О Спинозе (на рус. языке) / Майданский, А. - Логический метод Декарта и Спинозы - Таганрог, 1998 (вариант 1)

звание “первой и превосходной идеи” (idea prima et praecipua)17. Но в таком случае отчего бы Декарту не начать свои Med. сразу с априорного доказательства существования Бога?

Все дело в несовершенстве человеческого духа, в его конечной и зависимой природе, скорее всего ответил бы на это Декарт. Вне всякого сомнения, человеческий разум всего адекватнее мог бы постичь сущее, образуя свои идеи в той же последовательности, в какой Бог создает все сущее, начиная, разумеется, с собственной идеи Бога. Есть только одно препятствие: наряду с идеей Бога в человеческом духе имеется огромный сонм иных идей и образов, в большинстве своем весьма недостоверных или, по меньшей мере, сомнительных. Все идеи, которыми располагает человек, образуют сложную ассоциацию, замысловатым образом переплетаясь и наслаиваясь одна на другую, так что идея Бога обыкновенно легко теряется в этом необозримом клубке. Поэтому прежде чем класть идею Бога в основание свода истинных знаний о сущем, философу надлежит твердо удостовериться, что к ней не примешались никакие посторонние мыслительные формы или, тем более, чувственные образы. Как раз вследствие смешения идеи Бога с идеями и образами конечных вещей возникают всевозможные разногласия в понимании Бога и, несмотря на то, что идея Бога у всех одна и та же, существует немалое число на редкость несхожих представлений о Боге:

“Что же до Бога, то, если бы я не был тяжко обременен предрассудками и образы чувственных вещей не осаждали со всех сторон мое мышление, не было бы вещи, которую я познал бы прежде и с большей легкостью, нежели его…” [Med. 56].

Декарт желает очистить идею Бога и представить ее в том виде, в каком она “врождена” духу. Инструментом, при помощи которого совершается очищение идеи Бога, Декарту служит рефлективная идея “я”. По этой причине последняя предваряет понятие Бога в порядке человеческого знания.

“Декарт подчеркнуто восстанавливает теистическую дистинкцию между первой истиной, познаваемой человеком, и первой причиной всех вещей. Cogito является первым в порядке знания, но не в порядке бытия и реальной причинности”, – верно замечает James Collins18. Но Collins оставляет без внимания то обстоятельство, что схоластические теологи просто констатировали различие между порядком вещей и порядком идей в человеческом духе, тогда как Декарт видит тут проблему, подлежащую разрешению.

Декарт находит весьма нетривиальное решение, отождествляя “я” с

идеей Бога:

“Бог, создавая меня, вложил в меня эту идею [идею Бога] – дабы она была во мне как бы печатью его искусства; нет также никакой необходимости, чтобы знак этот был чем-то отличным от самого творения” [Med. 43].

17Descartes R. Oeuvres, vol.8, p.68.

18Collins J. God in modern philosophy. London: Routledge & Kegan Paul, 1960, p.61.

Последнее означает, что “я” не просто обладает идеей Бога, но “я” есмь идея Бога, правда, всего лишь несовершенная и конечная идея. Поэтому, размышляя о природе собственного “я”, философ естественным образом приходит к мысли о существовании абсолютно бесконечной реальности:

“Когда я обращаю острие своей мысли на самого себя, я не только понимаю, что я несовершенная вещь, зависящая от кого-то другого, – вещь, неограниченно устремляющаяся все к большему и большему, то есть к лучшему, – но и понимаю, что тот, от кого я зависим, содержит в себе это большее…актуально, как нечто бесконечное, и потому он – Бог” [Med. 43].

Значит, Бог есть не что иное, как актуально бесконечная реальность. В этом, собственно, и заключается “очищенная” (при помощи рефлексии духа в себя) идея Бога. Благодаря априорному аргументу она окончательно утверждает себя в качестве первичной и верховной идеи разума. “Итак, я вижу, что вся достоверность и истинность знания зависит исключительно от постижения истинного Бога, так что раньше, нежели я его познал, я не мог иметь ни о какой другой вещи совершенного знания” [Med. 57].

