нечных субстанций» мира и т. п., а в таком философ­ском синтезе достижений науки и практики, который позволил бы охватить все многообразие явлений как единое целое, установить то общее, что связывает ме­жду собой самые разнообразные стороны и сферы дей­ствительности. Развитие науки и практики с необходи­мостью подводит к такому синтезу, подобно тому как аналогичная потребность для каждой отдельной науки заставляет охватывать единой идеей все многообразие исследуемых ею явлений. Нельзя быть последователь­ным, признавая такую необходимость для обобщения каждой отдельной области объектов, и не признавать ее для научного знания о мире в целом.

Положения диалектического материализма о мате­риальности мира, о первичности материи и вторичности сознания, о неразрывности материи и движения, о про­странстве и времени как формах движущейся материи, о детерминированности явлений, о самых общих зако­нах развития и т. д. суть наиболее широкие обобщения. И их значение определяется не только тем, что они дают концентрированное представление об объективном мире, т. е. мировоззрение, связывая все знания в еди­ный узел, но и тем, что они указывают угол зрения на явления, способы подхода к ним, короче, играют активную роль во всем процессе движения познания от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному.

Об ошибочной теории «разлада» между ростом научных абстракций и конкретностью чувственного мира

Таким образом, движение мысли от абстрактных представлений о природе ко все более конкретным по­нятиям есть закономерность познания. Рассмотрим те­перь вопрос, поставленный в начале этой главы: суще­ствует и расширяется ли пропасть между миром, данным непосредственно в наших восприятиях, повседневным миром явлений и «абстрактным» миром науки. Соб­ственно говоря, после всего сказанного выше ответ на этот вопрос очевиден: не может быть пропасти ме­жду этими двумя мирами, как и вообще безоснова­

464

тельно само утверждение о каких-то двух мирах. Мир науки, научных формул не может существовал» незави­симо от реального мира. Наука в процессе своего раз­вития все точнее отражает объективную природу, поэтому научные теории должны сливаться с сущ­ностью самой действительности, т. с. выражать объ­ективную истину.

Какие же основания существуют для утверждения о разрыве между абстракциями науки и конкретным миром действительности? Предоставим слово тем круп­ным естествоиспытателям, которые отстаивают этот взгляд. В ряде своих работ В. Гейзенберг пытается осмыслить основную тенденцию исторического разви­тия науки с точки зрения соотношения между конкрет­ностью, наглядностью реального мира и углубляющейся абстрактностью науки. Тенденцию развития науки он определяет так: «...понятия, с которыми имело дело естествознание (в процессе своего исторического разви­тия.— М. Р.), становились более абстрактными и ме­нее наглядными»¹. Свой тезис Гейзенберг иллюстрирует на большом материале. Противопоставляя реальное описание движения тел у Аристотеля галилеевскому закону падения тел как два противоположных подхода к природе, из которых первый основывается на чув­ственном восприятии, а второй на абстракции, он пока­зывает, как, начиная с Галилея, каждый новый шаг в развитии науки отделял естествознание от непосред­ственного мира, дойдя в современной атомной физике до полного разрыва с чувственным миром.

Гейзенберг подчеркивает величайший прогресс на­учного знания, развивающегося в форме абстракций. Он правильно усматривает сущность указанной тенден­ции в том, что все теснее и глубже познается единство мира, общие законы, управляющие самыми разнообраз­ными явлениями природы. Новые понятия науки он считает основными, «потому что они охватывают беско­нечное разнообразие явлений чувственного мира строй­ной единой системой, делая его, таким образом, доступ­ным пониманию» ². Эту мысль он настойчиво повторяет,

¹ В. Г ейэенберг, Философские проблемы атомной физики, стр. 63.

² Там же, стр. 64.

