serdyuk_ea_sost_iskusstvo_vostoka_vypusk_4_sokhrannost_i_sak

Двери неба отворились на землю, чтобы его (бога) воплощения наполнили блеском чужеземные страны и Египет31.

Как мы видим, изначальная сакральность все-таки присутствует на профанизированной, омирщленной, некогда сакральной территории. Но в храме, в этом месте ритуала, месте, где соприкасаются все три части мироздания, Небо, Земля и Загробный мир, время остановлено. На этой сакральной территории бытует сакральное время. И важнейшая отличительная черта египетского ритуала заключается в том, что он – не ритуальное, литургическое общение человека и Бога, но действия богов в обществе богов. Человек, строго говоря, никак там не присутствует, и единственный представитель рода людского, который может самолично участвовать в храмовом ритуале,

– это фараон, поскольку он сам есть бог32. Люди же совершают жертвоприношения богам. В храмах находились жертвенники и маленькие алтари, на которых все, кто имел доступ в храм, могли совершить свои возлияния и жертвоприношения, так же как, скажем, писец перед началом работы кропил воду для Тота и Имхотепа. Но это – совершенно другой вид религиозной деятельности. Это именно жертвоприношения, а храмовый ритуал – это трансляция событий в божественный мир,

и в тот самый момент, в ту самую точку, в то самое время, когда происходило то самое мифическое событие33. Все

31Ассман Я. Египет: теология и благочестие ранней цивилиза-

ции. С. 62.

32Ритуал по-египетски назывался IRT XT «ирет хет» (букв. «соз-

дание вещи», то есть творение мира). Фараон, будучи воплощением богаХора,«малымСолнцем»,были«ВладыкойРитуала».Всеостальные участники ритуала только помогали фараону в исполнении его обязанностей и во время «мистерий» представляли божественных участников разыгрываемого события. Конечно, царь не мог одновременно присутствовать во всех святилищах Египта, и главным жрецам храмов приходилось исполнять его обязанности. Но поскольку все египтяне были хему фараона, то, так сказать, метафизически все необходимые действия все равно совершались царем.

33 «…время любого ритуала совпадает с мифическим временем «начала». Любой обряд <…> совершается <…> в “сакральном времени”, в “то время” (in illo temporo, ab origine), то есть время,

когда обряд был совершен впервые – богом, предком или героем».

52

эти причинно-следственные связи и действия устанавливает, осмысляет и развивает египетская теология. Но теология – это уже деятельность человека, того самого человека, который из ритуально-временного, мифически-временного пространства был выключен. Теология устанавливает связи самых разных причин, самых разных явлений, причем находящихся в самых разных пластах мироздания: в загробном мире и на Небе, в разных храмовых пространствах и т.д. и т.п. Эта деятельность есть осмысление того, что там происходит, и в то же время – передача и увязывание этих смыслов с другими, происходящими за пределами храма, а посему в самом храме она решительно никаким образом осуществляться не может. Именно это, на мой взгляд, совершенно очевидно объясняет, почему «Дома Жизни», в которых эта теология развивалась, находились вне храмовой территории и почему «Дома Жизни» не были частями храмов и строились из кирпича.

Участие богов в храмовом ритуале предполагает их непосредственное присутствие в пространстве храма. Так оно и было: храм мыслился как дом, постоянное обиталище божества. Но постоянно пребывала там только одна его сущность – его плоть, статуя. Сама же божественность пребывала в запредельном мире и только периодически, во время церемоний, посещала храм. Процесс прибытия богов в их храмы и одухотворение ими их «плоти» в египетских терминах описывается как «нисхождение». При этом на пути между пространством, в котором пребывает бог-солнце и иные боги, которые себя так или иначе манифестируют как явления природы, светила и т.д., и миром земным кардинальным образом меняется, так сказать, божественная метафизика. Пребывая в своем мире, боги несоотносимы с человеческим измерением. Это силы, постичь, понять, да и просто увидеть которые человек не в состоянии. Какое-то взаимодействие, общение возможно, только если Бог снизойдет, умалит себя до такого состояния, в котором человек сможет воспринять его и общаться с ним. В Египте

(Элиаде М. Указ. соч. С. 36). В Египте парадоксальным образом ни «предков», ни героев не было. Вся дошедшая до нас мифология – события сугубо божественного порядка. Поэтому египетская теология в строгом смысле слова была именно теологией, а храмовое действо – литургией с исключительно божественными участниками.