Несмотря на то, что Декарту удалось примирить рефлективную идею “я” и идею абсолютно бесконечной реальности, подобный компромисс, как оказалось впоследствии, мало кого устроил. Уже Спиноза поставил своею задачей образовать понятие Бога без помощи рефлективной идеи “я” и тем самым привести к общему знаменателю последовательность выведения “первоначал философии” и порядок вещей в природе. Подобным образом поступает и Фихте, с той разницей, что общим знаменателем он делает не идею Бога, а чистое самосознание.

ГЛАВА II. ИДЕЯ «ИСТИННОЙ ЛОГИКИ» У СПИНОЗЫ

§ 1. Предмет и задачи логики.

Спиноза всецело поддерживает и продолжает реформаторские начинания Декарта в логике. Он тоже стремится превратить логику в предметную дисциплину. Хотя слово “логика” с его производными встречается у Спинозы еще реже, чем у Декарта, свои взгляды относительно предмета и задач “истинной логики” (так он однажды назвал свое учение о методе мышления) Спиноза высказывает еще определеннее и яснее. Выражение “истинная логика” свидетельствует о том, что он ни в коем случае не смешивал логику как таковую с традиционной логикой, излагаемой в общепринятых руководствах или в трактатах средневековых перипатетиков. О последней он в самом деле отзывался довольно пренебрежительно. Истинная же логика призвана решать в высшей мере важную практическую задачу – искать метод усовершенствования человеческого интеллекта.

“Каким образом Интеллект должен быть совершенствуем – …это рассматривается в Логике”, – говорится в [Eth.V prf.]. Спиноза проводит параллель между логикой и медициной, заботящейся о правильной работе

органов тела; в этом отношении логика является, так сказать, медициной духа, прикладной дисциплиной, призванной вооружить интеллект знанием о законах и формах его собственной работы. Логика даже полезнее медицины:

“Так как лучшая часть в нас есть интеллект, то несомненно, что если мы действительно желаем искать пользы для себя, мы должны больше всего стараться о совершенствовании его, насколько возможно, ибо в его усовершенствовании должно состоять высшее наше благо” [TTP, IV].

Стало быть, логика учит человека тому, как достичь “высшего блага”, то есть истинная логика является в то же время истинной этикой.

Где же Спиноза излагает свою Логику? Очевидно, в “Трактате об усовершенствовании интеллекта”. Правда, в тексте трактата слово “логика” отсутствует. Его замещает здесь, как и у Декарта, слово “метод”. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить определение Логики из Предисловия к части V “Этики” с тем, что говорится о методе в трактате:

“Главнейшая часть нашего метода заключается в том, чтобы наилучшим образом понимать (optime intelligere) силы интеллекта и его природу” [TIE, 32].

В общем, логический метод Спинозы представляет собой рефлексию интеллекта в себя с целью усовершенствования себя.

Логическое, или рефлективное, знание вторично по отношению к знанию о внешних вещах; качество логического метода существенным образом зависит от качества идей о внешних вещах, учит Спиноза. Чем совершеннее эти идеи, тем легче интеллект может понять себя, собственную природу и возможности.

“Метод необходимо должен говорить о рассуждении или о понимании (ratiocinatio, aut intellectio); то есть метод не есть самое рассуждение ради понимания причин вещей, и еще менее есть собственно понимание (τo intelligere) причин вещей; но [Метод] есть понимание того, что такое истинная идея… Отсюда следует, что Метод есть не что иное, как рефлективное познание, или идея идеи; а так как идея идеи не дана, если ранее не дана идея [как таковая], то, следовательно, не будет дан метод, если раньше не дана идея. Поэтому хорошим методом будет тот, который показывает, как следует направлять дух согласно норме данной истинной идеи” [TIE, 12].