30 м. М. Розенталь 465

действительно схватывая квинтэссенцию главного на­правления развития человеческих знаний. Он пишет, что, становясь «все более и более абстрактным, есте­ствознание приобретает в то же время новую силу. Оно оказывается в состоянии вскрывать внутренние связи между самыми различными явлениями и сводить их к общему источнику» ¹.

Подчеркнутые нами слова правильно выражают дви­жение познания от абстрактного к конкретному. Ибо конкретное есть соединение «самых различных явле­ний», самых различных сторон сложной природы во­едино, в «общем источнике», мысленное воспроизведе­ние из этого общего источника реальной картины мира.

Правильно поняв сущность процесса познания, Гей­зенберг делает, однако, из этого ошибочный философ­ский вывод. «В наше время оказалось, — пишет он,— что такая картина (т. е. физическая картина мира, создаваемая современной наукой. — М. Р.) с увеличе­нием точности становится все более и более удален­ной от живой природы. Наука имеет дело уже не с ми­ром непосредственного опыта, а лишь со скрытыми основами этого мира, обнаруженными нашими экспери­ментами. Но это вместе с тем означает, что объектив­ный мир в известной мере выступает как результат наших активных действий и совершенной техники наб­людения. Следовательно, здесь мы также вплотную на­талкиваемся на непреодолимые границы человеческого познания» ².

В этих словах содержатся, собственно, два философ­ских вывода: 1) чем абстрактнее становятся научные понятия и формулы, тем дальше человеческое знание уходит от «живой природы» или, как говорит Гейзен­берг, унификация естественнонаучной картины мира куплена ценой «отказа от того, чтобы при помощи есте­ствознания представить явления природы в их непо­средственной жизненности»³; 2) чем абстрактнее поня­тия науки, тем больше стирается грань между объектом и субъектом и создаваемая наукой картина мира ста­

¹ В. Гейзенберг, Философские проблемы атомной физики, стр, 63.

* Там же, стр, 65.

³ Там же, стр. 33.

новится все более субъективной, зависящей от нашего подхода, от наших измерений, наших приборов и т. и. Эту мысль особенно резко он выразил в своей работе «Картина природы с точки зрения современной физи­ки» (1955 г.). «Цель исследования, — заявляет он, — уже не познание атомов и их движения «в себе», т. е. независимо от нашей экспериментальной постановки во­проса; скорее, идет с самого начала полемика между природой и человеком, а естествознание является лишь частью этой полемики, так что ходячее деление мира на субъект и объект, внутренний и внешний мир, тело и душу не годится и порождает только трудности. И в естествознании¹ предмет исследования также, следова­тельно, уже не природа в себе, а природа, обусловлен­ная человеческой постановкой вопроса, поскольку чело­век здесь встречает лишь себя» ².

Мысль о том, что современная наука в силу своей абстрактности стирает различие между субъектом и объектом встречается и у других естествоиспытателей. Так, например, М. Борн в статье «Физическая реаль­ность», защищая положение об объективной реальности внешнего мира, вместе с тем заявляет: «.. .Квантовая механика разрушила различие между объектом и субъ­ектом, ибо она может описывать ситуацию в природе не как таковую, а только как ситуацию, созданную экспе­

¹ Гейзенберг считает ситуацию, сложившуюся в естествозна­нии, лишь одним из проявлений общего положения вещей в со­временном мире. Раньше человеку противостояла природа, и он вел борьбу против нее, добиваясь власти над ее силами. Теперь, когда последнее достигнуто, человеку противостоит не природа, а человек же. «Человек противостоит лишь самому себе». Угроза человеку ныне идет со стороны другого человека. В этом смысле человек всюду встречает только «себя», структуры и ситуации, порожденные им самим. Несмотря на то что некоторые положе­ния этого тезиса являются спорными, автор уловил все же в со­временной ситуации нечто такое, что в самом деле имеет место, но неправильно истолковывал его. Действительно, в современном обществе существуют такие социальные группы людей (а не «че­ловек» вообще), которые хотели бы завоеванную власть над при­родой обратить против человечества, развязать силы атомной энергии в разрушительных целях, превратить силы, таящие в себе невероятные и невиданные раньше возможности обеспечения жизни человека, в демонические силы войны. Кто представляет эти со­циальные группы, какова их классовая сущность, хорошо известно.

