15.4. Проблема собственности и власти в экономике: а. Берли и г. Минз. Институционалистские основы «Нового курса» ф. Д. Рузвельта

Вторая «великая депрессия» и поворот в общественном мнении. «Великий крах» 1929 г. на Нью-Йоркской фондовой бирже возвестил глубочайшего кризиса капиталистической системы, названного «великой депрессией». То же название ранее применялось к длительному падению цен в течение понижательной фазы 2-го кондратьевского большого цикла (1874 — 1895), но новая «великая депрессия» вытеснила старую из памяти экономистов. История подстроила ловушку западному общественному мнению: сокрушительное падение цен, объёмов производства и занятости в США и Западной Европе происходило на фоне ликвидации безработицы, высоких (хотя и не таких, как в плане) темпов роста промышленного производства и строительного энтузиазма (часто неподдельного) в СССР. За внешними успехами советской индустриализации можно было не разглядеть её теневые стороны (структурные перекосы, обвал сельского хозяйства, миллионные жертвы). И в США стали раздаваться призывы «отобрать коммунизм у коммунистов», т.е. ввести плановое начало в экономику, и как пророческие стали восприниматься идеи Т. Веблена. Слово «технократия» облетело не только США, но и Европу как формула новой власти, способной преодолеть «саботаж» бизнесменов. ^ А. Берли и Г. Минз: корпорации — институт общественной власти. Прямым развитием идей Веблена об «абсентеистской собственности» стала книга юриста из Колумбийского университета в Вашингтоне Адольфа Берли (1895 — 1971) и экономиста из Гарвардского университета Гардинера Минза (1896 — 1988) «Современная корпорация и частная собственность» (1932). Привлекая обширный статистический материал, Берли и Минз делали вывод о принципиальном отличии от капитализма прошлого новой стадии, основанной на господстве крупных акционерных компаний, в которых распылённая собственность инвесторов отделена от контроля. Произошло сосредоточение экономической власти в руках менеджеров, которые осуществляют контроль над экономикой в своих интересах. И власть узкого слоя менеджеров не ограничивается частными предприятиями — она стала мощным общественным институтом, который охватывает целые районы, может причинить вред или пользу множеству людей, гибель одному сообществу и процветание другому. Поэтому лишена смысла формула, которую отстаивал тогдашний президент США Г. Гувер, о невмешательстве правительства в бизнес и бизнеса в политику. Берли и Минз указывали, что 600 крупнейших корпораций контролируют две трети промышленности США, тогда как на совокупную долю 10 миллионов мелких индивидуальных фирм приходится одна треть. Эта статистика стала веским аргументом в риторике кандидата в новые президенты США Ф. Д. Рузвельта, что государство должно выйти на первый план и защитить общественные интересы. «Новый курс» и «мозговой трест». Одновременно с книгой Берли и Минза вышли книги Ст. Чейза «Новый курс» и Р.Тагвелла «Экономическая политика мистера Гувера». В середине 1920-х гг. Рексфорд Тагвелл (1891 — 1979), редактор сборника «Тенденции экономической теории» (1924), и Стюарт Чейз (1888 — 1985), автор книги «Трагедия расточительства» (1925), заявили о себе как о последователях Т. Веблена. В начале 1930-х Чейз пропагандировал идею «технократии», а Тагвелл — крупномасштабное планирование, которое включало бы контроль над использованием капитала, ценами и прибылями и обеспечивало бы повышение покупательной способности населения. Он не смущался решительными мерами в духе «разрушения бизнеса в том смысле, в каком мы его понимаем, и создания чего-то иного». Ф. Д. Рузвельт заимствовал у Чейза формулу «Новый курс», а Тагвелла наряду с Берли пригласил в свой «мозговой трест» — группу ближайших советников, в которой усматривали нечто вроде «генерального штаба» Веблена. После избрания Рузвельта президентом Тагвелл, специалист по экономике фермерства, стал директором Администрации сельскохозяйственного восстановления, а затем Переселенческой администрации. К участию в разработке одной из важнейших реформ «Нового курса» — Акта о трудовых отношениях (1935), узаконившего коллективные договоры и пособия по безработице, был привлечён Дж. Р. Коммонс. Рузвельт, признавая необходимость решительного вмешательства в механизм капиталистической системы, был настроен на её реформирование, но не на революцию, и среди других участников его «мозгового треста» были крупный банкир Дж.П. Варбург (1896 — 1969) и журналист Наполеон Хилл (1883 — 1970), один из классиков жанра «литературы личного успеха», автор бестселлера «Думай и богатей». А со второго президентского срока политику «Нового курса» стало определять американское неокейнсианство. Проповедуемый институционалистами поворот экономической теории к социальным проблемам с целью использовать её как инструмент правительственных реформ состоялся, но само направление отошло на второй план в западной экономической мысли. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Веблен, Т. Почему экономическая наука не является эволюционной дисциплиной // Истоки. Из опыта изучения экономики как структуры и процесса. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2006.

2. Веблен, Т. Теория праздного класса. — М. : Прогресс, 1984.

3. Веблен, Т. Теория делового предприятия. — М. : Дело, 2007.

4. Коммонс, Дж. Институциональная экономика // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2007. Т. 5. № 4.

5. Королькова, Е.И.«Новый курс» Ф. Д. Рузвельта: предпосылки, логика, результаты // Вопросы экономики, 1992, N 11.

6. Мешков, А. И. К 150-летнему юбилею Т. Веблена: эволюция институциональных идей // Экономическая наука современной России. 2007. № 4.

7. Селигмен, Б. Основные течения современной экономической мысли. М.: Прогресс, 1968, гл. II.

^ ЧАСТЬ 4. ФОРМИРОВАНИЕ СОВРЕМЕННОГО МИКРОЭКОНОМИЧЕСКОГО И МАКРОЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА Основное течение современного экономического анализа — мэйнстрим (main stream) — стало результатом критического пересмотра систем политической экономии и корректировки представлений о предмете и методах экономической науки на основе предельных понятий, отсюда и термин маржинализм (от англ. и франц. «marginal»). «Русло» мэйнстрима, или неоклассическое направление экономической мысли, определили две «революции» в мышлении учёных-экономистов — маржиналистская (см. главу 16) и кейнсианская (см. главу 21). Возникли главные школы — австрийская (см. главу 16), лозаннская (см. главу 17), англо-американская (см. главу 18) и шведская (см. главу 20). Австрийская школа осталась особняком; три остальные сформировали общий поток неоклассики, с делением предмета на микроэкономику и макроэкономику и опорой на математизированные методы анализа, усовершенствованные благодаря выделению в отдельный «рукав» эконометрических исследований (см. главу 22). Главную роль в «разливе» неоклассики, её систематизации (см. главы 18, 20, 22) и корректировке (см. главы 19, 23), сыграла англо-американская школа. Предмет неоклассической экономической теории автор самого знаменитого учебника по ней П. Самуэльсон (Сэмюэлсон) определил так: «Наука о том, какие из редких производительных ресурсов люди и общество с течением времени, с помощью денег или без их участия избирают для производства различных товаров и распределения их в целях потребления в настоящем и будущем между различными людьми и группами общества». Из этого сложносоставного определения можно для большей ясности выделить микроэкономический и макроэкономический аспекты предмета. Микроэкономика — это анализ поведения отдельного человека или предприятия с точки зрения соотношения между целями частной выгоды и ограниченными, но допускающими различное применение, ресурсами. Макроэкономика — это анализ государственного вмешательства с точки зрения соотношения между благосостоянием различных групп общества и состоянием (устойчивостью и ростом) народного хозяйства. Методологической особенностью как микро-, так и макроэкономического анализа стало представление экономических проблем как оптимизационных задач, решаемых с помощью предельного анализа. Неоклассическое направление стало «ортодоксией» экономической науки в странах со смешанной экономикой, где осталось место и для «ересей» (см. главу 24). ^ ГЛАВА 16. МАРЖИНАЛИСТСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ИСТОКИ И ЗНАЧЕНИЕ. ОСОБЕННОСТИ АВСТРИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ Главное направление изменений предмета, метода и техники экономического анализа в ХХ веке было задано маржиналистской революцией 70—90-х гг. XIX в. «Маржиналистская революция» — обобщение ретроспективное. Оно стало симбиозом понятия «маржинализм» как специализированного исследовательского подхода, сформировавшего категориальный язык профессионального сообщества экономистов в первой половине ХХ в., и понятия «научная революция», распространившегося среди философов и историков естествознания во второй половине ХХ в. Маржинализм возник как оппозиция трудовой теории ценности и привёл к отказу от противопоставления внутренней ценности (естественной цены, стоимости) и рыночной цены товаров, которое было стержнем классической политэкономии. Самая «забойная» в маржинализме австрийская школа осталась особняком от остальных школ, сформировавших неоклассическое направление, поскольку её последовательный методологический индивидуализм и субъективизм не допускал математизации анализа. ^ 16. 1. Общая характеристика маржинализма как парадигмы экономического анализа: основные направления и методологические принципы. Понятие парадигмы. Под воздействием книги американского науковеда Т. Куна «Структура научных революций» (1962) в мировой интеллектуальный обиход вошло слово парадигма (по-гречески «образец»), понимаемое как «созвездие» ценностей и методов, разделяемых научным сообществом и ориентирующих его в характере постановки и решения исследовательских задач. Научные революции, согласно концепции Куна, являются резкими сменами парадигм. Возникают и завоёвывают научное сообщество новые методы, ценности и ориентиры, несовместимые со старыми. Книга Куна вызвала оживлённую полемику философов и историков науки, подвергших критике преувеличения его концепции: о господстве одной парадигмы в «нормальной» науке, о полной несопоставимости старых и новых парадигм и т.д. Сам Кун даже предложил в новом издании своей книги (1970) заменить термин «парадигма» на термин «дисциплинарная матрица». Но красивое слово закрепилось, и маржинализм был определён как парадигма экономического мышления ХХ в.⁴⁹ ^ Маржиналистская парадигма подразумевает совокупность: — методов анализа, основанных на оперировании «предельными» понятиями экономике: «предельная полезность», «предельный доход», «предельная производительность», «предельная норма замещения», «предельная эффективность капитала» и т.д.; — ценностей свободного индивидуального выбора благ для потребления или производительной деятельности при ограниченности ресурсов; — ориентиров индивида на максимум выгоды для себя от распоряжения данным набором благ, ограниченность которых ставит проблему такого их применения, чтобы наилучшим образом удовлетворить имеющиеся потребности. Прежде чем обратиться к истокам маржиналистской парадигмы, приведём для сопоставления примеры смены парадигм в различных науках. ^ Примеры революций в различных науках. Первая из революций, определивших рост современного научного знания, произошла в астрономии. Она связана с именами Н. Коперника, Г. Галилея и И. Кеплера — создателей гелиоцентрической парадигмы, сменившей геоцентрическую парадигму древнегреческой науки и средневекового богословия. Коперник положил начало разработке модели Вселенной, согласно которой планеты движутся не вокруг Земли, а вокруг Солнца. Но для того, чтобы подтвердить эту модель, потребовались открытие Кеплером того, что планетные орбиты имеют форму не идеальных окружностей, а более или менее вытянутых эллипсов, и доказательство Галилеем того, что небесные тела («надлунного мира») по своей физической природе однородны с Землей («подлунным миром»). Самые значительные революции в физике так или иначе связаны с именем обеспечившего её математические основания И. Ньютона. Открытием закона всемирного тяготения и трёх законов движения тел он завершил гелиоцентрическую революцию в астрономии и одновременно опроверг теорию Р. Декарта об образовании и движении небесных тел под воздействием «вихревых эфиров». Ньютон разработал классическую механистическую парадигму с абсолютным пространством как вместилищем мироздания и абсолютным временем как вместилищем событий. Смена этой парадигмы релятивистской картиной пространственно-временного мира (теория относительности) стала самой громкой научной революцией ХХ в. Ньютон также был основателем корпускулярной теории света, которой противостояла волновая теория света его старшего современника Х. Гюйгенса; «примирение» этих теорий стало возможным благодаря ещё одной великой научной революции в физике ХХ в., утвердившей квантовомеханическую парадигму. В химии крупнейшей научной революцией стала разработка учения о строении веществ исключительно из разных сочетаний элементов (опровержение А.Л. Лавуазье теории об универсальном «начале горючести», или «флогистоне»), характеризуемых «атомным весом» (понятие введено Дж. Дальтоном). Решающей победой «элементно-атомистической» парадигмы можно считать создание Д. И. Менделеевым Периодической системы. В геологии и биологии в середине XIX в. возникла эволюционная парадигма. Она, с одной стороны, обосновывала тысячекратно (а затем и миллионократно) большие сроки существования мира, чем библейское учение о сотворении (креационизм); с другой стороны, пришла на смену «теории катастроф» французского палеонтолога Ж. Кювье (о периодических внезапных изменениях залеганий горных пород с уничтожением всего живого на Земле). В ХХ в. революционизирующую роль в этих науках сыграли мобилизм и генетика. Зачинателем мобилизма стал германский геофизик А. Вегенер, обосновавший теорию дрейфа материков. После первоначального успеха эта теория была отвергнута критическими возражениями геологов, но во второй половине века возродилась в скорректированном виде как парадигма глобальной тектоники плит. Генетика как новая парадигма, позволившая биологии войти вслед за астрономией, физикой и химией в круг точных естественных наук, возникла после переоткрытия тремя учёными в разных странах в одном и том же году (1900) законов наследственности, обнаруженных австрийцем Г. Менделем ещё в 1866 г. ^ Параллель между биологией и экономической наукой. Из этих примеров видно, что научная революция как смена парадигмы — не обязательно кратковременный процесс. Более того, он может быть и повёрнут вспять, пока новая теория не найдёт новых доказательств (мобилизм⁵⁰). В других случаях у «революционеров» обнаруживаются предшественники, совсем не замеченные в своё время, но по существу очертившие основные контуры новой парадигмы. Здесь особенно интересна параллель между признанием Менделя «отцом-основателем» генетики и маржиналистской революцией в экономическом анализе. Её начало связано с выходом трёх книг — в трех разных странах, на трех разных языках: «Основания науки о народном хозяйстве» (1871) австрийца К. Менгера; «Теория политической экономии» (1871) англичанина У. С. Джевонса; «Элементы чистой политической экономии» (1874) франко-швейцарца Л. Вальраса. Независимо друг от друга и почти одновременно три автора предложили новый подход, изменивший общее видение предмета экономической теории и её инструментарий. Но через несколько лет (в 1878) в библиотеке Британского музея была обнаружена написанная ещё в 1854 г. книга немецкого автора Г. Г. Госсена «Развитие законов человеческого общения и вытекающих из них правил человеческой деятельности». Ознакомившись с ней, У.С.Джевонс нашел, что неизвестный автор первым дал формулировку новых принципов экономической теории. С этим поспешил согласиться Л. Вальрас, а последователи К. Менгера назвали «законами Госсена» два отправных пункта новой теории ценообразования, основанной на категории «предельной полезности» (австрийцы), «конечной степени полезности» (Джевонс), «интенсивности последней удовлетворённой потребности» (Вальрас) и противопоставленной классической теории ценности, основанной на категории «издержек производства» или «общественно необходимых затрат труда». ^ Маржиналистская революция как смена парадигмы. В предисловии ко 2-му изданию своей книги «Теория политической экономии» (1879) У.С.Джевонс сделал замечание, энергично поддержанное Л.Вальрасом, что надо полностью перевернуть формулу школы Д. Рикардо — Дж. Ст. Милля, определяя цену производительных услуг через цену продуктов вместо того, чтобы определять цену продуктов через цену производительных услуг⁵¹. Далее, Вальрас подчеркнул, что новая формулировка общих законов рынка распространяется и на особые случаи бриллиантов, антиквариата, оперных голосов, разрешая «парадокс воды и алмаза» А. Смита; а ученик К. Менгера О. Бем-Баверк подверг критике дуализм трудовой теории ценности Д. Рикардо, которая объясняет на основе одного принципа (количество затраченного труда) цены на свободно воспроизводимые товары, а на основе другого принципа (редкость вещи) — цены на уникальные монопольные блага и невоспроизводимые товары. Наконец, маржиналистская теория предложила единый подход там, где Рикардо, пересмотрев в контексте проблемы распределения произведенного продукта концепцию Смита о трёх слагаемых естественной цены, применил три различных приёма анализа для объяснения доходов владельцев трёх факторов производства (заработной платы — на основе теории рабочего фонда, регулируемого долгосрочными издержками производства средств существования; земельной ренты — на основе теории дифференциального излишка сверх предельных издержек возделывания земли; капиталистической прибыли — по остаточному принципу). Дальнейшая — марксистская — интерпретация классической теории ценности как последовательно трудовой привела к исключению потребительной ценности и потребления из предмета политэкономии и к оценке торговли как непроизводительного рода деятельности, которому предстоит исчезнуть в будущем «трудовом» обществе вместе с ценами и товарным характером продуктов труда. Предполагалось также и будущее исчезновение категорий прибыли, земельной ренты и процента как превращённых форм прибавочной ценности, выражающих отношение эксплуатации наёмного труда капиталом. Маржинализм как новая парадигма экономического мышления — сместил проблематику ценообразования от производства и распределения в сторону потребления и обмена, от прошлых затрат общественного труда к будущей полезности благ, определяемой индивидуальным субъективно-психологическим отношением человека к вещи; — обеспечил введением в анализ величины ценности категории дополнительного количества одно и того же блага (последней прибавленной единицы) единство принципа в объяснении цен на невоспроизводимые и на свободно воспроизводимые товары (снятие дуализма); — разрешил, исходя из единого принципа, «парадокс воды и алмаза» проведением различия между общей полезностью набора благ (т.е. суммарной полезностью некоторого их количества) и предельной полезностью, определяющей цену, которую согласится дать потребитель за всё количество; — «перевернул» последовательность связей между производством, обменом и потреблением в определении ценности готовых благ и применяемых ресурсов, выдвинув концепцию спроса на факторы производства как производного (от потребительского) спроса; — «реабилитировал» торговлю, утверждая, что она обеспечивает взаимовыгодный (а не эквивалентный!) обмен вещами, дающий сторонам, участвующим в сделке, выигрыш за счёт более высокой субъективной оценки приобретаемого блага сравнительно с отдаваемым; - универсализовал трактовку доходов от факторов производства, определяя ценность применяемых ресурсов их полезностью с точки зрения конечной продукции с учётом возможности изменить их комбинацию при посредстве обмена, замещая один фактор другим таким образом, чтобы они вместе давали наибольшее приращение количества продукта; — позволил создать общетеоретический язык, применимый к проблемам потребления, обмена, производства и распределения благ и «вместительный» для математического аппарата благодаря теоретическому подходу к экономическим проблемам как к оптимизационным задачам. ^ Социальный и интеллектуальный контекст маржинализма. Современники воспринимали возникшие в результате маржиналистской революции школы в экономической науке как математическое и психологическое направления. При этом под психологическим направлением подразумевалась, главным образом, австрийская школа. Хотя остальные школы также психологизировали проблему ценности хозяйственных благ, принимая субъективную ценность благ для потребителя за основу для объяснения причин и границ обмена товаров между двумя и более людьми. Однако австрийцы наиболее жёстко выводили экономические явления из мотивации хозяйствующего субъекта-индивидуалиста, нередко уподобляемого Робинзону (метод робинзонады), действующему вне какой-либо социальной среды. Приоритет сферы потребления, а не производства в теории обмена дал основание рассматривать маржинализм как выражение «нисходящей» тенденции буржуазного класса, увеличения в его составе лиц, оторванных от производительной активности и ведущих образ жизни рантье, располагающего ценными бумагами с твёрдым курсом или доходами от недвижимости. Наиболее прямолинейно эта «социологическая» трактовка была изложена марксистскими авторами, для которых маржиналисты, особенно австрийские, быстро стали прямыми идейными противниками — поставщиками интеллектуального оружия против социалистических доктрин. Особенно напорист в критике марксизма был О. Бём-Баверк, уже на склоне лет своими лекциями в Венском университете побудивший одного из слушателей — Н. Бухарина — взяться за книгу «Политическая экономия рантье» (написана в 1914, опубликована в 1925). Бухарин, беря примеры из сочинений Бём-Баверка, отмечал, что рантье-потребитель «имеет перед глазами исключительно верховых лошадей, ковры, душистые сигары, токайское вино. Если ему случится говорить о труде, то он говорит наиболее охотно о «труде» по срыванию цветов или о «труде», затраченном на покупку театрального билета». Отсюда вывод, что австрийская теория предельной полезности есть последовательно проведённая точка зрения «предельного типа буржуа», «душевные особенности» которого роднят его с разлагающимся дворянством конца «старого режима» и с верхушками финансовой аристократии того же периода. Эта заострённая полемическая характеристика приписывала критикуемой теории отстранённость не только от производительной деятельности, но и от «участия в тревоге биржевой жизни». Не столь прямолинеен был главный редактор журнала «Научное обозрение» М. Филиппов⁵², выделивший в качестве предпосылки маржинализма наряду с расширением слоя образованных людей, живущих на те или иные формы рент и пенсий, как раз расцвет биржевой игры. Вывод следует признать довольно точным: к концу XIX в. организованные рынки — фондовые и товарные биржи — стали доминирующей формой деловой активности. И К. Менгер написал свой трактат в состоянии нервного возбуждения и по свежим журналистским впечатлениям от функционирования биржи в Вене; У. С Джевонс, определяя понятие «свободный рынок», имел в виду товарные биржи Лондона и Манчестера; Л. Вальрас в построении своей теории механизма совершенной конкуренции опирался на опыт Парижской и Лондонской фондовых бирж, где происходит купля-продажа «титулов собственности» — пакетов акций железных дорог, каналов, металлургических заводов; пакетов долговых обязательств государств и муниципалитетов. Однако к социально-экономическому контексту возникновения маржинализма надо добавить ещё и интеллектуальный контекст. К концу XIX в., с одной стороны, «непрофессионал-любитель… уступил дорогу специалисту, зарабатывающему себе на жизнь в качестве экономиста»⁵³. С другой стороны, как отмечает биограф Л. Вальраса У. Жаффе⁵⁴, появились доступные неспециалистам курсы математического анализа, и знание дифференциального исчисления перестало быть достоянием лишь профессиональных математиков и физиков. Поэтому Вальрас, дважды провалившийся на вступительном экзамене по математике в парижскую Политехническую школу, и Джевонс, также не очень сильный в математике, но уверенный в том, что основные проблемы экономической науки можно и нужно свести к строгой математической форме, смогли положить начало соединению математического анализа с экономическим. Объяснение общественных явлений, исходя из поведения отдельных индивидов, рационально преследующих цели личной выгоды, было подкреплено языком уравнений. ^ Модель гедониста-оптимизатора. Маржинализм — в противоположность историзму, институционализму, марксизму — вдохнул новую жизнь в модель эгоистического «экономического человека», занятого максимизацией свой выгоды. Эта модель описывала поведение хозяйствующего субъекта в терминах оптимизационной задачи на «исчисление удовольствий», в духе гедонизма И. Бентама. Поскольку полезная отдача от каждой следующей единицы блага убывает, а неприятности, связанные с её добыванием, растут, неизбежно должна наступить точка равновесия, когда дальнейшее приращение благ даст не прирост, а сокращение чистых удовольствий. Модель гедониста-оптимизатора, получившая специальное философско-психологическое обоснование у английских экономистов, отразила дух стандартизации и коммерческой метрологии, присущий «викторианским временам» в истории Англии, названным по имени долго правившей (1837 — 1901) королевы. В ту эпоху Великобритания достигла зенита своего коммерческого и колониального могущества (превратившись в кругосветную империю, «на территории которой никогда не заходит солнце»), а точное измерение было выставлено в качестве атрибута делового и военного успеха. Знаменитый физик У. Томсон (лорд Кельвин) писал не менее знаменитому коллеге Дж. К. Максвеллу, предвкушая превращение электричества в коммерческий продукт : «сможем купить микрофараду или мегафараду», «если предполагается ввести какое-то название, то лучше дать его чему-то, что является реальным осязаемым предметом купли-продажи»⁵⁵. На этом фоне выглядит закономерным появление: —математической теории обмена, основанной на коэффициенте полезности как некоторой в общем убывающей функции от всего потреблённого количества предмета (У. С. Джевонс), —вывода, что «определённое и точное денежное измерение самых устойчивых стимулов в хозяйственной жизни позволило экономической науке далеко опередить все другие науки, исследующие человека» (А. Маршалл). ^ 16. 2. Предшественники теории предельной полезности. Законы Госсена. Законы Госсена. Как уже было упомянуто, после «стартовых залпов» маржиналистской революции, почти синхронно выданных в трёх разных странах, было обнаружено и признано предвосхищение основных принципов предельного анализа в забытом сочинении Г. Г. Госсена с длинным заглавием «Развитие законов человеческого общения и вытекающих из них правил человеческой деятельности» (1854). Герман Генрих Госсен (1810 — 1858), окончивший Боннский университет по специальности «финансы» и служивший мелким чиновником, а затем безрезультатно пробовавший силы в частном предпринимательстве, не снискал и на теоретическом поприще успеха, которого ожидал, придавая своему трактату значение, аналогичное достижению Коперника в астрономии. Разочарованный после выхода книги равнодушием публики, Госсен скупил и уничтожил большую часть тиража и вскоре умер. Слава теоретика, которому не находится равных по оригинальности во всей истории экономической мысли (при том, что книга его «плохо структурирована… и написана топорным и часто нелепым языком»⁵⁶), пришла к Госсену посмертно. На У. С. Джевонса и Л. Вальраса особенное впечатление произвели диаграммы Госсена, на одной из которых было показано различие между кривой убывающей полезности и кривой спроса, а на другой графически изображено выравнивание предельной тягости труда и предельной полезности продукта этого труда. Не признававшие графиков экономисты австрийской школы предложили именовать 1-м и 2-м законами Госсена «закон убывающей предельной полезности» и «закон взвешенных предельных полезностей», самим Госсеном сформулированные так: 1. Величина одного и того же удовольствия неуклонно уменьшается в том случае, если мы непрерывно продолжаем потреблять благо, обеспечивающее данное удовольствие, пока, наконец, не наступит насыщение (первый закон Госсена). 2. Человек, который может свободно выбирать между многими удовольствиями, но которому не хватит времени на то, чтобы обеспечить их все себе в полной мере, должен обеспечить себе все их частично, а именно в таком соотношении, чтобы величина каждого отдельного удовольствия в момент, когда процесс создания этого удовольствия прерывается, для всех удовольствий оставалась бы одинаковой (второй закон Госсена). В современных формулировках 2-го закона Госсена подчеркивается, что —максимизация полезности от потребления заданного набора благ за ограниченный период времени достигается, если блага потребляются в количествах, при которых предельная полезность каждого из всех потребляемых благ будет равна одной и той же величине; — максимизация удовольствий достигается, если наличные деньги распределяются между разными удовольствиями таким образом, чтобы последняя потраченная на каждое удовольствие единица денег приносила одинаковое количество наслаждения. Представитель неоавстрийской школы Ф. Хайек (см. главу 26) предложил выделить ещё 3-й закон Госсена. Хотя термин не прижился, формулировка самого Госсена заслуживает внимания: чтобы обеспечить максимальную сумму удовольствий, получаемых от жизни, человек должен распределить своё время и силы таким образом, что для каждого блага ценность последнего созданного атома равнялась величине необходимых усилий человека, если бы он создавал этот атом в последний момент приложения своих сил. Этот вывод был сделан Госсеном в завершение классификации благ, в которой Госсен выступил непосредственным предшественником австрийской школы. Он разделил все блага на три категории: 1) блага, непосредственно служащие для создания какого-либо удовольствия; 2) «предметы второго класса», которые прежде чем принести удовольствие, должны быть чем-либо дополнены или подвергнуться изменениям в результате труда — инструменты, материалы, сырьё, полуфабрикаты; 3) «предметы третьего класса», которые сами никогда не становятся благами или их составными частями, но используются для производства благ или их частей; к этому классу Госсен относил труд. ^ Предшественники математического направления. Если Г. Г. Госсена признали своим предшественником все школы маржинализма, то трём другим «переоткрытым» после маржиналистской революции экономистам XIX в. — французам А. О. Курно и Ж. Дюпюи и немцу И. Г. Тюнену — воздали должное только лозаннская и англо-американская школы как ранним представителям математического направления. Надо также сказать, что, в отличие от умершего в безвестности Госсена, трое перечисленных деятелей не были обделены прижизненными достижениями. Доктор математики, философ и историк Антуан Огюстен Курно (1801 — 1877) был профессором в высших учебных заведениях Лиона, Гренобля и Дижона, автором многих книг, среди которых выделяются труды по теории вероятностей и её философскому истолкованию, генеральным инспектором и членом имперского совета по общественному образованию во Франции. Видный инженер Жюль Дюпюи (1804-1866), кавалер ордена Почетного легиона, дослужился до поста директора Парижского муниципалитета (1850), а затем генерального инспектора национального Управления мостов и шоссе (1855). Северогерманский помещик, хозяин-рационализатор Иоганн Генрих фон Тюнен (1789 — 1850) снискал известность образцовым устройством своего имения и тем, что ввёл в общехозяйственный контекст идеи научной агрономии; он был избран почетным доктором философского факультета Ростокского университета (1830). Однако признание заслуг этих учёных не распространялось на их пионерские разработки в области применения математики для решения экономических задач на нахождение максимума. И, например, Курно, чья книга «Исследование математических принципов теории богатства» (1838) была первой декларацией и реализацией математического подхода к экономическим категориям, был весьма обескуражен её неуспехом и много позже, уже на пенсии, выпустил две книги по экономической теории уже без математики. Но в результате они оказались вовсе тщетными, тогда как ранняя работа Курно в самом конце XIX в. создала ему посмертную международную репутацию как родоначальнику математического направления в политической экономии. Используя математический аппарат для анализа экономических явлений, допускающих возможность непосредственного количественного определения — цен и доходов, — Курно первым построил кривую спроса, с количествами в виде ординат и ценами в виде абсцисс, и на примере зависимости спроса от цены впервые показал возможность дифференциального исчисления в экономическом анализе. Рассматривая спрос как функцию цены, Курно сформулировал закон спроса, фактически изложив понятие эластичности спроса, который может сильно меняться при относительно небольшом изменении цен (высокоэластичный спрос) и, наоборот, мало реагировать на значительное повышение цен (низкоэластичный спрос). Причём Курно отмечал, что низкоэластичный спрос может проявляться и в случае некоторых предметов роскоши (скрипка или телескоп), и в случае предметов первой необходимости (дрова). Главным вкладом Ж. Дюпюи в экономическую науку стала статья «О мере полезности гражданских сооружений» (1844). Дюпюи предвосхитил рассуждения австрийской школы описанием убывания полезности каждого следующего гектолитра воды, подаваемой общественным насосом в дом, расположенный на высоком месте (экономно использовать для самых насущных нужд — мыть дом каждый день — поливать сад — наполнять бассейн — устраивать фонтан и т.д). Однако наиболее существенным у Дюпюи было графическое представление разницы между общей и предельной полезностью и эффекта, которое он сам назвал «относительной полезностью», а А.Маршалл позднее — потребительским излишком. Дюпюи отметил, что ценность таких коллективно используемых благ, как питьевая вода, шоссе, каналы, мосты может быть выше, чем это отражается в уплачиваемой за них цене, так как большинство людей согласны были бы платить за них больше, чем платят на самом деле. Поэтому достигается превышение общей полезности над предельной полезностью. Издание 3-томного исследования И. Г. фон Тюнена «Изолированное государство» растянулось на десятилетия: 1-й том был издан в 1826, 2-й — в 1850 (год смерти автора), 3-й — в 1863. В 1-м томе изложена теория оптимального пространственного размещения производства. Во 2-м томе на примере найма рабочих для уборки картофеля Тюнен излагает закон убывающей предельной производительности переменного фактора производства, впоследствии сформулированный основателем маржинализма в США Дж. Б. Кларком. Последним по времени из предшественников маржинализма может считаться шотландец Флеминг Дженкин (1833 — 1885) — один из своеобразнейших учёных XIX в., инженер и изобретатель в области электрических коммуникаций (подвесные дороги, кабели), профессор Эдинбургского университета. Он наделал немало шума своей статьей «Происхождение видов» (1867), где критиковал учение Ч. Дарвина о естественном отборе, выдвинув возражение о растворении «новых» благоприятных признаков в потомстве вследствие поглощающего влияния скрещивания с обычными особями (т.н. «кошмар Дженкина», преследовавший Дарвина до конца жизни). А в статье «О графическом представлении спроса и предложения» (1870) Дженкин не только повторил Курно в анализе функции спроса, но и впервые построил также кривую предложения, анализируя влияние профсоюзов на ставки заработной платы; а также рассмотрел категорию потребительского излишка применительно к налогообложению. ^ Отдалённые предшественники маржинализма. Ретроспективный анализ экономических доктрин выявил предшественников маржинализма не только в XIX, но и в XVIII в. Российский экономист В. К. Дмитриев предложил вести отсчёт теории предельной полезности с книги Фердинандо Галиани (1728 — 1787) «О монете» (1750), написанной им в молодости, задолго до полемики с физиократами. У Галиани изложена, хотя и нечетко, меновая концепция, согласно которой пропорции обмена определяются исключительно относительным значением обмениваемых вещей для человека, т.е. двумя главными факторами: важностью потребности, которую вещь должна удовлетворить, и степенью насыщения этой потребности. Й. Шумпетер в своей «Истории экономического анализа» призвал отдать должное Жаку Тюрго (1727 — 1781), сформулировавшему в одной из записок закон переменных пропорций отдачи в терминах предельных приращений благ. Тюрго рассмотрел случай, когда при многократных приложениях равных количеств капитала на обработку земельного участка сначала наблюдается возрастающая отдача, но до определённой точки, где достигнет максимума отношение прироста продукции к приросту капитала. После этого дальнейшие затраты равных количеств капитала будут давать постепенно снижающийся прирост продукции, пока он вовсе не сведётся к нулю. Таким образом, Галиани и Тюрго, столкнувшиеся при жизни на почве экономической политики физиократов, в ХХ в. предстали двумя претендентами на роль «первого маржиналиста». ^ 16. 3. Маржиналистские школы и генезис неоклассической экономической теории. «Чистая» политэкономия = «математическая экономия». Теоретики австрийской школы, отстаивавшие в полемике с представителями германской исторической школы дедуктивный метод выведения универсальных экономических законов, но чуравшиеся математики, сохраняли традиционное немецкое обозначение предмета исследования: «учение о народном хозяйстве» (К. Менгер), «теория общественного хозяйства» (Ф. Визер). Математическое направление, переложив предельный экономический анализ на язык задач по оптимизации полезности, сочло целесообразным изменить и само название экономической науки. Основоположник лозаннской школы Л. Вальрас выступил с обоснованием чистой политической экономии как абстрактной математической теории обмена в отличие от её приложений — прикладной политической экономии, или теории производства богатства в сельском хозяйстве, промышленности и торговле, и социальной экономии, или теории распределения богатства через собственность и налог. Свою главную книгу Л. Вальрас озаглавил «Элементы чистой политической экономии» (1874 — 1877). Продолжая работать над ней в течение ещё более 20 лет (4-е изд., 1899), Вальрас выпустил также отдельными томами «Этюды социальной экономии. Теория распределения общественного богатства» (1896) и «Этюды прикладной политической экономии: Теория производства общественного богатства» (1898). Заглавие «Чистая экономия» (1889) избрал затем для своей книги итальянский экономист М. Панталеони (1857 — 1924), который познакомил с идеями Вальраса своего друга В. Парето, а потом рекомендовал Вальрасу передать Парето кафедру политической экономии Лозаннского университета, что и было сделано. Сам Парето, хотя и назвал два своих фундаментальных труда традиционно — «Курс политической экономии» (1896 — 1897) и «Учебник политической экономии» (1906), в содержании их следовал за Вальрасом и содействовал распространению понятия «математическая экономия», которое раскрыл в большой статье во французской «Энциклопедии математических наук» (1911). ^ Еconomics = неоклассическая экономическая теория. Основатель англо-американской школы У. С. Джевонс сначала говорил о «математической теории политической экономии» (статьи 1860-х гг.), которую и представил в своей книге «Теория политической экономии» («The Theory of Political Economy», 1871). Уже в этом труде он использовал новое понятие economics, акцентируя, что истинной проблемой экономической теории является проблема оценки сравнительных количеств удовольствия и страдания. Первым, кто заменил понятие «political economy» на «economics» в заглавии учебника («The elements of economics», 1881 — 1886), стал профессор Кембриджского университета Г. Д. Маклеод (1821 — 1902), известный, но не воспринимаемый всерьёз специалист в области банковского дела и кредита, сводивший предмет экономической науки исключительно к учению об обмене. А. Маршалл, в отличие от Джевонса и Маклеода считал, что не потребление или обмен, а «сфера индивидуальных и общественных действий, которая теснейшим образом связана с созданием и использованием материальных основ благосостояния», является предметом экономической науки. Маршалл пытался сгладить разрыв между маржинализмом и классической политической экономией в анализе влияния издержек производства на функцию предложения, определяющую рыночную цену во взаимодействии с функцией спроса. Однако в заглавие своего фундаментального труда, составившего эпоху как теоретический трактат и как учебник, Маршалл по контрасту с трактатом Д. Рикардо («On the Principles of political economy», 1817) и учебником Дж. Ст. Милля («The Рrinciples of political economy», 1848) поставил термин economics («The principles of economics»,1890), положив начало его укоренению в англоязычной экономической литературе. Показательно, что, например, организатор профессионального сообщества экономистов США Р. Эли, примыкавший по взглядам к германской исторической школе, за год до книги Маршалла выпустил учебник «Введение в политическую экономию» («Introduction to political economy», 1889), но его переработанный вариант озаглавил уже по-новому («Outlines of Economics», 1893). В русском языке «economics» не имеет слова-аналога. Однако возникшие позднее термины микроэкономика и макроэкономика преодолевают эту семантическую трудность. Предмет мИкроэкономики был четко очерчен в 1935 г. английским экономистом Л. Роббинсом, критиковавшим маршаллианский акцент на материальной сфере, но осветившим роль именно Маршалла как центральной фигуры неоклассического направления, исходящего из 4 главных предпосылок: — человек стремится к различным целям; — располагаемые им время и средства ограничены; — они могут быть направлены на достижение альтернативных целей; — в каждый момент времени разные цели обладают различной важностью. Расширение инструментария предельного анализа с целью обоснования государственного вмешательства в интересах максимизации благосостояния общества и отдельных индивидов было осуществлено учеником Маршалла Дж. М. Кейнсом, снискавшим славу «архитектора» макроэкономики. Систематизация арсенала неоклассического направления с включением макроэкономики и объединением англо-американский традиции с теорией общего экономического равновесия лозаннской школы многим обязана профессору Лондонской школы экономики и Манчестерского университета Дж.Р. Хиксу — как теоретику («Ценность и капитал», 1939) и автору хрестоматийного учебника («Social framework: an introduction to economics», 1942) В развитие и становление математизированной макроэкономики солидный и во многом первопроходческий вклад внесла шведская школа, основанная К. Викселлем, автором «Лекций по политической экономии, основанной на предельном принципе» (на немецком языке, 2 тт., 1901 — 1906). Напротив, австрийская школа, ранее других получившая признание в университетах разных стран как психологическое обоснование микроэкономики, но не желавшая признавать математизацию и необходимость разработки экономической теории благосостояния, осталась в стороне и от «макроэкономической революции», выступив по отношению к ней активной оппонирующей стороной. ^ 16. 4. Основные представители и особенности австрийской школы; «спор о методах». Основные представители австрийской школы. Австрийская школа была школой в полном смысле этого слова, имеющей признанного основателя и методолога — Карла Менгера (1840 — 1921), чья книга «Основы учения о народном хозяйстве» (1871) вдохновила двух друзей-выпускников Венского университета (а ранее одноклассников по гимназии) Фридриха Визера (1851 — 1926) и Ойгена Бем-Баверка (1851 — 1914). Они увидели в трудно читаемом трактате «архимедову точку опоры» (по словам Визера) для переворота в экономической науке. Все трое были близки придворным кругам и занимали видные государственные посты в «лоскутной» и клонящейся к неизбежному распаду Австро-Венгерской империи (Дунайской монархии). Менгер, сначала журналист, а затем профессор Венского университета (1873 — 1903), был воспитателем наследника престола и пожизненным депутатом (с 1900) верхней палаты австрийского парламента. Визер (1851-1926), принявший у Менгера профессорскую кафедру, занимал пост министра торговли в последнем правительстве империи (1917 — 1918). Бем-Баверк трижды был министром финансов, а на склоне лет (с 1911) — президентом Академии наук. Менгер развил концепцию определения ценности блага значениями, которые придаёт отдельный субъект этому благу как необходимому условию удовлетворения своих потребностей (субъективной полезностью) в зависимости от количества единиц блага, находящихся в его распоряжении. Величину ценности определяет значение, придаваемое наименее важному удовлетворению, получаемому от имеющейся единицы блага. Именно это значение Визер назвал «предельной полезностью» (Grenznutzen) — термин, ставший ключевым для австрийцев, а затем и для других школ маржинализма. В книге «О происхождении и основных законах экономической ценности» (1884) Визер ввёл и ряд других ключевых понятий — «законы Госсена»; «издержки упущенной выгоды» («альтернативные издержки»); его поздний трактат «Теория общественного хозяйства» (1914) стал самым систематичным изложением доктрины школы. Бем-Баверк же был самым плодовитым автором школы и её главным полемистом. Причём все его пять (!) главных работ⁵⁷ были опубликованы за десятилетие 1880-х гг., когда Бем-Баверк преподавал в Инсбрукском университете. ^ Методологический индивидуализм: робинзонада. Психологический субъективизм у австрийской школы выступает наиболее ярко и отчётливо. Она ввела понятие сингулярного хозяйства (от лат. singular — «отдельный, особый») и охотно прибегала к приёму робинзонады. Хрестоматийной иллюстрацией принципа предельной полезности стал пример Бем-Баверка с 5 мешками зерна, которыми располагает одинокий поселенец в девственном лесу. Первый — самый необходимый — мешок нужен ему для того, чтобы не умереть с голода (примем его полезность за 10). Второй мешок (полезность 8) позволяет уже вдоволь наесться, а третий (полезность 6) — откормить курицу и использовать затем её мясо для разнообразия меню. Четвертый мешок (полезность 4) пойдет на винокурение, а пятый (полезность 1) — на корм приятному собеседнику-попугаю. Предельная полезность набора определяется полезностью пятого мешка. Предположим, что в результате каких-то причин лесной «Робинзон» лишился 2 мешков. Ему придётся воздержаться от водки и отпустить попугая на самообслуживание. В этом случае предельная полезность набора будет равна полезности 3-го мешка. Таким образом, предельная полезность увеличится (6), хотя общая полезность набора — уменьшится (10+8+6 с потерей 4+1). Благодаря принципу предельной полезности удалось объяснить не разрешенный классической школой «парадокс воды и алмаза», проведя различие между «родовой» и конкретной потребностью. Предельная полезность единицы воды, имеющейся в большом количестве, оказывается ниже предельной полезности редкого (конкретного) алмаза, хотя общая (родовая) полезность воды на земле неизмеримо больше, чем ценность алмазов, и ценность стакана воды для путника, истомленного жаждой в пустыне, неизмеримо выше, чем алмазный перстень на его руке. (Можно вспомнить, что Робинзон, перевозя к себе в хижину вещи из погибшего близ его острова корабля, хотел было выбросить золото как «негодный мусор», но, вернувшись в конце концов в Англию, с удовлетворением взял накопленное им денежное богатство). Существенным отличием австрийцев от лозаннцев и англичан (Вальраса, Джевонса, Маршалла) был отказ от предпосылки рационального поведения хозяйствующего субъекта, владеющего полнотой информации и всегда «ведающего, что творит». Напротив, австрийцы подчеркивали значение неуверенности, неизбежных ошибок и заблуждений экономических агентов. В «общем учении о благе» Менгер предусмотрел случай «воображаемых благ» — предметов, «которые не могут быть поставлены ни в какую причинную связь с удовлетворением человеческих потребностей», но признаются тем не менее людьми за блага. Ошибки и предрассудки наравне с правильными суждениями участвуют в определении ценности данного блага. Внимание к элементу неопределённости, связанному с шаткостью ожиданий и наличием ошибок, обусловило большую динамичность выводов австрийской школы, в которых не нашлось место категории рыночного равновесия — общего (как у Вальраса) или частичного (как у Маршалла). «Спор о методах». Предоставив своим ученикам развивать и пропагандировать теорию предельной полезности, К. Менгер — единственный из основателей маржинализма — специально занялся вопросами методологии экономической теории, вызвав своей второй книгой «Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности» (1883) на острый «спор о методах» (Methodenstreit) лидера «новой исторической школы» Г. Шмоллера. Менгер выступил против притязаний исторической школы на исключительное право истолкования экономических проблем, и отводил её антитеоретические установки, выводимые из критики «космополитизма» и «перпетуализма», «догмы о своекорыстии» и «атомизма» классической школы. Менгер отводил аргументацию исторической школы о слитности в хозяйственных делах частного интереса с иными психологическими мотивациями (обусловленными обычаем, любовью к ближнему, правовым чувством и т.д.), поскольку ещё более значительным является момент заблуждения. Но это не повод отказа от поиска законосообразности хозяйственных явлений, если сформулировать задачу уразумения «только одной особенной стороны» человеческих действий, связанной с заботливым обеспечением своих вещественных потребностей. Не является таким поводом и противопоставление народного хозяйства как отдельного целого явлениям единичного — «сингулярного» — хозяйства. По мнению Менгера, «народное хозяйство» не есть жизненные проявления данного народа как такового или большое «сингулярное» хозяйство, оно является результирующей единично-хозяйственных стремлений, которые могут быть выяснены генетически, т.е. в некоторой причинно-следственной связи. Вопреки исторической школе Менгер утверждал, что — допустимо вычленять из многообразия мотивов человеческих действий «наиболее общее и могущественное» побуждение, заставляющее каждого индивида домогаться своего благополучия, — смысл общественных наук состоит не в объяснении социальных институтов через исследование исторического развития, а в воспроизведении структуры социального целого из его частей, изучаемых с помощью «атомарного» метода изолирующей абстракции, на котором надлежит строить и «точную национальную экономию». Задетый прямой атакой Менгера на позиции исторической школы, Г. Шмоллер ответил резкой рецензией, на которую Менгер отреагировал памфлетом «Ошибки историзма в германской экономической теории» (1884). Эту книгу Шмоллер демонстративно не стал читать дальше первой страницы (о чём публично заявил), но принял меры по недопущению сторонников австрийской школы на профессорские кафедры в германских университетах. Вследствие «административного ресурса», которым располагал Шмоллер, официальная экономическая наука в Германии надолго осталась не затронутой влиянием маржинализма. «Спор о методах», по словам М. Блауга, являющегося одним из ведущих современных экономистов-методологов, снискал методологии экономической науки «плохую репутацию непродуктивного зубоскальства, которая сохраняется до сих пор»⁵⁸. Однако с австрийской стороны этот спор был кристаллизацией принципиальных позиций в критике историзма и социализма. Они обеспечили австрийской школе одно из важнейших мест в экономической, философской и политологической мысли неоконсерватизма ХХ в. Выступая против смешения теории с экономической историей и социальной политикой, Менгер противопоставил историческую школу в политэкономии исторической школе права, которая была частью консервативной реакции против преобразовательного рационализма Французского Просвещения и Французской революции. Историческая школа права отстаивала «органический» взгляд на государственные и общественные институты как на проявление «бессознательной мудрости» многих поколений, которая, по словам Менгера, «стоит гораздо выше смелого порыва человеческой мысли». Общественные реформаторы поэтому должны поменьше доверять своей собственной проницательности и энергии, не допуская «произвола отдельных лиц и целых поколений». Аналогичное консервативное экономическое направление, по мнению Менгера, должно было бы выступить в защиту существующих институтов и интересов «против влечений реформаторской идеи в области народного хозяйства, а в особенности против социализма». Но представители германской исторической школы в политэкономии, напротив, выступали активными социальными реформаторами, что Менгер расценивал как «научный курьёз». Направление же, представленное исторической школой права, а ранее Э. Берком, Менгер считал весьма плодотворным для экономической науки, противопоставляя его «одностороннему рационалистическому либерализму», «поспешному порыву к новшествам в области государственных установлений». Идея о том, что общеполезные институты представляют собой не продукт положительного законодательства или сознательной воли общества, а неосознанные результаты исторического развития, через Менгера протянулась от консервативной политической философии XVIII в. к философии рынка неоавстрийской школы. ^ 16. 5. Учение К. Менгера — О. Бем-Баверка о благах и обмене; позитивная теория капитала и процента. К. Менгер: учение об экономическом благе. Для австрийской школы основополагающее значение имеют учение о хозяйственном благе и различные классификации благ. Менгер начал с деления всех благ на неэкономические, располагаемое количество которых превышает надобность в них, и экономические, в которых так или иначе ощущается недостаток. Экономические блага, имеющиеся в ограниченном количестве, Менгер классифицировал на блага 1-го порядка, служащие для непосредственного потребления, и блага 2-го и более высоких порядков, которые являются средствами создания других благ. Подход к категории «благо» характеризует ещё одно принципиальное отличие австрийской школы от школ математического направления: австрийцы не принимали предпосылки неограниченной делимости полезности и возможности бесконечно малого приращения благ, доходов, трудовых усилий и т.д. Именно эта предпосылка позволила применить к проблеме максимизации экономической выгоды аппарат высшей математики, переложить предельный анализ величины ценности на язык формул и графиков. Австрийцы же в своём учении о благах исходили из предпосылки о дискретности полезности, поскольку блага (кони, мешки зерна) не могут быть бесконечно делимыми. Поэтому австрийская школа не прибегала не только к математическому анализу, но и к геометрическим иллюстрациям с кривыми спроса и предложения, что стало разделительной гранью между ней и остальными школами маржинализма. Классическая школа определяла ценность предметов потребления через ценность овеществлённого труда или использованных при их создании факторов производства (труда, капитала, земли). Менгер перевернул порядок исчисления ценности, показав, что ценность благ 1-го порядка, предметов непосредственного потребления, определяет ценность используемых при их производстве благ высшего порядка, удовлетворяющих потребности людей косвенным образом. Менгер признавал невозможным точно определить вклад производительных благ в продукт, являющийся результатом их взаимодействия. Но можно определить их предельные вклады в соответствии с предельной полезностью конечного потребительского блага. Блага 2-го и более высоких порядков приобретают показатели своей экономической значимости и, таким образом, свои меновые ценности на основании того же принципа предельной полезности, который определяет показатели своей экономической значимости и меновые ценности благ 1-го порядка. Говоря об определении ценности благ высшего порядка, Менгер ввел понятие комплементарности (взаимодополняемости) производительных благ. Если какого-либо «комплектующего» элемента не достает для производственного процесса, то могут обесцениться и все другие блага набора. Но эти последние обыкновенно могут быть употреблены на производство других благ 1-го порядка, хотя и менее важных. Это рассуждение привело Менгера к определению ценности производительного блага как разницы между ценностью продукта, который с его помощью получен, и ценностью других благ высшего порядка, которые можно было иметь при ином употреблении данного производительного блага. Заключительная часть учения Менгера о благе посвящена деньгам, сущность которых он сводил к товару с наибольшей, почти неограниченной «способностью к сбыту» (Absatzfahigkeit), т.е. товару, который всегда можно обменять, в крайнем случае, с небольшой потерей цене. Это определение Менгера совпадает с широко применяемым ныне термином «ликвидность». ^ О. Бём-Баверк: теория объективной меновой ценности. Предельные пары. Распространяя концепцию Менгера о «явлении» ценности «лишь в индивиде и по отношению к конкретным количествам благ» на случай развитого товарного обмена, опосредуемого деньгами, О. Бём-Баверк провёл различие между субъективной потребительной ценностью вещи и «объективной меновой» ценностью. (Книга Бём-Баверка «Основы теории ценности хозяйственных благ» состоит из 2 частей: «Теория субъективной ценности» и «Теория объективной меновой ценности»). Когда множество продавцов и множество покупателей торгуются на рынке между собой, их разные субъективные оценки данного блага отражаются в ценовой конкуренции, определяющей границы устанавливающейся объективной меновой ценности. В качестве примера Бём-Баверк берёт конный рынок, представляя его двумя столбцами индивидуальных оценок субъективной полезности для тех, кто хочет купить лошадь, и для приводящих лошадей на продажу:

Покупатели	Продавцы
А1 оценивает лошадь в 300 флоринов А2 280 А3 260 А4 240 А5 220 ………………………………………… А6 210 А7 200 А8 180 А9 170 А10 150	В1 готов продать свою лошадь за 100 флоринов В2 110 В3 150 В4 170 В5 200 ………………………………………………………. В6 215 В7 250 В8 260

Покупатели расположены в ряд, начиная с наиболее «обменоспособных» — согласных уплатить высокую цену за нужную им лошадь. Ряд продавцов начинается также с наиболее «обменоспособных» — готовых реализовать приведенных ими лошадей по относительно низкой цене. Продавец тем «сильнее», чем за меньшую цену он согласен продать, а покупатель — чем за большую цену готов купить. В обмен вступят только 5 пар покупателей и продавцов, так как оценки остальных покупателей ниже оценок остальных продавцов, что исключает возможность обмена. «Слабые» вынуждены отказаться от продаж и покупок. Решающую роль в установлении объективной меновой ценности для всех участников обмена играют предельные пары: субъективные оценки наименее сильных из оставшихся в обмене покупателя и продавца (А₅ и В₅) и наиболее сильных из покупателей и продавцов, исключенных из обмена (А₆ и В₆). Рыночная цена не может быть выше оценки покупателя А₅ (220), так как иначе он откажется от покупки и спрос станет меньше предложения, что вызовет понижение цены; она не может быть даже выше оценки продавца В₆ (215), так как иначе он захочет продать свою лошадь, и предложение опять превысит спрос. Наоборот, предложение упадёт ниже спроса, если цена будет ниже продавца В₅ (200) и даже ниже оценки покупателя А₅ (210). Таким образом, рыночная цена не может быть выше субъективных оценок последнего фактического покупателя или первого из исключенных продавцов и не может быть ниже субъективных оценок последнего фактического продавца или первого из исключенных покупателей. В данном случае цена установится между 210 и 215 фл., поскольку только при такой цене число лиц, желающих купить, будет равно числу лиц, желающих продать, т.е. установится равновесие между спросом и предложением. Отметим, что в отличие от равновесной цены-точки в концепциях маржиналистов математического направления, у Бём-Баверка речь идёт об интервале между двумя значениями. Бём-Баверк считал, что рыночная цена — это цена, за которую покупатель надеется приобрести товар в будущем, но поскольку это будущее достаточно неопределённо, оценка блага еще может быть пересмотрена. Однако рыночная цена превращается в «надежду» главным образом на товарных и фондовых биржах, где существуют постоянные колебания цен, или на рынках производительных благ, ценность которых действительно зависит от того, насколько большим спросом будет пользоваться производимый с их помощью продукт. На тех же потребительских «открытых» рынках, где цена в каждый данный момент может быть вполне устойчивым ориентиром для потребителя, теория предельной полезности, по выражению современного российского экономиста Владимира Автоно­мова, «пробуксовывает»⁵⁹. Хотя она хорошо объясняет такие явления, как уценка товаров, дешёвые распродажи и т. д. ^ Позитивная теория капитала. Акценты на факторе будущего с его неопределённостью, природе денег как товара с наибольшей способностью к сбыту и различиях между экономическими благами 1-го и более высоких порядков легли в основу австрийской «позитивной» теории капитала, противопоставленной марксистской теории прибавочной ценности и эксплуатации труда капиталом. Отправляясь от понимания капитала как совокупности денежных средств, продуктивно употребляемых на «окольные методы» увеличения количества благ в будущем, австрийская школа «оправдала» все формы капитала — торговый капитал, промышленный и ссудный. Менгер, отвергая мнения о торговом посредничестве как о непроизводительной деятельности, выводил торговую прибыль из уменьшения посредниками препятствий для обмена между субъектами, каждый из которых оценивает полезность имеющееся у него конкретного количества блага ниже, чем конкретное количество блага в распоряжении другого субъекта. Бём-Баверк выводил промышленную прибыль (предпринимательский доход) из большей результативности «окольных методов» производства, использующих капитал как фактор более высокого порядка, чем «первичные» факторы производства — труд и земля (природные блага). Для пояснения преимуществ «окольных методов» производства Бём-Баверк снова прибег к робинзонаде, отметив, что одинокий поселенец может ловить рыбу («благо настоящего») голыми руками, используя только факторы «труд» и «природа». (Этот пример, возможно, был навеян ученическим почтением Бём-Баверка к Менгеру, единственным хобби которого была рыбная ловля по воскресеньям). Но Робинзон (или Менгер) может затратить некоторое время на изготовление капитальных благ (удочка, сеть), которые принесут ему в будущем гораздо большее количество рыбы. Предельная полезность «благ будущего», которые ещё не произведены, ниже предельной полезности того же количества непосредственно доступных «благ настоящего», которые могут быть немедленно потреблены. Поэтому «жертва» частью «благ настоящего» ради производства «благ будущего» должна компенсироваться вознаграждением. Каковое и получают предприниматели, «жертвуя» частью своих «благ настоящего» ради производства «благ будущего», включая выплату денежный зарплаты рабочим, которые тратят её на приобретение благ настоящего (средств существования). Наоборот, по отношению к кредиторам производительные капиталисты выступают как приобретатели на заёмные деньги благ настоящего, получая, таким образом, возможность применять «окольные методы производства» (обеспечивающие большее количество благ в будущем). ^ Три основания процента. Обоснованию возникновения процента из обмена сегодняшних потребительских благ на блага будущего Бём-Баверк посвятил вторую часть своего трактата, за который снискал репутацию «буржуазного Маркса» и где выдвинул 3 причины, по которым люди готовы возвращать кредиторам большие суммы, чем заимствовали: 1) ожидание индивида, что в будущем ему будет доступно большее количество благ («оптимизм»); 2) недооценка индивидом будущих потребностей, не воспринимаемых с таким же острым ощущением реальности, как удовольствия в настоящем («близорукость»); 3) возможность осуществлять более продуктивные «окольные» методы производства. Это объяснение полностью не было принято ни одним экономистом⁶⁰, но оказало большое влияние на дальнейший маржиналистский анализ процента. ^ 16. 6. Эволюция теории предельной полезности: кардинализм и ординализм; понятия альтернативных издержек и вменения. Кардиналистская и ординалистская полезность. Менгер при обосновании категории субъективной ценности блага подчёркивал, что речь идёт о сравнении с полезностью другого блага сообразно иерархии потребностей, а не об определении количества приносимой пользы как абсолютной величины значимости блага. Напротив, Бём-Баверк считал возможным исходить из измеримости общей ценности, «цифрового определения величины наслаждений и лишений». Так в рамках австрийской школы обозначилось характерное для раннего маржинализма в целом различие ординалистского подхода, допускающего лишь определение порядка предпочтения благ индивидом, и кардиналистского подхода, допускающего количественное соизмерение потребностей разной интенсивности и соответственно разных полезностей. Бём-Баверк основывал свою уверенность в возможности кардиналистского подхода на том, что «можно считать доказанным, что мы способны определять, сильнее или же слабее вообще данное приятное ощущение другого приятного ощущения». Подобная позиция разделялась частью австрийских психологов того времени. Они находили в законе убывающей предельной полезности полную аналогию «основному психофизическому закону» Вебера — Фехнера (о снижении силы реакции на раздражитель при каждом его повторении) и считали возможным говорить о «предельном благочестии» и «предельно набожном индивиде» (Х. фон Эренфельс, профессор Немецкого университета в Праге). Из экономистов обоснование закона убывающей предельной полезности на законе Вебера — Фехнера (получившим окончательную формулировку в книге Г. Т. Фехнера «Элементы психофизики», 1860) предпринял У. С. Джевонс. Визер, поначалу считавший возможным говорить о теории хозяйства как о «прикладной психологии», в своей главной книге «Теория общественного хозяйства» (1914) уже решительно отмежевался от «научной психологии» и тем более физиологии, считая, что их области не имеют ничего общего с задачами психологической теории ценности, и отвергая допущение о кардиналистской полезности. Ординалистский подход к полезности в итоге возобладал и в математическом направлении под воздействием работ В. Парето, Е. Слуцкого и Дж. Хикса (см. главы 18 и 22). ^ Ф. Визер: понятия альтернативных издержек и вменения. Развивая положение Менгера о том, что данное количество какого-либо блага низшего порядка может быть произведено различными комбинациями благ высшего порядка, Визер обосновал равенство издержек производства данного продукта утраченной субъективной полезности других продуктов, которые можно было бы произвести из ресурсов, потраченных на производство (приобретение) данной вещи. Определение действительной полезности (ценности) какой-либо вещи через недополученные полезности (ценности) других вещей с начала ХХ в. получило распространение как категория альтернативных издержек (в английском варианте — opportunity costs). Но наиболее существенным вкладом Визера в теорию австрийской школы стал анализ распределения продукта на основе категории «вменение» (Zurenchnung). И в этом случае Визер следовал за Менгером, предложившим для определения вклада производственных элементов (факторов) в создание ценности продукта учитывать, каковы потери ценности от изъятия некоторого количества данного фактора при сохранении постоянных количеств остальных. Визер, подчеркнув, что акт исчисления вклада производственных факторов одновременно является актом распределения доходов, оспорил приём Менгера, указав, что при таком подходе к численной оценке вклада факторов производства должен оставаться нераспределённый остаток. Чтобы избежать этого, Визер предложил различать общее вменение, когда различные продукты изготовляются при помощи общих производительных благ, имеющихся в относительном изобилии, и специфическое вменение, связанное с применением относительно редкого, специфически производительного блага, на долю которого и приходится «остаточный» доход. Наиболее очевидный случай специфического вменения дохода — дифференциальная рента в классической теории Рикардо: если из лучшего поля при одинаковой обработке извлекают больший доход, то легко понять, что для этого добавочного дохода решающим фактором является не труд, а качество поля, и «такой доход без обиняков можно назвать доходом лучшего поля». Более детальную разработку теория вменения, связавшая право на остаточный доход именно с правом распоряжения специфическим благом в производстве, получила в теории предельной производительности американского экономиста Дж.Б. Кларка, заложившего наряду с Визером основы маржиналистской теории распределения общественного продукта (см. главу 18). ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Австрийская школа в политической экономии. К. Менгер. Е. Бём-Баверк. Ф. Визер. Сост. и предисл. В. С. Автономова. — М. : Экономика, 1992.

2. Бём-Баверк, Э. Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Антология экономической мысли). — М. : ООО изд-во ЭКСМО, 2009.

3. Блауг, М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело, 1994. Главы 8, 12.

4. Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. II. Отв. ред. М. Г. Покид­ченко. — М. : Мысль, 2005. Ч. 2.

