Советская номенклатура и постсоветская неономенклатура кадровые пра

мание на наличие трех земляческих сетей в Украине хрущевского периода, акцентируя внимание на существовании особых, более глубоких, чем просто служебные, связей среди областных партруководителей. Автор выделяет три управленческие сети – харьковскую во главе с Н.Подгорным, днепропетровскую во главе с Л.Брежневым и донецкую, возглавляемую А.Ляшко. Историк указывает, что руководство СССР знало о существовании управленческих сетей и реализации ими собственных проектов и инициатив, иногда на грани законности, однако закрывали глаза на такую деятельность в случае выполнения руководителями государственных планов [4, с. 318–331].

На основании косвенных аргументов существование харьковской региональной группы доказывает А. Штейнле, систематизируя факты, свидетельствующие о существовании политического землячества. К таковым он относит: 1) высокую концентрацию руководителей из Харькова в высших эшелонах власти в один период; 2) преемственность контроля над ключевыми должностями в один период; 3) интенсивные контакты «патронов с клиентами» внутри группы; 4) общность взглядов относительно неоднозначных вызовов внутренней и внешней политики [5, с. 158–161]. Указанные критерии могут быть экстраполированы на другие региональные кланы.

Под номенклатурным землячеством мы понимаем неформальную властную группу, консолидированную на почве принадлежности ее представителей к региону, где проходило их личностное и/или профессиональное становление, которая создана и функционирует по законам патрон-клиентизма, а деятельность направлена на упрочение политических позиций членов землячества и лоббирование корпоративных интересов. Принадлежность к землячеству могла быть обусловлена профессиональными, родственными, товарищескими или конъюнктурными связями. В литературе номенклатурные землячества известны как «обоймы», «кланы», «хвосты», возглавляемые лидерами. Ввиду доминирования в политической жизни СССР но-

111

менклатурной системы номенклатурные землячества были тождественны политическим землячествам.

Для обозначения неформальных отношений в научной литературе также используется термин патрон-клиентизм. В политической социологии утвердилось понимание патрон-клиентных отношений как отношений преимущественно личностных, частных и неформальных, основанных на неравенстве в обладании ресурсами власти и разнице социальных статусов и в то же время на взаимных обязательствах и заинтересованности [6, с. 51]. Наиболее распространенными формами проявления клиентелизма были патернализм, протекционизм, непотизм и фаворитизм.

Вместе с тем не следует отождествлять землячество и клиентелу. Во первых, клиентела – это более широкое понятие, нежели землячество. Во-вторых, она является деструктивной неформальной группой, ориентированной на удовлетворение исключительно собственных интересов и потребностей за счет государственной организации. Номенклатурное землячество соединяло одновременно черты клиентелы и его оппонента – трудового коллектива: интересы последнего заключались в бесперебойном функционировании властных структур и государства в целом, которые были неким ресурсом для решения землячествами общих интересов.

В истории СССР позднесталинского периода приобрело огласку так называемое «Ленинградское дело», связанное с репрессиями против нескольких тысяч человек, выходцев из Ленинградской партийной организации и связанных с секретарем ЦК ВКП(б) А. Кузнецовым, а также А. Вознесенским, М. Родионовым, М. Попковым. Их обвинили в попытках отделения ленинградской парторганизации и кадровой экспансии; дело воспринимается как первая кампания разгрома политического землячества. Как убедительно доказали К. Болдовский, А. Пыжиков и А. Данилов, внутреннее и внешнее движение руководящих кадров в Ленинградской партийной организации в 1946–1948 гг. имело типичный характер, не напоминавшее кадровую экспан-

112

сию и создание политического землячества. Падение этой «ленинградской четверки» стало результатом длительной борьбы за власть в окружении И.Сталина, победителем из которой вышел тандем Л. Берия – Г. Маленков [7, с. 121–126; 8].

В кадровой политике второй половины 40–50-х гг. ХХ в. можно отыскать немало примеров недостаточно аргументированных назначений на ту или иную должность, в чем исследователи справедливо усматривают «короткую скамейку запасных и кадровый голод», превращение номенклатуры должностей в номенклатуру определенных лиц, назначение по знакомству

ит.д. В 1946 г. Н. Хрущев признавал, что работа по утверждению кадров запущена, назначения часто носят «компанейский характер» и проводятся опросом [9]. В таких условиях возрастала роль лоббиста назначения. Источники содержат достаточно примеров волюнтаристских кадровых решений, однако земляческий фактор назначений артикулируется редко.

Известные нам первые письменные указания на существование земляческих мотивов в кадровой политике касаются 1952 г., когда 27 сентября на заседании бюро ЦК КП(б)У рассматривался вопрос о недостатках в работе секретаря ЦК КП(б)У по идеологии И. Назаренко и критиковались его кадровые решения. Второй секретарь А. Кириченко тогда заявил, что «т. Назаренко благоволит к работникам из Харькова», откуда последний прибыл в 1945 г. с должности секретаря обкома по пропаганде [10].

