ignatov_ma_setevye_fenomeny_v_kulture_filosofskokulturologic

помимо всего, на мировом уровне «медиаобразование является частью основных гражданских прав на свободу самовыражения и права на информацию и является инструментом поддержки демократии»321, на основании чего система медиаобразования апробируется в национальных учебных стандартах, вводится «в систему дополнительного, неформального и образования в течение всей жизни (UNESCO, 1999) (пока, правда, в

рекомендательном статусе)»322.

Основные направления медиаобразования включают в себя:

-развитие способности к критическому мышлению/критической автономии личности;

-развитие способностей к восприятию, идентификации,

интерпретации, декодированию, оценке, пониманию, анализу медиатекстов;

-развитие знаний социальных, культурных, политических и экономических смыслов и подтекстов функционирования медиа в социуме и медиатекстов, подготовку к жизни в демократическом обществе;

-развитие коммуникативных способностей личности; обучение методикам самовыражения, в том числе на уровне экспериментаторских практик с различными способами технического использования медиаресурсов;

-обучение в области создания медиапродукта (текстов);

-формирование достойного уровеня медиакультуры, включая такие ключевые понятия, как «агентство медиа», язык, технология медиа,

репрезентация, медиоаудитория и пр.

Собственно, так формируется медийный имидж или медиаимидж – специально созданный медийный образ (человека, предмета, явления),

разрабатываемый с целью популяризации, рекламы, и замещающий явления идеального и материального мира посредством переноса их в пространство

321 Федоров А.В. Словарь терминов по медиапедагогике, медиаграмотности,

медиакомпетентности. М., 2014. С. 27-28. 322 Там же.

181

электронной коммуникации»323. Именно посредством развитых медиатехнологий в информационно коммуникативном пространстве создаются самые разные образы (например, социальный миф),

приобретающие за счет своей «раскрутки» (или простого распространения)

элементы «настоящей реальности» и становящиеся частью действительности.

Подчеркнем, что в сетевом обществе медиатехнологии все чаще выполняют имиджевую или мифотворческую функции, реализуя свою главную задачу – создание бренда, что, по понятным причинам создает определенные трудности с правильным выбором, верной ориентацией в современном медийном пространстве.

Как пишет Т.В. Тягунова, «мы в каждом случае оказываемся вовлеченными в различные коммуникативные практики, приводящие,

соответственно, к производству различных значений, понятий, объектов,

требований «должного», «необходимого», «правильного» и т.д., а также различных способов обоснования и оправдания всего этого»324. В самом деле,

если учесть, что в большинстве своем мы не подвергаем нашу повседневность, поток событий строгим рефлексивным тематизациям, то для того чтобы они утратили свойства фона и обрели тематическую релевантность «необходима определенная модификация сознания (это верно и в отношении любой другой из областей социальной реальности)»325.

Интересно, что, в свое время Гарфинкель рассуждая о «модификациях» естественной установки повседневной жизни и пытаясь найти алгоритм поддержания устойчивых социальных практик, обращается к феномену

«доверия» как условию стабильных согласованных действий326. Таким

323 Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 3.

324 Тягунова Т.В. «Воспринимаемая нормальность» учебных ситуаций // Социологический журнал. №1,2. С. 145.

325Там же.

326См.: Гарфинкель Г. Исследование привычных оснований повседневных действий // Социологическое обозрение. 2002. Т. 2. № 1. С. 42-47.

182

образом, предварительно обобщая вышеизложенное, мы приходим к следующим рассуждениям.

Первая их группа связана с концептуальным пониманием сущности сетевого общества с позиции коммуникации (на наш взгляд, именно коммуникативные сети на настоящий момент уже превалируют и будут в еще большей степени определять формирование новых сетевых структур будущего всех культурно-цивилизационных систем. Именно движение коммуникации, не уступая по масштабности и значимости информационным процессам, отражает самою сущность сетевого мироустройства.

Дискуссионность вопроса о «сетевом» и/или «информационном» обществе отражает тезис: «информация во многом влияет на сущность современного общества, в то время как сети формируют его организационные формы и инфраструктуры»327, правомерность которого мы целиком разделяем. При этом в соотношении «информация-коммуникация» приоритеты мы отдаем коммуникации (руководствуясь, в частности, теорией Кастельса, по которому сетевое общество это «такое общество, в котором ключевые социальные структуры и деятельность его членов организованы вокруг сетей электронных коммуникаций»328, где «понятие информация в характеристике современных социальных процессов все теснее коррелирует с понятием коммуникация»329. Из отечественных ученых эту позицию занимает А.В. Назарчук, обосновывая необходимость изучения именно

«коммуникационного общества»330.

