Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

ивообще сколько-нибудь важных рели­ гиозных учений, даже если это и не ис­ тины. Их значение почти постоянно ли­ бо утрачивается, либо вновь открывается. И всякий, кто интересовался историей бо­ лее серьезных убеждений человечества — тех мнений, которые руководят поведени­ ем людей (или должны были бы, по их убеждению, руководить им), — тот знает, что, даже признавая на словах те же самые учения, люди связывают с ними не только

водно время большее, в другое меньшее количество того или другого определен­ ного содержания, но иногда придают им даже совершенно различный смысл. Слова

вих первоначальном значении соозначали (а значит, и предложения выражали) некоторую совокупность внешних фактов

ивнутренних, духовных состояний, из ко­ торой общее направление умов различных поколений человечества бывает наиболее восприимчиво то к одной, то к другой ча­ сти. Для здравого смысла существует в каж­ дом поколении только та часть содержания имени, для которой это поколение имеет нечто соответствующее в своем повседнев­ ном опыте. Но слова и предложения могут подсказать и остальную долю содержания этих имен человеку, который будет надле­ жащим образом к этому подготовлен. Та­ кие единичные умы почти всегда бывают,

ивосстановленное ими прежнее, затеряв­ шееся значение имени начинает снова по­ степенно проникать в общее сознание.

Однако наступление этой благотвор­ ной реакции могут сильно замедлять по­ верхностные представления и неосторож­ ный образ действий чистых логиков. Ино­ гда к концу периода забвения, когда сло­

во уже потеряло часть своего значения

ине начало еще вновь приобретать ее, выступают люди, руководящей и любимой идеей которых является важность ясных представлений и точного мышления, а сле­ довательно, и необходимость точного язы­ ка, Рассматривая старые формулы, эти лю­ ди легко замечают, что слова употребля­ ются в них без определенного значения,

иесли эти люди неспособны вновь от­ крыть утраченное значение, то они начи­ нают отбрасывать эти формулы и опре­

делять имена без отношения к ним. При этом они закрепляют за именем то, что им соозначается в то время, когда оно имеет наименьшее количество содержания, и на­ чинают его последовательно и единооб­ разно употреблять с этим соозначением. Имя приобретает тогда означение, очень далекое от прежнего: оно распространя­ ется на много таких вещей, на которые оно раньше (по-видимому, по какому-то капризу) не распространялось. Из числа предложений, в которых это слово раньше употреблялось, те, которые были истин­ ны в силу забытой части значения имени, становятся — при свете нового определе­ ния — ложными. А так как это определе­ ние становится признанным и достаточно точным выражением того, что (как заме­ чают) имеет в уме всякий, кто употреб­ ляет этот термин в настоящее время, то старые формулы начинают считать пред­ рассудками и людей перестают учить, как учили прежде, верить в их истинность, хо­ тя бы и без понимания их смысла. Эти положения уже не бывают теперь окруже­ ны в общем сознании тем уважением, под влиянием которого во всякое время быва­ ет готово возникнуть их прежнее значение. Вследствие этого не только содержащиеся в них истины открываются вновь гораздо медленнее, но (если только они вообще открываются) те предрассудки, с которы­ ми смотрят на новизну, обращаются теперь (по крайней мере, до некоторой степени) уже не за них, а против них.

Эти замечания будут яснее на примере. Во все времена — за исключением тех эпох, когда моральная рефлексия и умозрения в области нравственности вынуждены быва­ ли прекратиться вследствие внешнего на­ силия или когда побуждающие к мораль­ ным умозрениям чувствования продолжа­ ли удовлетворяться традиционным учени­ ем той или другой положительной рели­ гии, — одним из предметов, больше все­ го привлекавших к себе внимание мыс­ лящих людей, был вопрос о том, что та­ кое добродетель, или добродетельное по­ ведете. По этому вопросу возникали в раз­ ное время различные теории, развивавши­ еся и получавшие частичное преоблада-

:ш)го ранга. Это соображение объясняет как то, почему в одном из своих популяр­ ных значений слово это означает всякого, кто живет, не трудясь, в другом — челове­ ка, не занимающегося физическим трудом, а в наиболее возвышенном своем значе­ нии означало во все времена такое по­ ведение, характер, привычки и внешность (в ком бы эти признаки ни встретились), какие, согласно понятиям этой эпохи, при­ надлежат или должны принадлежать лю­ дям, рожденным и воспитанным в высо­ ком общественном положении.

Постоянно случается, что из двух слов, словарное значение которых одно и то же или очень мало различно, одно уместно при одном сочетании обстоятельств, а дру­ гое при другом, причем нельзя указать, ка­ ким образом первоначально возникло та­ кое их употребление. Иногда то случай­ ное обстоятельство, что одно из этих слов употреблялось в известных, определенных случаях или в каком-либо одном обще­ ственном кругу, может обусловить столь крепкую ассоциацию между данным сло­ вом и теми или другими особыми обсто­ ятельствами, что человечество откажется от употребления его во всех других случа­ ях, и данный специальный оттенок слова войдет в его значение. Волна обычая сна­ чала бросает слово на то или другое зна­ чение, а затем отступает, оставляя его там.

Примером этого может служить та за­ мечательная перемена, какой подверглось (по крайней мере, в английском языке) значение слова loyalty (верность престо­ лу). Первоначально это слово значило поанглийски (как оно и до сих пор еще значит в том языке, из которого оно за­ имствовано) честное, открытое поведение и верность своим обязательствам; в этом смысле обозначаемое им качество состав­ ляло часть характера идеального рыцаря. Я не берусь решать, по недостаточному знакомству с историей придворного языка, каким образом значение этого слова бы­ ло затем ограничено в Англии верностью престолу. Расстояние между «верным ры­ царем» (loyal chevalier) и верноподданным, конечно, значительно. Я могу лишь пред­ положить, что это слово было некогда при

дворе излюбленным термином для обозна­ чения верности присяге подданства, так что, наконец, люди, говорившие о всякой другой (вероятно, считавшейся более низ­ кой) верности, кроме верности престолу, перестали осмеливаться употреблять столь высокий термин или, может быть, нашли удобным обозначать всякую другую вер­ ность каким-либо другим словом — для того чтобы не быть понятыми ложно.

§ 2. Нередко бывает, что то или другое обстоятельство, вошедшее в соозначение первоначально не имевшего к нему отно­ шения слова, сначала только случайно, а с течением времени и совершенно заме­ щает его прежнее значение и становится уже не частью соозначения, а всем соозна­ чением данного слова. Так было со сло­ вом pagan (paganus, язычник), означавшим первоначально, как показывает его этимо­ логия, селянина, жителя деревни (pagus).

В известную эпоху распространения хри­ стианства в римской империи привержен­ цы старой религии почти совпадали с по­ селянами — жителями деревень; обитате­ ли городов обратились к новой религии раньше, так как и в наше время, и всегда большая активность общественных отно­ шений делает горожан более восприимчи­ выми к новым мнениям и модам, а старые привычки и предрассудки, напротив, доль­ ше всего держатся в деревнях. Кроме того, города более непосредственно испытыва­ ли на себе влияние правительства, обра­ тившегося уже в то время в христианство. Вследствие этого случайного совпадения слово paganus стало обозначать поклон­ ника старых богов (и постоянно все бо­ лее и более возбуздать эту идею), пока, наконец, оно не стало внушать этой идеи настолько сильно, что те, кто не хотел вну­ шать ее, стали избегать этого слова. А ко­ гда paganus стало соозначать язычество, то на неважное по отношению к этому соозначению обстоятельство — на место жительства — скоро перестали вовсе обра­ щать внимание. И так как редко приходи­ лось высказывать какие-либо утверждения специально относительно язычников, жив­ ших в деревнях, то для обозначения таких

язычников уже не было нужды в особом слове, и paganus стало не только обни­ мать язычника, но и исключительно его обозначать.

Еще более знакомый большинству чи­ тателей пример дает слово villain (или villein). Этот термин в Средние века, как всякому известно, имел самое определен­ ное соозначение, какое только может во­ обще иметь какое бы то ни было слово: он был юридическим обозначением тех людей, которые подлежали менее тяжелым формам феодальной зависимости. Презре­ ние полуварварской военной аристокра­ тии к этим униженным людям сделало то, что причислять человека к этому классу людей стало означать нанести ему вели­ чайшее оскорбление. С другой стороны, это презрение заставило феодалов припи­ сывать этим людям всякого рода ненавист­ ные качества — несомненно, часто не без основания, ввиду того унизительного по­ ложения, в котором эти люди находились. Все эти обстоятельства так сильно связали с термином villain идею проступка, вины, что приложить этот эпитет даже к тем, кому он был присвоен по закону, стало равняться оскорблению, и его начали из­ бегать, раз не желали оскорбить. С этого времени идея проступка стала частью со­ означения этого имени, а вскоре и всем его соозначением, так как не было никако­ го настоятельного мотива различать в речи дурных людей из крепостного, или холоп­ ского состояния от дурных людей из дру­ гих общественных слоев.

Эти и им подобные примеры, в кото­ рых первоначальное значение термина со­ вершенно потеряно и где к первоначально­ му содержанию сначала привилось, а по­ том и вовсе его заместило другое, совер­ шенно отличное от него значение, иллю­ стрируют то двойное движение, какое по­ стоянно происходит в языке. Одно из этих движений есть обобщение, благодаря ко­ торому слова постоянно теряют часть сво­ его соозначения, получая меньшее содер­ жание и больший объем; другое же — спе­ циализация, под влиянием которой дру­ гие (или даже те же самые слова) посто­ янно приобретают новое соозначение —

некоторое добавочное содержание, вслед­ ствие ограничения их применения одной частью тех случаев, в которых их употреб­ ляли раньше. Это двойное движение имеет настолько важное значение в естественной истории языка (с которой искусственные изменения должны всегда находиться в не­ котором соотношении), что мы считаем себя вправе остановиться несколько доль­ ше на сущности этих явлений и на обу­ словливающих их причинах.

§ 3. Начнем с движения в сторону обоб­ щения. Не стоит, может быть, останавли­ ваться на тех изменениях значений имен, которые происходят просто вследствие не­ вежественного их употребления людьми, не усвоившими себе как следует обще­ принятого соозначения слова и употреб­ ляющими его слишком неопределенно и широко. Тем не менее и этот факт пред­ ставляет собой один из источников изме­ нений в языке. Действительно, когда сло­ во начинает часто употребляться в таких случаях, где нет одного из соозначаемых им качеств, и перестает с несомненностью внушать нам идею этого качества, тогда даже те, кто нисколько не заблуждается относительно настоящего значения слова, предпочитают выразить это значение какнибудь иначе, прежнее же слово предо­ ставляют его собственной судьбе. Приме­ рами могут служить слова: squire (собств. оруженосец) — в смысле собственника по­ местья, parson —в значении не настоятеля прихода, а вообще духовного лица, artist

— как обозначение только живописца и скульптора. Такие случаи выясняют про­ цесс вырождения языков в эпохи, когда литературное развитие останавливается; в настоящее время подобная же опасность угрожает нам вследствие поверхностного распространения этой литературной куль­ туры. Теперь стали писателями по профес­ сии так много людей, не обладающих ни­ чем, что заслуживало бы названия обра­ зования, что литература, можно сказать, почти исключительно находится в руках лиц, не умеющих обращаться с ее ору­ дием и все более и более портящих его даже и для людей умелых. Неизвестно как

степени прозрачностью (от vitrum, стекло); а теперь (едва ли это нужно и говорить) :>■тот термин присвоен одному особому ви­ ду таких веществ5. Таким же образом слово Hark (кора), имя общее, прилагается к од­ ному роду коры и в этом значении выде­ ляется прибавлением члена The: The bark (хинная корка). То же самое произошло и со словом опиум, означавшим первона­ чально всякий сок (6тю<;, succus), а теперь означающим только один вид сока: а имен­ но, сок мака. Точно так же, далее, Elateriит употреблялось Гиппократом для обо­ значения различных внутренних средств, особенно слабительных, обладавших силь­ ным драстическим действием (от слова

£Xauv(i) = agito, moveo, stimulo, гоню, из­ гоняю); а последующие авторы стали упо­ треблять этот термин исключительно для означения вещества, осаждающегося из со­ ка ослиного огурца. Слово Fecula первона­ чально обозначало всякое вещество, полу­ чающееся самопроизвольным осаждением из жидкости (от faeх, подонки или осадок всякой жидкости); впоследствии же этим словом стали обозначать крахмал, отлага­ ющийся таким именно способом из взбол­ танной в воде пшеничной муки; наконец, его приложили к особым растительным началам, нерастворимым (как и крахмал) в холодной, но совершенно растворяю­ щимся в кипящей воде, с которою они образуют студенистую массу. Эта неопре­ деленность значения слова fecula породи­ ла много ошибок в фармацевтической хи­ мии: так, говорят, что elaterium есть fecula, и в первоначальном смысле слова fecula это справедливо, так как это вещество по­ лучается самопроизвольным осаждением из некоторого растительного сока; но в бо­ лее узком, современном значении слова fecula это утверждение дает ошибочную идею, так как elaterium представляет собой не активное начало сока, содержащееся в fecula, а особое, специфическое (sui gener­ is) непосредственное начало6, которому я решился дать имя Elatin. По той же при­ чине очень сомнительно и неясно значе­ ние слова Extract, прилагающегося то во­ обще ко всякому веществу, получающемуся посредством выпаривания того или друго­

го растительного раствора, то специально к некоторому особому непосредственному началу, обладающему определенными при­ знаками, при помощи которых его можно отличить от всякого другого элементарно­ го тела»7.

Всякое родовое имя может стать обо­ значением только того или другого вида или даже индивидуума из состава данно­ го рода, если думать и говорить об этом индивидууме или виде приходится гораздо чаще, чем обо всем другом, что содержит­ ся в данном роде. Так, под «животиной» (cattle) извозчик будет разуметь лишь ло­ шадей; «скотиной» (beasts), на языке зем­ ледельцев, называется лишь рогатый скот; а «птицами» некоторые спортсмены назы­ вают одних куропаток. В этих примерах проявляется тот же самый закон, по ко­ торому слова: 0е6<;, Deus, Бог были заим­ ствованы христианством у язычества для обозначения единственного предмета по­ клонения христиан. Почти вся термино­ логия христианской церкви составилась из слов, первоначально употреблявшихся в гораздо более общем значении: ecclesia (церковь) значит собственно собрание, bishop (episcopus, епископ) — надзиратель, или наблюдатель, priest (presbyter, пресви­ тер) —старейший, deakon (diakonus, диа­ кон) —управитель, sacramentum (таинство)

— обет верности, Evangelium (евангелие) —

благая весть. Некоторые слова, как, напри­ мер, minister, и до сих пор еще употреб­ ляются и в широком, и в узком смысле8. Было бы интересно проследить тот про­ цесс, посредством которого слово автор (auctor), в его наиболее обычном смысле, стало обозначать писателя, а слово тю1Г)т- г)<; («делатель») — поэта.

Легко можно указать и еще много при­ меров того, как в содержание слова входи­ ли обстоятельства, лишь случайно связы­ вавшиеся с ним в тот или другой отдель­ ный период времени, как это было со сло­ вом pagan. Слово physician (от сритхос;, натуралист) стало в Англии синонимом врача, потому что до сравнительно поздне­ го времени единственными натуралиста­ ми были практические врачи. Слово клерк (clericus, ученый) стало означать члена

духовенства, так как единственными уче­ ными в течет многих столетий были ду­ ховные лица9.

Однако из всех идей более всего спо­ собны связываться с чем-либо им смеж­ ным (посредством ассоциации) идеи удо­ вольствий и страданий, а также тех вещей, которые мы по привычке считаем источ­ никами наших удовольствий или страда­ ний. Поэтому скорее и легче всего из чис­ ла добавочных соозначений слово при­ нимает соозначение приятности или не­ приятности, в их различных видах и сте­ пенях, хороших или же дурных свойств предмета, его желательности или нежела­ тельности, его ненавистности, страха пе­ ред ним, презрения к нему, удивления пе­ ред ним, надежды на него, любви к нему и т. п. Соответственно этому, едва ли есть хоть одно имя, которое выражало бы тот или другой нравственный или обществен­ ный факт и вызывало бы сильные впечат­ ления приятного или враждебного свой­ ства, не вызывая в то же время решитель­ но и непреодолимо некоторого соозначе­ ния из области этих сильных чувствований или, по крайней мере, некоторого одобре­ ния или порицания. И употребление этих имен в соединении с другими, выражаю­ щими противоположные чувства, произ­ вело бы впечатление парадокса или даже противоречия в словах. Пагубное влияние таким образом приобретенного соозначе­ ния на господствующие привычки мысли, в частности, в области морали и полити­ ки, было отлично во многих случаях указа­ но Бентамом. Оно порождает ошибки, или

ложные заключения из названий, возводя­ щих вопрос в положение (question-begging names). Мы исследуем, обладает ли та или другая вещь таким-то свойством или нет; а между тем это свойство до такой сте­ пени связалось с именем вещи, что ста­ ло частью ее значения, и мы принимаем доказываемое, уже просто произнося дан­ ное имя. Это — один из самых частых источников предложений, кажущихся са­ моочевидными. Не приводя больше при­ меров для объяснения перемен, произво­ димых постоянно в значении терминов их обыденным употреблением, я должен при­

бавить, в качестве практического правила, что логик, не имея возможности предот­ вратить таких изменений, должен добро­ вольно подчиниться им, раз они совер­ шились безвозвратно, и определять слова (если необходимо определение) согласно их новому значению; прежнее же значе­ ние он должен удерживать, если это нуж­ но, в качестве вторичного, если он надеет­ ся сохранить его в философском ли языке или в обыденной речи. Создавать логики могут лишь значение научных терминов: значение же всех остальных слов созда­ ется всем человечеством. Но логики мо­ гут выяснить то, что смутно руководило умом человечества при данном употреб­ лении того или другого имени; а найдя, они могут облечь это в столь отчетливые и прочные термины, что человечество уви­ дит то значение имени, которое до тех пор оно только чувствовало, и не допустит уже его впоследствии до забвения или оши­ бочного понимания.