Калининградский государственный университет

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ

И ТИПОЛОГИИ ЛИТЕРАТУРЫ

МАТЕРИАЛЫ

международной научной конференции, посвященной

50-летию образования Калининградской области

26-28 апреля 1996 г.

Калининград - Зеленоградск

Калининград

1997

КАЛИНИНГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ

И ТИПОЛОГИИ ЛИТЕРАТУРЫ

Материалы

международной научной конференции, посвященной

50-летию образования Калининградской области

26-28 апреля 1996 г.

Калининград - Зеленоградск

Калининград

1997

Актуальные проблемы лингвистической семантики и типологии литературы: Материалы международной научной конференции, посвященной 50-летию образования Калининградской области. 26-28 апреля 1996. Калининград - Зеленоградск / Калинингр. ун-т. Калининград, 1997. - 127 с. - ISBN 5-88874-067-5.

Представлены материалы известных и молодых ученых-филологов - лингвистов и литературоведов из разных вузов России, а также Германии и Польши.

Под редакцией доктора филологических наук, профессора С.С.Ваулиной, кандидата филологических наук, доцента В.И.Грешных.

ISBN 5-88874-067-5  Калининградский государственный

университет, 1997

Актуальные проблемы лингвистической семантики и типологии литературы:

Материалы международной научной конференции, посвященной

50-Летию образования Калининградской области. 26-28 апреля 1996.

Калининград - Зеленоградск

Лицензия №020345 от 27.12.1991 г.

Редактор А.М.Соколова.

Подписано в печать 25.03.97. Формат 60х90 1/16.

Бумага для множительных аппаратов. Ризограф.

Усл. печ. л. 7,9. Уч.-изд. л. 8,0. Тираж 200 экз. Заказ .

Калининградский государственный университет,

236041, Калининград обл., ул. А.Невского, 14.

СЕКЦИЯ 1. ПРОБЛЕМЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ

Р.В. Алимпиева

ЦВЕТООБРАЗ: СЕМАНТИКА СЛОВА И ПРОБЛЕМЫ

ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПЕРЕВОДА

В плане поставленной проблемы особое значение приобретает выявление семантической сущности наглядно-чувственного компонента, или, в соответствии с непосредственным объектом нашего исследования (цветообозначения), цветообраза. Под этим последним мы понимаем не столько имеющую место соотнесенность цветообозначения с определенным цветовым оттенком (на практике, о чем свидетельствуют проведенные нами экспериментальные исследования, такой соотнесенности, по сути, не существует), сколько отчетливо прослеживаемую связь того или иного цветообозначения с целостным представлением о той или иной реалии. Так, для цветообозначения зеленый такая соотнесенность определяется преимущественно реалиями “трава”, “лес”, для цветообозначенияголубой - реалиями “небо”, “водоемы”, для цветообозначениябелый - реалией “снег” и т.д. Однако этим роль рассматриваемого семантического компонента не исчерпывается: отмеченные (и подобные им) целостные цветообразы в силу своей наглядной выразительности способны вызвать к жизни целый поток ассоциаций (коннотаты, комплексы коннотатов), значимых как в синхронном, так и на диахроническом уровнях.

В аспекте данной проблемы несомненный интерес представляет одно из самых древних славянских цветообразований - багряный, выявляющееся как одно из наиболее употребительных средств выражения оттенков красного тона в древнерусских текстах. При этом среди возможных его реализаций наибольшей частотностью характеризуются реализации в соответствии с целостным представлением о празднично-торжественнойкрасного (пурпурного) цвета одежде царствующих особ или драгоценной ткани, из которой шьется такая одежда. Ср.: “Царскыя багряныя ризы” (Изб. Святосл. 1073), “Царь же Леонъ пристави к ним мужи свои показати им церковную красоту... и страсти господня и венець и гвоздие и хламиду багряную” (Пов. врем. лет по Лавр.сп.). Такие контексты, формирующие по отношению к словубагряный соответствующий цветообраз, естественно, не могли не сказаться на его семантике: со временем оттенки, им обозначаемые, отразились в сознании носителей языка как яркие, насыщенные, отличающиеся высокими эстетическими свойствами. В результате цветовое значение слова багряный, ориентированное на яркость и чистоту тона, становится одним из наиболее важных компонентов его семантической структуры, о чем свидетельствуют и словари русского языка:багряный “ярко-красный, пурпурный” (СлРЯ XVIII), “...самый яркий, но и самый чистый красный” (Даль, Сл.) “ярко-красный, пурпурный” (БАС).

Не менее значимым оказывается и то, что соответствующие контексты и соотнесенный с ними цветообраз способствуют формированию по отношению к лексеме багряный еще одного семантического свойства, которое можно определить как ее органическую способность к передаче высокой речевой интонации. Именно о такой стилистической заданности лексемыбагряный свидетельствует подавляющее количество случаев ее реализации, относящихся к различным периодам русского литературного языка. Ср.: “Видих... ко одру моему пришедшу жену светолепу и неизреченною светълостию сияющу, носящу ризу багряну...” (Повесть о Савве Грудцыне), “Багряным брег твой становится, Как солнце катится с небес” (Державин), “Десятки бронзовых лампад Багряный день кругом струят” (Брюсов), “Все на колени, все! Багряный хлынул свет” (Ахматова).

Однако отмеченный в качестве доминирующего цветообраз лексемы багряный значим не только как компонент ее семантической структуры, выявляемый применительно к определенным синхронным срезам, но и как основа для последующего семантического развития лексемы. Так, с достаточной уверенностью можно предполагать, что именно данный цветообраз, отразивший в себе представление о торжественной, праздничной одежде, отличающейся богатством и выразительностью оттенков красного тона, мог обусловить расширение зонального диапазонабагряный за счет его функционального переноса в ряд других зон, и прежде всего в зону “солнце”, в результате чего рассматриваемое цветообозначение становится средством соответствующей характеристики природного явления, связанного с восходом и закатом солнца, то есть с явлением солнечных зорь. Причем такой перенос становится возможным вовсе не потому, что оттенки красного цвета, свойственные багрянице, оказываются идентичными оттенкам, отраженным в цветообразе солнца (солнечный диск, восходы, закаты). Не конкретные цветовые оттенки, а общее сходство впечатлений, производимых соответствующими реалиями, то есть сходство их цветообразов обусловливает закономерность перехода рассматриваемой цветовой лексемы из одной смысловой зоны в другую. При этом переходным звеном в данном процессе являются контексты, где зональное перемещение лексемы не ведет к изменению ее прежних, обычных для нее сочетательных моделей. Ср.: “Багряну ризу распустила По небу тихая заря. И тем прекрасных дней царя Приход вселенной возвестила” (Майков), “...заря... С Тритонова одра встав, руку простирает И в свет багряную завесу открывает, Повсюду сыплет блеск, возводит ясный взор...” (Козельский). Для соответствующих контекстов неоспоримо важным представляется и то, что “багряная заря” при ее образном сопоставлении с царственным началом искони багряна: она рождается такой, царственная багряность - ее сущность (ср.: “Тогда кристальну дверь небесну отворя, Рождаться начала багряная заря”, Херасков). По логике дальнейшего образно-семантического развития, все, что от нее (зари) исходит, что принадлежит ей, не может не быть багряным. Именно соответствующим характером образного развития можно объяснить контексты типа: “Там, где зари багряны персты Восточну отверзают дверь” (Майков), “И се уже рукой багряной (багряноносной, царственной. -Р.А.) Врата отверзла в мир заря...” (Ломоносов) - и им подобные, где замена лексемыбагряный любым другим цветообозначением красного тона без утраты глубинного поэтического смысла представляется невозможной.

Историческая семантика фиксирует также последовательное распространение лексемы багряный на зоны “кровь”, “цветы”, “огонь” и др.

Однако для семантической эволюции данной лексемы наибольший интерес представляет ее активное перемещение в зону “осень”, что также непосредственно обусловлено сходством соответствующих зрительных впечатлений. Ср.: покрытые багряно-золотистой листвой деревья и сияющая золотом и алмазами пурпурная одежда. При этом в соответствующей эволюции особо значимо то, что, будучи использована в этой функции впервые в текстах Пушкина (ср.: “Роняет лес багряный свой убор...”, “... в багрец и золото одетые леса”), она очень скоро и, несомненно, благодаря пушкинскому авторитету, прочно закрепилась за этой зоной, став, по сути, специализированным средством обозначения красных осенних листьев в их непосредственной соотнесенности с золотыми. О правомерности такого утверждения свидетельствуют и проведенные нами экспериментальные исследования, показавшие, что случаи употребления цветообозначения багряный по отношению к зоне “осень” от общего количества употребления в соответствующих условиях всех других цветообозначений красного тона составляют 70%.

Отражаясь в семантической структуре лексемы багряный как особо значимые, цветообразы, соотнесенные с зонами “праздничная одежда” и “осень”, во многом предопределяют семантическое развитие данной лексемы, отражаясь как на ее понятийном, так и на коннотативном уровне. В последнем случае это проявляется в том, что среди коннотатов лексемыбагряный особый вес приобретают не только коннотаты “торжественный”, “праздничный”, “яркий”, “красивый”, но и те, которые непосредственно индуцируются ощущением осени, а именно: “печальный”, “тоскливый”, “тревожный”. И если поэтические образы, построенные с ориентацией на первую группу коннотатов данной лексемы, при художественном переводе легко могут быть воссозданы через эквивалентные лексемы (нетрудно, например, в польском языке подобрать эквивалент лексемебагряный в следующем бальмонтовском тексте: “Багряный плащ, подбитый горностаем, уток тканья закатных веретен” - с предельной точностью это цветовое представление и связанные с ним ассоциации могут быть переданы через лексемы purpurowy или szkavlatny), то образы, в основе которых находится соотнесенное также с лексемойбагряный ощущение осени и обусловленное ею минорное настроение, в силу семантической уникальности данной лексемы, при переводе соответствующего текста не могут не утратить значительной доли своей эстетической выразительности. Действительно, как, например, без потери эстетического смысла перевести на польский язык следующий есенинский текст: “Не бродить, не мять в кустах багряных Лебеды и не искать следа...” - если соответствующие лексемебагряный своим словарным значением отмеченные выше лексемы purpurowy и szkavlatny в сознании носителей польского языка, о чем свидетельствует проведенный нами эксперимент, отнюдь не ассоциируются с представлением об осени и обусловленными ею эмоциональными ощущениями (в экспериментальной таблице признак “smutny” по отношению к данным лексемам польскими информантами оказался не отмеченным).

Проведенные наблюдения свидетельствуют о том, что отраженные в наглядно-чувственных представлениях цветообразы по отношению к лексеме багряный, как собственно и к любой цветовой лексеме, выступают в качестве семантически особо значимых и, следовательно, не могут быть игнорированы в процессе художественного перевода.