
Islamskaya_mysl_1_2016
.pdfВ. И. Вовченко. Ибн Араби и Майстер Экхарт: опыт отрешенности… |
291 |
|
|
произведена Богом, рождающем себя в «страдательном разуме». Было от- мечено, что такого рода отрешенность, если уберечься от вульгарных трак- товок, вовсе не обозначает некой «отрицательной зависимости» от мира, так как внимание отрешенного не приковано к отдельной вещи, ценной лишь как эта вещь, вне ее связи с божественной первоосновой. Впрочем, некоторые вещи в мире могут быть более чистыми, незамутненными зер- калами для выражения универсальности обожествленности мироздания (например, таковыми оказываются люди). Мистическая отрешенность не- мецкого мыслителя не зависит ни от чего внешнего, а, следовательно, от- личается от психологической отрешенность аскета, в том числе и раннего суфия, но гораздо ближе к отрешенности от отрешенности, растерянно- сти Ибн Араби.
Все призывы обоих философов к «бегству от мира» или «отказу от все- го того, что не есть Бог» выполняют риторическую задачу перенаправле- ния внимания с вещей на их бытие и пребывание в свете эпифанического раскрытия — так , само существование вещей есть непрестанно возносимая хвала Богу. И любое знание о Боге не есть знание по ту сторону от мира — Ибн Араби утверждает, что помимо фактической невозможности психо- логически понятой отрешенности (взятой в ее максимуме), такого рода отрешение и не нужно, так как закрыло бы всякий путь богопознания. От- решенность же аскета (но еще не мистика) вовсе не отрешенность, а сме- на привязанности. Апология отрешения, практикуемого в среде «людей от- решения от мирского» (пусть полезного в самом начале духовного пути), согласно Ибн Араби, оказывается следствием невежества — незнания того, что вещь в своем совершенстве и двуипостасности есть одно из божествен- ных имен, а Совершенный Человек — выражение всех имен Бога. Бегство от мира, понятое слишком буквально, будет бегством от Бога, но бегством воображаемым — в выдумку, в неосознаваемый эгоизм и показное благо- честие (рийā’). Путь к Богу пролегает тропой его Божественности, необхо- димо соотнесенной с миром в целокупности мироздания. Бытие вне Бога невозможно, а бытие через Бога для Ибн Араби связано с бытием в мире, с этим Богом соотнесенным. Тот же, кто стремится убежать от мира, про- сто не распробовал истинный вкус чуда существования.
Нахождение же Бога, то есть некоторая форма становления, не должно быть продиктовано нехваткой, а значит единение, по милости Божьей про- исходящее, есть в первую очередь милость избавления от самой боли искания: через вынесение ее, превозмогание, разумеется, а не в мещанском «недохождении» до этой боли «обычных людей». В целом можно сказать, если рассуждать более абстрактно, что отказ Ибн Араби от идеи отрешен- ности есть последовательный вывод из концептуальной необходимости
292 |
III. Тасаввуф |
|
|
для «арабского мышления» взаимосвязи зāхир и бā╙ин, явного и скрыто- го, внешнего и внутреннего, поэтому мистическое познание, растерянность (╝ӣра), будет движением, постижением смысла, задаваемым этими двумя полюсами одновременно. Совершенство богопознающего есть его свобо- да от какого-то конкретного имени (вещи!) ради всех «прекрасных имен» и от какого-то одного конкретного атрибута (неотъемлемого свойства), так как он готов объять все атрибуты. В Совершенном Человеке (напри- мер, в Иисусе) внутренне сходятся все внешним образом противоречащие сами себе атрибуты — он становится местоявлением Бога (имени, что при- миряет и включает в себя в конкретном единстве все божественные име- на), хотя и не самим Богом. Для «отрешенного от отрешенного» (как и для отрешенного «внутреннего человека» у Экхарта, чья отрешенность более уже ничем не омрачена) бесконечное движение от одной мистической сто- янки к другой, очередная смена состояния замещается остановкой. Оста- новкой в этом постоянном бегстве от мира, впроцессе снятия одной завесы за другой — в меру готовности человека, обеспеченной Божьей милостью, единение, строго говоря, либо происходит, либо нет; полнота либо прихо- дит, либо нет — какие -либо компромиссы с Богом вряд ли здесь возможны. И, приходя, она являет избавление от необходимости искать.