Иными словами, для того чтобы приобрести хороший метод мышления, необходимо исследовать конкретные идеи, которыми располагает дух. Дело в том, что уже имеющиеся в наличии идеи выступают в качестве “нормы” мышления, которой руководствуется дух, расширяя область своих знаний о сущем. Всякий отдельный акт мышления всецело обусловлен идеями, ранее поселившимися в духе. Последние образуют своего рода невидимые рельсы, по которым дух продвигается к новому знанию. Мысль о строжайшей внутренней пропорциональности знания, несомненно, воспринята Спинозой от Декарта.

Стало быть, весь ход мышления зависит от того, которая из уже наличествующих в духе идей в данном случае работает в качестве регулятива

или актуальной “нормы” мышления. Если принята неподходящая норма или же нормой служит неадекватная идея, приобретенные знания оказываются ошибочными. Напротив, чем совершеннее идея-норма, тем дальше и яснее видит дух природу вещи. И все вновь полученные идеи увеличивают оптический арсенал духа, в свою очередь превращаясь в “умственные орудия (instrumenta intellectualia), благодаря которым [интеллект] обретает новые силы для других умственных работ” [TIE, 10].

Выбор подходящего орудия или нормы мышления имеет решающее значение для успеха конкретного познавательного акта. Польза же, приносимая хорошим методом, как раз и состоит, по замыслу Спинозы, в том, чтобы помочь духу избрать адекватную для данного предмета норму мышления и проследить за правильным порядком исследования.

При этом, однако, надлежит помнить, что метод (“идея идеи”) есть нечто отличное от идеи как таковой, поэтому методом нельзя пользоваться в качестве “нормы” мышления вместо нерефлективной идеи. Метод вообще не может быть средством для приобретения хотя бы одной новой положительной идеи; метод – это просто индикатор, позволяющий распознать среди множества известных духу идей идею-органон, посредством которой можно образовать идею предмета, в настоящее время занимающего дух.

Этим Метод Спинозы кардинально отличается как от формальных методов схоластической логики, так и от позднейших спекулятивных методов: первый не притязает быть абсолютной нормой истины, а есть лишь

“cognitio reflexiva ad datae verae ideae normam” – “рефлективное познание согласно норме данной истинной идеи”. У Спинозы метод мышления в каждом отдельном случае диктуется конкретной идеей, а не навязывается миру идей логиком в качестве какого-нибудь априорного (проще говоря, невесть откуда взявшегося) “канона чистого разума”.

Метод имеет целью раскрыть присущий всякой идее эвристический потенциал, притом, утверждает Спиноза, познавательная способность духа простирается ровно настолько, насколько это позволяет “умственный инструментарий”, которым располагает дух. Этот инструментарий включает в себя все идеи, когда-либо ранее приобретенные духом, и возрастает вместе со всяким открытием, всякой новой истинной идеей.

В подобных условиях ни о каком раз и навсегда данном методе, разумеется, не может быть и речи. Легко предположить, что Спиноза приходит к отрицанию возможности универсального метода познания, о котором мечтали поколения логиков от Аристотеля до Декарта. Так, известный голландский историк философии Вим Клевер считает, что, работая над TIE, Спиноза, чем дальше, тем больше убеждается в невозможности создания логики, отличной от “физики”, то есть от положительного знания о вещах, существующих вне интеллекта и постигаемых им. Единственная истинная логика – это “имманентная логика

человеческого мышления, которое само себя направляет”19. Поэтому-то Спиноза оставляет работу над TIE незавершенной и приступает к исследованию природы как таковой20.

