Бельский В.Ю., Золкин А.Л. Философия. Ч. 2

81

го, оформляясь в качестве особой бессознательной инстанции – «Сверх–Я». Не эволюционное развитие орудий труда и интеллекта, а появление совести выделяет человека из животного мира. Именно совесть и создает феномен культуры. Преступление, навязчивые видения как последствия преступления и раскаяние – все это, с точки зрения Фрейда, и является источниками появления человеческой культуры. Культура тогда должна пониматься скорее, как средство принуждения человека к социально-упорядоченному поведению, как инструмент подавления первичных асоциальных позывов, а не только как пространство человеческого самосовершенствования на основе творческой деятельности.

2.2. К. Г. Юнг: архетипы коллективного бессознательного

Абсолютизация Фрейдом биологических сторон жизни человека вызвала критику не только со стороны ученых, отрицательно относившихся к психоанализу в целом, но и со стороны ближайших последователей австрийского психиатра, например, швейцарского психолога

ипсихиатра Карла Густава Юнга (1875–1961 гг.).

Вотличие от Фрейда, Юнг полагал: в психике человека, помимо индивидуального бессознательного, существует и более глубокий слой

– «коллективное бессознательное», являющееся запечатленным в структурах мозга отражением опыта прежних поколений. Этот опыт сохраняется в так называемых «культурных архетипах» – изначальных представлениях о мире, лежащих в основе общечеловеческой психики

инаходящих свое выражение в мифах, верованиях, сновидениях, произведениях литературы, искусства и во многих других областях духовной жизни.

Что заставило Юнга отказаться от сексуально-биологической трактовки бессознательного? В процессе своих исследований он систематизировал те образы, которые являлись его пациентам в снах и видениях, и обнаружил, что эти образы совпадали с символами, проходящими через всю историю мировой культуры и выражающими приобщенность человека к таинственному измерению жизни. Удивительным же было то, что большинство пациентов в силу своего образования просто не могли знать про эти культурные символы и, конечно, не могли создать их самостоятельно. Поэтому ученый счел возможным допустить, что указанные символы продуцируются общим для всех людей бессознательным.

83

тролируемых эмоциях, но лучше всего она заметна у других, со стороны, когда Тень проецируется на окружающих. Возникает иллюзорный мир: проецируются наши самые худшие черты, которые мы не видим у себя, зато с легкостью находим у ближнего.

Важнейшие архетипы – «Мать», «Отец», «Анима», «Анимус». Доминирование того или иного архетипа отмечает этапы психологического развития человека. Для ребенка, всецело зависящего от родителей, основными архетипами являются «Мать» и «Отец». Это комплексы психических установок по отношению к родителям. Когда же детство заканчивается, то выделяются архетипы взрослых людей: образ мужчины, каким он представляется женщине (Анимус), и образ женщины, каким он представляется мужчине (Анима).

До тех пор, пока образ не спроецирован и не становится любимым в каком-либо объекте, он по-прежнему остается полностью идентифицированным с индивидом и будет в нѐм выражаться помимо его воли.

В мужчине будет проявляться его Анима. Каким образом? Сдержанность – это типично мужской идеал. Он достигается путем вытеснения эмоций. Тем самым в бессознательном мужчины накапливаются женоподобные качества, которые иногда прорываются наружу и выдают в мужчине существование женского существа – иррациональноэмоциональной Анимы.

У женщины наоборот. Если наружу прорывается Анимус, то это не чувство как у мужчины. В подобных случаях женщина вступает в дискуссию и что-то громко доказывает. И если чувства Анимы произвольны и капризны, то аргументы Анимуса нелогичны и неубедительны. Анима – это иррациональное чувство. Анимус – это иррациональное суждение. И Анима, и Анимус являются архаическими формами тех психических феноменов, которые с древних времен называются душой. «Задача ... человека, – пишет Юнг, – состоит в том, чтобы проникнуть в бессознательное и сделать его достоянием знания, ни в коем случае не оставаясь в нем, не отождествляя себя с ним. И то и другое неверно ... Единственный смысл человеческого существования в том, чтобы зажечь свет во тьме примитивного бытия»1.