^ ГЛАВА 17. НЕОКЛАССИКА: ЛОЗАННСКАЯ ШКОЛА И «МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ» Маржиналистская революция привела к радикальным изменениям в технике экономического анализа: значительную и даже решающую роль стали играть математические методы аргументации. Наиболее рельефно эту тенденцию воплотила Лозаннская школа чистой (=математической) политической экономии. Эта школа, представленная французом Л. Вальрасом (актуализировавшим достижения своего соотечественника О. Курно) и группой итальянских экономистов во главе с В. Парето, не отличалась сплочённостью австрийской или разветвлённостью англо-американской школ. Но по сравнению с ними она предложила более общий теоретический подход, который сформировал, впитав в себя вклад других школ, неоклассическую экономическую теорию. Преемственность неоКЛАССИКИ с классической политической экономией состоит в анализе функционирования конкурентного рынка как саморегулируемого механизма, обеспечивающего уравнивание предложения и спроса и оптимальное распределение экономических ресурсов. Отличие НЕОклассики от классической политической экономии (а также и от австрийского маржинализма) состоит в переходе от поиска причинно-следственной (каузальной) связи между «внутренней» ценностью («естественной» ценой) товара и рыночной ценой товара к изучению функциональных зависимостей ценообразования. Главной заслугой Лозаннской школы стала разработка теории общего экономического равновесия, моделирующей с помощью математических уравнений уравнивание цены продукта с факторами его производства в соответствии с интенсивностью той последней потребности, которая должна быть удовлетворена. Лозаннская школа оказала особое влияние на российскую экономическую мысль, приобщив её к математической экономии. 17.1. Л. Вальрас и В. Парето как социальные философы и экономисты. ^ Оптимизм и пессимизм на новом уровне. Лозанна — столица швейцарского кантона Во — дала имя целой школе экономического анализа благодаря тому, что местный университет предоставил кафедру политической экономии двум иммигрантам — Леону Вальрасу (1834 — 1910) и Вильфредо Парето (1848 — 1923). Оба они были не только экономистами, но и социальными философами. Причём социальными философами и вообще людьми очень разными. Можно сказать, что они воспроизвели антитезу либерализма классической школы «оптимизм — пессимизм». Вальрас, хотя рассматривал свою концепцию как опровержение учения Смита и Сэя о происхождении меновой ценности, подобно им, был убеждён в поступательном прогрессивном развитии общества. Человек для Вальраса — существо, наделённое разумом и свободой, способное на инициативу, «у него всегда есть выбор между хорошим и плохим, и он всё больше идёт от плохого от хорошему». Вальрас посвятил комплексному анализу человека и его связи с обществом специальную работу (свою последнюю и неоконченную книгу). В ней соединена проблематика человека как существа экономического и как существа морального, разделённая А. Смитом между «Теорией нравственных чувств» и «Богатством народов»⁶¹. Жёлчный Парето выдвинул теорию, напоминающую мрачным толкованием «естественных законов» доктрину народонаселения и убывающего плодородия Мальтуса — Рикардо. Человек — существо в плену детерминирующих общественное поведение иррациональных биопсихических «остатков». Эти «остатки» удерживают общество в состоянии неравенства (предопределённого биологически) и чередования внутри правящей элиты⁶² людей с повадками жестоких «львов», или коварных «лис». Парето, сын итальянского маркиза-политэмигранта, родился в Париже, но окончил политехникум в Турине, где защитил докторскую диссертацию по механике в тот самый год (1870), когда завершилось дело жизни его отца — объединение Италии, а Вальрас получил кафедру в Лозанне. Сам Парето служил инженером на железных дорогах и негодовал, когда их национализировали. Затем он стал преподавать в университете Флоренции и нажил себе врагов бескомпромиссным манчестерством, поэтому и принял кафедру в Лозанне (1893). ^ Вальрас и Парето как носители интеллектуальных традиций Франции и Италии. Как социальные философы, изучавшие экономику, Вальрас и Парето были носителями мощных интеллектуальных традиций стран своих предков. Для француза Вальраса ориентиром была «наука одновременно экспериментальная и рациональная», эталон которой задали астрономия и механика Ж. Л. д'Аламбера, П. С. Лапласа и Ж.-Л. Лагранжа. Призвание экономиста-теоретика Л. Вальрас нашёл под прямым влиянием отца, школьного учителя математики и экономиста-любителя А. О. Вальраса, и его однокашника по парижской Нормальной школе А. О. Курно. Непризнанная и нераспроданная книга Курно «Исследование математических принципов теории богатства» занимала почётное место в домашней библиотеке Вальрасов. В этой библиотеке также имелись «Трактат о богатстве» (1781) инженера А.-Н. Иснара и «Основы статики» (1803) математика Л. Пуансо. В первой из этих книг содержалось понятие «счётного товара» (numeraire), во второй — картина взаимозависимости большого числа физических переменных, которые под влиянием динамических сил приходят в состояние равновесия относительно своего положения и траектории. Задача, поставленная перед собой Л. Вальрасом, заключалась в отыскании строгих формул для экономических феноменов, о взаимосвязанности которых известно из опыта, — подобно тому, как это было сделано в теоретической механике. Критика экономического невежества французских социалистов типа Луи Блана и Прудона не привела Вальраса к отказу от проблематики социальной справедливости. Парето же сделал основательный критический разбор социалистических доктрин, а критикой марксизма вызвал на перепалку П. Лафарга. Парето считал, что экономическое учение Маркса привлекало невежественные массы благодаря страстности изложения, а образованных людей — видимой логической стройностью. Материалистическое понимание истории Парето считал рассчитанным на эмоции довеском к доктрине классовой борьбы, в которой находил, однако, «зерно истины». Но классовая борьба, по мнению Парето, превращая историю в «кладбище аристократии», не может устранить неравенства и «циркуляции элит», в описании которой Парето продолжил традицию политической мысли, заложенную знаменитым флорентийцем Н. Макиавелли. Как заметил Б. Селигмен, Вальрас был по своему темпераменту буржуазным реформистом, Парето — озлобленным аристократом, для которого демократия и коррупция стали синонимами⁶³. Вальрас на склоне лет безуспешно пытался добиться выдвижения своей кандидатуры на присуждение Нобелевской премии мира; Парето надолго уединился в поместье на берегу Женевского озера, но в последний год жизни неожиданно для него самого был произведен в сенаторы Италии пришедшим к власти фашистским диктатором Муссолини⁶⁴. ^ Интеллектуальные основания чистой политической экономии. Вальрас подчёркивал, что был обязан отцу базовыми принципами своей экономической доктрины, а Курно — применением функций при изложении этой доктрины. Антуан Огюст Вальрас (1801 — 1866) разрабатывал собственную теорию ценности, в которой ключевыми были категории редкости (rarete) как отношения между наличным количеством товара и числом нуждающихся в нем людей и счётного товара, используемого в качестве меры ценности. По мнению О. Вальраса только те блага, которые характеризуются редкостью и могут обмениваться посредством торговли, обладают свойством «присваиваемости» и образуют богатство. Л. Вальрас был согласен с отцом в том, что богатство — это совокупность всех вещей (материальных и нематериальных), имеющих цену, поскольку они редкие, т.е. полезные и количественно ограниченные. Полемизируя с трудовой теорией ценности, Вальрас-сын отметил, что если труд имеет ценность и обменивается, то это происходит потому, что является одновременно полезным и количественно ограниченным, потому что он редок. Вальрас принял за отправной пункт, что меновая ценность товаров является математическим фактом, который «не следует ни из желания покупателя, ни из желания продавца, ни из какого-либо соглашения между ними», а выражает естественные условия большей или меньшей полезности и большей или меньшей редкости вещей. Поэтому чистая политическая экономия как теория меновой ценности благ является абстрактной физико-математической наукой, возводящей идеально типические конструкции. Только по их завершении уместно обращение к практическим вопросам, связанным с фактами благоприятных и неблагоприятных условий увеличения количества благ — индустрией — и с отношениями по поводу присвоения благ — собственностью. ^ Структура экономической теории по Л. Вальрасу. Три группы фактов определяют деление политической экономии на чистую, прикладную (отраслевую) и социальную. Феномены, изучаемые прикладной и социальной экономиями, проистекают не из игры естественных сил, а из проявлений человеческих воль. Но чистая политическая экономия должна предшествовать рассмотрению отношений людей и вещей при организации сельского хозяйства, промышленности и торговли с точки зрения материального благосостояния (отраслевые экономии), и анализу присвоения вещей и распределения общественного богатства с позиций справедливости как направляющего морального принципа. Структурирование Вальрасом экономической науки внесло чёткость в дальнейшее разграничение позитивного (теория рыночного механизма) и нормативного (теории оптимального распределения (аллокации) ресурсов и оптимального распределения дохода) экономического анализа. Сам Вальрас систематически разработал только область чистой политической экономии как теории свободного конкурентного рынка, рассматриваемого как отлаженный механизм, позволяющий максимизировать полезность. Таким образом, Вальрас выступал как сторонник принципа laissez-faire, laissez-passer; более того, формулировка закона Вальраса о равенстве совокупного спроса совокупному предложению в условиях рыночного равновесия воспроизводила закон Сэя. Но в своём введении в социальную экономию Вальрас отверг крайности манчестерской доктрины о невмешательстве государства, полагая, что оно должно предоставить некоторые социальные гарантии экономически слабым слоям общества, следить за денежным обращением и ограничивать спекуляцию. Но главным для деятельности государства в экономике Вальрас считал обеспечение режима свободной рыночной конкуренции, предохранение его действия от искажений монополиями. В статье, представленной в общество естественных наук кантона Во (1880), Л. Вальрас утверждал, что необходимо устранять монополии, начиная с монополии, лежащей в основе всех других — земельной собственности. Он выдвинул концепцию, похожую на идеи Г. Джорджа: удовлетворение всех потребностей государства возможно за счёт перехода в его собственность всей земли и заменой всех налогов национализированной земельной рентой. В таком случае капитал и труд, избавленные от двойного изъятия (рентных и налоговых платежей) из доходов от своих производительных услуг, в свободной конкуренции смогут наилучшим образом удовлетворить потребности людей. ^ Элитизм В. Парето: социальная философия и экономика. Парето также был убеждённым сторонником режима свободной рыночной конкуренции, но не отрицал несоответствия предпосылки о рациональном поведении индивидов наблюдаемым реальностям общества. Поэтому он провёл «демаркационную линию» между политической экономией, принимающей в своих моделях рынка поведение как рациональное, и социологией, изучающей нелогические действия людей. Трактат Парето по социологии (1916) сыграл для этой науки в ХХ в. не меньшую роль, чем его «Курс политической экономии» (1896) и «Учебник политической экономии» (1906) — для экономической науки. Равно существенным для обеих наук стал и установленный Парето на основании статистических данных закон распределения или неравенства доходов — закон Парето. Ссылаясь на сведения о доходах населения в городах Западной Европы, начиная с XV в., Парето указал, что кривая распределения доходов остаётся «замечательно устойчивой», хотя сильно изменяются обстоятельства времени и места, при которых её наблюдают: всегда примерно ¹/₅ часть общества (квинтиль) располагает ⁴/₅ общественного богатства. Форма этой кривой, по мнению Парето, зависит от биологически заданного распределения способностей людей (применительно к Италии начала ХХ в. Парето отмечал, что 20% населения владеют 80% земель), и никакая революция и демократия не приведёт к выравниванию благосостояния, а лишь к перераспределению неравенства. Сформируется новая элита, которая притянет к себе бόльшую часть общественного достояния. Закон Парето, или принцип 80/20, противопоставленный самим Парето социалистическому эгалитаризму (от франц. égalité — равенство), во второй половине ХХ в. получил широкое толкование как «закон значительности немного или незначительности многого». Получила распространение концепция о примерном «раскладе» для любой деятельности: 20% усилий обеспечивают 80% результатов; 20% персонала фирмы — 80% достижений; 20% ассортимента продукции — 80% продаж; 20% постоянных покупателей (или клиентов) — 80% прибыли и т.д. Главным пропагандистом «принципа Парето» был, начиная с «Настольной книги контроля качества» (1951), американский «гуру» японского менеджмента Дж. Джуран (1904 — 2008). Доказывая неизбежность элиты, Парето выделял среди богатых людей «циркулирующие» типы «рантье» и «спекулянтов». Они соответствуют «львам» и «лисам» в политике. «Рантье» ориентируются на надёжный фиксированный доход; «спекулянты» предпочитают надёжности вложения повышенного риска, сулящие более высокие доходы, изобретают новые финансовые и технологические способы извлечения прибылей. ^ 17.2. Л. Вальрас — основоположник теории общего экономического равновесия. «Элементы чистой политической экономии». В коридоре Лозаннского университета выбита бронзовая надпись в память о том, что Л. Вальрас «впервые установил общие условия экономического равновесия». Это достижение связано с главным трудом Вальраса «Элементы чистой политической экономии»; в 1 томе (1874) были определены общие принципы построения математической теории рынков; разделы 2 тома (1877) сложились как доработка статей Вальраса 1875 — 1876 гг.: «Уравнения обмена», «Уравнения производства», «Уравнения капитализации и кредита». Вальрас начал с теории равновесной цены как точки согласования интересов двух участвующих в обмене сторон, располагающих определённым количеством товаров. При этом на основе принципа максимизации полезности он теоретически объяснил эмпирически выведенные О. Курно кривые спроса и уточнил введённую О. Вальрасом категорию редкости — как «интенсивность последнего желания, удовлетворённого путем потребления любого данного количества товара». Затем Л. Вальрас вывел уравнения, показывающие зависимость индивидуального спроса и предложения от рыночных цен на все товары, и сформулировал условия равновесия спроса и предложения на всех рынках. В этой модели — «теории обмена» -отсутствовали деньги (вместо них фигурировал условный «счётный товар») и производство. Следующим шагом стали уравнения издержек производства с введением производственных коэффициентов, определяющих доли объединяемых в рамках производственного процесса факторов. В «теории производства» рассматривалось только производство потребительских товаров с предпосылкой, что использование сырья сводится к непосредственной комбинации производительных услуг, а капитальные блага уже существуют. Но в «теории капитализации и кредита» Вальрас ввёл рассмотрение производства новых капитальных благ и сбережений. Наконец, в заключительной части «Элементов», которая в наибольшей степени подверглась изменениям при переизданиях, теория относительных цен была сопряжена с теорией реальных денег. Таким образом, чистая политическая экономия предстала как последовательное определение условий общего равновесия на четырёх уровнях: обмена, производства, капитализации и денежного обращения. Она явилась экономической теорией частных интересов, построенной на предпосылках, что каждая экономическая единица стремится максимизировать свою полезность при свободной конкуренции, и это стремление находит удовлетворение при текущих ценах, уравновешивающих спрос и предложение. ^ Капиталы, доходы и услуги. Вальрас определил капитал как «все формы общественного богатства, которые сразу полностью не используются или используются в течение определенного времени, т.е. каждая количественно ограниченная полезность, которая переживает свое первое использование и может быть использована более одного раза, как дом или мебель». Капиталы как блага длительного пользования были противопоставлены доходам как редким вещам, которые более не существуют после первой оказанной ими услуги. Вальрас капиталы классифицировал на земельные, личные и движимые, или собственно капиталы (куда отнёс и то, что сейчас принято называть «недвижимостью» — «всякого рода строения»); доходы — на предметы потребления, сырьё и услуги двух видов: потребляемые (которые поглощаются в ходе частного или общественного потребления: свойство дома быть укрытием; пользование мебелью, одеждой; консультации юриста, врача) и производительные, которые преобразуются сельским хозяйством, промышленностью и торговлей в капиталы либо доходы: таковы плодородие земли, труд рабочего, использование оборудования. Рынки производительных услуг и потребительских товаров взаимосвязаны. Владельцы производительных услуг предлагают их на факторных рынках предпринимателям, которые выступают, в свою очередь как продавцы произведенных потребительских товаров. Условиями равновесия производства являются: 1) равенство спроса со стороны предпринимателей и предложения со стороны земельных собственников, рабочих и капиталистов на рынках факторов производства; 2) равенство спроса со стороны земельных собственников, рабочих и капиталистов предложению со стороны предпринимателей на рынке потребительских товаров и 3) равенство цен на продукты издержкам производства. Нетрудно увидеть сходство схемы Л. Вальраса и концепции Ж.-Б. Сэя о производительных услугах, выносимых на рынок тремя факторами производства. Вальрас внёс лишь уточнение касательно труда: труд — это услуга личных способностей, рядом с ним надо ставить не землю и капитал, а ренту и прибыль. Задача выяснения законов обмена и производства в экономике свободной конкуренции была сведена к построению системы уравнений, корнями которых являются заработная плата, арендная плата и процент. Свобода конкуренции была определена Вальрасом как, с одной стороны, свобода, предоставленная предпринимателям развивать своё производство в случае прибыльности или сворачивать его в случае убыточности; с другой стороны, свобода, предоставляемая земельным собственникам, капиталистам и работникам продавать и покупать продукты и услуги, набавляя и сбавляя цены. Однако, как мы помним, в концепции Сэя производительные услуги координирует предприниматель, извлекающий выгоду «из того, что знают другие и чего они не знают, из всех случайных условий производства». Таким образом, свободная конкуренция у Сэя предполагает несовершенство информации, из которого предприниматель извлекает выгоду. В концепции Вальраса предполагается, что хозяйствующий субъект располагает полнотой информации о рынках, и в состоянии равновесия производства «предприниматель не получает прибылей и не терпит убытков». Исходя из общедоступной информации о ценах, каждый хозяйствующий субъект стремится максимизировать свою выгоду в свободной конкуренции с другими, выбирая предпочтительный вариант торговли в рамках ограничений, заданных стоимостью проданных им самим товаров. ^ Процесс «нащупывания» и «аукционист». Чтобы объяснить, как свободная конкуренция обеспечивает согласование частных интересов посредством уравнивания спроса и предложения, Вальрас ввёл предпосылку максимизации полезности при равновесной цене, устанавливаемой в процессе «нащупывания» (tȃtonnement) — итеративной процедуры, проводимой с помощью некоего «аукциониста» («аукционера») — особого агента на рынке, не являющегося ни покупателем, ни продавцом. Если принять, что в рынок вовлечено n благ, причём n-e благо выступает в качестве счётного товара (numeraire), тогда относительная цена i-го блага будет P_i /P_n и P_i , если P_n = 1. Каждый экономический агент вступает на рынок с некоторым набором различных благ и стремится максимизизировать полезность, обменивая принадлежащие ему блага с меньшей для него предельной полезностью на блага, принадлежащие другим хозяйствующим субъектам и представляющие для него большую полезность. Предельная полезность каждого блага «взвешивается» с учётом его относительной цены (второй закон Госсена), а также относительных цен других благ. Относительные цены поднимаются, если общий рыночный спрос превышает общее рыночное предложение; снижаются, если общего рыночного спроса не хватает для покрытия общего рыночного предложения; их корректирует («выкрикивает») «аукционист» на основе полученных от экономических агентов сообщений, какое количество того или иного блага они хотели бы продать или купить при данных ценах. Корректировка идёт до тех пор, пока избыточный спрос не станет равным 0, что будет означать установление равновесного набора относительных цен. Только тогда происходят сделки. Упрощающая предпосылка «нащупывания» был введена Вальрасом для согласования построенной им математической системы уравнений с эмпирическим ценообразованием на конкурентных рынках на основе наблюдений над операциями на Парижской фондовой бирже. Однако применительно ко всей экономике такая модель, характерная для некоторых специфических рынков, была нереалистичной. Поэтому теория общего экономического равновесия (ТОЭР) Вальраса, в которой условный «аукционист» выступал «антропоморфическим представлением самого рынка»⁶⁵, долгое время считалась слишком абстрактной и не применимой к реальной экономике. ^ 17.3. Дальнейшее развитие ТОЭР в концепции В. Парето. Оптимум Парето. Разногласия среди маржиналистов и значение Парето для интеграции неоклассики. В. Парето, заняв кафедру в Лозаннском университете, с интервалом в 10 лет выпустил два своих главных труда по политэкономии — «Курс» (1896 — 1897) и «Учебник» (1906 — 1907). К этому времени уже оформились все основные маржиналистские школы и определились следующие разногласия: - по проблеме измерения полезности: кардиналистский или ординалистский подход; - в трактовке зависимости между ценой и предельной полезностью: каузальная (причинно-следственная) или функциональная; - в анализе экономического равновесия: с учётом воздействия на функцию спроса и предложения только цен на данный товар (частичное равновесие) или же и цен на другие товары (общее равновесие). Работы Парето заложили основы для последующей интеграции маржиналистских подходов в ординалистскую и функционалистскую неоклассическую теорию общего экономического равновесия. ^ Кривые безразличия. Парето определил экономическое равновесие как «результат противопоставления вкусов людей и препятствий для их удовлетворения» и как «такое состояние, которое наблюдалось бы бесконечно долго до тех пор, пока не произошло изменений в условиях, при которых оно наблюдается». Отсюда вытекает троякая задача анализа 1) вкусов (предпочтений), 2) препятствий и 3) способов комбинирования этих двух элементов, которое ведёт к равновесию. Поскольку речь идёт о противопоставлении, взаимозависимости предпочтений и препятствий, Парето уподобил экономический анализ применению математических функций в классической механике и отверг чисто логические «теории, которые имеют дело лишь с ценностью и конечной степенью полезности». Он отказался также и от идеи количественного измерения полезности как таковой и предлагал даже уйти от самих понятий полезность и предельная полезность, заменив их понятиями «предпочитаемость» («предпочтительность») и элементарная «предпочитаемость» (франц. ophélimité). Для формулировки условий равновесия, в которых достигается максимум «предпочитаемости», Парето ввёл представление о линиях (кривых) безразличия вкусов, объединяющих равнозначные для индивида, но различающиеся наборы. Например, при данных вкусах индивида ему безразлично, обладать набором из 1 кг хлеба и 1 литра вина, либо другими вариантами набора с немного большим количеством хлеба и немного меньшим количеством вина, или наоборот, как-то:

Хлеб (кг)	1,6	1,4	1,2	0,9	0,8	0,6
Вино (л)	0,7	0,8	0,9	1,2	1,4	1,8

На координатной оси числовой ряд значений этих разных, но одинаково хороших для потребителя сочетаний двух благ сливается в кривую безразличия. Её крутизна отражает условия, при которых потребитель может произвести замещение некоторого количества имеющегося в его распоряжении блага на небольшое количество другого блага. При большем уровне обеспеченности теми же благами кривая безразличия сместится вправо вверх (рис. 17-2). Это означает, что один набор товаров предпочтительнее другого, и для того, чтобы проранжировать их, нет необходимости определять, на сколько именно предпочтительнее и сколько именно полезности извлекает потребитель из данных товаров. Но можно узнать, сколько товаров потребитель приобретает при фиксированном денежном доходе, ограниченность которого ставит препятствия для удовлетворения потребностей. Отметив на перпендикулярных осях количество товара X и товара Y, которое приобрёл бы потребитель, расходуя при заданных ценах свой доход целиком на какой-либо один из двух товаров, и соединив концы отрезков, получим прямую - ценовую линию. Движение вдоль неё будет означать отказ от приобретения некоторого количества одного блага ради приобретения некоторого количества другого блага. Точка касания ценовой линии и кривой безразличия будет точкой равновесия, выражающей максимум предпочтительности при фиксированном денежном доходе (бюджетном ограничении) и равенство отношения цен двух благ отношению замещения одного из них другим (рис. 17-1). ^ Рис. 17-1. Кривые безразличия, линия цены и точка равновесия в потреблении (Р). «Коробка Эджуорта». Идею использования кривых безразличия для графического анализа равновесия в потребительском выборе Парето заимствовал у оксфордского экономиста Ф. И. Эджуорта (см. главу 18) и в честь него назвал коробкой Эджуорта диаграмму, иллюстрирующую условия равновесия в обменной сделке. ^ Рис. 17-2. Карты кривых безразличия двух участников обменной сделки. «Коробка Эджуорта» получается наложением кривых безразличия двух обменивающихся людей, один из которых располагает начальным запасом OM блага X , а другой – соответственно начальным запасом ON блага Y. Совместив карты безразличия участников сделки (поворотом рис. 17-2 b на 180◦), получим область (заштрихованную на рис. 17-3) , в которой для обоих участников обмена удовлетворение выше, чем при начальных запасах благ, вынесенных ими на рынок. Каждый из участников обмена стремится продвинуться к кривой безразличия более высокого порядка. Множество точек взаимного касания кривых безразличия двух индивидов образует контрактную кривую СС – множество точек взаимовыгодного обмена. Это точки, в которых один участник обмена достигает самой высокой для себя кривой безразличия при заданной кривой безразличия другого участника. Точки, составляющие контрактную кривую, получили название Парето-оптимальных – из них нельзя перейти на более высокую кривую безразличия, не столкнув при этом другого участника обмена на более низкую. Отклонение от Парето-оптимальной позиции означает увеличение предпочитаемости для одного индивида и уменьшение предпочитаемости для другого. ^ Рис. 17-3. «Коробка Эджуорта». Оптимум Парето. Множество Парето-оптимальных точек описывает возможные исходы взаимного обмена, в результате которого начальный набор благ перераспределяется таким образом, что каждая из сторон получает наибольшее возможное удовлетворение. Но если ввести ограничение заданного набора цен (прямая линия МР – отношение цен товаров X и Y), то сделка состоится в оптимальной точке Q, где предельные полезности (максимумы «предпочитаемости») обмениваемых благ совпадут с пропорцией цен. На конкурентном рынке в этой точке будет достигнуто равенство количества благ, которое хотят иметь участники обмена (спрос), с наличным количеством предназначенных к обмену товаров (предложение). Аппарат кривых безразличия сделал возможным графическое представление конкурентного равновесия по Вальрасу – равенство общего количества каждого товара, которое каждый индивид хочет купить по текущим ценам, общему наличному количеству этого товара. Но обоснованием своего критерия оптимальности Парето сделал существенный шаг в направлении от позитивной «чистой» политэкономии Л. Вальраса к нормативной экономической теории общественного благосостояния (см. главу 22), хотя сам отказался оценивать изменения предпочитаемости в категориях благосостояния. Состояние Парето-оптимальности – это ситуация, при которой любое изменение наличных благ и ресурсов ухудшает положение хотя бы одного субъекта экономической системы. Общее экономическое равновесие по Парето означает, что посредством обмена по конкурентным ценам достигнуто распределение благ, при котором нет заинтересованности в дальнейших сделках, в том числе в сделках по перераспределению ресурсов между отраслями производства: конкурентный рынок определил эффективный объём выпуска данного блага и объём необходимых для этого ресурсов. Поэтому, сводя все рынки к двум типам – свободному и монопольному, Парето доказывал, что если экономика близка к совершенной конкуренции, вмешательство государства излишне. Если же нет, то целесообразно принять меры по устранению помех для свободной конкуренции или компенсации действий препятствующих ей факторов. ^ 17. 4. Возникновение математической экономии в России: В. Дмитриев и Е.Слуцкий. Медленное проникновение маржинализма в Россию. В солидном Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, созданном на рубеже XIX — ХХ вв. при участии ведущих русских учёных, в том числе и экономистов, Л. Вальрасу, в отличие от У. С. Джевонса и К. Менгера, не было посвящено специальной статьи. А в статье «Политическая экономия» он был назван (наряду с Курно, Тюненом, Госсеном и Джевонсом) в числе сторонников математического направления⁶⁶, которое характеризовалось весьма скупо и вне связи с теорией предельной полезности: как стоящее «несколько в стороне от классической школы в экономической науке». Такое весьма туманное представление отражало довольно слабую восприимчивость российской экономической мысли к влиянию «маржиналистской революции», что объяснялось как приверженностью основной части русских экономистов к трудовой теории ценности и подходам германской историко-этической школы, так и их поглощённостью конкретными остроконфликтными в социальном отношении проблемами страны. Характерно, что автор статьи о Джевонсе А. Н. Миклашевский, известный основательными трудами по злободневным вопросам⁶⁷, вообще не упомянул (!) о маржиналистах в своей обширной «Истории политической экономии» (Юрьев-Дерпт, 1908), хотя критически оценивал и марксизм, и работы представителей исторической школы. Всё же с середины 1890-х гг. в России — прежде всего в связи полемикой вокруг марксизма — возрос интерес к австрийской школе, а в 1900-е гг. — к теории предельной производительности. «Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», выходивший с 1911 г., уже включал статьи о Бём-Баверке, Визере, Кларке, а также и о Вальрасе. Хотя русского перевода работ Вальраса так и не появилось, автор статьи Н. Н. Шапошников назвал его «одним из самых выдающихся экономистов-теоретиков», а его последователем, наряду с В. Парето, — своего соотечественника В. К. Дмитриева. Но Дмитриев не прямо следовал за Вальрасом, а пошёл своим оригинальным и весьма тернистым путём к «чистой политэкономии». ^ В.  Дмитриев — первый русский экономист-математик. Владимир Карпович Дмитриев (1868 — 1913), сын агронома из Смоленской губернии и выпускник юрфака Московского университета (1896), прожил недолгую жизнь, отягощенную туберкулёзом и нуждой. Хорошо владея математикой и всеми языками «маржиналистской революции», что позволило ознакомиться с трудами её зачинателей в оригиналах, Дмитриев, сосредоточившись на разработке собственных идей, довольствовался скудными доходами от немногочисленных гонораров за журнальные рецензии и обзоры, ставших ввиду болезни основным источником его существования. С большим трудом Дмитриев опубликовал свои «Экономические очерки» (1904). Последний (третий) из них был посвящён теории предельной полезности, предысторию которой Дмитриев отсчитывал от Галиани. Но основной вклад Дмитриева в науку связан с первыми двумя очерками, опубликованными ранее отдельно — «Теория ценности Рикардо» (1898) и «Теория конкуренции Курно» (1902). В первом очерке Дмитриев предложил систему уравнений, позволяющих дать математическую интерпретацию цены товара как суммы полных затрат труда и прибыли. Для исчисления полных затрат труда Дмитриев ввёл категорию «технических капиталов», близкую понятию «технологических коэффициентов», выдвинутому Л. Вальрасом при построении модели общего экономического равновесия. Смысл полученной модели Дмитриев видел в доказательстве внутренней непротиворечивости рикардовской теории издержек производства и средней прибыли. Во втором очерке Дмитриев пытался развить «чистую теорию конкуренции», основателем которой он считал Курно. Но модели ценообразования в условиях неограниченной конкуренции и монополии, построенные Курно, не удовлетворили Дмитриева, считавшего, что свободная конкуренция понижает цену до уровня издержек, поскольку предприниматели, чтобы повысить свои шансы в конкурентной борьбе, расширяют производство за пределы возможного сбыта, создавая «товарные резервы». В результате конкуренция требует непроизводительных расходов и понижает цены лишь частично, а образование избыточных товарных запасов вызывает колебание уровней объёмов производства и использования производственных мощностей. Коллеги-экономисты в России воспринимали Дмитриева с его непривычным математическим инструментарием как «крупного ученого, о котором широкая публика не знала ничего или очень мало». Лишь через полвека после смерти Дмитриева к его «Экономическим очеркам» пришла известность как к труду, идеи которого предвосхитили макроэкономическую модель межотраслевого баланса и неорикардианскую модификацию теории цен производства; перевод «Экономических очерков» был издан в Англии в 1974 г. Дмитриев написал ещё одну книгу, иного плана, чем «Экономические очерки». На тему, злободневную как в то время, так и сейчас, сто лет спустя, — «Критические исследования о потреблении алкоголя в России (1911). ^ Е. Слуцкий: российский вклад в лозаннскую школу. Жизнь Евгения Евгеньевича Слуцкого (1880 — 1948), на первый взгляд, сложилась более благополучно, чем у В. К. Дмитриева и многих российских экономистов 1920 — 1940-х гг. Однако к его судьбе полностью применимо ставшее банальным выражение «нет пророка в своём отечестве». Уроженец Ярославской губернии, Слуцкий довольно поздно получил высшее образование, защитив на юрфаке Киевского университета дипломную работу «Теория предельной полезности» (1911). Почти сразу после этого Слуцкий опубликовал монографию по теоретической статистике, которая содействовала его приглашению в Киевский коммерческий институт народного хозяйства (1913). В 1926 г. Слуцкий был вынужден уйти из института ввиду требований читать лекции на украинском языке. Переехав в Москву, он стал консультантом Конъюнктурного института Наркомата финансов СССР и заведующим секцией Института экспериментальной статистики и статистической методологии ЦСУ СССР. В 1927 г. он открыл эффект цикличности скользящего среднего суммы случайных рядов (эффект Слуцкого — Юла), принесший ему международную известность как теоретику-статистику. Цикл его статей был напечатан в журнале Французской Академии наук. Однако в конце 1920-х гг. Конъюнктурный институт был закрыт, а ЦСУ «перетрясён», и Слуцкий переключился на исследования в области метеорологии и геофизики; а затем — чистой математики и теоретической статистики. Он умер с репутацией «крупнейшего представителя отечественной теории вероятностей и математической статистики» (характеристика из некролога, помещённого в журнале Академии наук СССР), но его вклад в математическую экономию не был замечен в СССР, и это, пожалуй, было к лучшему в те тревожные годы. Между тем именно в страшные для российской экономической мысли 1930-е годы внимание экономистов сразу из трёх стран Запада (Италии, США и Англии) привлекла статья Слуцкого «Sulla teoria del bilancio del consumatore» («К теории сбалансированного бюджета потребителя»), опубликованная в годы 1-й мировой войны (1915) в «Giornale degli economisti» (Милан). Почему она появилась в итальянском журнале? Потому что Слуцкий предлагал решение задачи, поставленной В. Парето именно в этом журнале (1892 — 1893): найти определение полезности, логически независимое от всякой спорной философской или психологической гипотезы и вместе с тем оставляющее возможность углублённого исследования связей между поведением индивида и его субъективным отношением к благу («внутренней очевидностью»). ^ Уравнение Слуцкого. Слуцкий развернул системы уравнений, показывающих максимизацию потребителем функции полезности при ограничениях на имеющийся у него доход (бюджет). При этом были выделены случаи: — всегда нормального спроса на благо, относительно необходимое, с уменьшением, если цена возрастает, и увеличением, если цена уменьшается; — спроса на благо, относительно не необходимое, который может быть в некоторых случаях анормальным, т.е. увеличиваться с возрастанием цены и уменьшаться с её понижением; — изменений спроса на одно благо в зависимости от изменений цены другого, причём блага в субъективном отношении к ним индивида могут быть дополняющими, конкурирующими или не связанными. Переключение спроса на другие товары вследствие изменений относительных цен или дохода потребителя Слуцкий назвал «компенсированным изменением цены», выведя уравнение, показывающее, как изменение цены товара x_j воздействует на спрос индивида на другой товар x_i : Благодаря переоткрытию статьи Слуцкого английскими неоклассиками Р. Алленом и Дж. Р. Хиксом это уравнение вошло в микроэкономику как уравнение Слуцкого. Хикс и Ален предложили интерпретацию компенсированного изменения цены в терминах эластичности, выделив слагаемые эластичности спроса по доходу и эластичности взаимодополняемости. На русском языке статья Слуцкого была опубликована лишь через 15 лет после его смерти, а его заслуги как «основоположника современной математической теории потребления»⁶⁸ незадолго до 100-летия со дня рождения были всё же признаны в СССР. Однако только с началом преподавания микроэкономики в России и восстановлением репутации Конъюнктурного института в 1990-е гг. имя Слуцкого-экономиста стало широко известным в России. Но его разноплановое научное наследие остаётся ещё не собранным. В последние годы систематизацией и актуализацией наследия В. К. Дмитриева и Е. Е. Слуцкого, а также Н. Д. Кондратьева и других российских экономистов-математиков плодотворно занимается московский экономист Пётр Клюкин (ГУ-ВШЭ). ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Вальрас, Л. Элементы чистой политической экономии. — М. : Изограф, 2000.

2. Гальперин, В. М. Леон Вальрас // Экономическая школа. Журнал-учебник. Вып. 5. СПб., 2000.

3. Дмитриев, В. К. Экономические очерки. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2001.

4. Клюкин, П. Н. Развитие российской экономико-математической школы в первой трети XX века// Российские экономические школы. — М. : МФК, 2003.

5. Негиши, Т. История экономической теории. — М. : АО Аспект Пресс, 1995. Гл. 7.

6. Парето В. Учебник политической экономии (отрывки) // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Том 2. Отв. ред. М.Г.Покидченко. М.: Мысль, 2004.

7. Селигмен, Б. Основные течения современной экономической мысли. — М. : Прогресс, 1968. Гл. IV.

8. Слуцкий, Е. Е. К теории сбалансированного бюджета потребителя // Экономико-математические методы. Вып. 1. — М. : изд-во АН СССР, 1963.

9. Чипман, Дж. С., Ланфан, Ж.-С. История одной находки: как была заново открыта и интерпретирована статья Слуцкого 1915 г. // Экономическая школа. Журнал-учебник. Вып. 3. СПб., 1999.

ГЛАВА 18. НЕОКЛАССИКА: АНГЛО-АМЕРИКАНСКИЙ МАРЖИНАЛИЗМ Правильнее говорить не об англо-американской школе маржинализма, а об англо-американском маржинализме, внутри которого возникла кембриджская школа во главе с А.Маршаллом. Но зачинателем английского маржинализма был У. С. Джевонс, резко бросивший вызов классической школе; в противоположность этому Маршалл пытался сгладить различия и подчеркнуть преемственность между классикой и неоклассикой. Синтезный подход обеспечил Маршаллу роль лидера, притягивавшего непосредственных продолжателей, расширявших и углублявших его теоретические построения. Именно теорию Маршалла имел в виду Т. Веблен, когда в статье «Предпосылки экономической науки» (1900) ввёл определение «неоклассическая». Американский маржинализм имел свои особенности сравнительно с английским: Дж. Б. Кларк в анализе проблем производства и распределения как проблем аллокации ресурсов и ценообразования на эти ресурсы был ближе скорее к австрийской школе; а И. Фишер, также в духе австрийской школы уделившей приоритетное внимание теории капитала и процента, был, в отличие от Маршалла (тем более от австрийцев), сторонником явной математизации экономической теории. Кларк и Фишер был предвестниками будущего американского лидерства в неоклассической теории; теория предельной производительности Кларка обеспечила полноту маржиналистской микроэкономики, а денежная теория Фишер подготовила развитие макроэкономики в русле мэйнстрима. ^ 18.1. «Механика полезности» У.С.Джевонса и развитие теории обмена Ф.Эджуортом. У. С. Джевонс: путь к обновлению экономической теории. Уильям Стэнли Джевонс (1835 — 1882), родившийся в Ливерпуле, в молодости уехал подзаработать в качестве пробирщика на Австралийский монетный двор в Сиднее, учрежденный вскоре после открытия в Австралии богатых золотых россыпей. Пребывание на отдалённом континенте не только приучило Джевонса к экономному расчёту средств, но и стимулировало его интерес к статистическим методам исследования в связи с увлечением метеорологией и климатологией. Вернувшись в Англию, Джевонс завершил университетское образование в Лондоне и стал профессором логики, философии и политической экономии в Манчестерском университете (1863 — 1876), а затем в Лондонском университетском колледже (1876 — 1880). Он был первым после У. Петти экономистом, избранным в Лондонское королевское общество (1872), и получил также широкое признание как автор логико-методологического трактата «Принципы науки» (1874). Научный багаж логика и статистика имел весьма существенное значения для реформирования Джевонсом основ экономической теории. Её понимание как математической науки, применяющей дифференциальное исчисление к количественным категориям, связанным с повседневной хозяйственной жизнью (богатство, полезность, ценность, спрос, предложение, труд, капитал, процент), Джевонс изложил впервые в тезисах, присланных в Британскую ассоциацию развития науки (1862) и опубликованных в журнале Лондонского статистического общества (1866). В этих тезисах уже обозначены основы учения Джевонса об обмене, труде и капитале:

• общая методологическая предпосылка — модель человека, мотивируемого меняющимися по интенсивности и продолжительности чувствами удовольствия и страдания;

• понятие конечной степени полезности (final degree of utility — последнего приращения данного удовольствия), благодаря которому можно вывести закон определения количеств, участвующих в обмене;

• акцент на том, что предвосхищение будущего удовольствия или страдания даёт степень имеющегося чувства в настоящем, меньшую по интенсивности на некоторую неопределенную функцию от промежутка времени;

• субъективная концепция труда как страдания, продолжающегося до тех пор, пока следующее приращение трудового усилия не станет приносить больше отрицательных ощущений, чем приносит удовольствия приращение продукции, полученной таким усилием;

• трактовка капитала как фонда средств существования, предоставляемых рабочим, пока они ожидают результатов труда, не дающего немедленного дохода.

Однако тезисы Джевонса не привлекли внимания; репутацию видного экономиста ему принесло прикладное исследование «Угольный вопрос» (1865), с предсказанием утраты Англией промышленного лидерства вследствие лучшей обеспеченности США минеральным топливом. ^ Джевонс и маржиналистская революция. Появление статьи Ф. Дженкина побудило Джевонса поторопиться с публикацией своей «Теории политической экономии». Она вышла в тот же год (1871), что и основополагающее для австрийской школы сочинение К. Менгера, хотя Джевонс, как мы видели, начал разработку своих идей почти на десятилетие раньше. Сам он, однако, во 2-м издании «Теории политической экономии» (1879) охотно признал приоритет в обосновании предельного анализа за воскрешенным из забвения Госсеном. Формулировки Джевонса об убывании степени полезности последней порции товара и о равенстве конечных степеней полезности при использовании товара двумя различными способами соответствуют тому, что австрийская школа назвала 1-м и 2-м законами Госсена. Джевонс признал также и приоритет Дюпюи в проведении различия между общей полезностью, которой обладает товар, и степенью полезности каждой конкретной его порции. В свой термин «конечная степень полезности» Джевонс, в противоположность дискретному значению австрийцев, всегда вкладывал смысл добавления именно очень малого или бесконечно малого количества товара к уже имеющемуся его запасу. Расхождение с австрийской школой проявилось также в категории «торгующие стороны». У Джевонса это не только индивидуальные покупатели и продавцы, но также профессиональные группы населения (например, мельники в их обмене с фермерами, у которых они покупают зерно, и с пекарями, которым они продают муку), или целые страны и даже континенты (покупающие, например, у Англии железо и уголь в обмен на зерно). Джевонс находил многочисленные логические неувязки в политэкономии Дж. Ст. Милля и написал свою работу в вызывающей манере, категорично противопоставляя свою теорию меновой ценности теории издержек производства Рикардо — Милля. Однако не только инерция авторитета классической школы, но и сбивчивость многих аргументов Джевонса вкупе с вызывающей манерой книги обусловили прохладное отношение в Англии к его новаторским идеям. ^ Учение о полезности и обмене. Понятие «торгующей стороны» приближало теорию Джевонса к реальности рынков, на которых действует множество продавцов и покупателей, и позволяло использовать аппарат дифференциального исчисления для анализа поведения агрегированного или среднего индивида, которое гораздо более стабильно, чем поведение конкретного субъекта. В пояснениях Джевонса чувствуется влияние теоретической статистики, в которую в то время вошло понятие «массового среднего человека»: «В долгосрочном плане разнонаправленные случайные и вносящие искажения воздействия нейтрализуют друг друга. При наличии большого числа независимых случаев, мы можем проследить общую тенденцию, даже неярко выраженную. Соответственно, вопросы, на которые нельзя дать ответ при рассмотрении отдельных случаев, могут вполне быть рассмотрены и решены при переходе к большим числам, и охватывающим широкий спектр случаев средним показателям». «Отдельный индивид не изменяет каждую неделю потребление сахара, масла или яиц бесконечно малыми количествами в зависимости от небольших изменений в ценах. Скорее он будет продолжать потреблять в тех же количествах, что и ранее, пока случай не привлечёт его внимания к росту цен, и тогда он, возможно, вообще прервёт потребление всех этих товаров на какое-то время. Но агрегированное, или, что то же самое, среднее потребление большого числа людей будет меняться непрерывно или почти непрерывно». «Краеугольным камнем» для теории обмена Джевонса стал закон, первые формулировки которого содержалась уже в тезисах 1860-х гг.: «меновое отношение любых двух товаров равняется величине, обратной отношению конечных степеней полезности количеств товара, доступных для потребления после завершения обмена». Если торгующая сторона А вначале располагает зерном в количестве а, а торгующая сторона В — говядиной в количестве b, обмениваемые количества х зерна и у говядины удовлетворяют уравнениям, достаточным для определения результатов обмена: F₁(a-x)/G_l(y) = у/х = F₂(x)/G₂(b-y). Эти уравнения обмена Джевонса соответствуют 2-му закону Госсена и могут быть записаны как F_l(a-x)/G_l(y) = dy/dx и F₂(x)/G₂(b-y) = dy/dx. «Отрицательная полезность» труда и «цепочка Джевонса». В соответствии с «арифметикой счастья» Бентама Джевонс рассматривал труд как «болезненное напряжение ума или тела, претерпеваемое, полностью или частично, ради получения будущего блага». Труд — не более чем средство достижения какого-либо удовольствия, и всегда сопровождается страданием — отрицательной полезностью (negative utility), или антиполезностью (disutility). Отрицательная полезность быстро возрастает как некоторая функция интенсивности или продолжительности труда, который будет продолжаться до тех пор, пока последующее приращение не станет приносить больше страданий, чем приносит удовольствия приращение продукции, полученной таким образом. В этот момент труд, превысив свою «предельную тягость», будет прерван. Через категорию отрицательной полезности Джевонс допускал издержки производства как косвенный фактор формирования меновой ценности товаров. Пока отрицательная полезность труда не превысит его субъективную «предельную тягость», будут расти издержки производства, увеличивая дополнительное предложение блага. Джевонс сформулировал последовательность зависимостей, получившую известность как «цепочка Джевонса»: издержки производства определяют предложение —> предложение определяет последнюю степень полезности —> последняя степень полезности определяет ценность. Цепочка Джевонса соединяла его теорию обмена с теорией труда и производства: количество, которое производит каждый человек, будет зависеть от результата обмена, поскольку это может значительно изменить условия полезности получаемых благ и отрицательной полезности труда. ^ Концепция отношений труда и капитала. Завершающим разделом теории Джевонса стало его учение о капитале и проценте. Джевонс выводил капитал из того факта, что большинство усовершенствованных способов приложения труда требует, чтобы обладание результатом было бы отсрочено. Функция капитала состоит в поддержке труда до завершения изготовления конечной продукции, от которой можно получить доход. Поддержка принимает форму заработной платы, расходуемой на полезные предметы, которые, удовлетворяя все обычные желания и потребности рабочего, дают ему возможность заняться теми видами работ, результат которых будет отсрочен на более или менее продолжительный период времени. Таким образом, капитал «авансирует» труд на время от начала осуществления производственного проекта до момента реализации произведённых товаров. Поскольку труд «поддерживается» некоторым капиталом, ставка процента, по мнению Джевонса, всегда определяется отношением, в котором находится дополнительное приращение продукции к приращению капитала, которым оно было произведено, причём количество капитала Джевонс предлагал оценивать исключительно совокупностью средств существования рабочих, не включая здания, орудия и материалы. Капитал, употребляемый на занятость рабочих, применим к любой отрасли, тогда как средства производства «обычно применимы только к тому, для чего они были предназначены», и доход, который они приносят, подобен рентному доходу от земли, а не проценту на капитал. Джевонс не был противником профсоюзов, считая их средством достижения равновесия при заключении трудового договора, и выступал за участие рабочих в прибылях предприятий. Однако он считал, что конфликт с капиталистами не в интересах рабочих, поскольку расширение капиталистического производства обеспечивает увеличение занятости и количества средств существования рабочих. Отрицая трудовую теорию ценности, Джевонс «перевернул» рикардианскую модель распределения доходов, оставляя на долю заработной платы то, что получается после «вычета из продукта труда» ренты, налогов, страховой премии за риск и процента на капитал. ^ Развитие теории обмена Ф. Эджуортом. Фрэнсис Исидро Эджуорт (1845 — 1926), уроженец Ирландии, сыграл в истории экономической науки важную роль не только как теоретик, но и как первый (с 1891) и многолетний редактор «Экономического журнала» — первого в Англии профессионального журнала экономистов, издаваемого Королевским экономическим обществом, основанным в 1890. Можно сказать, что наряду с его немного более старшим современником А. Маршаллом Эджуорту принадлежит главная заслуга в создании языка профессионального сообщества экономистов, оперирующих математическим инструментарием. Однако Эджуорт, весьма плодовитый автор, обогативший математическую оснастку маржинализма целым рядом нововведений, в том числе получивших его имя («коробка Эджуорта», «теорема Эджуорта», «парадокс Эджуорта»), не написал ничего похожего на обобщающий трактат-учебник Маршалла. Кроме того, в работах Эджуорта, включая две его первые книги «Новые и старые методы этики» (1877) и «Математическая психика» (1881), довольно сложный математический аппарат перемешан с греческими и латинскими фразами (типа «интересы обеих сторон adversd pygnantia fronte вдоль всей контрактной кривой») и отрывками из английской классической литературы. Это сделало тексты затруднительными для восприятия. На авторском своеобразии Эджуорта сказалось его образование: первоначально филологическое, оно в связи с интересом к перспективам математизации гуманитарных наук было дополнено несколькими годами самостоятельного изучения математики. В молодости тщетно пытавшийся получить место профессора классических языков и философии, Эджуорт в итоге (с 1891) стал профессором политической экономии Оксфордского университета. Его важнейшие статьи и обзоры были собраны в 3 больших тома «Трудов в области политической экономии», изданные Королевским экономическим обществом под редакцией самого Эджуорта в предпоследний год его жизни (1925). Самая известная из книг Эджуорта — «Математическая психика» — обосновывала применение дифференциального исчисления к экономической теории и к этике утилитаризма. Центральная проблема «экономического исчисления» была сформулирована Эджуортом как равновесие в системе гедонистических действий, каждое из которых направлено на максимизацию индивидуальной полезности. Действуя, исключительно исходя из собственного интереса, экономические агенты заключают контракты. Контракт определяется как тип действий агента «в согласии с другими, которых его действия затрагивают». Проблемой является определённость контрактов. Общий ответ состоит в том, что контракт в отсутствие конкуренции является неопределённым; контракт при совершенной конкуренции является определённым; контракт в условиях не вполне совершенной конкуренции в меньшей или в большей степени неопределен. Чтобы показать это, Эджуорт ввёл математический аппарат контрактной кривой и кривых безразличия, который был позднее усовершенствован Парето в модели, названной «коробка Эджуорта». ^ 18.2. Теоретический синтез А. Маршалла: преемственность и новаторство. Маршалл: классик неоклассики. Альфред Маршалл (1842 — 1924), ставший центральной фигурой завершающего этапа маржиналистской революции, был наименее «революционером» из всех её «творцов» и единственным, кто начал профессиональную деятельность как преподаватель-математик. Но, будучи более сведущим в математике, чем Джевонс и Вальрас, Маршалл считал, что математический аппарат, эффективный для получения чёткой картины функциональных связей в экономике, может отвлечь в сторону и помешать разглядеть реальные проблемы и органические закономерности хозяйственной жизни. Эта позиция Маршалла⁶⁹ отражала его опасения, что математизация экономической теории может увести её в мир гипотетических и поверхностных конструкций, не пригодных для экономической повседневности. В своих «Принципах экономической науки» («The Рrinciples of Еconomics»), ставших «новым заветом» экономической теории, Маршалл поместил диаграммы, графики и формулы в подстрочные примечания и математическое приложение. Современник жарких дебатов вокруг эволюционных доктрин (Дарвина — Уоллеса в биологии и Конта — Спенсера в социологии), Маршалл считал необходимым для экономической науки уделять большее внимание изменчивости человеческой природы, понимать стадиальность органической жизни и несводимость к механическим элементам. Маршалл приветствовал усилия экономистов германской исторической школы (несмотря на их националистические преувеличения) по сравнительно-историческому изучению экономических обычаев и институтов в этическом и правовом контексте. Правда, выступая против отрыва абстракции «экономического человека» от «человека во плоти и крови», сам Маршалл не преуспел в реализации предпосылки о широте проявлений человеческой природы : его «нормальный» хозяйствующий субъект, подсчитывающий выгоды и невыгоды конкретных действий, мало отличается от модели рационального максимизатора. Маршалл не принимал ни «узколобого презрения» немецких экономистов, ни критической остроты Джевонса по отношению к доводам классической школы; он проявил себя как лидер, считавший своим долгом поддержание национальной традиции. Скуповатый в признании вклада ближайших предшественников (Джевонса, Менгера, Вальраса, Дюпюи, Дженкина), он настойчиво подчёркивал свою преемственность с «великими» — число ссылок на Смита, Рикардо и Милля в «Принципах» Маршалла превосходит количество упоминаний всех маржиналистов, вместе взятых. Но всё же в заглавие «Принципов» Маршалл, подчеркнув отличие от «рolitical еconomy» классиков, вынес понятие «economics». Впервые он использовал этот термин в названии учебника «Экономия промышленности» («Еconomics of Industry»), написанного (1879) в соавторстве с женой, своей бывшей ученицей Мэри Пэйли. С публикацией своего главного труда «The principles of economics» (1890) Маршалл сильно затянул, стремясь к возможно более тщательной «смазке» своих теоретических конструкций. Зато сразу после выхода «Принципов» он был признан «новым Рикардо» (М.Панталеони), а позднее — основателем современной графической экономической науки (Дж.М.Кейнс), теоретиком, который больше, чем любой другой из маржиналистов, «указывал в будущее» (Й. А. Шумпетер). В противоположность зачинателям маржиналистской революции и таким ярым полемистам её второго этапа, как Бём-Баверк и Парето, Маршалл избегал споров. Использование им исторического материала вызвало резкую критику ведущего в Англии представителя исторического направления (не сложившегося, в отличие от Германии, в отдельную школу) У. Каннингема (1849 — 1919), тоже профессора в Кембридже. Каннингем озаглавил свою рецензию на Маршалловы «The principles of economics» в «Экономическом журнале» не иначе, как «Искажение экономической истории» (1892). Маршалл не пошёл на британский вариант германского «спора о методах», а лишь перенёс в переизданиях исторический материал в приложения. Сказанное о стиле научной деятельности Маршалла позволяет отметить полное соответствие выделенным его современником В. Оствальдом⁷⁰ (одним из первых Нобелевских лауреатов) типологическим чертам учёного-«классика». Это: выбор темы исследования на долгие годы, терпеливое и настойчивое углубление в проблему, скрупулёзность и т.д. — в отличие от порывистости «романтика» (Джевонса, например), склонного прибегать к дерзким гипотезам, методу проб и ошибок, быстро переходить от одной области исследований к другой. Научные результаты неторопливого классика солидны и очевидны, предопределяют сполна и точно, куда двинутся последователи. ^ Маршалл — основатель Кембриджской школы. Международная известность Маршалла долгое время была гораздо меньше, чем у других теоретиков маржинализма. Например, во Франции Ш. Жид и Ш. Рист упомянули Маршалла лишь в комментариях в конце «Истории экономических учений» в связи с его концепцией потребительского излишка. В России в статье «Политическая экономия» (1898) знаменитого Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона Маршалл был причислен к ряду «тех последователей классической школы, которые держались её методологических приемов и основных принципов, но освободились от некоторых её преувеличений и односторонностей», а в статье «Ценность» (1901) даже не был упомянут. Позднее (1922!) российский историк-экономист С. И. Солнцев назвал Маршалла английским представителем «этического направления» в политэкономии⁷¹. Но со временем стало ясно, что Маршалл создал «подлинную школу, члены которой мыслили в рамках хорошо разработанного научного инструментария и подкрепляли свою связь с ней сильной личной сплочённостью»⁷². Он собрал вокруг себя последователей в Кембриджском университете, который закончил (1865), первоначально собираясь посвятить себя физике, и где преподавал затем этику и политэкономию. Сдвиг в научных интересах произошёл под влиянием дискуссий в интеллектуальном клубе, куда входили выдающийся математик и физик Уильям Клиффорд (1845 — 1879) и политический философ Генри Сиджуик (1838 — 1910). Маршалл придавал большое значение статистике и прямым жизненным наблюдениям; он посещал бедные кварталы Лондона, чтобы составить представление о распределении материального достатка среди населения, а во время поездки в США (1875) исколесил многие штаты, чтобы оценить перспективы промышленного лидерства этой страны, тогда применявшей политику протекционизма. Заведуя кафедрой политической экономии (1885 — 1908) в Кембридже, Маршалл разрабатывал тот самый аппарат, который был подхвачен его учениками и стал основополагающим для микроэкономического анализа: кривые спроса и предложения; понятия равновесной цены, эластичности, фирмы как совершенного конкурента, эффекта масштаба, предельных издержек и т.д. «Ножницы» Маршалла: символ перехода от классики к неоклассике. Настаивая, что он является прежде всего обновителем доктрины классической школы, «содержавшей много истин, которые, очевидно, будут сохранять своё значение, пока существует этот мир», Маршалл нашёл соединительное звено между теорией трудовой ценности Рикардо, придававшего чрезмерное значение издержкам производства, и теорией «конечной полезности» ниспровергателя Джевонса, сводившего основу экономической науки к теории потребления. Этим звеном стало введение фактора времени: различение рынков «по длительности периода, который отводится силам спроса и предложения на то, чтобы достигнуть состояния равновесия». Чем короче рассматриваемый период, тем больше определяющими для механизма ценообразования являются предельная полезность и спрос, подчиняющиеся законам Госсена. Чем период продолжительнее, тем большее значение приобретают издержки производства, определяющие предложение. Маршалл применил эффектное наглядное сравнение: два лезвия ножниц. Этому двусоставному режущему инструменту подобны принцип издержек производства и принцип «конечной полезности», являющиеся составными частями одного всеобщего закона спроса и предложения. Взмахом «двух лезвий ножниц» Маршалл, образно говоря, «разрезал ленточку» на дороге от классической к «неоклассической» теории механизма ценообразования. Стержнем «классики» было разграничение ценности как внутренней основы и колеблющихся вокруг неё рыночных цен. «Неоклассика» отказалась от проведения «границы между нормальными ценностями и «текущими», или «рыночными», или «случайными». Последние — это такие виды ценностей, на образование которых преобладающее влияние оказало сложившееся к данному моменту стечение обстоятельств, тогда как нормальными являются такие ценности, которые «в конечном счёте сформировались бы, если бы рассматриваемые экономические условия располагали временем, чтобы без помех развернуться во всю силу». ^ Преемственность и новаторство в теории полезности и спроса. В области собственно теории спроса сочетание преемственности и новаторства проявилось в развитии Маршаллом намеченного в работах предшественников маржинализма (Курно, Тюнена, Госсена, Дюпюи и Дженкина) формализованного подхода к характеристике малых приростов цен какого-либо товара в качестве величин, измеряющих соответствующие малые приросты доставляемого этим товаром удовлетворения. Маршалл, по его собственным словам, «перевёл на язык цен» закон насыщаемых потребностей или убывающей полезности (1-й закон Госсена), связав его с введенной Курно кривой спроса, выражающей наблюдаемую обратную зависимость сбыта товаров от их цены. Спрос можно выразить точно лишь посредством шкалы цен, по которым человек готов купить различные количества; такую шкалу можно изобразить в виде кривой на координатной оси. Курно, а чуть позже Дюпюи помещали независимую переменную, цены, на оси абсцисс, а зависимую переменную, количество, на оси ординат; Маршалл перевернул этот порядок, чтобы закрепить одну и ту же ось для функций индивидуального спроса и рыночного спроса. Переходя от индивидуального спроса к динамике общего спроса на крупных рынках, где покупают люди разного достатка, Маршалл впервые дал развернутое обоснование категории эластичности спроса, намёки на которую содержались в работах Курно и Дженкина. ^ Категория эластичности спроса. Степень эластичности, или быстрота изменений спроса на рынке зависит от того, в какой мере объём спроса возрастает при данном снижении цены или сокращается при данном её повышении. Маршалл разграничил эластичность спроса по цене и эластичность спроса по доходу, отметив, что чёткое представление о законе эластичности спроса можно получить лишь с учетом деления общества на бедные, средние и богатые классы. Как правило, эластичность спроса сокращается по мере снижения цен; существуют товары широкого потребления, снижение цен на которые уже не вызовет значительного увеличения их потребления (соль, некоторые виды приправ и специй). Однако спрос на многие продукты питания, шерсть, табак, обычные медицинские услуги эластичен для большинства (рабочих и среднего класса), но не для богатых классов; а на «умеренно дорогие деликатесы» — абрикосы и тому подобные фрукты, лучшие виды рыб — спрос высоко эластичен для среднего класса, но намного менее эластичен со стороны богатых, у которых спрос уже почти насыщен, и со стороны бедных, для которых цены ещё слишком высоки. Отмечая, что спрос на наиболее дорогие продовольственные товары — это фактически спрос на средства достижения общественного престижа и почти не поддаётся насыщению, Маршалл в качестве примера товара, эластичность спроса на который возрастает для групп с меньшими доходами, приводит зелёный горошек. Спрос со стороны богатых на этот продукт неэластичен; эластичность спроса среднего класса сокращается по мере снижения цены; спрос бедных и при низких ценах остаётся эластичным. Этот эффект «раздельного спроса» Маршалл иллюстрировал тремя кривыми спроса для разных классов: Рис. 18.1. Кривые спроса богатых, среднего класса и бедных на зеленый горошек Маршалл указал и на эффект перекрёстной эластичности: зависимость спроса на данный товар от цен на другие товары в случае возможности замены потребления одного товара потреблением другого (чай и кофе, разные сорта мяса и т.п.) или необходимости дополнения одной вещи другой (без которой первая оказывается бесполезной). Касаясь общих закономерностей эластичности спроса, Маршалл заключил, что наименее эластичным является, во-первых, спрос на товары «абсолютной жизненной необходимости», и, во-вторых, на те предметы роскоши, которые не занимают большой части дохода богатых; а наиболее эластичным — спрос на те вещи, которые имеют большое число способов применения. ^ Категория потребительского излишка. Установив понятие предельной цены спроса, которую покупатель готов заплатить за наименее полезную для него единицу данного товара, Маршалл далее отметил, что существует много товаров и видов удобств, доступных для потребителя по ценам существенно ниже тех, которые он согласился бы платить, только чтобы вовсе не обходиться без данных продуктов и услуг. Разница между ценой, которую потребитель готов был бы уплатить, лишь бы не обойтись без данной вещи, и той ценой, которую он фактически за неё платит, представляет собой «экономическое мерило добавочного удовлетворения», или потребительский излишек (потребительский избыток). Категорию потребительского излишка по существу первым описал Ж. Дюпюи, обозначив её как «относительную полезность» от коллективно потребляемых товаров. Маршалл не только ввёл термин, получивший широкое распространение, но и рассмотрел категорию потребительского излишка в контексте влияния на благосостояние человека складывающейся обстановки, или конъюнктуры. Потребительский излишек — это превышение общей полезности от данного блага над предельной полезностью, умноженной на число единиц блага. Маршалл взял в качестве примера чай, покупаемый для домашнего потребления. Покупатель готов приобрести 1 фунт чая при цене 20 шиллингов за фунт в год; при цене 14 шиллингов — уже 2 фунта; 3 фунта при цене 10 шиллингов; 4, 5, 6 и 7 фунтов при снижении цены до соответственно 6, 4, 3 и 2 шиллингов. Таким образом, при рыночной цене 2 шиллинга за фунт покупатель за 14 шиллингов приобретет 7 фунтов, каждый из которых составит для него ценность не менее 20, 14, 10, 6, 4, 3 и 2 шиллингов — в сумме 59 шиллингов. Данная сумма представляет собой мерило общей полезности для покупателя, а разность между ней и фактически уплаченными 14 шиллингами (59 – 14 = 45) — его потребительский излишек, избыточное удовольствие от сложившейся конъюнктуры. ^ Преемственность и новаторство в теории издержек и предложения. Организация как фактор производства. Отмечая, что политэкономы, определяя свой предмет как науку о производстве, распределении, обмене и потреблении богатства, «несколько пренебрегали» проблемой спроса и потребления, Маршалл не принял и категоричной формулировки Джевонса о теории потребления как основе экономической науки, подчеркнув значение исследования «усилий и деятельности» в сфере производства. Более того, Маршалл по сути довольно бегло коснулся вопроса о человеческих потребностях, отметив, что они в своём разнообразии не исчерпываются материальными и включают различные степени «жажды признания» и стремления к совершенству. Гораздо более подробным было рассмотрение факторов производства, к которым Маршалл отнёс землю, труд, капитал и организацию, уделив главное внимание последней. Трактовке Маршаллом организации как фактора производства присущи три главные особенности. 1. Маршалл на основе философских обобщений биологов и социологов его времени (Э. Геккель, Г. Спенсер, А. Шеффле) дополнил классический анализ разделения труда постановкой вопроса об органических закономерностях дополнения возрастающего разделения функций — дифференциации — усилением глубины и прочности связей, интеграцией. В экономике дифференциация проявляет себя в развитии специализированных квалификаций и машин, тогда как интеграция проявляется в развитии коммерческого кредита и средств сообщения (морской и шоссейный транспорт, железные дороги, телеграф, почта, печать). 2. Организация в интерпретации Маршалла по существу совпадала с предпринимательской функцией в её различных проявлениях. Маршалл с удовлетворением отмечал, что уходит в прошлое существовавший в Англии «своеобразный антагонизм между научными исследованиями и предпринимательской деятельностью», и отлаживал свою систему теоретических категорий, рассчитывая на её доступность для бизнесменов и интерес для деловой практики, основательно вникая в прикладные, особенно отраслевые, аспекты. 3. Анализ фактора организации подвёл Маршалла к выводу, что увеличение объёма затрат труда и капитала обычно ведёт к усовершенствованию организации, что обеспечивает в несырьевых отраслях возрастающую отдачу от масштаба, или снижение издержек на единицу продукции. Эта тенденция противодействует тенденции, которую задаёт природа в земледелии (к сокращению отдачи от дополнительных вложений капитала и труда), и из которой Рикардо поторопился вывести свой фатальный закон давления роста численности населения на средства существования. Закон возрастающей отдачи действует, «почти не встречая сопротивления», в большинстве сложных отраслей обрабатывающей промышленности и в большинстве транспортных отраслей. Транспорту Маршалл отводил первенствующее значение в «общем воздействии экономического прогресса», отмечая, что приобщение к прогрессу всё новых стран, стимулируемое низкими транспортными тарифами, почти прекратило действие «закона убывающей доходности» в том смысле, который подразумевался пессимистами Мальтусом и Рикардо во времена, когда двухнедельной зарплаты рабочих не хватало на бушель хорошей пшеницы. Тенденция к возрастающей отдаче обусловлена эффектами, который Маршалл суммирует в категориях внутренней и внешней экономии от масштаба. К внутренней экономии Маршалл отнёс снижение издержек и, соответственно рост предложения благодаря применению на предприятии специализированных технологий и квалификаций, включая подбор кадров с «неординарными способностями и усердием», привлечение и закрепление клиентуры, облегчение доступа к кредиту, уменьшение трудностей сбыта (маркетинга). Внешняя экономия зависит от общего развития отрасли и от общего прогресса среды, в которой действует отрасль, и связана прежде всего с удешевлением средств сообщения и облегчением доступа к производственно-технической и коммерческой информации. Экономическая история, особенно XIX в., дала Маршаллу эмпирическое основание на протяжении всего трактата акцентировать (с настойчивостью большей, чем А.Смит веком ранее) ключевое значение снижения транспортных издержек. Эта мысль вела к принципиальному выводу, что чем совершеннее рынок, «тем сильнее тенденция к тому, чтобы во всех его пунктах в один и тот же момент платили за один и тот же предмет одинаковую цену». На предпосылке выравнивания цен на данный товар в условиях свободной конкуренции на отраслевом рынке Маршалл построил свой анализ равновесной цены. ^ 18.3. Метод частичного равновесия и влияние фактора времени в концепции А. Маршалла. «Крест Маршалла». Метод частичного равновесия. Сравнение свободного ценообразования с «двумя лезвиями ножниц» было развито Маршаллом в обосновании категории «цена предложения» (цена, которую «надо уплачивать за надлежащее предложение усилий и жертв, необходимых для производства данного товара») и в графическом изображении кривых спроса и предложения, точка пересечения которых показывает равновесную рыночную цену. Рис. 18.2. «Крест Маршалла» - модель равновесной цены График, на котором равновесная цена представлена как «гвоздь» решения проблемы взаимодействия полезности и издержек производства в ценообразовании, напоминает по своему виду ножницы и получил название «креста Маршалла». Чем ниже цена, тем больше потребительский спрос, но одновременно тем менее привлекательно производство этого товара, и его предложение будет сокращаться. И наоборот: при высокой цене доходный товар привлекателен для многих производителей, но и многие потребители воздерживаются от покупок. Маршалл рассматривал скрещение интересов потребителей с действиями производителей отдельной отрасли, поэтому его анализ отношений спроса и предложения, полезности и издержек применительно к данному товару был назван методом частичного (по отношению к экономике в целом) равновесия. Маршалл акцентировал смысл равновесия «нормального спроса и предложения», отражённого в цене данного товара, применительно только к определённому периоду времени, который может быть

• стационарным, когда предложение ограничено имеющимися запасами, и равновесную цену определяют колебания спроса;

• краткосрочным, когда на равновесную цену окажут то или иное влияние изменения как спроса, так и реагирующего на него предложения, регулируемого возможностями производства при постоянстве оборудования и уровня организации;

• долгосрочным, когда спрос подвергается влиянию моды и товаров-заменителей, а все издержки производства, от которых зависит предложение, становятся переменными.