327Djik V. J. The Network Society : social aspects of new media. Houten. The Netherlands, 2001. Р. 40. 48 p.

328Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2001. С. 295-

296.

329Там же.

330Саенко Л. А., Егоров М. В. Сетевое общество в контексте современных социальных трансформаций // Дискуссия: политематический журн. науч. публикаций. 2014. № 7 (48). С. 91. С.88-92.

183

Вторая группа обобщающих рассуждений лежит в области проблемной рефлексии глобальных сетей информационных и медийных «сетей» как глобальных и с феноменом информационно-сетевой культуры.

Излагая нашу аргументацию, предварим ее небольшим уточнением такого плана: разумеется, мы отдаем должное информации (знанию) как актуальному стратегическому ресурсу современных культурно-

цивилизационных систем, роль которого не подлежит сомнению и не в коей мне не оспариваем роль информационных сетей. Никто не спорит: ««Информация, превратившаяся в самый ценный ресурс, опутала сетью весь мир, став при этом еще и механизмом общественного регулирования и управления геополитическими и экономическими процессами. Роль информации, знания и технологий, их передающих, в новой системе общественного устройства ярко иллюстрирует современная культура:

литература»331. То есть, это глобальный ресурс и одновременно важный механизм взаимодействия общественных структур.

Вместе с тем, нам представляется, что терминологически

«информационно-сетевой культуры, не отражает в должной мере той роли,

места и значения, которое приобрел на данный момент (наряду с информацией) феномен медиа (он словно «выпадает» или «прячется» за спину феномена информации). Отсюда, по нашему мнению, во-первых, не правомерно и не вполне корректно «разводить» понятия «тинформационные и медийные сети, как бы отделяя «одно» от «другого». Ведь «мосты» между этими глобальными феноменами наводить нет никакой необходимости – они уже давно сложились в культуно-истоических и современных практиках (и

информация, и медиа, будучи генетически связанными» имеют общую

«прародину» – ранние культурные практики «зари» человечества). И, во-

вторых, термин «информационно-медийная сетевая культура», подразумевая

331 Одинцов А.В. Медиапространство в сетевом обществе: контуры новой властвующей элиты // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Философия. Психология. Педагогика. 2017. Т. 17, вып. 2.

С. 167. С 167–171.

184

охват не только сферы информации, а всего коммуникативного пространства

(медиасферы), включая Интернет, СМИ и пр.) представляется нам более адекватным современным сетевым реалиям, отражая тот факт, что сегодня понятие «информация» все нагляднее сопрягается с понятием

«коммуникации» (о чем, собственно, в свое время заметил Кастельс).

В ряду угроз и рисков современной «инфоpмационной pеволюции»,

связанных с генерированием инноваций в сфере информационных технологий, называется явление так называемого « «цифрового раскола,

которое создает повышенную социальную напряженность вокруг феномена новой «информационной» или «властвующей» элиты», типическими чертами которой являются медийность, имиджевость, информационая открытость, и

которая стремится (и расширяет на деле) сферу своего влияния в обществе до сферы управления всем медийным пространством. В этой связи на разных уровнях общества осознается опасность дополнительных имеющий негативный флер, оснований для обострения проблемы отчуждения, в

известном смысле зачастую провоцируя его. Да, с одной стороны, такая опасность есть. Но, с другой стороны, если быть объективными, нужно признать: новый тип общества, в котором информационное и медийное пространство организованы по сетевому принципу, а, значит, имея ячеистую структуру, предполагают взаимозависимость, коммунитирование,

интеграционность культуры и человека в ней, что способствует если не

«снятию», то смягчению сферы человеческого отчуждения и отчужденности человека от мира, общества, самого себя.

К рискам также примыкает вопрос о том, что дальнейшее развитие информационных и медийных сетей, чревато кризисом идентичности личности (человека-виртуального), в сознании которого два мира меняются местами: витруальный – это «настоящая действительность», а «подлинный

«жизненный мир» – всего лишь иллюзия, симулякр, превращенная форма первого. К тому же в результате инверсии идеалов и прежних духовных

185

ориентиров нарушается (а то и рвется) такая важная связующая нить как культурно-историческая память (а ведь это некий «архив поколений») –

неотъемлемая часть сохранения и укрепления государственной и культурной целостности.