Всамом деле, коль скоро логическое знание – рефлективное, а метод мышления диктуется конкретным содержанием всякой идеи, получается, что общего для всех идей логического метода просто не может быть. Однако это не так. Среди прочих “умственных орудий” интеллект располагает одним совершенно особым, по-настоящему универсальным орудием – идеей, пригодной для выведения всех возможных истинных идей. Это идея Природы (иногда Спиноза именует Природу “Богом” или “субстанцией”, реже – “совершеннейшим Сущим”). Рефлексия данной идеи в себя, то есть идея идеи Природы, оказывается искомым универсальным, или “совершеннейшим”, методом мышления:

“Рефлективное познание идеи совершеннейшего Сущего (Ens perfectissimum), – говорит Спиноза, – предпочтительнее рефлективного познания прочих идей; то есть совершеннейшим будет тот метод, который показывает, каким образом следует направлять дух согласно норме данной идеи совершеннейшего Сущего” [TIE, 12].

Вчем же заключается рефлективная идея совершеннейшего Сущего? Ответ на это призвано дать предпринятое Спинозой исследование интеллекта, так как знание природы и свойств интеллекта служит общим основанием для всякого адекватного рефлективного (=логического) знания, в том числе для “идеи идеи” совершеннейшего Сущего.

“Если мы хотим исследовать вещь из всех первую [в частности, идею совершеннейшего Сущего. – А.М.], то с необходимостью должно быть какоето основание, которое соответствующим образом направляло бы наши мысли. А поскольку метод есть рефлективное познание как таковое, то основание, которое должно направлять наши мысли, не может быть ничем иным, как познанием того, что составляет форму истины, и познанием интеллекта с его свойствами и силами” [TIE, 32].

Складывается характерная диалектическая ситуация: собственная (рефлективная) идея интеллекта принимается Спинозой в качестве нормы, призванной “направлять” (dirigere) интеллект к познанию идеи совершеннейшего Сущего. В похожей ситуации находился Декарт, когда положил рефлективную идею “я” в основание каузального доказательства существования Бога. Декарт принял решение отождествить “я” с идеей Бога,

19Клевер В. Материальная логика в философии Спинозы /Историко-философский ежегодник’88. М., 1989. С.339.

Клевер утверждает, что этот взгляд на природу логического предвосхищает в главных чертах логическую программу позднего Витгенштейна, так что последний выглядит своего рода “крипто-спинозистом”, а его трактат “О достоверности” - “лучшим и наиболее иллюстративным комментарием к философии Спинозы” (Klever W. Axioms in Spinoza’s science and philosophy of science /Studia Spinozana, vol.2. Alling: Walther & Walther, 1986, p.188).

20Там же. С.334.

и Спиноза, вероятнее всего, предполагал действовать в том же духе и определить интеллект как идею совершеннейшего Сущего, если бы стечение обстоятельств не помешало ему завершить TIE.

Однако “я” и интеллект далеко не одно и то же, и методы восхождения к идее Бога (совершеннейшего Сущего) у Декарта и Спиноза тоже существенно разные. Последим же за тем, как образуется понятие интеллекта в TIE.

§ 2. Врачевание и очищение интеллекта

Прежде чем приступить к исследованию природы интеллекта, надлежит как-то отличить интеллект от прочих форм мышления, присущих человеческому духу. Эта операция именуется у Спинозы “врачеванием и очищением интеллекта” [TIE, 6]. Она дает общее представление о вещи, которая служит предметом мышления, чтобы, приступая к поискам сущности вещи, мы хотя бы предположительно знали, как она выглядит и чем отличается от прочих вещей, то есть представляли бы, сущность чего, собственно, предстоит искать.

Для начала Спиноза составляет “historiola mentis” – краткое описание духа по аналогии с “естественными историями” теплоты, цвета, ветра и так далее Бэкона Веруламского [Ep. 37].

Описывая свойственные духу формы восприятия (modi percipiendi) вещей, Спиноза обращает особое внимание на случай, “когда вещь воспринимается единственно через собственную сущность или через познание ее ближайшей причины” [TIE, 7]. Эту форму восприятия он признает наилучшей и в дальнейшем именует “интеллектом”.