20 марта следующего года постановление ЦК КПУ «О мерах по улучшению работы отдела кадров ЦК КПУ по подбору

ирасстановке кадров» наряду с типичными замечаниями в адрес кадровиков (необходимость придерживаться принципов подбора по политическим и деловым признакам, добиваться улучшения качественного подбора кадров, глубоко изучать кадровые предложения нижестоящих органов) отмечало необходимость «решительно бороться с семейственностью в подборе кадров, с фактами выдвижения работников на руководящие посты по соображениям приятельских или земляческих отношений». От-

113

метим, что формирование земляческой спайки происходило на протяжении длительного периода, поэтому критика региональных симпатий была скорее указанием на их системный характер, чем на появление. Кроме того, критикуемые в тех или иных партийных постановлениях явления свидетельствовали об их угрожающем масштабе, поэтому упоминаемые земляческие практики, вероятно, выходили за условно допустимые рамки.

Номенклатурная система СССР с закрытой процедурой кадровой селекции не могла обойтись без субъективного фактора. Критерии кадрового подбора в разные периоды менялись, но традиционно основывались преимущественно на формальных анкетных данных, параллельно проверявшихся несколькими органами. Также существовали неформальные критерии, иногда игравшие не менее важную роль при назначении. Фактически у каждого назначения был свой лоббист, заинтересованный

вувеличении количества земляков на руководящих и ответственных должностях, благодарность за назначение и лояльность которых упрочала его позиции.

Каждое кадровое решение принималось по неформальной и формальной процедурам. Первая из них предусматривала собственно латентное лоббирование кандидатуры на соответствующем уровне в аппарате. Роль лоббиста здесь была решающей, поскольку следующая формальная процедура легализировала его субъективный выбор. После кулуарного «взвешивания» предлагаемой кандидатуры и достижения согласия кадровики проводили ее «анкетное» изучение, обычно открывая возможность для дальнейших процедурных решений. С кандидатом проводил собеседование первый или второй секретарь, курировавший кадровые вопросы. Решение формализировалось постановлением политбюро или секретариата ЦК КПУ, просившего согласования этого назначения у ЦК КПСС, в номенклатуру которого входила данная должность. Публично занятие должности оформлялось

ввиде избрания на съезде, пленуме и т.д., служивших демократическими ширмами для непрозрачной процедуры.

114

По нашему мнению, указанные А. Штейнле аргументы

впользу существования землячества должны быть углублены и конкретизированы, в частности, таким фактором, как высокая концентрация руководителей из одного региона (в его случае – из Харькова) в высших эшелонах власти в один период. Следует различать, например, «харьковских» как управленцев, прошедших свою политическую и общественную социализацию в Харькове, с людьми, для которых работа в Харькове стала кратковременным эпизодом в трудовой биографии перед переездом

встолицу. Здесь целесообразно ввести понятие «область-донор» для заполнения вакансий, сущность которого мы сводим к административной области, из которой происходило переведение управленца на должность союзного или республиканского масштабалибо географически «нестоличное» служебноеповышение.

Следует учитывать область, послужившую «трамплином» для высокого карьерного прыжка, как аргумент возможной принадлежности к землячеству. Например, глава Госплана УССР

в1943–1950 гг., позже министр местной топливной промыш-

ленности УССР В. Валуев родился в Харькове в 1908 г. Он долго трудился на низших должностях, а в 1930 г. возглавил завод «Механолит». В 1943 г. с должности заместителя председателя исполкома Харьковского областного совета депутатов трудящихся и председателя Облплана В.Валуев был переведен на должность председателя республиканского планового комитета. Другой пример – министр юстиции УССР в 1947–1953 гг., позже– республиканский прокурор Д. Панасюк. Он родился в 1900 г. на Винничине. До 1927 г. работал разнорабочим, занимал секретарские должности и возглавлял сельсоветы на Винничине, апосле окончания в 1930 г. Киевских юридических курсов работал

впрокуратуре. Около года он был заместителем прокурора Николаевской области, после чего в 1938–1942 гг. и 1943–1947 гг. руководил прокуратурой Харьковской области. С этой должности

в1947 г. он перебрался в столичный министерский кабинет. Для Д. Панасюка работа в Харькове стала своеобразным «трампли-

115

ном», откуда он «прыгнул» на высокую должность республиканского масштаба. Принадлежность В. Валуева и Д. Панасюка к харьковскому номенклатурному землячеству является гипотетической, требует более весомых доказательств, но указанные аргументы свидетельствуют о предполагаемом членстве. Однако при исследовании номенклатурных связей необходимо учитывать также служебные траектории в регионах. Исследовав так называемое «Ленинградское дело», К. Болдовский справедливо отмечает, что вопрос о личных и политических взаимоотношениях, формировании и деятельности различных группировок в высшем руководстве изучен еще недостаточно и уверенно говорить о принадлежности того или иного руководителя к конкретной группеследуетскрайнейосторожностью [7, с. 123–124].

