subbotina_es_otv_red_povsednevnost_rossiiskoi_provintsii_xix-1

Положение избача – получает 28 руб., за комнату платит 10 руб., продуктов крестьяне нам не хотят продавать, а если и продают, то стараются содрать».1

Неграмотность большей части сельского населения облегчала сохранение разнообразных суеверий. Летом 1924 г. во время засухи Маруся Курдюкова из Пензенской губернии писала брату: «Жители Инсары, окрестных сел ходят по полям с молебнами. … вчера сельчане лили воду в могилу удавленника, похороненного на кладбище… есть поверье, что если удавленника похоронить на кладбище, то будет засуха. На беду, у нас дождей нет совсем. … На Духов день собиралась толпа баб и девок с ведрами, вырыли в могиле удавленника две ямы и стали лить туда воду. … Как-то не верится, что в 1924 г. у нас в России происходят такие вещи. Если не будет дождя, то крестьяне непременно выроют удавленника и похоронят его за оградой».2

Неотъемлемым элементом повседневной жизни в середине 1920-х гг. оставалась рожденная в годы Гражданской войны ненависть, ненависть «красных» и «белых», ненависть к «жидо-большевикам» и к «эксплуататорам трудового народа», а также растущий страх перед властью. Из Ярославской губернии в мае 1925 г. родители писали сыну-студенту в Ленинград: «Будь аккуратен, не принимай никакого участия в организациях или собраниях, за которые гладят против шерсти. Очень прошу тебя быть нейтральным и почаще вспоминать пословицу «Плетью обуха не перешибешь».3 Один из корреспондентов писал в Сербию: «Партия – это гнездо грязи… Вся шантрапа в партии… 50 % партийных - контрреволюционеры в душе. Армия наша – это сброд, недисциплинированный, но запуганный сброд… Грязные, немытые ходят эти бараны и поют свои революционные песни. … Надежд на перемену декорации все меньше и меньше…».4 Не уступала в накале ненависти и противоположная сторона. Осенью 1925 г. из Тюмени писали в Ленинград: «… надо пока мириться, пока мы пользуемся нэпом, не восстановим свое разрушенное хозяйство … Но, конечно, наша классовая ненависть у нас есть, будет и должна быть. … завидев такую сволочь, как поп или разжиревших нэпманов, готов разорвать на куски и сам готов лопнуть от ненависти».5

Постепенная стабилизация жизни к середине 1920-х гг. подтверждается контент-анализом перлюстрированной переписки. Положительное отношение к центральной власти и коммунистической партии в целом высказали 64,7 % деревенских и 53,1 % городских корреспондентов,

1Там же. Оп.6. Д.6947. Л.351.

2Там же. Оп.5. Д.5913. Л.85.

3Там же. Оп.6. Д.6939. Л.73.

4Там же. Оп.5. Д.5915. Л.96.

5Там же. Оп.6. Д.6944. Л.86.

181

затронувших эту тему.1 Но если центральная власть к середине 1920-х гг. признавалась значительной частью населения символом стабильности и надежд на будущее, то отношение к местной власти разительно отличалось почти всеобщим недовольством. Среди 82 деревенских писем, касавшихся поведения местных властей, 96,3 % оценивали его негативно. Среди городских корреспондентов местными властями были недовольны 92,6 % авторов.2 Основное возмущение вызывали пьянство, взяточничество

излоупотребление властью. Из Калужской губернии писали родственнику: «Нарезали дров мы себе ¾ куба, а Рыженчиков и Жариной взяли наши дрова

иувезли к волисполкому. Я стал Рыженчикову говорить, почему он перевез наши дрова, он мне сказал…, что я хочу, то и делаю. Ты мне ничего не сделаешь, от твоего двора еще прикажу привезти и привезут… . Они ходят,

как собаки пьяные, пьют самогонку почем попало. Рыженчиков, как свинья на четырех ногах ползает, и вот наши труды пропали».3 Из села Узкого

Витебской губернии А.С. Сергеенков в октябре 1924 г. писал в Кронштадт:

«Ни одного честного коммуниста у нас здесь нет, вор на воре и пьяница на пьянице».4 Более подробно о ситуации в одном из сел Симбирской губернии