² W, Heisenberg, Das Naturbild der heutigen Physik, S. 18.

467

риментом человека... Атомный физик далеко ушел от идиллистического представления старомодного натура­листа, который надеялся проникнуть в тайны природы, подстерегая бабочек на лугу» ¹.

Указанные два философских вывода, делающиеся из ошибочной трактовки соотношения между абстрактным и конкретным, заслуживают критического разбора. Это поможет с некоторых новых сторон подойти к рассмат­риваемому нами вопросу.

Бесспорно, что по мере роста научных знаний растет и расширяется абстрагирующая деятельность мышле­ния. Но значит ли это, что с усилением данной тенден­ции картина мира становится все более удаленной от живой природы? Значит ли это, далее, что теперь не­достижима цель отражать и познавать природу «как она есть?» Нет, конечно.

Выше было сказано, что при помощи научной абст­ракции мы не отходим от непосредственной жизненности явлений, а в конечном счете приближаемся к ней. Имен­но этим объясняется тот факт, что с ростом научных абстракций наши знания о природе становятся все бо­лее и более точными, адекватными объективному миру. Этого не отрицают и сами естествоиспытатели, указы­вающие, что абстракции вскрывают внутренние связи явлений и делают их доступными человеческому пони­манию. Воспользуемся примером, приводимым Гейзен­бергом. Аристотель, объясняя падение тел, описывал реальное их движение в природе и установил, что лег­кие тела падают более медленно, чем тяжелые. Отправ­ным пунктом рассуждений Галилея об этом была аб­стракция, так как он поставил вопрос в общей, абстракт­ной форме: как будут падать тела, если не будет сопротивления воздуха. Кто же давал более точное описание данного явления — Аристотель с его чувствен­но конкретными представлениями, отражавшими явле­ние в его непосредственной видимости, или Галилей с его абстракциями? Ответ совершенно ясен. Но если был прав Галилей, а не Аристотель, то какие основания существуют, чтобы делать вывод о том, что абстракции удаляют человеческое познание от природы? Ведь по­

¹ М. Борн, Физическая реальность, «Успехи физических наук», т. LXII, вып. 2, L957, стр. 137.

468

знание не останавливается на абстракции. С помощью абстрактного оно идет снова к конкретным явлениям в их жизненности и объясняет, почему, в силу каких при­чин тела падают на землю неравномерно. Аристотель считал также, что движущееся тело останавливается, если прекращается действие внешней силы, толкающей его. Такое понимание также было продиктовано одним чувственным наблюдением. Но Галилей, как известно, опроверг и этот вывод Аристотеля, объяснив с помощью абстракций (а также ряда экспериментов) явление инерции. Позже Ньютон сформулировал «абстрактный» закон инерции, который намного точнее отражает при­роду, чем самые жизненные представлении, взятые из непосредственного опыта.

Эти примеры показывают, что для того, чтобы адек­ватно познать природу, научное знание должно стать на путь абстракции. Если абстракции дают науке воз­можность познавать природу все глубже, то что же удивительного в том, что по мере углубления челове­ческих знаний растет и число абстракций и сама форма выражения этих знаний становится все труднее и слож­нее, принимая более абстрактный вид? В этом объек­тивная закономерность развития познания. Чем глубже наука проникает в скрытую основу вещей, чем больше она обнажает сущность явлений и процессов, тем аб­страктнее по форме выражаются результаты, достигае­мые наукой. Современные данные атомной физики не могут быть выражены в чувственно-наглядной форме, они формулируются с помощью сложных математиче­ских уравнений. Но разве это снижает огромное объ­ективное содержание, заключенное в научных абстрак­циях? Напротив, диалектика развития здесь такова, что, чем абстрактнее форма выражения, тем конкретнее и содержательнее становятся наши знания о природе. Например, теория относительности как современная физическая теория пространства и времени значительно абстрактнее ньютоновской теории. Но столь же ясно, что она намного конкретнее старых представлений, разделявших пространство, время и движущуюся мате­рию, хотя эти представления и были более наглядными и доступными здравому смыслу. Речь при этом, разу­меется, идет не о том, что наука должна искусственно стремиться к абстрактной форме воплощения своих ис­