В. Васильев отмечает, что патрон-клиентарные связи были особенно характерными для управленческих сетей восточных промышленно развитых регионов УССР [4, с. 327]. Руководящие кадры этих областей – а это регион тяжелой индустрии, машиностроения, металлургии и т.п. – включались в основную номенклатуру ЦК КПСС, что определяло их высокий статус на республиканском политическом и хозяйственном Олимпе. Например, директор государственного союзного треста «Никопольмарганец» в 1950-х гг. утверждался на секретариате ЦК КПСС, начальники и главные инженеры комбинатов «Ворошиловградуголь», «Ворошиловградшахтострой» Министерства угольной промышленности СССР утверждались на политбюро ЦК КПСС. Там же, на политбюро, утверждался министр местной и топливной промышленности УССР. Поэтому отношения центральных органов власти УССР с кадрами регионов, пребывавших под «патронатом» ЦК КПСС, не могли строиться исключительно по принципу «начальник-подчиненный». Это были отношения почти равных по статусу людей, каждый из которых зависел от ЦК КПСС и имел поддержку со стороны влиятельных ведомственных структур. Данное обстоятельство консолидировало региональный партийный и хозяйственный

116

аппарат, приучая их к «командной игре» и повышая политическую роль региона.

Рассмотрим предполагаемый состав указанных землячеств. Лидером харьковского землячества принято считать Н. Подгорного, до войны работавшего в Москве, а в 1957 г. возглавившего ЦК КПУ. Дружба с Н. Хрущевым способствовала его назначению секретарем ЦК КПСС в 1963 г., а с 1965 до 1977 г. он работал председателем Президиума Верховного Совета

СССР. В ЦК КПСС в 1950–1960-х гг. один из отделов возглавлял харьковчанин В. Чураев, а В. Титов (тоже харьковчанин) был секретарем ЦК КПСС. Среди руководящих работиков УССР, курировавших гуманитарную сферу, были выходцы из Харькова, в частности секретарь ЦК КПУ в 1959–1969 гг. А. Скаба, позже – директор Института истории АН УССР. Заведующим отделом науки и культуры ЦК КПУ в 1958–1968 гг. был Ю. Кондуфор, также харьковчанин. С 1978 г. он руководил Иститутом истории АН УССР. С 1964 по 1980 г. первым секретарем Киевского горкома партии работал А. Ботвин, в 1955–1958 гг. возглавлявший один из горрайкомов Харькова. Перечень можно продолжать, однако думается, что этих фактов достаточно для указания на неслучайность одновременного пребывания на высоких должностях управленцев, чье личностное и профессиональное становление проходило в Харькове. Выскажем предположение, что из трех украинских землячеств именно на «харьковских» как свою опору в Украине делал ставку Н. Хрущев, хотя этому нужны более весомые доказательства, чем перевод в Москву первого секретаря ЦК КПУ Н.Подгорного и т.п.

Среди архивных материалов удалось найти интересный документ, дающий представление о масштабах харьковского землячества и его потенциальных симпатиках в Москве. Во время создания совнархозов 3 мая 1957 г. Харьковский обком обратился к секретарю ЦК КПСС Л. Брежневу с просьбой «рассмотреть вопрос о направлении для использования на руководящих должностях организуемого Харьковского совета народ-

117

ного хозяйства и его отраслевых управлений следующих товарищей». В списке насчитывался 21 человек, начиная с министра тяжелого машиностроения СССР К. Петухова и заканчивая начальниками каких-либо министерских главснабов или заместителями начальника отдела какого-либо промышленного министерства. Мотивация такой просьбы выглядела достаточно банально: «Среди перечисленных товарищей многие из них ранее работали на руководящих работах на заводах г. Харькова и хорошо известны Харьковской областной партийной организации». Речь шла об отзыве квалифицированных кадров в совнархоз. Однако не следует всех автоматически причислять к харьковскому землячеству, поскольку из приведенной информации видно, что ранее точно работали в Харькове всего 9 человек. Из них, например, бывший директор Харьковского завода им. Малышева, тогда заместительминистра транспортного машиностроения, С. Манохин от такого предложения отказался. Другие кадры, не выходцы из Харькова, уже были трудоустроены: начальник главснаба Министерства тяжелого машиностроения СССР П. Пчелинцев в то время уже работал в Харьковском совнархозе, начальник технического управления Министерства транспортного и сельскохозяйственного машиностроения СССР В. Гарбузов – в Госплане УССР, начальник главка Министерства станкостроительной и инструментальной промышленности СССР А. Карпов – в Сталинском совнархозе [11]. Вероятно, другие 12 человек были косвенно связаны с Харьковом или выступали лоббистами всей Украины.