Фактор времени главной причиной тех трудностей в экономических исследованиях, которые вынуждают человека при его ограниченных возможностях продвигаться вперёд шаг за шагом, подразделяя сложную проблему на отдельные аспекты, изучая их один за другим и, наконец, соединяя частные выводы в более или менее полное решение целостной задачи. ^ Три периода времени. Общее правило, что чем короче период, тем больше на цену влияет спрос, а чем период продолжительнее, тем большее значение приобретает влияние издержек производства, Маршалл иллюстрирует на примере рыболовецкой отрасли. Поскольку свежая рыба — скоропортящийся продукт, каждодневная ситуация на рыбном рынке зависит от колебаний улова, связанных, главным образом, с погодными условиями и определяющих временное равновесие спроса и предложения. В этот «мгновенный период» цена на рыбу определяется её наличием на прилавках и спросом на неё. В краткосрочном периоде на спрос могут повлиять случайные события вроде падежа крупного рогатого скота и соответствующего повышения цен на говядину. Увеличение объёма спроса повысит нормальную цену предложения. Повышение цены стимулирует и увеличение предложения в объёме, возможном при полном использовании имеющихся производственных мощностей и рабочей силы (рыбаки будут чаще выходить в море и использовать старые лодки или суда, не построенные специально для рыбной ловли); соответственно возрастут и издержки на единицу продукции. В долгосрочном периоде в силу вступает «политика инвестирования в расчёте на отдалённую в будущем отдачу». Если изменение вкусов определит тенденцию к дальнейшему возрастанию спроса на морепродукты, то в рыболовецкую отрасль будут притекать дополнительные капиталы и новая рабочая сила. Определить заранее тенденцию издержек на единицу продукции трудно. С одной стороны, на неё окажет действие закона убывающей отдачи: истощение ресурсов в близлежащих водах заставит моряков совершать более далёкие плавания. С другой стороны, усовершенствование кораблестроения и организации лова обеспечит экономию на масштабах и действие возрастающей отдачи. Рис. 18.3. Кривые спроса и предложения в долгосрочном периоде Если тенденции к убывающей и возрастающей отдачи окажутся равносильными (постоянная отдача) кривая предложения будет горизонтальной и цена не изменится (рис. 18.3, слева). Если возобладает тенденция к убывающей отдаче, долгосрочная кривая предложения будет возрастающей и «нормальная» цена в долгосрочном периоде повысится (рис. 18.3, в центре). Если верх возьмет тенденция к возрастающей отдаче, кривая предложения будет убывающей (рис. 18.3, справа) и нормальная цена в итоге понизится. Равновесный выпуск продукции во всех трех случаях увеличится. Таким образом, в долгосрочном периоде определяющую роль в формировании равновесной цены начинают играть издержки, которые в долгосрочном периоде все становятся переменными. Почти каждая отрасль сталкивается с собственными трудностями и вырабатывает собственные приёмы, связанные с задачей оценки инвестированного в предприятие капитала и определение размера возмещения капитала в зависимости от износа оборудования, от различных элементов издержек, применения новых изобретений и изменений в конъюнктуре отрасли. ^ Структура издержек производства. Маршалл классифицировал издержки производства на основные (прямые), или специальные и дополнительные, или общие. Разница между ними имеет важное значение для коротких периодов, в которые производителям приходится максимально приспосабливать предложение к спросу с использованием наличного оборудования и рабочей силы. Основные издержки — это затраты на сырьё, заработную плату и на чрезмерный износ оборудования; дополнительные — на жалованье высших служащих (которое невозможно быстро приспособить к изменениям объёма выполняемого ими труда) и платежи с фиксированным сроком оплаты за тяжёлое оборудование. Дополнительные издержки должны обычно покрываться в значительной степени за счёт продажной цены в течение короткого периода. А в течение долгого периода они должны покрываться полностью, с учётом изменений предложения капитала и квалифицированного труда. ^ 18.4. Проблема государственного вмешательства и утилитаристская концепция благосостояния А. Пигу. А. Маршалл о проблеме налогов и субсидий. Маршалл использовал свой анализ потребительского излишка и тенденций к возрастающей и убывающей отдаче для постановки теоретического вопроса о влиянии на общественное благосостояние государственных субсидий производителям или, напротив, налогов на отдельные товары. Критерием целесообразности Маршалл предложил считать увеличение или потерю потребительского излишка при изменении условий предложения. Например, если производство товара имеет тенденцию к убывающей отдаче, то поощрительная субсидия приводит к расширению производства и распространяет предел обработки на районы и условия с более высокими издержками, и снижение цены не даст потребителям такой величины потребительского излишка, которая сравнялась бы с прямыми расходами государства на субсидию. Если же производство товара имеет тенденцию к возрастающей отдаче, то субсидия способна вызвать значительное падение цены, которое обеспечит прирост потребительского излишка, превышающий общую сумму денежных платежей государства производителям. Напротив, введение налога на такой товар способно уменьшить потребительский излишек на величину бóльшую, чем общая сумма поступлений от налога в казну. Поэтому в целом оправдано субсидировать отрасли с долгосрочной тенденцией к возрастающей отдаче, и применять косвенное налогообложение для продукции отраслей с убывающей отдачей; но Маршалл предостерегал от категоричных решений. ^ А. Пигу: проблема национального дивиденда. В более широком контексте вопрос о целесообразности государственных налогов и субсидий поставил ученик Маршалла и его преемник (1908) на кафедре политической экономии Кембриджского университета Артур Сесил Пигу (1877 — 1959). Книги Пигу «Богатство и благосостояние» (1912) и «Экономика благосостояния» (1920) ввели в неоклассическую экономическую теорию проблематику положительных и отрицательных «внешних эффектов», или «провалов рынка» — ситуаций, когда действия одного экономического агента сопровождаются побочным ущербом или, напротив, выгодой для другого. Вследствие этого возникает разница между частными и общественными издержками или выгодами, которую Пигу охарактеризовал как расхождение между предельным частным чистым продуктом и предельным общественным чистым продуктом. Замечания Маршалла о целесообразности налогов и субсидий Пигу переформулировал как условия максимизации национального дивиденда посредством оптимального воздействия на отрасли с разной отдачей, выравнивающего предельный частный чистый продукт и предельный общественный чистый продукт. Национальный дивиденд Пигу считал показателем экономического благосостояния, которое хотя и неравнозначно общему благосостоянию, тесно связано с ним. Считая, что количество денег, которое готов заплатить человек за данное благо, является косвенным мерилом индивидуального благосостояния как удовлетворения желаний, Пигу включал в понятие национального дивиденда «всё то, что люди покупают на свои денежные доходы, а также услуги, предоставляемые человеку жилищем, которым он владеет и в котором проживает»⁷³. Обеспечение максимума национального дивиденда Пигу связывал с равенством предельных чистых продуктов при различном использовании ресурсов в режиме свободной конкуренции и реализации частного интереса. Однако отраслевые различия в производстве товаров приводят к несовпадению величины общественного чистого продукта, обеспечиваемого единицей соответствующего ресурса, и величины частного чистого продукта. Поэтому для государства существует возможность определённых дотаций для увеличения выпуска в тех отраслях, где величина предельного общественного чистого продукта превышает величину предельного частного чистого продукта, и корректирующих налогов в отраслях, где указанная разница имеет обратный знак. К первому случаю относятся отрасли с возрастающей отдачей или сферы деятельности, сопровождающиеся положительными побочными эффектами (например, городское благоустройство); ко второму случаю — отрасли с убывающей отдачей или сопровождающиеся отрицательными побочными эффектами (например, ухудшающие здоровье населения, но приносящие прибыли частным производителям табачная промышленность и производство крепких спиртных напитков). ^ Перераспределение национального дивиденда: утилитаристский подход. Пигу, как и Маршалл, испытал влияние политического философа Г. Сиджвика, последовательного утилитариста и автора трактата «Принципы политической экономии» (1883) — попытки введения элементов предельного анализа в систему политэкономии Рикардо — Милля. Сиджвик первым привёл ставший благодаря Пигу хрестоматийным пример с маяком как вложением, приносящим меньшую величину предельного частного чистого продукта сравнительно с величиной предельного общественного чистого продукта, поскольку владельцы и капитаны судов получают услугу, которую их трудно заставить оплатить. В целом же влияние утилитаризма проявилось в обосновании Пигу частичного перераспределения национального дивиденда (трансферта дохода от богатых к бедным) как способа увеличить благосостояние — при условии, что сам национальный дивиденд не уменьшится. Поскольку доход подчиняется закону убывающей предельной полезности, прирост дохода приносит больше удовлетворения или полезности группам населения с низким доходом, чем людям, которые уже пресыщены благами; поэтому трансферт от богатых к бедным увеличит совокупное благосостояние, так как сумма удовлетворения последних возрастёт больше, чем уменьшится сумма удовлетворения первых. Но в анализе экономического благосостояния Пигу обнаружил особый аспект, требующий скорее не утилитаристского, а институционального объяснения. ^ Национальный дивиденд, эффект присоединения к большинству и эффект сноба. Пигу отметил, что в большинстве случае потребляемые товары широкого спроса приобретаются ради них самих. Но он выделил два типа удовлетворения желаний потребителей, связанного с обладанием благами, которые есть и у других людей (Пигу приводит в пример мужские шляпы-цилиндры), либо, наоборот, благами, не доступными для других (вроде бриллиантов). Согласно Пигу, в первом случае создание дополнительной единицы товара увеличивает совокупное удовлетворение потребности в товаре на величину большую, чем несёт в себе сама эта единица, поскольку каждая единица становится тем самым более распространённой; во втором случае создание дополнительной единицы товара увеличивает совокупное удовлетворение потребности в товаре на величину меньшую, чем несёт в себе сама эта единица, поскольку каждая единица становится тем самым более распространённой. Пигу считал для увеличения экономического благосостояния целесообразным в первом случае стимулировать производство дотациями; во втором случае — облагать налогами. Эффекты, связанные с желанием выделиться из общей массы или соответствовать её жизненным стандартам, были впоследствии охарактеризованы как эффект сноба и эффект присоединения к большинству, вызывающие отклонения от маршаллианской кривой «нормального» спроса вследствие отмеченного Т.Вебленом «состязательного аспекта потребления»⁷⁴. ^ 18. 5. Маржиналистская теория распределения общественного продукта: концепция предельной производительности Дж. Б. Кларка. Дж. Б. Кларк — родоначальник маржинализма в США. Завершением «маржиналистской революции» в теории ценности и распределения стало единообразное объяснение доходов факторов производства, возродившее на предельном принципе трёхфакторную формулу Сэя. Этот вклад был сделан Джоном Бейтсом Кларком (1847 — 1938), который считается первым выдающимся экономистом мэйнстрима в США. Его имя носит медаль, присуждаемая (с 1947 г.) раз в 2 года американским экономистам из числа тех, кто снискал наибольшее признание до 40 лет. Заметим, что сам Кларк попал в число основателей мэйнстрима благодаря книге, вышедшей, когда её автору, профессору Колумбийского университета в Вашингтоне, было уже за 50. В молодости же Кларк, окончив колледж, продолжил образование в Европе. Он попал на Гейдельбергский семинар К. Книса в то время, когда Бём-Баверк и Визер докладывали там основы австрийской теории предельной полезности. Позднее критическое переосмысление теории капитала и процента Бём-Баверка и теории «общего и специфического вменения» Визера станет существенным моментом теоретической концепции Кларка. Однако первая книга Кларка «Философия богатства» (1885) отразила влияние исторической школы, проводимое тогда в США Р. Т. Эли (1854 — 1943), который провозглашал очередную «новую» политэкономию, ориентированную на поддержку бедных слоёв и сбор фактического материала. В согласии с Эли Кларк критиковал рикардианский «апофеоз эгоизма» и указывал на «трагический дуализм» деятельности бизнесменов, сочетающих деловую энергию с бесчестными поступками. Но он отверг радикальную концепцию Г. Джорджа и рассчитывал на «третейский суд», профсоюзы, участие рабочих в прибылях как на условия обеспечения гармонизации отношений капитала и труда. Вторая и главная книга Кларка — «Распределение богатства» (1899) — была написана уже с позиций, что искомая гармонизация обеспечена существующим порядком конкурентного рынка как саморегулируемой системы, оптимальной с точки зрения эффективности и справедливого распределения доходов. «Универсальные законы», статика и динамика. Кларк предложил новое понимание структуры экономической теории, разграничив анализ на универсальные законы, статику и динамику. К универсальным законам Кларк отнёс: 1) закон предельной полезности, 2) закон убывающей производительности и 3) закон «специфической производительности». Теорию предельной полезности Кларк уточнил формулировкой о приращениях дополнительных полезных свойств («связок элементарных полезностей» потребляемых благ, а не благ как таковых). Закон убывающей производительности и закон «специфической производительности» был приняты Кларком за основу объяснения ценообразования на факторы производства и функционального распределения дохода между собственниками факторов. Кларк указал на 5 процессов, вносящих динамику в рыночное хозяйство: рост народонаселения, технические нововведения, изменения организационных форм предприятий, изменения вкусов потребителей и накопление капитала. Но они рассматривались Кларком лишь как дополнения (отклонения) факторной статики производства и распределения, представляющей собой «естественное состояние», при котором универсальные законы, если не нарушается свободная конкуренция, обеспечивают каждому фактору производства «такое количество ценности, какое он создаёт». При фиксированном количестве любого из факторов производства уменьшается отдача от каждой последующей применяемой единицы переменных факторов. Например, если земля является фиксированным фактором производства, по отношению к ней труд и капитал выступают переменными факторами с убывающей отдачей, а урожайность худших участков — как предельный продукт, определяющий цену; лучшие участки обеспечивают разницу между величиной среднего и предельного продукта, но она достаётся в виде ренты владельцу фиксированного фактора производства. Но Кларк считал, что земля принципиально не отличается от других капитальных благ как взаимозаменяемых единиц, которые все могут приносить ренту — в отличие от денежного капитала, приносящего процент. Таким образом, по существу доли общественного продукта распределяются между двумя «подвижными фондами» — труда и капитала — в соответствии с убывающей доходностью и специфической производительностью образующих эти фонды агентов производства. ^ Теория предельной производительности. Кларк рассматривал свою концепцию как нормативный принцип соблюдения эффективности распределения ресурсов в процессе производства и справедливости в процессе распределения доходов. Если зафиксирован объём капитала как «одного общего помогающего труду фактора», наращивание количества работников будет вести к уменьшению приращения продукта, и производительность последнего из занятых рабочих определит заработную плату их всех, а дифференциальный излишек над её величиной составит «рентный доход капитала». И, напротив, когда зафиксировано количество труда, на его долю достанется «рентный доход» от постепенного наращивания капитала. Но при совершенной конкуренции на рынках факторов производства рентных доходов в принципе ни у кого быть не должно: весь доход представляет собой выручку предпринимателя, который сразу же выплачивает рабочим заработную, а из избытка расплачивается с собственниками капитальных благ и денежного капитала, отдавая им предельный продукт. Предельная производительность факторов производства объясняет цены на них и распределение относительных долей общественного продукта. ^ Проблема справедливости в распределении. Ещё до выхода книги Кларка «Распределение богатства» теория предельной производительности, изложенная Кларком в ряде статей, стала завоёвывать признание, поскольку предлагала единое объяснение доходов основных классов общества, которое в рикардианской традиции политической экономии включало три различных приёма (объяснение заработной платы — на основе теории рабочего фонда, регулируемого долгосрочными издержками производства средств существования; земельной ренты — на основе теории дифференциального излишка сверх предельных издержек возделывания земли; капиталистической прибыли — по остаточному принципу). Тео­рия предельной производительности предлагала единый подход, согласно которому при фиксированном факторе земле труд и капитал вознаграждались как составные «порции» переменных факторов, а рента оказывалась остатком, начисленным владельцам земли с участками лучше предель­ного. Но трактат Кларка снискал и несолидную репутацию «защиты статус-кво»⁷⁵. Проблема распределения остро дебатировалась в тогдашней экономической литературе. Незадолго до книги Кларка вышла обратившая на себя широкое внимание книга австрийского юриста Антона Менгера (1841 — 1906) — младшего брата и притом идейного противника К. Менгера — «Право на полный продукт труда» (1897). Теория предельной производительности Кларка как раз отрицала «право» труда на весь созданный продукт (впервые обоснованное «социалистами-рикардианцами»⁷⁶), проводя различие между «продуктом труда» и «продуктом промышленности». Но аргументация Кларка содержала серьёзные изъяны, главный из которых заключается в том, что если фактор относительно дефицитен, то высокая цена на него, продиктованная соображениями эффективности, отнюдь не будет оптимальной с точки зрения справедливости⁷⁷, а функциональное распределение доходов — этически безупречным, как утверждал Кларк. ^ Ф. Уикстид о проблеме «исчерпанности продукта». Значение тео­рии предельной производительности как единого подхода, объясняющего вознаграждение любого фактора производства, если он является фиксированным при переменных других факторах и обеспечивает своему владельцу начисление остатка с «порций» лучше предель­ной, было показано англичанином Филиппом Генри Уикстидом (1844 — 1927) в «Опыте о координации законов распределения» (1894). Уикстид был единственным прямым последователем Джевонса, а «Опыт» — второй из трёх его книг; до неё был «Алфавит экономической науки» (1888), а после — «Здравый смысл политической экономии» (1910) — учебники, благодаря которым в английский язык вошли понятия предельной полезности и альтернативных издержек. Излагая теорию предельной производительности как «координацию законов распределения» Уикстид поставил проблему, которую он назвал проблемой «исчерпанности продукта»: будет ли при свободной конкуренции сумма этих вознаграждений факторов в соответствии с их предельной производительностью без остатка равна рыночной цене продукции? Иначе говоря, будет ли общий продукт ис­черпан вознаграждениями факторов в соответствии с их предельной производительностью? Ответ Уикстида был утвердительным, но он запутался в аргументах и вынужден был ограничить свои выводы условиями постоянной отдачи от масштаба, для которых действительно возможно математическое доказательство «теоремы об исчерпанности». Его привёл, прибегнув к одной из теорем, носящих имя великого швейцарско-российского математика Леонарда Эйлера (1707 — 1783), — лемме об однородных функциях — ученик Маршалла, математик по образованию Альфред Уильям Флюкс (1867 — 1942). Но само условие постоянства отдачи от масштаба было признано неубедительным Эджуортом и Парето; неясным остался и вопрос о характере предпринимательской прибыли (в отличие от процента на капитал и заработной платы за управление): она — доход от особого фактора или остаток после вознаграждения всех прочих факторов? ^ 18.6. И.Фишер: понятие дисконтированного дохода и денежная теория. Ожидание «американского века». К началу ХХ в. США, намного опережая крупнейшие страны Европы по объёму производимой сельскохозяйственной продукции, уверенно захватили и мировое промышленное лидерство. И хотя мировой валютой ещё оставался фунт стерлингов, а мировым финансовым центром — Лондон, Нью-Йорк во главе с Уолл-Стрит наступал ему «на пятки» в предвкушении смены «позолоченного века» в истории США «американским веком» в мировой истории. Уже выходил «Уолл Стрит Джорнал» и появился фондовый индекс Доу-Джонса для крупнейших промышленных компаний; уже было заявлено о намерении «житницы» мира, ставшей его «фабрикой», быть и его «расчётной палатой». Экономистом, отразившим в теории претензии американского капитализма на универсальность, перенесшим в само определение капитала из практики фондового рынка понятие дисконта (разницы между ценой в настоящий момент и ценой на момент погашения или ценой номинала ценной бумаги), стал профессор Йельского университета Ирвинг Фишер (1867 — 1947). Он дебютировал в экономической науке ещё ХХ в. — докторской диссертацией «Математические иссле­дования теории ценности и цен» (1892), содержавшей, среди прочего, проект машины для иллюстрации общего экономического равнове­сия. Но самые знаменитые работы Фишера вышли в начале ХХ в. — «Природа капитала и дохода» (1906), «Ставка процента» (1907), «Покупательная сила денег» (1911). Вторая из этих книг была посвяще­на памяти Джона Рэ (1796 — 1872) — шотландца, долгое время жившего в Канаде и на Гавайских островах и умершего в безвестности в Нью-Йорке. Его книгу «Изложение некоторых новых принципов политической экономии» с нудным подзаголовком «Демонстрация ошибок системы свободной торговли и некоторых других доктрин, отстаиваемых в «Богатстве народов» (1834) цитировал в своих «Принципах политической экономии» Дж. Ст. Милль, а потом все забыли. Но сокращённое переиздание под новым заглавием «Социологическая теория капитала» (1902) произвело сенсацию: выяснилось, что Рэ предвосхитил австрийскую теорию капиталообразования вследствие «окольных» методов производства и укоренённости процента в различной оценке настоящих и будущих благ. Бём-Баверк признал, что Рэ многое изложил лучше его самого; Фишер пошёл по стопам Рэ и Бём-Баверка. ^ Капитал как дисконтированный доход. Фишер определил «капитал» как любой запас (земля и прочие при­родные ресурсы, здания и машины, профессиональные навыки), генерирующий по­ток услуг во времени, а «доход» — как превышение данного пото­ка услуг над объёмом, необходимым для поддержания и возмеще­ния этого запаса. Ценность капитала есть не что иное, как сегодняшняя ценность потока доходов, которые капитал при­несёт в будущем, т.е. сумма будущих доходов, дисконтированная с учетом текущей ставки процента. Процент — это не узкое явление, имеющее отношение лишь к немногим сделкам; он пронизывает все экономические отношения и является связующим звеном между настоящим и будущим, влияя на все большие решения. Не капитал сообщает ценность доходу, а доход сообщает ценность капиталу, ибо экономическая деятельность по сути своей устремлена к будущему. Людей характеризует различие в умении предвидеть, именно высокая степень предвидения отличает преуспевающих «капитанов промышленности». Важное значение имеет «расхождение на один или два пункта между тем, какова норма процента в настоящем, и тем, какой она предполагается в будущем». ^ Ожидания и процент: «норма дохода сверх издержек». Центральной в теории капитала и процента Фишера стала категория «норма дохода сверх издержек». Если норма дохода сверх издержек выше рыночной ставки процента, это стимул для роста инвестиций на заёмные деньги. Фишер цитировал вывод Джона Рэ, что в обществе, где норма процента низка, болота будут тщательнее осушены, дороги будут лучше, жильё будет построено прочнее, чем в обществе с высокой нормой процента. Повышение «нормы дохода сверх издержек» и тем самым расширение инвестирования является, по мнению Фишера, следствием прогресса технических знаний. На поле новых инвестиций, открытое каким-либо изобретением, вступают «предприниматели и все, кто рискует своими капиталами»; «прокладывающие первую борозду» получают доход, значительно превышающий норму процента. Кроме того, когда нововведение увеличивает норму дохода сверх издержек, предприниматели в ожидании высоких прибылей готовы брать взаймы даже из более высокого, чем прежде, процента, а заимодавцы часто согласны ссужать по тому же проценту, что и раньше. В результате разница между нормой дохода сверх издержек и нормой процента растет, а это влечёт за собой рост займов и инвестиций. Общество вовлекается в излишнее инвестирование ради будущего дохода. «Американцы, находясь постоянно под влиянием больших ожиданий, всегда были готовы обещать относительно большую часть своих обильных будущих доходов в обмен на относительно небольшое добавление к текущим доходам». Поток новых изобретений повышает норму процента, так как благодаря этим изобретениям существующий поток доходов станет более обильным в отдалённом будущем, но рано или поздно этот поток иссякает. Тогда наступает период «ожидания низких прибылей» и потребностей заёмщиков в снижении нормы процента, на которое не хотят идти заимодавцы. Предприниматели занимают меньше, инвестирование становится вялым, что вынуждает норму процента к снижению. ^ Покупательная способность денег. Фишер рассматривал свои труды о природе капитала и процента как теоретическое обоснование бухгалтерии: как на уровне отдельного пред­приятия, так и для всей экономики в целом. Но для расчётов прибылей необходимо принимать уровень цен и его изменчивость, которая влияет и на поток доходов, и на процентные ставки. Фишер формализовал классическую идею о зависимости уровня цен от количества денег в обращении «уравнением обмена»: MV = РТ, где М (money) обозначает количество денег в обращении, V (velocity) — скоро­сть их обращения, Р (prices) — уровень цен, Т (transactions) — объем сделок, совершенный за данный период. Эта формула получила наименование «уравнения Фишера» или основного уравнения количественной теории денег и позднее была модифицирована с учётом сложной структуры денежной массы (непосредственные денежные знаки M и банковские вклады M') как ^ MV+M'V = РТ. Поскольку возрастание денежной массы приводит к падению покупательной силы денег — инфляции, при расчёте доходности инвестиций надо делать поправку на темп инфляции и различать реальную RR и номинальную ставки процента, принимая во внимание, что RR = RN – e, где e — темп инфляции. Неиспользованные возможности. Количественная теория денег Фишера, его теория процента, а также его весомый вклад в экономическую индексологию открывали путь перехода от неоклассической мИкроэкономики к маржиналистскому мАкроэкономическому анализу, но сам Фишер не пошёл этим путём. Концепция «нормы дохода сверх издержек» и её расхождений с нормой процента как импульсов к расширению или сжатию инвестиционной активности соответствовала категории естественной нормы процента у К. Викселля (см. главу 20) и предельной эффективности капитала у Дж. М. Кейнса (см. главу 21). Но в отличие от них, Фишер не сделал эту концепцию краеугольным камнем для теории «так называемого экономического цикла» (по его выражению). Более того, после «великого краха» на Уолл-стрите в октябре 1929 г. Фишер растерял накопленный авторитет экономиста-теоретика, утверждая месяц за месяцем о скором начале нового бума, а в популярной книге «Бумы и депрессии» (1932) заявлял, что цикла по сути дела нет, а есть только неправильные колебания покупательной силы денег — «танец доллара». Это обстоятельство вкупе с репутацией чудаковатого прожектёра, «зацикленного» на здоровье нации (автор бестселлера «Как жить: правила здоровой жизни, основанные на современной науке»; сторонник евгеники и «сухого закона»), оставило Фишера, несмотря на его президентство в Эконометрическом обществе (см. главу 22), вне основного течения американской экономической мысли после «кейнсианской революции». Однако наступление монетаризма (см. главу 26) и кризис 2008 г. возродили интерес к наследию Фишера. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Блауг, М. Экономическая мысль в ретроспективе. — М. : Дело, 1994. Гл. 9—11.

2. Джевонс, У.С. Об общей математической теории политической экономии // Вехи экономической мысли. Т. 1. — СПб. : Экономическая школа, 1993.

3. Кларк, Дж. Б. Распределение богатства. — М. : Экономика, 1993.

4. Маршалл, А. Основы экономической науки. — М. : Эксмо, 2008. (Антология экономической классики).

5. Негиши, Т. История экономической теории. — М. : 1995. Гл. 9.

6. Пигу, А. С. Экономическая теория благосостояния. В 2 тт. — М. : Прогресс, 1985.

ГЛАВА 19. КОРРЕКТИВЫ К НЕОКЛАССИКЕ: ТЕОРИИ НЕСОВЕРШЕННОЙ КОНКУРЕНЦИИ И АНАЛИЗ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ФУНКЦИИ Неоклассическое направление развилось на предпосылке совершенных конкурентных рынков, т.е. допущениях, что: — спрос и предложение атомизированы в действиях рассеянных экономических субъектов — отдельных лиц или фирм, в совершенстве знающих состояние рынка, но не располагающих силой навязать ему свои условия приспосабливающихся к равновесной цене; — весь продукт без остатка распределяется между владельцами факторов производства. Равновесный подход исходил из концепции однородной представительной фирмы, оставляя за скобками «нормального» поведения экономической системы монополию и сводя «нормальную прибыль», реализацию интересов капиталистического предпринимателя, к предельному продукту особого (четвёртого) фактора производства — «организации» или «предпринимательских способностей». Несоответствие этого «чистого и опрятного мира» (по выражению американского экономиста Дж. К. Гэлбрейта) ярко выраженной неоднородности организаций и предпринимательских способностей, породило две группы концепций, охватывающих различные отклонения от «совершенства» рынка в поведенческих аспектах и организационных структурах бизнеса. Первая группа сфокусировала внимание на специфических функциях предпринимателя в рыночной экономике, вторая — на месте в ней эффектов, обусловленных монополиями разного рода и силы. 19.1. Развитие представлений о предпринимательской функции: теория риска и неопределенности (Р. Кантильон, Й. Тюнен) и теория координации факторов производства (Ж.-Б. Сэй). ^ Концепции неопределённости и риска: Р. Кантильон и И. Тюнен. Термин «предприниматель» (entrepreneur) в экономическую теорию ввёл в своём «Очерке о природе торговли» Р. Кантильон. Он охарактеризовал «весь обмен и оборот в государстве» как посредничество между классом земельных собственников и остальными жителями, которые суть либо получатели фиксированного дохода (оклада, жалованья, заработной платы), либо «живущие в неопределённости» предприниматели. Самый массовый вид предпринимателей — это фермеры, уплачивающие землевладельцам фиксированную ренту и производящие сельскохозяйственные продукты, «следуя наитию», без уверенности в получении прибыли из своего предприятия и возможности предвидеть, какова будет цена на их продукты (зависящая от урожая, колебаний численности населения, расходов в семьях и т.д.). Затем это горожане, покупающие по определённой цене продукты в сельской местности, чтобы перепродать их в целом или по частям (торговцы), или в переработанном виде (ремесленники и мануфактурщики) по неопределённой цене. Все эти предприниматели становятся потребителями и клиентами взаимно одни у других, подстраиваясь к покупателям; также как и лица с собственным делом в области искусства и науки (художники, врачи, юристы) и бытовых услуг (трубочисты, водоносы и т.п.). К «классу» предпринимателей, пребывающих в состоянии неопределённости, Кантильон отнёс также нищих и воров. Спустя век после Кантильона концепцию предпринимателя (Unternehmer), как человека, несущего бремя неопределённости, предложил И. Г. Тюнен, во 2-м томе своего «Изолированного государства» (1850). В центре его рассуждений был сельский хозяин, которому после продажи своей продукции предстоит вычесть из выручки процент на вложенный капитал, страховой взнос и плату за управление. Остаточный доход составит прибыль; чтобы её увеличить, предприниматель должен быть «изобретателем и исследователем в своей области» и идти на риск, от которого нельзя застраховаться. ^ Ж.-Б. Сэй: теория координации факторов производства и прибыли как остаточного дохода. Идеи Кантильона и Тюнена остались в стороне от основного течения экономической мысли, в русле которого роль предпринимателя как носителя особых способностей и поставщика особых производительных слуг выделил Ж.-Б. Сэй. Он определил функцию предпринимателя как координацию трёх факторов производства, связанную с предложением (всегда ограниченным) деловых качеств и связей, а потому вознаграждаемую прибылью – более высоким доходом, чем факторные доходы (рента, процент на капитал и заработная плата). В предпринимательский доход Сэй включал процент на собственный капитал (если таковой участвует в деле), премию за риск и вознаграждение за «комбинаторные» услуги. Таким образом, предприниматель отличается от владельца капитала, хотя вполне может и совпадать с ним (как в практике самого Сэя), и по своим функциям ближе к менеджеру в широком понимании (с учетом творческих аспектов деятельности). Предпринимательский доход Сэй рассматривал как остаточный, остающийся после выплаты долей, причитающихся владельцам трёх факторов производства. ^ Может ли предпринимательство быть фактором производства? А. Маршалл, который, в отличие от Кантильона, Тюнена и Сэя, сам не был практиком-предпринимателем, но стремился сделать свои «Принципы» интересными и значимыми для бизнесменов, выделил организацию как отдельный фактор производства, с функциями конкретного управления фирмой (менеджмента) и предпринимательского риска. Маршалла трактовал предпринимателей, как, с одной стороны, высококвалифицированную категорию участников производства, с другой стороны, посредников между работниками физического труда и потребителями. Маршалл отметил, что предприниматель не равнозначен «работодателю»: существуют разновидности бизнесменов с преимущественно спекулятивными способностями — маклеры на фондовых биржах и торговые агенты на товарных биржах, которым не требуется большого штата, но которые зато берут на себя большой риск. Однако в центр своего внимания Маршалл поставил предпринимателя в областях, где «изощренные виды спекуляции» играют наименьшую роль, а управление — наибольшую. Набор функций такого предпринимателя в обобщениях Маршалла достаточно широк: конструирование общего плана производства и контроль над второстепенными частями; умение подбирать и вести за собой персонал предприятия как единого целого; умение (разбираясь в сырьё и оборудовании, применяемом в отрасли) предвидеть общие тенденции развития производства и потребления; умение «выявить, где открывается возможность поставить на рынок новый товар, удовлетворяющий реальную потребность, или усовершенствовать процесс производства старого товара». Соответственно и прибыль в концепции Маршалла получила интерпретацию специфического факторного дохода, являющегося предельным продуктом деятельности, связанной со способностями двоякого рода: руководства предприятием и предвидения конъюнктуры. А.Маршалл анализировал набор «способностей, требующихся от идеального промышленника» применительно к условиям свободной конкуренции, но не закрывал глаза на наличие монополистов на различных рынках. В новых изданиях «Принципов» он отсылал читателей к статье «Чистая теория монополии» (1897) Ф.Эджуорта, предшественниками которого были А. О. Курно и французский математик Ж. Бертран. ^ 19.2. Развитие представлений о монополии от А. О. Курно до А. Маршалла. Предложение и цена в условиях дуополии: модели А. О. Курно и Ж. Бертрана. Теоретический анализ максимизации прибылей при отсутствии свободной конкуренции начал А. О. Курно, предложивший в 1838 г. модель взаимоотношений двух фирм в условиях (дуополия) в условиях, когда только они являются поставщиками минеральной воды на рынок, а цена задана потребительским спросом. Каждый из дуополистов будет стремиться максимизировать свою прибыль, устанавливая количество товара для продажи при допущении, что объём поставок конкурентом остаётся фиксированным. Но, действуя порознь в погоне за «мгновенной выгодой» (bénéfice momentané), они будут осуществлять процесс взаимной корректировки своего выпуска до уровня, при котором каждый уже больше не будет менять своё предложение. Как это происходит, Курно изобразил с помощью графика кривых реагирования. Допустим, предложение дуополиста А составляет А₁ , тогда В будет стремиться максимизировать свою прибыль, продавая в количестве В₁. Однако раз В поставляет В₁, то А будет максимизировать прибыль, снижая объём продаж до А₂ ; однако В при данном А₂ будет заинтересован увеличить выпуск до В₂ и т.д. вплоть до распределения предложения между ними поровну (рис. 19.1). Рис. 19.1. Модель дуополии Курно. В 1883 г. французский математик Ж.Бертран пересмотрел модель Курно, приняв, что цены устанавливают сами продавцы в предположении о фиксированности цены (а не объём предложения), назначенной конкурентом. Модель Бертрана приводила к парадоксальному выводу: ценовая конкуренция в условиях дуополии приведёт к формированию того же уровня цен, что и при свободной конкуренции. ^ Элементы теории монополий у А. Маршалла. А. Маршалл сформулировал другой парадоксальный вывод: когда производство, вследствие экономии от масштаба, сосредоточено в руках одной мощной компании, устанавливается равенство цены спроса и монопольной цены предложения, при котором достигается больший выпуск товара, чем равновесное количество в условиях свободной конкуренции. Маршалл объяснил этот эффект тем, что суммарные издержки единственной крупной фирмы ниже, чем в совокупности у множества мелких продавцов, поскольку ей не надо тратиться на рекламу, чтобы привлечь внимание потребителей, зато она может позволить себе расходы на усовершенствование технологии в уверенности, что весь выигрыш от произведённых улучшений достанется ей самой. Маршалл, однако, указал на то, что в описанном случае допускается далеко не всегда обоснованное предположение об умелом управлении единственной крупной фирмой, и привёл в качестве примера «выделение определённой территории для каждой крупной железной дороги и исключение здесь конкуренции». Хотя, «как показала жизнь, нарушение монополии открытием конкурирующей линии… ускоряет сознание старой железнодорожной компанией своей способности осуществлять перевозки по более низким тарифам», железнодорожная монополия при прочих равных условиях позволяет установить тарифы на перевозку пассажиров и грузов ниже уровня, который принёс бы компании максимум чистого дохода. Временно жертвуя частью текущих выгод, монопольная компания выигрывает от будущего расширения своего предприятия. Это расширение обеспечивается потребительским излишком, стимулирующим развитие окрестного строительства, складского хозяйства и т.д. Таким образом, вывод Маршалла относительно монопольного дохода, хотя и сопровождаемый оговорками, был отличен от вывода А.Смита, полагавшего, что торговые и промышленные монополии всегда ведут к установлению «наивысшей цены, какую только можно выжать из покупателей». ^ 19. 3. Пересмотр маршаллианской теории конкуренции: П. Сраффа, Дж. Робинсон, Э. Чемберлин. П. Сраффа: критика маршаллианской теории конкуренции. Маршалл признавал, что его теория монополий не столько решает, сколько ставит новые практические вопросы, «исследование которых приходится отложить на будущее». Число этих вопросов возрастало с развитием специального направления, заложенного в первой книге Маршалла — «Экономия промышленности». В ходе эмпирических исследований организационных структур бизнеса и факторов, влияющих на конку­ренцию (источники финансирования, разработка продук­ции, политика занятости, слияния и поглощения, реклама и т.д.), были выявлены различия между реально существующими фирмами в конкурентных ситуа­циях, явно не укладывавшихся в маршаллианский равновесный подход, основанный на конструкции однородной представительной фирмы. Становилось очевидным, что элементы монополии являются не отдельными трениями и исключениями, как в «приглаженной» Маршаллом модели, а существенными аспектами структуры отраслевых рынков, требующими нового теоретического объяснения. Начало пересмотру маршаллианской теории конкуренции положила статья молодого итальянского экономиста Пьеро ^ Сраффа (1898 — 1983) «Законы доходности в условиях конкуренции» (1926), которая была сокращённым изложением его статьи, написанной по-итальянски в 1923. Уроженец Турина и выпускник Туринского университета (1921), Сраффа был другом Антонио Грамши (1891—1937), одного из основателей Компартии Италии, арестованного⁷⁸ по приказу Муссолини, и эмигрировал в Кембридж, где вместе с супругами Остином и Джоан Робинсонами, Ричардом Каном и Роем Харродом Сраффа составил вдохновлённый Дж. М. Кейнсом Кембриджский кружок молодых экономистов. В своей статье Сраффа показывал, что в условиях конкуренции, предусмотренных неоклассической теорией, отрасль не может находиться в состоянии равновесия, если выпуск её продукции зависит от возрастающей доходности и внешней экономии. Благодаря эффекту масштаба и предпочтениям, отдаваемым потребителями продукту данной фирмы вследствие некоторых специфических отличий (привычка, местонахождение продавца, возможность покупки в кредит, особенности упаковки и т.д.), возникают рынки монополизированных товаров как распространённый случай, а не отдельные исключения. Производители монополизированных товаров получают возможность контроля над рыночным спросом, располагая гарантированными преимуществами на собственном рынке. Если несколько фирм выпускают схожую продукцию, то может быть установлена монопольная цена. Ради её поддержания фирмы будут воздерживаться от дальнейшего расширения, но при этом исходить из того, что при повышении цен на продукцию возможна потеря части покупателей. Для прочих же фирм существует барьер для проникновения в отрасль, связанный с большими расходами на рекламу и инвестициями в создание репутации и клиентуры. ^ Дж. Робинсон: теория несовершенной конкуренции. Вывод П. Сраффа о том, что анализ поведения фирм должен исходить скорее из моделей монополии, чем свободной конкуренции, стал импульсом для более широкого исследования Джоан Вайоллет Робинсон (1903 — 1983) — первой женщины, прославившейся в области экономического анализа. В книге «Экономическая теория несовершенной конкуренции» (1933) она отметила, что эффект масштаба нарушает условия свободной (совершенной) конкуренции и позволяет крупным компаниям за счёт снижения издержек побивать конкурентов и концентрировать производство, получая возможность разбить рынок на отдельные сегменты и маневрировать ценами во времени и в пространстве. Характерной чертой рыночного поведения гигантских корпораций становится ценовая дискриминация на основе сегментации рынка географическими или тарифными барьерами и использования различной эластичности спроса по цене у разных категорий потребителей. Ценовая дискриминация может применяться, когда перемещение товаров со сравнительно дешёвого («слабого») рынка на тот, где их можно продать по более высокой цене, сопряжено со значительными расходами, или когда нескольким группам покупателей требуется некоторая услуга, одинаковая по природе, но относящаяся к чётко дифференцированной продукции. Для «слабых» рынков, на которых высока эластичность спроса по цене, устанавливаются относительно низкие цены. Это позволяет расширить объем производства и сбыта, снижая издержки за счет экономии на масштабах. В отношении «сильных» рынков — сегментов с меньшей эластичностью спроса — цены устанавливаются на более высоком уровне. Так, группа продавцов может объединиться, чтобы экспортировать товары, сбрасывая (dumping) цены ниже, чем на внутреннем рынке. Железная дорога может установить различные тарифы за перевозку товаров из хлопка и за перевозку угля. Маневрирование ценами наиболее ярко проявляется в политике «снятия сливок» на ценах новых товаров. Первоначально устанавливается высокая цена для покупателей с низкой эластичностью спроса по цене. Затем цена понижается для вовлечения в орбиту своего воздействия новых слоёв покупателей. ^ Монопсония и эксплуатация труда. Хотя миссис Робинсон происходила из высших слоёв британского общества (её отец был генерал-майором) и получила экономическое образование в кембриджской «цитадели» неоклассики (1922 — 1925), где застала ещё самого Маршалла, она восприняла из марксистской политэкономии категорию эксплуатации труда капиталом. Робинсон связала проблему эксплуатации труда с несовершенством конкуренции: предприниматели-монополисты присваивают излишек над суммарной заработной платой рабочих в величине произведения предельного физического продукта труда на продажную цену фирменного товара. Эта монополистическая эксплуатация наблюдается в случае, когда предложение труда абсолютно эластично, но фирма может поддерживать завышенную монопольную цену на свою продукцию; или в случае, когда продукция продаётся при совершенной конкуренции, но эластичность предложения труда не абсолютна: фирма приобретает специфический вид труда неорганизованных работников и имеет возможность навязать им условия сделки, при которых реальная заработная плата окажется ниже предельного продукта труда. Для второго случая и вообще ситуации монополии со стороны спроса (особенно на рынках факторов производства) Робинсон ввела категорию «монопсония» (от греческих слов «монос» — один и «псониа» — покупка). Разновидностью монопсонии на рынке труда она считала ценовую дискриминацию в условиях, когда одни категории работников организованы в профсоюз и добились гарантированной минимальной зарплаты, а другие — нет. В целом же профсоюзы и государственное законодательство о минимальной зарплате Робинсон рассматривала как факторы, противодействующие монопсонической эксплуатации труда. ^ Э. Чемберлин: дифференциация продукта и монополистическая конкуренция. Американский экономист, профессор Гарвардского университета Эдвард Чемберлин (1899 — 1967) выпустил свою книгу «Теория монополистической конкуренции» (1933) почти одновременно, а точнее — даже на несколько месяцев раньше трактата Дж. Робинсон, но впоследствии на протяжении многих лет протестовал против ставшего общепринятым сближения двух появившихся независимо друг от друга концепций. Такая позиция была мотивирована не только чрезмерным стремлением утвердить свой приоритет, но и идеологическими соображениями. В противоположность Робинсон Чемберлин был против профсоюзов и антимонопольного государственного вмешательства; он упрекал концепцию несовершенной конкуренции в том, что в ней для «предпринимателя резервирована роль эксплуататора… которую очень легко подсунуть ему, отождествив его с фирмой». Исходным расхождением двух концепций Чемберлин считал то, что Робинсон «всё время говорит об отрасли и ни разу не имеет в виду продукт отдельной фирмы внутри отрасли», т.е. основывает модель несовершенной конкуренции на предпосылке однородности товара в рамках всей отрасли. Сам же Чемберлин решающее значение придавал дифференциации продукта, посредством которой всякий предприниматель стремится к тому, чтобы возможно резче выделить свой товар из среды других товаров и привлечь к нему спрос с помощью рекламы. Дифференциация продукта включает в себя его качественную характеристику, стиль, упаковку, а также все условия реализации и услуги, сопутствующие продаже, и пространственное местонахождение продавцов. Она позволяет обеспечить известную степень обособленности рынка для отдельной фирмы за счёт разрыва в цепи товаров-заменителей и воздвигнуть собственную монополию, распространить её насколько возможно и защитить от попыток других предпринимателей расширить свои монополии. Именно эта «монополистическая» (а не «чистая») конкуренция, укоренённая в различиях «внутри любого широкого класса продуктов» в зависимости от различий «во вкусах, желаниях, доходах и местоположении покупателей и… в применениях, которые они желают дать товарам», является, по мнению Чемберлина, типичным продуктом свободного предпринимательства. Действия предпринимателей учитывают и усиливают разнородность имеющихся потребительских предпочтений. Чемберлин обосновывал «слитность» монополии и конкуренции в «нормальном» состоянии рынка и не считал, что монополия «заглатывает» конкуренцию и нарушает экономическое равновесие. ^ Монополистическая конкуренция и олигополия. Чемберлин считал свою концепцию «вызов традиционной точке зрения экономической науки, согласно которой конкуренция и монополия — альтернативные понятия». Он не отрицал, что «свобода» конкуренции смысле свободы от контроля со стороны общества приводит к соглашениям и совместным действиям экономических единиц, приобретающим монопольную власть. Но он полагал, что раздробление таких крупных единиц отнюдь не устранило бы «примеси монополии», поскольку «атомистическая» конкуренция почти наверняка привела бы к возрастанию степени дифференциации продукта — вследствие того, что отпала бы та стандартизация, которая применяется в целях получения экономии от масштаба. Поэтому Чемберлин порицал лишь один вид «монопольной власти» — монополии на рынке труда, профсоюзы. Модель дифференциро­ванных рынков, определяемых «слитностью конкуренции и монополии», усилила аналитическую роль лишь вскользь упомянутой А.Маршаллом категории издержек сбыта («трудностей маркетинга») — затрат на приспособление спроса к продукту. Чемберлин указал, что в рыночной конкуренции продажная цена может быть не единственным и даже не решающим инструментом, и по-новому осветил проблему спроса, рассмотрев его как параметр, на который монополист может целенаправленно воздействовать (реклама, послепродажное обслуживание потребителей и т.д.). Поднимая вопрос о барьерах для конкуренции и о пределах власти фирм-производителей над ценами, Чемберлин разграничил ситуации, когда производители не обращают внимания на реакцию конкурентов, так как за каждой достаётся своя малая доля рынка, и когда вследствие раздела рынка небольшим числом фирм необходимо реагировать на действия конкурентов. Второй случай, обозначенный как олигополия (от греческих слов ὀλίγος — немногие и πωλέω — продаю), Чемберлин рассмотрел довольно сжато, обратив внимание на такую его составляющую, как возможность доступа в отрасль. Дифференциация продукта ставит для «свободного доступа» в отрасль некоторые барьеры; в отраслях, где требуется значительный стартовый капитал для открытия дела допущение «свободного доступа» утрачивает силу. При олигополии существует тенденция к стабильности цен, так как никто не снизит монопольную цену, поскольку это заставит других сделать то же самое. В качестве характерного примера монополистической дифферециации продукта Чемберлин привёл автомобили. Как раз ко времени выхода его книги в автомобильной промышленности США сложилась ярко выраженная олигополия с троевластием на отраслевом рынке компаний «Форд моторс», «Дженерал моторс» и «Крайслер», причём если первая была обязана своим могуществом резкому снижению издержек, то две других преуспели, уже опираясь на методы неценовой конкуренции, включая франчайзинг. Концепция Чемберлина отразила, таким образом, «злобу дня» крупного бизнеса, благодаря чему стала катализатором исследований связи между его результативностью и структурой отраслевых рынков. Но при этом в рассуждениях о факторе предпринимательства Чемберлин не выходил за пределы статического микроэкономического анализа. ^ 19.4. Й.А.Шумпетер: предпринимательство как новаторство. Й. Шумпетер — «отступник» австрийской школы. Концепцию предпринимательства как динамизирующего элемента в экономике выдвинул Йозеф Алоиз Шумпетер (1883 — 1950). Уроженец Моравии (ныне часть Чешской Республики), Шумпетер рано потерял отца; но через несколько лет мать удачно вышла замуж за генерала, командующего гарнизоном Вены, который устроил пасынка в самый престижный лицей Австро-Венгерской империи — венский Терезианум. Из этого элитарного военно-учебного заведения юный Шумпетер вышел блестяще образованным, изысканным и амбициозным аристократом. Далее он поступил в Венский университет, где получил диплом доктора права (1906), но под влиянием Визера и Бём-Баверка определился в интересе к экономике, а затем завершил экономическое образование стажировкой в Оксфорде и Кембридже. Далее он попрактиковался в юридической практике и в брачной жизни в Каире (Египет был тогда колонией Англии). В 25 лет (1908) выпустил свою первую (объёмом 600 страниц) книгу по экономической теории; в 26 — благодаря протекции Бем-Баверка стал самым молодым в Австро-Венгрии ординарным профессором (в университете в Черновцах, ныне Украина). В 1911 — 1918 гг. Шумпетер был профессором в университете Граца; в это время к нему приходит широкая известность — прежде всего благодаря книге «Теория экономического развития» (1912). Усвоив основные идеи австрийской школы непосредственно от её лидеров Бем-Баверка и Визера, Шумпетер разошёлся с ними в оценке математического инструментария, сочтя его необходимым для маржиналистской микроэкономики. Будучи в Англии, Шумпетер засвидетельствовал своё почтение Маршаллу и Эджуорту. Однако вершиной маржинализма и всей мировой экономической мысли он считал ТОЭР Вальраса, с которым ему довелось однажды побеседовать… и не согласиться. Вальрас видел источник экономических изменений во внешних влияниях, оказываемых природой и обществом. Шумпетер думал иначе и поставил перед собой цель разработать теорию нарушений равновесия экономической системы, вызванных внутренним источником её энергии. ^ Дискретность предпринимательской функции. В первой главе книги «Теория экономического развития», Шумпетер, изложив основы ТОЭР, резюмировал вальрасианскую статику в категории кругооборота — процесса движения экономики в направлении равновесного состояния. При кругообороте в условиях полной информации о настоящем и будущем продукт без остатка распределяется между владельцами факторов производства. В трёх остальных главах Шумпетер изложил свою концепцию экономической динамики — смещения состояний равновесия вследствие стихийно возникающих и дискретных изменений, вносимых внедрением новшеств. Именно в инновационных действиях Шумпетер усматривал специфику функции предпринимателя в экономике и источник его дохода, а также источник внутренней энергии экономической системы. Определения Сэем и Маршаллом предпринимательской функции соответственно как комбинирования факторов производства и менеджмента в самом широком смысле Шумпетер считал в принципе правильными, но недостаточными. Недостаточными потому, что сам он считал предпринимательскую деятельность прерывистой, не закреплённой постоянно за каким-либо персональным носителем или общественным классом, хотя типы грюндера и промышленного магната и приближаются к осуществлению предпринимательской функции в чистом виде, являясь «своего рода профессиональными предпринимателями». Но «предприниматель, остающийся таковым на протяжении десятилетий, встречается так же редко, как и коммерсант, который никогда в жизни не бывал хоть немного предпринимателем». Шумпетер также подчёркивал, что функция предпринимателя не совпадает ни с функцией изобретателя и технического специалиста, ни с владением собственным капиталом, ни с хозяйствованием на свой страх риск. Предпринимателем может быть тот, кто не имеет длительной связи с отдельным предприятием, и использует его лишь для проведения новых комбинаций. ^ Пять типов инноваций. Осуществление новых комбинаций благ, задающее, по мнению Шумпетера, «форму и содержание» экономического развития», он классифицировал на 5 типов:

1. изготовление нового, ещё не известного потребителям продукта;

2. внедрение нового метода производства или нового способа коммерческого использования известного продукта;

3. освоение нового рынка сбыта;

4. открытие нового источника сырья;

5. реорганизация, например, обеспечение себе монопольного положения в отрасли посредством создания треста.

Из этого перечня очевидно, что, хотя Шумпетер считал предпринимательство присущим не только рыночной экономике, в других обществах круг проводимых новых комбинаций неизбежно должен быть значительно уже. Хотя деятели, располагавшие силой командной власти, — от первобытного вождя до члена центрального органа коммунистического общества, также могли внедрять новшества, проявляя такие способности, как инициатива, авторитет, дар предвидения, и сдвигая экономику с привычной траектории — но не создавая при этом новой «системы стоимостей». В рыночной же экономике для осуществления новых комбинаций необходимо привлечь средства, изъяв их из привычных комбинаций. Для этого предприниматель обращается к кредиту, с его помощью предлагая владельцам производительных благ большее вознаграждение, чем они получают в состоянии кругооборота в соответствии с предельной производительностью труда, капитала и земли. Таким образом, экономическая ответственность ложится не на предпринимателя (он рискует репутацией), а на кредитора. Зато в случае удачи, получив предпринимательский доход, инноватор вознаграждает себя прибылью, а кредитора — процентом (в отличие от своего учителя Бем-Баверка Шумпетер считал, что процент возникает только в динамике). ^ Врéменная монополия — источник предпринимательского дохода. Предприниматель получает свой доход за счёт временного монопольного положения, которого он добивается в случае успешного осуществления новых комбинаций. Сначала новая комбинация приносит не доход, а дополнительные издержки, требуемые для того, чтобы «перекупить» факторы производства у производителей «старых» благ и (если речь идёт о новом товаре) привлечь потребительский спрос к новому благу, укоренить его на рынке. Но если комбинация успешна и позволяет дешевле производить известное благо (снижение издержек) или удерживать на новое благо монопольную цену, формируемую некоторое время непосредственно на основе потребительских оценок, не только окупаются затраты, но и достигается прибыль за счёт превышения цены над предельными издержками. Эта прибыль сохраняется до тех пор, пока за новатором не устремляются привлечённые высокими доходами имитаторы, осваивающие новую комбинацию и насыщающие рынок так, что цены снижаются и сравниваются с издержками. Тогда доход вновь распределяется между собственниками факторов производства, а прибыль исчезает. Шумпетер уподобляет предпринимательскую прибыль дифференциальной ренте в трактовке Рикардо: она не входит в цену продукта. «Она одновременно дитя и жертва развития»; она не является регулярным доходом, и предприниматель лишается её, едва только полностью осуществит свою функцию. ^ Психологические аспекты предпринимательства. Шумпетер был одним из ангажированных интеллектуалов, выдвинутых Австро-Венгерской империей в закатный период её существования, который историки науки и культуры называют «австрийским Ренессансом» по блеску и разнообразию достижений, включающих и возникновение психоанализа (З. Фрейд, А. Адлер). Неудивительно, что Шумпетер счёл необходимым остановиться на психологической мотивации предпринимательства, не укладывающейся в узкие рамки «экономического ratio». Шумпетер выделил три группы мотивов:

1. добиться положения в обществе, создать свою частную империю и династию, «сферу влияния», удовлетворить «чувство власти», «снобизм» и т.п.;

2. желание борьбы, стремление к успеху ради успеха (величина прибыли — показатель успеха, символ победы);

3. радость творческой деятельности, удовлетворение от работы.