469

следований. Но такой путь движения есть объективный, независимый от желания и произвола людей закон по­знания. Этот закон ярко и хорошо выражен в следую­щих словах В. И. Ленина: «Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте» Только позитивисты могут требовать, чтобы современ­ные знания основывались на принципе «наблюдаемо­сти», и объявлять все ненаблюдаемое нереальным, не­объективным и т. п. С подобными принципами наука и шагу не могла бы сделать вперед не только в наше время, но и на самых ранних этапах своего развития, ибо уже первые шаги науки по пути познания природы были связаны с необходимостью производить абстрак­ции.

Поэтому единственный смысл, который содержится в жалобах на то, что с развитием науки познание все больше удаляется от «непосредственной жизненности» природы, можно видеть лишь в том, что добываемые наукой результаты очень трудно перевести в чувствен­но-наглядную форму. Однако если строго подходить к этой стороне вопроса, то то же самое можно сказать о любом понятии. Не только корпускулярно-волновую природу электрона или природу фотона невозможно выразить в «непосредственно жизненном» виде, но и такие простые понятия, как «человек», «растение», «ло­шадь», «камень» и т. п. Но от этого не перестают быть реальностью ни человек, ни растение, ни другие объ­ективные явления.

На этом примере видна ошибочность отождествле­ния конкретного с чувственно-наглядным представле­нием. Многие знания о явлениях невозможно выразить при помощи чувственной наглядности, но от этого они не перестают воспроизводить в мышлении явления в их конкретности, как единство многочисленных определе­ний, как единство в многообразии. Наоборот, в этом со­стоит единственная возможность сблизить мысль с кон­кретным объективным миром. Абстрактное и непосред­ственное жизненное, расходясь, сходятся, сближаются. В этой диалектике сказывается действие закона отри­цания отрицания: нужно отойти от непосредственно данного, чтобы к нему вернуться, но вернуться на не­

¹ В. И. Ленин, Соч., т, 38, стр. 275.

470

измеримо более глубокой основе. Как ни далеки от «непосредственной жизненности» явлений объективного мира теории атомной физики, именно они позволяют проникнуть в явления объективного мира, в противном случае последние при всей их жизненности и непосред­ственности остались бы для нас пустым звуком. Разве тот факт, что я знаю, что солнечный луч есть вид энер­гии, получаемый в результате сложных ядерных про­цессов, совершающихся на солнце, отдаляет меня от непосредственной жизненности данного явления?

Буржуазные экономисты в свое время упрекали Маркса за то, что его теория прибавочной стоимости не имеет ничего общего с «непосредственной жизнен­ностью» капиталистической прибыли. Но дело в том, что «непосредственная жизненность» прибыли затем­няет сущность прибавочной стоимости, и потребовались «головокружительные» абстракции, чтобы это явление было познано, представлено действительно во всей сво­ей жизненности.

В силу этого движение от абстрактного к конкрет­ному есть движение к чувственному миру, но движе­ние возвратное, позволяющее видеть, понимать этот мир значительно лучше, чем это можно делать тогда, когда мысль только начинает путь от чувственно-кон­кретного к абстрактному. В этом смысле конкретное, полученное в итоге всего процесса познания, есть воз­врат к «непосредственной жизненности» исследуемых объектов, но возврат уже с найденным компасом, да­ющим возможность уверенно ориентироваться в чув­ственном мире.

