Аблеев С.Р. Философия науки. Вводный курс

311

кой смертности среди пассажиров и экипажа после затопления лайнера (недостаточное количество спасательных шлюпок, низкая температура морской воды). Математическая вероятность случайного совпадения такого количества деталей двух катастроф – вымышленной и реальной – крайне низка. Тем не менее, рационально объяснить причины подобного странного сходства академическая наука пока не в состоянии. Один из предлагаемых в настоящее время гипотетических подходов связан с развивающейся феноменологической концепцией так называемых синхронизмов, некоторые идеи которой будут рассмотрены далее.

Таким образом, искусство как форма отражения реальности содержит не только вполне явный эстетический, но и скрытый когнитивный (познавательный) компоненты. Очевидно при этом, что он связан скорее с иррациональной (интуитивной) способностью постижения окружающего мира, чем с интеллектом, логическим мышлением или чувственным восприятием.

Самостоятельной формой ненаучного знания (с точки зрения доминирующей научной парадигмы) является квазинаука (лат. quasi – якобы, как будто) или паранаука (др.-греч. para – около). Мы полагаем, что эти два понятия можно использовать как синонимы, так как они отражают одно и то же познавательное явление. Паранаука (квазинаука) представляет собой совокупность научных фактов, гипотез и теорий, которые на определенном историческом этапе не признаются официальной академической наукой или господствующей научной парадигмой, вследствие чего либо игнорируются совсем, либо подвергаются суровой критике. К числу подобных современных квазинаучных направлений можно отнести, например, астрологию, уфо-

логию, парапсихологию.

312

В прошлом, например, в XVII–XVIII вв., квазинаучными знаниями, в частности, являлись оккультно-магические теории притяжения-отталкивания и натурфилософские концепции животного магнетизма. В период становления европейского экспе- риментально-математического естествознания Нового времени эти знания вошли в академическую науку в качестве теорий земного тяготения и гипнотизма. В начале ХХ в. в контексте квазинаучного знания рассматривались, например, теория дрейфа материков1, техническая космонавтика Константина Циолковского, гипотеза циклического воздействия Солнца на биосферу и социум Александра Чижевского. Однако немного позже все отмеченные идеи и концепции были приняты и признаны господствующей научной парадигмой.

Таким образом, рано или поздно познавательные достижения паранауки (квазинауки), как правило, ассимилируются академической наукой (научным сообществом) и становятся общепринятыми научными положениями. Такая ассимиляция особенно активно происходит во время научных революций и смены научных парадигм.

Отдельно следует упомянуть лженауку или псевдонауку – совокупность различных ненаучных знаний, претендующих на научность, но по своей сути никакой научности не имеющие. Очень часто лженауку намеренно или невольно отождествляют с квазинаукой и паранаукой. Однако такое отождествление будет некорректным и даже ошибочным. Чем же они принципиально отличаются?

Содержание квазинауки составляют идеи и теории, которые

всилу различных причин находятся за периметром доминирую-

1Идею движения материков в период с XVII до XX в. разрабатывали Ф. Плаке, А. Снайдер-Пеллегрини, Е. В. Быханов, А. Л. Вегенер.

313

щей академической научной парадигмы. Эти идеи развиваются параллельно с академической наукой или даже опережают ее эмпирические и теоретические достижения и, так или иначе, в большей либо меньшей мере отражают вполне реальные природные явления, процессы и закономерности. Их частичное или даже полное признание научным сообществом является лишь вопросом времени.

В отличие от квазинауки (паранауки), лженаука (псевдонаука) содержит существенно искаженные или определенно ложные представления о природе и человеке, которые кардинально противоречат основам научного мировоззрения или находятся вне когнитивных и методологических возможностей научного знания. Например, в Древнем Риме характерной разновидностью лженаучного ритуального знания являлась религиозномифологическая практика гадательного искусства по внутренностям животных (зоомантика) или по показаниям покойника (некромантия). К числу подобных, но уже современных лженаучных воззрений, можно отнести и теоретические доводы одного скандально известного российского псевдоцелителя о возможности воскрешения человека из мертвых с помощью неких известных ему тайных числовых кодов1.

Другим примером явной псевдонаучной философии и лженаучной практики являются интеллектуальные спекуляции некоторых последователей философии нью-эйдж, которые за определенную плату обещают избавить любого желающего от его «негативной кармы». Как известно, древнее индийское философское понятие «карма» предполагает всеобщую причинно-

1 В июле 2008 г. Таганский суд г. Москвы признал указанного гражданина виновным в мошенничестве в особо крупных размерах и приговорил к 11 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.