Поскольку предпринимателю приходится преодолевать сопротивление рутины, «с боем заводить связи и выдерживать испытание на прочность», для него важно «специфическое сочетание остроты видения и ограниченности кругозора с умением идти вперёд в одиночку». Интеллект предпринимателя избирателен, неглубок; зато интуиция и воля развиты и позволяют «видеть свет в конце тоннеля». ^ Социологические аспекты предпринимательства. А. Маршалл указывал, что потомки человека, которому удалось создать крупную фирму, располагают огромными преимущества в приобретении знаний и навыков для предпринимательства. Несмотря на это, они часто не обнаруживают достаточных способностей и особого склада ума и энергии, необходимых для успешного продолжения бизнеса, и в лучшем случае стремятся к престижу на поприще общественной деятельности или в науке. В то же время простейший путь поддержания жизненности предприятия состоит в том, чтобы сделать партнёрами хозяина наиболее способных служащих и рабочих, для которых это возможность продвинуться наверх, сделать карьеру. Шумпетер отмечал, что «карьера — наиболее важный побудительный мотив в капиталистическом мире», и обычно успех того или иного предпринимателя приобретает материальную форму владения предприятием. Вместе с предпринимателями по социальной лестнице поднимаются и близкие к ним люди. Однако наследники имеют обыкновение переводить доставшееся им предприятие на рельсы хозяйства, ведущегося в рамках кругооборота. Они наследуют добычу, но не «охотничью хватку», и вытесняются новыми успешными предпринимателями. Поэтому, заключил Шумпетер, «высшие слои общества напоминают постоялый двор, который полон людей, но людей постоянно меняющихся. Эти слои пополняются за счёт представителей из низов в гораздо большей степени, чем многие из нас имеют смелость признать». В более широком историческом контексте к теме взаимосвязи предпринимательства и социальной мобильности как особенности капиталистической цивилизации Шумпетер обратился 30 лет спустя после выхода «Теории экономического развития», в книге «Капитализм, социализм и демократия» (1942). В этой же книге Шумпетер предложил для обозначения предпринимательской функции ставшую очень популярной метафору «созидательное разрушение». ^ 19.5. Ф. Найт: предпринимательство как бремя риска и неопределённости. Ф.Найт: экономический агностицизм. Несмотря на громкий успех инновационной концепции Шумпетера, она не могла рассчитывать на всеобщее признание, в том числе потому, что настаивала на выведении за рамки предпринимательской функции элемента, связанного с принятием на себя бремени риска в экономических решениях. Систематизацию версии предпринимательской функции, восходящей к Кантильону и Тюнену, предпринял американец Фрэнк Найт (1885 — 1972). Он получил разностороннее образование с теологическим уклоном в штате Теннесси и был определен преподавателем философии в Корнельский университет, где не нашёл общего языка с коллегами, посчитавшими, что этот человек «с застывшим выражением крайнего пессимизма на лице» слишком большой скептик, чтобы доверить ему молодёжь. Параллельно с подготовкой диссертации по философии он изучал экономическую теорию и вскоре перешёл в Чикагский университет, где уже как экономист и защитил диссертацию «Риск, неопределённость и прибыль» (1916) , опубликованную в 1921 г. Скептицизм Найта отчётливо проявился в его методологической позиции. Найт проникся философским агностицизмом (отрицанием возможности достоверного познания окружающей действительности посредством опыта) немецкого физиолога Э. Дюбуа-Реймона (1818 — 1896), провозгласившего непроницаемость для науки целого ряда «мировых загадок», о которых уместно сказать ignoramus et ignorabimus (от лат. «не знаем и не узнаем»). Из ограниченности и неизбежного несовершенства знания Найт выводил природу предпринимательской прибыли в экономике, отвергая неоклассическое «допущение о практическом всеведении, присущем каждому участнику конкурентной системы». ^ Измеримый риск и «истинная неопределенность». Найт рассматривал экономическую деятельность прежде всего как разновидность целенаправленного поведения, направленного на изменение будущей ситуации и основанного на умозаключениях, вытекающих из текущей ситуации. Но эти умозаключения в большинстве случаев принимают вероятностный характер. Найт разграничил вероятность априорную, для которой возможен точный расчёт возможных случаев (бросание игральной кости); статистическую, опирающуюся на эмпирическую классификацию данных прошлого опыта; и оценочную, связанную со случаями, не поддающимися классификации, и опирающуюся на субъективные, интуитивные суждения. Ведение делового предприятия связано с принятием решений на основе преимущественно статистической либо оценочной вероятности. Первая допускает определённую группировку случаев и тем самым возможность застраховаться от риска, который Найт отождествил с «измеримой неопределённостью», и включить страховые взносы в «постоянные издержки отрасли», которые перекладываются на потребителей, подобно другим издержкам производства. Вторая присуща «истинной неопределенности» уникальных ситуаций, с неизвестным набором возможных результатов, которую нельзя измерить или устранить и которая «мешает теоретически безупречному функционированию конкуренции». Деловой мир, отмечал Найт, выработал два основных организационных способа уменьшения неопределённости: сведéние её посредством группировки случаев к измеримому риску (консолидация) и отбор лиц (специализация), призванных «нести» бремя «истинной неопределённости», — предпринимателей. На практике эти два способа сливаются с другими — прогнозированием (оценкой расходования ресурсов, будущего спроса и т.д.) и «диффузией» неблагоприятных случайностей. ^ Организационные механизмы и способы преодоления неопределённости. Абстрактные рассуждения об «измеримой» и «истинной» неопределенности Найт пытался перевести в плоскость анализа конкретных «структур, призванных справляться с неопределённостью». Он отметил, что главным стимулом к замене предприятия, находящего в единоличном владении, деловым партнёрством, а затем к переходу от партнёрства к корпорации является стремление уменьшить риск, которому подвергается капитал — собственный и заёмный. Акционерная форма предприятий, расширяя масштабы деловых операций, реализует основные способы уменьшения неопределенности: — рост вероятности того, что ошибочные суждения будут компенсированы правильными при распространении сферы выносимых оценок суждений на большее число решений (возможность «группировки случаев», «консолидация»); — высокая степень регулярности и предсказуемости совокупного дохода акционера благодаря нейтрализации убытков и выигрышей в разных корпорациях, акциями которых он владеет («диффузия»); — перекладывание рисков на профессионального биржевика, обладающего преимуществами благодаря масштабу и широте операций, в которых «взаимно погашаются» ошибки в суждениях («специализация»); — информация о деловой конъюнктуре, получаемая благодаря организованным спекуляциям, и более осмысленное прогнозирование изменений рынка. Найт подчёркивал, что именно «вездесущая неопределенность» послужила причиной того, что одним из главных товаров, предложением которого занимается экономическая организация, стала информация; а от технологической стороны производства отделилась функция маркетинга, которая носит гораздо более рискованный характер, дистанцируется от устойчивых и предсказуемых аспектов бизнеса и распределяется между различными предприятиями. ^ Специализация функций и дифференциация вознаграждений в условиях неопределенности. Считая способность вырабатывать правильные суждения в условиях «истинной неопределенности» критерием пригодности человека для сферы бизнеса и специфическим источником дохода предпринимательского дохода, Найт выделил 4 тенденции в отборе людей к экономическим функциям: 1) на основе знаний и способностей суждения в определённом виде трудовой деятельности; 2) на основе способности к прогнозированию; 3) на основе способности осуществлять контроль над другими людьми, давать общее направление их рутинной физической и умственной работе; 4) на основе уверенности в собственных силах и готовности брать на себя риск. Две последние тенденции, по мнению Найта, действуют совместно и выражаются в обособлении лиц, которые принимают на себя ответственное руководство экономической жизнью и, будучи самоуверенными и склонными к авантюрам, гарантируют другим определённый доход по контракту в обмен на результаты труда. Равновесная величина контрактных доходов определяется конкурентными торгами на соответствующих факторных рынках. Но предприниматель, берущий на себя в условиях неопределённости ответственность и контроль за дело, рассчитывает выручить за продукт, изготовленный под его руководством с помощью привлечённых ресурсов, сумму, превышающую совокупность контрактных доходов. Если это произойдёт, предприниматель будет вознаграждён остаточным доходом — прибылью, если нет — потерпит убыток. ^ Сложная структура предпринимательского дохода. Прибыль как положительная разность между выручкой и рыночной ценой производственных ресурсов состоит из двух компонентов — расчёта и удачи. Но она является лишь частью совокупного дохода предпринимателя и, кроме того, зависит не только от его индивидуальных действий, но и от «уверенности в себе предпринимателей как класса», которая определяет предельные цены, назначаемые на услуги прочих факторов производства. Предприниматель, участвующий в руководимом им бизнесе как менеджер, либо как владелец капитала, получает также и свои «контрактные» («вменённые») факторные доходы — заработную плату и процент на инвестиции. Найт признавал, что на практике прибыль как чистый остаточный доход, который механизм конкуренции не может вменить никакому производственному ресурсу, трудно отграничить от элементов заработной платы менеджера и процентного дохода; особенно в случаях, когда владение имуществом включает «неосязаемый капитал», неотделимый от личности своего владельца, — установившуюся репутацию и деловые связи. Однако с почти тавтологическим упорством профессор Чикагского университета настаивал, что «прибыль вырастает из органической, абсолютной неопределённости, из того элементарного грубого факта, что порой не только нельзя предвидеть результаты человеческой деятельности, но даже вероятностные расчёты по их поводу невозможны и не имеют смысла». Таким образом, Найту удалось найти объяснение остаточного дохода (прибыли), не противоречащее статической маржиналистской теории: на уровне ожиданий (ex ante, применяя термин, введенный и экономическую теорию позднее шведской школой) теория предельной производительности продолжает действовать. Остаточная прибыль возникает лишь на стадии реализации этих ожиданий (ex post). В ходе дальнейшего развития экономической теории найтовское разделение между риском и истинной неопределенностью было признано малопродуктивным. Однако это не повлияло на применимость созданной Найтом теории прибыли, которая по-прежнему остаётся на вооружении экономической науки. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. III. Отв. ред. Г. Г. Фетисов. — М. : Мысль, 2005. Раздел V.

2. Найт, Ф. Риск, неопределенность и прибыль. — М. : Дело, 2003.

3. Робинсон, Дж. Теория несовершенной конкуренции. — М. : Прогресс, 1986.

4. Сраффа, П. Законы доходности в условиях конкуренции // Сраффа П. Производство товаров посредством товаров. — М. : ЮНИТИ, 1999.

5. Чемберлин, Э. Теория монополистической конкуренции. — М. : Изд-во иностр. литературы, 1959.

6. Шумпетер, Й. А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. — М. : ЭКСМО, 2007 ( «Антология экономической мысли»).

7. Селигмен, Б. Основные течения современной экономической мысли. — М. : Прогресс, 1968. Гл. VII, п. 5. Гл. VIII, п. 1—3.

ГЛАВА 20. ШВЕДСКАЯ ШКОЛА: ВКЛАД В АНАЛИЗ ПРОБЛЕМ КАПИТАЛА, ПРОЦЕНТА, ДЕНЕГ И БЛАГОСОСТОЯНИЯ Швеция, страна на севере Европы, во времена меркантилизма усилившаяся до ранга великой европейской державы, после поражения в балтийской войне (1700-1721) с Россией была отодвинута на довольно скромное место в истории. Но в ХХ веке её роль снова возросла благодаря двум обстоятельствам: учреждению Нобелевских премий и формированию наиболее ранней и продвинутой национальной модели рыночной экономики, ориентированной на всеобщее благосостояние⁷⁹. Оба этих обстоятельства были вызваны экономическими переменами последних десятилетий ХIХ в. — индустриализацией страны и её возросшей интеграцией в мировое хозяйство. Нобелевский фонд был обязан своим появлением промышленно-научной глобализации. А болезненные социальные процессы, сопровождавшие переход от инерции преимущественно аграрного хозяйства к динамизму индустриальной и денежной экономики, обусловили выступление группы экономистов, сыгравших значительную роль в движении экономического анализа от систематизации маржиналистской мИкроэкономики к эффективной в практических рекомендациях мАкроэкономической теории. ^ 20.1. К. Викселль: естественная и рыночная нормы процента в теории кумулятивных процессов. К. Викселль — возмутитель общественного спокойствия и маржиналист-объединитель. Зачинателем шведской экономической школы считается Кнут Викселль (1851 — 1926), получивший четыре учёные степени — по математике (1876), физике (1885) и финансам (1895) в старинном Упсальском университете и по юриспруденции (1899) специально для того, чтобы получить наконец-то место доцента, а затем профессора на кафедре в университете города Лунда. Хотя Давид Давидсон (1854 — 1942) гораздо раньше стал профессором политической экономии — первым в Швеции — и приобрёл известность в Европе (главным образом, в Германии), он, в отличие от своего друга Викселля, оставался на позициях классической политэкономии. Викселль же опубликовал «Лекции по политической экономии, основанной на предельном принципе» (2 тт., 1901 — 1906) — первый в истории экономической мысли трактат, где предельный анализ был обозначен самим заглавием. Более того, Викселль синтезировал элементы теорий всех трёх школ маржинализма. Приняв категорию предельной полезности в версии Джевонса, Викселль соединил австрийскую теорию капитала с ТОЭР лозаннской школы; дал единое обоснование принципа предельной производительности и теоремы исчерпанности продукта, показав, что теорема Уикстида справедлива только для долгосрочного конкурентного равновесия, когда фирмы достигают минимальных средних издержек. Виднейшие западные историки экономической мысли ставят Викселля как синтезатора наряду с Маршаллом. И добавляют, во-первых, что Викселль открыл путь для современных денежных теорий процента и цикла⁸⁰. Во-вторых, в противоположность Маршаллу⁸¹, часто пытавшемуся затушевать недостатки синтезируемых теорий, Викселль не скрывал явных противоречий, указывал на трудности и пробелы, в том числе в своих собственных идеях. Отмеченное различие между двумя «классиками неоклассики» проистекало, видимо, из несходства темпераментов. Крупнейший шведский экономист переломной эпохи, выдвинувшей не типичные для этой страны фигуры культурных крайностей⁸², был совсем не похож на напыщенного англичанина-викторианца. Как до выхода своей главной книги, так и после Викселль не раз бросал вызов общественному мнению: то не желая венчаться в церкви, то богохульствуя на лекции для высоких чиновников, то отказываясь написать в бумаге на имя короля, необходимой для получения должности, трафаретную фразу «Ваш нижайший слуга». Всю жизнь Викселль оставался приверженцем мальтузианства, председательствовал на «первом конгрессе неомальтузианцев» в Стокгольме (1910) и оскандалился публичным призывом к контролю над рождаемостью. В книге «Социалистическое государство и современное общество» (1905) он доказывал, что перенаселение является главной причиной бедности, а более короткий рабочий день не всегда улучшает положение трудящихся. Эта позиция отдалила его от шведских социал-демократов, хотя Викселль приветствовал деятельность их лидера Яльмара Брантинга (1860 — 1925) и ожидал от них взвешенных решений по государственному вмешательству в экономику. На склоне лет он приветствовал первое в Швеции социал-демократическое правительство (1921). ^ Эффект Викселля. Опираясь на математический инструментарий, Викселль не всегда был чёток в словесных определениях, в том числе в описании двух измерений капитала: «ширины» и «высоты». Считая вслед за Бём-Баверком капитал «вторичным фактором производства», Викселль предложил называть «шириной» капитала совокупные ежегодные затраты первичных факторов — труда и земли — на возмещение запаса капитальных благ, а «высотой» капитала — продолжительность службы его различных вещественных элементов. Структура капитала сначала растёт «вширь», но рост среднего периода инвестиций позволяет получить больший чистый доход при данных ежегодных затратах. Однако рост капитала теперь уже «ввысь» ведёт к переоценке ценности его запаса — вследствие того, что возрастание «окольности» делает сегодняшние труд и землю более дорогими и тем самым увеличивает их предельные продукты — заработную плату и ренту. В результате, хотя в абсолютном выражении доход с капитала может увеличиваться, его относительная доля в общественном продукте уменьшается. «Эффект Викселля» напоминает динамическую модель распределения доходов Рикардо. Но Викселль не считал, что доля заработной платы фатально ограничена «рабочим фондом» и критиковал Бём-Баверка за возврат к доктрине «рабочего фонда» и за попытку доказать, что надбавка к ценности наличных благ возникает из самого процесса одалживания и взятия взаймы потребительских благ независимо от производительности инвестиций. Викселль полагал, что поскольку в период экономического подъёма предприниматели конкурируют между собой за рабочие руки, то растёт реальная заработная плата как элемент общественного капитала; поэтому с точки зрения экономики в целом (а не отдельного предпринимателя) предельный продукт капитала оказывается ниже рыночной нормы процента на величину приращения реальной заработной платы. Заработная плата поглощает часть сбережений, которые могли быть направлены на вложения в капитальные блага. Приспособлением к процессу являются структурные изменения, связанные с техническим прогрессом, который, однако, неравномерен и чреват угрозой безработицы ввиду неуклонного роста населения. Таким образом, в своём учении о капитале Викселль ушёл с «проторенной дорожки»⁸³ методологического индивидуализма и равновесного подхода. Дальнейшим шагом в направлении разрыва со статичностью неоклассики стало учение Викселля о нарушениях равновесия нормы процента в связи с уровнем цен и денежным обращением. ^ Разграничение между действительной и естественной нормами процента. Викселль пришёл к выводу, что теория предельной полезности в том виде, в каком она сложилась к рубежу XIX — ХХ вв., столкнулась с неразрешимым противоречием между субъективно-психологическим объяснением отдельной цены и признанием количественной теории денег в истолковании общего движения цен. Между тем это движение как раз в период возникновения маржинализма отнюдь не подтверждало количественной теории денег. Вопреки ей рост добычи золота и расширение банковского кредита не увеличивали цен на мировом рынке, охватываемом золотым стандартом, а сопровождались падением цен («великая депрессия» 1873 — 1895). В книге «Процент и цены» (1898) Викселль объяснил этот парадокс, предположив неравновесность экономических процессов, вызываемую расхождением между фактической заёмной (рыночной) и «естественной» («капитальной») нормами процента. Заёмная норма процента — та, которая фактически имеет место при предоставлении кредита. Естественная же норма процента равна «предвосхищаемой прибыли, получение которой ожидается от использования денежного займа», т.е. определяется доходом, который предприниматели надеются извлечь в результате вложения капиталов, взятых в кредит. Расхождения между заёмной и естественной нормами происходят, как правило, из-за того, что естественная норма растёт или падает, в то время как заёмная норма остаётся неизменной или следует за естественной с опозданием. ^ Понятие кумулятивного процесса. Как только появляется разрыв между двумя нормами процента, обнаруживается неравновесие на денежном рынке. Если инвестиции сдерживаются слишком высокой заёмной нормой процента, это ведёт к понижению уровня доходов, распределяемых в виде прибыли и зарплаты, и далее по цепочке: к снижению цен — к уменьшению надежд на будущие прибыли — к сокращению дальнейших инвестиций. Всё это будет усиливать разрыв между двумя нормами, увеличивать количество предприятий, отказывающихся от расширения, — развернётся кумулятивный процесс понижения. Именно таким и была «великая депрессия» XIX в., когда заёмная «денежная» норма процента, несмотря на малую величину, оставалась всё же выше «естественной»; потому происходило падение цен и не было стимулов к расширению платежеспособного спроса и инвестиций. Если же естественная норма процента выше заёмной, то растут надежды на получение более высоких прибылей от инвестиций и размеры капиталовложений. Получатели доходов вместо сбережений начнут увеличивать потребительские расходы на товары и услуги — цены станут расти — предприниматели увидят новые надежды на будущие прибыли — избыточные инвестиции еще более повысят естественную норму процента и увеличат разрыв между двумя нормами и рост цен — развернётся кумулятивный процесс повышения, который имеет стихийную тенденцию к ускорению. Таким образом, Викселль приходил к общему выводу, что правильнее не считать изменение количества денег причиной изменений цен, а рассматривать оба эти явления как результат нарушений равновесия нормы процента, которое предполагает: 1) соответствие заёмной ставки ожидаемому доходу на вновь созданный капитал; 2) равенство спроса на заёмный капитал с предложением сбережений; 3) стационарный (не имеющий ни повышательной, ни понижательной тенденции) общий уровень товарных цен. Но рыночная стихия не соблюдает этих условий, с чем Викселль связывал «озадачивающие явления» циклических колебаний. ^ Теория кумулятивных процессов в анализе экономического цикла. Викселль считал, что К. Жюгляр может, и был прав в том, что причиной кризисов является внезапное прекращение роста товарных цен, но необходимо выяснить более глубокую причину цикличности колебаний. Викселль соглашался с А. Шпитхофом и М. Туган-Барановским в том, что главной характеристикой хороших времён является превращение свободного денежного (ликвидного) капитала в основной капитал. Но как наиболее существенное обстоятельство в смене хороших и плохих времён Викселль рассматривал расхождения между нормами процента. «Хорошие времена и общий оптимистический тон в деловом мире создаются видами на прибыль». Экспансия начинается, когда растёт естественная норма процента — увеличение ожидаемого дохода на вновь созданный капитал. Превышение естественной нормы процента над заёмной нормой будет означать превышение инвестиционного спроса над предложением и «удлинение окольных путей». «Естественно и в то же время экономически оправдано, — писал Викселль, — что в случае быстрого прогресса люди стремятся как можно скорее использовать благоприятную ситуацию». Поскольку новые открытия, изобретения и другие усовершенствования почти всегда требуют для своего внедрения различного рода подготовительной работы, то происходит превращение больших масс ликвидного капитала в основной. Эффект от низкой нормы процента будет наибольшим в отношении капиталовложений большей длительности — в строительство железных дорог, домов, магазинов и т.д. Но производство не в состоянии поглотить неограниченные количества нового капитала без того, чтобы не уменьшился чистый доход. Инвестиции в размерах, характерных для бума, быстро приведут к насыщению; накопление капитала перейдёт в накопление незавершённых проектов и избыточных мощностей, бум — в депрессию. Когда нововведения уже в ходу и не осталось таких, что сулят достаточную прибыль, никто не станет рисковать капиталом, стремясь теперь удерживать его насколько возможно, в ликвидной, наличной форме. Естественная норма процента падает ниже заёмной. ^ Различие между импульсом и распространением колебаний. Викселль отмечал, что импульсы для расхождения между двумя нормами процента могут быть различны. Они могут воздействовать на снижение заёмной нормы, например растущей добычей золота или преднамеренным увеличением денежной массы. Но для большинства случаев источник бума — динамические факторы, действующие на повышение естественной нормы: рост народонаселения и нововведения. Причём, по мнению мальтузианца Викселля, под давлением роста населения происходит неуклонное расширение потребительского спроса, тогда как прогресс в области техники или торговли не может идти с той же равномерностью, идёт иногда стремительно, иногда замедленно. Но если появление нововведений и новых способов использования уже существующей техники не есть нечто регулярное, то вызываемые им циклические движения более или менее регулярны. Эту мысль Викселль иллюстрировал наглядным сравнением: если ударить по деревянной лошадке-качалке палкой, то движение этой игрушечной лошадки будет весьма отличаться от движения палки. Таким образом, Викселль стал первым, кто, по словам норвежского экономиста Р.Фриша, осознал «существование двух типов проблем в исследовании экономических циклов — проблемы распространения и проблемы импульса, — и также первым, кто ясно сформулировал теорию о том, что источниками энергии, поддерживающей экономические циклы, являются беспорядочные толчки». Допуская, что экономическая система — это система, продвигаемая вперед нерегулярно, толчками, Викселль, опираясь на свою теорию двух норм процента и кумулятивных процессов, обосновал модель механизма, посредством которого нерегулярные импульсы преобразуются в циклы. Викселль полагал, что контролировать этот механизм, уравновешивая сбережения и инвестиции и корректируя кумулятивные процессы, можно политикой Центрального банка, регулирующей заёмную норму процента. «Философия налогообложения». Обоснованием необходимости кредитно-денежной политики для регулирования заёмной нормы процента Викселль не ограничил рекомендации по внешнему вмешательству в рыночный механизм. Его возмущала существовавшая в тогдашней Швеции регрессивная система налогообложения с упором на акцизы (налоги на товары массового потребления, не считающиеся жизненно необходимыми). Применяя принцип предельной полезности к величине дохода, Викселль обосновывал прогрессивное налогообложение на недвижимость, предпринимательскую прибыль и наследство, специальный налог на земельные участки. Особое внимание Викселль уделил налогообложению в связи с положительными внешними эффектами, считая, что «накладные издержки общества» по строительству и поддержанию дорог, гаваней и других общеполезных сооружений должны быть возложены на тех, кто обладает наибольшими «возможностями платить». Викселль считал, что его «философия налогообложения», основанная на предельном принципе, позволит избежать социальных конфликтов, но сознавал и то, что она может быть реализована только при политическом «раскладе» сил в законодательных и исполнительных органах в пользу малоимущего большинства населения. Поэтому он приветствовал введение в Швеции всеобщего избирательного права для мужчин (1909), а затем приход к власти социал-демократического кабинета Я. Брантинга (1921). Однако Викселль настаивал на соблюдении прав меньшинства. Викселль также считал целесообразным регулирование деятельности монополий, особенно «естественных» (общественный транспорт и коммунальные услуги), и расширение бесприбыльного государственного сектора в сфере услуг (образование, здравоохранение) для более результативного функционирования частного бизнеса. Судьба наследия Викселля была своеобразной: он оказал влияние как на ведущих теоретиков (Дж. М. Кейнс, неоклассический синтез), так и на главных противников макроэкономического регулирования (новоавстрийская школа, Дж. Бьюкенен), и в рамках восходящей к Викселлю шведской школы сложились два крыла — реформистско-социалистическое (Э. Линдаль, Г. Мюрдаль) и либеральное (Э. Лундберг, Б. Улин). ^ 20.2. Э. Линдаль и Г. Мюрдаль: анализ величин «ex ante» и «ex post» и вклад в обоснование государства благосостояния. Э. Линдаль: понятие общественных благ. Отправным пунктом шведской (стокгольмской) школы в более узком смысле группы влияющих друг на друга теоретиков считается обсуждение в Стокгольмском университете докторской диссертации Г. Мюрдаля «Проблемы ценообразования в условиях экономических сдвигов» (1927). Единственным прямым учеником К. Викселля в образовавшейся группе был профессор Упсальского университета Эрик Линдаль (1891 — 1960). Учился он Лундском университете, где под руководством Викселля защитил диссертацию «Справедливость налогообложения» (1919). В ней Линдаль рассматривал проблему одновременного расширения расходов для удовлетворения общественных потребностей и распределения налогового бремени. Линдаль ввёл категорию общественных благ — товаров и услуг, которые либо не могут быть обеспечены рынком в достаточном количестве, либо не предоставляются им вовсе. Двумя главными признаками таких благ являются: 1) отсутствие обязанности платить за них у каждого пользующегося ими индивида; 2) невозможность исключить какого-либо индивида из числа потребителей. Поэтому расходы на создание таких благ должно брать на себя государство. Линдаль построил модель Парето-оптимального равновесия, при котором все люди пользуются предоставленным государством общественным благом, но при этом уплачивают разную налоговую цену⁸⁴. Расширение круга производимых государством общественных благ и прогрессивное налогообложение стали ключевыми элементами шведской модели «государства всеобщего благоденствия», реализованной пришедшим к власти в начале 1930-х гг. правительством шведских социал-демократов во главе с преемником Я. Брантинга П.-А. Ханссоном. «Временнόе» и «межвременнόе» равновесие. Если в теории благосостояния Линдаль стремился последовательно развивать «философию налогообложения» Викселля, то в своей теории денежного равновесия, изложенной в книге «Цели кредитно-денежной политики» (1929), он отказался от идеи естественной нормы процента, заменив её разграничением «временнόго» и «межвременнόго» равновесия. Временнόе равновесие означает равенство между спросом и предложением в краткосрочном периоде при неизменных ценах, «межвременнόе» — равенство спроса и предложения, установившееся при изменившихся ценах в соответствии с изменениями в структуре распределяемого дохода в зависимости от ожиданий и их реализуемости. Линдаль представил процесс экономического развития как последовательность равновесных состояний, связь между которыми обеспечивается ожиданиями. Поскольку предвосхищаемые оценки будущего увеличивают экономический риск, который может сдерживать инвестиционную активность предпринимателей, Линдаль полагал недопустимым, чтобы этот риск возрастал из-за нарушений денежного равновесия, порождающих кумулятивные процессы. Поэтому он обосновывал экономическую политику по поддержанию стабильности цен и условий кредитования. ^ Г. Мюрдаль об экономических величинах «ex ante» и «ex post». Идея Линдаля о ключевом значении, которое имеют в рыночной экономике предвосхищение показателей и формирование планов экономических агентов в зависимости от совпадения или расхождения ожиданий с реально достигаемыми значениями, получила дальнейшее развитие в категориях периодоанализа и различия между величинами «ex ante» и «ex post». Они были введены Г. Мюрдалем в статье «Денежное равновесие» (1931), посвященной переформулировке («имманентной критике») концепции денежного равновесия Викселля. Мюрдаль определил естественную норму процента как величину, определяемую денежной доходностью, которую ожидают от инвестирования на заёмные средства. (Трактовка, почти совпадающая с понятием предельной эффективности капитала у Дж. М. Кейнса). Условие равенства между спросом и предложением сбережений Мюрдаль заменил условием соответствия общей величины инвестиций (новые вложения и возмещение изношенного капитала) величине свободного наличного капитала, выразив это формулой R₂ = W = S + D, где R₂ означает издержки производства новых вложений; W — свободный капитал, ожидающий применения; S — сбережения в собственном смысле слова и D — изменение антиципированной (предвосхищаемой) ценности. Смысл заключается в том, что «минимальная прибыль, соответствующая денежному равновесию, совпадает с минимальной прибылью, вызывающей тот общий рост инвестиций, который может происходить за счет свободного, подлежащего использованию капитала». Наконец, Мюрдаль полагал, что денежное равновесие не равнозначно стабильности цен: если все цены будут расти параллельно, равновесие не будет нарушено, и обе части приведённого уравнения будут возрастать в одинаковой степени. Равновесие может быть нарушено лишь в результате неравномерности движения различных цен. Но общее движение цен сопряжено с риском такого нарушения — изменением относительных цен — хотя общее движение цен в принципе может иметь место при сохранении равновесия. Категории предвосхищения и риска Мюрдаль поместил в контекст постоянного различия между оценками ех ante (перспективными) и ex post (ретроспективными). Выигрыши или потери означают, что денежное равновесие фактически не реализовано в силу того, что оказалось расхождение между расчетами ex ante и ex post. Если Виксель ввёл различие между двумя нормами процента, чтобы объяснить движения цен больших периодов; Мюрдаль различием между величинами ех ante и ex post — ожидаемым (предпринимателями и потребителями) и реализованным (фактическая реализация производственных планов и фактический сбыт) доходами — стремился выяснить влияние денег на развитие и ритм экономической активности. Мюрдаль считал, что время в экономической теории должно быть сведено к «моменту» — понятию, означающему дробление на очень короткие промежутки. Некоторые потоки, например сбережения и доходы, предполагают рассмотрение более длительных периодов, когда становятся очевидными итоги прошлых событий. В данном случае речь идет об анализе «ex post» . Если же в центре внимания находятся «предвосхищения» и прогнозы («ех ante»), тогда может происходить увеличение сбережений без соответствующего изменения инвестиций и возникает расхождение между совокупным спросом и совокупным предложением. ^ Вклад Г. Мюрдаля в обоснование государства благосостояния. Гуннар Мюрдаль (1898 — 1987), профессор Стокгольмского университета (1927 — 1938) стал представителем Стокгольмской школы во властных структурах Швеции после того, как правящая (бессменно в 1932 — 1980) социал-демократическая партия приступила к масштабному государственному вмешательству в экономику. В 1935 Мюрдаль был избран в шведский парламент — риксдаг. Если Э. Линдаль придавал главное кредитно-денежной политике, то Мюрдаль в работе «Экономические результаты фискальной политики» (1934) обосновывал политику стимулирования экономического роста за счёт социальных расходов бюджета. Именно такую политику стал проводить Э. Вигфорсс, занявший на 20 лет пост министра финансов Швеции. В концепцию «народного дома», выдвинутую другим многолетним министром -Г. Мёллером (ведавшим, по современной российской терминологии, «социальным блоком»), автором понятия «государство всеобщего благоденствия», — полностью вошли рекомендации Мюрдаля и его жены Альвы (1902 — 1986) по социальным трансфертам для поощрения материнства, решению жилищной проблемы (включая строительство «домов Мюрдалей» для многодетных семей) и т.д. В 1942 — 1947 гг. Мюрдаль возглавлял правительственную комиссию по планированию. ^ Мюрдаль и институционализм. Альва и Гуннар Мюрдали являются единственными супругами, удостоенными каждый в отдельности Нобелевской премии: муж — по экономике, жена — за миротворческую деятельность. Мюрдаль стал первым Нобелевским лауреатом (1974) среди экономистов, относивших себя к институционализму, и первым неамериканцем, удостоенным премии Веблена — Коммонса (1975). Многолетняя дружба связывала его с главным представителем обновлённого институционализма в США Дж. К. Гэлбрейтом (см. главу 24). Проживая много лет вместе с женой — послом в Индии, Мюрдаль подготовил имевшее большой международный резонанс исследование «Азиатская драма: исследование бедности народов» (3 тт., 1968), посвящённое перспективам реформ, которые могли бы позволить слаборазвитым странам преодолеть «кумулятивные силы нищеты». Мюрдаль негативно оценивал «демонстративное потребление» Запада как фактор, усугубляющий проблемы «третьего мира». ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Блауг, М. Экономическая мысль в ретроспективе. — М. : Дело, 1994. Гл. 12, 15.

2. Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. III. Отв. ред. Г. Г. Фетисов. — М. : Мысль, 2005. Раздел IV.

3. Селигмен, Б. Основные течения современной экономической мысли. — М. : Прогресс, 1968. Гл. VII.

4. Хансен, Э. Экономические циклы и национальный доход. — М., 1959. Гл. XVII.

^ ГЛАВА 21. МЕЙНАРД КЕЙНС И МАКРОЭКОНОМИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ Формирование современного экономического анализа, начатое маржиналистской революцией, было завершено другой теоретической революцией, «знаменем» которой стала книга английского экономиста Дж. М .Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» (1936). Маржиналистская революция изменила понимание предмета экономической теории; «кейнсианская революция» структурировала предмет экономической науки на мАкроэкономику и мИкроэкономику и направила её к триединству абстрактного анализа, математических моделей и обрабатываемых с их помощью эмпирических статистических данных. «Маржиналистская революция», получила импульсы от триумфа организованных рынков; «кейнсианская революция», была инспирирована величайшим по своим последствиям крахом организованных рынков. «Маржиналистская революция» была продуктом деятельности экономистов, писавших по-английски, по-французски, по-итальянски и по-немецки; «кейнсианская революция» имела ярко выраженный англоязычный характер и утвердила лидерство университетов США в международном сообществе экономистов. ^ 21.1. Кейнс и его время. Вкус к «хорошей жизни». Джон Мейнард Кейнс (1883 — 1946) вошедший в историю как «архитектор макроэкономики», был потомственным «кембриджцем», сыном Флоренс Ады Браун (1861 — 1958), одной из первых выпускниц женского Ньюшем-колледжа Кембриджского университета, и Джона Невилла Кейнса (1852 — 1949), ставшего профессором моральных наук в Кембридже как раз в год рождения старшего сына. Миссис Кейнс активно участвовала в городских благотворительных организациях и социальном реформаторстве. Невилл Кейнс был автором снискавшей большой успех книги «Предмет и метод политической экономии» (1891). Он установил чёткое различие между позитивной и нормативной экономической теорией и отстаивал абстрактно-дедуктивный метод от атак германской исторической школы, но с признанием необходимости учитывать исторические силы, препятствующие «чистому» действию экономических законов. Мейнард⁸⁵ (именно так — по второму имени — называли его близкие) окончил самую престижную школу Великобритании (где возникло понятие «сноб») — Итонский колледж (1902), выказав незаурядные математические и лингвистические способности, а затем Королевский колледж Кембриджского университета (1906), где влияние друга его отца — А.Маршалла — определило выбор профессии экономиста. Глубокое увлечение математикой сохранилось; впоследствии Кейнс разработал оригинальный вариант теории вероятностей и защитил его как диссертацию (1908). Большое внимание на Кейнса-студента оказал трактат философа Джорджа Эдварда Мура (1873 — 1958) «Принципы этики» (1903), подвергший критике попытки универсального определения добродетели, включая утилитаризм Дж. Ст. Милля. Эпоха (расцвет Британской империи) и рано обнаружившиеся умственные дарования (устойчивое первенство в учёбе с блестящими оценками и премиями) предрасполагали Мейнарда Кейнса к сугубо элитарному стилю мышления, к чувству собственного превосходства над окружающими. Но это было чувство иного рода, чем пуританская «избранность к спасению» с её скопидомством и уверенностью в том, что процветание — вознаграждение за мещанские добродетели (а стало быть, неудачники просто не достойны лучшего). Биографы Кейнса отмечают присущий ему смолоду «философский идеал хорошей жизни», включающей разнообразные удовольствия⁸⁶. Не желая стеснять себя рамками чопорной «викторианской» морали, он сполна вкусил аромат самовыражения в кружках интеллектуалов, отождествлявших себя с «апостолами» нового более гармоничного общества и вдохновлявшихся (в соответствии с этикой Дж. Э. Мура) интуитивным постижением благих вещей как некоторых эстетических и интимных целостностей. Математически отточенный интеллект позволил Кейнсу разбогатеть, играя на бирже; умение извлекать денежные выгоды из своих способностей дало волю вкусу к «хорошей жизни». После удачной женитьбы на Лидии Лопуховой (1892 — 1981), солистке знаменитого «Русского балета Дягилева», танцевавшей вместе с легендарным В. Нижинским, Кейнс приобрёл имение Тилтон и стал меценатом балета и театра. Он спонсировал создание женой собственной труппы из молодых английских балерин и танцовщиков и строительство кембриджского Театра искусств, открывшегося в том же году (1936), когда вышел главный труд Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег». Но эстетизм Кейнса не принял форму снобизма. Либерал, категорически отвергавший учение Маркса ввиду невозможности «предпочесть невежественный пролетариат буржуазии и интеллигенции, которые, несмотря на все недостатки, задают жизненные стандарты», Кейнс не считал нормальным ограничение возможностей для «хорошей жизни» кругом меньшинства. Когда духовно опустошающее воздействие первой мировой войны, а затем известия о двух революциях в России подвели к выводу о неизбежности конца прежнего общественного порядка, заботой Кейнса стало обоснование «переустроенного либерализма». Либерализма, обязывающего интеллектуальную элиту к тревоге об угрозе всеобщего обнищания и к сосредоточенному поиску путей для перехода к новому «режиму, который будет иметь специальной целью контролирование и направление экономических сил в интересах социальной справедливости и устойчивости». ^ Путь к всемирной славе. Карьера Кейнса началась с государственной службы в Управлении по делам Индии (1906 — 1908); вскоре он перешёл на преподавательскую деятельность в Кембридже; Индии были посвящена его первая статья (1909) в «Экономическом журнале», пост редактора которого Кейнс занял в 1911 г. (и до 1945). Работой в Королевской комиссии по денежному обращению и финансам Индии и книгой на эту тему (1913) Кейнс создал себе высокую репутацию финансового эксперта и в канун Первой мировой войны был призван как консультант, а в 1915 г. приглашён на высокую должность в британском казначействе; в 1917 г. он возглавил отдел, занимавшийся финансовыми отношениями между странами-членами Антанты. В 1919 г. вместе с премьер-министром Д. Ллойд-Джорджем Кейнс возглавлял британскую делегацию на Парижской мирной конференции, решавшей судьбы послевоенной Европы. Мировая война была порождена империалистическим соперничеством западных держав, вызовом кругосветному «пароходному» Pax Britannica со стороны накачавшего крутые индустриальные бицепсы германского «Второго Рейха». Она обрушила вместе с Германской империей и все остальные великие державы Восточной Европы — Австро-Венгерскую, Османскую и союзную западным империям-победительницам Российскую. Война подвела черту и под крушением веры британских «властителей дум» XIX века (Дж. Кобден, Г. Спенсер) в то, что экономический либерализм повлечёт за собой эволюционный переход от авторитарного военного к мирному «промышленному» обществу, характеризуемому нонконформизмом и индивидуальной свободой в общественных отношениях по типу коммерческой сделки. Политические лидеры Франции и Англии определяли условия послевоенного «Версальского» мира, исходя из принципа, что победитель жестоко (в том числе экономически) наказывает побеждённого, наложив на территориально урезанную и охваченную революционным кризисом Германию очевидно чрезмерное бремя репараций. Кейнс энергично выступил против такого подхода, ушёл в отставку с государственной службы и написал ставший бестселлером памфлет «Экономические последствия Версальского мира» (1919). Десятилетие 1920-х гг., ставшее в континентальной Европе эпохой гиперинфляций, путчей, коммунистических возгораний, установления личных диктатур и «частичной стабилизации капитализма»; в Англии — экономической стагнации; в США — «процветания» с последующим «великим крахом», для Кейнса стало временем литературной активности, подкреплявшей его уже сложившуюся международную известность теоретика и публициста. Почти ежегодно выходили его книги: «Трактат о вероятности» (1921), «Пересмотр Версальского мирного договора» (1922), «Трактат о денежной реформе» (1923), «Экономические последствия валютной политики м-ра Черчилля» (1925); «Конец laissez faire» (1926), «Беглый взгляд на Россию» (1928); «Трактат о деньгах» (2 тт., 1930). Осуждение Версальского мира было протестом экономиста, обеспокоенного шаткостью оснований для хозяйственного прогресса Европы, против довлевших над ней великодержавных стереотипов военно-политического «равновесия». Но вслед за этим Кейнс признал и то, что экономические стереотипы «эгоистического капитализма» XIX в. исчерпали себя, ввергнув цивилизацию в хаотическое состояние. В очерке «Конец laissez faire» Кейнс подчеркнул наличие выпадающих из забот индивидуума функций обеспечения общественных благ и нереалистичность предположения, что «индивидуумы, действующие самостоятельно ради собственных выгод, произведут самый большой объём совокупного богатства». Кейнс объяснял длительное господство доктрины laissez faire «низким качеством предложений» её противников — националистического протекционизма и революционного социализма. Но в 1920-е гг. силы, стоящие за враждебными принципу laissez faire идеологиями, стиснули либеральный символ веры. В британском парламенте место традиционного противовеса Консервативной партии протекционистов и националистов («джингоистов») заняла — благодаря давлению революционного движения — реформистская Лейбористская партия рабочего класса, оттеснившая Либеральную партию. Последней, по мнению Кейнса, не оставалось иного, как стать поставщиком идеологии Среднего пути для правительств консерваторов и лейбористов. Но эту идеологию ещё предстояло создать. ^ Отношение к «социалистическому эксперименту» в России. Кейнс с оптимизмом воспринял известия о свержении царизма и даже об Октябрьском перевороте в России. Но политика большевиков по развалу денежного обращения привела к заочному «обмену любезностями» между Кейнсом и Председателем Совнаркома В. Ульяновым-Лениным. Кроме того, рекомендации Кейнса (на основе опыта Британской Индии) по созданию «северного рубля», привязанного (в отношении 40:1) к фунту стерлингов, были реализованы после финансового соглашения между британским казначейством и антибольшевистским Верховным правительством Северной области, поддержанным Антантой. Кейнс, однако, порицал решения Версальского мира о блокаде Советской России, а на Генуэзской международной конференции 1922 г. даже вёл конфиденциальные беседы с её делегацией, возглавляемой наркомом иностранных дел Георгием Чичериным. Во время НЭПа Кейнс посетил СССР (где жили сестра и три брата его жены), приглашённый на 200-летний юбилей Российской Академии наук. Кейнс выступил с докладами об экономическом положении в Англии в Москве в Наркомате финансов (сентябрь 1925). Свои впечатления от поездки он изложил в «Беглом взгляде на Россию». Несмотря на неприятие идеологии социализма и допущение о присутствии «звериного начала в русской натуре» и «еврейской тоже, когда обе они, как сейчас, соединены в непрерывном союзе», Кейнс не исключал шансов русского коммунизма на успехи (в том числе экономические) и влияние на Запад. Эти шансы Кейнс связывал с возможной моральной силой «новой религии», апеллирующей к старой подкупающей догме «возвеличивания обыкновенного человека» в условиях, когда «мы сомневаемся в способности бизнесменов привести нас к чему-то лучшему, чем наше нынешнее состояние». Кейнс характеризовал ленинизм как сплав миссионерской религии (нетерпимой к инакомыслящим) и экспериментальной экономической техники, и находил возможным видеть в Советской России «лабораторию жизни». Но уже после второй поездки в СССР — на излёте НЭПа (1928) — Кейнс пересмотрел своё мнение. Оценивая возникшую в ходе 1-й пятилетки систему централизованного планирования с полностью контролируемой государством собственностью, подавлением свободы и «блеянием пропаганды», он писал (1933): «Пусть Сталин послужит устрашающим примером для всех, кто стремится экспериментировать». Советский эксперимент укрепил Кейнса в отрицательном отношении к революционному преодолению капиталистической системы, а «Великая депрессия» — в осознании себя её историческим «спасителем» в период жесточайшего кризиса и вызова со стороны «крайностей эпохи в области государственного управления» — фашизма и ленинизма. В поисках опоры для своего Среднего пути Кейнс на рубеже 1920 —1930-х гг. активизировался как общественный деятель и теоретик. Он стал ключевой фигурой в созданном британским правительством Экономическом Консультативном Совете (1930-1939), выпустил брошюру «Средства для процветания» (1933), разосланную ведущим английским и американским политикам. В этой брошюре была разъяснена выдвинутая Кейнсом и его учеником Ричардом Каном идея мультипликатора (от лат. multiplicio — умножать) и рекомендована активная политика государственного стимулирования инвестиций, чтобы справиться с самым разрушительным и наглядным проявлением глубочайшего экономического кризиса — многомиллионной безработицей. Теперь «лабораторию жизни» для всего мира Кейнс находил в США, где президент Ф. Д. Рузвельт со своей командой начал проводить «Новый Курс», убеждая деморализованных сограждан, что настало время дополнить индивидуальное преодоление «рубежей» коллективным. «Откровение» для капиталистического реформаторства. Предложенная Кейнсом новая экономическая концепция подводила теоретический фундамент под многое из уже испробованного в практике «Нового Курса», но придала реформам Рузвельта второе дыхание. Это произошло после того, как «Общая теория занятости, процента и денег» встретила восторженный приём в цитадели американской образованности — Гарвардском университете, как раз в это праздновавшем 300-летие. Прибывший на торжества Рузвельт напомнил, что не следует забывать о тревожном положении дел в стране. Гарвард выдвинул в ответ новообращённых кейнсианцев, расставленных вскоре по финансово значимым госструктурам США Лочлином Карри (1902-1993), экономическим советником Рузвельта с 1939 г., обосновавшим вместе с профессором Олвином Хансеном (1887 — 1973) необходимость крупных бюджетных ассигнований на социальную помощь и общественные работы. Как вспоминал Дж. К. Гэлбрейт, никогда среди молодых экономистов Гарварда не было такого воодушевления, как осенью 1936, когда «взахлёб говорили о Кейнсе». Получалось, что можно заботиться о спасении капитализма и прослыть новатором-радикалом, не тронув частную собственность, за исключением повышенного налогообложения, и предложив в целом консервативный способ решения острейших проблем. Правительство, ликвидировав избыток сбережений — недостаток покупательной способности — может, не смущаясь бюджетным дефицитом ввиду расходов на социальные программы, поддержать экономику так, чтобы она функционировала при полной или почти полной занятости, — именно в этом убедили президента и Временный национальный экономический комитет Хансен и Карри. В это время — с началом развязанной германскими нацистами второй мировой войны — сам Кейнс в зените славы вернулся к сотрудничеству с британским казначейством и написал свой последний трактат («Как оплатить войну», 1940) с практическими рекомендациями по увеличению британских военных расходов без того, чтобы спровоцировать новую дестабилизацию национальной экономики. В 1942 г. Кейнс был назначен одним из директоров Банка Англии; тогда же получил титул лорда и барона Тилтона. В 1944 г. лорд Кейнс представлял Великобританию на международной конференции в Бреттон-Вудсе (США, штат Нью-Хэмпшир), предложив амбициозный план новой мировой валюты — «банкора». Хотя принят был не этот проект, а американский план золотодолларового эталона, идеи Кейнса о наднациональном валютно-финансовом регулировании были реализованы в созданных в 1946 г. Международном валютном фонде (МВФ) и Международном банке реконструкции и развития (Всемирном банке). Но их торжественное открытие стало закатным светом жизни великого экономиста. Через месяц после возвращения из США Кейнс умер в своём имении Тилтоне. Он на год пережил президента Рузвельта, рядом с которым часто будут ставить его имя в истории капиталистического реформаторства, и не дожил года до появления книги «Кейнсианская революция» (1947). Она была написана молодым экономистом Л. Клейном из американского Кембриджа (Технологический институт штата Массачусетс), ставшего наряду с Гарвардом ведущим в США центром кейнсианства. ^ 21. 2. Нравственно-философская позиция Кейнса и её проявление в «Общей теории». Право на моральный выбор. Свою главную книгу Кейнс писал в расчёте, что она революционизирует экономическую науку и политику. За этим стремлением стояли не только знания теоретических и практических проблем экономики, но и определённые философские принципы, восходящие к влиянию Дж.Э. Мура⁸⁷. Мур подчёркивал невозможность точной оценки людских поступков по их последствиям для общего блага и отверг поиск универсальных законов поведения. Признав полезность норм, выработанных обществом в ходе исторического развития, он настаивал на предоставлении человеку возможности, полагаясь на интуицию и собственное видение ситуации, пойти по пути, ранее не известному, тем самым преодолевая заложенное в правилах давление прошлого. Индивид вправе давать поступкам — своим и других людей — оценку, отличную от общепринятой, сам выбирать способ нравственного поведения. Для Кейнса отказ от универсализации этических правил означал прежде всего пересмотр «победных принципов» laissez faire — постулатов экономического либерализма о том, что действия индивидов порознь ради собственных интересов в свободной игре рыночных сил содействуют достижению наилучших результатов для общества. Каждая эпоха должна заново определять, чем следует заниматься государству и что может быть оставлено индивиду; вопрос о разграничении частной и государственной деятельности не может решаться на основании абстрактных соображений. Следующим шагом был отказ от превратившихся в «давление прошлого» теоретических схем, названных Кейнсом «принципом рассасывания»: «если происходит то или иное нарушение в какой-либо части экономического организма, оно довольно легко рассасывается по всему организму, пока не наступит новое положение равновесия». «Принцип рассасывания» — не что иное, как предпосылка о саморегулировании рынка, которую вместе с основанным на ней законом Сэя, Кейнс отвергнет в «Общей теории». Далее он сформулирует вывод о нелёгкости (отсутствии автоматического механизма) уравнивания инвестиций и сбережений, необходимого для полной занятости и равенства совокупного спроса совокупному предложению в денежной экономике. ^ Мораль «любви к деньгам». По словам Кейнса, «моральные проблемы нашего времени» сосредоточены вокруг «любви к деньгам». Основные причины этого Кейнс определил так: — в повседневных делах деньги требуются в 9 случаях из каждых 10; — всем людям присуще стремление к индивидуальной экономической безопасности; — деньги получили всеобщее одобрение как мера подлинного успеха. Перечисленные пункты — не что иное, как структура спроса на деньги, представленная Кейнсом в его пересмотре теории денег, опирающемся на исследования Кембриджской школы А.Маршалла: 1) трансакционный мотив — для текущих сделок (только этот мотив подразумевается уравнением Фишера); 2) мотив предосторожности (принимается во внимание уравнением, выведенным Кембриджской школой, — M = kRP, где k — «коэффициент Маршалла», отношение между расходами и кассовой наличностью, R — количество товаров, которое может быть приобретено, Р — уровень цен), 3) спекулятивный мотив, выделенный самим Кейнсом в «Трактате о деньгах». Трансакционный спрос — это покрытие расходов на потребительские и инвестиционные товары. Два других мотива предопределяют сбережения, удержание денег : на случай непредвиденных трат (мотив предосторожности) или на случай помещения их в ценные бумаги по более выгодному курсу (спекулятивный мотив). Создавая «Трактат о деньгах» в начале «Великой депрессии», Кейнс указал на избыток сбережений как на причину нарушения равновесия в рыночной экономике и сбоев в производстве и занятости: отставание инвестиций от сбережений сокращает спрос на труд. Поэтому бережливость — не добродетель, как утверждала мораль пуритан, А.Смита, утилитаристов и викторианства. «Если Бережливость опережает Предприимчивость», возникает порочный круг. ^ Противопоставление спекуляций и предпринимательства. Будучи сам искушённым биржевым игроком, Кейнс в «Общей теории занятости, процента и денег» признал спекуляцию болезнетворными действиями, уводящими от долгосрочного инвестирования в производство готового продукта на имеющемся оборудовании ради целей «перехитрить толпу и сплавить», уловив изменения в условных рыночных оценках. Кейнс противопоставил спекуляцию, пренебрегающую долгосрочными ожиданиями производителя, и предпринимательство, от которого зависит объём производства и занятости, определяемый масштабом инвестиций. «Спекулянты не приносят вреда, если они остаются пузырями на поверхности ровного потока предпринимательства. Однако положение становится серьёзным, когда предпринимательство превращается в пузырь в водовороте спекуляции. Когда расширение производственного капитала в стране становится побочным продуктом деятельности игорного лома, трудно ожидать хороших результатов». Такое положение освящено «фетишем ликвидности» — помещением денежных сбережений в ценные бумаги, легко обращаемые в наличные деньги. Кейнс отметил, что если вынудить инвестора «обратить свой взор на долгосрочные перспективы, и только на них», это стало бы полезным лекарством от болезней денежной экономики. Однако в соответствии со своей нравственно-философской позицией Кейнс подчёркивал, что каждый индивид располагает свободой выбора использования своих сбережений: длительное инвестирование, сохранение наличности (тезаврирование) или помещение в высоколиквидные активы. Однако для общества в целом не существует такой вещи, как ликвидность вложенного капитала. И, чтобы обеспечить надлежащий объём квалифицированных инвестиций, допустимы «скоординированные акты», подсказанные интеллектуальной элитой. Они состоят в принятии государством на себя большей ответственности за прямую организацию инвестиций и воздействии центрального банка на норму процента для увеличения «побуждения к инвестированию». ^ 21. 3. «Общая теория» Кейнса: логика, основные понятия, значение. Заполнение пробелов в экономической теории: новые категории анализа. Заглавием своей книги Кейнс обращал внимание на то, что 1) предлагает общую теорию, так как включает в предметную область анализа депрессивную экономику; 2) выясняет причинно-следственные зависимости между категориями рынка (каузальный подход в отличие от функционального лозаннско-кембриджского подхода). Маржиналистские школы интересовались в первую очередь определением цен на потребительские и капитальные блага и поставили в центр проблему выбора наилучшего варианта использования ограниченных ресурсов. Кейнс поставил в центр проблему количеств — общего уровня производства, оказывающегося в течение длительного времени ниже потенциального уровня при переизбытке ресурсов — недогрузке производственных мощностей, наличии неиспользованных товаров, массовой безработице. Он исследовал экономику, для которой главным затруднением было перейти от неполной занятости к полной. Поставив задачу определить те «силы, которые оказывают влияние на объем производства и занятости в их совокупности», Кейнс опирался в своем анализе на агрегатные величины национального дохода, занятости, предложения, спроса, сбережения, инвестирования, показав, что «совокупности» имеют свои качественные особенности, не объясняемые на уровне отдельных домохозяйств, фирм и отраслей. Вместе с тем Кейнс ввёл новые категории предельного анализа — предельная склонность к потреблению и предельная эффективность капитала (вынесенные в названия двух глав книги — Х и XI). Эти новые понятия призваны были заполнить три главных пробела в «классической» теории, для обозначения которых Кейнс также ввёл новые понятия — эффективный спрос, побуждение к инвестированию, предпочтение ликвидности. Все новые категории были подчинены задаче обоснования и «выбора тех переменных, которые могут находиться под сознательным контролем или управлением центральной власти в той реальной системе, в которой мы живём». ^ Новая теория занятости и понятие «вынужденной безработицы». Но первое новое понятие, которое вводит Кейнс на страницах «Общей теории» — понятие «вынужденной безработицы», существование которой отрицалось «классической» теорией. Под «классической теорией» Кейнс подразумевал экономистов (называя только английских — от Рикардо до маржиналистов), разделявших «закон Сэя», которому Кейнс дал такую формулировку: «предложение само порождает спрос в том смысле, что совокупная цена спроса равна совокупной цене предложения для всей уровней производства». Мишенью критики Кейнса стали «закон Сэя» (1) и «постулаты классической теории занятости», принятые в трактате А. С. Пигу «Теория безработицы» (1933): «реальная заработная плата равна предельной тягости труда при существующей занятости» (2) и «не существует вынужденной безработицы» (3). Возможность существования «вынужденной» безработицы, отличной от «добровольной» и «фрикционной» безработицы⁸⁸, Кейнс обосновал тем, что общий уровень занятости в конечном счёте определяется не взаимодействием предложения труда и спроса на труд, а решениями предпринимателей относительно объёмов производства, принимаемых на основе ожидаемого спроса на производимые блага, одним из слагаемых которого является покупательная способность рабочих. Отсюда следует, что снижение заработной платы сокращает совокупный спрос в обществе и тем самым угрожает сужением возможностей сбыта для предприятий. Таким образом, рост занятости может прекратиться ещё до того, как будет достигнут уровень полной занятости; равновесие на рынке труда может установиться при неполной занятости; «вынужденная» безработица не может быть устранена снижением зарплаты. Суть общей теории занятости Кейнса в том, что равновесный уровень занятости определяется точкой пересечения функции совокупной цены предложения продукции при занятости N человек и функции совокупного спроса — выручки, ожидаемой предпринимателями при занятости N человек. Эту точку, в которой будет наибольшей ожидаемая предпринимателями прибыль, Кейнс называет точкой эффективного спроса. Безработица обусловлена недостаточностью эффективного спроса, из которой вытекает ограниченность капиталовложений, а вместе с тем и уровня занятости. «Основной психологический закон» и формирование эффективного спроса. Совокупный спрос слагается из спроса домохозяйств на потребительские блага (потребительские расходы) и спроса предпринимателей на капитальные блага (инвестиционные расходы). Эффективный спрос формируется при определённом соответствии ожидаемого уровня потребления и предполагаемых капиталовложений, и при недостаточности последних ведёт к вынужденной безработице. Динамика эффективного спроса упирается в «основной психологический закон»: люди склонны увеличивать своё потребление с ростом дохода, но не в той же мере, в какой растёт доход. ^ Предельная склонность к потреблению выражает отношение между ростом дохода и соответствующим увеличением потребительских расходов, а предельная эффективность капитала (ожидаемая прибыль) — склонность предпринимателей к инвестиционным расходам. От совокупности потребительских и инвестиционных расходов зависит национальный доход, от которого в свою очередь зависит уровень занятости и спроса на рабочую силу. Но по мере роста величины ранее накопленного капитала инвестиционные расходы относительно понижаются ввиду развития тенденции к сбережению доходов. Слабость побуждения к инвестированию становится ключевой экономической проблемой, порождающей, по выражению Кейнса, «парадокс бедности среди изобилия» — проблему совмещения занятости бедных и склонности богатых к сбережениям. Кейнс предложил три взаимосвязанных способа восполнения недостатка эффективного спроса: — более равномерное распределение национального дохода, по сути его частичное перераспределение в пользу малозажиточных слоёв, у которых меньше склонность к сбережению, что способствовало бы росту склонности к потреблению (активная фискальная политика); — государственное предпринимательство с целью увеличения совокупных инвестиций, когда уровень частных инвестиций недостаточно высок (политика общественных работ); — стимулирование частных инвестиций посредством снижения нормы процента (денежно-кредитная (монетарная) политика). ^ Норма процента, предельная эффективность капитала и предпочтение ликвидности. К частным инвестициям мотивирует превышение ожидаемого от них дохода над уровнем процентной ставки, которая определяет нижнюю границу величины предельной эффективности капитала. Жёсткость и рост нормы процента сдерживают процесс инвестирования. Процентная ставка в теории Кейнса является переменной, связывающей количество денег в обращении со сложной структурой спроса на деньги. Специфичность денег Кейнс видел в относительном превышении их ликвидности (непосредственной обмениваемости) над издержками хранения. Склонность к удерживанию денежных остатков — предпочтение ликвидности — следствие неопределённости на денежном рынке и рынке ценных бумаг. Преимущества ликвидности в том, что наличные деньги дают возможность выбирать удобный момент и наилучшую форму для вложений. Процент — это цена отказа от ликвидности, сумма, которую надо платить обладателю денег, чтобы заставить его отказаться от них. Норма процента тем выше, чем больше предпочтение ликвидности. Однако компоненты спроса на деньги различаются по своей «чувствительности» к норме процента. Та часть спроса на деньги, которая отражает трансакционный мотив, является функцией денежного дохода индивида и не зависит от процентной ставки; тогда как часть, продиктованная спекулятивным мотивом и связанная с ожиданиями, что будущие нормы процента окажутся выше значений, предполагаемых рынком, непосредственно реагирует на динамику процентной ставки. Излишки, законсервированные в форме наличных денежных средств, уменьшают эффективный спрос; его слабость обрекает экономику на недоинвестирование и неполную занятость. Мотив предосторожности — резервирование определённой части ликвидных ресурсов на случай неопределённых обстоятельств в будущем — Кейнс трактовал по-разному, в одних случаях как элемент спроса на деньги, зависящий преимущественно от денежного дохода (подобно трансакционному спросу), в других — как элемент спроса на деньги, зависящий от процентной ставки (подобно спекулятивному мотиву). Сложность функции спроса на деньги предопределяет расстановку приоритетов экономической политики. С одной стороны, увеличение предложения денег, понижая ставку процента, уменьшает стремление удерживать (из мотива предосторожности или спекулятивного мотива) ликвидные средства, и инвестирование становится более доступным и привлекательным. Поэтому целесообразна денежно-кредитная политика, направленная на обеспечение большего количества денег в обращении в целях предельного понижения процентной ставки. Такая политика возможна лишь при снятии ограничений на выпуск бумажных денег, наложенных золотых стандартом, и последний стал для Кейнса «Карфагеном, который должен быть разрушен». Кейнс критиковал в 1925 г. тогдашнего канцлера казначейства У. Черчилля за восстановление золотого стандарта в Англии правительством консерваторов, содействовал отмене золотого стандарта коалиционным правительством в 1931 г. и превратил в «отпевание» золотого стандарта Бреттон-Вудскую конференцию. С другой стороны, Кейнс предусматривал случай, который его друг, а затем ярый оппонент Д. Робертсон назвал «ловушкой ликвидности». Это снижение процентной ставки до уровня, когда индивиды будут единодушно ожидать её повышения и удерживать наличные деньги; в результате нет стимулирования инвестиций и действия сил, которые могли бы вывести экономику из состояния неполной занятости. Поэтому приоритеты Кейнс отдавал не монетарной политике, а государственному предпринимательству. ^ Значение теории Кейнса. Книга Кейнса имела впечатляющий резонанс прежде всего как теория макроэкономической политики, отказавшаяся от принципа «laissez faire». Теория Кейнса была обоснованием оправдания государственной активности в экономике, выдвигала цель государственного регулирования (полная занятость) и указывала средства для её достижения. Макроэкономическое регулирование, в свою очередь, стало возможным благодаря анализу совокупных (агрегатных) величин, открывшему широкие перспективы для формулировки экономической теории в виде моделей, в которых ключевые переменные и взаимосвязи выражены таким образом, что их можно количественно определять (квантифицировать), проверять и видоизменять посредством целенаправленной политики. Теория Кейнса создала также интеллектуальную основу для построения экономико-математических моделей при помощи вычислительной техники с охватом широкого массива статистических данных. В отдельное направление исследований развились обследования различных социальных групп для проверки введённых Кейнсом понятий склонности к сбережению и к склонности к потреблению с последующими теоретическими корректировками. Такой корректировкой стала, например, гипотеза Дьюзенберри — Модильяни⁸⁹ относительно соотношения между совокупным потреблением и совокупным доходом (и дополняющего его соотношения между текущими сбережениями и доходом). Согласно ей потребление и сбережение в рамках индивидуальных хозяйств зависят не от абсолютных размеров дохода, а от стремления поддерживать «достойный жизненный стандарт» (в соответствии с принадлежностью к определённой социальной группе). Наконец, важные аспекты теории Кейнса, приобретающие особый интерес в настоящее время, связаны с его вниманием к значению неопределённости, роли ожиданий в хозяйственной жизни и важности для развитых экономик вторичных рынков финансовых активов. ^ 21. 4. Неокейнсианство: «хиксианское» и американское. «Общая теория»: против и за. Вызвав огромный резонанс, книга Кейнса породила не утихающую до сих пор полемику. Не удивительно, что она вызвала протест у хранителей традиций маршаллианской Кембриджской школы — А.С. Пигу, Р. Хоутри (1879 — 1975), Д. Робертсона (1890 — 1963), задетых атакой Кейнса на идеи общего учителя. Но и среди молодых британских экономистов она отнюдь не вызвала единодушия. Решительными противниками обоснованных Кейнсом мер вмешательства в экономику заявили себя профессора Лондонской школы экономики Лайонел Роббинс (1898—1984), автор понятия «великая депрессия» (название его книги 1934 г.) и хрестоматийного определения предмета экономической теории (1935), и новый лидер австрийской школы Фридрих фон Хайек (1899 —1992). В то же время ЛЭШ выдвинула целый ряд крупных теоретиков формировавшегося кейнсианства — таких, как уроженец Бессарабии Абба Лернер (1903 — 1982), приехавший из Польши Оскар Рышард Ланге (1904—1965), из Венгрии — Николас Калдор (1908 — 1986). Не было единодушия даже среди молодых коллег Кейнса, входивших в созданный им Кембриджский кружок. Двое из них — Рой ^ Харрод (1900 – 1978) и Джеймс Э. Мид (1907 — 1996) — осенью 1936 г. на конгрессе эконометриков в Оксфорде с успехом представили математическую модель «общей теории» Кейнса, а Мид оперативно написал ещё и учебник с характерным заглавием «Введение в экономический анализ и политику» (1936). Однако ближайший сотрудник Кейнса Ричард Фердинанд Кан (1905 — 1989) вовсе не пришёл в восторг от того, что «Общую теорию» его учителя стали сводить к «диаграммам и осколкам алгебры». Кан остался в стороне от того формализованного кейнсианства, которое получило название «хиксианского» по фамилии Джона Ричарда Хикса (1904 — 1989), выпускника Оксфорда и преподавателя ЛШЭ, перешедшего на профессорскую должность в Манчестерском университете (1935). «^ Хиксианское» кейнсианство. Дж. Р. Хикс представил свою ставшую знаменитой модель в докладе «Мистер Кейнс и «классики»: попытка интерпретации» (осень 1936). Интерпретация состояла в отображении проводимого Кейнсом различия между рынком товаров и услуг, на котором планируемые инвестиции и сбережения приводятся к равновесию через изменения совокупного дохода, и денежным рынком, на котором спрос на деньги и их предложение приводятся к равновесию через изменения процентной ставки. Кривая IS (investments/savings — инвестиции/сбережения) показывает взаимную связь между нормой процента и национальным доходом при равновесии на товарных рынках; тогда как кривая LM (liquidity/money — ликвидность/деньги) — взаимную связь между нормой процента и национальным доходом при равновесии на рынках денег. Кривые пересекаются в единственной точке, в которой в равновесном состоянии находятся и рынок товаров, и рынок денег. Модель IS — LM задала рамки для графических интерпретаций : — влияния, оказываемого на инвестиционные решения изменениями государственных закупок, величины налогов, потребительской и деловой уверенности (сдвиги кривой IS); — соответствия предложения денег и спроса на деньги через посредство уровней национального дохода и процентной ставки (сдвиги кривой LM); — передаточного механизма — процесса, посредством которого денежно-кредитная политика оказывает влияние на инвестиционную активность; — влияния на инвестиционную активность экспансионистской фискальной политики. Разработав формальный аппарат для анализа инвестиционных стимулов и предпочтения ликвидности в их взаимосвязи, Дж. Р. Хикс уточнил, что теория Кейнса на самом деле является не «общей», а объяснением частного случая равновесия (в условиях неполной занятости) по отношению к общему экономическому равновесию. Сам Хикс обновил ТОЭР, внеся коррективы к английской маршаллианской традиции с учётом концепций «лозаннской школы», Е. Слуцкого и К. Викселля. Благодаря книге Хикса «Ценность и капитал» (1939) окончательно сформировалось маржиналистское неоклассическое направление, которое оказалось возможным соединить с кейнсианством. Это и сделали прежде всего сам Хикс, сменивший в 1940-е гг. Кейнса в качестве самого цитируемого западного экономиста, и лидеры американского неокейнсианства О. Хансен и П. Самуэльсон. ^ О. Хансен: «американский Кейнс». В США, где молодые экономисты (до 35 лет) с оптимизмом отнеслись к теории Кейнса, те, кому было от 35 до 50, реагировали сдержанно, а те, кто был старше 50 лет, — остались равнодушны или враждебны (по оценке П. Самуэльсона⁹⁰). Единственным исключением был Олвин Хансен (1887 — 1975), которому как раз «стукнуло» 50, и именно в это время он стал профессором в Гарварде, а в следующем году — президентом Американской экономической ассоциации. Хансен имел за плечами большой опыт изучения капиталистического цикла и участие в реформах «Нового курса», включая разработку Закона о социальном обеспечении (1935). «Обратившись» в кейнсианство, Хансен убедил Временный национальный экономический комитет (1939) в том, что причиной отката в восстановлении экономики к концу первого президентского срока Ф. Д. Рузвельта стало стремление сбалансировать бюджет. Хансен рекомендовал принятую далее Рузвельтом политику «компенсирующих финансов»: бюджетного дефицита ради стабилизации национального дохода. В книге «Фискальная политика и деловые циклы» (1941) Хансен обосновал приоритет фискальной макроэкономической политики сравнительно с монетарной. Указав на недостаточность эффективного спроса как на главную причину «великой депрессии», он пришёл выводу, что темп хозяйственного развития сбивают чрезмерные повышения предельной склонности к сбережению и размеров налогообложения. Хансен впервые предпринял попытку рассмотреть циклические колебания отдельно по факторам производства, выделив как главные компоненты инвестиционных ресурсов средства производства, накопленные запасы сырья и материалов, продукцию строительных отраслей и свободную рабочую силу. Позднее Хансен, опираясь на опыт одного из важнейших мероприятий «Нового курса» — государственной программы развития депрессивного региона долины реки Теннеси (7 штатов), разработал неокейнсианскую теорию региональной экономики. Суть её состоит в акценте на значении быстрых изменений в структуре совокупной рабочей силы и неравномерности экономического развития отдельных регионов как проблеме, затрудняющей соответствие совокупного спроса совокупному предложению. Хансен рекомендовал направлять государственные дотации не столько на увеличение совокупного спроса в целом, сколько на поднятие покупательной способности отдельных слоёв населения и на развитие депрессивных экономических регионов — прежде всего районов сосредоточения «старых» отраслей промышленности (горнодобывающей, текстильной). ^ Модель Хикса — Хансена. Хансен оказался восприимчивым к идеям не только Кейнса, но и молодых экономистов. Приняв график IS — LM, он добавил к ней, под воздействием первой статьи восходящего светила американского неокейнсианства Ф.Модильяни «Предпочтение ликвидности и теории процента и денег» (1944), уравнение спроса и предложения на рынке труда. Это дополнение позволило тщательно разработать модельные интерпретации кейнсианства, в рамках которой можно оперировать данными народнохозяйственной статистики и которые можно использовать для государственного воздействия на макроэкономические параметры — потребление, сбережения, инвестиции, уровень национального дохода в целом. «45-градусное» кейнсианство Хансена — Самуэльсона. Следующий шаг в формализации неокейнсианства был сделан Полом Энтони Самуэльсоном (1915 — 2009), гарвардским питомцем и организатором нового оплота неокейнсианцев — экономического факультета в Массачусетском технологическом институте (МТИ). Как теоретик за 10 лет (1938 — 1948) Самуэльсон прошёл путь от первых новаторских статей «Заметки о чистой теории потребительского поведения» (1938) и «Взаимодействие мультипликаторного анализа и принципа акселерации» (1939) до фундаментальной методологической монографии «Основания экономического анализа» (1947). А его учебник «Экономикс» (1948) принёс автору не только всемирную славу, но и миллионное состояние, заняв место «Принципов» А. Маршалла как основа образования англоязычных (а потом и не только) студентов-экономистов. Учебник Самуэльсона, переиздававшийся вплоть до начала XXI в.: — структурировал предмет на мАкроэкономику и мИкроэкономику, — вводил понятие основного течения, мэйнстрима (main stream) экономической теории, — классифицировал экономические системы на традиционную, рыночную, командную и смешанную; — впервые использовал цветные графики как основной способ изложения экономических взаимосвязей. Самым знаменитым из графиков Самуэльсона стал «кейнсианский крест», представленный сначала в сборнике статей в честь 60-летия Хансена (1948). Этому графику (рис. 21-1) Самуэльсон придавал такое же значение в макроэкономике, какое получил «маршаллианский крест» пересечения кривых спроса и предложения в микроэкономике. Прямая линия под углом 45^о представляет собой геометрическое место точек, для которых справедливо равенство совокупного спроса AD (aggregate demand, равного C+I, т.е. сумме потребительских расходов C (consumption) и объёма реальных инвестиций I (investment)) размерам совокупного выпуска  Y. Её пересекает линия запланированных совокупных расходов под углом, равным предельной склонности к потреблению ΔC /ΔY (0 < ΔC /ΔY < 1). Линия запланированных совокупных расходов может сдвигаться как параллельно, так и меняя угол наклона. Точка её пересечения с 45^о—градусной линией является «точкой нулевого сбережения», определяющей равновесный уровень выпуска продукции Y’ и полную занятость ресурсов в экономике. Если реальные совокупные расходы превышают запланированные, т.е. занятость ресурсов отстаёт от полного выпуска, это означает, что фирмы не смогли продать столько, сколько планировали, следовательно, в экономике спад, недогрузка мощностей и циклическая безработица. Если реальные совокупные расходы ниже запланированных, это означает, что размер выпуска находится ниже уровня полной занятости, рынок требует наращивания производимой фирмами продукции, экономика на подъёме. В детализированной модели «кейнсианского креста» потребительские расходы рассматриваются как сумма автономных трат C_a (не зависящих от уровня дохода), и, наоборот, зависящих от располагаемого дохода Y_d и предельной склонности к потреблению mpc (marginal propensity to consume); инвестиционные расходы – как сумма частных инвестиций I и государственных закупок товаров и услуг G (government purchases) . Также принимается во внимание также разница между экспортом и импортом (чистый экспорт X_n). Таким образом, формула равновесного выпуска для открытой экономики, определяющая функцию совокупных расходов AE (aggregate expenditures), принимает вид Y = AD= AE= C_a + Y_d mpc + I + G + X_n Рис. 21-1. «Кейнсианский крест» «Кейнсианский крест» и сопутствующие графики Самуэльсон использовал для обоснования фундаментального положения: вследствие различия причин, побуждающих людей к сбережению и инвестициям, экономика подвержена колебаниям инфляционного и депрессионного характера. Но с помощью макроэкономической — фискальной и кредитно-денежной — политики экономика может избежать эксцессов бума и резкого спада, усилив внутренний механизм обеспечения стабильности. Поскольку это пόнято, теряют свою остроту «парадоксы, которые лишали старые классические принципы, имевшие дело с мелким масштабом микроэкономики, значительной степени их применимости». В теории это фундаментальное положение означало неоклассический (или кейнсианско-неоклассический) синтез — объединение неоклассической микроэкономики как теории формирования цен и доходов в условиях рыночной конкуренции с кейнсианской макроэкономикой как теорией государственного вмешательства. На практике — возможность системы смешанной экономики «рассчитывать на здоровый прогрессивный рост». ^ Инвестиционный мультипликатор. Статья Самуэльсона «Синтез мультипликаторного анализа и принципа акселерации» (1939) легла в основу разработки его старшим коллегой Хансеном («Фискальная политика и деловые циклы», 1941; «Деловые циклы и национальный доход», 1951) концепции экономического цикла и антициклического регулирования. По Хансену, первичный импульс экономической активности, данный автономными инвестициями, обусловленными техническими нововведениями, умножается эффектом мультипликатора и механизмом акселератора (дополнительное приращение инвестиций от роста доходов), которые соединяются в «систему рычажного взаимодействия» по наращиванию вторичных, стимулированных инвестиций (производный спрос на капитальные блага — рост дохода — рост спроса на конечные потребительские продукты и услуги). Автономные инвестиции увеличивают капиталовооружённость в расчете на одного рабочего. Хансен назвал этот процесс «углублением капитала». Стимулированные инвестиции связаны с «расширением» капитала — обеспечением занятости тем, кто лишился работы вследствие депрессии («восстановительные инвестиции») и новым рабочим («чистые инвестиции расширительного типа», связанные с приростом населения). Все потенциальные возможности роста будут реализованы, если автономные факторы окажутся достаточно мощными, чтобы породить массу чистых инвестиций, необходимую (с учетом действия мультипликатора и акселератора) для поднятия уровня производства до пределов полной занятости. Тогда наступит бум, основа которого — в виде высокого уровня автономных и стимулированных инвестиций — будет, однако, непрочной, поскольку автономные инвестиции имеют тенденцию к самоисчерпанию вследствие предельной склонности к сбережению и убывающей производительности капитала. Когда автономные инвестиции прекращаются, доход начинает уменьшаться не только на сумму автономных инвестиций, но и на сумму стимулированного ими потребления и стимулированных инвестиций — мультипликатор и акселелератор действуют в это время в обратном направлении кумулятивного понижательного движения. Установив «фундаментальную зависимость механизма бума от интенсивности автономных инвестиций», Хансен далее отметил, что стимулированные инвестиции — вследствие замедленной реакции предпринимателей — достигают максимума до того, как будет достигнута вершина бума, и в самый разгар бума на автономные инвестиции ложится дополнительное бремя поддерживать состояние «процветания». Переходя к проблеме государственного вмешательства, Хансен отметил, что 1) государственные расходы действуют сходным образом с частными автономными инвестициями; 2) более равномерное распределение доходов населения благоприятствовало бы более высокому уровню потребления, что создавало бы возможности для расширения стимулированных инвестиций. ^ 21.5. Полная занятость и кривая Филипса. Полная занятость — цель «государства благосостояния». П. Самуэльсон отмечал в своём учебнике, что мэйнстрим охватил прежде всего экономистов англоязычных и скандинавских стран, а также Голландии; к этому перечню можно добавить Бельгию, выдвинувшую крупнейшего историка «кейнсианских десятилетий» в мировой экономике — Германа Ван дер Вее. В этих странах внедрение макроэкономического регулирования обеспечило предпосылки социально-реформистского консенсуса (от лат. consensus — согласие) правительства, профсоюзов и деловых кругов в выборе инструментов и проведении экономической политики. Консенсус позволил перейти от антикризисного регулирования к стратегии экономического роста и более равномерного распределения его плодов, соответствующего целям «государства всеобщего благоденствия». Понятие «государства благосостояния», появившееся в Швеции (см. главу 21), получило международное распространение после доклада (1942) в британском парламенте деятеля Либеральной партии лорда Уильяма Г. Бевериджа (1879 — 1963) и его книг («Полная занятость и свободное общество» и «Экономическая теория полной занятости», обе 1944). Беверидж определял главную цель социальной реформы как достижение полной занятости, под которой понимал состояние с уровнем безработицы (добровольной и фрикционной) не более 3% от трудоспособного населения. Он доказывал, что широкая система социального обеспечения создаст более здоровое и зажиточное население, которое будет более производительной силой на британских промышленных предприятиях и источником эффективного спроса на британские товары. Идеи Бевериджа были объявлены основой программы создания «государства всеобщего благосостояния» правительством Лейбористской партии, победившей на выборах в Великобритании летом 1945 г. Директором экономического отдела нового кабинета министров стал кейнсианец Дж. Э. Мид, одна из ключевых фигур в подготовке создания ГАТТ (а также МВФ) и Белой книги обязательств правительства по обеспечению полной занятости. Такую же Белую книгу приняло правительство лейбористов в Австралии. «Новая стабильность». Лидеры социал-демократических партий и профсоюзов расценивали расширение функций государства как способ борьбы с пороками капитализма. Частные компании, преодолевая раздражение, были удовлетворены ролью государства в восстановлении мощностей после войны и возможностями, которые открывала атмосфера консенсуса для повышения производительности труда. Дж. Р. Хикс отмечал, что в экономике, характеризующейся постоянным повышением производительности труда, стабильность может связываться либо с неизменностью денежных доходов при параллельном снижении цен на товары и услуги — «старая стабильность»; либо ростом денежных доходов при неизменном уровне цен — «новая стабильность». Наиболее сложные проблемы новая стабильность порождает в области движения зарплаты и покупательной способности денег. Неокейнсианцы стали исследовать соотношения между такими макроэкономическими параметрами, как занятость и объём производства, уровень зарплаты и инфляция. Американец Артур Оукен (1929 — 1990) обнаружил статистическую зависимость, получившую название «закон Оукена» : сокращение уровня безработицы в США на 1% обеспечивало прирост объёма производства на 2,5-3%. ^ Спираль «зарплата — цены». Неокейнсианский консенсус позволил осуществить переход от антициклической стабилизации к устойчивому экономическому росту, темпы которого стали наивысшими за всё время истории западных стран и дали повод говорить о «серебряных 1950-х» и «золотых 1960-х». Но этот рост сопровождался «ползучей инфляцией», подробно рассмотренной в новых книгах О. Хансена («К теории инфляции» 1951) и Дж. Р. Хикса («Очерки мировой экономики», 1959). Классики неокейнсианства указали на проблему инфляционной спирали «зарплата — цены». По выражению Хикса, после отмены международного золотого стандарта на национальных рынках рабочей силы установился «трудовой стандарт». Под давлением профсоюзов и государства принимаются решения о росте зарплаты. Но, компенсируя возникающий таким образом рост издержек производства, предприниматели повышают цены на товары и услуги. Рабочие в условиях повышения цен стремятся добиться нового повышения зарплаты — более высокий уровень зарплаты ведет к новому повышению рыночных цен и т.д. Раскручивается инфляционная спираль, которая становится главной проблемой «новой стабильности». ^ Кривая Филлипса. П. Самуэльсон, отводивший центральное место условиям стабильности в динамике функциональных связей и параметров («принцип соответствия»), с 1960 г. стал пропагандировать зависимость, которую назвал кривой Филлипса. Профессор ЛШЭ Альбан Уильям Филлипс (1918 — 1975), уроженец Новой Зеландии, исследуя связь между ежегодным процентным изменением номинальной зарплаты и уровнем безработицы в Англии за период 1861 — 1957 гг., эмпирически обнаружил (1958) обратную зависимость между темпом изменения цен и уровнем безработицы. По оценкам Филлипса, при уровне безработицы в Англии примерно в 2,5% и росте зарплаты на 2% в год цены оставались стабильными, если производительность труда тоже увеличивалась на 2% в соответствии со своей долгосрочной тенденцией. Но стабильность цен сохраняется, лишь пока безработица больше некоторого порогового значения U_n (величина U_n, оказалась больше, чем предполагал Кейнс для случая полной занятости). Но как только безработица понизится до этого уровня, любая попытка дальнейшего уменьшения неизбежно вызовет инфляцию. Самуэльсон подсчитал, что в США сведéние инфляции к 0 возможно лишь при уровне безработицы почти в 4%. Самуэльсон включил кривую Филипса как фундаментальную зависимость для выбора между стабильностью цен и полной занятостью в 6-е издание своего учебника (1964). Рис. 21.2. Кривая Филлипса. ^ 6. Раскол в кейнсианцах: А. Лейонхуфвуд и денежный аспект теории. «Кейнсианская контрреволюция». Неокейнсианство Хикса — Хансена — Самуэльсона стало «маяком» мэйнстрима, однако с середины 1960-гг. оно подверглось накату противотечений, направленных прежде всего на модель IS — LM и кривую Филлипса. Одно из противотечений вылилось в «монетаристскую контрреволюцию» против кейнсианства в целом (см. главу 26); другое — в критику с позиций «истинной» теории Кейнса той интерпретации, которую дали лидеры неокейнсианства. Начало этой критике положила статья профессора Северо-западного университета штата Иллинойс Роберта Клауэра «Кейнсианская контрреволюция» (1965). Клауэр выдвинул в адрес моделей Хикса, Хансена и Самуэльсона такие упрёки: замена детерминированными зависимостями акцента самого Кейнса на роли ожиданий; предпосылка о невозможности снижения заработной платы настолько, чтобы увеличить занятость; упущение микроэкономических аспектов перехода от одного состояния макростатического равновесия к другому. Клауэр предложил гипотезу «двойственного решения» как причины неполной занятости в экономике, введя разграничение между эффективным и «предполагаемым» («умозрительным») спросом. Предполагаемый спрос ориентируется на равновесные цены при полной занятости. Но если экономическая система не достигает состояния полной занятости, некоторые домохозяйства обнаружат, что их предполагаемые доходы меньше фактических, и потому сократят свои потребительские расходы, с тем чтобы приспособить их к ограничениям, налагаемым реальными доходами. При существенной безработице дополнительный спрос на труд при существующей реальной зарплате не сопровождается эквивалентным увеличением эффективного спроса на товары и услуги, поскольку часть дополнительного спроса исчезает вследствие сокращения расходов под действием сократившихся доходов. Эти отклонения от долгосрочного равновесия распространяются на все рынки посредством эффекта мультипликатора, и производители будут получать неверные ценовые сигналы, которые вызовут адаптивные реакции, вовсе не обязательно ведущие к равновесию. Рынок труда был бы «расчищен», если бы снизилась денежная зарплата, однако эффект снижения зарплаты не доходит до работодателей в виде прироста эффективного спроса на их продукт. В итоге рынок труда расчищается путем приспособления уровня занятости к «нормальному» уровню зарплаты, вместо того, чтобы зарплата приспосабливалась к неизменному уровню занятости. Таким образом, процесс приспособления зависит в большей мере от доходов, чем от относительных цен, что и уловил Кейнс в категории «основного психологического закона». Эта модель экономики «действий, ограниченных доходом», в которой основной причиной безработицы является медленный темп изменения всех цен и искажение относительных цен, положила начало интерпретации теории Кейнса в противоположность сравнительной статике неокейнсианских моделей — как неравновесной экономической теории, акцентирующей фактор неопределённости и различия в скорости реагирования количеств и цен. Опираясь на работу Клауэра, американский экономист шведского происхождения Аксель Лейонхуфвуд в книге «О кейнсианской теории и теории Кейнса» (1968) доказывал, что статичная модель IS —LM не соответствует ни букве, ни динамическому характеру «Общей теории» Кейнса. Лейонхуфвуд утверждал, что неокейнсианцы, объединив инвестиционные и потребительские блага в общей переменной выпуска продукции, упустили из виду значение, которое Кейнс (объединявший инвестиционные блага не с потребительскими благами, а с облигациями) придавал в определении уровня инвестиционных расходов соотношениям между ценами потребительских товаров, инвестиционных товаров и облигаций. Другой недостаток модели Хикса—Хансена, по мнению Лейонхуфвуда, состоит в том, что она разъединяла денежный (монетарный) и реальный аспекты анализа, которые «Общая теория» Кейнса как раз стремилась объединить. Кейнс считал роль процента и денег, разрыва между завышенной ставкой процента и слишком низкой, чтобы обеспечить полную занятость, ценой долгосрочных активов, гораздо более существенной, чем это нашло отражение в «кейнсианской теории». Изменив принцип агрегирования спроса (не материальный признак потребительских или инвестиционных благ, а степень зависимости цены активов от ожиданий относительно будущего), Лейонхуфвуд построил в противоположность «кейнсианской теории» модель, в которой процент через текущую ценность активов влияет на поведение инвесторов и потребителей. Условием равновесия модели является равенство предельной эффективности капитала некоторому усредненному долгосрочному банковскому проценту, которое может не соответствовать ситуации полной занятости. Тогда встаёт вопрос о том, какие меры надо предпринять. Поскольку спрос на деньги зависит от расхождений между текущим и нормальным уровнем процента и поскольку кратко- и долгосрочные активы не являются абсолютными субститутами; а следовательно, краткосрочный (непосредственно подверженный воздействию монетарной политики) процент и долгосрочный (важный для инвестиционной активности) процент изменяются не совсем синхронно, практические рекомендации усложняются. Исходя из того, что монетарная политика может быть эффективной лишь как корректировка в пределах небольших отклонений от нормального уровня, Лейонхуфвуд выдвинул идею равновесного «процентного коридора». Если корректировка окажется недостаточной для повышения уровня занятости, необходимо воздействовать на сам «процентный коридор», прибегая к фискальным мерам. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Блауг, М. Экономическая мысль в ретроспективе. —  М. : Дело, 1994. Гл. 16.