в августе 1925 г. рассказывал автор письма в Ленинград: «Наше село имеет 2500-3000 жителей, а «комсомольцев» 8 чел., комсомольцев без кавычек всего 1 и тот … ушел в город на заработки. Комсомольцы … себя плохо ведут, по ночам хулиганят и лакают самогон до тех пор, пока из глаз черти не покажутся. … Настоящая власть советов уважением от крестьян не пользуется… если познакомишься с милицией, то можешь десятками ведер

гнать самогонку, ничего не будет, а если не знаком, то за одну бутылку попадешь в тюрьму. А про Совет скажу одно слово … - это «кумовство»…».5

Эту характеристику подтверждал в декабре 1925 г. ленинградский рабочийкоммунист, направленный на работу в Каменский округ Донской области: «

Здесь … непроглядная тьма… Коммунистам можно делать все и командовать, чувствовать себя выше других, пьянствовать и плевать

вморду беспартийному».6

Всочетании с экономическими тяготами такое поведение местных ответственных работников вызывало сильнейшее раздражение крестьянства

различных губерний. Вот цитаты из писем осени 1924 – весны 1925 гг.:

1Подсчитано по: Там же. Оп.6. Д.6943, 6947.

2Подсчитано по: Там же. Оп.6. Д.6943, 6947.

3Там же. Оп.6. Д.6935. Л.105.

4Там же. Оп.5. Д.5915. Л.72.

5Там же. Оп.6. Д.6942. Л.100.

6Там же. Оп.6. Д.6947. Л.327.

182

из Псковской губернии : «Великолуцкое село в общем относится к советской власти враждебно. И понятны причины: культурная отсталость и экономическая необеспеченность»; из Рязанской губернии: «Крестьянство так озлобилось на коммунистов, что готово разорвать при первой возможности, в данный момент в связи с неурожаем и поголовной безработицей, … крестьяне

из Красноуфимска Уральской области: «Население у нас на комсомол и на партию смотрит, как на зверей».1

Поэтому, когда в 1925 г. под лозунгом «Лицом к деревне» были несколько расширены избирательные права, проявились нежелательные для коммунистической партии последствия. Вот выдержки из двух писем от апреля 1925 г.: «Были перевыборы сельсовета, … крестьяне сорганизовались и не пропустили ни одного коммуниста и комсомольца, прошли одни старики, люди справные. Теперь у на состав Совета беспартийный. В селе Хорошем тоже прошли все беспартийные. Ну словом, везде проходят по всему нашему округу беспартийные. Крестьянин проснулся. Здесь конечно на низах партия потерпела за то, что сидели председатели коммунисты, которые бесхозяйствовали» (Донская область); «Были перевыборы сельсовета. … При голосовании за комсомольцев шли 4 чел., остальные против. Когда начали голосовать за партийцев, то против партийцев пошел даже старый председатель. … А когда начали голосовать за богатых, то все за, а против никого, кроме партийцев и комсомольцев» (Уральская область).2 Эти субъективные впечатления подтверждает обзор Информационного отдела ЦК ВКП (б) по результатам перевыборов местных Советов в 1925-1926 гг., где был сделан вывод, что «инструкция ВЦИКа о выборах значительно развязала активность непролетарских и некрестьянских слоев».3

Наконец, подавляющая масса населения жила повседневными заботами. После семи лет войны, разорения, голода 1921-1922 гг. появился какой-то просвет. Но жизнь для большинства оставалась крайне скудной, напряженной. К тому же, многие губернии в 1924-1925 гг. были охвачены очередной засухой. Письма отражали эту ситуацию. В июле 1924 г. из Саратова сообщали в Ленинград: «… по городу с июня месяца за мукой и хлебом тысячные очереди».4 В марте 1925 г. из Пермской губернии

1Там же. Оп.6. Д.6939. Л.70; Оп.6. Д. 6937. Л.170; оп.6. Д.6938. Л.166.

2Там же. Оп.6. Д.6938. Л.163, 166.

3Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.3316. Оп.2. 226. Л.13.

4ЦГАИПД СПб. Ф.16. Оп.5. Д.5915. Л.1.