53

это приняло форму почитания статуй. Культ статуй (и богов,

иумерших предков) был центром храмового и поминального ритуала. Для древнеегипетской религиозной практики он был настолько характерен, что, начиная с ветхозаветных пророков

ипо сей день, египтяне воспринимаются как образец идолопоклонников. Между тем такое утверждение – в корне неверно. Почитались не сами идолы, а та божественная сила, которая

спомощью этих идолов делала себя доступной человеческому восприятию. Когда Господь сотворил мир, то, говоря словами мемфисского гимна Птаху:

Он породил богов, он создал города, он основал номы,

он поставил богов в их святилища, он учредил их жертвы, он основал их храмы,

он создал их тела по желанию их сердец.

Ивошли боги в свои тела из всякого дерева, из всякого камня, из всякой глины, из всяких вещей,

которые на нем росли и в которых они приняли свои образы.

Исобрались вокруг него все боги и их ка34.

С тех пор как боги впервые вошли в свои «тела», это действие происходит регулярно во время храмового ритуала, о чем повествуют многие храмовые надписи. Подлинная сущность Бога (его ба) человеком воспринята быть не может, и только проявив себя в культовом изображении, Бог становится доступным человеку. Здесь, на земле, в храмовом пространстве божественные сущности (бау) спускаются, нисходят на свои статуи и рельефы35. Происходит их descencio и вселение в культовые

34Sethe K. Dramatische Texte zu altaegyptischen Mysterienspielen. I. Das Denkmal memphitischer Theologie. Leipzig, 1928. S. 50. / Пер.

М.Э. Матье.

35Для обозначения культовых изображений обычно используются два термина: сехем и ахему. По всей видимости, сехем – это самое общее название ритуального культового изображения, но в более узком значении – статуя. Ахему, как мне представляется, это обозначение рельефных изображений. Термином сехем обозначалась также святая святых храма, где находилась именно статуя Бога.

54

изображения, то есть их манифестация в форме, доступной человеческому пониманию36. И, соответственно, каким-то образом они проявляют себя в Дуате37.

Собственно то, что происходило в храмовом пространстве с божественным ба и его изображением, было отражением того, что происходило с ба умершего человека и его мумией в загробном мире. Воссоединение его ба и мумии было истинным воскресением, в результате чего покойный превращался в ах – состояние идеального духовно-чувственного светозарного бытия, преодолевшего смерть. Храм, в котором это событие свершалось постоянно, был фактически не только местом «рождения», но и возрождения после «смерти». Близость этих воззрений очевидна, и неудивительно, что она стала одной из важнейших тем египетского богословия. По словам Я. Ассмана, именно «культ мертвых с его необычайно многообразными ритуалами и концепциями в Египте был начальной школой теологии»38. Действительно, бросающееся в глаза сходство храмового и гробничного ритуала, в конце концов, даже привело к тому, что в позднюю эпоху греки порой считали египетские храмы гробницами богов. Тем более, что начиная с Нового царства гробницы вельмож (особенно в мемфисском регионе) планировались по образцу «долинных» храмов. Для греков местные храмы действительно выглядели как большие гробницы, а боги, почитаемые в них, казались некими давно умершими обожествленными героями39.

36«Поучение царю Мерикара» уподобляет статую, вместившую Бога, воде, смирившей свою мощь и давшей оградить себя берегами арыка. Но как вода может шутя разметать эти ограды, так и божественная мощь только по собственной воле временно ограничивает себя «плотью» идола. После окончания литургии божественное ба покидает свое вместилище.

