О Спинозе (на рус. языке) / Кони, А. - Спиноза в русском переводе (сc.849-855 из его Очерки и воспоминания), СПб, 1906

университетовъ и государей, доказалъ, что въ вѣчной жизни раз­

онъ съ гордымъ спокойствіемъ, не подчиняясь никакому предвзятому авторитету,—съ одинаковою критикою относился и къ Аристотелю, и къ синагогѣ, и къ церкви — и доказывалъ, что прежде, чѣмъ клеймить влеченія человѣческой природы, называя ихъ пороками, необходимо ихъ безпристрастно изслѣдовать, безъ гнѣва и злобы, какъ изслѣдуютъ проявленія стихій, не сердясь на нихъ, даже когда приходится отъ нихъ страдать. Одинаково отвергнутый и единовѣрцами, и иновѣрцами, испытавшій на себѣ грозную и мрачную «anathema maranata» разъяренной синагоги и едва не павшій, послѣ отказа продать свое молчаніе, подъ ударами тай­ ныхъ убійцъ, молчаливый постоялецъ ванъ­деръ­Спиковъ не былъ пощаженъ загробного клеветою даже въ своей частной жизни, чистой, какъ всѣ стекла, которыя онъ шлифовалъ. И долгіе годы имя его произносилось съ злобнымъ чувствомъ и подвергалось поруганію.

Но «іі tempo ё galant'uomo»,—говорятъ итальянцы. Прошло сто лѣтъ, и исторія вступила въ свои права. Для Спинозы она оправдала изреченіе Цицерона и оказалась не только «vita me­ moriae», но и «lux veritatis». А чрезъ сто лѣтъ еще—надъ мо­ гилою «атеиста» воздвигся памятникъ, и въ присутствие избран­ ной публики одинъ изъ самыхъ глубокихъ и блестящихъ мысли­

ликаго и благороднаго не наполнитъ міръ—Богъ не оставитъ че­ ловѣчества! Горе тому, кто отнесется съ незаслуженнымъ упре­ комъ къ задумчивому и доброму обраву того, кто изображенъ на этомъ памятникѣі Съ высоты своего гранитнаго пьедестала ука­ зываете онъ пусть истиннаго счастія, имъ найденный, и въ те­ ченіе вѣковъ развитые люди, проходя мимо, будутъ признавать,

852

природѣ и началѣ души, о началѣ и ирпродѣ аффектовъ, о раи­

нія. Геометрически способъ пзложенія лрпдаетъ всей «Этикѣ» Спи­

дѣломъ, урывками, отыскивая въ ней матеріалъ, который не тре­ буетъ никакихъ напряженій ума и особаго вниманія. Каждый отдѣлъ книги начинается съ опредѣленій и аксіолъ. Затѣмъ идетъ рядъ полооюеній (теоремъ) и доказателъствъ, сопровождаемыхъ схоліями (объяснениями) и королларіями, которые сведены, съ математическою точностью, къ первоначальнымъ опредѣленіямъ и аксіомамъ. Здѣсь не мѣсто намѣчать хотя бы самыми слабыми штрихами содержаніе трактата Спшюзы. Это требовало бы осо­ баго—и въ виду того, что подлинный Спиноза теперь на лицо— довольно безплоднаго труда. Но нельзя не порадоваться возмож­ ности для русскаго читателя въ подробности ознакомиться съ вы­ сокимъ ученіемъ, прежде всего рекомендующими, развитіе разума, въ совертенствованіп котораго состоитъ «высшее счастье или блаженство человѣка, такъ какъ блаженство есть не что иное, какъ довольство души, проистекающее изъ иптуитпвнаго познанія

имѣетъ въ своихч> дѣйствіяхъ неограниченную свободу и опредѣ­ ляется только самъ собою и нпчѣмъ инымъ. Напрасно причину человѣческаго безсилія и непостоянства приписывать не общему свойству природы, а какому­то поврежденію специальной человѣче­ ской природы, которую за это оплакиваютъ, осмѣиваютъ, ирезп­ раютъ»... Обращаясь къ людямъ, умѣющимъ возмущаться и не­ годовать, но не понимать и объяснять, Спиноза, начиная свое великолѣпное, вѣющее успокоительною мудростью, ученіе о стра­ стяхъ, собирается удивить этихъ людей тіімъ, что будетъ тракто­ вать о порокахъ и безразсудствахъ людей геометрическимъ спо­

853

ствуете только одинъ способъ понять природу всякихъ вещей,—

на причины, при помощи которыхъ могутъ быть понятны, и имѣютъ извѣстныя свойства, столь же достойныя нашего познанія, какъ и свойства всякой другой вещи». Изученіе этихъ свойствъ и при­ чинъ послѣдовательно приводить Спинозу къ выводу, что чело­ вѣкъ подчиняется дурному, т.­е. вредному—только при отсутствіи духовной свободы, состоящей въ имѣніи обо всемъ адъэкватныхъ или полныхъ идей. Чѣмъ полнѣе, шире, глубже познаніе человѣ­ комъ окружающей его природы, тѣмъ болѣе онъ свободенъ отъ страстей, которыя подчиняются ясно­созиающему уму и затихаютъ въ могучихъ рукахъ знанія. Вотъ почему, гдѣ идетъ дѣло о силѣ