В.В. Тарасенко отмечает: «Сегодня медиа дают основание для выделения самодостаточного, самоорганизующегося мира «кнопочной культуры» с его специфическим смыслополаганием и нормативностью, с его главной фигурой в лице «Человека кликающего»332.. Вряд ди стоит оспаривать ту очевидность, что сегодняшняя медиасфера представляет собой эффективный и, надо признать, весьма действенный инструмент для ведения информационных войн, «промывки мозгов» и манипулирования общественным мнением333. И совершенно права С.К. Шайхитдинова, котрая в работе «Информационное общество и «ситуация человека», исследуя отличие времени становления информационного общества от предыдущих периодов истории находит его в том, что «развитие рационалистического сознания во многом благодаря массированному воздействию средств связи опережает развитие рациональных оснований общественного бытия.

Действительность конструируется целерациональностью. Этим усиливается драматическое противоречие между «системой» и «жизненным миром»334. И

она же добавляет, что «Другим, не известным доинформационной эпохе способом агрессивного наращивания тотальности системы, стало активное вовлечение в медиа-отношения детей и подростков.

Если сорок лет назад Г. Маркузе констатировал поглощение индивидуальной мысли средствами массовой информации, то сегодня предметом притязаний индивидуализированных медиа является уже не

332 Тарасенко В.В. Человек кликающий: фрактальные метаморфозы // Информационное общество. 1999. №1. С.43-46.

333 См.: Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма // Теоретическая социология: Антология: В 2-х ч. М., 2002. С.353, 372.

334 Шайхитдинова С.К. Информационное общество и "ситуация человека" (Эволюция феномена отчуждения): Дис. ... д. филос. наук. 09.00.11. Казань, 2004. С. 5.

186

только мысль, а вся духовно-практическая сущность формирующегося индивида»335. Не случайно поэтому встает вопрос о медиаобразовании как новом социальном приоритете.

С учетом сказанного, нам представляется, что, во-первых, при всех не утихающих до сих пор дискуссионных расхождениях по поводу аксиологии

«сетей» верно то, что никакие потенциальныe преимущества и возможности нового oбщества не cтанут pеальностью cами по cебе – здесь нужны усилия самих участников процесса сетеизации, подкрепленные позитивной мотивацией коммуникативного действия на решение главного вопроса – качествo жизни, включая модусы cоциально-политические, экономического,

культурного развития. Как говорится, никакие модели и варианты «обществ» себя не оправдывают, если они выносят за скобки человека и его приоритеты

(от культурных до жизнеобеспечивающих систем). И во-вторых, Если мы признаем, что сетевое общество, «сети» – это не «отклонение от нормы», а «нормальная» модель нового мирового порядка», базирующегося на рационально-рефлексивной культуре, то можно надеяться на перспективы преодоления самоотчуждения человека, сохранение его интерсубъективности в горизонтах вхождения мирового сообщества не просто в «эру общества знания, но в глобальную сетевую эпоху

В существе своем, мы говорим о том, что в приоритетных стратегиях любой модели общественного и мирового устройства(вне зависимости от того, в какие именно информационные или медийныел ибо какие-то иные

«сети» следуя исторической логике развития, попадает человек, должны быть аксиологические параметры, определяющие онтологию современной инновационной культуры. И поскольку наука, выступающая «знамением» нашей эпохи, двигает инновационные процессы, постольку важно быть уверенным в ее гуманистическом потенциале и устремлениях. Образно говоря, чтобы, к чему она не прикасалась, все обращалось в золото, не во

335 Там же.

187

вред, а во благо человека и человечества. Излишне уточнять, что в основе всех познавательных и жизненных стратегий сетевого общества должна быть нравственность (по Аристотелю).

По сей видимости, должно придти понимание той очевидности, что подвижная изменчивая и не вполне пока идентифицированная структура и границы информационного и медиапространства с необходимостью «диктует свои, во многом новые и порой не очень приемлемые (для рядового

«обывателя») правила игры для всех культурно-цивилизационных систем. И

это надо воспринимать как феноменологическую данность. Согласимся: мы все попадаем однажды в «сети» – от любовных до информационн-

медийных). Вопрос по большому счету, «упирается» в нашу личностно-

субъектную готовность к переменам, затрагивая специфику и уровень

«сетевого сознания» современного человека и в парадокс о том, что чем сложнее общество, тем труднее его понять; такая работа – это высшая форма интеллектуальной деятельности. В полной мере это относится к сетевой парадигме нового общества