183

писали: «Хлеба нет, в кооперативе дают хлеб по карточкам, по одному

300 чел. за хлебом».2 Но к концу 1925 г. в связи с уменьшением налогов из деревни пошли оптимистические письма. В декабре 1925 г. из СевероДвинской губернии писали: «Мы живем хорошо, урожай хлеба этот год хороший, на самогон запрета нет. Гонят вино. выпивают и Советскую Власть благодарят. На нас не нажимают, жизнь обещают хорошую… видно мужик Власти приглянулся».3

Таким образом, в целом в российской провинции к середине 1920-х гг. политический раскол общества не был преодолен. Существовало несколько основных типов духовных устремлений. Подавляющая часть населения ограничивала участие в политической жизни все более обязательными ритуальными обрядами (собрания, демонстрации и т.п.). Боязнь новых потрясений стимулировала желание стабильности, порядка. Восстановление экономики давало надежду на постепенную нормализацию жизни. Впоследствии миллионы людей будут вспоминать годы нэпа как лучшее время жизни.

Ильина О.В.

ВГПУ, г. Вологда

Трудовая повседневность крестьянства в годы Великой Отечественной войны (на материалах Европейского Севера России)

Территориально границы исследования охватывают четыре региона Европейского Севера России: Архангельскую и Вологодскую области, Карельскую и Коми АССР (современные Республики Карелия и Коми). В годы войны Карелия была оккупирована врагом, на территории других регионов Европейского Севера военные действия не велись, но как прифронтовые районы, они играли важную роль в обеспечении фронта всем необходимым.

С июня 1941 г. было объявлено о всеобщей военной мобилизации. В первые месяцы войны мобилизация привела к резкому сокращению численности как городского, так и сельского населения Европейского Севера

1Там же. Оп.65. Д.659842. Л.94.

2Там же. Оп.6. Д.6939. Л.105.

3Там же. Оп.6. Д.6947. Л.322.

184

России. Данные таблицы 1 показывают изменения численности населения за летне-осенние месяцы 1941 г.

Таблица 1

Изменение численности городского и сельского населения Европейского Севера России в первые месяцы войны (в тыс. чел.)

Составлена по: Российский государственный архив экономики (РГАЭ).

Ф. 1562. Оп. 20. Д. 241. Л. 79.

Из таблицы видно, что сокращение численности жителей села шло более быстрыми темпами, чем сокращение численности городского населения. Мобилизация коснулась прежде всего мужчин трудоспособного возраста от 18 до 50 лет, до 80% это были сельские жители, что резко ухудшило положение с рабочей силой в деревне. Сокращение числа трудоспособного населения, равно как и прекращение поступлений новой сельскохозяйственной техники в деревню, износ имеющегося тракторного парка, нехватка горючего и смазочных материалов, вели к возрастанию доли тяжелого ручного труда. Дефицит рабочей силы возмещался путем увеличения нагрузки на каждого занятого в сельском хозяйстве и продолжительности рабочего времени. Так, проверка трудовой дисциплины в колхозе «Трудовик» Кубено-Озерского района Вологодской области в 1942 г. выявила следующий распорядок времени в период сенокоса. Работа начиналась в 2 часа ночи и заканчивалась в 21 час. Перерывы в работе составляли час утром и два – вечером. Таким образом, общая продолжительность рабочего времени составляла 16 часов в сутки1. Летом 1941 г. машинист колхоза «Луч» Сыктывдинского района Коми АССР И. Изъюров сенокосилкой скашивал за смену 6–7 га, вместо 3–5 га по норме2. Колхозник колхоза «Передовой» Устюженского района Вологодской области Яков Мишин работал кузнецом, заведовал фермой, участвовал в полевых работах. В колхозе «Зерновод» Бабаевского района Вологодской области

1Вологодский областной архив новейшей политической истории (далее ВОАНПИ). Ф. 2522. Оп. 3. Д. 426. Л. 3.

2История Коми с древнейших времен до конца ХХ в. – Сыктывкар, 2004. Т. 2. С. 468.

185

78-летний Кирилл Федоров после призыва сына на фронт пошел работать в колхоз и вырабатывал в месяц по 50 трудодней1.