Донецкое номенклатурное землячество, по мнению В. Васильева, возглавлял А. Ляшко [4, с. 328], который после руководства Донецким обкомом был секретарем и вторым секретарем ЦК КПУ (1963–1969), а с 1972 по 1987 г. стоял во главе Совета министров УССР. Можно предположить причастность к формированию его карьеры А. Струева, работавшего в 1943–1947 гг. заместителем и председателем Сталинского облисполкома, а позже – первым секретарем обкома партии. В 1958–1962 гг. он

118

был заместителем председателя Совета Министров РСФСР, а в 1965–1983 гг. руководил Министерством торговли СССР. Именно А. Струев в апреле 1953 г. ходатайствовал о повышении денежной дотации секретарям горкомов и председателям исполкомов городских советов трудящихся Сталинской области, аргументируя просьбу примерами своих подчиненных И. Казанца и А. Ляшко [12]. Вероятно, приложил руку к формированию неформальной группы влияния также И. Казанец. В 1960–1963 гг. он был вторым секретарем КПУ, в 1963–1965 гг. возглавлял украинское правительство, а в 1965–1986 гг. руководил Министерством черной металлургии СССР. А. Ляшко протежировал Я. Погребняка, выходца из Донецкой области, который с 1966 по 1971 г. возглавлял Ивано-Франковский и Николаевский обкомы, а в 1971–1987 гг. был секретарем ЦК КПУ. Как указывает В. Васильев, в 60–80-х гг. влияние этого клана в управленческой системе СССР уменьшилось в связи с переориентацией советской экономики на энергетическую базу восточных областей Союза, хотя в целом позиции оставались сильными [4, с. 328].

В связи с постановкой вопроса о землячестве новое прочтение имеет ремарка А. Ляшко об особом режиме снабжения Донбасса продовольственными товарами в середине 1950-х гг.: «Хочу заметить, что в те годы Донбасс находился на особом режиме снабжения. При недостатке в магазинах мяса, молочных или других продуктов достаточно было секретарю обкома переговорить с Анастасом Ивановичем Микояном, ведавшим госрезервами, послать ему телеграмму, как немедленно следовало распоряжение о выпуске из союзных резервов в торговлю требующегося количества продуктов». В других областях ситуация со снабжением была похуже [13, с. 243, 263]. Не похоже, чтобы выделение значительных объемов продовольствия для области могло происходить исключительно по решению одного человека. Вероятно, был задействован механизм патрон-клиентарных или земляческих отношений, конкретных участников которого еще предстоит обнаружить. Бесперебойное обеспечение рабо-

119

чих Донбасса продолжалось и позже, даже несмотря на невыполнение ими государственных планов, а это означало ограничения для других регионов. Последствия такого привилегированного положения рабочих стали видны во второй половине 1980-х гг., когда на почве бытовых трудностей (типичных для других областей республики) шахтеры Донбасса забастовали, серьезно обострив политическую обстановку в стране.

Классическим примером формирования кланов в партийногосударственной номенклатуре УССР является днепропетровский клан или «семья», как принято называть это землячество среди самих днепропетровцев. Он сформировался в первые годы пребывания Л. Брежнева на посту Первого секретаря ЦК КПСС и уже к началу 70-х гг. ХХ в. закрепил за собой господствующее положение не только в республике, но и в стране. Безусловно, в днепропетровском клане роль «патрона» играл Л. Брежнев.

Жизненный путь Л.Брежнева был тесно связан с Днепродзержинском и Днепропетровском. Именно там происходило его личностное и профессиональное становление, а также политическая социализация, которая началась в конце 1930-х гг., когда Л.Брежнев возглавил Днепродзержинский горисполком,

авскоре стал секретарем Днепропетровского обкома партии.

В1947–1950 гг. он занимал пост Первого секретаря Днепро-

петровского обкома партии. Именно в этот период начала формироваться днепропетровская команда Л. Брежнева, членов которой он будет активно «протягивать во власть», возглавив партию и государство. По мнению А. Шубина, Л. Брежнев выступал в роли покровителя маленьких людей, доказавших свою надёжность за долгие годы, мнение которых могло сыграть не последнюю роль в судьбе нового вождя. Наиболее ценными чертами в подчинённых для Л. Брежнева были надёжность, устойчивость, неагрессивность; он предпочитал поощрять, а не наказывать [14, с. 170]. Таким образом, Л. Брежнев тщательно отбирал людей, с которыми он планировал работать в дальнейшем.

120