2. Вайнтрауб, С. «Хиксианское» кейнсианство: величие и упадок // Современная экономическая мысль. — М. : Мысль, 1983.

3. Жамс, Э. История экономической мысли XX века. — М. : Изд-во иностр. литературы, 1959. Ч. 2.

4. Кейнс, Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. Под научной ред. П. Н. Клюкина. — М. : Эксмо, 2007. (Антология экономической классики).

5. Кейнс, Дж. М. Экономические возможности для наших внуков // Вопросы экономики, 2009. № 6.

6. Коддингтон, Дж. Кейнсианская экономическая теория: в поисках главных принципов // Истоки. Вып. 3. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 1998.

7. Харрис, Л. Денежная теория. Под ред. В. М. Усоскина. — М. : Прогресс, 1990. Гл. 13.

8. Хикс, Дж. Р. Господин Кейнс и «классики»: попытка интерпретации // Истоки. Вып. 3. — М. : 1998.

ГЛАВА 22. ДАЛЬНЕЙШАЯ ФОРМАЛИЗАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА «Кейнсианская революция» состоялась в гораздо более сжатые сроки, чем «маржиналистская революция». Причём если первая востребовала ставший доступным неспециалистам математический анализ, то успех второй во многом определило формирование сообщества экономистов, профессионально владеющих математикой, и назвавших себя эконометриками. Их наработки были «задействованы» для моделирования циклических колебаний в экономике и мАкроэкономического антициклического регулирования. Но и в мИкроэкономике в 1930-40-е гг. произошло новое расширение математического арсенала. Только с ним по существу и завершилось формирование маржиналистской парадигмы. Сращивание математики с микро- и макроэкономикой стало отличительной чертой «кейнсианско-неоклассического синтеза». 22. 1. Эконометрика и макроэкономика. ^ Р. Фриш: от «чистой экономии» к эконометрике. Придуманное норвежским экономистом Рагнаром Фришем (1895 — 1973), слово «эконометрика» вобрало в себя три общеизвестных греческих корня: «ойкос» — (домо)хозяйство, «номос» — закон и «метрос» — измерять; а подразумеваемая область исследований — три подхода: статистику, экономическую теорию и математику. Р. Фриш между окончанием Университета Осло (1919) и защитой там же докторской диссертации (1926), имел возможность стажироваться в университетах Франции, Германии, Италии, Англии и США. Изложив программу нового направления в своей первой научной статье «О проблеме чистой экономической теории» (на французском языке, «Sur an probleme d'economic pure», 1926), он обратился за поддержкой к экономистам из всех этих, а также и из других стран. Фриш обосновывал координацию усилий в разработке на аксиоматических основаниях динамических моделей экономики, соединенных с эмпирическими исследованиями, опирающимися на математическую статистику. Среди откликнувшихся на призыв коллег старшего возраста были Ирвинг Фишер из Йеля и Владислав Борткевич из Берлина; из более молодых — Йозеф Шумпетер из Гарварда и Евгений Слуцкий из Москвы. Первым президентом международного Эконометрического общества был избран И. Фишер; первый конгресс состоялся в 1931 г. в Лозаннском университете, в знак уважения к заслугам Л. Вальраса и В. Парето; первым редактором (1933 — 1955) журнала «Econometrica» стал Р. Фриш. Фриш рассматривал создание эконометрики как преодоление двух односторонностей — классического и неоклассического теоретизирования и историко-институционального эмпиризма. Первое не обеспечило верификации своих результатов (проверяемости путём сопоставления с данными опыта); второй впал в наивность «свободы от теории». Эконометрика же открыла путь к вступлению экономической науки на стадию, на которой давно уже находились естественные науки — когда теория строит свои концепции на базе техники наблюдений и в свою очередь оказывает влияние на технику наблюдений. В статье «Проблемы распространения и импульса в динамике» (1933) Фриш, предложил эконометрическую модель торгового цикла и систему расчёта национального дохода. Старый подход к деловым циклам тяготел к нелинейным моделям эндогенных циклов, в которых подъём деловой активности создавал условия для последующего спада, спад создавал условия для последующего подъёма, и так далее. Однако Фриш отметил, что более простые линейные разностные системы с шоками лучше описывают агрегированные колебания. В экономике, описанной подобной системой, колебания могут быть представлены как результат комбинации импульсов (случайных шоков, всё время воздействующих на экономику) и механизмов их распространения (динамических эффектов данных шоков, определяемых линейной системой). Фриш ввёл термины «микродинамика» для обозначения сферы поведения отдельных экономических субъектов и «макродинамика» для обозначения сферы деятельности в рамках единого национального хозяйства. Так было положено начало выделению микро- и макроэкономики. В книге «Сбережения и планирование оборота» (1933) Фриш впервые применил эконометрику для обоснования макроэкономической политики государства. В 1935 г., когда Норвежская трудовая партия впервые сформировала своё правительство, Фриш получил возможность для политической апробации своих макроэкономических идей. На конгрессе эконометриков в Оксфорде осенью 1936 г. Р. Харрод и Дж. Мид с успехом представили математическую модель «общей теории» Кейнса, а решающая для распространения кейнсианства статья Дж.Р. Хикса «Мистер Кейнс и классики» появилась именно в журнале «Econometrica». Правда, сам Кейнс подчёркивал, что влияние ожиданий находится «вне области точно измеряемого», и в своей книге настойчиво разграничивал обеспечение «метода для систематического и планомерного изучения ряда проблем» и создание «шаблонной схемы операций» для автоматического ответа. Он выступил с резко отрицательной рецензией на 1 том труда «Статистическое тестирование теорий делового цикла», подготовленный ближайшим соратником Р. Фриша по Эконометрическому обществу, профессором Нидерландской школы экономики в Роттердаме Я. Тинбергеном. Тинбергена не смутили нападки Кейнса. ^ Я. Тинберген: от эконометрики к теории макроэкономической политики. Ян Тинберген (1903 — 1994) был физиком по образованию, защитившим в Лейденском университете диссертацию «Проблемы минимума в физике и экономике» (1929). Как и Фриш, он был убежден в перспективах модельного анализа экономических процессов, основанного на статистическом наблюдении за теоретически обоснованными понятиями. В начале 1930-х гг. Тинберген прославился открытием «паутинообразной теоремы», доказывающей, что при совершенной конкуренции производство и цены на товары с небольшим сроком хранения (напр., сельскохозяйственная продукция), выйдя из состояния равновесия, не обязательно возвращаются к нему. Лига Наций привлекла Тинбергена к проекту по статистической проверке различных теорий делового цикла. Придирчивый Кейнс не нашел в методе Тинбергена необходимого учёта неопределённостей денежной экономики и зависимостей между факторами и назвал тренды Тинбергена «статистической алхимией», при помощи которой нельзя дать «количественные ориентиры на будущее». Тинберген вежливо возразил, что «зачастую сам вид кривых подсказывает, что некоторый фактор, не упомянутый в большинстве учебников по экономике, представляет огромную важность». Продолжив свою работу, Тинберген построил макроэкономическую модель деловых циклов США в виде 48 различных уравнений. Всеобщее признание модели такого типа получили в 1950-х гг. К этому времени Тинберген снискал всемирную известность как автор первого учебника «Эконометрика» (1941) и ведущий теоретик макроэкономической политики. Базовая концепция макроэкономической политики была апробирована в обоснованных Тинбергеном как директором Центрального бюро планирования Нидерландов (1945 — 1955) краткосрочных стабилизационных мерах голландского правительства. Тинберген очертил три главные задачи, которые должны решать правительственные органы в своём вмешательстве в экономику. Это 1) выбор конечных целей в терминах максимизации функции общественного благосостояния и определение целевых показателей-ориентиров; 2) оценка имеющихся в распоряжении политических инструментов; 3) разработка модели, связывающей целевые показатели и инструменты их достижения, и выбор оптимального масштаба применяемых политических мер. Тинберген обосновал подход, что применительно к таким ориентирам, как полная занятость, стабильный уровень цен и равновесие платёжного баланса, правительство может достичь определённых количественных показателей только в том случае, если оно использует в качестве инструментов такое же число количественных переменных (например, объём государственных расходов, уровень налогов и темп роста денежной массы). ^ Комиссия Коулса. Эконометрическое общество с момента основания получило поддержку от бизнесмена Альфреда Коулса 3-го (1891 — 1984), выходца из семьи газетных магнатов Чикаго. Он не ограничился тем, что принял на себя обязанности секретаря и казначея общества, но также основал в 1932 г. для формирования стандартов эконометрических исследований Комиссию Коулса, с 1939 г. базировавшуюся в Чикагском университете. В 1940-е гг. в Комиссию вошли приехавшие из Северной Европы ученики Фриша и Тинбергена — норвежец Т. Хаавелмо и голландец Т. Купманс, а возглавил её Джейкоб (Яков) Маршак (1898 — 1977), начинавший свою научную деятельность в Германии. Трюгве Хаавелмо (1911 — 1999) прославился работой «Вероятностный подход в эконометрике», защищённой как диссертация в Гарварде (1941) и опубликованной в журнале «Econometrica» (1944). Хаавелмо применил теорию вероятностей для решения двух методологических проблем, связанных с проверкой соответствия моделей данным эмпирического анализа: 1) установление критерия надёжности полученных результатов в условиях действия большого числа индивидов или фирм и 2) отсутствие (как правило) у экономистов, в отличие от учёных-естественников, возможности проводить контрольные эксперименты. Хаавелмо прояснил, как можно получать обоснованные заключения о сложных экономических взаимосвязях, исходя из случайной выборки эмпирических наблюдений. Он показал, что если сформулировать теоретические положения в терминах теории вероятностей, то методы, используемые в математической статистике, могут быть применены для тестирования экономических теорий и прогнозирования экономических процессов. Тьяллинг Купманс (1910 — 1985), как и Я. Тинберген, пришел в эконометрику из физики; также защитил диссертацию в Лейденском университете и также работал в проекте Лиги Наций. Одновременно он провёл эмпирическое исследование «Тарифы на фрахт танкера и постройка нефтеналивных судов» (1939). Во время 2-й мировой войны, будучи статистиком Британской миссии торгового флота в Вашингтоне, Купманс решал практическую задачу определения маршрутов флотов союзников таким образом, чтобы снизить до минимума затраты на доставку грузов. Эта транспортная задача, сформулированная в обобщённой форме как проблема максимизации в пределах ограничений, наложенных на сочетания ресурсов, привела Купманса (1942) к созданию эконометрической техники решения проблем, которые ранее экономика промышленности оставляла инженерам, а затем нового раздела математики — линейного программирования. Уравнения, выведенные Купмансом, представляли большую ценность для планирующих органов, которые могли использовать эти уравнения для определения соответствующих цен на различные затраты, оставляя при этом выбор оптимальных маршрутов на усмотрение местных руководителей, задача которых состояла в максимизации прибыли. Комиссия Коулса издала труды Купманса «Статистическое заключение по динамическим моделям экономики» (1950) и «Деятельностный анализ производства и размещения» (1951). ^ Кейнсианская эконометрика. Видя динамичное развитие эконометрики и её растущую популярность среди молодых макроэкономистов, Дж.М. Кейнс, несмотря на свой первоначальный скепсис, последние два года жизни был президентом Эконометрического общества. А его молодые американские последователи — неокейнсианцы Л. Клейн, Д. Патинкин, Дж. Тобин — включились в деятельность Комиссии Коулса. Лоуренс ^ Клейн (р. 1920) занялся, с одной стороны, проверкой ранних эконометрических моделей Я. Тинбергена, с другой стороны, преобразованием системы анализа Кейнса в набор уравнений, дающих возможность рассчитать будущий объем национального производства на основе сложившихся отношений между показателями налогообложения, фонда заработной платы, уровня инвестиций и доли национального дохода, идущей на потребление. Результатами стали «Экономические колебания в Соединенных Штатах, 1921 — 1941» (1950), новый «Учебник по эконометрике» (1953) и «Эконометрическая модель Соединенных Штатов, 1929 — 1952» (1955), разработанная совместно с А. Голдбергером (модель Клейна — Голдбергера). Клейн стремился как можно активнее внедрять эконометрические модели в практику, и, кроме США, разработал также макроэкономические модели для Канады и Великобритании, а в начале 1960-х гг. при рекламной поддержке журнала «Бизнес уик» развернул успешную компанию эконометрических моделей для продажи корпорациям и государственным учреждениям. Дон Патинкин (1922 — 1995) в статье «Неопределённость абсолютных цен в классической экономической теории» в журнале «Econometrica» (1949) построил модель равновесия в условиях неполной занятости, учитывающую влияние мотива предосторожности на формирование совокупного спроса. Патинкин ввёл понятие эффекта реальных кассовых остатков — зависимости индивидуальной и агрегированной функции спроса от покупательной способности наличных денег, находящихся на руках у населения. Так, при снижении уровня цен, вызванном депрессией, реальные кассовые остатки превышают свой оптимальный объём, и хозяйствующие субъекты пытаются от них избавиться, расходуя их на потребительские товары и услуги. Это означает тенденцию к повышению уровня потребления и увеличению совокупного спроса. Но процесс формирования эффективного спроса и достижения полной занятости может растянуться на много лет, поэтому необходима кейнсианская бюджетная и монетарная политика. ^ Монетарная модель Тобина. Джеймс Тобин (1918 — 2002) возглавил Комиссию Коулса после её перемещения в Йельский университет (1954) вследствие того, что Т. Купманс разругался с экономическим факультетом Чикагского университета. Тобин стал лидером Йельской макроэкономической школы, занимавшейся макроэконометрическим моделированием для обоснования неокейнсианской макроэкономической политики⁹¹. Если Патинкин строил модель спроса на деньги применительно к оптимизации структуры и объёма имущества экономических субъектов как домохозяев-потребителей, то Тобин анализировал оптимизацию структуры активов инвесторами (деньги, акции и облигации) для обеспечения максимальной доходности. В статьях «Динамическая агрегированная модель» (1955) и «Предпочтение ликвидности как поведение в условиях риска» (1958) Тобин развил идею Кейнса о выборе между различными «вместилищами сбережений» частного сектора: наличными деньгами и активами, приносящими процент. Спрос на различные активы зависит от их доходности, но неприятие риска побуждает инвесторов распределять свои сбережения между различными активами — диверсифицировать «портфель инвестиций» (из денег, акций и облигаций). «Выбор делается между высокой средней прибылью при низкой дисперсии (с повышенной степенью риска) и низкой средней прибылью при высокой дисперсии. Правительство своей монетарной политикой может влиять на доходность инвестиций, приемлемую для инвесторов, управляя предложением альтернативных активов и спросом на них. В 1960-е гг. Тобин разработал инструментарий воздействия монетарной политики на поведение инвесторов, основанной на регулировании цены предложения капитала с учётом различий влияния роста предложения денег, роста предложения краткосрочных обязательств правительства (казначейских векселей) и роста предложения долгосрочных облигаций. ^ 22. 2. Исчисление национального дохода и модель затраты-выпуск: С. Кузнец и В. Леонтьев. Пожалуй, наиболее очевидное практическое значение из всех направлений количественного макроэкономического анализа имели два: квантификация национального дохода и разработка межотраслевой балансовой модели «затраты-выпуск». Ведущую роль в обоих направлениях играли американские экономисты российского происхождения — С. Кузнец и В. Леонтьев. ^ С. Кузнец и разработка системы национального счетоводства. Саймон (Семён) Кузнец (1901 – 1985) приехал в США (1922) из Харькова, где успел поработать в бюро статистики труда при Совнаркоме Украины и опубликовать первую статью. Он защитил в Колумбийском университете диссертацию по циклическим колебаниям в розничной и оптовой торговле под руководством У. К. Митчелла и был им приглашён в Национальное бюро экономических исследований (1930). В серии книг НБЭИ по вопросам национального дохода и накопления капитала в США, написанных Кузнецом или под его руководством (1934 — 1941), была апробирована методика подсчёта национального дохода и исследованы эмпирические связи между национальным доходом и благосостоянием. Кузнец обосновал и применил метод «двойного счёта» национального дохода: вначале с точки зрения совокупного спроса (сумма затрат на потребительские товары и услуги, инвестиции и государственные расходы), затем со стороны предложения (сумма заработной платы, прибыли и ренты). Этот метод обеспечил статистическую базу для кейнсианских мер макроэкономического регулирования. Кроме того, анализ Кузнецом состояния общественного сектора и последовательностей движения промежуточных продуктов позволил внести ясность в общие представления о валовом и чистом доходе страны и ввести категорию валового внутреннего продукта с обоснованием методов его подсчёта. Параллельно с исследованиями НБЭИ работа по методике исчисления национального дохода активно велась в европейских странах. В результате к 1953 г. были разработаны международные стандарты систем национальных счетов, отображающих взаимосвязи экономических потоков в виде четырёх открытых счетов, характеризующих структуру национальной экономики. ^ В. Леонтьев: модель затраты-выпуск. Новые пути для математико-экономического анализа открыла статья гарвардского профессора В.Леонтьева «Количественный анализ соотношений «затраты — выпуск» в экономической системе США» (1936). Василий Васильевич Леонтьев (1905 — 1999) по окончании Ленинградского университета (1925) уехал для продолжения образования в Германию, где стажировался в Берлинском университете под руководством В. Борткевича. Первой научной статьёй В. Леонтьева стал методологический разбор первого баланса народного хозяйства СССР за 1923 — 1924 гг., опубликованный как в редактируемом Зомбартом «Архиве социальной и социальной политики», так и в советском журнале «Плановое хозяйство» (1925, № 12). Леонтьев подчёркивал значение «принципиально новой попытки охватить цифрами не только производство, но и распределение общественного продукта, чтобы таким путём получить общую картину всего процесса воспроизводства в форме некоторого tableau economique». Защитив докторскую диссертацию «Хозяйство как кругооборот» (1928), Леонтьев решил не возвращаться в СССР, где свободные экономические исследования стали невозможными. Принятый на работу в Кильский университет, он вскоре на год отправился в Китай в качестве экономического советника министерства железнодорожного транспорта, а в 1931 г. переехал в США, где сначала был приглашён Национальное бюро экономических исследований знаменитым основателем и руководителем этой организации У. К. Митчеллом. Но узость эмпирико-статистического подхода Митчелла не устраивала Леонтьева, и он перешёл в Гарвардский университет, где приступил к реализации своей собственной научной программы — модели «затраты-выпуск». Леонтьев называл своими предшественниками Кенэ («Экономическая таблица») и Вальраса (ТОЭР), выдвинувшего идею технологических коэффициентов переменных в системе уравнений, описывающих экономику как единое целое. Но Леонтьева интересовало не абстрактное решение проблемы конкурентного равновесия на взаимозависимых рынках, а статистически выверенное определение и прогнозирование реальных коэффициентов, выражающих отношения взаимозависимости между отраслями и секторами экономики (матрицу межотраслевых потоков). Эта взаимозависимость состоит в линейном характере связи между выпуском продукции и объёмом затрат и проявляется в «ковариации цен, объёмов производства, капиталовложений и доходов». Леонтьев применил аппарат линейной алгебры для расчёта возможных параметров выпуска продукции при заданном объёме материальных затрат и оптимизации распределения ресурсов, которое обеспечивает максимальный объём продукта, направляемого для удовлетворения конечного спроса (национального продукта) при заданных ценах. ^ Апробация и распространение межотраслевых балансов. Первые межотраслевые балансы с проверкой устойчивости коэффициентов текущих материальных затрат были составлены для экономики США за период 1919 – 1929 гг., причём полученная 41-размерная таблица была затем агрегирована в матрицу 10 х 10 сообразно возможностям имевшейся тогда вычислительной техники — а именно машины для решения линейных уравнений, сконструированной профессором МТИ Дж. Б. Вилбуром. На основе межотраслевых балансов, опубликованных в монографии «Структура американской экономики в 1919 — 1929 гг.: эмпирическое применение равновесного анализа» (1941), Леонтьев рассчитал объёмы совокупного выпуска, необходимые для удовлетворения конечного спроса (валовые инвестиции, текущее потребление, правительственные закупки). Метод Леонтьева быстро нашёл признание, выразившееся в приглашении учёного консультантом в Статистическое бюро занятости США и руководителем в Русское экономическое подразделение стратегических служб. Под руководством Леонтьева были составлены таблицы для прогнозирования занятости в США и для принятия решений об объёмах и структуре поставок в СССР по ленд-лизу. Кроме того, ориентировочная модель «затраты — выпуск» для экономики германского «третьего рейха» служила для выбора целей ВВС США. В 1946 г. Леонтьев стал во главе Гарвардского проекта экономических исследований по дальнейшему усовершенствованию модели «затраты-выпуск», которое было поставлено «на широкую ногу» благодаря появлению линейного программирования и успехам вычислительной техники, «догонявшей» многоотраслевые параметры «матриц Леонтьева». Модель «затраты-выпуск» оказалась особенно востребованной с утверждением смешанной экономики и особенно в странах, где макроэкономическое регулирование перешло в программы государственного программирования экономики. ^ 22.3. Вклад Дж. Р. Хикса и П. Самуэльсона в развитие теории общего экономического равновесия. Новая теория благосостояния. «Неоклассический синтез» Дж. Р. Хикс: определение условий общего экономического равновесия. В том, что математический инструментарий стал всё больше охватывать не только макро-, но и микроэкономический анализ, большую роль сыграли Дж. Р. Хикс и Рой Дж. Д. Аллен (1906—1983), автор статьи «Экономическая теория профессора Слуцкого» (1936) и первого специального учебника «Математический анализ для экономистов» (1938). В совместной с Алленом статье «Пересмотр теории полезности» (1934), и затем в книге «Ценность и капитал» (1939) Хикс выдвинул на первый план в теории потребительского спроса и рыночного равновесия подход не кембриджской, а лозаннской школы; одновременно он пытался преодолеть статичность системы Вальраса с помощью идей Викселля и Кейнса. Попытка Хикса заложить основания динамической экономической теории удовлетворила далеко не всех⁹²; однако общее признание нашли: - обоснование ординалистской теории полезности на категории предельная норма замещения⁹³ одного товара другим (цена была определена как предельная норма замещения данного товара деньгами); - введение категории «худших» («некачественных») товаров, потребление которых снижается с ростом дохода за счёт потребления более изысканных товаров; - чёткое разграничение эффекта дохода и эффекта замещения. Этим эффектам Хикс придавал решающее значение в условиях устойчивости системы множественного обмена на конкурентных рынках. Нестабильность системы в такой системе может возникать только по двум причинам: сильной асимметричности эффектов дохода (т.е. несовпадения мнений продавцов и покупателей в оценке «качественности» товара) и крайне высокой взаимодополняемости товаров. Но незначительной заменяемости товаров будет достаточно, чтобы помешать воздействию названных причин. Переходя от условий общего равновесия обмена к условиям общего равновесия производства, Хикс также указывал на две причины возмущений, выводящих систему из равновесия: нерегулярность инноваций (в широком смысле изменений в товарах, технологиях и вкусах) и несовпадение ожиданий участников хозяйственного процесса относительно цен и процентных ставок них с реальными уровнями. Хикс ввёл понятие эластичности ожиданий как отношения пропорционального увеличения ожидаемых в будущем цен данного товара к пропорциональному увеличению текущей цены. В динамике экономической системы Хикс отводил главную роль повышению эластичности ожиданий относительно цен на специфические товары — деньги и ценные бумаги. Слишком большие возмущения в системе цен, вызванные высокой эластичностью ожиданий, и колебания инвестиционного предложения из-за нерегулярности инноваций Хикс рассматривал как источник кризисов, с которым капиталистическая система сама по себе не справляется. Поэтому он выступал за государственное вмешательство в форме денежной политики и контроля над предложением инвестиционных возможностей. ^ Новая теория благосостояния. Признание ординалистского характера полезности, хиксианское отождествление экономической стабильности с равновесием системы множественного обмена в условиях конкурентных рынков и кейнсианская макроэкономика стимулировали пересмотр теории экономической благосостояния. В формализации новой теории благосостояния, отказавшейся от утилитаристской предпосылки А. Пигу о максимуме совокупной полезности как суммировании индивидуальных полезностей, наряду с Хиксом приняли участие Г. Хотеллинг, А. Лернер, О. Ланге, Н. Калдор, Т. Сцитовски, А. Бергсон и П. Самуэльсон. Гарольд Хотеллинг (1895 — 1973) из Принстонского университета, рассматривая проблему оптимума общего благосостояния в свете проблем налогообложения и железнодорожных и коммунальных тарифов, привёл математическое доказательство того, что оптимум общего благосостояния требует установления цен на услуги общественного транспорта и коммунального снабжения на уровне предельных издержек. А покрытие затрат на эти услуги, предоставляемые, как правило, государственными предприятиями, должно происходить за счёт прямых налогов (подоходного, земельного) и налога на наследство. Если человек должен уплатить определённую сумму денег в виде налогов, его удовлетворение будет больше, если сбор, взимаемый непосредственно с него, будет фиксированной суммой, нежели взиматься через систему акцизов, которых человек может в какой-то степени избежать, изменяя своё производство и потребление. Абба ^ Лернер (1903 — 1982) и Оскар Рышард Ланге (1904 — 1965) из Лондонской школы экономики поставили вопрос о благосостоянии в более общей форме, исходя из критерия Парето-оптимальности: улучшением благосостояния признаётся такое изменение в экономике, когда улучшилось положение хотя бы одного человека и не стало хуже никому другому. Были сформулированы две «фундаментальные теоремы благосостояния». Первая устанавливала соответствие между вальрасианским конкурентным равновесием, устанавливающим рыночные цены на уровне предельных издержек, и Парето-оптимальным распределением ресурсов; вторая — между Парето-оптимальным состоянием и распределением покупательной способности. Таким образом, корректирующее вмешательство государства оправдано для устранения препятствий конкурентному механизму распределения ресурсов и для изменений изначального распределения покупательной способности, если оно не соответствует оптимальному распределению ресурсов. Вопрос о том, как быть с экономическими изменениями, которые означают выигрыш для одних и урон для других, был рассмотрен Дж. Р. Хиксом и переехавшими в Англию (в ЛШЭ) из Венгрии Николасом Калдором (1908 — 1986) и Тибором Сцитовски (1910 — 2002). Калдор и Хикс предложили формулировку компенсационного принципа (критерий Калдора — Хикса): о повышении общественного благосостояния можно говорить в том случае, когда вследствие произошедших в экономике изменений те, кто выигрывали в результате этого изменения, потенциально способны полностью компенсировать проигравшим их потери и при этом всё равно остаться в выигрыше. Сцитовски уточнил, что увеличение благосостояния имеет место тогда, когда при любом возможном изначальном распределении дохода в результате изменений всем становится лучше, даже если выплачиваются компенсационные платежи (перемещение из исходного состояния в конечное удовлетворяет критерию Калдора — Хикса, а обратное перемещение ему не удовлетворяет). Критерий Сцитовски подразумевает различие между оптимальностью с точки зрения распределения ресурсов (эффективность) и с точки зрения распределения дохода (справедливость). Абрам Бергсон (1914 — 2003) из Гарварда и П. Самуэльсон построили «функции общественного благосостояния», исходя из того, что рыночный механизм не порождает «межличностных весов» индивидуальных функций благосостояния. Поэтому требуются процедуры голосования относительно изменений в экономике, чтобы, исходя из своих предпочтений, индивиды решали, при каких условиях им лучше, а при каких хуже. ^ П. Самуэльсон: «неоклассический синтез». В «Основаниях экономического анализа» (1947) Самуэльсон выдвинул исследовательскую программу объединения экономической теории вокруг двух осевых проблем — равновесия и максимума общественного благосостояния. Самуэльсон, считавший, что «до появления математических моделей сам Кейнс по-настоящему не понимал свой собственный анализ», был сторонником совершенствования аппарата экономической теории на основе усложнения технического анализа. Например, Самуэльсон использовал применительно к экономике определение системы равновесия в термодинамическом принципе Ле-Шателье: устойчивость есть «притяжение» системы к некоторой точке равновесия, то есть на воздействие, выводящее её из равновесного состояния, система реагирует таким образом, что возвращается к этому состоянию. В статье «Устойчивость равновесия: линейные и нелинейные системы» (1942) Самуэльсон критически пересмотрел трактовку условий экономического равновесия Хиксом. Сформулированные самим Самуэльсоном необходимое и достаточное условия устойчивости экономической системы связывали устойчивость с математическими свойствами матрицы Якоби. Благодаря Дж. Р. Хиксу с 1940-х гг. стал общепринятым термин «неоклассическая теория». Самуэльсон в 3-м издании своего учебника (1955) ввёл определение неоклассический синтез для обозначения научной концепции, которая — использует базисную предпосылку о гибкости цен, реагирущих на возникновения неравновесия быстрее, чем количества товаров; — выводит макроэкономические функциональные связи из индивидуальных микроэкономических максимизационных решений (например, кейнсианская функция предпочтения ликвидности — совокупная функция спроса на деньги — выводится из моделей максимизации полезности отдельными индивидами). Самуэльсон отмечал, что на тот момент 90% экономистов США разделяли позицию «неоклассического синтеза» — почти все, за исключением 5% левых и 5 % правых. ^ 22. 4. Планирование и максимум общественного благосостояния: концепция рыночного социализма О. Ланге — А. Лернера. Разработка теории общего экономического равновесия и экономической теории благосостояния в русле обновления традиций Лозаннской школы привела к своеобразному порожистому «рукаву» в форме концепции «рыночного социализма», которая была ответом на выпущенный в Лондоне сборник «Коллективистское экономическое планирование» (1935) под редакцией Ф. фон Хайека (тогда профессора ЛШЭ). «Может ли социализм работать?» Так называлась третья часть книги Й. А. Шумпетера «Капитализм, социализм и демократия» (1942), которой предшествовала часть «Может ли капитализм выжить?» В середине 1930-х гг. обозначенная дилемма была, пожалуй, ещё более острой — западные демократии одной ногой (как минимум) пребывали ещё в «Великой депрессии», а СССР внешне демонстрировал высокие темпы роста промышленности и полную занятость. И «плановая цивилизация» находила немало сторонников, несмотря на обилие негативных откликов на советский пятилетний план и социалистический эксперимент в целом со стороны русской эмиграции⁹⁴ и западной интеллектуальной элиты. Основатели ЛШЭ супруги Беатрис и Сидней Веббы (родители жены Дж. Р. Хикса) после посещения СССР выпустили книгу «Советский коммунизм — новая цивилизация?» (1933). Во 2-м издании авторы сняли знак вопроса. Поэтому австрийская школа сочла необходимым акцентировать свою антисоциалистическую позицию, заявленную ещё Менгером и Бём-Баверком, и собрать под одной обложкой статьи о невозможности достижения провозглашенных социализмом целей — большей эффективности, чем при капиталистической экономике, и продуктового изобилия. Появившиеся на рубеже XIX — XX вв. проекты социалистической экономики в реализации указанных целей главную роль отводили электрификации и статистификации хозяйства, централизованному планированию и срочной службе в трудовой (или более конкретно — «продовольственной») «армии». Эти проекты (К. Баллода, американского журналиста Э. Беллами, австрийского железнодорожника Й. Поппера) привлекали некоторое внимание общественности, но не экономистов. ^ Ответ «нет»: Б. Бруцкус и Л. фон Мизес. Октябрьский переворот и «военный коммунизм» в России инспирировали возникновение концепции «логической и практической неосуществимости социализма». Её выдвинули ученик Бём-Баверка, участник 1-й мировой войны (на Восточном фронте) Людвиг фон Мизес (1891 — 1973) и праволиберальный российский экономист Борис (Бер) Бруцкус (1874 — 1938), высланный из Советской России в 1922 г. за публикацию в журнале «Экономист» статьи «Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе» (1922, № 1,2,3). В статье «Экономический расчёт в социалистическом обществе» (1920) Мизес доказывал, что социалистическая экономика не может быть эффективной ввиду отсутствия рациональной калькуляции издержек, возможной только при наличии рынков со свободным ценообразованием. То же утверждал Бруцкус в своей статье, переизданной в Берлине отдельной книгой «Социалистическое хозяйство». К трактатам Бруцкуса и Мизеса Ф. фон Хайек добавил статью итальянского экономиста Э. Бароне (1859 — 1924) из миланского «Giornale degli Eсоnomisti» — «Министерство промышленности в коллективистском государстве» (1908). Ученик Вальраса и Парето, Бароне отверг противопоставление «анархии» рыночного и «планомерности» социалистического общества. Он доказывал, что если социалистическое управление будет стремиться достичь минимума затрат при производстве продукции и максимума общественного благосостояния (а оно обязано это сделать по определению), ему придётся методом проб и ошибок определять оптимальное сочетание ресурсов, аналогичное тому, что устанавливается конкурентным равновесием. И «все категории старого строя — цены, заработная плата, процент, рента, прибыль — вновь возникнут, хотя, может быть, и под другими именами». Бароне был антисоциалистом, но его идея о единстве логики экономического поведения независимо от господства частной или государственной собственности была взята на вооружение противниками австрийской школы в полемике о социалистическом планировании — О. Ланге и А. Лернером. Они интерпретировали проблему экономического расчёта при социализме как определение оптимальных технических коэффициентов для распределения ресурсов и благосостояния населения. «^ Решение Ланге — Лернера». И О. Ланге и А. Лернер были уроженцами западных окраин Российской империи (соответственно Привислинского края и Бессарабии), и оба окончили ЛШЭ. Но Лернер вырос в Англии и не занимался политической деятельностью, а в 1939 г. переехал в США; Ланге вырос в Польше и со студенческих лет включился в коммунистическое движение. Кроме того, Ланге успел побывать и в Гарварде (1934 — 1936) на стажировке у Шумпетера. Смысл модели, предложенной Ланге в статьях (1936 — 1937) и книге (1938) под заглавием «К экономической теории социализма», заключался в том, что плановое хозяйство не тождественно директивному заданию объёма и структуры производимой продукции и, тем, более, потребления. Центральный комитет по планированию может ограничиться установлением определённого вектора цен, предоставляя предприятиям, находящимся в коллективной (государственной) собственности, и потребителям действовать по рыночным правилам, т.е. стремиться к максимизации прибыли или индивидуальной полезности. Ланге сформулировал две альтернативные модели социалистической экономики. В первой сохраняется свобода потребительского выбора и предложения труда, так что потребительские товары и труд распределяются в экономике посредством свободного рынка и рыночных цен, тогда как на вещественные факторы производства устанавливаются расчётные цены. Равновесные значения рыночных и расчётных цен определятся в ходе итеративного процесса, на каждой стадии которого Центральный комитет по планированию объявляет параметры цен, повышая или снижая первоначально назначенные цены в зависимости от выявленного положительного или отрицательного избыточного спроса. Руководители государственных предприятий, ориентируясь на параметрически заданные цены, стремятся 1) минимизировать средние затраты производства, используя такие сочетания факторов, которые обеспечивали бы равенство ценности предельного продукта каждого фактора его цене; 2) выпускать продукцию в таких объёмах, при которых предельные затраты производства товара были бы равны его цене. Таким образом, Центральный комитет по планированию выполняет функцию вальрасовского аукциониста, а децентрализованные госпредприятия устанавливают объём и структуру производства аналогично фирмам, максимизирующим прибыль в конкурентной системе множественного обмена. Вторая модель Ланге допускала ограничение или вообще исключение свободы потребительского выбора и предложения труда. И то и другое заменялось решениями центральной власти, базирующимися на построенной «функции общественного благосостояния». Сам Ланге считал эту бюрократическую модель неприемлемой по социально-политическим мотивам, но она была более реалистичной. А. Лернер в работе «Экономическая теория контроля: принципы экономической теории благосостояния» (1944) рассмотрел модель «рыночного социализма» в контексте общей теории благосостояния, оперируя категориями фундаментальных теорем благосостояния и критериев Калдора — Хикса — Сцитовски. Лернер сформулировал общие условия реализации идеала максимального благосостояния: 1) оптимальное использование наличных ресурсов в сфере производства, означающее равенство предельного продукта фактора производства цене этого фактора («золотое правило»); 2) справедливость в сфере распределения — распределение доходов, приближающее (поскольку совпадение недостижимо) к выравниванию предельных норм замещения для любой пары товаров для всех потребителей; 3) полная занятость и максимально возможное ограничение колебаний деловой активности. Максимизации благосостояния при капитализме мешают господство монополий (1), неравномерность в распределении доходов (2), неполная занятость и спекулятивные колебания (3). Причём капитализм не является системой «свободного предпринимательства» не только вследствие господства монополий, но и потому, что свобода предпринимательства предполагает деловую активность не только частного, но и государственного сектора. Его недостатки могут быть исправлены посредством высокой степени коллективного контроля над производством, сохраняющей, однако, частную инициативу в тех случаях, где свободная конкуренция лучше служит общественным интересам. Более конкретно Лернер предлагал: 1) борьбу с монополистической спекуляцией, не допускающую искусственного завышения цен и сокращения производства и потребления товаров; 2) национализацию секторов экономики, в которых в силу высокой взаимодополняемости товаров продажа по ценам, равным предельным издержкам производства, может быть убыточной; 3) фискальную политику налогов и займов для сдерживания спекулятивных подъёмов и спадов и особенно для выравнивания покупательной способности индивидов. ^ Политический контекст концепции «рыночного социализма». В кейнсианских по сути предложениях об обеспечении полной занятости и обузданию спекуляции государством А. Лернер выступал как идеолог, близкий к новой теории благосостояния. После 1944 г. он не возвращался к теме «рыночного социализма», продолжая деятельность как неокейнсианец в разных университетах США. О. Ланге по инициативе И. Сталина включился в политическую игру по созданию подконтрольной СССР Польской народной республики и стал её видным партийным и государственным деятелем. Он считался одним из ведущих экономистов «социалистического блока», был председателем национального Совета по планированию и автором первого в странах Восточной Европы учебника по эконометрике (на польском языке, 1959⁹⁵). Но та модель социализма, которая была внедрена при участии Ланге, мало походила на его теоретические конструкции. ^ 22.5. Влияние теории игр на развитие экономической теории. Теория ожидаемой полезности Дж. фон Неймана и О. Моргенштерна. Модель К. Эрроу — Ж. Дебрё. Создание теории игр Дж. фон Нейманом. Из аналитических техник из разных разделов математики, нашедших применение в экономической теории, особое значение приобрела теория игр, разработанная Джоном (Яношем) фон Нейманом (1903 — 1957), выпускником Будапештского университета (1923). В 1928, будучи тогда приват-доцентом в Берлине, фон Нейман написал статью с изложением случая игры с нулевым эффектом, при которой выигрыш одного игрока слагается исключительно из ставок другого (других), — так что общая сумма выгод и потерь равна нулю. Фон Нейман показал, что наилучшая («минимаксная») стратегия в таких играх заключается в изучении всех возможных вариантов и проработке наихудших возможных результатов, а после — в выборе наименее плохого варианта. С 1930 г. фон Нейман был профессором в Принстонском университете (позже он участвовал в Манхэттенском проекте по созданию атомной бомбы и в создании первой ЭВМ, а также внёс вклад в квантовую механику). В 1939 г. в Принстон приехал эмигрировавший из Австрии профессор-экономист Оскар Моргенштерн (1902 — 1977). Он заочно хорошо знал фон Неймана, в том числе по участию в междисциплинарном Венском коллоквиуме по проблемам экономического равновесия, организованном К. Менгером-младшим, сыном основателя австрийской школы. В сборнике Венского коллоквиума (1937) фон Нейман опубликовал свою первую экономико-математическую статью, в которой доказывал существование траектории, характеризующей динамическое конкурентное равновесие траектории для пропорционально расширяющейся экономики. Фон Нейман представил модель расширяющейся экономики как игру двух участников с нулевой суммой; один из них максимизирует выигрыш — темп роста экономики при ограничениях на предложение, а другой — минимизирует проигрыш — процент при ограничениях на прибыль. При некоторых условиях существует седловая точка (решение) такой игры, характеризующаяся равенством значений обеих целевых функций — темпа роста и процента. Это и есть точка равновесия, задающая траекторию сбалансированного роста. Начавшееся сотрудничество фон Неймана и Моргенштерна завершилось фундаментальным трудом «Теория игр и экономическое поведение» (1944). Во 2-м издании этой книги (1947) был изложена модель выбора между рисковыми перспективами (лотереями) как с одним, так и с несколькими возможными исходами — модель ожидаемой полезности (ОП). ^ Теория ожидаемой полезности. Фон Нейман и Моргенштерн, по их собственным словам, «практически определили численную полезность как объект, для которого подсчёт математических ожиданий является законным», и представили формальное доказательство того, что принцип максимизации ожидаемой полезности является кри-терием рациональности принимаемых решений, т.е. может быть выведен из нескольких фундаментальных аксиом. Аксиоматика фон Неймана — Моргенштерна была переформулирована Дж. Маршаком в статье «Рациональное поведение, неопределённые перспективы и измеримая полезность» в журнале «Econometrica» (1950) и предложена им в качестве определения рационального поведения в условиях риска. Категория ожидаемой полезности была особенно интересна для теоретиков-экономистов тем, что возвращала их к вопросу об окончательно, казалось бы, отброшенном кардинализме. Однако разница между кардиналистской трактовкой полезности в маржинализме и в теории игр состояла в том, что в первом случае функция полезности строилась в условиях определённости и определяла иерархию и интенсивность предпочтений; во втором — в условиях риска и определяла допустимые преобразования шкалы измерения. С точки зрения предпочтений, теорию фон Неймана — Моргенштерна можно трактовать как ординалистскую, поскольку она обеспечивает лишь порядковое ранжирование лотерей. Теория ожидаемой полезности стала отправным пунктом для экономической теории информации и методик оценивания риска и принятия решений при неопределённости. Пересмотрев предпосылку модели фон Неймана — Моргенштерна о нейтральном отношении к риску, экономисты из Чикагского университета М. Фридмен и Л. Сэведж в статье «Анализ полезности при выборе среди альтернатив, предполагающих риск» (1948) разделили отношения людей к риску на два типа: предпочтение и неприятие, причём это отношение не жёстко персонифицируется, а скорее проявляется у одних и тех же индивидов в разных обстоятельствах. Фридмен и Сэведж проиллюстрировали это положение диаграммой, где индивид отказывается рисковать по мелочи, но готов сыграть в лотерею с большой вероятностью крупного выигрыша. Они также предложили социально-экономическую интерпретацию кривой полезности дохода, несколько раз меняющей выпуклость и вогнутость (рис. 22-2) : когда индивид, перемещаясь по оси дохода внутри каждой социальной группы, демонстрирует неприятие риска (выпуклые участки), а при переходе в иную социальную группу склонен рисковать (вогнутый участок). Рис. 22-1. Диаграмма Фридмена - Сэведжа. ^ Равновесие Нэша и модель Эрроу — Дебрё. В 1950 молодой математик из Принстонского университета Джон Нэш защитил диссертацию «Некооперативные игры», в которой развил теорему фон Неймана о минимаксе, включив в неё ситуации игр с ненулевой суммой. Он показал, что для любой игры с любым количеством игроков всегда есть, по крайне мере, одна стратегия, которая гарантирует, что игрокам будет гораздо хуже, если они выберут что-нибудь другое. Перейдя в 1951 в Массачусетский Технологический институт, Нэш опубликовал четыре статьи, которые легли в основу новой интерпретации конкурентного равновесия, которое выгодно сохранять игрокам, так как любое изменение только ухудшит их положение. Открытие Нэша дало импульс изощрённой математической модели общего экономического равновесия, которую предложили профессор Стэнфордского университета Кеннет Эрроу (р. 1921) и приехавший из Парижа Жерар Дебрё (1921 — 2004) в статье «Существование равновесия в конкурентной экономике» в журнале «Econometrica» (1954). Эрроу и Дебрё начали сотрудничать благодаря участию обоих в Комиссии Коулса и опирались на инструментарий теории выпуклых множеств — раздела теории игр. Они пришли к выводу, что одновременное существование равновесия на нескольких рынках в условиях совершенной конкуренции требует наличия форвардных рынков — то есть рынков, на которых можно заплатить сегодня за товар (услугу), который будет получен завтра, или получить сегодня товар в обмен на обещание заплатить за него завтра. Позднее Ж. Дебрё обобщил модель в монографии «Теория ценности: аксиоматический анализ экономического равновесия» (1960). ^ 22.6. Традиции российской экономико-математической школы в советский период. Два направления. Традиция экономико-математических исследований в России оказалась в прямой зависимости от двух поворотных точек отечественной (да и мировой) истории: революции 1917 г. и «великого перелома» 1929 г. В революционной ломке экономических отношений элементы математики были востребованы прежде всего с точки зрения задач государственного строительства, поставленных перед «организованным общественным разумом». В самом конце 1917 г. вышла статья А. В. Чаянова «Очерки по теории водного хозяйства», содержавшая графический анализ возможных государственных мер по регулированию водопользования в сельском хозяйстве. Впоследствии Чаянов, перейдя на советскую службу, применил математику для разработки безденежной единицы хозяйственного учёта. Подход Чаянова был подвергнут критике С. Г. Струмилиным, предложившим собственную методику расчёта «трудовых единиц» — «тредов». Струмилин также дал набросок оптимизационного подхода к хозяйственному плану, предлагая логарифмическую формулу для «меры организованности общества» как отношения создаваемой полезности к затрачиваемому труду. Переход от «военного коммунизма» к НЭПу придал двойственный импульс экономико-математическим исследованиям. С одной стороны, продолжалось обоснование различных подходов к составлению единого государственного плана и процесса восстановления и реконструкции народного хозяйства, достигшее теоретической (но отнюдь не прикладной) кульминации в модели темпов роста народного дохода, выдвинутой Г. А. Фельдманом. С другой стороны, развернулась работа по моделированию рыночных отношений, в которой главное место заняла деятельность руководимого Н. Д. Кондратьевым Конъюнктурного института, куда в 1926 г. пришёл Е. Е. Слуцкий, сотрудничавший с институтом и ранее. ^ Вклад Е. Е. Слуцкого в основание эконометрики. Возвращение Е. Е. Слуцкого к математической экономии произошло в 1923 г. в связи с дискуссией о формуле дохода государства от денежной эмиссии; дискуссию начал известный математик и советский государственный деятель О. Ю. Шмидт (в то время чиновник Наркомата финансов) и продолжил В. А. Базаров. В 1927 г. Слуцкий вступил в переписку с Р. Фришем по поводу эконометрики как новой области науки и опубликовал в журнале «Вопросы конъюнктуры» статью «О сложении случайных величин как источнике циклических процессов», которую послал Фришу, позднее не раз назвавшему эту статью классической, но вместе с тем напечатавшему её перевод в журнале «Econometrica» только в 1937 г. , когда Слуцкий отошёл от экономических проблем. Открытый Слуцким независимо от английского статистика Дж. О. Юла эффект цикличности скользящего среднего суммы случайных рядов стали (эффект Слуцкого — Юла), был использован Фришем в его концепции механизмов «импульса» и «распространения» в экономической макродинамике. Открытие Слуцкого указывало на дополнительные проблемы в построении теории больших циклов, ввиду опасности генерирования «ложных циклов» математической обработкой статистических данных. Его статья в настоящее время оценивается как пионерная в области макроэкономического прогнозирования, не нуждающегося в структурной модели⁹⁶. Однако самому Е.Е.Слуцкому пришлось дистанцироваться от эконометрики в связи с политико-идеологической ситуацией в стране. ^ Обрыв традиции. «Великий перелом» 1929 г. привёл к обрыву российской традиции экономико-математических исследований. Это было вызвано тем, что её ведущие представители (В. А. Базаров, Н. Д. Кондратьев, А. В. Чаянов, Л. Н. Юровский), противостояли волюнтаристскому подходу к планированию. Репрессированы были не только они, но и категория «равновесие», основополагающая для математической экономии. По «теории равновесия» был нанесён двойной идеологический удар (1929): речью И. Сталина на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов и публикацией замечаний В. Ульянова-Ленина на старую книгу Н. Бухарина «Экономика переходного периода». Положения Бухарина, опирающиеся на термин «равновесие», были расценены как идеалистическая «богдановщина». После этого экономисты были вынуждены избегать понятия «равновесие». Оно могло навлечь упрёки в «недиалектичности», «механицизме» и «капитулянтской» позиции «сохранения в народном хозяйстве СССР старых пропорций, бывших при капитализме». Кроме того, в многочисленных «разгромных» статьях того времени применение математики в экономике подвергалось обличению как формализм, «попадание экономистов в плен буржуазной науки, выступающей в математической маскировке», смыкание с «экономистом империализма И.Фишером» и т.п. ^ Восстановление традиции: В. Новожилов и Л. Канторович. Сохранить ниточку оборванной традиции удалось профессору Ленинградского политехнического института Виктору Валентиновичу Новожилову (1892 — 1970). В 1926 г. он использовал математику для анализа дефицита в советской экономике (статья «Недостаток товаров»). Впоследствии В. В. Новожилов занимался вопросами экономики промышленности, и на рубеже 1930 — 1940-х гг. обратился к расчёту соизмерения себестоимости продукции и вложений, решая задачу нахождения такого распределения ограниченных капитальных ресурсов, чтобы эффект на производство заданной конечной продукции был бы максимальным. Результаты были изложены в двух статьях: «Методы нахождения минимума затрат в социалистическом хозяйстве» («Труды ЛПИ», 1946, № 1) и «Способы нахождения максимума эффекта капиталовложений в социалистическом хозяйстве» («Труды ЛФЭИ», 1947, вып. III). Новожиловым был предложен новый подход к социалистическому планированию, при котором руководящим принципом деятельности госпредприятий становился «минимум хозрасчётных затрат» при заданных ценах и объёмах производства. Это отчасти похоже на модель «рыночного социализма», но по политико-идеологическим условиям времени Новожилов не мог так ставить вопрос. Независимо от В. В. Новожилова к разработке методологии оптимального распределения ресурсов обратился Леонид Витальевич Канторович (1912 — 1986), один из наиболее ярких российских математиков советского периода. Канторович в 18 лет закончил факультет математики Ленинградского университета, в 22 года стал профессором. В 1938 г. к нему обратились инженеры Фанерного треста с задачей о распределении различного сырья по станкам разного профиля с целью максимизации выпуска продукции в заданном ассортименте. Решая задачу, Канторович пришёл к выводу, что она представляет собой частный случай типа математических задач определения экстремума линейной функции при наличии большого числа ограничений в форме линейных равенств и неравенств, и что многие экономические проблемы (наилучшее использование сырья, станочного парка, транспорта и т.д.) сводятся к этому типу задач. Канторович изложил обобщённый вариант решения в брошюре «Математические методы организации и планирования производства» (ЛГУ, 1939), которая сразу же была оценена В. В. Новожиловым. Расширив обоснование своего метода, в расчёте на его практическое внедрение в масштабах страны, Канторович направил в Госплан рукопись «Экономический расчёт наиболее целесообразного использования ресурсов» (1942). Однако заместитель председателя Госплана, управляющий ЦСУ В. Н. Старовский и другие чиновники отвергли предложения Канторовича, вынудив его надолго отойти от экономической проблематики. Хотя в 1949 г. ему удалось опубликовать написанную ещё до войны вместе со своим учеником М. К. Гавуриным статью «Применение математических методов в вопросах анализа грузопотоков» (в том же году Канторович получил Сталинскую премию как математик, участвовавший в расчётах по атомному проекту). Информация о предложенном Канторовичем методе решения транспортной задачи дошла до Т. Купманса, который в 1956 г. вступил в переписку с Канторовичем, получил от него копии опубликованных работ и признал их по существу открытием линейного программирования. Политическая «оттепель» в СССР позволила Канторовичу издать свою рукопись 1942 г. под заглавием «Экономический расчёт наилучшего использования ресурсов» (1959), вскоре вышло английское издание его прежних работ с предисловием Купманса. Хотя догматическое сопротивление идеям Л. В. Канторовича в СССР не прекратилось (особенно усердствовал Л. М. Гатовский из Института экономики АН СССР, прозванный за политико-идеологическое приспособленчество «на-всё-Готовским»), вместе с В. В. Новожиловым он стал во главе новой советской школы экономико-математических исследований. В 1975 г. «за вклад в теорию оптимального использования ресурсов» Канторович и Купманс были удостоены Нобелевской премии по экономике, которой в течение первых 20 лет с начала её присуждения (1969 — 1989) было отмечено большинство из упомянутых в данной главе виднейших представителей эконометрики и неокейнсианской макроэкономики. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Белых, А. А. История российских экономико-математических исследований. — М. : ЛКИ, 2007.