Нехватка рабочих рук приводила к тому, что многие сельскохозяйственные работы затягивались до зимы–весны следующего года

ине давали возможности крестьянину на кратковременный отдых. Секретарь Удорского райкома партии Коми АССР М.Н. Юркин вспоминал: «В середине сентября 1941 г. пошел снег, а сена было заготовлено меньше половины плана (48%), многие нескошенные луга оказались под водой. С трудом выкопали картошку, медленно шла уборка льна. До ноября не могли начать молотьбу, закончили только в марте 1942 г.»2.

Вапреле 1942 г. Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приняли Постановление «О порядке мобилизации на сельскохозяйственные работы в колхозы, совхозы

иМТС трудоспособного населения городов и сельских местностей» На основе этого Постановления исполкомы областей и автономных республик ежегодно проводили трудовую мобилизацию на сельскохозяйственные работы той части населения, временное отвлечение которой не приносило большого ущерба другим отраслям народного хозяйства. Реализация Постановления несколько восполнила количество рабочих рук, необходимых деревне. Так, в порядке трудовой мобилизации на уборке урожая 1942 г. в колхозах, МТС и совхозах

Коми АССР работало 17,7 тыс. чел. Это примерно пятая часть по отношению к общему числу работающего колхозного населения в республике3. Однако

рабочих рук все равно не хватало. Справка Череповецкого райисполкома Вологодской области от 13 мая 1943 г. сообщает, что на весенний сев в районе

не хватает 2448 чел., на прополку и сенокос 10699 чел., на уборочные работы 12690 чел4. Анализ делопроизводственной документации райисполкомов

показывает, что в помощь деревне привлекались в основном учащиеся и эвакуированные и в меньшей степени рабочие и служащие близлежащих поселков и городов.

к увеличению физической нагрузки на каждого занятого в сельском хозяйстве человека, к переносу тяжести физического труда на плечи женщин, стариков и детей. В 1942 г. обязательный минимум трудодней для трудоспособных

1ВОАНПИ. Ф. 2522. Оп. 3. Д. 195. Л. 113.

2Защита Отечества: история и современность. Материалы научно-практической конференции. – Сыктывкар, 2001. С. 126.

3Сметанин А.Ф., Милохин Д.В. Деревня в годы лихолетья // Книга Памяти Республики Коми. – Сыктывкар, 2002. Т. 9. С. 702.

4Акиньхов Г.А. Вологда прифронтовая. Хроника. – Архангельск. 1990. С.142.

186

колхозников был увеличен до 100-150 трудодней в год (на Европейском Севере он составил 100 трудодней). Впервые в 1942 г. был зафиксирован обязательный минимум трудодней для подростков, членов семей колхозников, в количестве 50 трудодней в год. В условиях войны сократился промежуток времени между разными видами сельскохозяйственного труда, что привело к тому, что «долгие 1418 дней войны слились для крестьян в одну большую страду, в которой не было времени передохнуть ни летом, ни зимой»1.

Занятость крестьян в общественном производстве в годы войны была дополнена различными мобилизационными работами, которые регламентировались и определялись государством с учетом нужд фронта и носили разноплановый характер. Они были связаны с восстановлением

истроительством различных объектов, с участием крестьян в торфозаготовках

исборе смолы, с заготовкой дров для железной дороги и предприятий как внутри своей области или республики, так и за их пределами. О состоянии трудовых ресурсов в Лешуконском районе Архангельской области сообщается: «За 4 года войны в районе было призвано в действующую армию более 3 тыс.

лешуконцев. Отток мужчин в армию был настолько велик, что в 1942 г. в районе прекратились лесозаготовки, эти работы возобновились лишь через год, когда в делянки пришли женщины и девушки»2. Схожая ситуация была и в других регионах Европейского Севера России. Председатель СНК Коми АССР Г.В. Ветошкин в 1945 г. сообщал заместителю Председателя СНК СССР

А.Н. Косыгину: «План лесозаготовок в зимний сезон 1944–1945 гг., установленный ГКО, Коми республика выполнила по заготовке на 109%, по вывозке – на 104%. Выполнение плана проходило с огромным напряжением всех людских и тягловых ресурсов республики. В лес были мобилизованы люди всех отраслей народного хозяйства: более половины служащих, значительная часть рабочих местной и кооперированной промышленности, поголовно все население колхозов. Угроза невыполнения плана вынудила мобилизовать на лесозаготовки 14-летних подростков, мужчин старше 55 лет, женщин старше 50 лет и домашних хозяек с малолетними детьми. В колхозах не осталось людей на самые необходимые работы. Скотницы были заменены престарелыми женщинами и тоже мобилизованы в лес…»3. Другие регионы Европейского Севера России под административным нажимом сверху также осуществляли выполнение разнарядок за счет подростков, стариков, многодетных матерей4.