аффсктовъ, мы имѣемъ дѣло съ человѣческимъ рабство.т—и,

наоборотъ, человѣческая свобода идетъ рука объ руку съ властью разума. Отдавшись этой власти,—понявъ, что онъ составляетъ частицу единаго высшаго цѣлаго, сознавъ внутреннюю связь своей души со всѣмъ существующимъ въ мірѣ и съ самьшъ міромъ, человѣкъ торжествуетъ надъ страстями и, ставъ свободнымъ въ высшемъ смыслѣ этого слова, пачинаетъ чувствовать любовь ко

нею, съ этпмъ чувствомъ venvm bonum et comraunicabile—ему легко отрѣшиться отъ трехъ обычныхъ житейскихъ стремленій: къ богатству, къ чести и къ наслажденію, понять ихъ тщету и взглянуть благодушно на причиненное ему лично кѣмъ­лпбо зло, какъ умѣлъ глядѣть на него п въ жизни, и въ трудахъ своихъ самъ Спиноза. Слѣдуя его ученію, человѣкъ не долженъ забывать, что онъ есть лишь одинъ изъ «модусовъ» безконечно великой субстанціи божества. «Модусъ» измѣнчпвъ, преходящъ,—субстанція вѣчна и неизмѣнна. какъ непзмѣина по своему существу вода, одинъ изъ «модусовъ» которой составляетъ волна. Человѣкъ, какъ «модусъ», можетъ исчезнуть, но субстанція, его проникавшая, вѣчна и неиз­ мѣнна, и, какъ «модусъ» этой субстанціи, онъ безсмертенъ. На­

854

туралистическій нантеизмъ сказалъ въ ученіп Спинозы свое вполнѣ законченное слово — и сказалъ съ такою точностью и глубиною, что дальше идти въ этомъ направленіи было нечего. Вотъ почему Спиноза, затмпвшій въ этой области всѣхъ предшествеиниковъ

умы было громадно. Лессингъ, Шлейермахеръ и Шеллингъ нахо­ дились подъ его обаяніемъ, и цѣлый періодъ жизни Гёте отмѣ­ ченъ несомнѣннымъ вліяніемъ на его геніальную натуру образа и философіи великаго мыслителя. Чтеніе злобнаго и пошлаго пам­ флета на Спинозу побудило Гёте прочесть его сочнненія и по­ знакомиться съ его жизнью. Уравновѣшенное и невозмутимое спо­ койствіе Спинозы представило поразительный контраста сч> не­ угомонными, порывистыми его стремлеиіями,—математически ме­ тодъ изложенія былъ въ такомъ противорѣчіи съ его поэтиче­ скими пріемами, что Гете, пораженный Спппозою, фплософію ко­ тораго находилъ столь же чистою, какъ и его жизнь, съ энтузіаз­ момъ принялся за изученіе «Tractatns teologo­politicus» и «Этики».

Поэтъ и мыслитель, несмотря на разность темпераментовъ и отно­ гленій къ жизни, сошлись на одѣнкѣ задачъ человѣка и па пред­

«Фаустѣ» Гёте, подъ названіемъ «Sphynx locuta est», снова ука­ зываетъ на отголоски спинозизма въ великой трагедіи), есть и отдѣльныя стихотворенія, проникнутыя тѣмъ же направленіемъ,

напр. «Gott und Welt» или «Ems шкі Alles»:

«Im grenzenlosen sich zn findeu

Wird gern der Einzelne verschwinden. Da lust sich aller Ueberdruss;

Statt heiszen "Wunschen, wildem Wollen Statt last'gem Fordern, strengem Sollen Sich aafzugeben ist Genuss».

855

Замѣчательно, что за нѣсколько лѣтъ до рожденія Спинозы, скончался одинъ изъ величайшихъ поэтовъ, безъ сомнѣііія невѣ­ доііый философу, воплощавши въ живыхъ типахъ то, что было предыетомъ теоремъ н схолій «Этики». Шекспиръ по справедливости

роковомъ развитіи. Одинъ изъ глубокихъ изслѣдователей шекспи­

мѣстѣ. Такой взглядъ Шекспира, безсознательно проникнутый тѣиъ, что получило названіе спинозизма, чувствуется во всѣхъ его главнѣйшпхъ пропзведеніяхъ, но съ особою силою отражается въ «Вурѣ». Неудачная борьба представителя грубой чувствен­ ности, злобнаго раба Калибана — этого, по выражение Зиллига, «Thierraensch»—съ представителемъ мудрости Просперо, которому покоренъ чистый и лучезарный Аріель—не есть ли, въ сущности, противоположеніе человѣческаго рабства подъ ,игомъ аффектовъ— человѣческой свободѣ подъ властью разума, о которыхъ говоритъ «Этика» Спинозы?..

IV.

ИЗЪ ПОРТФЕЛЯ ЖУРНАЛИСТА.

Въ бумагахъ скончавшагося въ 1879 году Ѳедора Алексее­ вича Кони сохранилось много интересыыхъ автографовъ и доку­ ментовъ, могущихъ войти въ составъ матеріаловъ для исторіи русской журналистики и печати. Питомецъ Московскаго Универ­ ситета съ 1826 по 1831 г. и товарищъ Н. И. Пирогова по ме­ дицинскому факультету, Ѳ. А. Кони отдался, рядомъ съ педаго­ гическою службою (онъ былъ преподователемъ исторіи въ кадет­