37Так, например, на торцевой доске саркофага генерала Сепи из некрополя эль-Берше эпохи Среднего царства, Неберджер («Владыка вселенной» – Бог Творец) предстает в облике Осириса, в то время как сопутствующий текст называет его Ра. Здесь мы воочию видим результат нисхождения «Солнечного Ба» (Ра) в его «Божественное саху» (мумию – Осириса), то есть процесс, аналогичный божественной манифестации в храмовых изображениях.

38Ассман Я. Египет: теология и благочестие ранней цивилиза-

ции. С. 75.

39Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 21–23.

55

Благодаря культу статуй и собственным маркированием священной территории у египетского храма был еще один чрезвычайно важный аспект: бытие сакрального в профанном мире не только как врéменная или периодическая иерофания, но как постоянное материальное присутствие. Это присутствие порождало (и порождает по сей день) совершенно особые отношения человека к этим материальным проявлением сакрального. Пребывание храма на изначально священной территории делало само сооружение сакральным, и даже смена религий не отменяла всегдашней святости самой территории. Так, огромное число древнеегипетских храмов со временем превратилось в христианскиецерквиимонастыри,апотомивмечети.Ипосейдень,когда практически все древние храмы стали музейными комплексами, в них иногда происходят действия, которые можно охарактеризовать только как обрядовые. Так, в Луксорском храме раз в году проводится праздник освящения весел нильских фелюг.

Но был и еще один аспект, практически скрытый от нас. Это неизбежное разрушение сакральных построек не во время религиозных изменений, когда храмы варварски уничтожались, а во время благоговейных «обновлений». Археологически выяснено, что разрушаемые здания старались использовать во время повторного строительства. Так, здание удивительной маленькой «Белой капеллы» Сенусерта I эпохи Среднего царства разобрали на части и заложили в толщу нового пилона, возведенного на ее месте. Но как происходил процесс самого разрушения храма, мы, кажется, можем понять по одному случайно не доведенному до конца древнему предприятию. В Дейр эль-Бахри, у подножия скал на западе Фив, Тутмос III соорудил свой заупокойный храм, буквально втиснув его между храмом фараона XI династии Ментухотепа Небхапетра и храмом царицы Хатшепсут. Через приблизительно три столетия гигантский обвал скального массива разрушил и храм Ментухотепа, и храм Тутмоса. Разрушенное сооружение решено было использовать в качестве строительного материала, и рабочие начали разбирать завалы и распиливать стены на блоки. Но в это время новый обвал похоронил под собой развалины храма, и больше туда уже никто не возвращался. Благодаря этому событию польские археологи обнаружили часть покрытых рельефными изображениями блоков, уже приготовленных для дальнейшего использования. По этим-то рельефам и удалось установить, что с храмом был совершенно очевидно проведен какой-то обряд,

56

противоположный обряду отверзания уст и очей. У всех изображений богов были старательно уничтожены глаза. Их сознательно «закрыли», разорвав таким способом связь изображений с бау. Фактически рабочие разбивали уже не тела богов, а просто каменные блоки40.

Еще один пример древнего разрушения сакрального сооружения, хотя и сходный по форме, имел совершенно иные цели. После крушения амарнской религиозной реформы храм Атона в Ахетатоне не просто подвергся разгрому. С ним, очевидно, была проведена специальная церемония, являющая собой ритуал, «обратный» закладке здания. Основание храма Атона, особенно места закладов, было тщательно покрыто гипсом и зацементировано41. Очевидно, таким способом пытались ритуально очистить саму территорию храма, «нейтрализовать» те негативные силы, которые все еще распространялись оттуда, незримо продолжая пагубное действие эхнатоновой реформы.

Но даже обставленное подобным образом разрушение храмов только подтверждает колоссальное значение, которое они имели для формирования, развития, да и самой жизни древнеегипетской цивилизации. На протяжении нескольких тысячелетий они были связующим звеном между поколениями египтян и той божественной искрой, которая вспыхнула когда-то в темных водах предвечного океана.

