робки и непоследовательны, хотя именно в этих

сферах открывался путь к принципиальным переменам в Рос­ сии, к выходу страны на новый уровень бытия. Однако меры,

принятые здесь, крепостное право реально не ослабили и гра­

мотных людей в народной среде почти не прибавили...

Иными словами, предложив в 1808 году Сперанскому за­ няться разработкой преобразований, Александр 1, по сути,

начал с нуля, сделав первый, по-настоящему серьезный шаг

к вожделенной цели. При этом следует реально оценивать ситуацию, в которой этот шаг бьm сделан - она хорошо об­ рисована в книге Томсинова. Если первые годы правления

Александра характеризовались своего рода эйфорией приви­

легированных классов, уставших от его непредсказуемого

9