2. Динамические проценты дураков и подкулачников

Было время, когда неравенство не только не скрывали, но еще и специально подчеркивали. Европейский дворянин носил шпагу, а японский — два меча, чтобы отличаться в толпе от «подлого» (то есть платящего подати) народа. На статус человека указывали не только все документы, с ним связанные, но также имя, одежда, прическа. За один и тот же подвиг в царской России («которую мы потеряли») разным сословиям выдавали разные награды. Чтобы кто-то, упаси Христос, не перепутал благородного человека с каким-нибудь… ну, например, с евреем-плотником.

Капитализм постепенно утверждал равенство граждан перед законом. Легитимность — уже не «воля богов» и не право рождения, а результат голосования, в ХХ веке — всенародного. По мере того как демократия превращалась в идеологию, указывать на то, что в нее явно не вписывается, становилось неудобно. Стеснительность, для политика, конечно, похвальная. Порок, которого стыдятся, все-таки лучше того, который выставляется напоказ. Но, к сожалению, политкорректность распространили на науку. А ведь социологам все-таки положено изучать не то общество, которое должно существовать с точки зрения высоких идеалов, а то, которое дано гражданам в повседневном ощущении: на работе, в поликлинике, в суде, в школе, где учится ребенок.

Интересно, что «буржуазное» и «марксистско-ленинское» обществоведение во второй половине ХХ века развивались буквально параллельными курсами, всячески размывая и затушевывая социальное расслоение. Естественно, у себя дома; у противника по Холодной войне неравенство и эксплуатацию, наоборот, полагалось всячески подчеркивать. Даже методики оказались одни и те же: чужое общественное устройство оценивали с точки зрения власти и собственности, а к своему прилагали новые, «более совершенные» критерии. В СССР обнаружился «класс» «колхозного крестьянства». Или «служащие», к которым можно было отнести и министра просвещения, и школьную секретаршу с зарплатой 90 рублей. Наконец, терминологический шедевр — «интеллигенция». Смысл слова все авторы толкуют по-своему, и, тем не менее, это непонятно что подсчитывается в процентах «с учетом членов семей». Бессмысленные цифры годами перекладывали туда-сюда, а та информация, которая указывала на реальную структуру, была изъята не только из открытой печати, но даже из «служебного пользования», — например, принципиально важные для советской модели данные о потребительских привилегиях. Привилегии были разных типов, ими ведали разные учреждения, множества охваченных ими лиц пересекались. Но никто (никакой «госкомитет по привилегиям») не заботился о систематизации и обобщении данных. Понятно, почему. Человек, затеявший подобное, был бы уже не чиновником, а худшим врагом Советской власти — вроде Солженицына. Но допуск к оперативной информации, возможность ее проверять и сопоставлять имели только чиновники. В результате мы так и не получили (видимо, уже не получим) точных количественных данных о советском привилегированном классе.

Специально размыв и обессмыслив критерии различий, нетрудно представить что угодно, в том числе и население, «однородным» и «равноправным». Но так можно и заиграться. Советское руководство, в конце концов, обмануло само себя. Социология, подчиненная пропагандистским задачам, перестала служить источником реального знания не только для народных масс, но и для ЦК КПСС.

После закрытия этого ЦК (точнее, после преобразования его в Президентскую администрацию) ситуация принципиально не изменилась. Она и не могла измениться, потому что на Западе, откуда теперь велено было перенимать «настоящую, объективную науку об обществе», это наука была, конечно, изощреннее по форме и эффективнее с точки зрения пропаганды, но по сути точно так же обслуживала «несуществующие» интересы правящего класса.

Смотрим специальную главу «Равноправие граждан» в учебнике по новому предмету — «граждановедению», которое, в отличие от старого советского обществоведения, преподается не 16-летним юношам и девушкам, уже способным воспринимать пропаганду с иронией, а начиная прямо с 5-го класса:

«Ты родился и сразу получаешь абсолютно равные права со всеми... дело за тобой... развивай свои способности и таланты...»

Можешь «выбирать любую профессию, рисовать любые картины, покупать любые квартиры (были бы деньги), зарабатывать... Бизнесмен себе не враг. Он обязательно примет способного, образованного человека. И предложит ему большую зарплату...»

Потом следует уточнение:

«Не забудьте, что не все люди талантливы, не все от природы очень умны, а бизнесом могут заниматься только 3-4% населения. Предположим, на хорошую работу не берут, больших денег не предлагают. И в бизнес не тянет: там конкуренция, банкротства... У такого человека есть два пути. Первый: признать, что потратил школьные годы на пустяки, и найти скромное, но свое место в жизни. Второй: принять участие в борьбе за всеобщее равенство, то есть за то, чтобы “все отнять и поделить”. Тогда за собственное безделье можно обижаться на весь мир»[5].

Иными словами, «бизнесмены» — не общественный класс, а просто люди, которые умнее и талантливее окружающих. Опыт последнего десятилетия подтверждает это научное умозаключение самым решительным образом, не правда ли?

Можно, конечно, отреагировать на потрясающую цитату дежурным рассуждением о том, что западная наука не обязана отвечать за то, как ее поняли в «совке» люди, в одночасье перекрасившиеся из верных ленинцев в таких же верных фон-хайековцев. Но в том-то и дело, что автор нашего школьного учебника не сам свое «граждановедение» придумал. Он пересказывает более простыми (понятными пятикласснику) словами примерно то же самое, что написано о «предпринимателях» в американском учебнике для ВУЗов[6].

Совершенно разрушительным оказалось «усовершенствованное» представление о предмете и методах науки социологии. Теперь она, как правило, изучает не реальное общество, а «мнения» граждан по его поводу, собираемые посредством опросов и «социологических исследований». Таким образом, из исследовательского арсенала произвольно с мясом вырывается отдельный (не самый точный) метод, одна разновидность источников противопоставляется всем остальным, а «общество» отделяется от экономики и политики.

Вот как «научно» в результате может быть решен интересующий нас вопрос:

«Наталья Тихонова в своей статье “Динамика социальной стратификации в постсоветском обществе”, опубликованной в журнале “Общественные науки и современность”, пытается описать динамическую структуру общества, используя в качестве критерия не положение, а шансы индивидов, в значительной мере определяемые их ментальностью...» (Новые Известия, 10.03.1998).

Примерно таким же «динамическим» способом при Сталине была выведена социальная категория — «подкулачник». Тоже через «ментальность».