314

следственную закономерность, властвующую в природном мире над всеми живыми существами.

Втаком случае наивное убеждение в возможности произвольной отмены действия фундаментального причинноследственного закона (концепции детерминизма) с точки зрения научного мировоззрения выглядит совершенно антинаучно. Вместе с тем оно также противоречит и краеугольным постулатам восточных философских доктрин (санкхья, буддизм, веданта и др.), трактующих карму как универсальный закон бытия, имеющий экзистенциальное, психологическое и моральное содержание.

9.2.Столкновение веры и знания

Вистории человеческой культуры формирование научного миропонимания во многом происходило в силовом поле противостояния двух магистральных традиций или методологий постижения бытия. С одной стороны, это была религиозномифологическая традиция, опиравшаяся на сакральный авторитет, веру в догматические духовные истины и приоритет иррациональных методов восприятия действительности. С другой стороны – эмпирико-философская традиция, опиравшаяся на практические наблюдения природных явлений, математические соотношения, идеалы свободного поиска истины, разумное знание и приоритет опытного и рационального восприятия действительности.

Первая традиция, так или иначе, была связана с мифологическими стереотипами и религиозным догматизмом. В ее русле сакральные авторитеты пророка (духовного учителя) и Священного Писания ставились неизмеримо выше свободного поиска истины. Вера доминировала над разумным знанием, кано-

315

нический текст возвышался над реальным наблюдением природы, богословие преобладало над философией и научной теорией. Вторая традиция в различные исторические эпохи была связана с мистическими практиками постижения скрытых сил природы, первыми научными наблюдениями, натурфилософскими учениями, попытками математического описания реальности, герметическими оккультными науками, а позднее с экспериментальным естествознанием.

Здесь познание (духовной истины или материальной природы) как таковое ценилось наравне или даже выше веры, философия возвышалась над богословием, а мистический или естественно-научный опыт доминировал над религиозным или научным авторитетом. В таком случае если высшим когнитивным символом религиозно-мифологической традиции познания может быть условно обозначена догматическая вера, то высшими символами эмпирико-философской традиции познания могут быть приняты духовный гнозис или разумное знание.

Вполне очевидно, что наука как специфическая форма познания и преобразования природы могла зародиться, идейно развиваться и методологически оформиться в русле именно этой эм- пирико-философской традиции постижения действительности.

Наиболее острое столкновение познавательных традиций веры и знания разворачивается в эпоху Средних веков. Однако в различных культурных регионах оно происходило со своими особенностями. Например, в пространстве христианской религиозной культуры, как правило, доминировала догматическая традиция с приоритетом веры. А вот в арабо-исламской культуре традиция разумного знания все же смогла в течение нескольких столетий удерживать позиции под давлением ортодоксальной теологии и религиозного догматизма.

316

В средневековом христианстве на самом деле можно выделить несколько альтернативных позиций в решении краеугольной религиозной проблемы соотношения веры и разума. Наиболее влиятельная из них (в основном в периоды патристики

иранней схоластики) практически отрицала возможность разумного познания Бога и его откровения.

Более того, разумное знание, а также всякая образованность в духовных исканиях считались даже вредными (Петр Дамиани) или во всяком случае никчемными, пустыми и суетными (Бернар Клервоский). Подобная мировоззренческая позиция теологов явно не способствовала развитию естествознания и свободной рациональной философии, поэтому стагнация

изабвение научных достижений античной эпохи явились вполне закономерным следствием подобного религиозного догматизма

иантирационализма.

Такие убеждения, изначально характерные для монашеской мистики и догматического богословия, спустя столетия породят в Европе неизбежный раздел сфер влияния религии и научнофилософской мысли. Не случайно Михаил Ломоносов в XVIII в. будет отстаивать теорию «двух истин» (религиозной и научной), которые не пересекаются между собой и предполагают различные методологии познания.

Другая позиция, характерная для более позднего – схоластического этапа развития средневекового христианства, уже признавала за человеческим разумом определенные права. Гносеологический тезис теолога Ансельма Кентерберийского (XI–XII вв.) по сравнению с принципом Тертуллиана звучит уже более конструктивно: «Верую и понимаю».

Выдающийся систематизатор средневековой схоластики Фома Аквинский (XIII в.) пойдет еще дальше и попытается в своих философских работах примирить веру и разум. С одной сторо-

317

ны, такое примирение опять выглядит не в пользу разумного знания и философии. Приоритет веры у него фактически сохраняется, а философия, как и у Дамиани, также низводится до положения «служанки» богословия. С другой стороны, позиция Аквинского все же способствовала определенной реабилитации разума, который схоластами перестает восприниматься в качестве непримиримого противника веры. Разум, направляемый светом откровения, полагал Аквинский, позволяет человеку приближаться к Богу. Таким образом, истины разума и истины веры могут не противоречить друг другу.