«Отрешенность» сегодня
Из предыдущего изложения принципиальное сходство идей Майсте- ра Экхарта и Ибн Араби (при очевидных различиях, заданных конфессио- нальной принадлежностью мыслителей) становится достаточно очевидным. Для того чтобы продемонстрировать это, пришлось отвлечься от школьного толкования неоплатонизма и мнимой дилеммы «заимствование» / «полная инаковость». Нет, на почве родной ему мусульманской традиции суфийский шейх, размышляя над традиционными темами ислама в контексте своего духовного опыта, пришел к решениям весьма сходным с теми, которые ха- рактерны для средневекового немецкого мистика. И, более того, сумел раз- решить многие проблемы с постановкой куда более интересных ударений, с куда более выверенными формулировками. Изучение данного вопроса интересовало нас именно в контексте демонстрации сходств, а не явных различий, ради создания противовеса излишне, на наш взгляд, культуро- логическим и схематическим подходам к изучению религиозной мисти- ки. Данная интенция на указание сходства траекторий и (мы настаиваем) результатов мысли находится в полном согласии с представлениями само- го Ибн Араби об универсальности религий и их потустороннем единстве, пребывающим за внешней структурой, о чем пишет С. Х. Наср, добавляя

В. И. Вовченко. Ибн Араби и Майстер Экхарт: опыт отрешенности… |
293 |
|
|
при этом: «Все попытки глубокого rapprochement (фр.) [установление дру- жеских отношений (пер.)] с другими религиями, предпринимаемые сегод- ня мусульманами, могут быть основаны на том богатом фундаменте, кото- рый был подготовлен Ибн Араби и Руми» 92. Качественно измениться мы можем лишь на основании впускания в себя речи другого. Сейчас хоте- лось бы несколько отвлечься от последовательного изложения концепту- ального строя философии Ибн Араби и обратиться к тому, в чем состоит ее вечная актуальность для любого, но в особенности нашего времени. Ак- туальность же — это не шаг вперед в ряду дружно шагающих вместе (ко- нечным пунктом такого марша часто оказывается пропасть), но указание обществу на скрытые богатства, лежащие на путях мышления, которыми оно еще не ходило.
Человек привык срываться в активность в силу неумения ожидать. Чему нас может научить Ибн Араби? Отрешенность — это ожидание, это духовная работа, понимание, лежащее в основании мышления. Мы все чаще движемся впотьмах — мир перестает указывать нам какие-то возмож- ные пути движения. Больше нет традиции как единого канала обучения, трансляции опыта поколений — партнерство между ними в глобальном масштабе окончательно утрачено. Даже политическая область, традицион- но осмысляемая как некоторое неформализируемое «знание как», некото- рая мудрость, все чаще связывается с технической сферой, с рецептурным знанием. Отсюда проистекает политика, предстающая как череда задач и череда постоянных кризисов. Мы постоянно напряжены в каком-то ожи- дании — мы живем во время и более тревожное, и более скудное, но и бо- лее ответственное. И от неумения выдержать, вынести ожидание знаме- ния со стороны мира мы постоянно пытаемся заполнить свой мир какой-то суетой, делами, речами. Но кто сказал, что сейчас неизменно хуже? Да и разве раньше все было столь однообразным и стабильным? А какой це- ной покупалась эта стабильность? Ценою как раз тех слов, которые ныне обесценились как мелкая расхожая монета — великие идеи прошлого ста- ли лозунгами и больше не на что опереться. Возможно, мы лучше поняли, что было всегда, но что обычно не замечалось, покуда люди верили сло- вам: что мир живет тревогой и тоской, что традиция не есть череда толь- ко преемственностей, но и разрывов (иначе мы бы имели дело с застоем), что пространство жизни, буквально на расстоянии двух шагов, уже всегда было тропическим лесом, зарослями, за которыми ничего не видно. Ничто не остается прежним, но и ничто не начинается с нуля. Задача в том, чтобы сказать иначе то, что когда-то было сказано, но утратило свое содержание,
92 Наср С. Х. Философы ислама. С. 127.