Приведенное определение указывает характерную отличительную особенность интеллекта – обращение к причинам вещей. Но, заметьте себе, там нет ни слова о ближайшей причине самого интеллекта. Спиноза просто констатирует существование феномена интеллекта и кратко описывает его, для того чтобы мы могли отличить его от феноменов воображения, когда примемся за поиски природы интеллекта. Далее он показывает, чем истинная идея отличается от идеи фиктивной, ложной и сомнительной и как оградить дух от этих последних.

К фиктивным идеям (idea ficta) Спиноза относит те, в которых дух, не зная настоящей причины и законов существования какой-либо вещи, тем не менее предполагает, что данная вещь существует или не существует и что ей присущи те или иные свойства. Основанием для фиктивного суждения служат абстрактные соображения и чувственные ассоциации, которые всегда примешивают к идее вещи идеи каких-либо посторонних вещей. “Фикция не может быть простой, но возникает из сочетания различных смутных идей, относящихся к различным вещам и действиям, существующим в Природе”

[TIE, 20].

Отличительный признак ложной идеи (idea falsa) – категорическая уверенность в том, чтo в ней утверждается, тогда как фикция всегда оставляет место сомнению относительно своего предмета. В остальном ложная идея совершенно идентична фиктивной идее: она тоже образуется оттого, что о вещи судят только на основании общих абстракций или недостаточно отчетливых восприятий, смешивая ее с какими-либо другими вещами.

Сомнительная идея (idea dubia) возникает в результате сопоставления фиктивной идеи с идеей, которая показывала бы недостаточность оснований, на которых покоится данная фикция. “Сомнение в душе не дается той самой вещью, относительно которой сомневаются… [Сомнение] будет дано посредством другой идеи, которая не настолько ясна и отчетлива, чтобы мы могли вывести из нее что-нибудь достоверное относительно вещи, в которой мы сомневаемся” [TIE, 24].

Все описанные формы заблуждения предполагают наличие по меньшей мере двух идей. Как только мы принимаемся рассматривать каждую идею в отдельности, заблуждение тотчас рассеивается, полагает Спиноза.

Удержать в мышлении какую-либо одну идею отдельно от всех прочих, как правило, далеко не просто. Часто дух человека связан множеством предрассудков и, не умея помыслить вещь как таковую, принимается судить о ней на основании внешних соображений. Здесь-то и кроется источник всевозможных заблуждений.

“Истинная идея является простой или сложена из простых идей”, – утверждает Спиноза [TIE, 27]. Простой идеей (idea simplex) он считает ту, которая заключает в себе только чистую сущность вещи и ничего более. Предмет простой идеи воспринимается без всякого отношения к иным вещам. Каждому существующему в природе каузальному отношению в интеллекте соответствует отдельная простая идея. Идеи сложных вещей, соединяющих в себе несколько каузальных отношений, следует формировать из простых идей – только так можно гарантировать их истинность. Как раз строгому соблюдению этой логической нормы математика обязана поразительной достоверностью своих идей. Ее исходные понятия – все равно, вводятся они посредством дефиниций или принимаются без явно заданного определения, – представляют собой не что иное, как простые идеи.

§ 3. Формирование дефиниции интеллекта

Далее, согласно плану Спинозы, предстоит образовать простую идею интеллекта (которая легла бы в основу совершеннейшего метода, направив мышление к рефлективной идее Бога) и отлить ее в форму дефиниции. Материалом для этого могут служить свойства интеллекта, открытые в ходе его врачевания и очищения.

Приводя обширный свод характерных черт интеллекта, рисующих его примерный портрет, Спиноза намеревается указать “нечто общее” (aliquid

commune), что могло бы служить “ближайшей причиной” всех этих свойств и вместе с тем выражало сущность интеллекта.