1Вылцан М.А. Крестьянство в годы большой войны 1941–1945 гг. Пиррова победа. – М., 1995. С. 23.

2Книга Памяти Архангельской области. – Архангельск. Т. 10. 1995. С. 251.

3Коми АССР в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг.: сб. документов и материалов. – Сыктывкар, 1982. С. 136–137.

4Конасов В.Б. Выстояли и победили // Вологда: краеведческий альманах. – Вологда, 2003. Вып. 4. С. 300.

187

Федор Абрамов в трилогии «Пряслины» писал: «За войну какие муки не приняли пекашинцы, а лес сравнить не с чем. Лес всем мукам мука. Гнали стариков, рваных-перерваных работой, подростков снимали с ученья, девчушек сопленосых к ели ставили. А бабы, детные бабы, – что они вынесли за эти годы! Вот уж им–то скидки не было никакой – ни по годам, ни по чему другому. Хоть околей, хоть издохни в лесу, а в барак без нормы не возвращайся. Не смей такая-разэдакая! Дай кубики! Фронт требует!»1.

Таким образом, в условиях войны необходимость обеспечения нужд фронта требовала поголовной мобилизации людей и тягловой силы, что отрицательно сказывалось на качестве сельскохозяйственных работ. В докладной записке председателя СНК Коми АССР заместителю председателя СНК СССР в 1942 г. «О состоянии трудовых ресурсов в лесной промышленности и сельском хозяйстве» читаем: «Естественно, что такая поголовная мобилизация людей и лошадей в лес не может не отражаться на других отраслях народного хозяйства и, прежде всего, на сельском хозяйстве. Из-за острого недостатка рабочей и гужевой силы в колхозах поля получают меньше удобрений, хуже обрабатываются, не выдерживаются агротехнические мероприятия по уходу за посевами, в результате чего снижается урожайность, все больше запускаются луга и снижается кормовая база животноводства, увеличивается падеж скота…»2.

Такая ситуация на селе привела к тому, что к первому мирному году деревня пришла обезлюдевшей, экономически ослабленной, изнемогающей под тяжестью налогов и мобилизаций военного времени. Объем продукции сельского хозяйства по сравнению с довоенным уровнем сократился на 40%. Процесс синхронного оскудения трудовых, материальных

ипродовольственных ресурсов стал ощущаться уже в конце войны. В книге «Взгляд сквозь годы», посвященной истории Усть-Куломского района Коми АССР, так описывается весна 1944 г.: «В ряде колхозов района почти ничего не оставалось для выдачи на трудодни. Вся надежда была на личное подворье

исвой приусадебный участок. Хлеб во многих семьях выпекался с добавлением пихтовой коры и трав … От истощения мужчины и женщины, особенно дети опухали, умирали…»3.

1Абрамов Ф.А. Пряслины. – Ленинград, 1977. С. 333.

2Лешко А.В. К вопросу о подготовке кадров для сельского хозяйства Коми АССР в годы войны // 50 лет победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.: материалы научной конференции. –

Сыктывкар, 1995. С. 108.

3История Коми с древнейших времен до конца ХХ в. – Сыктывкар, 2004. Т. 2. С. 469.