294 |
III. Тасаввуф |
|
|
став узнаваемой эмблемой — любая настоящая идея может быть раскрыта всегда, но требует выражения, соответствующего подготовленности слу-
шателя. Каждый момент времени соотнесен с полнотой вечности — вре-
мя, к которому мы отнеслись правильно, предстает как время юное, ново- рожденное. Вечное же теперь путают с кошмаром дурной бесконечности. И все же: хороших, редких вещей, настоящей веры хватит и на наш век — просто нужен зритель, воспринимающий. Ибн Араби учит нас именно этому: умей выдержать, не сорваться, увидеть, оставив место и время для подлинного опыта, — тогда только ты сумеешь узнать настоящий вкус ве- щей, попробовав жизнь. Охотящиеся за переживаниями лишены возмож- ности глубоко испытывать эти переживания — их ощущения всегда будут иметь в себе нечто искусственное.
Даже страдание от неудачи в такой перспективе будет связано с чемто действительно значимым, утратив сходство с укусом комара или клопа. Ведь и оно достается современному человеку порой слишком дешево. Пе- реживания дешевеют — и человек превращается в охотника за переживани- ями, ему требуется все больше и больше. Значит ли это, что современный мир испорчен? Человечество, конечно, затронуто порчей, но с этой пор- чей мы встречаемся, как писал В. В. Бибихин, сначала в своей мысли и не- посредственно в своем бытии, его зажатости 93. И нам следует исправиться, начать жить иначе, не задавая вопросов, последуют ли другие моему при- меру. Такого рода вопросы и есть симптомы моей (и через меня — общей) порчи. Чем является эта зажатость, как не отсутствием способности при- нять человеческим бытием собственную универсальность, собственную мироразмерность, редуцируя себя, свое собственное до сознания, до ра зума единичного разума? Миру же следует сказать «да» и «нет». И «да» — первично по отношению к «нет». Это «нет» не нигилистическая самоцен- ность, но произносится ради «да». Для начала миропорядок должен быть принят — как тайна, как полнота всего того, что может быть (если вам че- го-то не хватает в миропорядке, то вы не поняли его, ибо он есть само бо- гатство), в том числе того, что действительно может быть нами изменено или отринуто. Тайна того, что мир есть. Мистический философ, пусть его формулировки и звучат порой излишне поэтически, конкретно-чувствен- но и могут шокировать мыслителя схоластического толка, постоянно напо- минает теологу о том, что последний имеет дело снепостижимым — тайна , данная через проявление, не может быть вынесена «туда», ибо уже «здесь» факт существования человека, его свободы, его соотнесенности с вещами мира бесконечно и необратимо загадочен.
93 Бибихин В. В. Лес (hyle). СПб, 2011. С. 251.

В. И. Вовченко. Ибн Араби и Майстер Экхарт: опыт отрешенности… |
295 |
|
|
Мы уже писали про различие, введенное М. Хайдеггером, между ос- мысляющим мышлением и мышлением вычисляющим. Человек, произво- дящий все новые расчеты и глобальные схемы от недостатка чувства цело- го, от ускользания мира как целого, убегает от мышления — он становится бездумным. Мышление как бы дремлет в нем. Эта бездумность напрямую связана с бездомностью как судьбой современного человека — дом («по- чва», скажем мы, не боясь обвинений в реакционности) был тем неутили- тарным, что как раз и обеспечивало приостановку постоянного бегства от одной состоящей в наличии вещицы к другой. Белка, которая постоянно крутится в колесе, не имеет ни места, ни времени подумать. Мы не станем говорить — «человека Запада» если только «Запад» не понимать в эзоте- рическом смысле «низа» и «чужбины» (ср. «западное изгнание» у Сухра- варди). «Мир» стал тесен настолько, что укаждого Запада обнаруживается свой Восток, а у каждого Востока — Запад , и искусственная поляризация (например, резкое и принципиальное отделение России от всего остально- го будто бы однородного «западного» мира) исполняет задачу успокоитель- ной пилюли: «речь-то уж точно не о нас… ». Техника (как интерпретация бытия по логике дискретных взаимозаменимых единиц, а не просто эмпи- рический набор аппаратуры, машин), мир, понятый как карта, как картина, масса (характеристика не количества, но качества нынешних форм коллек- тивной жизни), поглощающая смысл, — бремя уже всего Мира. Различные антиглобалистские движения или мировой терроризм по сути своей — иная сторона (обратная