“Дефиниция интеллекта уяснится сама собой, если мы обратим внимание на его свойства, которые мы разумеем ясно и отчетливо… Надлежит установить нечто общее, откуда с необходимостью следовали бы эти свойства, иначе говоря, то, при наличии чего они были бы с необходимостью даны и с устранением чего все они устранялись” [TIE, 32-34].

На этой фразе рукопись трактата обрывается. Впрочем, тому, кто знаком с остальными работами Спинозы, не составит труда с весьма большой долей уверенности предположить, как примерно выглядела бы искомая дефиниция:

интеллект есть бесконечная идея совершеннейшего Сущего (субстанции).

Ближайшей причиной интеллекта является мышление (cogitatio), поскольку оно принадлежит к природе совершеннейшего Сущего, иначе говоря, поскольку это Сущее есть “вещь мыслящая” (res cogitans).

Аналогичную дефиницию мы находим, к примеру, в приложении к KV, где Спиноза пишет о существовании в мыслящей Природе “бесконечной идеи, которая заключает в себе объективно всю природу, как она реально существует в себе” [KV, 168].

Вкачестве идеи субстанции интеллект становится предметом рефлексии

вчасти I и в первых девяти теоремах части II “Этики”. Заметим, что даваемое здесь понятие субстанции представляет собой не просто идею субстанции – эта идея является, по выражению Спинозы, “врожденным орудием” (innatum instrumentum) духа, а не приобретается философствованием, – но рефлективную идею, “идею идеи” субстанции. А ведь это и есть то, что Спиноза зовет “совершеннейшим методом” мышления!

То, что Вим Клевер считает “физикой” Спинозы, на самом деле является логикой, или универсальным методом, которым можно воспользоваться в любой области знания для отыскания подходящих норм мышления о каких угодно вещах. Просто эта логика совершенно особого сорта – предметная логика, ориентирующаяся на всеобщий порядок Природы.

§ 4. Верховное основоположение «истинной логики»

Традиционная логика, как известно, не придавала существенного значения различию между предметами знания и чаще всего просто отвлекалась от этого различия. В главе VII “Краткого трактата о Боге, человеке и его счастье” Спиноза прямо противопоставляет традиционной логике “истинную логику”, основывающую свои законы на “различии вещей по их сущности”, а не на общей структуре речи. Приведя классическую формулу правильного определения – посредством рода и видового отличия, – Спиноза замечает:

“Хотя с этим согласны все логики, я, тем не менее, не знаю, откуда они берут это… Так как мы считаем себя свободными и ни в коем случае не связанными с их постановлениями, то мы должны дать другие правила

определения, согласные с истинной логикой, в соответствии с различением вещей по их сущности” [KV 21].

Спиноза ясно и точно формулирует здесь верховное основоположение своей логики: правила мышления диктуются сущностью вещей, о которых мы мыслим. Нельзя прилагать одни и те же логические нормы к различным по своей сущности вещам, как это делает общая логика. Кроме того, знание существенных различий вещей является непременным условием для решения основной задачи логики – усовершенствования интеллекта. Ведь интеллект совершенствуется не столько за счет увеличения числа адекватных идей, сколько тогда, когда мы обращаем мысль к более совершенным предметам.

“Идеи тем совершеннее, чем более совершенства какого-либо объекта они выражают. Ведь мы не так удивляемся мастеру, который создал идею какой-нибудь часовни, как тому, кто создал идею некоего замечательного храма” [TIE, 33]. “Превосходство идей и действительная способность к мышлению оцениваются по превосходству объекта” [Eth.IV, affectuum generalis def.22, exp.]

Качество нашего знания о вещи обусловлено мерой совершенства предмета знания, и коль скоро логика ставит своею задачей усовершенствование интеллекта, ей приходится учиться определять эту меру. К тому же это умение позволяет избрать наилучший порядок мышления и прежде всего идею-основание той или иной теории. А чем совершеннее идея, лежащая в основании мышления, тем выше качество знания, учит Спиноза.