188

Ухудшение качества жизни было связанно с бедным рационом питания при увеличении физической нагрузки сельских тружеников. В условиях резкого снижения потребления продуктов питания в военное время начинается использование в пищу продуктов, ранее запрещенных санитарным законодательством, а также различных заменителей. Вследствие применения суррогатов резко возросло число пищевых отравлений, а белковое голодание и авитаминозы отрицательно сказывались на здоровье людей, снижая сопротивляемость организма вредным внешним воздействиям. Если горожанам был обеспечен минимум потребления по карточкам, то сельские жители должны были рассчитывать исключительно на свои собственные силы. Сельскохозяйственная продукция, производство которой в военные годы резко сократилось, почти полностью изымалась в государственный фонд. Исследователи, изучающие период Великой Отечественной войны, отмечают, что в 1942–1943 гг. участились случаи смерти от истощения1.

Таким образом, в условиях войны произошла резкая смена образа жизни и деятельности сельских жителей в сторону увеличения рабочего времени, физических нагрузок крестьян, объема выполняемых работ, сокращения времени отдыха, изменения питания и в целом ухудшения качества жизни.

Кабирова А.Ш.

Института истории им. Ш. Марджани АНРТ, г. Казань

Хозяйственно-бытовое обслуживание населения в Татарской АССР в годы Великой Отечественной войны

Условия жизнедеятельности населения в значительной степени определяются состоянием социально-бытовой инфраструктуры. К сфере коммунального обслуживания граждан традиционно относят такие компоненты, как благоустройство и ремонт жилья, соблюдение санитарной чистоты населенных пунктов, оказание банно-прачечных услуг, работу транспорта и т.п.

В годы Великой Отечественной войны, ставшей временем величайших испытаний для всего советского народа, жизнь общества целиком и полностью была посвящена задаче защиты Отечества от ненавистного врага.

1 Население России в ХХ веке: исторические очерки. – М., 2001. Т. 2. С. 122.

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 12-11- 16012а/В/2013.

189

Доминантным в военное время являлся лозунг «Все для фронта! Все для Победы!». Проблемы хозяйственно-бытового обслуживания людей в тылу отошли на второй план. В данной статье мы предлагаем рассмотреть качественные характеристики основных параметров жизнеобеспечения населения Татарстана в 1941-1945 гг., базируясь на мало востребованных ранее, в силу идеологических причин, архивных источниках, с тем чтобы попытаться адекватно отразить происходившие в прошлом социально-экономические процессы и дать объективное представление об организации коммунальнобытового хозяйства республики в военное время.

С началом войны Татарская АССР превратилась в важный тыловой регион страны. В связи с вражеской оккупацией на восток было эвакуировано значительное количество населения. Согласно официальным данным, на 15 января 1942 г. в Татарстан прибыло 273532 чел.1. Руководил размещением людей специально созданный при Совнаркоме ТАССР Отдел по эвакуации во главе с З.В. Тинчуриным.

Важнейшей проблемой социальной политики военных лет стало решение жилищного вопроса. Подавляющее большинство приехавших расселялось в коммунальных, ведомственных, частных домах. Под жилье приспосабливались общественные и производственные здания, дачные постройки и т.п. Местное население обязывалось предоставлять определенные метры своего жилья приезжим. Многие принимали у себя эвакуированных по доброй воле, с готовностью и радушием. Так, в центральной республиканской газете «Красная Татария» в 1945 г. была напечатана заметка о дружбе казанской семьи Бакаевых и ленинградской семьи Егиных, которые до конца войны «жили дружно в одном доме, помогая и поддерживая друг друга во всем»2. Но встречались также случаи, когда вновь прибывших размещали в порядке принудительного уплотнения, не принимая во внимание мнение хозяев.

Средняя жилая площадь на одного проживавшего в республике составляла 4 кв. метра. Вместе с тем массовый характер имели факты, когда на человека приходилось по 2-3, а иногда и менее кв. метров. Весьма типичным в этом плане является заявление семьи Старовойтовых, рабочих Казанского авиационного завода № 22, от 11 февраля 1942 г. В нем содержится просьба выделить их семье хотя бы небольшую комнату, т.к. они в количестве 4 человек были определены на проживание к семье, тоже состоявшей из 4 человек и занимавшей жилплощадь в 14 кв. метров. В заявлении указывается, что «жить в таких условиях, как 8 человек на 14 кв. метров не представляется никакой

1НА РТ (Национальный архив Республики Татарстан). Ф. Р-1296. Оп. 18. Д. 508. Л. 183.

2Красная Татария. – 1945. – 27 июля.

190