сторона медали) остального, неукорененного, человече- ства. Антиглобалист всю свою жизнь проживает вмнимом и невозможном бунте против глобального отсутствия стиля, превращенного в стиль. Тер- рорист — это не партизан, человек из народа, защищающий свою землю c оружием в руках. Это пугающая фигура, утратившая конкретную террито- рию, — она глобальна и претендует только на глобальное. Укорененность более невозможна? Но именно к укоренению в собственной неукоренен- ности мы и призваны сейчас: не быть более «я», но и не быть «мы», не поклоняться земным идолам, а пытаться стать универсальным. Любовь к миру 94, его чистое принятие, то есть радость, приходит тогда, когда мы
94 В этой настоящей любви, исповедуемой суфиями, мы любим большее, чем мир — мы любим Бога, который может по милости Своей (то, что внешним образом может быть тематизировано как «случай») лишить нас тех или иных благ или, напро- тив, даровать их, поэтому мы не столько воздерживаемся от них, сколько действи- тельно принимаем посылаемое Возлюбленным, а потому имеем в себе силу прожить без чего-то. Мы видим, что сам-по-себе мир, вне целокупного миропорядка, включа- ющего Истинного, который сообщает миру бытие, есть ничто. Конечно, при этом не идет речь о том, что существование этого мира, то есть мир, понятый уже в его

296 |
III. Тасаввуф |
|
|
умеем отвлекать свое внимание, «естественную молитву души», по словам Мальбранша, от сети отдельных несовершенных вещей и направлять его к полноте сотворенного, либо уметь видеть мир через какое-то отдельное прекрасное творение — такое , которое бы не заслоняло собой Божествен- ное, но раскрывало бы Его. Та родина, к которой призывает мистика, есть вся Вселенная — именно она достойна нашей любви, через которую, со- гласно Ибн Араби, просвечивает любовь Бога к Себе:
«Точно так же обстоит дело и с любовью: каждый любит своего Созда- теля, однако Всевышний скрывается от него за любовью к Зайнаб, Суад, Хинд, Лайле, мирской жизни, деньгам, положению — словом, ко всему, что любимо в этом мире. Поэты губили свое красноречие, описывая все эти существа и предметы, не сознавая [истины]. Между тем, познавшие [Бога], слыша поэму, притчу, панегирик, любовное стихотворение, непре- менно различали Аллаха, скрывающегося за завесой образов. Причина этого состоит в ревности Аллаха, не желающего, чтобы был любим ктото, помимо Него. Ведь причина любви в красоте, а красота принадлежит Ему. Красота же любима по самой своей сути, а Аллах „красив и любит красоту“. Значит, Он любит Самого Себя. Другая причина любви — бла- годеяние. Не существует благодеяния, которое, в конечном счете, не ис- ходило бы от Аллаха; не существует и иного благодетеля, кроме Аллаха. Поэтому, если ты полюбил благодеяние, ты полюбил не кого иного, кро- ме Аллаха, ибо Он — [величайший] благодетель! Если ты любишь красо- ту, то, значит, ты также любишь Аллаха Всевышнего, ведь Он — красив .
соотнесенности с Богом как объект милости илюбви Последнего, является ничем. Та- кое заключение было бы не только абсурдно, но и кощунственно. Но, повторим, мир (просто эмпирический мир вещей) как таковой — не имеет для суфия никакой ценно- сти. И именно потому суфий отрешается от своего желания-привязанности отрешать- ся от лишенного ценности мира.
Поэтому прав И. Р. Насыров, утверждающий, что по сравнению с ранними ислам- скими подвижниками, «людьми отрешения от мирского», в случае позднего суфизма мы имеем совершенно иную онтологическую модель соотношения множества единич- ных творений иБога (См.Насыров И. Р. Основания исламского мистицизма. С.103). На практике, хочется внести здесь конкретизацию, данная смена «онтологических взглядов» (скорее,понимания бытия вцелом), выражается не вотказе от ценности мира сфактиче- ским сохранением за ним статуса антиценности, отрицательной ценности, но внахож- дении его ценности в том «обожествлении», которое ему дарует Творец (Обожествля- ющий). Ценность мира высвечивается потому, что он перестает более пониматься как мир, но осознается в качестве само-манифестации Бога. И именно посредством такой смены аспекта мир становится подходящим «объектом» нашей любви.

В. И. Вовченко. Ибн Араби и Майстер Экхарт: опыт отрешенности… |
297 |
|
|
Куда ни посмотришь 95 [курсив наш — В . В.], нет иного объекта приложе- ния любви, кроме Аллаха!» 96.