2. Гроссман, Г. Ограниченность капитала и советская доктрина // Экономика и математические методы. 1992. № 5/6.

3. Клюкин, П. Н. Развитие российской экономико-математической школы в первой трети ХХ века // Российские экономические школы. — М. : МФК, 2003.

4. Лоуса, Ф. Вклад Евгения Слуцкого в анализ экономических циклов // Экономическая школа. Журнал-учебник. Вып. 5, 1999.

5. Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. 5. Всемирное признание. Лекции нобелевских лауреатов. Кн. 1. Отв. ред. Г. Г. Фетисов. — М. : Мысль, 2004.

6. Самуэльсон, П. Основания экономического анализа. — СПб. : Экономическая школа, 2002.

7. Хотеллинг, Г. Общее благосостояние в свете проблем налогообложения и железнодорожных и коммунальных тарифов // Вехи экономической мысли. Теория потребительского поведения и спроса. Т. 1. Под ред. В.М.Гальперина. — СПб. : Экономическая школа, 1999.

ГЛАВА 23. ПРОБЛЕМА ДИНАМИЗАЦИИ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ После того, как применение антикризисной кейнсианской «рецептуры» позволило достигнуть стабилизирующего эффекта, задачи макроэкономической политики и макроэкономической мысли были дополнены динамическим измерением. Перемещение проблемы экономического равновесия в область динамики потребовало соответствующей динамизации экономической теории — разработки моделей долговременного экономического роста и его факторов. ^ 23.1. Место проблемы роста в предшествующей истории экономической мысли. «Стагнационисты» и «прогрессисты». До середины ХХ в. категория экономического роста, также как не отделявшееся тогда от неё понятие экономического развития, оставалась неразработанной. А. Смит, указав на разделение труда, бережливость, широту рынков и накопление капитала как на факторы роста национального богатства, придавал большое значение влиянию природных условий и распределения собственности на эти факторы. Мальтус, Джеймс Милль и Рикардо из природных условий оставили два — биологический закон размножения и убывающее плодородие почвы. Фатальная убывающая отдача земли в ответ на усилия труда и приложение капитала для необходимого увеличения запаса продовольствия предопределяет падение нормы прибыли, «железный закон заработной платы» и неизбежный рост земельной ренты. Никакое технологическое совершенствование или социальное преобразование, по мнению этих авторов-«пессимистов», не сулило выхода из порочного круга всё менее успешной борьбы за хлеб насущный. Дж.Ст. Милль скорректировал эту позицию тем, что представил переход к будущему «стационарному состоянию» экономики как плавный процесс, обеспечивающий необходимую адаптацию институтов; но и он остался «стагнационистом». «Стагнационистам» противостояли «прогрессисты» вроде Ф. Листа с его примитивной стадиальной схемой экономического прогресса и Г. Кэри, опровергавшего рикардо-мальтусовский «пессимизм» тем, что при освоении США происходил переход не от использования лучших земель к худшим, а наоборот. Но эти авторы воспринимались скорее как полемисты-публицисты, а не серьёзные экономисты; их влияние было ограничено в основном Германией и Россией. ^ К. Маркс: рост органического строения капитала. К. Маркс, третировавший Листа и Кэри за их оптимизм относительно благоприятных перспектив капитализма, предложил свою версию экономического прогресса, отражавшую убеждение большинства социалистов в том, что не природа, а распределение собственности повинно в порочном круге бедности, и устранение частной собственности и неравенства вообще обеспечит неограниченный прогресс средств существования и «духа изобретательности». Сформулированный ещё в «Коммунистическом Манифесте» вывод о революционизирующем влиянии буржуазного способа производства на технологии (производительные силы) Маркс подкрепил в «Капитале» законом прибавочной ценности. Погоня за «относительной» прибавочной ценностью диктует инновационное технологическое применение науки и рост органического строения капитала. Однако Маркс со своим учителем в трудовой теории ценности Рикардо, выделенным как «классик» из всей «вульгарной буржуазной политэкономии» XIX в., сходился на тенденции нормы прибыли к понижению, оценивая её (тенденцию) как признак самоисчерпания капитализма. Поэтому элементы теории экономического роста у К.Маркса остались лишь «обертоном» концепции фатального обострения внутренних противоречий капитализма, который должен быть заменён более прогрессивным (технологически и социально) экономическим строем. Неоклассики. Маржиналисты, озабоченные «реабилитацией» категорий капитала и процента, проблемами рыночного равновесия и факторного распределения доходов, не уделили должного внимания динамике, ограничившись формальным разграничением её от статики (Дж. Б. Кларк) и иллюстрацией-«робинзонадой» преимуществ «окольных методов производства» (Э. Бем-Баверк). Дальше других продвинулся А. Маршалл. Он, по сути, развил некоторые из основных положений А. Смита как элементы теории экономического роста: специализация труда и расширение рынков как внешняя и внутренняя экономия с возрастающей отдачей от масштаба и стимулами к технологическим и организационным нововведениям; снижение издержек благодаря хорошим средствам сообщения и значение прогресса транспорта. Однако и Маршалл не выделил экономическую динамику в особое направление исследований, а приложение «Рост свободной промышленности и предпринимательства» осталось вне логической связи с основным текстом «Принципов» и не привлекло к себе дальнейшего внимания. Й. Шумпетер, акцентировав нарушения рыночного равновесия вследствие технологических и организационных нововведений и роль сбережений (кредита), выступил с претензией на создание теории экономической динамики. Однако его опыт «преодоления статичности» неоклассической теории оказался скорее эффектным, чем действенным, поскольку содержал слишком мало возможностей для формализации и слишком много «социологии». ^ Параметрическое планирование в СССР. Оригинальным вкладом в исследование проблемы экономического роста стали работы советских экономистов 1920-х гг., особенно тех, кто стремился сочетать «генетический» и «телеологический» подходы к составлению народнохозяйственных планов и определить количественные параметры возможных темпов индустриализации. В. А. Базаров в книге «Капиталистические циклы и восстановительный процесс хозяйства СССР» (1927) предложил, опираясь на естественнонаучные аналогии, модель экономического роста при заданных технических условиях. Вслед за австралийским биохимиком Т. Б. Робертсоном (1884 — 1930) Базаров считал универсальным законом роста формулу S-образной логистической кривой (на рис. 23.1. х(t) означает размеры выпуска продукции, а А — тот новый уровень, достижение которого обеспечивается повысившейся производительностью труда): Рис. 23.1. Логистическая кривая В.А.Базарова. При обсуждении доклада Н. А. Ковалевского о методологии генерального плана Базаров прогнозировал, что из-за исчерпания к 1928 г. возможностей имеющегося в СССР оборудования «в ближайшее время предстоит некоторое затухание». Оно может смениться ускорением темпов роста благодаря радикальному преобразованию старой техники, по завершении которого будет опять некоторое затухание, обусловленное приближением к уровню предельного использования наличного оборудования. Таким образом, экономическая динамика есть последовательное ускорение и затухание темпов роста, связанное с техническими нововведениями и описываемое S-образными кривыми, а предельные размеры выпуска продукции определяются уровнем техники. Во время разгрома «генетического» направления концепция Базарова была тенденциозно сведена к «затухающей кривой» и «изобличена» как «вредительская». Не получила поддержки и концепция другого сторонника совмещения «генетического» и «телеологического» подходов — Г. А. Фельдмана, участника комиссии по генеральному плану, руководителя отдела перспективного планирования Госплана СССР. Григорий Алексеевич Фельдман (1888 — 1958) изложил свою концепцию в ряде статей в журнале «Плановое хозяйство» (1927 — 1929). Она исходила из того, что централизованно планируемые показатели темпов роста народного дохода должны определяться на основе прогноза эффективности использования производственных фондов. Фельдман опирался на модификацию схем воспроизводства К. Маркса, с помощью которой построил систему уравнений и ввёл ряд важных коэффициентов, характеризующих эффективность и источники роста социалистического расширенного воспроизводства. ^ Модель экономического роста Г. А. Фельдмана. Выделив два сектора всей экономики — обеспечивающий её простое воспроизводство (сектор П), и обеспечивающий её расширенное воспроизводство (сектор У), Г.А.Фельдман исходил из ведущей роли при расширенном воспроизводстве сектора У, создающего потенциал роста за счёт вновь созданных капитальных фондов. Соответственно, величины доходов, капитальных фондов, эффективности использования фондов и темпов роста были обозначены как Ду и Дп, Ку и Кп, Су и Сп, Ту и Тп. Темпы изменения величин Ку, Кп , Су,Сп Фельдман обозначил как Гку, Гкп, Гсу и Гсп. В качестве основных параметров, задающих темпы экономического роста, Фельдман определил: 1) распределение народного (национального) дохода между той частью, которая направляется на увеличение капитальных фондов и той частью, которая направляется на текущее потребление (за этим показателем в советской экономической литературе закрепилось наименование нормы накопления); 2) «темповая структура» капитальных фондов, т.е. изменение пропорции Ку и Кп в пользу Ку ; 3) коэффициент эффективности использования фондов — отношение их величины к величине создаваемого дохода, которое может быть выражено как капиталоотдача С = Д / К или капиталоёмкость 1 / С = К /Д. Подчеркнув, что «рост потребления должен был бы интересовать нас в первую голову, когда мы говорим о «народном доходе», Фельдман показал, что в краткосрочном периоде рост потребления зависит от показателя эффективности использования фондов (3), тогда как в долгосрочном периоде — от «темповой структуры» национального дохода (1) и «темповой структуры» капитальных фондов (2). В принятых им обозначениях Фельдман выразил основное условие экономического роста в долгосрочном периоде уравнением Анализируя далее эти условия, Фельдман вывел формулу «состояния динамического равновесия», когда оба сектора народного хозяйства при одинаковой и постоянной эффективности использования фондов растут с одинаковым постоянным темпом роста а поскольку Тп = Гсп + Гкп и Гсп = 0, то этим же темпом растёт народный доход, произведённый во втором секторе. Опираясь на выведенные формулы, Г. А. Фельдман сделал прогнозный расчёт экономического роста СССР на 25 лет (1926 — 1950). Главное место в расчёте отводилось «периоду социалистической реконструкции» 1926 — 1932, характеризуемому резким возрастанием прироста Ду и Ку относительно Дп и Кп (с 22—25 % до 68—72 %) при стабильной величине эффективности использования фондов. Для последующего же периода Фельдман прогнозировал постепенное увеличение показателя капиталоотдачи при существенном уменьшении доли сектора У в «темповой структуре» национального и капитальных фондов. Эта деталь оказалась неприемлемой для практики директивного планирования в СССР с возобладавшими при переходе к «сталинским пятилеткам» административным волюнтаризмом, завышением нормы накопления и пренебрежением отраслями народного хозяйства, обслуживающими текущее потребление. Модель Г. А. Фельдмана была забыта, а её разработчик был вынужден в 1931 г. уйти из Госплана, а в 1937 г. был репрессирован и оставшуюся часть жизни лишён возможности заниматься наукой. ^ Производственная функция Кобба — Дугласа. Почти одновременно с разработкой советскими учёными проблемы экономического роста, в США, пребывавшими — во многом благодаря автомобилизации — в 1920-е гг. в состоянии «процветания» («просперити»), появилась формула, важная для последующих макроэкономических моделей роста. Её вывели (1928) ученик Дж. Б. Кларка по Чикагскому университету Пол Х. Дуглас (1892 — 1976) и математик Чарлз Кобб (1875 — 1949) во время сотрудничества в Амхерст-колледже (который закончил в своё время всё тот же Кларк) во время статистической обработки индексов занятости, применяемого основного капитала и произведённого продукта в отраслях обрабатывающей промышленности. Убеждённый сторонник теорий предельной производительности Кларка и «исчерпанности продукта» Уикстида, Дуглас определил «относительное воздействие труда и капитала на продукт» в пропорции 3 к 1 (75% к 25%). В первоначальном варианте формула Кобба — Дугласа выглядела как Р = bL ^k K ^1-k , где Р — объем произведённого продукта, L — количество используемого труда, K — количество применяемого капитала; k — степень «относительного воздействия труда» на продукт. Расчёты, проделанные Дугласом и его сотрудниками для обрабатывающей промышленности отдельных штатов США, Канады и Австралии, определяли долю фактора «труд» в чистом продукте обрабатывающей промышленности от 61 % до 74%. В 1937 г. американский экономист Дэвид Дюрант (1913 — 1996) предложил скорректировать формулу, допустив независимое определение степени «относительного воздействия капитала на продукт» и оставив для проверки предпосылку роста производства пропорционально или нет объёму вовлеченных в производство факторов. В результате формула Кобба — Дугласа приняла вид производственной функции Р = bL ^k K ^j, которая в случае равенства 1 суммы показателей степеней k + j является линейно однородной, то есть соответствующей условию постоянной отдачи от масштаба. Функция Кобба — Дугласа, отразив неоклассическую предпосылку о гибкости пропорций между применямыми количествами труда и капитала, оказалась, в свою очередь, предпосылкой динамизации неоклассического синтеза в кейнсианских макроэкономических моделях, нацеленных на выражение зависимости между длительно действующими силами экономического роста и силами, вызывающими характерную для капиталистического развития неустойчивость роста и распределения дохода. ^ 23.2. Неокейнсианские модели роста Р.Харрода — Е.Домара. Е. Домар: двойственность инвестиций. Неокейнсианские модели равновесного (устойчивого) роста в длительной перспективе независимо друг от друга разработали Е.Домар в США и Р.Харрод в Англии, поэтому, как правило, говорят о модели Харрода — Домара или Домара — Харрода как о чём-то едином. Отправным пунктом для модели стало кейнсианское условие краткосрочного равновесия сбережений и инвестиций (S = I). В период выхода из «Великой депрессии» макроэкономисты-кейнсианцы были озабочены проблемой такого увеличения национального дохода, которое позволило бы полностью использовать существующие трудовые и капитальные ресурсы, ликвидировав безработицу и недогрузку производственных мощностей. Особо выделялся аспект воздействия инвестиции на занятость, их свойство «создавать доход». Но инвестиции не только создают доход, но и, расширяя запас капитальных благ, увеличивают ресурсы, которыми может располагать хозяйство. Но этот аспект инвестиций в кейнсианской макроэкономике равновесия первоначально игнорировался; предполагалось, что запас капитала остаётся постоянным. Проходившему в начале 1940-х гг. в Гарварде курс у О. Хансена магистру математики Е.Домару показалось странной схема в книге Хансена «Фискальная политика и деловые циклы», из которой следовало, что постоянный поток инвестиций приводит к постоянному же, а не растущему доходу. Размышления привели Домара, ставшего доктором по экономике, к циклу статей, начиная с «Расширение капитала, темп роста и занятость» (Econometrica,1946), в которых положение о двойственности инвестиций, создающих не только спрос, но и производственные мощности, было развито в модель равновесного роста национального дохода при полной занятости. Евсей Домар (1914 — 1997; настоящая фамилия Домашевицкий), уроженец польского города Лодзь (тогда одного из крупнейших городов и промышленных центров Российской империи), вырос в Харбине — главном русском городе Трансманьчжурской (Китайской Восточной) железной дороги, где начал учиться в университете. Он приехал в США после завоевания Маньчжурии японской армией. Благодаря знанию русского языка Домар смог ознакомиться со статьями Г. А. Фельдмана в журнале «Плановое хозяйство» и позднее в «Очерках по теории экономического роста» (1957) признал приоритет советского экономиста в разработке проблемы. Домар сформулировал условие равновесного темпа экономического роста при полной загрузке производственных мощностей как ΔI/I = os , где s — доля сбережений в совокупном доходе, принимаемая постоянной, а o — величина, обратная предельному отношению капитал-продукт ΔK/ΔY ≡ I/ΔY, определяемому технологическими условиями (ΔY — прирост национального дохода, ΔK — прирост запаса капитальных благ). Коэффициент о — показатель капиталоотдачи, среднее потенциальное годовое увеличение национального продукта от чистых инвестиций. При фиксированной величине капиталоотдачи и данной склонности к сбережению полное использование ежегодного прироста производственных мощностей в рамках всей экономики достигается при росте инвестиций ежегодным темпом, равным os. Из своей формулы Домар выводил необходимость государственной политики поощрения инвестиций (понижение процентной ставки по долгосрочным кредитам, налоговые меры), обеспечивающих соразмерность прироста мощностей с непрерывным ростом дохода. ^ Р. Харрод: влияние ожиданий. Независимо от Домара модель равновесного роста построил Рой Харрод (1900 — 1978), вся научная деятельность которого была связана с Оксфордским университетом. Но благодаря семестру, проведённому в Кембридже (1930), он познакомился с Дж. М. Кейнсом и не только попал под его влияние, но и стал своего рода официальным хранителем кейнсианской традиции в Англии. В 1945 г. он сменил Кейнса на посту редактора «Экономического журнала», в 1951 г. выпустил биографию Кейнса, подчинённую задаче распространения неокейнсианства. Харрод был автором единственного графика, вошедшего в «Общую теорию занятости, процента и денег», а вскоре после её выхода опубликовал свою книгу «Торговый цикл» (1936), где обосновал теорию темпов изменений совокупного спроса, впервые соединив кейнсианскую концепцию мультипликатора с принципом акселерации. Эта теория была развита Харродом в статье «Очерк по динамической теории» (1939), где категория акселератора была заменена капитальным коэффициентом и выведено уравнение равновесного темпа роста совокупного дохода. Наконец, в книге «К динамической экономической теории» (1948) Харрод вывел «фундаментальное уравнение» роста Δ Y / Y = s / α , где α — капитальный коэффициент, обратный величине о — у Домара. Величина α предполагается постоянной, что означает жёстко фиксированные пропорции применяемых в производстве величин труда и капитала (нулевая эластичность замещения одного фактора другим). За величиной Δ Y стоят ожидания инвесторов относительно будущего дохода, формирующиеся на основе прошлого опыта или анализа текущей ситуации. Реализация ожидаемых изменений продукта и дохода означает осуществление инвестиционных планов фирм. ^ Различие между гарантированным и естественным темпом роста. Темп экономического роста, при котором фирмы считают принятые ими инвестиционные решения адекватными (в том смысле, что размеры прироста капитальных благ в точности соответствуют тем, что необходимы для производства дополнительной продукции и обеспечения планируемого дохода), Харрод назвал гарантированным (warranted) темпом экономического роста. Такой темп роста обеспечивает динамическое равновесие с устойчивой нормой прибыли и полным использованием наличных производственных мощностей. Наряду с этим Харрод ввёл понятие естественного (natural) темпа экономического роста — в смысле достижения «естественных пределов» при заданных возможностях расширения предложения труда и повышения его производительности. Гарантированный темп роста G_w предполагает полную загрузку мощностей; естественный темп роста G_n предполагает полную занятость. Для того, чтобы были полностью задействованы и труд и капитал, требуется соблюдение равенства G_w = G_n . Однако это равенство — дело случая, поскольку гарантированный и естественный темпы роста определяются независимо друг от друга разными факторами. Таким образом, реальная экономика сталкивается с неравновесиями, вызванными расхождениями между G_w и G_n. Превышение гарантированного темпа роста над естественным (G_w > G_n) означает, что исчерпаны все возможности дополнительного предложения трудовых ресурсов, и фактический темп роста просто не может достичь уровня «гарантированных» темпов, так как экономика столкнётся с недостатком планируемых инвестиций сравнительно с намечаемыми сбережениями; размеры совокупного предложения будут опережать совокупный спрос, что обусловит стагнацию и, следовательно, циклическую безработицу. Превышение естественного темпа роста над гарантированным (G_w > G_n) означает, что фактический темп роста будет постоянно стремиться превзойти равновесный темп, возникнет напряжённость в использовании производственных мощностей; экономика столкнётся с хроническим избытком планируемых инвестиций сравнительно с намечаемыми сбережениями; размеры совокупного спроса будут опережать совокупное предложение, что обусловит инфляционные тенденции. Таким образом, экономическая динамика в модели Харрода, оказывается, по его словам, «обоюдоострым лезвием ножа», балансированием между нестабильными состояниями, требующим государственного вмешательства. ^ 23. 3. Неоклассическая модель роста Р. Солоу — Т. Свана. Уравнение сбалансированного роста. Модель устойчивого экономического роста независимо друг от друга предложили в 1956 г. профессор МТИ Роберт Солоу (р. 1924) и профессор Австралийского национального университета в Канберре Тревор Сван (1918 — 1989). Оба они были, также как Харрод и Домар, неокейнсианцами; Сван участвовал в создании Белой книги полной занятости, составленной группой экономистов по заказу правительственного кабинета Лейбористской партии Австралии; Солоу на протяжении десятилетий тесно сотрудничал с П. Самуэльсоном. Но их модель получила название неоклассической, поскольку включила неоклассическую предпосылку гибкости (а не жёсткости) пропорций между применяемыми количественными показателями труда и капитала. В статье «Вклад в теорию экономического роста»⁹⁷ Р. Солоу доказывал, что при гибкости пропорций труда и капитала и постоянной отдаче от масштаба невозможно противоречие между естественным и гарантированным темпами роста; система может приспособиться к любому темпу роста рабочей силы и в итоге приблизиться к состоянию пропорционального расширения. Приняв, как и в модели Харрода—Домара, неизменный темп роста населения и постоянство нормы сбережений s ( откуда I = sY), Солоу включил в свою модель линейно-однородную производственную функцию Y = F{K,L)}, откуда (если разделить все члены уравнения на L и обозначить доход на одного работника Y/L через y, а капиталоинтенсивность K/L через k) можно получить y= L F( k,1) = L f (k). Темп прироста k тогда можно записать как dk / k = d K / K — d L /L = sY/ K — n = s — L / K f (k) — n или dk’ = sf (k) — nk Это так называемое «фундаментальное уравнение» Солоу словами формулируется следующим образом: прирост капиталовооружённости одного работника — это то, что осталось от удельных инвестиций (сбережений) после того, как удалось обеспечить капитальными благами всех дополнительных работников. Если sf(k) = nk, то капиталовооруженность остается прежней (dk = 0), т.е. экономика растет без каких-либо изменений в соотношении между факторами. Это и есть сбалансированный рост, траектория которого в модели Солоу, в противоположность модели Харрода—Домара, является устойчивой. Прямая (n+d)k на графике (рис. 23.2) показывает, сколько каждый работник должен сберегать и инвестировать из своего дохода, чтобы обеспечить будущих работников (в том числе своих собственных детей) капитальными благами. Кривая sf(k) демонстрирует, каковы его фактические сбережения в зависимости от достигнутого уровня капиталовооружённости. С ростом капиталовооружённости k темп роста инвестиций /сбереже- ний падает. Вертикальное расстояние между кривой и прямой обозначает в соответствии с фундаментальным уравнением Солоу дифференциальное изменение показателя капиталовооружён- ности dk. В точке k₀ оно равно нулю и наблюдается сбалансирован- ный рост. Во всех точках левее k₀ (например, k₁) капиталовооружённость будет расти, а во всех точках правее k₀ (например, k₂) падать, так что экономика постоянно сдвигается в сторону k_{0 ,} и траектория сбалансированного роста является устойчивой. В модели Солоу норма сбережений s имеет значение только до выхода экономики на траекторию устойчивого развития: чем больше величина s, тем выше график sk и соответственно уровень k₀. Но как только рост стал сбалансированным, его дальнейший темп зависит только от роста населения и технологического прогресса. Рис. 23.2. Модель роста Солоу. ^ 23. 4. Понятие современного экономического роста и «экономика развития». Поворот в концепциях экономического роста. Появление кейнсианско-неоклассических моделей экономического роста имело большое значение для концепций «догоняющего развития» стран «третьего мира», как с 1946 г. по примеру французского учёного Альфреда Сови (1898 — 1990) стали называть афро-азиатское и латиноамериканское большинство неевропейских государств мира. Предполагалось, что проблемы этих слаборазвитых стран могут быть решены распространением макроэкономического регулирования и реализацией программ «помощи развитию» от передовых стран Запада в рамках Бреттон-вудских институтов. Но проблематика экономического роста неразрывно переплеталась с вопросами демографии (кстати, А.Сови был виднейшим демографом и оппонентом активизировавшегося неомальтузианства) и структурной модернизации отсталых национальных хозяйств, почти исключительно аграрных и/или ограниченных одной-двумя добывающими промышленными отраслями. Британский экономист и эксперт ООН У.Артур Льюис (1915 — 1991), уроженец Наветренных Антильских островов Карибского моря, обозначил структуру мирового продукта в целом как сумму «стали» (готовых промышленных продуков развитого мира), «кофе» (экспортных монокультур «третьего мира») и «продовольствия» (производимого и там, и там; но в «третьем мире» с гораздо меньшей производительностью). В книге «Теория экономического роста» (1955) Льюис предложил модель двухсекторной («дуальной») экономики отсталых стран, противопоставив трудоизбыточный господствующий аграрный сектор незначительному городскому промышленному сектору. В городском секторе действует закон предельной производительности, приравнивающий заработную плату к предельному продукту труда. В аграрном секторе избыточное предложение труда удерживает заработную плату на уровне прожиточного минимума; избыток неквалифицированной рабочей силы определяет использование только трудоинтенсивных технологий и излишки производителя от дешёвого труда. Возможности модернизации Льюис связывал с повышением доли чистых инвестиций в национальном доходе отсталых стран до 15 % и повышением уровня квалификации рабочей силы за счёт крупных инвестиций в народное образование, что должно позволить увеличить долю городского промышленного сектора. Однако достижение этих результатов Льюис связывал с обеспечением условий для частнопредпринимательской деятельности. Американский экономист и демограф Харви Лейбенстайн (1922—1993) в книге «Экономический рост и экономическая отсталость» (1957) также указывал на необходимость 15% от национального дохода для чистых инвестиций, чтобы осуществить «первичную индустриализацию» — сдвинуть структуру хозяйства в пользу обрабатывающей промышленности. Но Лейбенстайн возлагал надежды на «критическое усилие» государства по обеспечению автономных инвестиций за счёт принудительных сбережений и импорта капиталов, которое позволит выйти квазистабильного равновесия — «проедания» возросшим населением прироста национального дохода. Концепция Лейбенстайна вошла в более широкий круг теорий «большого толчка». В другом варианте, предложенном американским экономистом Альбертом Хиршманом (р. 1915), в середине 1950-х гг. работавшим в Колумбии, отвергалась концепция «сбалансированного роста». В книге «Стратегия экономического развития» (1958) Хиршман обосновывал сосредоточение «критического усилия» на ключевых отраслях, тесно связанных с другими отраслями входящими и выходящими потоками, а потому способными обеспечить наибольший мультиплицирующий эффект. Модели Льюиса, Хиршмана, Лейбенстайна и других авторов применительно к проблемам экономического роста «третьего мира» сформировали новую область исследований — экономику развития, которая в теории отделилась от моделирования экономического роста применительно к развитым странам. А на практике повлияла на выбор большинством правительств «третьего мира» стратегии импортозамещающей индустриализации. Реализация этой стратегии привела, однако, более к неудачам, чем к успехам, породив многочисленные дискуссии. Они обстоятельно рассмотрены в учебнике ведущего российского специалиста по экономике развития, профессора ГУ-ВШЭ Рустема Нуреева. ^ Понятие современного экономического роста: 6 характеристик. Саймон Кузнец, обеспечивший статистическую базу для кейнсианского макроэкономического регулирования, сыграл такую же роль и для сравнительного анализа предпосылок, темпов, последствий, стимулов и антистимулов экономического роста в различных странах. Как председатель Комитета по экономическому росту в американском Совете по исследованию в области общественных наук (с 1949) и профессор университета Джонса Гопкинса в Балтиморе (1954 — 1960) Кузнец возглавил проект по сравнительно-историческому изучению роста национального дохода, выясняя на основе эмпирических данных значение и взаимосвязь идентичных факторов, определяющих долгосрочный экономический рост. В цикле статей «Количественные аспекты экономического роста наций» (1956 — 1967) и в книгах «Современный экономический рост» (1966) и «Экономический рост наций» (1971) Кузнец сформулировал 6 основных признаков современного экономического роста. Два из них он связывал с общими темпами роста населения и производительности факторов производства; два — со скоростью структурных сдвигов и два — с пространственным распространением изменений: 1) высокие темпы роста ВВП на душу населения в развитых странах благодаря демографическому переходу — увеличению, а затем стабилизации численности народонаселения в этих странах; 2) высокие темпы роста факторов производства, особенно производительности труда; 3) высокие темпы трансформации структуры экономики — сдвиги от аграрного сектора к промышленности и далее к сфере услуг⁹⁸; от личных предприятий к безличным формам организации фирм; 4) высокие темпы социальной и идеологической трансформации — урбанизация и секуляризация; 5) способность развитых стран находить новые рынки сбыта и источники сырья, создавая глобальное единство на основе гражданских и военных технологий; 6) ограничение распространения «в том смысле, что страны, составляющие три четверти всего населения Земли, до сих пор не достигли минимального уровня, который может быть обеспечен современной технологией». Заложенная Кузнецом традиция ретроспективного изучения экономического роста с попытками разложения на составные элементы с целью выявления факторов роста была продолжена в работах Эдварда Дэнисона (1915 — 1992) в США, Поля Бэроша (1930 – 1999) и Ангуса Мэдисона (р. 1926) в Европе и многих других авторов. ^ Экономический рост и распределение дохода. В книге «Участие групп с наивысшим доходом в доходе и сбережениях» (1953) и докладе «Экономический рост и неравенство в доходах» (1955) С. Кузнец установил, что в развитых индустриальных экономик складывается тенденция к повышению доли акционерного капитала в общем объёме производства при снижении прибыли на инвестированный капитал. Это, как правило, ведёт к уменьшению неравенства в распределении доходов, но наличие большого числа исключений не позволяет сделать общие выводы по этой проблеме⁹⁹. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Нуреев, Р. М. Экономика развития: модели становления рыночной экономики. 2-е изд. — М. : НОРМА, 2008. Гл. 1, 2, 5.

2. Солоу, Р. Перспективы теории роста // МЭиМО. 1996. № 8.

3. Теория капитала и экономического роста. Под ред. Дзарасова С. С. — М. : МГУ, 2004. Гл. 7, 9.

4. Харрод, Р. К теории экономической динамики // Классики кейнсианства. Т. 1. — М. : Экономика, 1997.

5. Хэмберг, Д. Ранняя теория роста: модели Домара и Харрода // Современная экономическая мысль. — М. : Прогресс, 1981