Этот конструктивный философский постулат Фомы Аквинского, будучи возрожденным в русле католического неотомизма и перенесенным в современное культурное пространство, открывает определенные возможности к взаимозначимому мировоззренческому диалогу религии и научного знания. По крайней мере, в осмыслении аксиологических и этических проблем современного человечества.

Как и в христианской культуре, в средневековом арабоисламском мире проблема соотношения веры (теология) и разумного знания (философия и наука) стояла достаточно остро. Подобно решению вопроса о сущности Аллаха, тексты Корана здесь оставляли возможность альтернативных и противоречащих друг другу трактовок. В основные положения исламского вероучения, разумеется, предписывалось безраздельно верить. Всякие разумные сомнения здесь совершенно не приветствовались. Вместе с тем пророк Мухаммед учил тому, что поиск знания является священным религиозным долгом каждого мусульманина. По всей видимости, основания для дискуссии здесь совершенно отсутствуют: вполне очевидно, что в исламской

318

религиозной литературе присутствует вполне определенная и недвусмысленная идея о духовной гармонии знания и веры.

Тем не менее, уже на раннем этапе распространения ислама возникает острая гносеологическая проблема, связанная с дискуссионными вопросами о том, что является подлинным знанием, как оно достигается и какую роль в этом процессе играет разум.

Сначала ислам развивался исключительно как религиозное вероучение. Однако постепенно в нем начинает прорастать зерно рациональной традиции мысли. У его истоков стояли кадариты (араб. «кадар» – судьба, рок, предопределенность) – мусульмане, которые первыми попытались свободно осмыслить религиозные догматы ислама. Их интеллектуальная дискуссия с джабаритами (араб. «джабр» – принуждение, могущество) о свободе воли человека в определенной мере способствовала формированию основ мусульманской рациональной культуры. Однако по-настоящему разумно рассматривать религиозные вопросы начинают только мутазилиты (араб. «аль-мутазила» – обособившиеся, удалившиеся») – последовательные сторонники разумного знания и основатели рациональной исламской теологии.

Их религиозная «ересь» в VIII–IX в. сначала вызвала острую реакцию ортодоксально настроенных богословов. Тем не менее, рациональная линия была продолжена ашаритами (от имени основателя движения – Абу-ль-Хасана аль-Ашари) – последователями одного из влиятельных направлений исламской теологии. Наиболее ярко и вместе с тем противоречиво рациональная линия познания проявилась в сочинениях персидского философа-мистика, одного из самых авторитетных учителей и основателей исламского суфизма Абу Хамида аль-Газали (XI–XII вв.). Он довольно высоко ценил знание, но понимал его

320

может считаться таковой, пока «не взвешена на весах разума» (Ибн Сина).

Важнейшую познавательную роль выдающийся персидский ученый, философ и врач Ибн Сина (в западной традиции – Авиценна) отводит логической науке. В ней он выделяет три способа доказательств: силлогизм, индукцию, аналогию. Самый действенный и достоверный – это силлогизм. Обосновывая мощь человеческого разума, Ибн Сина все же не считает его абсолютной способностью познания. Он соглашается, что существуют такие сложные вопросы, в решении которых на первый план выходят иррациональные способности познания, т. е. мистическое озарение и интуиция.

За это его несправедливо будет критиковать другой знаменитый арабский последователь аристотелизма, философ и врач Ибн Рушд (в западной традиции – Аверроэс) – более последовательный и убежденный рационалист по сравнению с Ибн Синой. Одним из первых в исламском мире он осмелился поставить философию выше теологии с ее порой буквальными трактовками сложных философских истин Корана. Людей в зависимости от развития познавательных способностей он разделял на три основные группы: простые смертные, теологи и философы. Именно философы, дерзко писал Ибн Рушд, – «лучшие из людей».

Особую позицию между богословием и фалсафой занимал суфизм – мистическое религиозно-философское течение в исламе. Он представлял третий гносеологический подход к решению фундаментальной проблемы соотношения веры и разума в арабской культуре. Последователи суфизма (Яхья асСухраварди, Абу Хамид аль-Газали, Ибн Араби и др.) по своим воззрениям во многом были близки философам-рационалистам, так как стремились к разумному знанию и не отрицали фило-