Что же Спиноза принимает за критерий совершенства предметов мышления?

Категория совершенства у Спинозы идентична категории актуально бесконечного (infinitum actu). Высшее совершенство Бога – это его абсолютная бесконечность, а совершенство всякой отдельно взятой вещи определяется тем, в какой мере она выражает бесконечную природу Бога. Эту мысль он не раз повторяет и в KV, и в CM, и в Eth., и в Ep. Интеллект выражает природу Бога адекватнее, нежели воображение, потому в интеллекте следует признать более совершенную форму мышления.

Для конечных вещей (тел или идей) существует общее правило: “вещь тем совершеннее, чем более она действует” [Eth.V pr.40 dem.]23. К действию все вещи определены Богом [Eth.I pr.26] – в этом смысле мера совершенства конечной вещи определяется ее отношением к Богу, то есть к абсолютно бесконечной реальности.

Старый постулат о логическом примате идеи абсолютно бесконечного нашел в философии Спинозы свое законченное воплощение (двумя столетиями раньше, чем в математике, которую за ее логические достоинства

21Цит. по работе: Половцова В.Н. К методологии изучения философии Спинозы /Вопросы философии и психологии. Кн.118 (1913). С.360.

22Общая дефиниция аффектов.

23Курсив мой. - А.М.

Спиноза величал “образцом истинности” – veritatis norma24). Правда, Спиноза не сумел объяснить происхождение этой идеи в человеческом духе, посчитав ее, вслед за платониками и Декартом, “врожденной”. Тем самым он как бы сознается в том, что не понимает, каким образом дух приобретает эту идею; однако он твердо уверен, что идея, непосредственно выражающая абсолютную бесконечность, не может быть каким-либо образом вымышлена конечным человеческим духом, как полагали Гассенди, Локк и их последователи.

Идея бесконечного принадлежит к числу тех простейших идей, которые не в состоянии доставить духу никакая, сколь угодно тонкая рефлексия. Маркс называл эти идеи “практически истинными абстракциями”. Он показал, что гениальный Аристотель не смог образовать категорию стоимости лишь потому, что к рождению мыслительных форм подобного сорта теоретический разум вообще не имеет ни малейшего отношения. Разум находит их уже готовыми к употреблению и стоит ли удивляться, что они представляются ему “врожденными орудиями”, “вечными истинами” или, скажем, “априорными логическими функциями”.

Так что, сравнивая ошибочные концепции происхождения идеи бесконечного, отстаиваемые партией Декарта – Спинозы против партии Гассенди – Локка, приходится признать, что последняя все же заметно дальше от истины, нежели первая.

§ 5. Логическое деление вещей: существующее в себе – существующее в ином

Приступая к очищению интеллекта в TIE, Спиноза определяет его как восприятие ближайших причин вещей. Тем самым он обнаруживает то же самое общее представление о мышлении, которое ранее мы встретили у Декарта: истинное мышление представляет собой последовательный ряд идей, в точности повторяющий последовательность сплетения причин и следствий в Природе.

Формальные абстракции метафизиков, меж тем, передают только сходные признаки вещей; принятые в метафизике роды и виды не существуют вне мышления и не имеют никакого отношения к каузальным связям вещей. “Так что, поскольку мы занимаемся исследованием вещей, никогда нельзя допускать заключений о чем-либо на основании абстракций

(ex abstractis)” [TIE, 28].

24 Со времен Георга Кантора считается прочно доказанным, писал Александр Койре, что “при логическом конструировании арифметики понятие бесконечного и теория бесконечных множеств должны быть помещены до теории конечных чисел, ибо, предшествуя последней логически, они служат ей основанием” (Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985. С.43). Так математика, знающая бесконечное только в его количественном выражении, по-своему подкрепляет достоверность мысли, ранее высказанной философами о бесконечном вообще, в его идеальной форме.