ГЛАВА 24. ЗА ПРЕДЕЛАМИ МЭЙНСТРИМА: НАЦИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ И АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ТЕЧЕНИЯ П. Самуэльсон в главном учебнике мэйнстрима подчёркивал, что основное экономическое течение охватывает прежде всего Северную Америку, Англию, Скандинавию и Голландию, а также завоёвывает всё новых последователей в Японии, Франции, Германии, Италии. Из стран второго списка особняком стоит Германия (точнее ФРГ), где ведущей экономической концепцией стала доктрина ордолиберализма, примыкающая к направлениям, противостоявшим мэйнстриму «справа» (см. часть 5). В Японии, Франции, Италии отклонения от мэйнстрима уходили скорее «влево», в направлении институционализма, солидаризма и даже марксизма. Но и среди экономистов англоязычных стран остались направления, дистанцировавшиеся «влево» от «неоклассической ортодоксии» — прежде всего левое кейнсианство в Англии и обновлённый институционализм в США. Довольно пёстрое направление экономической мысли Франции, известное как «дирижизм», сближалось с традициями институционализма, поэтому стало возможным говорить о международном институционально-социологическом направлении. ^ 24.1. Левое кейнсианство и «спор двух Кембриджей» по теории капитала. «Золотой век» Дж. Робинсон. Левое кейнсианство. «Макроэкономическая революция» Дж. М. Кейнса не сопровождалась единым отношением к ней даже в кейнсианском Кембриджском кружке (см. главу 21). Позднее два участника кружка — Дж. Робинсон, автор кейнсианской интерпретации «Капитала» Маркса (1942), и П. Сраффа, редактор полного собрания сочинений Рикардо (1951 — 1973), возглавили именуемое по-разному направление: посткейнсианская теория роста, неорикардианское кейнсианство, «левое кейнсианство». Это направление, противопоставляя макроэкономическую теорию самогό Кейнса её отформатированной версии — «хиксианству» или неоклассическому синтезу, критиковало неоклассический синтез с иных, чем «монетарное кейнсианство» Клауэра — Лейонхуфвуда, методологических позиций, совпадающих с ключевым положением К. Маркса: капитал — это не вещь, а общественное отношение. К Робинсон и Сраффе присоединился перешедший в Кембридж Н. Калдор. Их совместная оппозиция кейнсианско-неоклассическим моделям экономического роста привела к полемике с представителями другого — американского — Кембриджа (университетский городок под Бостоном, где расположены МТИ и Гарвард) — Р. Солоу и П. Самуэльсоном. Кроме Кейнса, Маркса и Рикардо за спиной «левых кейнсианцев» стояла ещё фигура их современника, польского экономиста М. Калецкого. С ним Сраффа и Робинсон познакомились во время его кратковременного пребывания в Кембридже в 1936 г. ^ Макроэкономика М. Калецкого. Михал Калецкий (1899 — 1970) родился в Лодзи — пятом по численности и самом стремительном по росту городе Российской империи, «польском Манчестере», крупном промышленном центре, где роскошь палаццо преуспевших фабрикантов соседствовала с нищетой рабочих лачуг¹⁰⁰. Не удивительно, что Калецкий симпатизировал марксизму и, подобно ещё нескольким польским экономистам, занялся углублением марксистской теории кризисов. Во время работы в Институте изучения деловых циклов и цен в Варшаве (1929 — 1936) Калецкий разработал эконометрическую модель процесса капиталистического воспроизводства, не только опередившую «Общую теорию» Кейнса в обосновании принципа эффективного спроса, но и интегрировавшую в анализ теорию несовершенной конкуренции. Главными особенностями теории Калецкого были: 1. Структурирование экономики на два сектора — добывающий (включая сельское хозяйство) и основной, куда входят обрабатывающая промышленность, строительство, транспорт и услуги. Сырьё и основные продукты питания производятся обычно в условиях неэластичного предложения, особенно в краткосрочном периоде, поэтому цены на них определяются спросом. Цены же готовых товаров определяются издержками производства (включающими и зарплату работников) и монополистической «накидкой». Она обеспечивает прибыль и оплату жалованья управленческому и обслуживающему персоналу. «Накидка» зависит от «степени монополии» (термины Калецкого). «Степень монополии» определяют высота барьера для вступления в отрасль и интенсивность неценовой конкуренции сравнительно с ценовой (широта связей в деловом мире и государственных органах; авторитет торговой марки; реклама и т.д.). Как и Робинсон, Калецкий считал организованность труда фактором, снижающим монопольную власть. 2. Классовый подход. Калецкий принимал как предпосылку, что функция сбережения свойственна только капиталистам, расходующим часть прибыли на инвестиции, но не рабочим, целиком расходующим зарплату на текущее потребление. Сущность процесса накопления капитала Калецкий свёл к формуле «рабочие тратят то, что получают; капиталисты получают то, что тратят». 3. Динамическая модель, в которую Калецкий включил не только цикл, но и долгосрочный тренд, а в анализе цикла акцентировал функциональные зависимости между инвестициями, запасом основного капитала и доходами (прибылями) и роль временных лагов между решениями об инвестициях, производством инвестиционных товаров и поставками оборудования. В модели цикла Калецкого взаимодействие между инвестициями и доходами увеличивает амплитуду колебаний, взаимодействие между инвестициями и запасом основного капитала ограничивает её. Фазы цикла характеризуются изменением соотношений между инвестиционными заказами (D), текущими инвестициями (I) и амортизацией основного капитала (U): а) фаза оживления: D > U, I < U; инвестиционные заказы являются результатом решений предыдущего периода; б) фаза бума: I > U; увеличение инвестиций вследствие возросшего дохода, но рост основного капитала с временным лагом вызовет их сокращение; в) фаза рецессии: D < U, I > U; поворот от верхней точки к решениям о сокращении инвестиций и сокращение с временным лагом поставок оборудования; г) фаза депрессии: I < U; сокращение инвестиций и исчерпание основного капитала, которое порождает тенденцию к повороту от нижней точки к новому расширению инвестиционной активности. Считается, что Калецкий не разделил с Кейнсом лавры «архитектора» макроэкономики, потому что опубликовал свой новаторский «Очерк теории делового цикла» (1933) на польском языке в Варшаве, а не по-английски; в английском же переводе (1935) содержалось слишком много формул¹⁰¹. Однако, по-видимому, сыграли свою роль и другие обстоятельства. Калецкий был марксистом, и ожидал не реформирования капиталистической системы, а её замены социалистической. Для него макроэкономический подход на предпосылке классового конфликта был альтернативой неоклассической теории предельной производительности факторов производства; распределение доходов объяснялось не предельной производительностью факторов, а макроэкономической обстановкой. Поэтому макроэкономика Калецкого не вела к «кейнсианско-неоклассическому синтезу», а подразумевала более последовательную критику неоклассики как «новой ортодоксии» экономической теории. Эта позиция Калецкого была подхвачена левым кейнсианством. «Золотой век» Дж. Робинсон. Начало «левому кейнсианству» положила теория экономического роста Джоан Робинсон. Миссис Робинсон выделила семь основных групп факторов экономического роста, смоделировав его как накопление капитала: 1) заданные технические условия в экономике, не испытывающей нехватки в естественных ресурсах; 2) инвестиционные решения, вдохновляемые «жизнедеятельным началом», о котором писал Кейнс; 3) условия формирования сбережений; принятие предпосылки М. Калецкого, что прибыль — единственный источник сбережений (получатели заработной платы полностью тратят её); накопление нераспределённой прибыли увеличивает собственный капитал фирмы и тем самым облегчает привлечение добавочных средств в форме займов, получаемых на рынке ссудного капитала; 4) условия несовершенной конкуренции; принятие концепции «ценовой накидки» М. Калецкого; 5) формирование ставки заработной платы; наличие двух случаев отклонения от сложившегося уровня денежной заработной платы: её понижение вследствие избыточного спроса на рабочую силу; её повышение, рождающее «инфляционную спираль»; 6) финансовые условия, определяемые различными соотношениями между склонностью фирм к накоплению и их кредитоспособностью; 7) начальный запас капитальных благ и состояние ожиданий, исходящих из прошлого опыта. Развивая мысль Калецкого о том, что темп роста «коренится скорей в условиях прошлого экономического, социального и технического развития, чем полностью определяется коэффициентами наших уравнений», Робинсон считала, что теорию экономического роста надо выводить «не из соотношений равновесия, а из правил и мотивов, управляющих человеческим поведением». Она иронически использовала понятие «золотой век» для траектории плавного, устойчивого роста, характеризующегося полной занятостью, постоянством нормы прибыли, долéй прибыли и заработной платы в совокупном доходе и отношения «капитал — продукт». Такую траекторию, предполагаемую неокейнсианскими моделями роста (совпадение фактического, гарантированного и естественного темпов роста), Робинсон считала нереалистичной ввиду внутренней неустойчивости, присущей капиталистической экономике. Главным доводом в аргументации было наличие временных лагов, связанных с осуществлением инвестиционных решений, в том числе неправильных, а также ошибок, порожденных неверными ожиданиями, проецирующими текущее развитие событий на будущий период. Оспаривая адекватность равновесного подхода как инструмента для исследования процессов экономического роста, Робинсон подчёркивала также, что режим накопления капитала определяется не склонностью к сбережению, а распределением дохода между общественными классами, и что категория капитала не может быть представлена агрегированной производственной функцией, ставшей, по словам Робинсон, «мощным инструментом оболванивания» студентов. «Спор двух Кембриджей». Атака Дж. Робинсон на производственную функцию возвращала экономическую теорию к проблеме неоднородности капитала, который, в противоположность земле, нельзя измерить и агрегировать в физических единицах. Для обхода этого затруднения в рамках теории факторных доходов в соответствии с предельным продуктом Дж. Б. Кларк в начале ХХ в. выдвинул концепцию, которую О. Бём-Баверк назвал «ценностным желе» (абстрагирование от вещественного состава капитала). Кларку возражал Т. Веблен, доказывавший, что истоки капиталистической прибыли — в институте собственности, который позволяет бизнесменам присваивать технологические достижения всего общества. Наконец, К. Викселль обнаружил получивший его имя эффект изменений запаса капитала, возникающий в процессе измерения капитала в единицах ценности (что необходимо ввиду неоднородности капитала). В «споре двух Кембриджей» к «ценностному желе», как метафоре для сведéния физически неоднородных капитальных благ и однородных потоков денежных фондов к одному универсальному товару, была добавлена метафора конструкторского набора («лего»), из которого мгновенно и без издержек можно собрать необходимое количество «капитала» при данном наборе относительных факторных цен. Было также проведено различие между «реальным» (изменения в физическом запасе капитальных благ) и ценовым (переоценка того же самого оборудования вследствие изменения цен) «эффектами Викселля». Дж. Робинсон, критикуя неоклассическую теорию роста Р. Солоу — Т. Свана именно за однопродуктовую модель агрегированной производственной функции, повторяла аргументы Веблена. В защиту однопродуктовых моделей выступил Р. Солоу, который отстаивал их как допустимые упрощения, способствующие пониманию ключевых характеристик процессов роста (норма отдачи от инвестиций) и эмпирическим исследованиям, значимым для проведения макроэкономической политики. Поддержавший Солоу П. Самуэльсон пытался построить «суррогатную производственную функцию» с включением множества физически различных капитальных благ. Но при этом он предполагал равные факторные пропорции во всех отраслях и признал в дальнейшем, что это, по существу, свело его модель к однопродуктовой. Новый поворот дискуссии дала книга П. Сраффы «Производство товаров посредством товаров» (1960), подключившая к «спору двух Кембриджей» молодых итальянских экономистов Луиджи Пазинетти и Пьеранджело Гареньяни, в связи с чем возникло понятие «англо-итальянской школы». ^ Переключение технологий и реверсирование капитала. П. Сраффа, нацелив свою работу на последовательную критику маржинализма, показал, к каким противоречиям ведёт трактовка процента как «факторной» цены капитала и результата «окольных» методов производства. Сраффа установил, что, с одной стороны, одна и та же технология может находить применение при двух разных ставках процента, тогда как при промежуточных значениях предпочтение отдаётся другим технологиям («обратное переключение» технологий). А с другой стороны, возможно снижение размера применяемого капитала относительно труда («реверсирование капитала») при понижении процентной ставки. Эти парадоксы опровергали «суррогатную производственную функцию» П. Самуэльсона, который был вынужден признать неудачу её обоснования на предпосылке о монотонной зависимости между величиной капитала и ставкой процента. Таким образом, английскому Кембриджу удалось показать ограниченность агрегированной производственной функции и сведéния капитала к «нейтральному» фактору производства, владелец которого получает доход в соответствии с принципами относительной редкости и предельной производительности. Тем самым была поколеблена маржиналистская теория распределения, основанная на относительной редкости факторов. Было признано несовпадение «вменённых» рынком «факторных выплат» с величиной ценности выпущенной продукции и наличие проблемы присвоения некоторой величины «нейтральным» фактором. Однако «англо-итальянская школа» не предложила какого-либо альтернативного инструментария для агрегирования, необходимого в эмпирических исследованиях экономического роста, и поэтому неоклассическая модель роста осталась в качестве учебной иллюстрации практической значимости явно абстрактной теории, несмотря на оговорки, что «иллюстрации такого рода могут скорее дезориентировать, нежели информировать о чём либо»¹⁰². ^ 24. 2. П. Сраффа — возрождение рикардианской традиции. «Неорикардианское кейнсианство». Значение книги П. Сраффы «Производство товаров посредством товаров» вышло за пределы «спора двух Кембриджей». Она положила начало новому ответвлению кейнсианства — «неорикардианскому», определившему свою цель как развитие теории Кейнса применительно к долгосрочному периоду посредством соединения принципа эффективного спроса с теорией ценности и распределения Рикардо. Кейнсианцы-неорикардианцы исходили из того, что книга Сраффы возродила традицию, с которой разорвал маржинализм: 1) понимание равновесия относительных цен как выражения доминирующих долгосрочных условий производства и распределения, а не совпадения спроса и предложения; 2) определение нормы прибыли как долевой пропорции общественного дохода. Кейнсианцы-неорикардианцы сфокусировали экономический анализ на двух уровнях: 1) определение долгосрочных («нормальных», «естественных») значений хозяйственных переменных, включая «состояние уверенности», и 2) выяснение причин, по которым в краткосрочные периоды происходят отклонения от «центра тяготения» экономических сил вследствие «несистематических воздействий». К «несистематическим воздействиям» кейнсианцы-неорикардианцы (такие, как Джон Итуэлл и Мюррей Милгейт из Кембриджского университета) отнесли неопределённость, ожидания и монетарные институты. «Сраффианское» возрождение традиции классической (рикардианской) политэкономии с использованием инструментария, разработанного Л. Вальрасом (система уравнений общего равновесия) и В. Леонтьевым («затраты-выпуск»), привело к актуализации математического обоснования в начале ХХ в. В. Дмитриевым и В. Борткевичем теории издержек производства Рикардо. Исходным пунктом неорикардианства стало положение Сраффы, что в экономической системе со свободно воспроизводимыми товарами распределение добавочного дохода (избытка) определяется посредством того же механизма и одновременно с формированием цен товаров. «Зерновая модель» Рикардо и стандартный товар Сраффы. Проблема, заново поставленная П. Сраффой, была унаследована от Д. Рикардо (и считалась тупиковым направлением его системы) как поиск инвариантной («неизменной») меры ценности, не зависимой от изменений относительно ставки заработной платы и нормы прибыли. Сраффа переформулировал её как проблему «стандартного товара» пропорции товарных затрат в производстве которого должны совпадать с пропорциональной структурой выпуска. Концепция «стандартного товара» была навеяна одной из абстракций Рикардо, получившей известность как зерновая модель: зерно является единственным продуктом сельского хозяйства и одновременно основным ресурсом сельского хозяйства и промышленности (семена и продукты питания рабочих, «авансируемые» рабочим). Это делает зерно инвариантной мерой ценности, поскольку, как бы не изменялись доли заработной платы и прибыли, его относительная цена остаётся неизменной, поскольку оно подвергается воздействию одновременно как ресурс и как продукт. Сраффа сконструировал модель «стандартного товара» как абстрактного набора, состоящего из продуктов, комбинируемых в тех же пропорциях, что и воспроизводимые ресурсы — элементы оборотного капитала, входящие во все последовательные этапы воспроизводства. В терминологии, введённой Сраффой, «стандартный товар» состоит из всех «базисных товаров», т.е. товаров, прямо или косвенно участвующих в производстве других товаров; «небазисными» называются товары, идущие только на конечное потребление. Далее Сраффа построил систему уравнений, из которой следовало, что при заданной ставке заработной платы (либо нормы прибыли) относительные цены зависят только от условий производства «стандартного товара». Книга Сраффы была написана в очень своеобразной манере, и сам автор не реагировал на дальнейшее обсуждение своих абстракций, которые одни экономисты сочли революцией против неоклассики, а другие — оторванными от жизни теоретическими упражнениями. Наибольшие разногласия возникли (и остаются) по поводу соотношения гипотезы «стандартного товара» Сраффы и марксистской концепции нормы прибавочной ценности; одни считают, что Сраффа указал путь к новой, «осовремененной» интерпретации экономического учения Маркса; другие — что после Сраффы концепция Маркса утратила самостоятельное значение, превратившись лишь в пройденный этап рикардианской традиции¹⁰³. ^ 3. Неомарксистские экономические концепции. Япония: математические версии экономической теории Маркса. «Сраффианские дебаты» явились лишь частью такой тенденции в экономической мысли ХХ в., как переформулировка концепций ценности, прибыли и воспроизводства К. Маркса в экономико-математических категориях. Наиболее глубоко эта тенденция затронула экономическую мысль Японии. В этой стране к середине ХХ в. сложилась уникальная ситуация преобладания марксистов в сообществе экономистов, при том, что вовсе не считалось обязательным сочетание принятия марксистских экономических категорий с приверженностью коммунистической идеологии. Основателем школы «экономико-математического марксизма» в Японии стал профессор университета в городе Кобе Кеи Шибата (1902 — 1986), который ещё в 1934 г. пытался применить для анализа закона тенденции нормы прибыли к понижению аппарат лозаннской школы. Позднее (1961) его ученик Нобуо Окишио (1927 — 2003) построил упрощённую математическую модель, из которой следовало, что, вопреки Марксу внедрение новой техники, снижающей издержки производства в текущих ценах, повышает не только индивидуальную, но и среднюю норму прибыли, несмотря на рост органического строения капитала (теорема Шибаты — Окишио). Развёрнутую экономико-математическую интерпретацию марксистской концепции, включая «фундаментальную теорему» об «эксплуатации рабочих, необходимой для получения прибылей капиталистами», дал наиболее известный японский экономист (уехавший в Англию, где он стал профессором ЛШЭ) Мичио Моришима (1923 — 2004) в книге «Экономическая теория Маркса: двойственная теория ценности и роста» (1973). Обе упомянутые теоремы рассмотрены в книге ещё одного японского экономиста, профессора Токийского университета Такаши Негиши «История экономической теории» (1987), переведённой на русский язык. ^ Европейский «неомарксизм»: теории воспроизводства и кризисов. В отличие от Японии, где марксистские экономические исследования сознательно дистанцировались от политической арены, развитие марксистской экономической мысли в Европе отражало давление политических обстоятельств, включая раскол Интернационала и установление режимов-диктатур, в том числе в стране, где марксизм (с добавлением «ленинизм») был провозглашён государственной идеологией и основой построения социалистического общества. Москва стала не только столицей Советского государства, но и центром, куда стягивались нити деятельности Коммунистического Интернационала; враждебно отреагировавших на Октябрьскую революцию и политику «военного коммунизма» лидеров германской социал-демократии К. Каутского и Р. Гильфердинга большевики объявили «ренегатами», а затем «социал-фашистами». Однако и сам большевистский Коминтерн был подвержен раздорам; первоначально руководивший им Г. Зиновьев был смещён за оппозицию курсу И. Сталина — Н. Бухарина на «победу социализма в одной стране»; затем был отстранён и Бухарин, а с поста московского директора Института Маркса и Энгельса снят его основатель, ведущий историк марксизма Д. Рязанов. В начале 1920-х зародилось среди деятелей европейских коммунистических партий, но вскоре далеко отошло от Коминтерна интеллектуальное течение «западного марксизма»; его главным центром стал Институт социальных исследований во Франкфурте-на-Майне (основан в 1923 г.). Основным направлением деятельности Института была философия, но в нём также нашёл пристанище бывший профессор экономики Варшавского университета Генрик Гроссманн (1881 — 1950). В книге «Закон накопления и крах капиталистической системы» (Лейпциг, 1929), вышедшей незадолго до начала «Великой депрессии», он возрождал традицию интерпретации противоречий капиталистического воспроизводства как неизбежно ведущих к кризисам и войнам вследствие недопотребления, компенсируемого милитаризмом. К этой концепции склонился в своей последней книге с пророческим заглавием «Между двумя мировыми войнами?» (Братислава, 1936) австромарксист Отто Бауэр (1881 — 1938). Бауэр выразил разочарование той политикой реформизма, которую он проводил как один из лидеров австрийской социал-демократической партии и которая базировалась на отказе от формулы «3 К» (Krise, Krieg, Katastrophe — «кризис, война, катастрофа») в пользу поддержанной Каутским и Гильфердингом концепции «организованного капитализма». Однако, пройдя через диктатуру нацизма, в условиях противоборства двух военно-политических блоков после 2-й мировой войны, австромарксисты и германские социал-демократы в конце 1950-х гг. окончательно утвердились на позициях реформизма, приняв в 1958 — 1959 гг. партийные программы, окончательно отказывающиеся от идеи «краха капитализма». В составлении обеих программ принимал участие сын К. Каутского Бенедикт Каутский (1894 — 1960), бывший узник концлагеря Бухенвальд. На «примирение» с капитализмом не пошли идеологи основанного Львом Троцким в 1938 г. IV Интернационала. Главным теоретиком-экономистом этой организации стал бельгиец Эрнест Мандель (1923 — 1995). В своих книгах «Поздний капитализм» (1972) и «Длинные волны. Марксистское объяснение» (1980) Мандель признал, в противоположность Троцкому, наличие больших циклов капиталистической конъюнктуры и предложил свой вариант их уточнённой датировки (например, вернюю поворотную точку 4-го цикла он отнёс к 1966). Но Мандель остался верен троцкистскому акценту на роли экзогенных импульсов. По его мнению, повышательные фазы больших циклов начинаются как выходы из очередного длительного кризиса капитализма, когда наложение «внезапных» факторов вызывает рост капиталовложений в новую технику. ^ Развитие теории монополистического капитализма. Появление неомарксизма в США связано с именами Пола Александра Барана (1910 — 1964) и Пола Суизи (1910 — 2004). Их главная — совместная — книга — «Монополистический капитал» (1966) — вышла уже после смерти Барана, профессора Стэнфордского университета, уроженца Украины, в молодости — участника социал-демократического движения в Германии, знакомого с Гильфердингом и разделявшего его концепцию финансового капитала. Суизи защитил докторскую диссертацию в Гарварде (1937) в период возникновения там центра американского неокейнсианства и пребывания Шумпетера. Первая книга Суизи «Теория капиталистического развития» (1942) обобщала историю дискуссий европейских марксистов о капиталистических кризисах; её заглавие было эхом названия известной работы Шумпетера, а выводы отражали практику «Нового курса» и признание эффективности кейнсианского макроэкономического регулирования для обеспечения внутренней стабильности капитализма; крушение капиталистической системы Суизи допускал лишь в случае «более высокой эффективности экономики» Советского Союза и стран, которые могут последовать по его пути после войны. После войны Суизи организовал издание социалистического журнала и преподавал в Новой школе социальных наук в Нью- Йорке, одним из основателей которой был Т. Веблен. Концепция Суизи — Барана соединяла марксистскую традицию анализа империализма с учением Веблена об иррациональности «мира бизнеса». Большой бизнес, по мнению американских неомарксистов, завышает продажные цены, в то же время добиваясь снижения издержек и рекламируя свою продукцию; в результате экономические излишки не поглощаются расходами потребителей и концентрируются в руках бизнес-элиты, которая перенаправляет их на империалистические и милитаристские тенденции, поскольку это самый простой и надёжный способ полностью использовать производственные мощности. Монополистическую эксплуатацию Суизи и Баран связывали прежде всего с заниженной заработной платой работников, принадлежащих к расовым и национальным меньшинствам, а устойчивость системы — с кейнсианской политикой полной занятости. Но эта устойчивость находится под угрозой протеста из менее развитых стран, сбрасывающих ограничения колониального и неоколониального господства. Книга «Монополистический капитал» опиралась на более раннюю работу Барана «Политэкономия роста» (1957), которая была одной из первых концепций «зависимого развития», акцентировавших ограничения возможностей роста отсталых стран ввиду их ущербного положения в системе международного разделения труда. ^ 4. Дж. К. Гэлбрейт и эволюция американского институционализма. Теория «нового индустриального общества». Экономический гуру для неэкономистов. Уроженец Канады Джон Кеннет¹⁰⁴ Гэлбрейт (1908 — 2006), ставший гражданином США по окончании Гарварда (1937) и позже занявший там же профессорскую должность (1948 — 1975), снискал известность «лучшего писателя среди экономистов и лучшего экономиста среди писателей». Две его первые книги, вышедшие в одном и том же году (1952), — «Теория ценового контроля» и «Американский капитализм. Теория уравновешивающей силы» — отразили опыт государственной службы в Управлении по регулированию цен (1941 — 1943) и редактирования журнала «Форчун» (1946 — 1948). Вопреки другим экономистам, Гэлбрейт нашёл, что ценовой контроль и рационирование были не необходимым злом военного времени, а продолжением политики фиксирования цен крупными корпорациями. А его вывод, что в условиях олигополии «самодвижущая сила конкуренции является химерой», сопровождался эффектной оптимистической картиной того, что положение потребителей отнюдь не ухудшается, поскольку правительство и профсоюзы создают «компенсирующую» власть на случай злоупотреблений гигантских фирм. Антитрестовское законодательство же нецелесообразно, поскольку олигополия благоприятствует техническому прогрессу вследствие возможностей крупных корпораций привлекать новаторов к исследовательским и конструкторским разработкам. Самым цитируемым в широких кругах экономистом Гэлбрейта сделал бестселлер «Общество изобилия» (1958), в котором центральное место было уделено дисбалансу между искусственно раздутой массой товаров для частного потребления и убожеством сферы необходимых общественных услуг. Гэлбрейт утверждал, что кейнсианское стимулирование объёмов производства привело к тому, что фирмы с помощью назойливого маркетинга навязывают покупателям избыточное частное потребление, которое оборачивается недофинансированием городского благоустройства, общественного транспорта, образования и медицинского обслуживания. Устранить этот дисбаланс Гэлбрейт считал возможным прогрессивным налогообложением и увеличением государственных инвестиций в инфраструктуру, особенно социальную. Он выступил против абсолютизации роста ВВП как показателя достижений экономики, подчеркнув то, что производство следует оценивать и с точки зрения его влияния на окружающую среду. Книга Гэлбрейта вызвала в США общественное движение против экономического роста, перешедшее в течение 1960-х гг. в экологическое движение и борьбу с бедностью. Тиражи книг Гэлбрейта превзошли таковые у П. Самуэльсона, сказавшего, что неэкономисты относятся к Гэлбрейту слишком серьёзно, а экономисты слишком легкомысленно. Но Самуэльсон признавал за Гэлбрейтом достоинства «учёного-художника» и «иконоборца». Напротив, злобный монетарист М. Фридмен затеял телесериал «Свобода выбора» для того лишь, чтобы нейтрализовать успех сериала «Век неопределённости» Гэлбрейта, но не удалось. Также тщетно Фридмен пытался помешать избранию Гэлбрейта президентом Американской экономической ассоциации под тем предлогом, что Веблен никогда не занимал этого поста. Но в одном недоброжелатели преуспели: Гэлбрейт не получил Нобелевской премии. Институционалист. В концепции «уравновешивающей силы» Гэлбрейт выступил продолжателем Коммонса (институты коллективных действий как группы давления) и Шумпетера (выгода для общества от инновационных преимуществ крупных фирм); «Общество изобилия» продолжило линию Веблена («показное потребление») и Чейза («трагедия расточительства»). Книги, наиболее важные для Гэлбрейта как теоретика — «Новое индустриальное общество» (1967) и «Экономикс и общественная цель» (1973) развивали концепции «технократии» и «корпоративной революции» Веблена и институционалистов 1930-х гг. Гэлбрейт констатировал трансформацию капитализма в «новое индустриальное общество», в котором: — сложились две подсистемы — скоординированная планирующая и разрозненная рыночная; — планирующая система подчинена контролю техноструктуры, заинтересованной не в максимизации прибыли, а в обеспечении роста фирм; — ценообразование определяется властью фирм над общественной средой, в которой протекает их деятельность. «Планирующая система» — это тысяча корпораций производственных, коммерческих, транспортных, энергетических, финансовых, производящих около половины всех товаров и услуг негосударственного сектора. Отдельные единицы рыночной системы — это мелкие строительные и промышленные фирмы, фермерские хозяйства, гаражи, станции обслуживания, ремонтные фирмы, прачечные, рестораны, предприятия розничной торговли и т.д. — такой властью не обладают, и потому вынуждены приспосабливаться к изменениям в рыночных ценах и допускать «самоэксплуатацию». «Планирующая» система эксплуатирует рыночную, перекладывая на неё весомую часть своих издержек. Крупные фирмы привязывают к себе мелких поставщиков, выступая как монопсонии. Обладая полным набором инструментов власти техноструктуры, обеспечив себе престиж в качестве источника товаров и услуг, они приобретают влияние и как источник политических решений. ^ Новое индустриальное общество и техноструктура. Гэлбрейт подчёркнуто противопоставил концепцию техноструктуры неоклассической теории с её предпосылками о первичности цен и максимизации прибыли. Техноструктура — это совокупность большого числа лиц, владеющих относительными специализированными знаниями — учёных, инженеров и техников, маркетологов, экспертов в области отношений с общественностью, лоббистов, адвокатов, администраторов. Техноструктура монополизировала знания, требуемые для принятия решений, и оградила процесс принятия решений от владельцев капитала; превратила правительство в свой «исполнительный комитет». Организованная рабочая сила (профсоюзы), с одной стороны, противостоит техноструктуре, не будучи всецело под её контролем; поэтому крупные фирмы заинтересованы в техническом прогрессе и сопутствующем ему «вытеснении отстаивающих свои права человеческих существ более дорогими, но значительно более уступчивыми машинами». Поскольку основная часть затрат на НИОКР осуществляется крупными фирмами, спланированный технический прогресс также переходит на службу к техноструктуре. Но, с другой стороны, уступки профсоюзам в вопросах заработной платы и в ряде других, и покрытие издержек за счёт цены делают до некоторой степени возможным психологическое отождествление наёмного рабочего с техноструктурой. А её положительные цели созвучны целям рабочих: высокие темпы роста означают постоянную занятость, возможность для сверхурочных работ, повышение по службе. «Друг СССР»: теория «конвергенции». Будучи приверженцем курса разрядки и мирного сосуществования в политике, Гэлбрейт не раз (впервые в 1959 г.) посещал СССР и полагал, что к плановой индустриализованной социалистической экономике также применима категория техноструктуры. Несмотря на то, что управленческая структура социалистических предприятий гораздо проще, чем структура западных корпораций, внутри советского предприятия существует та же необходимость коллективного принятия решений на основе сведения воедино знаний и опыта многочисленных специалистов. Крупные промышленные комплексы навязывают свои требования организации производства в известной мере независимо от политики и идеологии. Общность природы крупных предприятий в капиталистической и социалистической экономике означает, согласно Гэлбрейту, тенденцию к «конвергенции» («схождению») двух экономических систем, устраняющую почву для конфликта между социализмом и капитализмом. Концепция приобрела некоторую популярность в 1960-70-е гг. среди сторонников разоружения, включая Нобелевских лауреатов Я. Тинбергена, Л. Полинга, А. Сахарова. Обновлённый институционализм Гэлбрейта в некоторых деталях сближался с подходами французских экономистов, объединёнными общим названием экономического дирижизма (от слова — «управлять, руководить, регулировать») поэтому стало возможным говорить об институционально-социологическом направлении, не ограниченном США. ^ 24. 5. Ф.Перру и французский экономический дирижизм. Ф. Перру: политэконом ХХ в. Виднейшим представителем институционально-социологического направления в экономической мысли Франции был Франсуа Перру (1903 — 1987), выпускник Лионского университета (1926), профессор Сорбонны (1939 — 1945) и Коллеж де Франс, основатель парижского Института прикладной математики и экономики (1944), член Экономического и Социального Совета (с 1959). Достаточно долгая жизнь, широта интересов, многочисленность трудов, активное участие в государственных делах, наконец, заглавие и содержание главной книги — «Экономика ХХ века» — всё это позволяет рассматривать его как знаковую фигуру в экономической мысли ХХ столетия. На формирование научной позиции Перру оказала существенное влияние его стажировка в Вене в середине 1930-х гг., знакомство с О. Моргенштерном и Л. фон Мизесом. Перру считал, что австрийская школа внесла главный вклад в политическую экономию «микрорешений», и воспринял критическую оценку директивного планирования. Однако методологический индивидуализм австрийцев, равно как неоклассическую модель атомизированного человека-максимизатора Перру отверг. Он считал необходимым, рассматривать человека, во-первых, как единство индивида, обращённого к самому себе, и личности, открытой другим людям, которая может быть активна или пассивна, располагать большим или меньшим влиянием; во-вторых, в исторически изменчивой правовой и социокультурной среде. Подобно американским институционалистам, Перру был сторонником тесного взаимодействия экономической науки — политэкономии — с другими науками об обществе. В книге «Либерализм и свобода» (1946) Перру констатировал, что экономика ХХ в. разрушила состояние свободы, понимаемой в духе либералов, но об этом не стоит сожалеть, поскольку то не была свобода, «отвечающая внутренними потребностям здорового человека». Ибо она принимала во внимание лишь потребности «платёжеспособные, вооружённые покупательной способностью» и игнорировала скрытую на самом деле за «свободой» конкуренции борьбу неравных сил, одни из которых навязывают другим своё господство, доминирование, связанное с «макрорешениями». Понятия «эффект доминирования» было подробно обосновано Перру в 1949 г. и стало ключевым в его политико-экономической концепции. «Макрорешения» и эффект доминирования: критика ТОЭР и кейнсианства. Перру подверг критике теорию общего экономического равновесия Вальраса — Парето за сведение экономического поведения к микрорешениям, принимаемым относительно использования ограниченных ресурсов «простыми единицами», поле деятельности которых не распространяется на поля соседних единиц. Однако в реальности сложные единицы — крупные фирмы, группы фирм, отрасли, правительства, блоки государств –влияют на простые единицы своими «макрорешениями», предполагающими силу принуждения. Макрорешение принимается доминирующей в сложной единице инстанцией, которая стремится навязать некоторое ожидаемое совокупное количество, отличное от того, что было бы нормальным результатом реализации планов составляющих единиц. Перру был первым французским экономистом, воздавшим хвалу «кейнсианской революции». Однако политику правительства он считал лишь одним из необходимых «макрорешений», а к агрегированным величинам относился сдержанно, считая полную занятость — произвольно выбранным идеалом, и подчёркивая первостепенное значение, эффекта доминирования, который нельзя свести к какому-либо измерителю. Структурализм. Перру также не считал целесообразным строгое математическое выражение экономического роста по типу модели Харрода — Домара, поскольку, по его мнению, экономический рост не может быть сбалансированным, но может быть гармонизированным, поставить целью не только смягчение циклических колебаний, но и активные структурные преобразования в желаемом направлении (тренде). Структуру Ф.Перру определил как совокупность пропорций, характеризующих экономико-социальную единицу в данной среде в данный момент. Структура является состоянием отношений, определяющих рассматриваемую совокупность соответственно периодам-срокам в необратимом времени (с прерывистостью изменений) и соответственно местам в пространстве. Во временнóм аспекте структуре противопоставляется конъюнктура. В пространственном аспекте на уровне сложных экономических единиц структура принимает конструкцию «центр — периферия»: крупные и мелкие компании, лидирующие и отсталые территории и государства. Аналогичный структуралистский подход получил основательную разработку в трудах современника Перру, крупнейшего французского историка-экономиста Фернана Броделя (1902 — 1985). ^ Критика Шумпетера. Одну из первых книг (1935) Перру посвятил шумпетеровской теории развития, оказавшей на него сильное воздействие. Но затем Перру выступил с двоякой критикой Шумпетера : концепции предпринимательства и прогнозов, сделанных в книге «Капитализм, социализм и демократия». Отождествление предпринимательства с внедрением новых комбинаций, по мнению Перру, грешит недооценкой роли доминирования и принуждения в развитии капитализма. Во-первых, часто к осуществлению новых комбинаций благ приводили войны и завоевания. Во-вторых, доминирующие фирмы не столько внедряют новое, сколько навязывают уже имеющееся. Прибегая к целому набору средств давления: на потребителя (реклама, создание дополняющих продуктов), конкурентов (устранение или принуждение к трансформации), государство и его подразделения (чтобы добиться монополии или изменить правила игры), публику (нажим на интеллектуалов и прессу, чтобы создать атмосферу в общественном мнении, благоприятную для развёртывания игры в направлении, соответствующем интересам фирмы). Одновременно Перру не согласился с тем, что «современная экономика уменьшает значение и масштабы предпринимательской деятельности», и капитализм уступает дорогу государственному чиновничеству и социализму. Во-первых, Перру считал (ссылаясь на американские данные) преувеличенными описанные Шумпетером преимущества и господство олигополии; крупные фирмы эффективнее мелких, но очень крупные нельзя считать более эффективными, чем крупные. Во-вторых, Перру отрицал рациональность «всестороннего» планирования, устраняющего механизм рыночных цен. Поэтому он делал вывод о перспективах не перехода от капитализма к социализму, а о преодолении «ограниченности капитализма». ^ Индикативное планирование и «гармонизированный экономический рост». Теоретические концепции Перру нашли практическое применение в реализации государственных планов экономического развития во Франции, определивших национальное своеобразие макроэкономического дирижизма. Сравнительно с кейнсианством главными особенностями французского дирижизма были: 1) возложение на государство задач воздействия не только на конъюнктуру и совокупный спрос, но и на структуру экономики; 2) применение индикативного (рекомендательного) государственного планирования, принципиально отличного от директивного планирования советского типа, но соответствующего учению Перру о «макрорешениях» сложных единиц. Индикативные планы как макрорешения основывались на совокупном прогнозе, касающемся разного рода действий и реакций, часто взаимно несовместимых, со стороны других единиц, входящих в национальное хозяйство как сложную единицу. Инстанция, принимающая решения (Генеральный комиссариат по планированию, созданный в 1946 г.), делала ставку на структуру некоторого совокупного количества, т.е. на достижение посредством доминирования совместимости планов различных экономических субъектов. В индикативных планах была реализована обоснованная Перру концепция гармонизированного экономического роста. Она исходила из того, что макроэкономическая политика роста должна стремиться, опираясь на эффект доминирования, гармонизировать имеющуюся отраслевую, территориальную и социальную структуру, добиться лучшего распределения ресурсов и доходов. Структурная политика неизбежно избирательна, селективна, делает упор на «полюсы роста» — сложные экономические единицы-«моторы», которыми могут быть отрасли или территориальные центры. «Полюсы роста» и эффект доминирования: теория и практика. Эффект доминирования, проявляющийся в асимметрии отношений экономической и социальной власти между фирмами и регионами, имел опорное значение в концепции гармонизированного экономического роста Ф. Перру: обустраивая среду распространения результатов определённых «полюсов роста», правительство может гармонизировать структуру экономики, поскольку доминирующие единицы-«моторы» будут увлекать за собой другие. Из числа отраслей в качестве «моторных» выбираются те, которые развиваются быстрее, чем экономика в целом, и наиболее способствуют НИОКР и массовым нововведениям в будущем. Моторная единица вызывает также эффект агломерации, объединяя взаимосвязанные виды деятельности, которые получают дополнительную выгоду от факта расположения в одном месте. Доктрина «полюсов роста» и доминирующих единиц-«моторов» была изложена Перру в книге «Экономика ХХ века» (1961) и подготовила основу французских «больших проектов» 1960-х гг. по радикальному обновлению атомной энергетики и самолётостроения, созданию космической технологии и информатики, преодолению исторической традиции оттягивания гипертрофированным Парижским регионом ресурсов провинции. Размещение государственных и стимулирование частных инвестиций, крупномасштабные программы развития дорожной инфраструктуры — от национальных скоростных магистралей до разветвлённой сети муниципальных шоссе, создание на периферии «полюсов научно-технического роста» вокруг «больших проектов» и университетских центров способствовали региональному выравниванию, «устройству территории» Франции. ^ 24.6. Становление концепции «периферийного капитализма». «Третий мир»: взгляд извне и изнутри. С момента создания Организации Объединённых Наций и возникновения понятия «третий мир» (1946) тема экономической слаборазвитости и возможных путей её преодоления прочно вошла в проблемный круг экономистов разных направлений — от приверженцев неоклассического синтеза (см. главу 23) до институционалистов и леворадикальных теоретиков, более или менее близких марксизму. Радикализации «экономики развития» способствовали вхождение в число её ведущих теоретиков экономистов из стран самогó «третьего мира» — в первую очередь, латиноамериканских. Созданную ООН (1948) Экономическую комиссию для Латинской Америки (ЭКЛА, по-испански CEPAL — Comisión Económica para América Latina) вскоре возглавил (1950, до 1963) бывший профессор политической экономии университета в Буэнос-Айресе и экс-директор Центрального банка Аргентины Рауль Пребиш (1901 — 1986), позднее (1964 — 1969) — генеральный секретарь Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). В начале 1950-х гг. Пребиш и независимо от него другой деятель ООН, один из создателей Бреттон-Вудской системы Ханс Зингер (1910 — 2005) сформулировали вывод о «ножницах цен» на мировом рынке: неизбежном расхождении между ростом цен на продукцию обрабатывающей промышленности и снижением цен на сырьё; вследствие чего основные выгоды из внешней торговли извлекают страны-производители конечной продукции, тогда как импортирующие эту продукцию сырьевые экономики неизбежно ухудшают свое положение. Этот «тезис Пребиша—Зингера» стал отправным пунктом развитой Пребишем концепции «периферийного капитализма»: 1) капиталистическое мировое хозяйство является единым целым, структурированным на «центр», включающий высокоразвитые индустриальные страны, и аграрно-сырьевую «периферию» большинства других стран; 2) «ножницы цен» приводят к неэквивалентному обмену между «центром» и «периферией» и усиливают экономическую зависимость и отсталость слаборазвитых стран, бóльшая часть торговли каждой из которых «замкнута» на продажи немногих продуктов в немногие развитые страны, тогда как последние торгуют разнообразными товарами со многими странами; 3) зависимое положение в структуре МРТ блокирует «модернизацию» периферийных стран — повторение ими пути индустриального развития стран «центра». «Двойственная динамика» периферийного капитализма и стратегия импорто- замещающей индустриализации. Р. Пребиш и его сотрудники по CEPAL («сепалисты») для преодоления «периферийности» рекомендовали стратегию кейнсианского типа, охарактеризованную ими как импортозамещающая индустриализация. Протекционизм во внешней торговле рассматривался как содействие структурным преобразованиям, удерживающим внутренний спрос в государственных границах, и стимулирование внутренних сбережений для осуществления крупномасштабных инвестиций, которые бы позволили перейти к самоподдерживающемуся росту. Стратегию импортозамещения начали проводить в конце 1950- начале 1960-х гг. в крупнейшей латиноамериканской стране — Бразилии — президенты Ж. Кубичек и Ж. Гуларт. Министр экономического планирования Бразилии Селсу Фуртаду (1920 — 2004) в книге «Развитие и недоразвитость» (1964) указал на «двойственную динамику» периферийных экономик, внутренне рассечённых на два сектора: традиционный, не связанный с мировым рынком, и внешнеориентированный, но обслуживающий воспроизводственный процесс капитализма стран «центра». В результате мировая торговля становится механизмом обогащения «центра» за счет «периферии» при содействии туземных элит, подражающих моделям потребления «центра» и падких на изощрённую потребительскую продукцию высокоразвитых экономик. Для разрыва сложившейся структуры зависимости бразильское правительство финансировало государственные предприятия по выпуску средств производства и стремилось привлечь иностранный капитал в отрасли, производящие предметы потребления длительного пользования. Элементы этой стратегии сохранились и после государственного переворота (1964), свергнувшего президента Гуларта и установившего диктатуру военных. Однако выяснилось, что импортозамещение реализовалось главным образом в легкой промышленности, в производстве потребительских товаров, в то время как потребности в инвестиционных товарах продолжали удовлетворяться в основном за счёт импорта оборудования; кроме того, защищённая отечественная промышленность оказалась недостаточно эффективной, чтобы конкурировать на мировых рынках. Стратегия импортозамещения стала предметом критики, а обсуждение темы периферийного капитализма вышло на новый уровень. ^ Депедентизм и мир-системный анализ. Вмешательство политических факторов в осуществление опытов преодоления «периферийности» привело к изменению концепции «периферийного капитализма» с участием теоретиков из числа «новых левых», выступавших как против западного империализма, так и против модели бюрократического государственного социализма. Основатели концепции Р. Пребиш и С. Фуртаду в своих более поздних работах придерживались двух положений, общих с более радикальной версией — депендетизмом (от исп. dependencia— зависимость): 1) «рушится миф о том, что мы могли бы развиваться по образу и подобию центров» (Пребиш); 2) «периферийность» непреодолима в рамках капиталистического мирового хозяйства, обрекающего большинство стран на «саморазвитие отсталости» (Фуртаду). Похожие формулы выдвигали основатели депендетизма: бразилец Теотониу дус Сантус (р. 1936) — «будущие общества не способы достигнуть стадий, к которым пришли общества в предшествующее время»; директор Африканского института экономического развития и планирования в Дакаре Самир Амин (р. 1931) — «периферийный способ производства»; немецко-американский экономист Андре Гундер Франк (1929 — 2005) — «развитие слаборазвитости». Депендетисты инициировали широкую дискуссию об исторической ретроспективе накопления капитала в мировом масштабе и внешних (политических и экономических) факторах национальных рынков. В результате возникла школа мир-системного анализа, самым известным представителем которой стал американец Иммануил Валлерстайн (р. 1930), обосновавший понятия «полупериферии» и «капиталистической мир-системы». Согласно концепции Валлерстайна, современный экономический рост развитых стран стал следствием капиталистической мир-системы, сложившейся с возникновением всемирных товарных цепочек и воспроизводящей иерархическое международное разделение труда с центром, периферией и полупериферией. Страны центра — первоначально только Голландия и Англия, затем — США и Западная Европа в целом, во 2-й половине ХХ в. — ещё и Япония. Они смогли диверсифицировать свою отраслевую структуру (начиная с сельского хозяйства) и решить проблему превращения нижних слоёв общества в «средние классы», захватив лидерство в экспорте продукции обрабатывающей промышленности и услуг (прежде всего транспортных и финансовых). Периферийные страны были включены в систему как экспортёры сначала драгоценных металлов и пряностей, затем продовольствия и растительного сырья, а в ХХ в. — и минерального сырья. Они стали объектом колониальной эксплуатации с широким применением рабского труда на рудниках и плантациях (Латинская Америка, юг США, владения Ост-Индских компаний) или прошли через рефеодализацию со значительным ужесточением зерновой барщины (Восточная Европа). Разнообразную полупериферию составили страны-поставщики железа, сырья для кораблестроения, химической, суконной, кожевенной и некоторых других видов промышленности. В ходе капиталистической индустриализации происходило расширение центра капиталистической мир-системы за счёт вхождения в него стран полупериферии, но далеко не всех. Сильная в военно-политическом отношении Россия вошла в мир-систему как полупериферия и оставалась в ней в течение как императорского, так и советского периода, но с тенденциями «сползания к периферии», проявившимися в наращивании экспорта зерновых в XIX — начале ХХ вв. и энергоносителей во 2-й половине ХХ в. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА  

1. Азимакопулос, А. Посткейнсианская теория экономического роста // Современная экономическая мысль. — М. : Прогресс, 1981.

2. Гугняк, В. Я. Институционалистская парадигма во Франции. — М. : Наука, 1999. Гл. II.

3. Гэлбрейт, Дж. К. Новое индустриальное общество. — М. : ЭКСМО, 2008. (Антология экономической мысли).

4. Дзарасов, С. С. и др. Теория капитала и экономического роста. — М. : МГУ, 2004. Гл. 1—6.

5. Коэн, А., Харкурт, Дж. Судьба дискуссии двух Кембриджей о теории капитала // Вопросы экономики. 2009. № 8.

6. Курц, Х. Д., Сальтвадори, Н. Неорикардианская экономика // Эволюционная теория, теория самовоспроизводства и экономическое развитие. Под ред. Маевского В. И., Кирдиной С. Г. — М., 2008.

7. Нуреев, Р.М. Экономика развития: модели становления рыночной экономики. 2-е изд. — М. : НОРМА, 2008. Гл. 4.

8. Перру, Ф. Экономика ХХ века // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. 4. Век глобальных трансформаций. Отв. ред. Ю. Я. Ольсевич. — М. : Мысль, 2004.

9. Романова, З. И. Рауль Пребиш — стратегический ум ХХ века // Латинская Америка. 2004. № 7.

10. Сраффа, П. Производство товаров посредством товаров. — М. : ЮНИТИ, 1999.

ГЛАВА 25. ИСТОКИ И ЭВОЛЮЦИЯ НОВОАВСТРИЙСКОЙ ШКОЛЫ И НЕМЕЦКОГО ОРДОЛИБЕРАЛИЗМА Новоавстрийская школа непосредственно вышла из австрийской, сохранив её традицию через прямую преемственность поколений и на критической дистанции от неоклассического направления, в котором слились остальные школы маржинализма. Новоавстрийская школа продолжала отстаивать последовательный методологический индивидуализм, субъективистско-динамический подход к рынку и позитивную «чистую» теорию капитала австрийской школы, критиковать историзм и социализм. В рамках неолиберализма новоавстрийская школа сомкнулась с либеральным ответвлением германской «национальной экономии» (развивавшейся в русле исторической школы) — ордолиберализмом. ^ 25. 1. Новоавстрийская школа и оформление неолиберализма. Общая характеристика новоавстрийской школы. Новоавстрийская школа имела двух ярко выраженных лидеров — Л. фон Мизеса и Ф. фон Хайека, трактаты которых стали прямым продолжением: — позиции Менгера в «споре о методах» с Шмоллером; — критики «Капитала» Маркса Бём-Баверком; — размышлений Визера в «Теории общественного хозяйства» о невозможности для «центрального распорядителя» быть в курсе обстоятельств, позволяющих в каждом отдельном случае извлечь максимальную полезность или предпринять наилучшие шаги. Сравнительно с зачинателями австрийской школы Мизес и Хайек: — расширили субъективную теорию ценности до отождествления экономической науки с учением об обмене (каталлактикой) и построения общей теории человеческой деятельности (праксиологии); — дополнили учение о временнόй структуре капитала и основаниях процента концепцией делового цикла, сводящей причины экономических кризисов к кредитной экспансии центральных банков и государственному вмешательству; — акцентировали эпистемологические (а не только собственно экономические и социально-философские) аспекты в критике теорий и воплощённых в ХХ веке практических моделей социализма; — предложили собственные, как правило, весьма тенденциозные версии ряда ключевых историко-экономических проблем, с апологетических позиций по отношению к частному предпринимательству; — довели отрицание математических и статистических методов исследования до отрицания эконометрики и макроэкономических моделей (вплоть до системы национальных счётов). ^ Истоки новоавстрийской школы: от семинара Бём-Баверка к семинару Мизеса. Основатель новоавстрийской школы Людвиг фон Мизес (1881 — 1973) окончил Венский университет (1906), а благодаря успеху своей книги «Теория денег и кредита» (1912), был принят (1913) туда же приват-доцентом. Ещё во время учёбы безоговорочно принял маржинализм К. Менгера и Бём-Баверка и активно участвовал в теоретическом семинаре Бём-Баверка, который также посещали Й. Шумпетер и социал-демократы О. Бауэр и О. Нейрат. Одновременно Мизес служил (с 1909) юрисконсультом и финансовым экспертом в Венской торговой палате, при которой в 1920 г. он организовал свой экономический семинар. Известность этого семинара стала международной после выхода в «Архиве социальной науки и социалполитики» (1920) статьи Мизеса «Хозяйственный расчёт при социализме» («Die Gemeinwirtschaft»), доработанной затем до книги («Социализм»,1922). Этот трактат принёс Мизесу одобрение М. Вебера (в его посмертно изданной книге «Хозяйство и общество», 1922) и восторженного сторонника и ближайшего последователя в лице Хайека, ученика Ф. Визера. До закрытия семинара ввиду своего переезда в Женеву (1934) Мизес опубликовал также книги «Либерализм» (1927), «Критика интервенционизма» (1929), «Эпистемологические проблемы экономической теории» (1933). Понятие интервенционизма (от лат. interventio — вмешательство), заострённое позднее им самим и Хайеком против кейнсианской макроэкономики, Мизес выдвинул против германской «новой» исторической школы и её идеологии «социалполитики». От других представителей германской социальной экономии Мизес отделял профессора Боннского университета Генриха Дитцеля (1857 — 1935), первым использовавшего категорию «хозяйственный расчёт» (Wirtschaftsrechnung). ^ Полемика с социализмом. Критику различных версий социализма (включая ту, что была предложена братом основателя австрийской школы — юристом А. Менгером), и в особенности — марксистской социал-демократии и большевизма, Мизес начал как реакцию на книги своих знакомых по семинару Бём-Баверка О. Нейрата и О. Бауэра. Они приняли активное участие в политических событиях эпохи распада восточноевропейских империй (1917 — 1919): Отто Бауэр (1882 — 1938), один из лидеров т. н. австромарксизма, — как министр социалистического правительства Австрии; Отто Нейрат (1882 — 1945), вступивший в социал-демократическую партию Германии, — как деятель Баварской Советской республики (1918 — 1919). Он пытался внедрить в её масштабе централизованное экономическое планирование без денег, считая, как и В. Ульянов-Ленин, что предпосылки созданы аппаратом военно-государственного капитализма. Идейные основы этого опыта Нейрат изложил в брошюре «От военного хозяйства к натуральному» (Мюнхен, 1919). К ней по основной идее была близка книга О. Бауэра «Путь к социализму» (Вена, 1919). Мизес категорически отверг «предположение, что социалистическое общество может вместо денежных расчётов использовать расчёты в натуральных показателях», и доказывал тождество денежной калькуляции с рациональной экономической деятельностью и невозможность соизмерения разнородных видов труда без денежных оценок их продуктов потребителями. Кроме неустранимости денег из развитой экономики, Мизес связывал «логическую и практическую нереализуемость социализма» с необходимым присутствием в хозяйственном расчёте: — категории «капитал» как единственного общего знаменателя в расчётах ценности благ высших порядков и показателя всех разновидностей собственности; — спекуляций как источника изменений в системе, ориентированной на будущее, которое точно не предопределено. Мизес подчеркивал, что, вопреки социал-демократическим выводам, обобществление капитала в акционерных предприятиях не является предпосылкой социалистического обобществления производства, поскольку необходимо связано со спекулятивной деятельностью. Что касается общественного аппарата распределения в военное время, принятого столь положительно Нейратом и Ульяновым-Лениным, то Мизес отмечал его громоздкость. Отсюда следовал вывод, что аппарат карточного распределения или кооперативных складов не будет дешевле, чем те расходы на рекламу, коммивояжёров и агентов по сбыту, которые устранит социалистическое государство. Социалистическое общество, прогнозировал Мизес, это общество должностных лиц. Он возмущался двусмысленностью марксистской идеологии, ратующей, с одной стороны, — за разрушение существующей государственной машины, а с другой — за борьбу с анархистскими движениями и политику, ведущую к созданию «всемогущего государства». Наконец, Мизес отверг гипотезу Фурье о перемене труда и конкуренции как мотиве («страсти») безотносительно к денежной выгоде, а также все четыре исторических лозунга социалистического распределения (поровну; по труду; по потребностям; по заслугам). «Капитализм — единственное решение». Придя к заключению, что социалистические идеи, получившие столь широкое распространение, порождены в лучшем случае интеллектуальными ошибками, Мизес признал капиталистический строй, основанный на частной собственности предпринимателей на средства производства, единственно возможной формой рациональной экономической организации общества. Утверждая, что власть над средствами производства «может быть получена только с помощью голосов потребителей, собираемых ежедневно на рынках», Мизес сделал попытку отвести от капитализма обвинение в тенденции к монополизации. По мнению Мизеса, в экономике, основанной на частной собственности на средства производства, без особого покровительства государства к монополизации тяготеет лишь горнодобывающая промышленность. Но «если взглянуть с точки зрения всей мировой экономики… окажется, что монополия делает потребление невозобновляемых естественных ресурсов более экономным», чтобы предотвратить их исчерпание. И опять же социализм, который не обеспечит эффективного использования ресурсов, «будет относиться к невозобновляемым ресурсам менее экономно, чем капитализм». Последовательную защиту капитализма от «интервенционизма» (государства и профсоюзов) и «антикапиталистической ментальности» интеллектуалов Мизес отождествил с либеральными убеждениями и избрал своим непреклонным кредо. Он отстаивал его более полувека в Вене (1920 — 1934), Женеве (1934 — 1940) и Нью-Йорке, где получил возможность возобновить свой частный семинар (1949 — 1968), на котором сформировалось новое — американское — поколение новоавстрийской школы. ^ Фидуциарные деньги. Критику социалистических доктрин Мизес основывал на трактовке хозяйственного расчёта как связи между сферой субъективных оценок порядка полезности благ и сферой межличностных количественных оценок, выраженных в рыночных ценах. Таким образом, в концепции хозяйственного расчёта, основанного на знании (из вчерашнего опыта) покупательной способности денег Мизес совместил ординалистский и кардиналистский подходы в теории предельной полезности. Нарушения стабильности покупательной способности денег и колебания относительных цен Мизес считал причиной деловых циклов. Он выдвинул понятие фидуциарных денег (от лат. fiducia — доверие) — бумажных денег, не обеспеченных запасом благородных металлов. Мизес указывал, что выпуск избытка фидуциарных денег является следствием кредитной экспансии банковской системы с частичным резервированием, управляемой центральным банком, и приводит к искусственному занижению ставки процента. Вследствие этого искусственно увеличивается «окольность» производственных процессов, которые делаются чрезмерно капиталоёмкими, что «несёт в себе семена саморазрушения». Единственным средством пресечь экспансию фидуциарных денег и вытекающую из неё инфляцию Мизес считал банковскую систему со 100-процентным резервированием вкладов до востребования и выступал за воссоздание золотого стандарта более строго, чем по английскому Акту Пиля. Английский приверженец австрийской школы Лайонел Роббинс (1898-1984), участвовавший в семинаре Мизеса и сформулировавший в начале 1930-х гг. классическое маржиналистское определение предмета экономической теории (см. главу 30), тогда же пригласил Хайека в Лондонскую школу экономики. Ученик Мизеса развернул полемику с концепцией «рыночного социализма» Ланге (см. главу 23) и организовал издание критического сборника «Коллективистское экономическое планирование» (1935). Но теоретическое обобщение Хайеком результатов, полученных основанным им вместе с Мизесом Австрийским институтом делового цикла, подверглось сокрушительной атаке кейнсианцев. А после триумфа «Общей теории занятости, процента и денег» Кейнса понятие «либерализм» стало наполняться новым содержанием, подразумевающим необходимость государственного вмешательства и социальных реформ для исправления «провалов рынка» и сохранения системы частного предпринимательства. Но «новоавстрийцы» не отступили от своих позиций и приложили усилия для объединения в ведущих западных странах противников теперь уже не только социализма, но также и кейнсианства и доктрины «государства благосостояния». ^ Оформление неолиберализма. В 1938 г. Мизес и Хайек приняли участие в Парижской встрече, получившей название «коллоквиум Липпманна». Американский политический консультант и журналист Уолтер Липпманн (1889 — 1974), автор знаменитых книг «Общественное мнение» (1922) и «Фантом общественности» (1925), приехал со своей новой книгой «La Cité Libre». Он согласился с экономистами-участниками в том, что «только механизм цен, действующий в условиях свободного рынка, даёт возможность достигнуть такой организации производства, которая может обеспечить максимальное удовлетворение потребностей»¹⁰⁵. Это положение стало кредо провозглашённой идеологии неолиберализма; сам термин предложил немец Александр Рюстов (1885 — 1963), в то время профессор Стамбульского университета. Фактический организатор коллоквиума французский философ Л. Ружьер основал международный исследовательский центр «За обновление либерализма». Но вторая мировая война с её жёстким выбором между нацизмом и коммунизмом не благоприятствовала «обновлению либерализма»¹⁰⁶. Хайек, как и Мизес, уехал в США (1941), где нашёл в Чикагском университете союзников в неприятии кейнсианства. Он написал «Чистую теорию капитала» (1941), а затем книгу «Дорога к рабству» (1944), сыгравшую значительную роль в отождествлении германского национал-социализма и советского социализма СССР как разновидностей «тоталитарных» режимов. Причём к идейным предшественникам «тоталитаризма» ХХ века были отнесены такие разные идеологи, как французский философ-позитивист О. Конт, английский историк-антисемит Х. С. Чемберлен и «крупнейшие» (?) немецкие идеологи «национализма и социализма» И. Г. Фихте, Ф. Лассаль и К. Родбертус. В 1947 г. , когда У. Липпманн ввёл в обиход понятие «холодная война», Хайек создал в швейцарском курорте Мон-Пелерин организационную структуру неолиберализма — «Общество Мон-Пелерин» и стал его президентом (до 1961). Среди основателей Общества были французские экономисты-участники «коллоквиума Липпманна» Ж. Рюэфф и М. Алле, идеологи немецкого ордолиберализма В. Ойкен и В. Рёпке, а также Ф. Найт и более молодые экономисты из Чикагского университета — Дж. Стиглер и М. Фридмен. Хайек дистанцировался от прямого участия в политике, считая более важным исподволь влиять на общественное мнение, разубеждая интеллектуалов в осуществимости социалистического идеала и указывая на его опасности. ^ 25. 2. Основные положения социальной философии Ф. Хайека и их значение для экономической теории. Методологический индивидуализм Хайека. Идеологические понятия «консерватизм» и «либерализм» возникли по истечении XVIII века скорее как противоположности. Понятия «неоконсерватизм» и «неолиберализм» к концу ХХ в. стали синонимами, и едва ли не наибольший вклад в такое слияние внёс Фридрих Август фон Хайек (1899 — 1992), ставший одной из наиболее влиятельных фигур не только экономической мысли, но также социальной и политической философии XX в. Во время учёбы в Венском университете у Ф. Визера Хайек интересовался, помимо экономики и юриспруденции, также проблемами психологии и социальными движениями. Книга Мизеса о невозможности хозяйственного расчёта при социализме навсегда определила главное направление идейной деятельности Хайека — критику любых форм коллективизма с позиций методологического индивидуализма и субъективизма австрийской школы. В этой критике Хайек обращался как к экономической проблематике, так и к широкому кругу социально-философских, политологических и психологических аспектов. Уже в 1920-е гг. он пришёл к выводу о необходимости углубить анализ разделения труда как основание классической либеральной экономической теории анализом разделения информации: «рассеянного знания». Социалистическая традиция XIX в. горячо протестовала против воспетого А. Смитом разделения труда, которое делает людей «частичными работниками» (К. Маркс), «искалеченными экономическими разновидностями» (Ф. Энгельс), «взаимно идиотами» (Ф. Лассаль). Крупнейшие теоретики социализма в ХХ в. — австриец О. Нейрат и россиянин А. Богданов (ученик австрийского философа Э. Маха) — сознавали, что проблема социалистического общества как строя «хозяйственной планомерности» лежит глубже, чем преобразование имущественных отношений. Они считали необходимым устранить не только частную собственность, но и дробление знаний, «недоступную цеховую форму современной науки»¹⁰⁷. Только если «собрать опыт людей воедино и организовать его в стройный порядок», сделав возможным восполнение знаний каждого для сравнительно лёгкого перехода от одной специальности к другой, можно рассчитывать на «полное понимание друг друга» в совместной деятельности по планомерному контролю общества над его собственным развитием¹⁰⁸. Этот радикальный познавательный максимализм нашёл воплощение в разработке Богдановым «всеобщей организационной науки» и в организации Нейратом движения за единство науки и «Международную энциклопедию унифицированной науки», а также в изобретении Нейратом «изотипа» — наглядного способа представления информации для облегчения уяснения специальных проблем в широком общении. Позицию Богданова — Нейрата можно определить как методологический коллективизм, устремлённый к организованному знанию как инструменту лучшей организации общества. Позиция Хайека была диаметрально противоположной, и все порицаемые им идейные, экономические и политические системы он оценивал как проявления коллективизма. В критике мировоззренческих оснований коллективизма Хайек обращал особое внимание на холизм (приоритет общественных целостностей — государства, классов, партий, профсоюзов — над индивидами), сциентизм (принятие для экономики стандартов естественнонаучного знания) и историцизм (представление о движении общества к лучшему состоянию и возможности познания законов этого движения). Отвергая все эти «измы», Хайек отверг и понятие «капитализм», предложив заменить его категорией «расширенный порядок человеческого сотрудничества». Этот «расширенный порядок», по мнению Хайека, возможен только на основе индивидуализма и рыночной координации знания, неизбежно неполного — «распылённого» — в сложных общественных системах, охватывающих множество людей. В статье «Использование знаний в обществе» (1945) Хайек доказывал, что «масса важного, но неорганизованного знания, которое нельзя назвать научным (в смысле познания всеобщих законов) — это знание особых условий времени и места» даёт преимущества практически любому индивиду перед всеми остальными, поскольку индивид владеет уникальной информацией, которую может выгодно использовать. Но использовать её он может, только если ему самому предоставлены зависящие от этой информации решения. Причём эта разновидность знаний, по мнению Хайека, по своей природе «не может схватываться статистикой» и соответственно передаваться в какой-либо форме центральному органу. Но рассеянное знание неизбежно реагирует на механизм свободных цен, который является информационным устройством, согласующим интересы участников в изменчивом хозяйстве. Аналогичным по эффективности устройством не может быть централизованное управление, неизбежно теряющее «рассеянное знание» (в силу его случайной природы не доступное учёту из центра). Впоследствии (1958) друг Хайека, член «общества Мон-Пелерин» английский философ венгерского происхождения М. Поланьи выдвинул концепцию «неявного» или личностного знания, которое вплетено в практические действия человека и лежит «между инстинктом и разумом», а сам Хайек, будучи атеистом, подчёркивал значение религий как традиционных ценностей, способствующих экономическому развитию — но только в случае поддержки ими семьи и частной собственности. ^ Либерализм и консерватизм Хайека. Отношение Хайека к религии во многом объясняет его отождествление одновременно с либерализмом и консерватизмом. Как либерал Хайек — сторонник свободы вероисповедания. Как консерватор он воздаёт должное религиям как элементам общественных «спонтанных порядков», возникших не вследствие рационального планирования, а культурного отбора «результатов человеческих действий, но не изобретений» — наряду с разделением труда, деньгами и правовыми институтами. Хайек — категорический противник «социального конструктивизма», отвергающего условности и традиции ради рационального проектирования лучших общественных форм. Протест против рационалистической «социальной инженерии» проходит через концептуальные книги Хайека с порицающими заглавиями «Дорога к рабству» (1944), «Контрреволюция науки» (1952) и «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» (1988). Защищая «индивидуалистическое общество», Хайек полагал необходимым «индивидуальное подчинение анонимным и внешне иррациональным социальным силам в любом сложном обществе» — «жёсткой дисциплине рынка» и существующим правилам «не только когда человек понимает их обоснованность». Нетрудно увидеть здесь противоположность протесту Маркса против «товарного фетишизма». Подчинение обычаям и условностям, существование которых часто не поддаётся разумному объяснению, Хайек считал «важнейшим условием постепенной эволюции и усовершенствования норм социального взаимодействия» и признаком «истинного индивидуализма» в противоположность «ложному индивидуализму» французской традиции «интеллектуалистской демократии» (нашедшей крайнее выражение в социальной философии Ж.-Ж. Руссо). Вдохновлённая этой традицией Французская революция пыталась искоренить как нерациональные «все промежуточные образования» между индивидом и государством. И Хайек присоединился к таким критикам Французской революции, как английский виг Э. Бёрк и французские клерикалы-монархисты Л. Бональд и граф де Местр, которые заложили основы политической и философской мысли европейского консерватизма. Эти консервативные обличители философии Просвещения в одном пункте, по мнению Хайека, оказались проницательнее «экономистов классической школы и мыслителей-утилитаристов». А именно: «они были более реалистичными в оценке народных масс», не разделяли «веры либеральных философов в простого человека», сознавали, что «общественное мнение может благоволить ложным идеологиям». Таким образом, в мировоззрении Хайека классический экономический либерализм laissez faire соединился с неприязненным отношением к «восстанию масс», ярко выраженным в 1930 г. европейским консерватизмом в книге испанского философа Х. Ортеги-и-Гассета; хотя Хайек избегал социологического противопоставления «элиты» и «толпы». «Спонтанные порядки» и государство. Хайек извлёк из архива экономической мысли идею благотворности «спонтанных порядков», являющихся непреднамеренными общественными продуктами индивидуальных человеческих действий, закреплёнными эволюционным отбором. Главный из «спонтанных порядков» — рынок. Его Хайек охарактеризовал как «самонастраивающийся механизм», управляемый «невидимой рукой» А. Смита и прикрепляющий «ценник» к продукту непосредственного труда индивида. В сочинениях современников Смита — Юма и Фергюссона — Хайек выделил положения о собственности как условии прогресса и «трёх естественных законах» — стабильности собственности, передачи её посредством согласия и выполнении обещаний. Наконец, в «Басне о пчёлах» циника Мандевиля Хайек нашёл первую формулировку того, что переход к «расширенному порядку человеческого сотрудничества» требует разрыва с «врождёнными инстинктами альтруизма и солидарности», сплачивающими малую группу. «Живущие ныне в условиях расширенного порядка выигрывают, когда не любят ближнего, как самого себя, и вместо правил солидарности и альтруизма… уважают частную собственность, выполняют заключённые договоры»¹⁰⁹. Поскольку рынок, по мнению Хайека, обладает саморегулирующим механизмом ценовых сигналов, государство, «воплощающее преднамеренно организованную и сознательно контролируемую власть», должно обеспечивать лишь правовую рамку для «спонтанных порядков». ^ 25.3. Спор между Хайеком и Кейнсом о механизме экономического цикла и роли государства. «Эффект Рикардо». Нейтральность денег. Понимание конкурентных цен как информационных сигналов к перемещению ресурсов (пополнению там, где рынок показывает недостаточное предложение, и изъятию в случае избыточного предложения товаров), ставшее основой интерпретации метафоры «невидимой руки» в ХХ в. (см. главу 5), было положено Хайеком уже в основу книги «Цены и производство» (1931). Она была написана им как директором Австрийского института делового цикла (1928 — 1931), но опубликована по-английски уже после переезда в Лондон. Подхватив у Мизеса понятие фидуциарных денег, Хайек развил взгляд на их экспансию как на причину делового цикла. Конкурентный рынок заставляет экономических агентов распределять свои ресурсы между текущим и будущим потреблением таким образом, чтобы относительные цены различных ресурсов оказались в точности пропорциональны относительным издержкам их производства. Однако неоправданная кредитная экспансия ведёт к искажению относительных цен как сигналов-распределителей ресурсов. Фидуциарные денежные средства делают доступными для предпринимателей новые финансовые ресурсы, которые превращаются в инвестиции в отраслях, удалённых от потребления и производящих капитальные блага. Поскольку капитальные блага, как правило, комплементарны, растёт искусственный спрос на инвестиционные товары, что приводит к повышению цен на них относительно цен на потребительские товары. Капиталообразование отрывается от нормального уровня распределения между текущим и будущим потреблением («добровольного сбережения») посредством сдвига в сторону будущего потребления — «вынужденных сбережений», изобилие которых снижает процентную ставку. В то же время падение относительных прибылей в отраслях, производящих потребительские товары, где издержки постепенно повышаются, а цены — нет, кладёт начало перетоку производительных факторов из отраслей, расположенных ближе к потреблению, в самые капиталоёмкие отрасли. Но рано или поздно рост денежных доходов владельцев факторов производства толкает вверх спрос на потребительские товары. Но из-за произошедшего отвлечения ресурсов из секторов, расположённых ближе к потреблению, производство потребительских товаров сократилось, поэтому цены на них начинают расти, требуя обратного перемещения ресурсов в потребительские отрасли. Производство инвестиционных товаров теперь должно адаптироваться к менее капиталоёмкой (а потому и более трудоёмкой, поскольку повышение потребительских цен означает падение реальных ставок заработной платы) структуре. Предприятия, инвестировавшие в производство капитальных благ с большим сроком окупаемости, сталкиваются с нехваткой реальных ресурсов. Инвестиционный бум переходит в экономический спад; причина — чрезмерная лёгкость получения кредитов, ставшая результатом развязанной банковской системой экспансии фидуциарных денег, подтолкнувшей искусственное расширение спроса на капитальные блага и их производство в ненормальном объёме. Свой взгляд на решение проблемы Хайек выразил формулой нейтральность денег, т.е. сдерживание кредитной экспансии и недопущения искажающего влияния денежной массы на относительные цены, процент и структуру производства. Он критически оценил утверждение Кейнса в «Трактате о деньгах», что не существует автоматического механизма уравнивания норм сбережений и инвестиций. Усмотрев в этом намёк на отрицание автоматического рыночного механизма приспособления производства к сдвигам в спросе, Хайек настаивал, что причина кризисов — в неоправданной экспансии фидуциарных денег, которая влечёт «межвременнóе рассогласование между решениями инвесторов и потребителей». «Эффект Рикардо». Становление макроэкономики заострило противоположность между кейнсианской и хайековской концепциями цикла. Первая объясняла кризисы недостаточным, вторая — избыточным инвестированием; первая рекомендовала для выхода из кризиса расширение потребления и умеренную инфляцию, вторая — сокращение потребления и «садистскую» (по словам одного из критиков) дефляцию. Хайек в дальнейшем развитии своей концепции в книге «Прибыль, процент и инвестиции» (1939) выдвинул понятие эффекта Рикардо — перераспределения ресурсов между отраслями с разной капиталоёмкостью вследствие колебаний реальной заработной платы. Под «реальной заработной платой» Хайек подразумевал не покупательную силу денежной заработной платы относительно набора жизненных средств, а номинальную заработную плату, выраженную в единицах выпускаемой данными работниками продукции. А имя Рикардо возникло в связи с утверждением классического политэконома по поводу того, что поскольку издержки на заработную плату в машиностроении меньше, чем средние издержки на заработную плату в экономике в целом, то рост денежной заработной платы не приводит к пропорциональному увеличению цен на машины. Следовательно, денежная норма прибыли и процента уменьшается, что подталкивает к замещению труда машинами. На самом деле, Хайек стремился актуализировать теорию капитала Бём-Баверка и объяснить депрессию «сжатием» структуры капитала (укорачиванием «окольности» производства). В условиях бума цены на товары обычно растут быстрее, чем денежная заработная плата; таким образом, реальная заработная плата снижается; её падение приводит к изменению относительной прибыльности различных методов производства в пользу более коротких, или менее «окольных» методов, т.е. к замещению машин трудом. Это «обмеление» капитала перекрывает инвестиционный спрос на «углубление капитала», вызванный ростом потребительского спроса на текущий выпуск — спрос на большее количество точно таких же машин, как и раньше; и совокупный инвестиционный спрос сокращается. Наоборот, в период экономического спада растущий уровень реальной заработной платы вызывает оживление инвестирования в «углубление капитала» — возникает тенденция использовать машины с более длительным сроком службы — ив определённый момент это начинает компенсировать снижение инвестиций, связанное с падением производства. Длина периода производства сокращается во время экономического подъема и увеличивается во время спада. Если П. Сраффа по просьбе Кейнса написал ядовитый критический разбор (1932) первоначальной хайековской концепции цикла, то через 10 лет Н. Калдор иронически назвал «эффект Рикардо» в трактовке Хайека «эффектом концертино (гармошки)», полагая, что такового просто не существует. Кейнсианцы аргументировали неубедительность концепции Хайека тем, что она неадекватно отражает реальные факторы сдвигов в капиталообразовании, поскольку преувеличивает степень лёгкости перемещения ресурсов предпринимателями, и гипертрофирует монетарные причины цикличности. Однако введённое Хайеком понятие «нейтральность денег» прочно укоренилось в макроэкономике с появлением неолиберального противовеса кейнсианству — монетаризма, а влияние на экономический цикл сдвигов в структуре капитала, вызванных снижением нормы процента, получило подтверждение в опыте трёх последних («посткейнсианских») десятилетий ХХ в.¹¹⁰. ^ Принципы и границы вмешательства государства. Самое знаменитое произведение Хайека «Дорога к рабству» (1944) вышло, когда ход 2-й мировой войны определился в пользу СССР и его союзников против нацистской Германии, а в США и Англии закладывались основы «государства благосостояния» и велась подготовка к Бреттон-Вудской конференции для определения международного экономического порядка. Утверждению государственного вмешательства в экономику и растущей привлекательности идеи планирования Хайек противопоставил утверждения, что — расцвет фашизма и нацизма был не реакцией на социалистические тенденции предшествовавшего периода, а неизбежным продолжением этих тенденций; — макроэкономическое регулирование является «сползанием» к социализму и тоталитаризму. Идентифицируя социализм как отмену частной собственности и «создание системы плановой экономики, где вместо предпринимателя, работающего для достижения прибыли, будут созданы централизованные планирующие органы», Хайек отрицал исторические тенденции к неизбежности планирования. Он доказывал, что идея централизованного планирования порождена не техническим прогрессом и неизбежным перерастанием конкуренции в монополию, как считали интеллектуалы-социалисты, а «конструктивистским рационализмом», выступившим с претензиями на научное управление общественной системой. Неизбежным результатом осуществления таких претензий Хайек считал свёртывание демократических процедур и отказ от защищённой законом сферы автономии индивида, т.е. тоталитаризм — всеподавляющее государство, придающее воплощённому коллективизму черты, неожиданные для самих его идеологов. В полемике с коллективизмом Хайек признал необходимым не только возвращение к классическому экономическому либерализму, но и внимание государства к обеспечению соответствующей свободной конкуренции правовой системы и «правильной организации таких институтов, как деньги, рынок и каналы информации». Книга Хайека вызвала среди прочих положительные отклики Кейнса (частное письмо) и Шумпетера (рецензия), хотя была полемикой и с их взглядами, в частности, с «экспериментами», которые ведут ко всё большей зависимости экономической деятельности от направления и объёма правительственных расходов. Кейнс, однако, писал Хайеку, что тот сильно недооценивал «осуществимость среднего курса» и напрасно старался «убедить нас, что, продвинувшись на один дюйм в сторону планирования, приходится непременно сползать на скользкую дорожку, ведущую к пропасти»¹¹¹. Позднее в книге «Контрреволюция науки» (1952) Хайек специально остановился на критике идеи стимулирующего воздействия кредитно-денежной политики Центрального банка на промышленное развитие. Эту идею как часть «конструктивистского рационализма» Хайек возводил к Сен-Симону, которого считал родоначальником сциентизма — «контрреволюции науки» по отношению к либеральному просветительскому индивидуализму. ^ 25. 4. Каталлактика против смешанной экономики: новоавстрийская трактовка рынка и конкуренции. Теория арбитражных сделок И. Кирцнера. Праксиология. В трактате «Дорога к рабству» Хайек утверждал, что ограничение рабочего дня, установление санитарных правил и даже разветвлённая сеть социального обслуживания вполне совместимы с капиталистической конкуренцией. Однако его учитель Мизес в трактате «Человеческая деятельность» (Нью-Йорк, 1949) отнёс всё это к «деформирующему» влиянию «интервенционизма» на рыночную экономику. А сам Хайек вместе с группой историков из «Общества Мон-Пелерин» в книге «Капитализм и историки» (Чикаго, 1954) предпринял попытку показать, что капиталистическая индустриализация не сопровождалась теми социальными бедствиями, о которых писали политэкономы XIX в. Трактат Мизеса претендовал на построение общей теории человеческих действий, логически выводимой из установленных априори принципов рационального выбора. Неуклонно придерживаясь методологического индивидуализма австрийской школы, Мизес таким образом структурировал предмет своей теории, которую он назвал праксиологией (от греч. πράξις — деятельность, и λογία —слово, учение; «учение о деятельности»): 1. Учение о выборе изолированного индивида (робинзонада). 2. Учение о свободном межличностном обмене, или рыночном обществе — каталлактика. 3. Учение об общественном сотрудничестве без рынка, или невозможности хозяйственного расчёта при социализме. 4. Учение о деформированной рыночной экономике. Первые два пункта воспроизводят исходное движение австрийской теории ценности от Менгера к Бём-Баверку, но концепцию последнего Мизес расширяет, используя греческий термин каталлактика («хозяйство, использующее деньги в качестве посредника в обмене»), употреблявшийся ещё Аристотелем. Каталлактике Мизес отводил центральное место в праксиологии. Добавление к своему учению о социализме Мизес вынес в отдельную крайне политизированную брошюру «Запланированный хаос» (где приписал решающее значение во 2-й мировой войне действиям англо-американских войск в Африке, Сицилии и Нормандии). Наконец, к «деформациям» рыночной экономики «интервенционизмом» Мизес отнёс: — прогрессивный подоходный налог; — протекционизм; — законодательное ограничение рабочего дня и запрет детского труда; — кредитно-денежную политику; — налог на наследство. Таким образом, вся положительная программа Мизеса сводилась к воспроизведению идеологии laissez faire и золотого стандарта, повторению Рикардо, Сэя, Кобдена и Бастиа. В период распространения позиции, что профсоюзы являются конститутивным элементом зрелого индустриального общества, и формирования смешанной экономики системой мер государственного вмешательства, полное отрицание Мизесом этих мер не могло не создать ему репутации догматика, усугубляемой категоричным отрицанием макроэкономических агрегатов и эконометрики. Эту репутацию Мизес «подтвердил» своей книгой «Антикапиталистическая ментальность» (1956), которую завершил выводом, что «единственное, что может спасти цивилизованные народы Западной Европы, Америки и Австралии от порабощения варварством по московскому образцу — это открытая и ничем не ограничиваемая поддержка свободного капитализма». Каталлактика. Если критика социализма сделала Мизеса всемирно известным, то «праксиология» никогда не имела (и, по-видимому, никогда не будет иметь) широкого резонанса, а самый термин не использовал даже Хайек. Он, однако, ухватился за термин «каталлактика», которым позднее в книге «Исследования по философии, политике и экономике» (1967) предложил именовать науку о рыночной экономике в целом. Это предложение Хайек увязывал с критикой концепции смешанной экономики и «государства благосостояния». В вошедшей в упомянутую книгу статье «Дорога к рабству: двадцать лет спустя» Хайек назвал «холодным социализмом» цель постепенного более справедливого распределения доходов с помощью налогообложения и государственных социальных программ. В своей последней книге «Пагубная самонадеянность» (1988) Хайек утверждал, что в рамках рыночной экономики понятие социальной, или распределительной справедливости лишено смысла, поскольку «эволюция не может быть справедливой». Завершающим этапом полемики Хайека и австрийской школы (не только новой, но и «старой») с социализмом была критика Хайеком методологического положения о ведущей роли производства в общественном развитии. Привлекая к обоснованию каталлактики данные антропологии, Хайек настаивал, что торговля древнее земледелия и любого другого вида регулярного производства. Главным доводом Хайека в пользу свободы торговли и «спонтанного рыночного порядка» было то, «что мы должны всегда оставлять шанс для таких направлений развития, которые просто невозможно заранее предугадать». Этот шанс Хайек всецело связывал с частнопредпринимательской деятельностью, которую уподобил «процедуре открытия» в научном эксперименте («Смысл конкуренции», 1946). Конкуренция, по мнению Хайека, должна рассматриваться «как процесс приобретения и передачи знаний», механизм оптимального использования «рассеянного знания». ^ Конкуренция и арбитражные сделки. Подход Хайека получил развитие в книге нью-йоркского экономиста и талмудиста Израэля Кирцнера «Конкуренция и предпринимательство» (1973), ближайшего ученика Мизеса в США. Мизес в «праксиологии» предлагал рассматривать предпринимателей как людей, «более инициативных, предприимчивых и зорких, чем средний уровень толпы», и считать прибыли и убытки продуктом не капитала предпринимателя, а его идеи. В отличие от Шумпетера, чтобы избежать акцента на технических нововведениях, Мизес предложил называть предпринимателя «промоутером» ( англ. promoter — «продвигáтель», «тот, кто способствует чему-либо»). Хайек, подчеркивая ведущую роль в конкуренции знания врéменных благоприятных возможностей, «быстротекущих обстоятельств, неизвестных другим людям», использовал термин «арбитражёр» (франц. аrbitrageur — «спекулянт») для характеристики предпринимателей, «выполняющих в высшей степени полезные функции», играя на разнице местных цен на товары. Кирцнер отождествил предпринимательство с аспектами любой целенаправленной деятельности людей, связанными с неизбежной неопределённостью будущих обстоятельств, и свёл его сущность к повышенной «бдительности» (англ. alertness) в отношении новых возможностей получения прибыли. В условиях существования рассеянного знания предприниматель «изобретает» новые сферы деятельности, изменяя окружающую среду, которая для других является чем-то ранее заданным. Сообразительный и бдительный предприниматель, по мнению И. Кирцнера, увидев выгодную рыночную возможность, всегда в состоянии найти необходимые средства на рынке у своих более инертных собратьев — собственников капитала. Источником его прибыли являются арбитражные сделки — выигрыш на разнице цен товаров в разных местах, на разнице цен между ресурсами и готовой продукцией и т.д. В противоположность «новатору» Шумпетера, деятельность «арбитражёра» Хайека –Кирцнера ведёт не от равновесия, а к равновесию — уравновешиванию цен на разных рынках в условиях неполноты информации. Что, однако, в концепции «арбитражных сделок» нового по сравнению с концепцией предпринимательской функции Р. Кантильона, переоценка места которого в истории экономической мысли (в последней четверти ХХ в.) произошла во многом благодаря новоавстрийской школе? Ничего. Новоавстрийская трактовка предпринимательства представляет из себя в чистом виде то, что марксисты (не желавшие замечать противоречий и теневых сторон в собственном учении) вполне справедливо называли буржуазной апологетикой. Печальный опыт социализма в ХХ в. и проблемы, с которыми столкнулась макроэкономика «государства благосостояния», к концу ХХ века «сработали» на значительное повышение репутации новоавстрийской школы. Однако едва ли стоит умалчивать о передержках представителей этого направления, когда они приравнивают конкуренцию к научному открытию или утверждают, что только в их экономической теории «главной фигурой процесса является человек, действующий и проявляющий творческую предприимчивость»¹¹². Во-первых, человек в новоавстрийской концепции это не столько творец, сколько манипулятор на недостатке информации у других, в отличие от подлинного творца-актуализатора, стремящегося сделать достоянием других новую информацию. (Противопоставление манипулятор-актуализатор ввёл американский психолог Эверетт Шостром¹¹³ (1921 — 1996), последователь классиков «гуманистической психологии» Э. Фромма и А. Маслоу). Во-вторых, если конкуренция — «процесс приобретения и передачи знаний» (Хайек), то почему существует коммерческая тайна? Наконец, наличие «рассеянного знания», это конечно, существенный эпистемологический аргумент против централизованного планирования. Но почему бóльшая часть экономически значимой информации должна всегда оставаться рассеянной? Потому что это всегда выгодно мéньшей части общества? ^ 25. 5. Немецкий ордолиберализм и доктрина социального рыночного хозяйства. Западногерманский «третий путь». У возникшей в 1949 г. ФРГ, или Западной Германии, была особая миссия в геостратегическом раскладе после 2-й мировой войны: интегрироваться в обновляемую Западную Европу и создать более привлекательную экономическую модель, чем в соседней ГДР (Восточной Германии), ставшей частью системы социализма. Оба результата были достигнуты: ФРГ не только стала экономически наиболее мощным государством Западной, а потом и всей Европы, но и воплотила успешную и в то же время своеобразную модель смешанной экономики — «социальное рыночное хозяйство». Главным творцом этой модели принято считать Людвига Эрхарда (1897 — 1977) — министра экономики (1949 — 1963), а затем канцлера (1963 — 1966) ФРГ, осуществившего реформы, обеспечившую западногерманское «экономическое чудо»; а саму модель — успешным примером «третьего пути» между капитализмом и социализмом (среди выразивших такую позицию — «однопартиец» Эрхарда по Христианскому демократическому союзу Г. Коль, канцлер ФРГ во время добровольного присоединения к ней ГДР). Автором самого понятия «социальное рыночное хозяйство» и его главным популяризатором был Альфред Мюллер-Армак (1901 — 1978), глава департамента экономической политики в министерстве экономики ФРГ при Эрхарде, а до этого профессор Мюнстерского университета. Среди экономистов, внесших вклад в доктрину «социального рыночного хозяйства», называют также имена профессора Фрайбургского университета Вальтера Ойкена (1891 — 1950) и профессора института международных исследований в Женеве Вильгельма Рёпке (1899 — 1966). Оба они по своему мировоззрению примыкали к неолиберализму австрийской школы, враждебному кейнсианству и институционально-социологическому направлению. С Мюллер-Армаком их объединило возведение в ранг приоритета (в отличие от кейнсианства и институционально-социологического направления!) обеспечения стабильности денежной единицы при свободном ценообразовании — результат, практически полученный Эрхардом в 1948 г. и давший старт «экономическому чуду» ФРГ. Однако Мюллер-Армак в «магический треугольник» целей социального рыночного хозяйства включил наряду со стабильностью денег и равновесием платёжного баланса также и кейнсианский идеал полной занятости, тогда как Ойкен и Рёпке акцентировали свободу предпринимательства. ^ Ордолиберализм и неолиберализм. В. Ойкен, сын известного философа Р. Ойкена и оппонент другого, ещё более известного философа М. Хайдеггера (ректора Фрайбургского университета в период нацистского «третьего рейха»), выдвинул идею «экономической конституции», состоящей в «рамочном обрамлении» государством рыночной конкуренции. Выступая против традиций «релятивизма» (относительность истин) и «фатализма» (вера в «скрытые силы», предопределяющие исторический процесс) в немецкой общественной мысли (юрист Ф. фон Савиньи, школа Г. Шмоллера, К. Маркс), Ойкен сформулировал концепцию двух «чистых типов» хозяйственного порядка — централизованно управляемого и свободного рыночного, между которыми располагаются различные промежуточные типы. Благоприятствующим экономическому и социальному процветанию Ойкен считал только свободный рыночный хозяйственный порядок. Но в отличие от старого либерализма laissez faire Ойкен полагал, что этот порядок не установится самотёком, а требует «рамочного обрамления» со стороны государства, а именно: правового оформления частной собственности; стабильности денежного обращения; свободы сделок и договоров, кроме тех, что нацелены на подрыв конкуренции. Особое значение он придавал борьбе с монополиями, предлагая в экспертной записке «Ликвидация концернов и роспуск картелей» (1947) принять закон против концентрации экономической власти. Необходимость «рамочного обрамления» государством конкурентного хозяйственного порядка Ойкен подчеркнул в определении своей концепции как ордолиберализма (букв. «порядок свободы»). Л. Эрхард, заявивший, что ордолиберализм является идейной основой доктрины «социального рыночного хозяйства», так афористично выразил его сущность: «государственному планированию хозяйственных форм — да; государственному планированию и регулированию хозяйственного процесса — нет!» При обеспечении институциональных форм, обеспечивающих предсказуемые условия инвестирования, хозяйственную инициативу максимального числа частных лиц и «подчинение процесса образования доходов строгим правилам конкуренции, рынка и ответственности», Ойкен считал излишними какие-то дополнительные пути достижения социальной справедливости. Ещё более категоричной была позиция В. Рёпке, выступавшего против крупных форм предприятий как таковых, «централистских профсоюзов» и «государства всеобщего благосостояния». Он видел разрушительный для рыночного порядка элемент в росте слоя людей, рассчитывающих не на непосредственный результат своей деятельности, а на перераспределение за счёт налогов и отчисления в социальные фонды, с возрастающими претензиями к государству, которое в результате превращается в инструмент удовлетворения групповых желаний. В книге «Гуманная экономика. Социальные рамки свободного рынка» (1960) Рёпке утверждал, что придёт время, когда Кейнс, подобно Руссо и Марксу, будет признан один из самых больших разрушителей в истории. Рёпке резюмировал свою версию либерализма формулой «государство — футбольный арбитр». Он рассматривал новый либерализм, или «либеральный консерватизм», как «третий путь». Но не между манчестерским капитализмом и социализмом, а между двумя формами коллективистски-бюрократического устройства: «старым» капитализмом, инфицированным вирусами абсолютистского феодализма, особенно пруссачества, и «новым» тоталитаризмом, выросшим из «массовизации» личности.   ^ Принцип «социальной компенсанции». А. Мюллер-Армак по основам своего мировоззрения был далёк от неолиберализма. В 1933 г. он не только вступил в нацистскую партию, но и издал монографию в традициях исторической школы «Идея государства и хозяйственный порядок в новом рейхе». Он видел в государстве «универсальную власть жизни» и то «политическое руководство», которое «даёт направление воле народа», создаёт единство интересов через корпоративную организацию¹¹⁴. В 1940 г. он стал директором Института экономических и социальных наук Мюнстерского университета. Продолжая направление исследований, начатое младшим представителем «юной исторической школы» А. Шпитхофом (1873 — 1957), Мюллер-Армак занимался проблемой «хозяйственных стилей». В конце войны он познакомился с Л. Эрхардом, а сразу после неё опубликовал книгу «Экономическое регулирование и рыночное хозяйство» (Мюнхен, 1946), в которой и ввёл понятие социального рыночного хозяйства, противопоставив его «планификации». Привлечённый Л. Эрхардом к активному реформаторству (с 1952), Мюллер-Армак провозгласил соединение свободы на рынках с принципом социальной компенсанции. Он ставил социальную политику на один уровень с политикой хозяйственного порядка, считая, что существуют возможности придать социально-политическому вмешательству такую форму, благодаря которой оно интегрируется в рыночный обмен, не вызывая в нём сбоев. Если недопустим контроль над ценами, то можно частичным перераспределением доходов посредством прогрессивного налогообложения предоставить малоимущим прямую целевую помощь. В ответ на упрёки в том, что социальная политика угрожает основам рыночного хозяйства, Мюллер-Армак заявлял, что социальные гарантии, выравнивая платёжеспособность, делают рынок приемлемым для всё более широких слоёв населения. Таким образом, его позиция была скорее прокейнсианской, чем неолиберальной. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Гутник, В. П. Политика хозяйственного порядка в Германии. — М. : Экономика, 2002.