Красота способна и должна изменять человека, раскрывая ему прав- ду. Вызывающее любовь прекрасное, согласно Ибн Араби, связано не просто с эстетическим переживанием, но и с религиозным чувством: оно направлено на целое, на то, что больше каждой отдельной природ- ной вещи, — в возможности соединения духовной любви и любви при- родной заключается принципиальное отличие человека от всех иных жи- вых существ 97.
Мистическая философия Ибн Араби, как мы уже убедились, оказывает- ся призывом к послушанию, покою и любви: мы настолько близки к Богу, изливающему в мир свою благодать, охватывающему все существующее безграничной милостью, насколько сами способны к состраданию — Ве- личайший шейх показывает, что человек по природе своей не эгоист и ни- когда не сможет полностью стать им. Любые же попытки, идеологически обоснованные в крайнем индивидуализме эпохи, приносят страдание са- мому человеку. В своем бытии для другого человек ведь не перестает быть собой, не перестает быть для себя, но только так и реализует свое предна- значение открытого миру универсального существа.
Список литературы:
Абу Хамид ал-Газали. Ниша света // «Наставление правителям» и другие сочинения.
М., 2004.
АбуХамидал-Газали. О сердце человека, знании рациональном и религиозном и о причине ограниченности людей в Богопознании (ма‘рифа). Фрагменты из
«Возрождения религиозных наук» (Ихйā’‘улӯмад-дӣн) // История философии № 14, 2009. Августин Аврелий. О Троице. Краснодар, 2004.
Бердяев Н. А. Дух и реальность. М., 2007.
Бибихин. В. В. Лес (hyle). СПб., 2011.
95 ضُرَألاو عبسلا تاُوامسلا هُلَحبسُت«Нет ни одной вещи, которая не прославляла бы Его
ََََََُُِّّّْْ
хвалою» (17:46).
96 Ибн ал-Араби. Мекканские откровения (ал-Футӯ╝āт ал-маккиййа). С. 179.
97 Там же. С. 183–185. Божественная же любовь бывает двух видов: наша лю- бовь к Богу и Его любовь к миру. Вторая состоит, согласно Ибн Араби, в раскрытии пути спасения. Божественная любовь вытекает из стремления Бога стать «познанным» (вспомним хадис о «скрытом сокровище»).
298 |
III. Тасаввуф |
|
|
Бибихин В. В. Место неоплатонизма в истории мысли // http://www.bibikhin.ru/Mesto_neoplatonizma_v_istorii_myisli
Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 2011. Гегель Г. В. Ф. Наука логики. М., 1972.
Ибн Араби. Геммы мудрости// Ишрак: Ежегодник исламской философии. № 3. М., 2012. С. 62–76.
Ибн Араби. Избранное. Т. 1. М., 2015. Ибн Араби. Избранное. Т. 2. М., 2015.
Ибн ал-Араби. Мекканские откровения (ал-Футӯ╝āт ал-маккиййа). СПб., 1995.
История арабо-мусульманской философии: Антология / под. ред. А. В. Смирнова.
М., 2013.
История арабо-мусульманской философии: Учебник / под. ред. А. В. Смирнова. М., 2013.
Кныш А. Д. Мусульманский мистицизм. Краткая история. М., 2004.
Кныш А. Д. Учение Ибн ‹Араби в поздней мусульманской традиции // Н. И. Пригарина (ред.). Суфизм в контексте мусульманской культуры. М., 1989.
С. 6–19.
Корбен А. История исламской философии. М., 2010. Корбен А. Световой человек в иранском суфизме. М., 2013.
Лосев А. Ф. История античной эстетики. Том VI. Поздний эллинизм. М., 1980.
Максим Исповедник. Творения. Книга I. М., 1993.
Марион Ж-Л. Идол и дистанция // Символ № 56., 2009.
Массуми. Б. Воображая виртуальное // Философский журнал. № 1 (12). М., 2014.
С. 19–20.
Наср С. Х. Философы ислама. Авиценна (Ибн Сина), ас-Сухраварди, Ибн Араби. М., 2014.
Насыров И. Р. Основания исламского мистицизма (генезис и эволюция). М., 2012.
Реутин М. Ю. «Христианский неоплатонизм» XIV века: Опыт сравнительного изучения богословских доктрин Иоанна Экхарта и Григория Паламы. Парижские диспутации Иоанна Экхарта. М., 2011.
Смирнов А. В. Великий шейх суфизма. М., 1993.