1 Юнг К. Г. Воспоминания. Сновидения. Размышления. Киев, 1994. С. 321.

84

3. Онтологическая проблема сознания в современной философии: сознание и научная картина мира

3.1. Логический бихевиоризм

Представители логического бихевиоризма утверждают, что сознание не является чем-то иным, помимо поведения, где под «поведением» подразумевают доступное общему наблюдению телесное поведение.

Подобное сведение ментального к поведенческому логические бихевиористы отстаивают в качестве лингвистического тезиса – тезиса о том, как возможно употреблять в нашем языке психологические понятия типа «мысль», «память», «восприятие» и т. д. И это, согласно логическим бихевиористам, возможно потому, что любое предложение о сознаниях может быть без изменения значения переведено в предложение относительно доступного общему наблюдению поведению. До тех пор, пока наша психологическая терминология не станет обозначать внешнее поведение, она не будет обладать значением.

Подобными аргументами логические бихевиористы надеялись опровергнуть картезианский дуализм сознания и тела, а заодно и классические (материалистические или идеалистические) способы его критики. В результате, «… сакральная противоположность между Материей и Духом, – утверждал Гилберт Райл, – будет рассеиваться, но не за счет одного из столь же сакральных поглощений Духа Материей или Материи Духом, а совсем иным способом».

Книга Райла «Понятие сознания» стала манифестом прямой конфронтации с картезианской парадигмой философствования, порождающей образ человеческой души как скрытой, бестелесной субстанции, непосредственно обнаруживаемой индивидом в своих интроспективных состояниях. Свою цель он видел в том, чтобы обосновать возможность полного отказа от всех способов описания человека как разумного существа через указание на эпизоды его «внутреннего мира», которые понимаются как мысли, эмоции и волевые импульсы. Осуществлению этой программы препятствует «официальная картезианская доктрина», предусматривающая введение двух видов причинности для демаркации сознательного поведения и телесных движений.

Воснове этой доктрины Райл обнаружил так называемую «догму

одухе в машине», которая опирается на «категориальную ошибку» представления различия между ментальным и физическим внутри одной системы категорий, таких, как «вещь», «атрибут», «состояние», «процесс», «изменение» и т. д. В этом случае сознание понимается как

85

вещь, но отличная от телесных вещей; ментальные процессы трактуются как причинно-следственные отношения, но особого вида. Объединение ментального и физического в одном категориальном типе и породило доктрину сознания, которая по сути является парамеханической гипотезой, мистифицирующей механистическое понимание сознания.

Показав причины категориальной ошибки в отношении ментальных терминов, Райл предложил все понятия, выражающие характеристики сознания, отнести к категории диспозициональных понятий. Предполагается, что диспозициональное понятие выражает не актуальное (наблюдаемое, локализуемое и в этом смысле эпизодическое) свойство или состояние объекта, а характеристику его возможного «поведения». Простейшими примерами диспозициональных понятий будут хрупкость стекла, растворимость сахара и т. п. Аналогично ментальные понятия, будучи диспозициональными, выражают не актуальное внутреннее состояние человека, а предрасположенность к возможному поведению.

Существует большое множество диспозициональных понятий. Райл полагал, что они нуждаются в классификации, и поэтому подробно рассматривал самые трудноуловимые оттенки их смыслов (чем, например, отличается «навык» от «умения»?). Особую озабоченность аналитика вызывало убеждение философов в том, будто все диспозициональные термины имеют эпизодическое использование. Поэтому довольно значительную часть своей книги «Понятие сознания» он посвящает анализу ментальных выражений английского языка, пытаясь исчерпывающим образом доказать, что все эти выражения имеют только диспозициональный смысл.

Райл поставил перед собой задачу показать, как неспособность понять логику наших обычных понятий приводит нас к ошибочному суждению, будто существует проблема сознания и дуализм служит ее решением. Однако, нам, очевидно, нет необходимости склоняться к картезианскому различению мыслящей и телесной субстанций, поскольку и без помощи данной философии сознания мы вполне способны квалифицировать человеческие поступки как разумные, мудрые и т. д. Картезианская философия сознания возникла только потому, что философы злоупотребили нашим обыденным языком.

3.2. Теория тождества и редуктивный физикализм

Предложенное Райлом объяснение диспозиций, вызвало многочисленные критические отклики в рамках аналитической философии сознания. Известный австралийский философ Д. Армстронг назвал это

86

объяснение операционалистским и противопоставил ему то, что сам называл реалистическим объяснением. «Согласно реалистической точке зрения, – писал Армстронг, – говорить о том, что объект обладает диспозициональными свойствами, значит предполагать, что объект имеет некоторое состояние, которое отвечает за то, что объект проявляет определенное поведение в определенных обстоятельствах». Данные состояния, по мнению австралийского философа, должны быть недиспозициональными, они являются первичными качествами психики.

Движение к отличному от райловского решению проблемы категориального статуса ментальных понятий с учетом критики идеи «привилегированного доступа» было предпринято американским философом Гербертом Фейглом, который уже после выхода в свет «Понятия сознания» отверг все попытки ограничить анализ психики исключительно диспозициональными терминами. Прежде всего он указал феномены, к которым человек имеет привилегированный доступ. «Я переживаю (наслаждаясь или страдая), – писал Фейгл, – «сырые чувства» осознания самого себя. Эти «сырые чувства» доступны другим людям только опосредованно, через заключение, что они являются моими».

«Сырые чувства» суть непосредственно возникающее в нас знание о наших психических состояниях, знание, невоплотимое в общезначимом языке, но выразимое, по мнению американского философа, в некотором сугубо личном языке, который образует «наиболее глубокий уровень очевидности». Фейгл пришел к выводу о том, что «сырые чувства» непосредственного опыта в том виде, в каком мы их «имеем», эмпирически отождествимы с референтами определенных понятий теории поведения, а эти последние, в свою очередь, отождествимы с референтами некоторых нейрофизиологических понятий.

Прогресс в нейрофизиологии, по мнению Фейгла, позволит соотнести «сырые чувства» и поведенческие понятия с понятиями нейрофизиологии, поэтому не существует принципиальных логических трудностей для превращения этой корреляции в актуальное тождество «ментального» и «физического». «Каковы возражения, задает вопрос Армстронг, – по поводу отождествления ментальных состояний с физико–химическими состояниями центральной нервной системы?». По его мнению, таких возражений не существует. «Нами было показано, – пишет он, – что ментальные состояния являются такими состояниями человека, которые определяются единственно в терминах каузальных отношений объектов или ситуаций, вызывающих данные состояния, с физическим поведением, которое конституирует

87

их «выражение», подобно тому как гены определяются исключительно в терминах своих каузальных отношений к наследственным характеристикам, которые можно считать «выражением» генов».

Теория тождества сознания и мозга является крайне редукционистской, поскольку сводит ментальное к физическому в том смысле, что в онтологическом плане ментальное рассматривается как «ничто свыше и помимо» физического или «ничто иное, как» физическое. Даже если верно, что ментальное есть физическое, по-видимому, потребуется также обосновать, что ментальное не существует сверх и помимо физического. Построение теории тождества сознания и мозга как разновидности материализма предполагает принижение ментальных, субъективных, личных аспектов человека, подобно тому как идеализм связан с недооценкой физических объективных, общих и наблюдаемых аспектов.