Самое главное, что сближает абстрактное с кон­кретным, — это практика, практическая деятельность людей. Какими бы абстрактными ни казались научные понятия и выводы, есть один критерий, который делает их доступными для людей, придает им характер не­посредственной жизненности, этот критерий — практи­ка. Сами естествоиспытатели вынуждены признавать это, что бы они ни говорили насчет удаления науки от реальной природы. Тот же Гейзенберг, говоря о том, что абстрактные понятия современной физики охваты­вают бесконечное разнообразие явлений чувственного мира, заявляет, что «последнее доказано техникой, ко­торая развилась на основе этой системы понятий и сде­

471

лала человека способным использовать силы природы для своих целей» ¹. Именно эта способность абстракт­ных научных понятий вооружать практику знаниями в целях использования сил природы лучше всего доказы­вает конкретный и жизненный характер современного знания.

Вот почему правы те естествоиспытатели, которые, констатируя рост абстрактного характера современной науки о природе, делают вывод не об углублении про­пасти между наукой и реальным миром, а о их посто­янном сближении. В этом отношении чрезвычайно ценно указание М. Планка о том, что, как это ни парадок­сально, «прогрессирующий отход физической картины мира от чувственного мира означает не что иное, как прогрессирующее сближение с реальным миром» ².

Все это опровергает и второй, приведенный выше философский вывод, касающийся соотношения субъекта и объекта на базе достигнутых знаний и современных методов научного исследования. Нет никакой принци­пиальной разницы в соотношении между субъектом и объектом в прошлом и соотношением между ними сей­час. Различие состоит лишь в том, что раньше, когда наука не способна была еще так глубоко раскрывать сущность природы, как теперь, можно было, употребляя образное выражение Борна, узнать некоторые тайны природы, наблюдая бабочек на лугу. Сейчас же в связи с исследованием таких глубоко скрытых от непосред­ственного взора явлений как «элементарные» частицы, изучением миров, отдаленных от земли миллиардом световых лет, и т. п. несравненно выросла роль субъ­екта, активность его мышления, методы изучения стали сложнее. Ныне для познания природы создаются такие могущественные средства, как синхрофазотроны, искус­ственные спутники Земли, «Лунники» и т. п. Но это не отменяет того общего для любой ступени развития на­уки положения, что познание есть акт взаимодействия между субъектом и объектом, в процессе которого субъект, т. е. мыслящий человек, познает свойства и законы объективного мира, познает не себя, не произ­

^]В. Гейзенберг, Философские вопросы атомной физики, стр. 64—

65.

² М. Planck, Das Weltbild der neuen Physik, Leipzig, 1953 S, 14—15.

472

вольные колебания своего мозга, а реальную, объек­тивно существующую природу, природу «в себе». Ссыл­ка на то, что квантовая механика может описывать лишь ситуации, создаваемые человеческим эксперимен­том, не подтверждает ложного тезиса об исчезновении различия между субъектом и объектом. В ситуациях, вызываемых человеческим опытом, экспериментом, от­ражаются и познаются объективные свойства реальных явлений. Иначе невозможно было бы практическое ис­пользование этих свойств и законов природы в интере­сах человека. Подобно тому, как в практике оживляют­ся абстракции, подобно этому в практике же прове­ряется и подтверждается их объективность.

Различие между субъектом и объектом в процессе развивающегося познания стирается лишь в том смысле, что, чем глубже и точнее наука познает явления и за­коны природы, тем больше мысль (субъект) совпадает с объектом, тем меньше пропасть между ними. В этом смысле человеческой познание стремится к полному слиянию с объективным миром. Процесс такого слия­ния теоретически и практически не имеет границ. В этом процессе абстрактное становится все более кон­кретным, картина природы приобретает в человеческом мышлении все более целостный и объективный харак­тер. В этом и заключается сущность движения познания от абстрактного к конкретному.