После ухода богов из обыденной жизни и ее десакрализации, после разделения мира на профанный (мирской) и запредельный, египтянам ценой невероятных усилий удалось сохранить в десакрализованном мире островки того первозданного благодатного состояния, когда смерть еще не положила пропасть между Богом и людьми и которое существовало до грехопадения. Египетские храмы-крепости были теми изолированными от профанного мира вкраплениями изначального пространства-времени, в котором все еще обитала незамутненная грехопадением кристально чистая святая древность. В этих островках сакрального пространства человек все еще «созерцал лик божий», как было когда-то и как должно было быть, и как было бы, если бы «сердце людей не склонилось ко злу». Там

40Lipińska J. «Blinded» deities from the temple of Tuthmosis III at Deir el-Bahari.— Intellectual heritage of Egypt. Budapest, 1992. Р. 387– 388.

41Pendlebury J.D.S. Tell el-Amarna. London, 1935. Р. 31.

57

продолжалось сакральное время, и вечно совершались события сакрального прошлого, а сакральная география наглядно присутствовала на той же территории, на которой жили люди. Каждый город священным приданием, так или иначе, был вовлечен в мифические события «древности земли». В каждом из них произошло то или иное событие сакральной истории.

Собственно, сущность египетского храма заключается именно в том, что в нем сохраняется сакральность того момента истории, когда мир пребывал в самом идеальном своем состоянии: после Первотворения, но до грехопадения человека и до ухода Бога в иную реальность.

Пока мир остается таким, каким он стал после грехопадения, – разделенным на пространство священное и пространство мирское, пока люди не искупили своей вины и ужас смерти не оставляет покинутую Богом землю, – храмы продолжают нести свою «вахту», оберегая и сохраняя в себе драгоценную святость безгрешных времен. Но такая мучительная разделенность божественной полноты мира не может длиться вечно. Финальная часть 1130 изречения «Текстов Саркофагов» устами самого Творца описывает конец векового проклятия:

Пройдут миллионы лет между Мной и этим Утомленным-сердцем42, сыном Геба.

(А затем) Я воссяду с ним43 вместе на одном престоле

игорода станут иатами, а иат – городами,

ихрамом будет повержен храм44.

Так, наступит конец нынешней вселенной, когда Бог воссядет на престоле во всем Своем совершенстве, начало и конец воссоединятся и мир вернется в первозданную полноту, когда «города станут иатами, а иат – городами», то есть мир живых и мир мертвых объединятся, когда самой смерти уже не будет.

Итогда исчезнет потребность в храмах, поскольку мирское

исвященное пространства соединятся, и само противостояние профанного и сакрального рассеется навсегда. Но до этого должны пройти миллионы лет…

42Между Неберджером и Осирисом, то есть между началом и концом мироздания.

43То есть с Осирисом.

44CT, VII. Р. 467–468.

58

Н.В. Лаврентьева

Роль древнеегипетского «Дома Жизни» в сохранении сакральной традиции

Древнеегипетское искусство представляется нам, людям XXIвека,какнасыщенноемногоуровневымисмыслами,которые ему были сообщены религией и магией. Однако с формальной точки зрения оно зачастую продолжает видеться нам как совокупность простых и ясных форм, которыми оперировали египетские художники на протяжении тысячелетий. Очевидно, что каждый отдельно взятый памятник с присущим только ему художественным решением воплощаемой им идеи, будучи совершенно самостоятельным произведением, занимал строго определенное место в иерархии предметного мира древних египтян. Приемы, избираемые архитектором, скульптором или живописцем, были продиктованы традицией, но сочетание приемов и устойчивых иконографических форм художник, повидимому, мог выбирать сам и варьировать в зависимости от своего умения и таланта. Где проходит граница между каноном и художественным творчеством, как они сосуществовали и что или кто осуществлял регулирование этой взаимосвязи? Этот вопрос стоит в самом центре целого комплекса проблем, связанных с пониманием механизма функционирования египетского искусства и трансляции художественной традиции на протяжении многих поколений древнеегипетских мастеров.