Смирнов. А. В. Логика смысла: Теория и ее приложение к анализу классической арабской философии и культуры. М., 2001.
Тиллих П. Систематическая теология. Тт. 1–2. М., 2000.
В. И. Вовченко. Ибн Араби и Майстер Экхарт: опыт отрешенности… |
299 |
|
|
Франк С. Л. С нами Бог. М., 2003.
Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. Избранные статьи позднего периода творчества. М., 1991.
Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М., 2006. Шиммель А. Мир исламского мистицизма. М., 2012. Экхарт М. Духовные проповеди и рассуждения. СПб., 2013. Эрн В. Ф. Борьба за логос. Г. Сковорода. Жизнь и учения. М., 2000.
Adamson P. TheArabic Plotinus: a Philosophical Study of the “Theology ofAristotle”, 2002.
Adamson P. ClassicalArabic Philosophy: Sources and Reception, London, 2007. d’Ancona C. Greek intoArabic: Neoplatonism in translation. Cambridge, 2005. Armstrong A. H. “Emanation” in Plotinus // Mind, Vol. 46, No. 181 (Jan., 1937), pp. 61–66.
Chittick, W. The Self-Disclosure of God. Principles of Ibn al-Arabi’s Cosmology. State University of NewYork Press, 1998.
Chittick, W. The Sufi Path of Knowledge. State University of NewYork Press, 1989.
Kakaie G. Ibn ‘Arabi’s God, Eckhart’s God: God of Philosophers or God of Religion? //
Ишрак. Ежегодник исламской философии. Том 2. М., 2011.
Kripke Saul A. Naming and Necessity. Publisher: Wiley-Blackwell, 1991.
Massignon L. Essai sur les origins du lexique technique de la mystique musulmane. Paris, 1968
Melchert С. The transition from asceticism to mysticism at the middle of the ninth century C. E. // Studia Islamica 1996/1, 83.
Nwyia P. Exégèse coranique et langage mystique. Beirut, 1970.
Shah-Kazemi. R. Jesus in the Quran: anAkbari Perspective // Part I: http://www.ibnarabisociety.org/articles/rezashah.html Part II: http://www.ibnarabisociety.org/articles/rezashah2.html
Waldschütz E. Denken und Erfahren des Grundes. Zur philosophischen Deutung Meister Eckharts. Herder, Wien, 1989.
Wehr G. Meister Eckhart. Mit Selbstzeugnissen und Bilddokumenten. 7.Auflage. Rowohlt, Reinbek, 2008.
Wimbush V., Valantasis R. Asceticism. Oxford University Press, 2002. Wolfson H. The Philosophy of the Kalam. Cambridge, 1976.

П. Н. Костылев
(Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, г. Москва)
Коранические истоки
суфийского концепта «сердце»
(║алб)
Введение
Целостное представление о человеке (инсāн), с совершенной полнотой данное в Коране, не содержит прямого аналога христианского представле- ния о душе (ψυχή), имеющего сложносоставную антично-иудейскую при- роду, — понятия нафс и «душа» отождествлять не вполне корректно, так как нафс представляет собой исходно аксиологически негативную сущ- ность: «Я не оправдываю свою душу (нафсӣ) — ведь душа побуждает ко злу (инна ан-нафс ла-аммāратун би ас-сӯ’)» (12:53), — с которой му-
сульманин должен вступить в борьбу (джихāд ан-нафс). Имеющие хри- стианский генезис представления о плоти (σάρξ), нетождественной как телу (σωμα), так и душе, в определенной степени помогают представить значение, которым наполняется термин нафс в исламской культуре. Пер- воначально нафс трудно отличить от самости, но затем тенденции раз- водить значение самости и нетождественной человеку, враждебной ему части его же внутреннего мира (условно говоря, «[плотской] души»), по- степенно развиваются (наиболее зримо это развитие проявляется в су- фийской мысли).
Уже корановед и хадисовед Ибн ал-Каййим ал-Джаузиййа (1292– 1350) употребляет оборот «очищение души (та┼кӣйат ан-нафс)и исправ- ление сердца (и╕лā╝ ал-║алб)» 1. В свою очередь, суфий Али ибн Усман
1 ас-Суйюти, Джалал ад-Дин. Совершенство в коранических науках. Вып. 5: Учение о неподражаемости и достоинствах Корана / Под общ. ред. Д. В. Фролова. М., 2006. С. 75. Первый оборот происходит от коранического высказывания о нафс: