Глава вторая. Первые следы человека

История первобытного человека целиком вписана в историю четвертичного периода, последнего из больших геологических «периодов существования земли. Она протекала на фоне тех грандиозных изме­нений, которые происходили тогда на земле в климате, животном и растительном мире, а также и в самом облике нашей планеты, в форме ее поверхности, в очертаниях материков и океанов.

Самые древние первобытные люди — представители эпохи нижне­го палеолита, были современниками начала великого похолодания, охватившего большую часть обитаемой ныне человеком земной поверхности в Азии, Европе и Америке. Их потомки, люди среднего и верхнего палеолита, жили целиком уже в условиях ледниковой эпохи.

Основой жизни верхнепалеолитических людей, обитавших на пространстве от Средиземного моря до Хайлара и Ордоса, была охота на диких быков и лошадей, северного оленя, мамонта и волосатого сибир­ского носорога, дополняемая собирательством. В тех местах, где прохо­дили главные пути сезонных передвижений копытных животных и нахо­дились места их переправ через реки, охота была наиболее успешной, и там возникали длительные зимние поселения, своеобразные охотничьи лагери людей верхнего палеолита. Это были настоящие поселки из ря­да прочных жилищ. Люди для сооружения жилищ часто выкапывали небольшие углубления, а затем вертикально ставили вокруг бедренные кости или бивни мамонта, служившие опорами для деревянного кар­каса. Крыша жилища состояла из такого же каркаса, перекрытого лег­кой и эластичной сеткой из перекрещивающихся рогов северного оле­ня. В целом и по конструкции и по внешнему виду эти жилища были, поразительно похожи на зимние жилища оседлых чукчей и эскимосов XVII—XVIII вв. нашей эры, приспособленные к арктическим условиям.

Одежда того времени, судя по найденным в палеолитических жи­лищах Бурети скульптурным изображениям женщин, по своему покрою тоже была аналогична зимней одежде современных эскимосов и чукчей. Это была «глухая» одежда, с капюшоном, без разреза спереди, одевав­шаяся сверху через голову. Она хорошо защищала от жестоких ветров арктической тундры.

В завершение общего сходства этой древней культуры арктических охотников верхнего палеолита с современной этнографической культу­рой чукчей и эскимосов у них сложилось близкое по духу, богатое, реалистическое в основе, искусство, для которого характерны жизненно- правдивые изображения животных и антропоморфные фигурки, чаще всего передающие формы обнаженного женского тела.

Что же происходило в то далекое время, когда в приледниковых областях Европы и Азии существовала арктическая охотничья культу­ра, в странах Азии, расположенных южнее и восточнее нынешней пу­стыни Гоби, на нашем Дальнем Востоке, у берегов Японского моря?

Следовало ожидать, что уже с самой глубокой древности развитие культуры обитателей Дальнего Востока шло не так, как в Сибири и Европе, а какими-то своеобразными, особенными путями. Но какими именно путями и в чем заключалось это своеобразие? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно было, разумеется, обнаружить на Дальнем Во­стоке древнейшие поселения человека.

Однако долгое время, несмотря на самые тщательные поиски, ни­чего более раннего, чем стоянки людей, уже имевших шлифованные орудия из камня, на территории Приморья обнаружить не удавалось.

Только после долгах усилий были, наконец, найдены в Приморье такие следы деятельности древнего человека, которые как своим ви­дом, так и условиями, в которых они были выявлены, показывали, что перед нами — остатки наиболее древней культуры Приморья.

Первая и самая замечательная такая находка отмечена была в континентальной части Приморья, в районе г. Уссурийска, около села Осиповки, в долине речки того же названия, впадающей в р. Лефу. Сна­чала на полотне шоссейной дороги в балласте насыпи был найден один небольшой отщеп из светло-зеленого камня, похожего на кремнистый сланец. Если бы этот маленький невзрачный и, на первый взгляд, ни­чем не примечательный кусочек камня попался человеку, незнакомому с изделиями людей каменного века и с техникой изготовления камен­ных орудий, он, вероятно, не придал бы ему никакого значения и не поднял бы его с земли. Именно так отнеслись к этой находке находив­шиеся с нами геологи-студенты, сразу же по-дружески поднявшие на смех «легковерных археологов». Но даже они заколебались, когда за первым отщепом был найден второй, более солидный по размеру, а за­тем обнаружено крупное и на этот раз очень тщательно обработанное человеком изделие такого рода, какие до сих пор еще не встречались археологам в Приморье. Это было что-то вроде рубящего орудия, но при этом настолько своеобразного, настолько первобытного, что нельзя было сомневаться в его глубоком отличии от обычных рубящих камен­ных орудий неолитического времени, от топоров и тесел, часто встреча­ющихся на Дальнем Востоке. Данное орудие, во-первых, коренным об­разом отличалось от неолитических топоров техникой обработки; оно было только обито и не имело никаких следов шлифования. По форме оно напоминало те орудия, которые изображаются и описываются в археологических сочинениях как орудия древнейших людей, так назы­ваемые ручные рубила ранней поры каменного века — ниж­него палеолита.

Сходство заключалось, прежде всего, в том, что это изделие, как и рубила нижнего палеолита, сделано было из целой речной гальки, только лишь слегка отесанной широкими сколами. Отчасти напоми­нала ручные рубила и общая форма этого изделия — оно имело оваль­ные очертания. Один конец орудия был острым, в виде лезвия, а вто­рой — массивный, сохранивший гладкую естественную поверхность га­лечной корки, явно служил рукоятью. Судя по форме рукояти, рабо­тали этим изделием, зажав его в руке. Именно так пользовались, как известно, своими рубящими орудиями и люди нижнего палеолита в Европе, Африке и в Южной Азии — в Ираке, Палестине, Индии, почему эти орудия и называются ручными рубилами.

Вместе с тем это изделие в деталях имело вид, резко отличный от настоящих ручных рубил шелльского и ашельского времени. Бы­ло очевидно, что найденное орудие относится не только к какому-то другому времени, но и к другому культурно-этническому миру. В этом обработанном древним человеком камне видны были какие-то собствен­ные, местные и глубоко оригинальные традиции.

Одним словом, стало ясно, что в руках исследователей находится нить к важнейшему для изучения древнейшего прошлого Приморья от­крытию. Нужно было только найти тот карьер, из которого брали бал­ласт для ремонта дороги и откуда вместе с щебенкой привезли найден­ные каменные изделия древнего человека.

Искомый карьер действительно нашелся. Он был обнаружен на высоком гранитном холме около речки Осиновки, в 1,5 км от села Осиновки. В вертикальной стенке карьера торчало второе, точно такое же, как первое, грубое рубящее орудие из целой гальки. А у подножия этой стенки и в различных местах на дне карьера оказалось более двух десятков других каменных изделий, преимущественно отщепов, сколо­тых с галек в ходе их обработки.

Расколки показали, что замечательной особенностью находок в Осиновке является их стратиграфическое положение. Оно целиком подтвердило первое впечатление о глубокой древности и примитивности найден­ных орудий.

Как показали раскопки, Осиновское местонахождение принадле­жит к числу очень редких в археологии и потому чрезвычайно ценных и важных для определения относительного возраста древних культур многослойных памятников, где с полной наглядностью устанавливает­ся последовательность культурных этапов.

В Осиновке на одном и том же месте, друг над другом, оказалось три разновременных культурных слоя со следами деятельности людей трех исторических эпох. Сверху находился сравнительно тонкий слой дерна. В дерне и сразу под дерном залегали остатки культуры ранне­го железного века. Глубже лежал пласт светлого желтовато-серого суглинка. В суглинке на глубине 25—30 см от поверхности почвы ока­зались многочисленные обломки глиняных сосудов и каменные изделия неолитического времени, в том числе шлифованные орудия. А на самом дне рыхлой толщи прослеживался отчетливо видный красновато-бурый слой, под ним шла мелкая щебенка, образовавшаяся в результате элю­виального выветривания, т. е. разрушения гранита, из которого сло­жен весь Осиновский холм. В этом сравнительно тонком красновато-буром слое и залегали те вещи, к числу которых относится рубилооб-разное изделие, найденное на шоссе.

Таким образом, люди, оставившие остатки своей деятельности в ви­де каменных изделий нижнего культурного слоя на Осиновском холме, пришли сюда в то отдаленное время, когда на холме не было еще су­глинка и современного дернового покрова. Они поселились прямо на голой поверхности гранитной глыбы, слегка выветрившейся сверху.

Но когда все-таки пришли на Осиновский холм первые его обита­тели, люди нижнего культурного слоя, и в каком отношении находится этот древнейший из всех известных сейчас в Приморье памятников ка­менного века к той смене этапов геологической истории земли на про­тяжении четвертичного периода, о которой речь шла выше?

Об этом можно судить по наблюдениям Г. С. Ганешина, который сделал первую попытку геологической интерпретации стратиграфии осииовских находок. Там было представлено, как мы знаем, три исто­рических периода. Остатки первого этапа, раннего железного века, це­ликом относятся к эпохе геологической современности, так как они за­легали в дерновом слое и сразу под ним. Возраст их не более полутора-двух тысяч лет.

Верхний суглинок с остатками неолитической культуры образовал­ся, несомненно, в условиях лесного ландшафта умеренного пояса, определяющего возникновение подзолистых почв.

Совершенно иная картина рисуется при ознакомлении с условиями образования того слоя почвы, с которым связаны находки нижнего культурного горизонта — бурой или красноватой глины.

Эпоха отложения таких глин характеризовалась климатическими условиями, благоприятными для глубокого выветривания и образова­ния глинистых толщ. Это было время влажного и относительно теп­лого климата²².

О дальнейшей глубокой перемене условий, в которых жили древние люди, можно судить по особенностям делювиального суглинисто-щебенистого слоя, перекрывающего нижний красновато-бурый слой Осиновки.

Время образования таких отложений отличалось более суровым климатом. В горах Приморья на высоте около 2000 м должны были тогда существовать небольшие ледники, а в соседних равнинах и пред­горьях Сихотэ-Алиня шло усиленное морозное и физическое выветри­вание, которое привело к образованию щебенисто-глыбовых и глыбовых делювиальных шлейфов.

После этого сюда пришел неолитический человек.

Нижний горизонт Осиновки должен, следовательно, относиться к доледниковому или межледниковому времени, а неолитический слой — к послеледниковому времени с климатам умеренного пояса и лесными ландшафтами, вероятно, ничем существенным не отличавшимися от ландшафтов нашего времени (рис. 3).

Таким образом, осиновские находки дают представление об очень древней культуре каменного века — о самой древней из всех известных нам сейчас культур Приморья — и раскрывают некоторые черты жиз­ни тех людей, которым эта культура принадлежала.

Раскопки 1955 г. показали, что здесь в то далекое время находи­лось древнее поселение, где производилась обработка камня и выделывались оригинальные каменные изделий, одно из которых так счастливо попалось нам на шоссе. В разных местах раскопанной поверхности бы­ли рассеяны обитые, но еще не законченные гальки, а также целые рубящие орудия описанного типа, отщепы и пластины, снятые с галек-заготовок. Они располагались на одном и том же уровне своего рода «гнездами». Одно такое «гнездо» находок было явно связано с остат­ками древней мастерской, где обрабатывался камень и изготовлялись каменные орудия. В обрыве стенки карьера оказалась прочная квар­цитовая галька, поверхность которой была местами предварительно слег­ка обработана сколками. Галька эта служила древнему мастеру наковальней-подставкой, на которой и обивался камень, предназначенный для изготовления орудий. На гладкой поверхности гальки были хорошо видны выбоины и выщербины, которые образовались от ударов кам­нем по камню или от сильного нажима краем обрабатываемого камня на поверхность наковальни. Рядом с наковальней лежали отщепы, сколотые с обитых человеком галек, а несколько далее находились це­лым гнездом частично обработанные гальки-заготовки. Неизвестно, что заставило древнего мастера прекратить работу на полном ходу. Но именно благодаря этому мы имеем теперь возможность заглянуть в повседневную жизнь древнейших обитателей Приморья и мысленно представить их за работой.

Другие скопления находок нижнего горизонта тоже, возможно, представляют собою остатки таких же мастерских или «рабочих пло­щадок».

Среди предметов аз нижнего слоя Осиновки первое вместо по оби­лию и выразительности формы принадлежит крупным изделиям, изго­товленным обычно из целой или расколотой сильным ударом речной гальки и более или ме­нее симметрично обитой. Первый характерный обра­зец таких вещей был под­нят на шоссе и привел нас к замечательному карьеру на речке Осиновке. Среди них могут быть выделены две группы находок. К пер­вой относятся наиболее крупные и массивные изде­лия, у которых один конец иногда сохраняет остатки гладкой корки исходного валуна и представляет свое­го рода рукоять, удобную для держания этого пред­мета зажатым в ладони. Противоположный конец всегда бывает тщательно затесан и превращен в острое и широкое, обычно овальновыпуклое лезвие, (рис. 4). Лезвие в некото­рых случаях по краю быва­ет обработано еще и мелкой вторичной ретушью. Одна сторона этих изделий часто более выпуклая, чем проти­воположная, причем выпук­лая сторона почти всегда оформлена сравнительно уз­кими и длинными фасетка­ми продольных сколов. Эти сколы, расположенные па­раллельно друг другу, вызы­вают в памяти заготовки-нуклеусы грубо

призматического типа. Сходство с нуклеусами усиливается и тем, что противопо­ложная, плоская сторона изделий такого рода напоминает площадки нуклеусов, специально подготовленные для снятия пластин.

Но общая миндалевидная или овальная форма этих изделий в ряде случаев, как уже отмечалась, поразительно сходна с формой древней­ших каменных орудий нижнего палеолита — ручных рубил и в осо­бенности тех примитивных рубящих орудий Восточной и Юго-Восточ­ной Азии, которые получили в археологической литературе наименова­ние «чопперов», т. е. сечек.

Во вторую группу входят крупные и массивные вещи, тоже изготовленные из расколотых речных галек, но отличающиеся тем, что они имеют одно широкое боковое лезвие выпуклых очертаний. Это грубые скребла или скребловидные инструменты.

Есть также крупные ножи и скребки, изготовленные из больших массивных отщепов, обработанных ретушью вдоль краев. Ретушь, характерная и своеобразная, силь­но напоминает ретушь сибирских верхнепалеолитических скребел и остроконечников, которую обычно сравнивают с мустьерской, так на­зываемой «контрударной ретушью». Лезвия этих скребков и ножей та­кие же крутые и массивные, как у сибирских овальных скребел верх­него палеолита (рис. 5).

Настоящих нуклеусов в ниж­нем слое, по существу, не имеется; найден только один, он имеет грубопризматическую форму. Однако к нижнему слою могут быть, по-ви­димому, отнесены довольно много­численные пластины, снятые с на­стоящих призматических нуклеусов, имеющие три или две продольные грани на спинке. Очертания этих пластин и их граней довольно пра­вильные. Но от позднейших, нео­литических пластин призматическо­го типа они отличаются более круп­ными размерами, а также мень­шей строгостью и правильностью огранки.

Из одной такой пластины изго­товлен типичный концевой скребок с узким поперечным рабочим краем на конце пластины, противополож­ном ударному бугорку. К нижнему слою может быть отнесен и один очень своеобразный и характерный по форме наконечник, к сожалению, не сохранившийся целиком. Одна сторона его плоская и сохраняет естественную гладкую поверхность исходной плитки кремнистого сланца. Она только отчасти обработана ретушью вдоль края. Противополож­ная поверхность наконечника сплошь выровнена широкими попереч­ными сколами (рис. 6).

Таков в общих чертах каменный инвентарь нижнего слоя Осиновки. Вначале нижний слой Осиновского поселения был единственным памятником такого рода. Но в том же году при обследовании средневекового городища у селения Горные Хутора в районе д. Черниговки, также в Приханкайском районе, в верхней части бассейна р. Уссури, было обнаружено орудие типа миндалевидного рубила, напо­минающее изделия, найденные в Осиновке. Оно найдено на значитель­ной высоте по отношению к окружающей низине.

Такая же изолированная находка — большая нуклевидно обрабо­танная галька была отмечена в 1955 г. неподалеку от устья р. Майхе.

1956 г. принес два новых открытия. На этот раз были найдены не случайные вещи, а остатки поселений.

Одно такое поселение оказалось в долине р. Суйфуна, в пределах городской черты г. Уссурийска, на седловине так называемой Ильюшкиной сопки. В отличие от Осиновки культурные остатки на Ильюшкиной сопке оказались вымытыми из разрушенной рыхлой толщи. Но о древ­ности их ясно свидетельствует сходство форм и техники изготовления каменных изделий.

Здесь обнаружено, например, превосходно оформленное сколами миндалевидное изделие с овальным лезвием, очень похожее с первого взгляда на классические рубила позднеашельских форм. Вместе с ним находилось изделие в виде нуклевидного рубящего орудия с высоким и крутым, почти вертикальным рабочим краем, тоже изготовленное из целой речной гальки. О глубокой древности этих находок свидетельст­вуют и условия, в которых они найдены на высокой седловине соп­ки, господствующей над окружающей местностью и долиной реки Суйфуна. Отсюда открывается широкий вид на расположенный внизу г. Уссурийск, на р. Суйфун и находящуюся за ней Краснояровскую сопку.

Кроме того, замечательно и еще одно обстоятельство. На Ильюшкиной сопке, в местах, слабо размытых водой, было прослежено такое же чередование почвенных слоев, как и в Осиновке: вверху находился черный почвенный горизонт, глубже —суглинок светло-желтого цвета, а под ним тот же красновато-бурый почвенный слой, непосредственно залегавший на гранитном основании, глубоко разрушенном в процессе элювиального выветривания. С этим нижним слоем, несомненно, и связаны каменные изделия древних форм.

Следы другого поселения осиновского типа оказались в 1956 г. вблизи устья р. Мо, т. е. около самого озера Ханки, неподалеку от д. Аст раханки. Здесь, в широкой долине реки Мо, расстилаются безгра­ничные низменные луга, знаменитые прерии Южно-Уссурийского края, о которых писал в свое время еще Н. М. Пржевальский, как о царстве всякой пернатой дичи. Над ними возвышается террасовидный уступ или отрог, где заложен грандиозный карьер, откуда брали камень для до­рожного строительства. В стенках карьера, так же как и о Осиповке, были обнаружены аналогичные следы древнего человека: отщепы, плас­тины, наковальня. Точно так же, как в Осиновке и на Ильюшкиной соп­ке, здесь прослежено чередование гумусного черного горизонта вверху, подзолистого суглинка — глубже, а еще ниже — красновато-бурого слоя. В этом красновато-буром слое оказалась в непотревоженном состоянии одна характерная пластина осиновского типа, тогда как выше встреча­лись только предметы более позднего, неолитического вида. В связи с находками вблизи устья р. Мо интересно также уже отмеченное в первой главе упоминание А. В. Елисеева о находке им около Кам­ня-Рыболова на озере Ханке «ножей сен-ашельского типа», т. е. орудий, похожих на ручные рубила ашельского типа. Вполне могло быть, что Елисеев нашел такие же орудия в виде рубил, как найденные в 1953—1956 гг. в Осиновке, у Горного Хутора и на Ильюшкиной сопке.

В 1957 г. Э. В. Шавкуновым в районе села Кумары на Амуре обнаружены каменные изделия, очень близкие к найденным в нижнем слое Осиновского поселения. Среди них оказалось одно крупное орудие типа ручного рубила, изготовленное из целой гальки. Один конец его тщательно затесан с двух сторон и представляет собою выпуклое лез­вие, другой же сохраняет гладкую естественную поверхность гальки; он служил рукоятью. Отсюда следует, что осиновская культура распро­странена была и в среднем течении р. Амура. Ее следы нужно ожидать и на территории Китая, в Дунбэе. Она может быть открыта и в Корее.

Таким образом, описанными находками в континентальной части Приморья, в районе от. Уссурийска и вблизи озера Ханки, а также на Амуре впервые выявлена неизвестная ранее, очень древняя и своеоб­разная культура древнейших обитателей нашего Дальнего Востока. Вполне естественно, что подобрать что-либо полностью аналогичное ей среди культур каменного века на других территориях не только трудно, но и почти невозможно.

Мы уже видели, например, что оригинальные миндалевидные ору­дия из нижнего слоя Осиновки напоминают ашельские рубила. Но сход­ство это, разумеется, только самое общее и приблизительное.

Нуклевидные рубящие орудия из Осиновки напоминают, но также только отчасти, очень условно, «чопперы», или «сечки», юго-восточной Азии.

Общий облик этих изделий, как миндалевидных рубил, так и нуклевидных чопперов, настолько архаичен, что их можно было бы отнести с первого взгляда к еще более отдаленному времени, к среднему или даже нижнему палеолиту.

Но характер сколов, которыми были сняты пластины с некоторых нуклевидных орудий, узких и длинных, показывает, что здесь налицо несравненно более развитая техника обработки камня?

Эти архаичные и загадочные вещи скорее сближаются с изделиями из более или менее правильных пластин, которые не могут быть старше верхнего палеолита или мезолита. По крайней мере, такие изделия часто встречаются в верхнем палеолите Сибири и Монголии.

Все это позволяет датировать находки в нижнем слое Осиновки, сравнительно с памятниками каменного века других областей, концом палеолитического времени и считать, что оставившие эти изделия древ­ние люди жили здесь не менее 10—45 тысяч лет назад, примерно в одно время, с позднепалеолитическими обитателями Сибири и Монголии, если не ранее.

Вывод этот подтверждается и отманенными выше геологическими данными, указывающими на глубокую древность нижнего слоя Оеиновки.

Так всего вероятнее может быть решен вопрос о возрасте осиновской культуры и ее отношении к древним культурам северной Азии.

В связи с этим заслуживают внимания новейшие находки остатков каменного века на Японских островах.

Как известно, там чрезвычайно широко распространены многочисленные и яркие памятники неолитической культуры, разделяющиеся на ряд хронологических групп. Самые ранние памятники характеризуются сосудами с острым дном. Позже появляется керамика нового типа, пред­ставленная плоскодонными сосудами, наружная поверхность которых покрыта так называемыми «веревочными оттисками» (керамика дзёмон).

Культура дзёмон с самого начала принадлежит уже вполне зрелому неолиту с шлифованными рубящими орудиями типа топоров и двусто­ронне ретушированными типично неолитическими наконечниками стрел из кремня и обсидиана и другими орудиями, характерными для этого времени²³.

Однако до сих пор на Японских островах не было известно более древних следов человека, возраст которых мог быть бесспорно уста­новлен на основании археологических и геолого-палеонтологических данных. Поэтому происхождение богатой культуры японского неолита оставалось невыясненным. Ученые не знали, как давно и какими путя­ми проникли сюда древнейшие обитатели Японских островов.

За последнее время проблема первоначального заселения Япон­ских островов человеком привлекла внимание ряда японских и европей­ских археологов и геологов²⁴. В результате был сделан ряд весьма инте­ресных открытий и геологических наблюдений, которые вносят в эту про­блему немало нового и вместе с тем еще больше усложняют ее. К ним в первую очередь относятся работы по изучению каменных изделий, связанных с так называемой «красной глиной» в районе Канто. Как установлено этими геологическими наблюдениями, в центральной части Японии, на о. Хонсю, в районе равнины Канто у Токио обычной для чет­вертичных отложений является следующая стратиграфия (сверху вниз):

а) современный почвенный слой черного цвета, богатый перегноем;

б) глинистые отложения красного цвета — красная глина Канто, пред­ставляющая собой по происхождению вулканические пеплы;

в) пески или гравий, часто с костями сухопутных животных континентального происхождения, что свидетельствует о связи с материком Азии. На Хок­кайдо встречаются кости мамонта.

Обычно остатки культуры дзёмон встречаются в черном гумусовом слое или сразу под ним. Они часто бывают связаны с прослойками ра­ковин, но, как правило, эти прослойки могут быть объяснены деятель­ностью человека. Возраст этих культурных остатков сравнительно ран­ний; анализ угля из Убайямы показал, что находки на этом поселении, относящиеся к концу культуры дземон, датируются временем в Пределах третьего тысячелетия до н. э.

В слое песков или гравия никаких следов деятельности человека не обнаружено. Но такие остатки встречаются зато в верхней части «кра­сной глины» Канто, которая, по мнению некоторых геологов, имеет весьма древний возраст. Большинство исследователей склоняется к мы­сли о поздне-плейстоценовом (финально-плейстоценовом) возрасте этих глин. Наиболее важным местонахождением этой культуры является Гонгенияма в префектуре Гумма около г. Иседзаки, где один из япон­ских исследователей, с большим рвением занимающийся изучением во­проса о древнейших следах человека в Японии, при строительных рабо­тах собрал в глинистых отложениях на трех разных уровнях некото­рое количество весьма архаичных по облику каменных изделий, сде­ланных из андезита, кремня и других пород камня.

И. Марингер, тщательно описавший часть этих находок, пришел к выводу, что эти находки несколько различаются в зависимости от глу­бины их залеганий. В самом низу, в слое первом (Гонгенияма I), име­ются отщепы псевдолеваллуасского облика, боковые скребки (side scra­per), рубила (Handaxe) патжитанского типа с заостренным концом.

Выше, во втором слое (Гонгенияма II) находятся массивные рубя­щие орудия типа «чопперов» (choppers, chopping-tool), скребловидные орудия, отщепы с чертами клэктонской и псевдолеваллуасской, а так­же мустьерской техники. Сопоставляя их с патжитанскими нижнепа­леолитическими изделиями на Яве, Марингер находит между ними мно­го общего.

Вместе с тем имеются и существенные отличия от патжитанских вещей. Так, Мариегер пишет, что изделия из Гонгениямы обработаны более тщательно, а размеры их значительно меньше, что должно свидетельствовать не о нижнепалеолитическом, а о более позднем времени.

Склоняясь к датировке этих находок позднеплейстоценовым време­нем, он допускает, что они относятся к доледниковому времени, когда существовал мост между Японскими островами и сушей, по которому палеолитический человек проник в эти места²⁵.

Очень важно отмеченное И. Марингером совпадение между изде­лиями древней докерамической культуры Японских островов и инвента­рем так называемой хоабинской культуры позднего палеолита и мезоли­та Индокитая и Индонезии, для которой характерны односторонне оби­тые рубящие орудия. Возможно, что значительная часть каменных ору­дий докерамического времени в Японии связана с хоабинской культу­рой и относится к позднему палеолиту и мезолиту.

Возможно также, что эти древнейшие каменные изделия, связан­ные с «красными глинами» района Канто, имеют связь с находками осиновского типа в Приморье. Как в Японии, так и в Приморье эти изде­лия предшествуют неолиту. Они имеют одинаково своеобразный, архаи­ческий облик; самая характерная их черта — наличие массивных рубя­щих орудий, которые напоминают ручные рубила и «чопперы» юго-во­сточной Азии. Не исключено в связи с этим, что первоначальное засе­ление Японских островов человеком шло если не из собственно Приморья, то из соседних с ним районов Дунбэя, Ляодуна и Кореи, где должна была существовать родственная осиновской древнейшая культура палео­лита и мезолита.

Внимательно рассматривая эти находки на фоне всех данных о древнейших культурах Азии, нельзя оставить в стороне и более южные районы Восточной Азии.

В нашем распоряжении, к сожалению, пока еще очень мало мате­риала о наиболее древних культурах юго-востока Азии, особенно о тех, которые находились по соседству и поэтому могли бы дать больше все­го материала для понимания истории древнейшего прошлого При­морья— о культурах приморских областей Китая от низовьев Хуанхэ до устья Янцзы и далее по направлению к Индокитаю.

Но даже и то немногое, что известно о древнейших культурах этой обширной территории (например, находки в верхнем гроте Чжоукоу-дяна или в пещерах Гуанси), в особенности о палеолите и мезолите Индокитая, показывает, что здесь развитие хозяйства и культуры издав­на шло иначе, чем в арктических областях Азии, в Сибири и северной Монголии²⁶.

Вместо охоты на крупных толстокожих и на северного оленя, основными занятиями здесь были охота на мелких животных и собирательство. Так, например, вместе с костями мелких животных в верхнем гроте Чжоукоудяна оказались и довольно многочисленные раковины.

Соответственно этому в юго-восточной Азии не существовало и того своеобразного вооружения, той специфической материальной культуры, которая была характерна для палеолитических охотников севера.

Для сбора съедобных растений, выкапывания корней, поимки мел­ких животных было вполне достаточно простой деревянной палки. Употребляемая в качестве охотничьего оружия, она была только слегка заострена на огне или при помощи грубого каменного осколка.

Отсутствовали у древних племен Восточной Азии и постоянные поселения с прочными полуподземными жилищами, построенными из кос-тей животных и земли. В них не было нужды, так как не было и арктических холодов. Бродячие охотники и собиратели довольствовались вре­менными жилищами.

Некоторые черты этой древней культуры пережиточно уцелели до недавнего времени у наиболее отсталых племен, населяющих изолированные острова южных морей, вроде Цейлона, или непроходимые тро­пические джунгли южной Азии.

Племена эти состояли из небольших групп людей, занимающихся собирательством, охотой, ловлей рыбы. Они вели бродячий образ жизни, останавливались на короткое время в подходящих местах, нередко — в пещерах и гротах, представляющих готовое надежное убежище во вре­мя тропических дождей и зноя.

Так, очевидно, должны были жить и первые обитатели Осиновского холма, после которых там не осталось никаких сколько-нибудь заметных следов постоянных жилищ. Они довольствовались, надо полагать, про­стыми шалашами или навесами, сооружавшимися из древесных ветвей и травы на короткое время.

Интересно также, что в Индокитае и Гуанси на ранних этапах ка­менного века были широко распространены грубые, не шлифованные, а только обитые рубящие орудия из камня, отчасти напоминающие по­добные изделия из местонахождений осиновской культуры, хотя и отлич­ные от них по форме и технике обработки.

Именно такие вещи наиболее характерны для самых ранних памятников хоабинской культуры в Камбодже.

Можно, следовательно, сделать вывод, что оригинальная Осиновская культура представляла собою как бы крайнее на севере звено це­лой цепи культур, принадлежащих племенам собирателей и бродячих охотников юго-восточной Азии, живших в позднем палеолите и мезо­лите. Это была не северная, а южная по характеру культура. Однако она находилась в каких-то связях и с соседними северными племенами Монголии и Восточной Сибири, о чем свидетельствуют изделия, сходные с сибирскими, в том числе ножевидные пластины призматического типа.

Мы застаем эту культуру уже достаточно развитой. Но нужно ду­мать, что характерные для нее черты быта и технические традиции, наи­более отчетливо выраженные в своеобразных формах крупных рубящих орудий, изготовленных из целых галек, уходят в глубокое прошлое на­селения юго-восточной Азии, в их исконную и древнейшую культуру. По крайней мере именно так, из целых галек, изготовляли «чопперы» люди нижнего палеолита Бирмы и Индокитая. Из целых галек делали грубо обитые рубящие орудия и синантропы в Чжоукоудяне.

Рано появившись, эти технические традиции продолжали, несомненно, существовать вплоть до неолита. Так было в Индокитае, где на про­тяжении тысячелетий устойчиво сохранялись одни и те же в основе приемы обработки камня, употреблялись сходные рубящие и скребло-видные инструменты. То же самое должно было иметь место и в При­морье.

Рассматривая связи древнейших обитателей Приморья с други­ми областями, нельзя обойти молча­нием и еще одну очень интерес­ную в этом отношении находку на р. Тигровой, притоке р. Шмитовки, около станции Надеждинской, в 60 километрах от города Влади­востока.

Находка на р. Тигровой заме­чательна тем, что снова выводит нас за пределы Дальнего Востока и дает возможность в какой-то мере связать судьбы его древнейшего населения в конце палеолита и в начале неолита с историей других областей, не только соседних, но и более отдаленных.

Находка эта позволяет поста­вить вопрос о связях культуры бо­лее поздних обитателей Приморья, живших здесь в конце палеолита и в начале неолита, с культурой та­ких стран, как Центральная Азия, т. е. Монголия, Тибет и Синьцзян, с одной стороны, и Северная Аме­рика — с другой. Остановимся по­этому на ней подробнее.

Сначала был найден один мас­сивный скол с глыбы изверженной породы, вероятно, диорита, а затем отщепы и два мелких изделия. Пер­вое — обломок каменного наконечника или ножа. Второе изделие вы­деляется уже самим материалом, из которого оно изготовлено: это вул­каническое стекло — обсидиан. Но еще интереснее его форма: это ору дие комбинированного характера, в нем объединены как бы две особые вещи, два орудия различного типа. Один край его затесан рядом парал­лельных узких сколов, какие характерны для призматических нуклеусов. Сколы, однако, слишком узки, чтобы можно было объяснить их как фа­сетки от снятых с изделия ножевидных пластин; такие узкие мельчай­шие пластинки вряд ли можно было использовать в дело из-за их незна­чительного размера. Кроме того, они явно оформляют узкий и высокий «носик» инструмента. Такой именно характер имеют сколы и рабочие концы хорошо известных в палеолитических культурах Европы, особен­но в ориньяке, нуклевидных многогранных резцов.

Противоположный конец изделия, однако, по своему оформлению резко отличается от обычных палеолитических резцов полиэдрического типа. Он тщательно обработан тонкой отжимной ретушью и имеет вид широкого овального лезвия. Этой особенностью и всем своим обликом орудие с р. Тигровой напоминает так называемые «нуклеусы-скребки» позднего палеолита и неолита Сибири, известные там в большом количестве.

Очень может быть, что одним концом таких орудий пользовались как резцом или скобелем. Другой конец, обработанный ретушью, мог употребляться в качестве своеобразного кожа.

Независимо от назначения этих предметов ясно, что они представ­ляют собой очень своеобразную и характерную форму нуклевидных изделий. Поэтому большой интерес приобретает вопрос об их распро­странении.

Совершенно такие же по форме вещи обычно часто встречаются в Монгольской Народной Республике. Они были найдены участ­никами экспедиции Эндрьюса в Гоби и описаны Нельсоном²⁷. В 1949 г. во время работ Монгольской историко-этнографической экспедиции АН СССР и Ученого комитета МНР они были обнаружены мною на Керулене и в Гоби.

Их находили также участники китайско-шведской экспедиции, работавшей во Внутренней Монголии под руководством Свен-Гедина, прежде всего Ф. Бэргман, сборы которого детально описал И. Марингер²⁸.

Они известны еще далее на западе в Синьцзяне Турфанский оазис, около Шикушинце, где тоже оказались в подъемном материале. Их нашел китайский ученый Ян Чжун-цзян и работавший с ним известный исследователь четвертичной геологии и каменного века Китая и Монго­лии Тейяр де Шарден²⁹. В 1954 г. эти изделия были встречены мною на верхнем Амуре, выше Благовещенска.

В Дунбэе одно изделие этого рода было найдено В. Поносовым на глубине около 8 метров при исследовании палеолитического поселения в пригороде Харбина Кусянтуне, в близком соседстве с костями воло­сатого носорога и мамонта в отложениях «черного песка», обычно за­полняющего глубокие депрессии в Маньчжурской равнине³⁰.

Описывая такие предметы из монгольских находок, Нельсон пер­вый обратил внимание на тот интересный факт, что эти полиэдриче­ские резцы встречаются в древнейших поселениях каменного века Аляс ки, на поселениях вблизи г. Фэрбенкса, где они сочетаются с тонкими и узкими ножевидными пластинками, концевыми скребками и другими вещами, напомнившими Нельсону сходные изделия, обнаруженные в Го­би. Нельсон высказал в связи с этим мысль, что находки у Фэрбенкса являются свидетельством первичного заселения человеком каменного века Северной Америки³¹. Он пришел к выводу, что эти предметы до­казывают переселение первобытного человека из Центральной Азии, из пустынной ныне Гоби, через Берингов пролив сначала на Аляску, а за­тем и далее, в глубь американского континента.

Вслед за Нельсоном распространением этих своеобразных каменных изделий заинтересовался Тейяр де Шарден. Ссылаясь на свои находки в Китайском Туркестане, он высказал мысль о вероятном существовании всемирного по распространению щита или слоя субарктической куль­туры в эпоху неолита. Чтобы доказать эту мысль, Тейяр де Шарден составил карту, на которой показал находки с Турфане, на Аляске и у Харбина³². Но даже из его карты ясно видно, что подобных находок нет в Европе и в лесной полосе Северной Азии, т. е. собственно в Суб-арктике. Все они связаны с центральной частью Азии, центром кото­рой является Гоби с прилегающими районами Дальнего Востока. Отсюда можно сделать вывод, что прав был скорее не Тейяр де Шар­ден с его гипотезой всемирного субарктического слоя культуры, а Нельсон.

Однако в то время между Фэрбенксом и Гоби лежало огромное пространство, где не было найдено ни одного такого изделия. Идея Нельсона поэтому повисла в воздухе и оставалась чистой догадкой.

Первым прямым доказательством этой смелой мысли могут служить находки полиэдрических резцов как раз там, где их не хватало, т. е. на территории между Беринговым проливом и Гоби, в районах северо-восточной Азии, в Приморье и на Амуре. Подкрепляют ее и но­вые открытия по обеим сторонам Берингова пролива: на Чукотском полуострове и на севере американского континента.

За последние годы в различных местах внутри Чукотского полуост­рова — на реке Якитикивеем, у озера Чирового в бассейне р. Белой и, наконец, на озере Эльгытхын, т. е. в самых диких районах северо-восто­ка Азии, обнаружены следы древней континентальной культуры неолитического облика³³.

Эти находки показывают, что здесь издавна обитали древние охот­ники на северного оленя, в жизни которых важное место должна была, вероятно, занимать и рыбная ловля. В их распоряжении находился лук, а также метательные копья или дротики. Кроме того, древние охотники были вооружены большими ножами или охотничьими кинжалами. Они, несомненно, имели и многое другое, необходимое в их домашней жизни, начиная с каменных скребков и кончая глиняными сосудами. У них, на­до полагать, были и шлифованные каменные орудия.

Очень важно, что обитатели стоянки на оз. Эльгытхын в совершен­стве владели техникой отделения ножевидных пластов от призматического нуклеуса. Они столь же хорошо пользовались приемами тончайшей отжимной ретуши.

Своеобразная жизнь этих древних охотников азиатского Севера во

многом должна была напоминать, с одной стороны, жизнь эскимосов-карибу, бродячих охотников на северного оленя и рыболовов, которые заселяли центральное районы на крайнем севере американского континента.

С другой стороны, старинные предания примерно так же описывают образ жизни древних юкагиров, таких же пеших охотников на север­ного оленя и рыболовов, которые еще совсем недавно были расселены по необозримым пространствам крайнего севера Азии от р. Анадырь на востоке и до р. Лены, если не далее, на западе.

Интересно, что в то же самое время в арктических областях Северной Америки и даже в Гренландии прослежены так называемая палеоэскимосская, или древняя доэскимосская, культура и стоянки, характеризуемые комплексом своеобразных «кремневых орудий».

Судя по новым находкам в арктической части американского континента, эта древняя культура имела много общего с культурой неолитических племен континентальных районов северо-востока Азии.

Такое сходство обнаруживается не только в общем направлении хозяйственного развития и в образе жизни континентальных охотников и рыболовов крайнего севера Америки и Азии, что во многом определя­лось природными условиями, но и в ряде других специфических черт культуры.

Первая такая черта — широкое распространение в обеих континентальных культурах, американской и азиатской, высокоразвитой техни­ки отделения правильных ножевидных пластин с нуклеуса призмати­ческого типа.

Вторая черта—обилие разнообразных каменных ретушированных изделий в виде наконечников копий, ножей, скребков.

Третья черта — наличие в обеих континентальных культурах изде­лий с резцовыми сколами.

Четвертая черта — наличие сходной керамики, в первую очередь круглодонных и остродонных сосудов с характерной шахматно-шашечной или ложнотекстильной орнаментацией, выполненной при помощи специальных лопаточек с нарезанной на их поверхности линейной сеткой. Такая орнаментация обнаруживается иногда на более древних поселе­ниях прибрежной морской культуры эскимосов, но она является там проявлением отдельных традиций, уцелевших от предшествующей континентальной культуры бродячих охотников и рыболовов арктической и субарктической зоны³⁴.

С первой и самой важной ее чертой, с широким распространением на крайнем севере Азии и Америки техники смятия ножевидных пластин с призматического нуклеуса неразрывно связаны все те своеобразные нуклевидные изделия, которые называются в одних случаях полиэдрическими резцами, а в других — нуклеусами-скребками. Об этих пред­метах шла речь выше в связи с находкой на р. Тигровой у Владивостока.

Таким образом, старая догадка Нельсона в свете новых фактов превращается в весьма вероятную и многообещающую гипотезу о свя­зях племен каменного века Сибири и Центральной Азии через наш Дальний Восток с Америкой, с ее древнейшим населением.

Мы можем теперь достаточно уверенно высказать мысль, что еще в позднем палеолите, или в раннем неолите, судя по находке в Кусян-туне, какие-то культурные влияния, исходившие из Центральной Азии, достигают через Дунбэй или по долине Амура берегов залива Петра Великого. Вероятно, сюда проникли и представители центрально-азиат­ских племен, которые принесли привычные для них технические приемы, свой каменный инвентарь, орудия труда.

В то же время эти технические приемы и черты культуры должны были распространиться скорее всего через низовья Амура далеко на север, вплоть до Берингова пролива и еще дальше через пролив — на Аляску.

На северо-востоке трансконтинентальные переселенцы каменного ве­ка могли вступить в контакт с другими племенами, которые заселили суровые и дикие земли северо-восточной Азии, двигаясь с запада на во­сток и с юга на север, т. е. из Прибайкалья и Якутии.

Так всего вероятнее возникла культура древних континентальных охотников и рыболовов, связывающая в неолитическое время крайний север Азии с Арктикой и субарктической Америкой.

Замечательно в связи с этим, что исследованиями этнографов дав­но уже было установлено наличие в культуре племен крайнего севера американского континента «культуры зимних рыболовов и охотников на дикого северного оленя», предшествующей появлению культуры прибрежных морских зверобоев, охотников на моржа и тюленя. Наиболее яркими ее представителями в арктической зоне Нового Света были эскимосы-карибу, бродячие охотники на дикого северного оленя — карибу, занимающиеся еще и добычей рыбы в мелких реках и озерах, подобно тому, как это делали неолитические племена Чукотского полуострова.

Какие события происходили на нашем Дальнем Востоке в начале неолита, в один из самых интересных моментов истории каменного века, при переходе от более ранних этапов его к более поздним, к зрелой и вполне развитой неолитической культуре?

Большой интерес в этом отношении представляет еще одна стоянка каменного века в Приморье, на этот раз вблизи берегов Японского мо­ря на р. Тадуши. Стоянка на р. Тадуши открыта в 1953 г. и описана геологом В. Ф. Петрунь³⁵.

Материалом для изготовления изделий здесь почти исключительно служил окремиелый туф и вулканическое стекло. Изредка употребля­лись также халцедон, кремнистый сланец и свежий, смоляно-черный обсидиан. Многие из отщепов и грубых пластин имеют выбоины и вы­щербленные от употребления края, показывающие, что они были не про­сто отходами производства, а служили грубыми режущими и скобля­щими инструментами.

Готовых изделий в сборах на р. Тадуши немного.

В числе находок имеется одно нуклевидное изделие, очень близкое по форме, размерам и технике обработки к найденным в Осиновке ру­бящим орудиям. Одна сторона этого изделия плоская, оформленная широкими длинными сколами, другая — выпуклая, тоже отесанная та­кими сколами, направленными вдоль длинной оси предмета. Общая форма изделия сбоку напоминает клин, лезвие его острое и выпуклое, с одной стороны выщербленное, по-видимому, от употребления. Там же был найден один целый наконечник правильных лавролистных очер­таний и обломок такого же второго наконечника. Оба они обработаны очень тщательно с обеих сторон широкими сколами и сильно напоми­нают лавролистные наконечники с позднепалеолитических поселений Прибайкалья и Забайкалья, например, с широко известной в литературе стоянки Верхоленская Гора около Иркутска на р. Ангаре.

Но есть еще и более близкие аналогии — на Дальнем Востоке, в долине Амура, в районе Хабаровска. Это целая группа древних стоянок, располагавшихся вдоль высокого левого берега Амура, начиная от ста­рой корейской деревни Осиповки и вплоть до окраин Хабаровска.

На высоких древних террасах вдоль Амура в желтом суглинке встречаются очаги, сложенные из пережженных речных камней, поте­рянные или брошенные людьми каменные изделия. Иногда обнаружи­ваются и своего рода «рабочие площадки», где производилась обработ­ка камня и выделывались каменные орудия. В таких местах отщепы, обитые камни и пластины залегают целыми скоплениями — десятками и сотнями. Остатков глиняной посуды около таких древних очагов и мастерских не встречается. Ее еще не умели выделывать, да и не нуж­дались в этом, так как обитатели таких стоянок передвигались в поисках пищи по берегам Амура, не задерживаясь долго на одном месте. Хруп­кая глиняная посуда была бы бесполезна.

Они не умели также и шлифовать камень. Все оставленные в их мастерских орудия изготовлены только путем обивки, теми техни­ческими приемами, которые характерны для палеолитической эпохи.

На всех этих стоянках рассеяны одни и те же поразительно сход­ные каменные орудия.

Таковы в первую очередь листовидные клинки миндалевидной формы, обе поверхности которых с изумительным искусством сплошь выравнены «солютрейской» ретушью. Отдельные из них могли служить пре­восходными боевыми кинжалами и охотничьими ножами для разделывания добычи. Ими легко можно было вспороть шкуру зверя и расчле­нить тушу на части. Другие клинки такого рода, более массивные, впол­не пригодны в качестве наконечников копий. Самые маленькие из них могли служить наконечниками легких метательных дротиков.

Вместе с подобными клинками найдены загадочные топоровидные или тесловидиые орудия, по форме на первый взгляд слегка напоминающие ручные рубила европейского палеолита.

В то время как у ручных рубил рабочая часть была на остром кон­це, здесь она приходилась на противоположном конце изделия. Особен­но характерна для таких амурских орудий желобчатая выемка на лез­вии, показывающая, что ими обрабатывали дерево.

Замечательная черта этих орудий, как и листовидных наконечников, заключается в том, что они представлены самыми различными размерами— от крупных до миниатюрных, но всегда одного и того же вида, с теми же характерными особенностями формы.

В распоряжении обитателей этих поселений были и другие различ­ные орудия: скребки, изготовленные из отщепов и пластин кремнистого сланца, пластинчатые ножи, подправленные ретушью вдоль краев, не­большие острия.

В целом эти поселения, несмотря на обилие находок, дают удивительно единообразную и даже монотонную картину. Перед нами всюду одни и те же немногие серии орудий, отличающихся только размерами; одни и те же очажки из камней. Здесь нет ни жилищ сложной конструк­ции, ни скоплений костей, ни других бытовых деталей.

Но значение, этих казалось бы однообразных, невыразительных культурных остатков тем не менее очень велико.

Находки у Хабаровска показывают, что население Дальнего Восто­ка уже тогда шагнуло далеко вперед по сравнению с палеолитическим человеком, с людьми настоящего древнекаменного века. Об этом свидетельствует появление новых изделий из камня.

В распоряжении местных племен были теперь копья с каменными наконечниками лавролистной формы, с большим мастерством отделанными тонкой ретушью. Правда, луки и стрелы оставались еще неизвестньшй, но все же охота была оснащена значительно основательнее, чем прежде.

Но самое главное новшество заключалось в том, что в грудах обработанного камня, среди отщепов и незаконченных орудий довольно часто встречаются превосходно обработанные ретушью массивные топорики правильной формы с овальным лезвием и острым обушком. Им еще не хватает, правда, шлифовки, но такими обитыми топорами можно было уже обрабатывать дерево.

Пользуясь своими каменными топорами, древние обитатели больших речных долин Восточной Азии могли гораздо шире использовать богат­ства лесов и вод, успешнее строить не только убежища от дождя или холода, но и изготовлять различные охотничьи приспособления, а также ловушки для рыбы в виде заколов, верш.

Появление каменного топора должно было иметь и другие, не менее важные для истории Восточной Азии последствия.

Приморские окраины азиатского материка в это время были, по-видимому, населены уже достаточно широко.

Совершенно очевидно, что с переходом от. простого собирательства съедобных моллюсков и водорослей, выбрасываемых океаном, к рыбо­ловству в открытом море местное население гораздо полнее, чем прежде, осваивает морские просторы. Прибрежные рыбаки и охотники на изго­товленных каменными топорами неуклюжих лодках передвигаются от бухты к бухте, от одного залива к другому, а затем проникают и на со­седние острова, многие из которых, вероятно, еще не видели человека.

Начинается новая большая полоса в жизни прибрежных племен — океанический период их истории.

Таким образом, уже в ранне-неолитическое время наметился переход к совершенно новому хозяйственно-бытовому укладу; определилась перспектива последующего развития.

Конечно, население этих областей Азии в раннем неолите было крайне редким, а отдельные пункты, занятые людьми, чередовались с огромными незаселенными областями. Человек был подавлен буйной девственной природой юга. Его маленькие поселки-стойбища терялись в сплошных зарослях лесов. Но дальнейшие перемены во всех областях жизни не заставили себя ждать.

Используя достижения своих предшественников, обитатели Дальнего Востока вскоре пошли далеко вперед, Они научились шлифовать камень и достигли в этом деле значительного по тому времени мастерства. У них появились лук и стрелы. Широко распространилось гончарство. И, самое главное, у них с течением времени все больше и больше развивается новая отрасль хозяйства, ставшая основой жизни этих племен, всей их культуры, — рыболовство.