Огромная значимость канона в древнеегипетском искусстве бесспорна. Использование специалистами этого греческого термина применительно к древнеегипетскому искусству отражало очевидное положение дел и, на первый взгляд, удачно решало множество практических и методологических проблем. Однако взгляд на египетское искусство через призму канона не разрешает проблемы вызревания изменений в искусстве и трансформации традиций. В советской историографии была предложена идеологическая основа, трактующая постепенное

59

изменение традиционных начал, – это неуклонное нарастание реалистических тенденций. Западной наукой была избрана линейная формула для объяснения этих процессов – во главу угла ставились исторические условия и не менее выраженное значение идеологии царской власти. Однако сам механизм этого явления (сохранность–изменяемость) и система связанных с ним конкретных действий для нас до сих пор остается малопонятен. История древнеегипетского искусства предстает перед нами как хронологический список памятников и повлиявших на их создание исторических событий. Но в этой фактологической системе все сильнее становится ощутим пробел в понимании тех бесспорно существовавших подводных течений, которые и составляют мировоззренческие основы и религиозные устои, во все времена оказывавшие наибольшее влияние на формирование стиля эпохи и его соотношения с этическими и эстетическими константами древнеегипетской культуры. При изучении мировоззренческих основ египетского общества мы неизбежно задаемся вопросом о том, какие общественные институты служили мерилом и законодателем, а также охранителем культурной и художественной традиции. Чаще всего на эту роль претендует институт царской власти, которая сама по себе является лишь частью сложногомеханизма регулирования жизни традиции. Для регулирования этой системы необходим был институт, стоящий за пределами политической истории, центральной фигурой которой являлся фараон. То есть это институт египетского общества, члены которого могли позволить себе смотреть на происходящие процессы отстраненно, с высоты абсолютного знания, не являясь двигателями сиюминутной истории.

На роль такого важнейшего института-хранителя сакральных знаний, поддерживавшего и развивавшего эту традицию, претендует так называемый «Дом Жизни» (P R -ANX). Исследованию этого учреждения не уделялось внимания, соразмерного его значению для понимания целого ряда важных проблем египтологии. Почти полностью весь материал, касающийся этой проблемы, впервые собрал и обработал А. Гардинер1. Дополнили этот материал Г. Познер2 и А. Вольтен3;

1 Gardiner A. The House of Life // JEA. Vol. 24. 1938. Р. 157–180. 2 Posener G. L’exorde de l’instruction educative d’Amennakhte // RE.

Vol. 10. 1955.

3 Volten A. Demotische Traumdeutung. Kopenhagen, 1942. S. 17–80.

60

Папирус Солт 825 (Лондон, Британский музей, инв. № ВМ 10051). Фрагмент с виньеткой, изображающей

устройство «Дома Жизни»

касался этой темы и Ж. Вергот4. Изложению их позиций и некоторых соображений на этот счет посвящена глава книги «Писцы Древнего Египта» М.А. Коростовцева5. Всех исследователей интересовали функции этого учреждения, его социальная роль, но почти не затрагивались проблемы, связанные с его ролью в сохранении и разработке художественной мифологии.

Наиболее раннее упоминание «Дома Жизни» относится к I династии и происходит из абидосской гробницы царя Ита (Хор Уаджи)6. В эпоху Древнего царства он упоминается в текстах времен Пепи II, фараона VI династии (Urk.I, 286, 10, 289, 8)7. Надо отметить, что первые дошедшие до нас

4 Vergote J. Joseph en Egypte. Louvain, 1959. Р. 74–80.

5 Коростовцев М.А. Писцы Древнего Египта. М.: Издательство восточной литературы, 1962.

6 Kaplony P. Die Inschriften der ägyptischen Frühzeit. 3 Bande. Wiesbaden, 1963–1964, 82–83, Abb. 85.

7 Gardiner A. The House of Life. Р. 160,Декреты о привилеги-

ях, даруемых жречеству храма бога Мина в Коптосе.

61