3.3. Функционализм

В50–70-х гг. XX в. в сфере изучения человеческого интеллекта произошли изменения, получившие впоследствии название «натуралистический поворот». Для решения проблем, традиционно считавшихся прерогативой гуманитарных наук, стали широко привлекаться естественнонаучные данные, проводиться междисциплинарные исследования, на базе которых возникла новая дисциплина, когнитивная наука, поставившая на повестку дня задачу создания единой науки о мышлении. Она объединяет исследования по экспериментальной психологии, лингвистики, нейрологии, теории информации, логики, связанные с развитием компьютерной техники и вычислительных наук, с моделированием процессов мышления, проблемами передачи, хранения и обработки информации.

Врамках когнитивной науки сложилось влиятельное направление

визучении сознания, получившее название «функционализм». Согласно функционализму, находиться в ментальном состоянии значит находиться в функциональном состоянии. Функциональное состояние – это состояние, которое можно индивидуализировать или выделить благодаря его каузальным отношениям; поэтому ментальное состояние обусловливается конкретной разновидностью причины, скажем, сенсорными данными на входе, и имеет конкретную разновидность следствия, скажем, некоторое поведение на выходе.

Кроме того, ментальные состояния также каузально связаны друг с другом. Всю совокупность каузальных отношений, в которые вступа-

88

ет данное ментальное состояние, называют «каузальной ролью» этого состояния. Или иногда «функциональной ролью». Любой конкретный вид ментального состояния характеризуется конкретным видом функциональной роли. Быть в конкретном ментальном состоянии – именно конкретном – значит играть конкретную функциональную роль – именно эту функциональную роль.

На формирование функционализма огромное влияние оказали исследования по искусственному интеллекту. В частности, английский математик и теоретик вычислительных систем Алан Тьюринг в 1950 г. опубликовал статью «Вычислительные машины и интеллект», в которой стремился обосновать логическую возможность машинного интеллекта. Он также разработал тест («тест Тьюринга»), позволяющий решить, обладают ли компьютеры интеллектом. Суть его состоит в следующем. Сначала в одну комнату помещаются мужчина и женщина, которые должны отвечать на вопросы, задаваемые им человеком, находящимся в отдельной комнате. Ответы передаются в печатном виде тому, кто задает вопросы, и он должен по каждому ответу определить, кто ответил на вопрос – мужчина или женщина. Затем женщину сменяет компьютер. В этом случае спрашивающий должен по каждому ответу определить, кто ответил на вопрос – мужчина или компьютер. И по тому, насколько чаще ему удастся выносить правильные решения в случае компьютера, нежели в случае женщины, нам следует судить об интеллекте компьютера.

Связь данного теста с функционализмом состоит в следующем. Состояния компьютера, выполняющего некоторую программу, определяются по отношениям между входными данными и между выходными данными и по их отношениям друг к другу. Программное описание операций компьютера является функционалистским описанием, ибо сводится к следующему: если получены такие-то входные данные, то возникает такое-то состояние, или если машина находится в одном состоянии, но входные данные не поступают, то она переходит в новое состояние, и т. д. Важно, что таким образом можно функционально описать систему, не принимая никаких онтологических обязательств относительно того, как реализуется выполнение подобной программы.

И все же в своей поздней философии Патнэм отказался от своей прежней доктрины. Уже в своей работе «Философия и наша ментальная жизнь» Патнэм утверждает, что его ранняя гипотеза о том, что человек – это машина Тьюринга и психологические состояния человека – это состояния машины Тьюринга или дизъюнкции состояний машины Тьюринга, является совершенно ложной. «Описать меня как машину

89

Тьюринга (с помощью машинной таблицы) и описать меня как человека (с помощью психологической теории) – значит сделать описания на двух совершенно разных уровнях организации».

Описание машинной таблицы, хотя и отличается от описания на уровне элементарных частиц, но столь же далеко от описания с помощью психологической теории, как и физико-химическое описание. Кроме того, Патнэм полагает, что функционалистская доктрина сформулирована в терминах машины Тьюринга, что не обеспечивает адекватной модели реальных психологических процессов. Функционализм, следовательно, требует другую исчислительную теорию, в терминах которой он еще только должен быть сформулирован в будущем.

3.4. Д. Деннет: «модель множественнных набросков»

Современный американский философ Дэниел Деннет также убежден, что картезианский образ сознания и самости является совершенно ложным, поскольку он пришел в противоречие с современными научными данными об интеллектуальной деятельности человека. Его он именует «картезианским театром» или «гомункуляризмом». Самость изображается чем-то вроде спрятанного внутри головы человечка (гомункулуса), командующего сознательными процессами. Причем, гомункуляризм, по мнению Деннета, свойственен не только классическим картезианцам, но и тем современным материалистам, которые фактически воспроизводят идею «шишковидной железы» Декарта в виде некоего физического аналога ментальной самости – «главного нейрона», благодаря которому якобы осуществляется взаимодействие сознания с нейрофизиологическими процессами мозга.

Картезианский образ сознания Деннет предлагает заменить принципиально иным образом, который он называет «моделью множественных набросков». Суть этой модели заключается в следующем. Человеческий мозг получает поток информации, поступающей из внешнего мира или изнутри организма. Его функция состоит в переработке этого потока, в результате чего производятся как бы черновые наброски, которые генерируются разнообразными частями мозга и в разных сочетаниях (отсюда «множественные наброски»). Поступающая в нервную систему информация подвергается непрерывной «редакторской ревизии», благодаря которой одни наброски могут исчезать, не оставив следа, другие получают приоритетность, перекрывая или подавляя соседей, а самые «упорные» заявляют о своем присутствии «через пресс-релиз в виде вербального поведения».

90

Главной точки (самости), где сплетаются вместе разнообразные потоки набросков не существует. Непрерывно производимые и переплетающиеся наброски не образуют какофонии, и нормальный человек действует разумно потому, что в работу мозга по производству набросков свою лепту вносят разного типа диспозиции. Некоторые подобные диспозиции имеют биологический характер и формируются в процессе эволюции, другие диспозиции приобретаются в процессе социализации и обучения.

Таким образом, архитектура сознания имеет три уровня. В самом основании находятся структура мозга и нейронная активность. Над ней надстраивается абстрактная формальная система в виде функционирования информационной программы. Эта программа использует первый уровень для производства третьего уровня, который состоит из набросков, составляющих нашу реальную речь и поведение.

Главная задача исследователя, изучающего сознание, заключается в том, чтобы понять, как человеческое сознание реализуется в операциях виртуальной машины, созданной культурой в мозге. Компьютерная наука играет в этом исследовании решающую роль, поскольку главным признаком сознания является как раз то общее, что имеется у нас с компьютерами – функционирование когнитивно-информацион- ных процессов. Возникновение в процессе эволюции нашего сознания вместе с его органическим носителем – мозгом, представляется Деннету первым изобретением универсального компьютера.

Литература

Аблеев С. Р. История мировой философии. – М., 2016. Авдеев В. И. Философия : хрестоматия. – М., 2017. Батурин В. К. Философия : учебник для вузов. – М., 2016. Гриненко Г. В. История философии. – М., 2011.

Зотов А. Ф. Современная западная философия. – М., 2012. Микешина Л. А. Диалог когнитивных практик. Из истории эписте-

мологии и философии науки. – М., 2010.

Миронов В. В., Иванов А. В. Онтология и теория познания. – М.,

2005.

Рузавин Г. И. Методология научного познания. – М., 2009. Философия : учебник для вузов / под ред. В. Д. Губина,

Т. Ю. Сидориной. – М., 2016.

Философия / под ред. В. Н. Лавриненко. – М., 2012.

Философия : учебник для вузов / под ред. В. В. Миронова. – М.,

2017.