И последнее, касающееся коррекции понятия ««информацино-сетевой культуры». Поскольку основным признаком информационных и медийных сетей все в большей мере выступает не столько информационный

(знаниевый) ресурс (хотя его значение не отменяется), а межсубъектная коммуникация в контенте медийного пространства, в ее разных формах,

постольку есть основания говорить о процессах смещения трактовки о коррекции понятия «информацино-сетевой культуры» и процессах ее

«медиизации». С учетом того, что в ареал медийных сетей уже сегодня вовлечено практически все общество, и принимая во внимание динамику роста медийного влияния «на умы» и сердца» пользователей, представляется правомерным 1) постановка вопроса об аксиологии внутренних и внешних границ медиафеномена, их смещения в строну этических имеративов. По

188

сути, это проблема морали будущего перехода от «Человека виртуального» –

к «Человеку ответственному»336.

На наш взгляд, в определенной мере такая модель, ориентированная на этическую рационально-рефлексивную культуру коммуникационного действия, позволит подойти к выработке оптимальных механизмов этизации сетевых процессов вообще и технологических инноваций в особенности,

поможет запустить рычаги самоконтроля в сегменте новой

«информационной», «властвующей» элиты, упреждая тенденцию превращения части общества в специфическую субкультуру, замкнутую на совей «элитарности» и претендующую на тотальность сфер влияния.

3.2. Виртуализация человека в информационно-медийных сетях

Под «сетевой» принято понимать социальную структуру,

использующую в качестве основного механизма взаимодействия элементов Интернет. Ранее в тексте нашей работы мы уже обращали внимание на особенность и трудности изучения «сети» и «сетевых феноменов»,

подчеркивая важность междисцплинарности, выхода за рамки признанных понятий и терминов в поисках хоть каких-то внятных ориентиров для определения самого объекта и субъекта «сети».

В этом плане сетевая реальность, фигурально выражаясь, «переигрывает» науку. Л.А. Колесова пишет: «Уходят в прошлое позитивистские определения, отталкивающиеся от понятия модерна

(например, постмодернистское общество), им на смену идут новые определения – «сетевое», «текучее» общество. В этих новых подходах явно просматривается недоумение и даже растерянность рационального знания,

336 Шайхитдинова С.К. Информационное общество и «ситуация человека» (Эволюция феномена отчуждения): Дис. ... д. филос. н. 09.00.11. Казань, 2004. С. 5.

189

столкнувшегося с неким неопределенным, переходным, кризисным,

хаотическим, нелинейным и сверхсложным процессом, грозящим перейти в длительную, пока не вполне различимую, стадию какого-то развития»337.

Эти сложности касаются в равной мере феномена виртуализации свободы в информационно-медийном сетевом контексте, в связи с чем напомним, что в тематическом поле предыдущего праграфа мы обосновали положение о целесообразности некотрого пересмотра концепта

«информационно-сетевая культура» и необходимости ее концептуальной коррекции в сопряжении с повсеместно возрастающей ролью и значением медийных сетей и медиопространства. Одновременно отметим некоторые аспекты, существенные для рефлексии процессов, получивших название

«виртуализации свободы» в информационно-медийном сетевом пространстве и попытаемся идентифицировать концепт «человека виртуального».

Во-первых, примечательно, что в значительном массиве современных концептуализаций глобальныхетей в постиндустриальных культурно-

цивилизационнызх системах автрское вимание при анализе сетевых феноменов центрируется нa их качественной специфике «сетей» как месте пребывания «свободы» человека и снятия отчуждения, поскольку именно они cвязывают pазличные местa, а пoтому могут oказать огромнейшее воздействиe на oрганизацию вpемени и пространства.

Во-вторых, при ближайшем рассмотрении «сетевые эффекты» процессов «сетеизации» мироустройства и новой парадигмы общественных коммуникаций высвечиваются в формировании устойчивых,

структуированных по «сетевому» алгоритму, связей (информационных,

прежде всего), становящхся новым элементом рыночной инфраструктуры.

Это позволяет, во-первых, использовать знание в качестве платформы для последующих исследований и разработок; отказаться от неперспективных и

337 Колесова Л. А. Антропология сети. Проблемы и перспективы // Сети, когнитивная наука, управление сложностью. 29.04.2017. Сайт С.П. Курдюмова. URL: http://spkurdyumov.ru.

190