2. Капелюшников, Р. И. Философия рынка Ф. А. Хайека // МЭиМО. 1989. № 12.

3. Мизес, Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. — М. : Catallaxy, 1994.

4. Мизес, Л. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории. — М. : Экономика, 2000. 

5. Ойкен, В. Основные принципы экономической политики. — М. : Прогресс, 1995.

6. Ойкен, В. Основы национальной экономии. — М. : Экономика, 1996.

7. Социальное рыночное хозяйство. Концепции, практический опыт и перспективы применения в России. Под ред. Р. М. Нуреева. — М. : Теис, 2007.

8. Теория хозяйственного порядка: «Фрайбургская школа» и немецкий неолиберализм. Под ред. В. П. Гутника. — М. : Экономика, 2002.

9. Уэрта де Сото, Х. Австрийская экономическая школа. Челябинск : Социум, 2007.

10. Хайек, Ф. Индивидуализм и экономический порядок. — М. : Изограф, 2000.

11. Хайек, Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма — М. : Новости, 1992.

12. Хайек, Ф. Судьбы либерализма в XX веке. — М. : ИРИСЭН. Челябинск : Социум, 2009. 

13. Эбелинг, Э. Роль австрийской школы в истории мировой экономической мысли ХХ века // Экономика и математические методы. 1992. Вып. 3.

ГЛАВА 26. АМЕРИКАНСКИЙ НЕОЛИБЕРАЛИЗМ: МОНЕТАРИЗМ И ЭКОНОМИКА ПРЕДЛОЖЕНИЯ В отличие от новоавстрийской школы, аргументация которой воспринималась скорее как социальная философия, американский неолиберализм повёл борьбу с кейнсианской теорией на возделанном ею поле, на её языке макроэкономических моделей. Он сфокусировался на денежной теории и монетарной (monetary) макроэкономической политике, выдвинув иную, чем в кейнсианско-неоклассическом синтезе, версию, основанную на восстановлении предпосылки о способности «свободного рынка» к саморегулированию. Неолиберальное направление в макроэкономике, получившее название монетаризм, оперировало привычными для неокейнсианцев категориями, — спрос на деньги, эффект реальных кассовых остатков и т.д., чтобы придти к отрицанию основной цели (полная занятость) и основного метода (фискальная политика) кейнсианского макроэкономического регулирования. Монетаризм сумел завоевать прочную, если не господствующую позицию в американском (и не только) истэблишменте и вытеснить неокейнсианство с руководящих высот бреттон-вудских институтов после распада в 1971 г. Бреттон-вудской системы. ^ 26.1. Консервативный вызов кейнсианству и «разводнение» мэйнстрима. США — гегемон капиталистической мир-системы и центр неокейнсианства. Бреттон-вудская конференция (1944) установила новую международную валютную систему — золотодолларовый эталон, приняв план американской делегации, а не проект по созданию новой валюты — «банкора», разработанный британской делегацией во главе с самим Дж. М. Кейнсом. Это решение отразило переход к США безусловного лидерства в капиталистической мир-системе, из которой выпал, но не смог избавиться от её давления, «восточный блок» СССР и других «социалистических» стран. Вызов — геостратегический и экономический — со стороны «восточного блока» способствовал признанию Западной Европой гегемонии США, а также признанию множественности экономических систем и необходимости преобразования капитализма в смешанную экономику. Теоретической основой смешанной экономики стал кейнсианско-неоклассический синтез, который не только оказывал определяющее влияние на политиков («мы все теперь кейнсианцы», сказал кандидат в президенты США Никсон в 1968 г.), но и вовлекал в русло широко разлившегося в США мэйнстрима экономистов из многих стран. Категоричные противники государственного вмешательства в экономику, доказавшего свою плодотворность (устойчивый экономический рост и «всеобщее благоденствие») в подпериод «серебряных» 1950-х и «золотых» 1960-х, были отодвинуты в идеологический аръергард («новоавстрийцы»). ^ Через кризисы — к «великой умеренности». Однако промежуточное кризисное десятилетие 1970-х «замутило» мэйнстрим, поскольку кейнсианско-неоклассический синтез не выдержал в эти годы испытания одновременным ростом инфляции и безработицы, опрокинувшим «кривую Филиппса» и апробированные рецепты антициклического регулирования. Это десятилетие мировых кризисов — валютного (распад Бреттон-Вудской системы, 1971) и структурного («нефтяные шоки» 1973 и 1979) — было также десятилетием явного застоя плановой экономики СССР и кризиса экспансионизма обеих геостратегически доминирующих сил («сверхдержав»). С одной стороны — военное поражение США во Вьетнаме (1973) и исламская революция в Иране (1975); с другой стороны — неспособность СССР оказать поддержку социалистическому эксперименту в Чили (1973) и опрометчивое введение советского воинского контингента в Афганистан (1979). Результатом стала смена приоритетов — идеологических и макроэкономических. Наметившаяся было «разрядка» в «холодной войне» сменилась на Западе новой («неоконсервативной») волной воинствующего антикоммунизма; «раскол в кейнсианцах» и критика «справа» неоклассического синтеза — «монетаристской контрреволюцией», политическим торжеством антикейнсианских течений во главе с монетаризмом. В 1964 г. на президентских выборах в США проиграл свирепый ястреб «холодной войны» и попугай «свободного рынка» сенатор от республиканской партии Голдуотер. Его доверенными лицами были популярный экс-киноактёр Р. Рейган и лидер сформировавшегося монетаризма, автор книги «Капитализм и свобода» М. Фридмен. Для обоих неудачная кампания их кандидата стала, однако, началом политического взлёта, и в 1980 г. Рейган выиграл президентские выборы в США и стал проводить макроэкономическую политику в соответствии с рекомендациями Фридмена и его последователей. Результаты этой политики, близкой той, что проводили сменившие у власти социал-демократов правительства Великобритании (консерваторы), ФРГ (ХДС/ХСС) и даже Швеции (либералы и независимые министры), оказались благоприятными для возобновления на Западе стабильного, хотя и не столь быстрого, как в 1950 — 1960-е гг., роста при умеренной инфляции. Поэтому заключительный подпериод (1980 — 90-е гг.) экономической мысли США в ХХ в. получил название «великой умеренности» (Great Moderation; буквально «умеренность», «сдержанность»). Наиболее успешным он оказался для десятилетия 1990-х, когда США торжествовали победу в «холодной войне», роль единственной мировой сверхдержавы и время расцвета «новой» экономики, основанной на слиянии информационных технологий с финансовыми спекуляциями. «Пресноводные» и «солоноводные» экономисты. «Поток» монетаризма, поколебав русло мэйнстрима, поднял на поверхность течение «новой классической мАкроэкономики», сторонники которой выступили с интерпретацией экономического цикла как равновесного процесса, колебания которого вызваны случайными воздействиями, и с перенесением на макроэкономическую проблематику мИкроэкономических зависимостей, переформулированных в категориях ожиданий. Но кейнсианская макроэкономика, хотя и была потеснена, не исчезла из мэйнстрима, перелившись в новые концепции и школы. Для разногласий между двумя потоками американских макроэкономических исследований была предложена шутливая метафора «пресноводного» и «солоноводного» направлений. Название «пресноводное» подразумевает ведущую роль в нём чикагской школы, признанного центра монетаризма, и вовлечённость экономистов из других городов, расположенных в штатах, примыкающих или близких к американским Великим озёрам. Название «солоноводное» намекает на ведущую роль экономистов из городов на океанических побережьях США — восточном (Гарвард, МТИ, Пенсильванский университет) и западном (Йельский, Стэнфордский и другие университеты). «Встроенные стабилизаторы» и дискреционная политика. Консервативный характер вызова кейнсианству означает, что монетаризм и примыкающие к нему направления, считая сбои механизма рыночной конкуренции не внутренне присущей ему чертой, а результатами внешнего (правительственного или центробанковского) вмешательства, возвращаются к образу «невидимой руки» А. Смита, закону Сэя и формуле laissez faire. Они отрицают фискальные «встроенные стабилизаторы» рыночного механизма и дискреционную (англ. discretional¹¹⁵) монетарную политику, обоснованные неокейнсианцами как необходимые инструменты сдерживания экономики в период бума и её «подкачки» в период спада. Основные «встроенные стабилизаторы», это: 1) прогрессивная шкала налогообложения личных доходов и прибылей корпораций; 2) пособия по безработице (налоги, из которых они финансируются, возрастают во время бума и высокой занятости) и другие социальные трансферты; 3) программы помощи фермерам, включая денежные доплаты и поглощения излишков продукции при буме и выброс на рынок товаров с государственных складов при спаде. Дискреционная политика «дешёвых» или «дорогих» денег рассматривалась неокейнсианцами как механизм облегчения или затруднения доступности кредита в зависимости от того, стоят задачи преодоления спада или сдерживания инфляции. Основные инструменты — 1) операции ФРС (Федеральной резервной системы) на открытом рынке(покупка — продажа государственных ценных бумаг); 2) понижение — повышение нормы обязательных банковских резервов; 3) понижение — повышение учётной ставки процента. Схема действия такова:

^ Политика дешевых денег	Политика дорогих денег
Проблема: спад и безработица	Проблема: инфляция
ФРС покупает облигации, понижает резервную норму или учётную ставку	ФРС продает облигации, увеличивает резервную норму или учётную ставку
Денежное предложение возрастает	Денежное предложение сокращается
Процентная ставка падает	Процентная ставка возрастает
Инвестиционные расходы возрастают	Инвестиционные расходы сокращаются
Возрастает объём национального продукта	Инфляция уменьшается

Монетаристы и другие неолиберальные экономисты, отвергая фискализм и настаивая на более «плоском» налогообложении, выступили также с резкой критикой дискреционной политики переменной денежной массы, противопоставив ей целенаправленное поддержание денежной массы на уровне, пропорциональном росту ВВП. ^ 26. 2. Монетаризм М. Фридмена: методология, общая характеристика концепции, модель номинального дохода. М. Фридмен: карьера лидера монетаризма. Хотя термин «монетаризм» появился лишь в 1968 г., известность к признанному лидеру этого направления М. Фридмену (Фридману) пришла раньше. Милтон Фридмен (1912 — 2006) стал в экономической теории второй половины ХХ в. светилом иного типа, чем Дж. М. Кейнс или Й. А. Шумпетер в первой половине ХХ в. В отличие от них, смолоду ощущавших элитарность, предрасполагавшую к сознанию особой миссии интеллектуалов в реформировании капиталистического общества, Фридмен был из тех, кого в США принято называть self-made-mеn («люди, сделавшие себя сами»). Выходец из семьи евреев-иммигрантов из Румынии, осевшей в небольшом пригороде Нью-Йорка, Фридмен проявил редкие способности к математике в школе, а затем и в университете штата Нью-Джерси, где на него обратил внимание молодой преподаватель экономики А. Ф. Бёрнс (также еврей-иммигрант из Восточной Европы). Это позволило получить стипендию для окончания магистратуры в Чикагском университете (1933) и стажировку у У. К. Митчелла в Колумбийском университете, а затем работу в Национальном бюро экономических исследований (НБЭИ) под руководством C. Kyзнeцa. Вместе с Kyзнeцом Фридмен провёл исследование, подытоженное в книге «Доходы от независимой профессиональной практики» (1940). Её материал лёг в основу докторской диссертации Фридмена в Колумбийском университете. После защиты он вернулся в Чикагский университет (1946), где брат его жены (также еврей-иммигрант из Восточной Европы) Аарон Дайректор (1901 — 2004) стал к этому времени деканом факультета экономики. В 1947 г. Дайректор и Фридмен вместе с Ф. Найтом и его учеником Дж. Стиглером приняли участие в основании общества Мон-Пелерин. В 1950-е гг. Фридмен приобрёл известность как теоретик, бросающий вызов кейнсианству; в 1960-е — как идеолог (книга «Капитализм и свобода», 1962). Он получил в своё распоряжение «колонку экономиста» в одном из самых влиятельных американских журналов «Ньюсуик» и оставался колумнистом (1966 — 1984) до поры своего зенита как лидера теоретического направления, ставшего самым влиятельным в макроэкономической политике. В 1990-е гг. это влияние распространилось и на Восточную Европу и Россию, сделав Фридмена символом экономической мудрости для одних и экспансии «компрадорского» капитализма для других. ^ Методология позитивной экономической науки. В книге «Очерки позитивной экономической науки» (1953) Фридмен сформулировал своё методологическое кредо, основанное на предпосылках 1) рационального поведения «экономического человека» как максимизатора выгоды, 2) способности «свободного рынка» к саморегулированию и 3) свободы теоретика от оценочных (социально-этических) суждений. В качестве единственного критерия пригодности экономической теории Фридмен предложил её прогностическую (предсказательную) способность: «единственно уместная проверка правильности гипотезы — это сравнение её прогнозов с действительностью». Свою последующую славу Фридмен во многом снискал своими удачными экономическими прогнозами. Например, уже в «Очерках позитивной экономической науки» (статья «Доводы в пользу плавающих валютных курсов») он предсказывал провал Бреттон-Вудской системы курсов национальных валют, фиксированных к доллару. Но если этот прогноз сбылся не так скоро, то в 1966 — 1967 гг. Фридмен настолько удачно предсказывал колебания в экономике в течение ближайших полугодий и проблемы, с которыми столкнётся и не сможет их решить неокейнсианскими методами ФРС, что прослыл пророком. Он снова стал советником кандидата в президенты США от Республиканской партии, на этот раз победившего на выборах — Р. Никсона (1968), который и «торпедировал» Бреттон-Вудскую систему. В это время Фридмен систематизировал свою макроэкономическую концепцию в работах «Роль монетарной политики» (1968) и «Теоретические рамки монетарного анализа» (1970). Свою позицию он резюмировал так: «Деньги — единственное, что имеет значение для изменения номинального дохода и для краткосрочных изменений реального дохода». Впервые эта позиция была заявлена Фридменом в сборнике статей под его редакцией «Исследования по количественной теории денег» (1956), где сам Фридмен выступил со статьей «Количественная теория денег: новая трактовка». ^ Реабилитация количественной теории денег и модель перманентного дохода. Приняв к сведению кейнсианскую трактовку спроса на деньги, который не ограничивается только трансакционным спросом, Фридмен одновременно предложил взять за основу теории спроса на деньги «отбракованную» кейнсианством количественную теорию денег, считая уравнение Фишера MV = РT адекватным выражением взаимосвязи количества денег M и объёма выпускаемой продукции в долгосрочном периоде, а скорость обращения денег V — относительно устойчивой величиной. Альтернативу кейнсианской теории спроса на деньги Фридмен строил на предпосылке, что капитальные активы не ограничиваются высоколиквидными активами с фиксированным номинальным значением (наличные деньги и облигации), но включают также акции, трактуемые как право на определённую часть дохода предприятия; физические блага и человеческий капитал. Спрос на деньги со стороны экономических агентов, по мнению Фридмена, формируется на основе перманентного (постоянного, ожидаемого) дохода индивида на свой капитал в целом и является относительно устойчивым, будучи неэластичным относительно процентной ставки. Модель перманентного дохода Фридмен развил в книге «Теория потребительской функции» (1957), используя материал своего раннего исследования, проведённого вместе с С. Кузнецом. Разделив доход потребителя на две составляющих — перманентную и преходящую, Фридмен, что уровень потребления домохозяйств определяется в основном перманентным доходом, относящимся к различному для разных стран и эпох горизонту ожиданий за рамками текущего периода. (Для типичного американского домохозяйства начала XX в. Фридмен оценивал временнόй горизонт перманентного дохода в три года). Всплески преходящего дохода не влияют на решения о расходах, и разница между фактическим и реальным доходом сберегается; таким образом, склонность к потреблению для второй составляющей нулевая. А случайные факторы (в том числе циклические колебания), порождающие преходящий компонент дохода в среднем для достаточно большой группы людей взаимопогашаются, и величину среднего преходящего дохода обычно можно считать равной нулю. Отсюда Фридмен делал вывод, что воздействие изменений налогов или бюджетных расходов на текущий совокупный спрос весьма невелико, и стимулирующие меры фискальной политики не могут быть эффективными. «Подкоп», осуществлённый Фридменом под кейнсианскую фискальную политику, стал и началом его атаки на кейнсианскую монетарную политику. Атака базировалась на обосновании гораздо большей значимости монетарных мер сравнительно с фискальными и на выводе (из количественной теории денег) об инфляционных последствиях монетарных эффектов. ^ Критика дискреционной монетарной политики. В книгах «Программа денежно-кредитной стабильности» (1960) и «Денежная история Соединенных Штатов, 1887-1960» (1963, совместно с Анной Шварц) Фридмен подверг критике неокейнсианский инструментарий дискреционной монетарной политики, скептически оценивая возможности манипулирования нормой обязательных банковских резервов и учётной ставкой процента. Лишь операции на открытом рынке Фридмен счёл эффективным — гибким и с минимум побочных эффектов — инструментом для управления денежной массой. Фридмен указывал, что 1) ФРС не может стабилизировать одновременно процентные ставки и предложение денег, а это угрожает стабильности экономики; 2) существуют непредсказуемые временные лаги между изменениями денежного предложения и изменениями ВНП — от полугода до 2 лет. Фридмен утверждал, что ФРС всегда запаздывает и поэтому увеличивает денежную массу в период бума (когда её надо ограничивать) и сокращает в период спада (когда следует наращивать). Поэтому вместо сглаживания циклических колебаний получается противоположный результат. Из своего исторического анализа денежного обращения в США Фридмен вывел закономерность, что среднее запаздывание пиков экономического цикла составляет 16 месяцев относительно максимума денежной массы в обращении, а среднее запаздывание «ям» — 12 месяцев после её минимума. «Великая депрессия», по мнению Фридмена, окончилась бы в 1931 г., если бы ФРС не сократила в тот период денежную массу. ^ Модель номинального дохода. Обоснование положительной программы монетарной политики Фридмен завершил разработкой математической модели номинального дохода, построив систему линейных дифференциальных уравнений, отражающих реакцию экономической системы на возмущения, вызванные увеличением денежной массы, воздействующей на процент, а через него на ожидаемое изменение номинального дохода. Исходящий от роста денежного предложения импульс, нарушая равновесие на денежном рынке, сбивает траекторию движения возникшими расхождениями между действительным и ожидаемым изменением номинального дохода и заставляет экономических агентов перераспределять капитальные активы из-за изменения цен, которые подстраиваются быстрее, чем физические объёмы. Это означает, что в краткосрочном периоде происходят сдвиги в относительных ценах: увеличение денежной массы пер­воначально приводит к росту цен товаров и услуг, и лишь позднее — к повышению цен факторов производства. Но в долгосрочном периоде колебания затухают, происходит возвращение на устойчивую траекторию. Чтобы она сохранялась, необходимо плавно наращивать денежную массу в соответствии с объёмом реального производства. ^ 26. 3. Нейтральность денег и экономическая политика. Нейтральность денег и монетарное правило. «Скандал в кейнсианском семействе», связанный с критикой Лейонхувуфдом «хиксианского кейнсианства» за разъединение денежного и реального аспектов анализа и преуменьшение «монетарных» факторов экономической активности, был использован Фридменом для того, чтобы сомкнуть «боевые порядки» монетаризма под объединяющим началом уравнения Фишера. В «Теоретических основах денежного анализа» (1970), критикуя модель Хикса — Хансена, Фридмен очертил монетаристский «устав»: 1. Активная и причинная роль денег в определении уровня цен — причинная зависимость правой части уравнения Фишера (РТ) от левой (MV). 2. Нейтральность денег в условиях долгосрочного равновесия — долгосрочная пропорциональность между деньгами и ценами, основанная на стабильности скорости обращения денег V и обратной ей величины спроса на деньги. Все изменения Т и V должны приписываться немонетарным факторам. 3. Деньги — единственное, что имеет значение для изменения номинального дохода и для краткосрочных изменений реального дохода. Это означает ненейтральность денег в средне- и краткосрочном периодах. 4. Экзогенность (независимость от спроса населения на кассовые остатки) предложения денег (MV). Предложение денег, по Фридмену, экзогенно либо потому, что денежная масса определяется объёмом золотодобычи и платежным балансом в условиях золотого стандарта, либо потому, что она зависит от Центрального банка, жестко контролирующего «денежную базу» (наличность плюс объём резервов, хранимых банками в центральном банке) в условиях конвертируемой или неконвертируемой бумажной валюты. 5. Отрицательное отношение к дискреционному управлению предложением денег и предпочтение определенных правил, таких, как золотой стандарт, принуждение банков к 100%-му обеспечению своих резервов или фиксация ежегодного темпа роста денежного предложения на уровне, соответствующем долгосрочному темпу роста производства. Можно заметить, что в своих предпочтениях относительно правил, регулирующих предложение денег, Фридмен сходится с новоавстрийской школой, у которой заимствовал категорию нейтральность денег. Но, считая исторически нереальными возврат к золотому стандарту или 100%-е резервирование банковских вкладов до востребования, Фридмен рекомендовал законодательное установление монетарного правила: денежное предложение ежегодно увеличивается в том же темпе, что и ежегодный темп потенциального роста реального ВНП, т.е. на 3—5%. Общий же вывод из полемики монетаризма с неокейнсианством по вопросам монетарной политики — в том, что руководящие кредитно-денежные учреждения должны стабилизировать не процентные ставки, а темпы роста денежного предложения. ^ 26. 4. Предпосылка рациональных ожиданий, модификация «кривой Филипса» и проблема эмпирической достоверности монетаристских гипотез. Гипотеза рациональных ожиданий Мута и гипотеза адаптивных ожиданий Фридмена. Категория ожиданий экономического агента, изначально значимая для концепции Фридмена, получила уточнение в статье экономиста-математика из Технологического института Карнеги-Меллона Джона Ф. Мута (1930 — 2005) «Рациональные ожидания и теория движения цен» (1961). В статье, посвященной рынкам ценных бумаг, Мут задавался вопросом, почему не удаются прогнозы движения цен на фондовом рынке. Мут приходил к выводу, что заинтересованные лица собирают новую информацию, способную максимизировать точность ценовых прогнозов, и оперативно реагируют на неё. Рациональные ожидания безотлагательно переходят в текущие решения спекулянтов, сбивающих прогнозные оценки: если, например, владельцы ценных бумаг ожидают понижения цен на фондовой бирже, то в предвидении этого продают свои паи. Рост предложения акций ведет к падению курса. Фридмен ввёл гипотезу рациональных ожиданий, видоизменив её в гипотезу адаптивных ожиданий, в контекст макроэкономических взаимосвязей. Поскольку при увеличении денежной массы цены на факторы производства, в том числе на труд, запаздывают сравнительно с ростом цен потребительских товаров, то реальная заработная плата в краткосрочном периоде падает. А ожидаемая (ex ante) заработная плата оказывается завышенной, поскольку работники оценивают её в прежних ценах. Высокий уровень ex ante реальной зарплаты для наёмных работников и одновременное падение ex post реальной заработной платы для работодателей приводят к увеличению занятости, но снижение ex post реальной зарплаты вскоре изменит ожидания. Наёмные работники примут во внимание повышение цен на предметы потребления и потребуют увеличения номинальной зарплаты на будущий период. Тогда спрос на труд станет избыточным. Эту концепцию, напоминающую концепцию новоавстрийской школы об искажающем влиянии сдвигов относительных цен на занятость, Фридмен использовал в своей критике «кривой Филипса» и кейнсианской политики стимулирования занятости. ^ Естественная норма безработицы и модификация «кривой Филипса». Поскольку рост цен увеличивает спрос на труд лишь в краткосрочном периоде, то только для краткосрочного периода и возможен выбор между инфляцией и безработицей, утверждал Фридмен. Поэтому он предложил различать долгосрочные и краткосрочные кривые Филлипса. Причём с точки зрения долгосрочного периода кривая Филлипса оказывается вертикальной прямой линией, так как существует естественный долгосрочный уровень безработицы, при которой уровень реальной заработной платы соответствует равновесию на всех рынках. ^ Естественная норма безработицы, по оценкам Фридмена, значительно выше, чем это предполагала кейнсианская доктрина полной занятости — примерно 5,5% для США. Попытки снизить безработицу ниже этого уровня вызывают инфляционные скачки. В сумеречной атмосфере распада Бреттон-Вудской системы и структурных кризисов 1970-х кривая Филлипса запетляла и рухнула; началась инфляция без сокращения безработицы, сменившаяся одновременным ростом инфляции и безработицы — стагфляцией. ^ Эмпирическая достоверность монетаристских гипотез. Гипотеза адаптивных ожиданий Фридмена была интегрирована в эконометрическую модель, предложенную монетаристами из ФРС, точнее — из Федерального резервного банка Сент-Луиса. Модель исходила из незначительной роли фискальной политики и нулевого влияния ставки процента на процессы формирования дохода, экзогенного характера предложения наличных денег и зависимости темпов инфляции от давления со стороны спроса и от ожидаемых темпов инфляции (исходя из 4¹/₄-летней инерции). Сент-Луисская модель оказалась неудовлетворительной при прогнозировании стагфляции 1973 — 1975 гг. Однако монетаристы усмотрели причину неудачи прогноза в программе контроля над ценами, введенной и затем отменённой администрацией президента Никсона. Учитывая Сент-Луисский эксперимент, а также полемику в 1970-е гг. вокруг модели номинального дохода Фридмена, канадский экономист чикагской школы Дэвид Лейдлер построил модель (1980) на фридменовских предпосылках «естественного уровня» безработицы и «адаптивных» ожиданий, в которой движение денежной массы оказывает лишь кратковременное влияние на объём производства. Это влияние может реализовываться до тех пор, пока изменения в темпах инфляции не окажутся полностью предсказуемыми; однако деньги не оказывают никакого долговременного воздействия на объем производства. Привлекая ретроспективные данные по США и Великобритании, Лейдлер оценил в два года продолжительность лагов между изменениями в кредитно-денежной сфере и соответствующими изменениями в темпах инфляции. Соглашаясь с тем, что политика стимулирования совокупного спроса не может снизить естественный уровень безработицы, Лейдлер, однако, не исключал иных мер воздействия на этот уровень, который содержит фрикционный и структурный компоненты. Поэтому можно уменьшать «трение» на рынке рабочей силы переподготовки кадров и проводить структурную политику. Эта рекомендация была особенно существенна в связи с тем, что правительства, проводившие во второй половине 1970-х гг. традиционную прокейнсианскую политику, недооценили структурные сдвиги, связанные с достижением абсолютного пика традиционных индустриальных отраслей и формированием новых динамичных наукоёмких отраслей. Что касается монетарной политики, то Лейдлер пришёл к выводу, что единовременное снижение темпов роста денежной массы, рекомендованное некоторыми монетаристами для борьбы с инфляцией, может оказаться столь же ненадёжным средством, как дискреционная кейнсианская политика, поскольку невозможно точно прогнозировать реакцию людей на подобные действия. Пока инфляционные ожидания не устранены, снижение темпов роста денежной массы скорее поведёт не к снижению цен, а к падению уровня производства. Поэтому Лейдлер предлагал градуалистский монетаристский подход — постепенное снижение темпов роста денежной массы, которое, кроме прямого воздействия на совокупный спрос создаст благоприятную среду для преодоления инфляционных ожиданий. ^ 26.5. Экономика предложения. Кривая Лаффера. Критика монетаристами и новоавстрийской школой «интервенционизма» наряду с неудачами антициклического неокейнсианского регулирования подготовили формирование теоретического направления, которое противопоставило себя как экономика предложения (supply-side economics) кейнсианству как экономической теории приоритета спроса (demand-side economics). Наибольшую известность среди сторонников экономики предложения получил чикагский монетарист Артур Лаффер (р. 1940). Вместе с одним из соавторов Фридмена, Д. Мейзелманом, Лаффер написал книгу «Феномен всемирной инфляции» (1975), а после перехода в Южнокалифорнийский университет в Лос-Анджелесе — книгу «Экономика уклонения от налогов» (1979). Лаффер вычертил такую кривую зависимости налоговых поступлений от ставок налогов на прибыль и зарплату: большее значение налоговой ставки будет увеличивать налоговые поступления лишь до известного предела, за которым начнется снижение налоговых поступлений (рис. 26-1) вследствие снижения экономической активности из-за налоговых антистимулов. Напротив, снижение налогов вызовет кратковременное уменьшение государственных доходов, но в долгосрочной перспективе принесёт эффект благодаря созданию стимулов к лучшей работе, сбережениям, инвестициям, предпринимательским рискам и последующему расширению производства. Лаффер стал одним из инициаторов принятия в Калифорнии, богатом «золотом штате», поправки к местной конституции о снижении налогов на недвижимость (1978). Губернатором штата был тогда Р. Рейган, избранный вскоре президентом США и в первый же год срока (1981) проведший закон о снижении индивидуальных ставок подоходного налога (верхней с 70% до 50%, нижней с 14% до 11%). На президентское решение повлияло также мнение известного экономиста из МВФ Роберта Манделла (р. 1932), который считал, что «уплощение» налогов поможет обуздать инфляцию. Во время второго президентского срока Рейган провёл ещё один закон (1986), снизивший верхнюю ставку подоходного налога до 28%. Эти меры стали знаковыми для курса, получившего известность как «рейганомика». Рис. 26-1. Кривая Лаффера. Экономика предложения. «Рейганомика» включала в себя проведение финансового оздоровления за счёт удержания темпа роста массы денег в соответствии с монетарным правилом Фридмена, а также рекомендованные экономикой предложения меры по сокращению государственных расходов на социальные программы и государственного регулирования частного предпринимательства. Сторонники экономики предложения считали, что рост вмешательства государства вызвал увеличение налоговых платежей — абсолютное и относительное (доля к национальному доходу). Кейнсианская трактовка этого явления (антиинфляционный эффект утечки покупательной способности) неправомерна, так как рано или поздно большая часть налогов трансформируется в издержки предпринимателей и перекладывается на потребителей в виде повышенных цен (инфляционный эффект «клина» между величиной издержек ресурсов и товарными ценами). ^ 26. 6. Проблема соотношения между макро- и микроуровнями: новая классическая макроэкономика. Равновесная модель цикла Р.Лукаса. «Критика Лукаса». На решительном разрыве с кейнсианской «экономикой, определяемой спросом» и смещении акцентов на анализ предложения настаивала школа новой классической макроэкономики во главе с чикагским экономистом Робертом Лукасом (р. 1937), некоторое время связанным с Университетом Карнеги — Меллона. Именно Лукас стал главным пропагандистом категорий «рациональные ожидания» и «нейтральность денег». Вышедший из монетаризма, Лукас довёл до крайности критику кейнсианской макроэкономической политики и поставил вопрос о макроэкономической теории, основания которой совпали ли бы с основаниями неоклассической микроэкономики. Принимая микроэкономическую теорию рыночного равновесия, неоклассические макроэкономисты стали доказывать её несовместимость с предпосылкой о макроэкономическом неравновесии, и на основе предпосылок о рациональных ожиданиях и нейтральности денег доказывать равновесность макроэкономических процессов на рынках, предоставленных самим себе. Главный теоретический постулат школы, получивший известность, как «критика Лукаса» (подразумевается критика Лукасом), сформулирован так: «За­кономерности поведения хозяйствующих субъектов, выявленные эконометрическими моделями, непременно разрушаются, если правительство попытается использовать их в своей политике». Отсюда вывод, что «центральный вопрос макроэкономической политики состоит не в том, на каких экспертов следует возло­жить ответственность за регулирование экономики. Скорее, он состоит в определении набора ограничений правительственного влияния на эко­номическую активность, а также в выборе институционных мер, которые могли бы сделать эти ограничения жёсткими»¹¹⁶. ^ Нейтрализация вмешательства в экономику. Отправной пункт рассуждений Лукаса — выявленный Мутом эффект непредсказуемости движения цен на финансовые активы вследствие рациональных ожиданий. Точно такие же причины приводят, по мнению Лукаса, к сбоям в макроэкономической политике. Экономические агенты формируют свои рациональные ожидания на основе той самой информации, которая имеется в распоряжении правительства, и действуют таким образом, что нейтрализуют любую попытку систематического вмешательства в экономику. Например, с целью увеличения объёма производства и занятости проводится политика дешёвых денег. Но, опираясь на опыт прошлого, население полагает, что расширение денежной массы будет сопровождаться инфляцией. Тогда рабочие требуют повышения ставок зарплаты, предприниматели повышают цены на свою продукцию, кредиторы поднимают процентные ставки. В результате увеличение совокупных расходов, вызванное политикой дешёвых денег, поглощается ростом цен и зарплаты, поэтому реальный объём производства и занятости не расширяется. Увеличения реальных инвестиционных расходов не происходит. Другой пример — государство в соответствии с кейнсианскими принципами фискальной политики реагирует на тенденцию спада снижением налогов. Освобождение от налогов части инвестиционных расходов повышает привлекательность инвестиционных проектов и тем самым стимулирует совокупный спрос. Но, привыкнув к скидкам, предприниматели в ожидании следующего спада, рассчитывая на грядущее снижение налогов, решают отсрочить капиталовложения, что усиливает спад. Когда же налоги действительно сократятся, поток инвестиций станет слишком сильным. Общий вывод Лукаса и его коллег: меры дискреционной монетарной и фискальной политики способны не сгладить, а, наоборот, усилить неустойчивость в экономике, усугубить циклические колебания — поскольку люди действуют в соответствии со своими рациональными ожиданиями на основе экономической информации и быстро приспосабливаются к новым ситуациям. Новая классическая макроэкономика настаивала, что рынки и готовых товаров, и ресурсов являются конкурентными, а ставки цен и заработной платы — гибкими. Таким образом, на основе новых аналитических методов эти теоретики предлагали отказаться от стабилизационной политики, рассчитывая на саморегулирование рынков. ^ Рыночный фундаментализм. Движение экономической мысли мэйнстрима от «монетаристской контрреволюции» к новой классической макроэкономике можно рассматривать как рост идеологического влияния рыночного фундаментализма, если использовать определение, данное известным бизнесменом и общественным деятелем миллиардером Джорджем Соросом, «алхимиком высоких финансов». Индикатором этого процесса может служить присуждение самой престижной награды в международном сообществе экономистов — премии имени Альфреда Нобеля, учреждённой Шведским Государственным банком в 1969 г. в дополнение к Нобелевским премиям по естествознанию, литературе и миротворческой деятельности, вручающимся с 1901 г. Первые 10 лет (1969 — 1978) присуждения Нобелевских премий по экономике их лауреатами становились, в основном, создатели теории смешанной экономики: столпы неокейнсианства П. Самуэльсон, Дж. Хикс, К. Эрроу, С. Кузнец, Дж. Мид, мэтры индикативного планирования Я. Тинберген, Р. Фриш, В. Леонтьев, Т. Купманс, представители шведской школы Г. Мюрдаль и Б. Улин. Два неолиберала — Хайек и Фридмен — выглядят не бόльшими исключениями, чем Л. Канторович и Г. Саймон, для которых не экономика была основным родом научных занятий. В следующем десятилетии по-прежнему воздаётся должное «живым классикам» неокейнсианства (Л. Клейн, Дж. Тобин, Р. Стоун, Ф. Модильяни, Р. Солоу), последним из них был отмечен Т. Хаавелмо (1989). Однако возрастает представительство неолибералов (члены Общества Мон-Пелерин Дж. Стиглер, М. Алле, Дж. Бьюкенен) и тех, кто явно предпочитал рассчитывать на силы свободного рынка в области решения проблем слаборазвитых стран (У. А. Льюис, Т. Шульц). С 1990 г. начинают преобладать математики «высоких финансов» или неолибералы. В 1995 г. премию получил Лукас. В своей Нобелевской лекции он вспомнил «Эссе о деньгах» Д. Юма, доказывавшего бесполезность меркантилистской политики. Вполне можно провести аналогию с критикой самим Лукасом макроэкономической политики. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Лукас, Дж. Нейтральность денег // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. V. Всемирное признание. Лекции нобелевских лауреатов. Кн. 2. Отв. ред. Г. Г. Фетисов. — М. : Мысль, 2004.

2. Селден, Р. Монетаризм // Современная экономическая мысль. — М. : Прогресс, 1981. Гл. 13.

3. Фридмен, М. Количественная теория денег. — М. : Эльф пресс. - 1996

4. Фридман, М. Методология позитивной экономической науки // THESIS, 1994. Вып. 4.

5. Фридман, М. Основы монетаризма. — М. : ТЕИС, 2002.

6. Блауг, М. Экономическая мысль в ретроспективе. — М. : Дело Лтд, 1994. Гл. 16, § 15—17, 19.

7. Усоскин, В. М. «Денежный мир» Милтона Фридмена. — М. : Мысль, 1989.

8. Энтов, Р. М. «Величие и падение» кривой Филипса // МЭиМО, 1983. № 9.

ГЛАВА 27. «ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ» И НЕОИНСТИТУЦИОНАЛИЗМ Вклад чикагской школы в неолиберализм не ограничился монетаризмом. Она стояла у истоков двух направлений, переплетающихся между собой и сыгравших решающую роль в расширении предмета экономической теории — «экономического империализма» и неоинституционализма. «Экономический империализм» — это распространение методологического индивидуализма неоклассической экономической теории — максимизирующего подхода «альтернативные издержки — выгоды» — на предметные области, смежные с экономической наукой, с опорой на категорию человеческий капитал. Неоинституционализм — это дополнение методологического индивидуализма неоклассической экономической теории категорией трансакционных издержек, отражающей влияние общественных институтов и организаций на максимизирующий подход. Для обоих направлений характерна присущая неолиберализму тенденция к рыночной интерпретации всех типов общественных связей. Человек рассматривается как предприниматель, организующий собственную жизнь как деловое предприятие («экономический империализм»), а социальное взаимодействие — как контракт (неоинституционализм). Лидеры обоих направлений — Г. Беккер, Р. Коуз, Дж. Бьюкенен, также как и лидер монетаризма М. Фридмен, были видными деятелями «Общества Мон-Пелерин». ^ 27.1. Теория «человеческого капитала» Т. Шульца и Г. Беккера: образование — «великий уравнитель» или «великое сито»? Истоки категории «человеческий капитал». Ещё А. Смит включил в состав основного (постоянного) капитала «приобретённые и полезные способности всех жителей, или членов общества». Смитианцы вроде Ж.-Б. Сэя или Г. Шторха, не соглашаясь с учителем по вопросу о производительном и непроизводительном труде, настаивали на важности весьма широко трактуемого «невещественного капитала». А. Маршалл при анализе труда и организации как факторов производства указал на значение «естественной энергии», зависящей от «оптимизма, свободы и смены занятий и впечатлений»; производственного обучения и формирования «жизненных целей честолюбивого юноши»; выдвинул тезис об образовании как национальном капиталовложении. Но введение категории «человеческий капитал» в научный оборот началось в 1950-60-е гг. в работах американских экономистов из Чикагского и Колумбийского университетов. М. Фридмен (1956) включил «человеческий капитал» в число 5 основных форм богатства, приносящих личные доходы, — наряду с деньгами, акциями, облигациями и физическими благами. А первые специальные статьи по проблеме «человеческого капитала» были опубликованы в американском «Журнале политической экономии» Дж. Минцером из Колумбийского университета («Инвестиции в человеческий капитал и личное распределение дохода», 1958) и Т. Шульцем из Чикагского университета («Создание капитала благодаря образованию», 1960). Вслед за ними представитель Чикагской школы Г. Беккер, преподававший тогда в Колумбийском университете (1960 — 1970) и вернувшийся потом в Чикаго, выпустил две монографии: «Человеческий капитал: теоретический и эмпирический анализ» (1964) и «Человеческий капитал и личное распределение дохода: аналитический подход» (1967). Благодаря этим трём авторам (двое из них — Шульц и Беккер — стали Нобелевскими лауреатами, а Минцер заслужил репутацию «отца современной экономики труда») и получила распространение категория «человеческого капитала» как оценки имеющегося у каждого работника запаса способностей, знаний, навыков и мотиваций, являющихся источником будущих денежных и психических доходов — заработков и чувства удовлетворения. Деятельность, способствующую росту будущих денежных и психических доходов посредством «увеличения ресурсов человека», была определена как инвестиции в человеческий капитал в пяти основных формах: — обучение и воспитание; — повышение трудовой квалификации (on-the-job training); — забота о здоровье; — миграция, географическая мобильность; — поиск информации о ценах и доходах. ^ Образование и функция доходов. Человеческий капитал зависит как от врождённых способностей и талантов, так и от полученного образования и тренинга. Теоретики человеческого капитала уделили особое внимание влиянию образования и тренинга на личное распределение дохода, осуществив подсчёты экономической эффективности различных форм обучения в сопоставлении с эффективностью накопления вещественного капитала. Дж. Минцер первым попытался создать модель, объясняющую особенности распределения доходов исключительно на основе различий между индивидами с точки зрения полученного профессионального обучения. В статье «Обучение на рабочем месте: затраты, отдача и некоторые следствия» (1962) он воспользовался статистикой различий в заработках для определения общего объёма американских инвестиций в обучение без отрыва от производства и индивидуального дохода от подобных инвестиций. Беккер подсчитал, что отдача от высшего образования сопоставима с показателями прибылей у большинства фирм от обычных капиталовложений; таким образом, образовательные инвестиции — не менее важный источник экономического роста. Однако Беккер ввёл принципиальное разграничение между инвестициями в общее и специализированное образование. Специализированная подготовка обеспечивает знания и навыки, представляющие интерес для той фирмы, где они были получены. Общая подготовка наделяет знаниями и навыками, которые найдут применение и в других фирмах. Обучение работе на компьютере — общая подготовка; тогда как изучение структуры управления и способностей работников конкретной компании является специфичным знанием. Поэтому фирмы готовы оплачивать специальную подготовку, чтобы заполучить дополнительный доход от неё. Общая же подготовка косвенным образом оплачивается самими работниками, которые, стремясь к повышению квалификации, соглашаются на более низкую в период обучения заработную плату. ^ Концепция «обгона». Джейкоб (Яков) Минцер (1922 — 2006) в своей итоговой книге «Образование, опыт и доходы» (1974) выдвинул концепцию «обгона» (over-taking). Одни соискатели выбирают самую высокооплачиваемую работу из доступных, другие — ту, на которой сегодня платят меньше, но завтра будут платить больше; кроме того, молодые люди (до 30 лет) часто меняют место работы, и лишь небольшую часть их изменений в доходах можно объяснить различиями в образовании и практическом стаже. Однако после 7—8 лет работы в фирме те, кто поначалу занимал менее оплачиваемую должность, но продолжал обучение, перегоняют тех, кто сразу получил высокооплачиваемую работу, и кривая, описывающая зависимость дохода от образования, взмывает вверх. Одновременно Минцер утверждал (статья «Семейное инвестирование в человеческий капитал», 1974), что причиной более низкой оплаты труда женщин является скорее не дискриминация со стороны работодателей, а то, что большинство женщин вынуждено прерывать карьеру для рождения и воспитания детей. Поэтому их производственный стаж и опыт меньше, чем у мужчин, и меньше стимулов для инвестиций в специализированное обучение. Но именно в тот период начались резкие изменения, через 20 лет резюмированные Беккером в его Нобелевской лекции (1992). Уменьшение размеров семей, рост числа разводов, быстрое расширение сектора услуг, где большинство занятых — женщины, непрерывный экономический прогресс, — всё это способствовало увеличению инвестиций в умения женщин, на которые имеется рыночный спрос, и значительно увеличило относительные доходы женщин. Образование — «великий уравнитель»? Теодор Шульц (1902 — 1995), потомок немецких фермеров-иммигрантов со Среднего Запада США (штат Северная Дакота) до того, как стал развивать концепцию человеческого капитала, много лет занимался экономикой сельского хозяйства, написав базовый учебник для колледжей США по этой дисциплине. После выхода своей книги «Экономическая ценность образования» (1963), также ставшей базовым учебником, Шульц соединил два фокуса своих интересов в многочисленных работах по значению «человеческого капитала» для преобразования традиционного сельского хозяйства в бедных странах «третьего мира». Шульц стремился доказать, что даже в архаичном сельском хозяйстве отсталых стран скрыты возможности экономического роста, связанные с повышением качества человеческого фактора — умения фермеров и их жён рационально распределять и использовать ресурсы в пределах доступной информации. Шульц видел две главные преграды экономическим перспективам отсталых стран — давление населения и политика правительств, рассматривающих интенсивную индустриализацию как ключ к экономическому прогрессу, что приводит к искажению стимулов для предпринимательской активности и уменьшению потенциально возможного вклада сельского хозяйства. Воздействие промышленности и городских потребителей на политику позволяет им добиваться получения дешёвых сельскохозяйственных товаров за счёт многочисленных сельских бедняков. Шульц предложил стратегию выхода из «пребывания в нищете», основанную на повышении качества человеческого фактора посредством инвестиций в образование и превращения дополнительного благосостояния, обеспеченного этими инвестициями, в «побудительные экономические сигналы роста». С течением времени повышение потребностей более образованного населения относительно качества своей жизни и качества жизни своих детей приведёт к снижению спроса на количество детей и сокращению рождаемости; «замещение количества качеством» способствует решению проблемы перенаселения. Применительно же к развитым странам Шульц назвал образование «великим уравнителем», которое обеспечивает накопление человеческого капитала выходцам из неквалифицированных слоёв, сглаживает доходы населения и способствует экономическому росту страны. Под влиянием этой концепции программы облегчения доступа к образованию стали рассматриваться как одно из эффективных орудий борьбы с бедностью и, возможно, даже более предпочтительное, чем прямое перераспределение доходов через налоги и субсидии. … или «великое сито»? Ключевой для теории человеческого капитала подход к образованию в терминах инвестиций, а не потребления, — независимо от того, принимается решение об инвестировании всем обществом или самостоятельно индивидом, — оказал значительное воздействие на экономическую и социальную политику, дав теоретическое обоснование для ускоренного развития систем образования и подготовки кадров во многих странах мира. В инвестициях в человека стали видеть инвестиции, которые обеспечивают долговременный по своему характеру производственный эффект. Здесь нельзя не вспомнить проницательное замечание Н. Д. Кондратьева о том, что затраты на подготовку высококвалифицированной рабочей силы входят в состав «основных капитальных благ». Однако ко времени широкого признания теории человеческого капитала, выразившегося в присуждении Шульцу (1979) и Беккеру (1992) Нобелевских премий по экономике, выяснилась неоднозначность влияния роста образовательного уровня работников на экономические и социальные проблемы общества. Обнаружилось «перепроизводство» специалистов в развитых странах с резким ростом безработицы среди лиц с высшим и средним специальным образованием и одновременно заметное снижение качества их подготовки с увеличением численности выпускников вузов. В противовес концепции «великого уравнителя» появилась концепция «великого сита», или гипотеза скрининга ( англ. screening — «отсеивание», «фильтрация», «отбор»). Контекстом её возникновения стало развитие экономики информации (см. главу 29). Американский экономист Майкл Спенс защитил в Гарвардском университете докторскую диссертацию «Рыночное сигнализирование: передача информации при найме на работу и соответствующие процессы просвечивания» (1972). Спенс охарактеризовал сделки по найму на работу как процедуры, требующие затрат на представление и выявление информации об ожидаемых качествах работника. Информация может быть двух типов: неизменные сведения о поле, возрасте и расовой принадлежности, и изменяемые характеристики, которые претенденты могут улучшить. Информацию второго типа Спенс назвал рыночным «сигнализированием» документов об образовании. Так как работодатель не может точно предсказать будущую производительность соискателей, он склоняется к использованию уровня образования как фильтрующего механизма, с помощью которого можно судить о способностях новых работников. Но эти способности могут быть связаны не с полученным образованием, а существовать до и помимо него, и оно их просто делает явными. «Образовательная экспансия» дефлирует ценность дипломов-сигналов: для индивида возрастает потребность в получении более высокого образования, но общественная отдача от инвестиций в образование падает. Таким образом, для общества в целом содержание такого дорогостоящего сигнального устройства, как образование, неэффективно, поскольку возможно использование более простых и дешёвых методов проверки деловых качеств. Другим выводом из теории «сита» является гипотеза, что экспансия высшего образования вряд ли оказывает значительное воздействие на различия в заработной плате, так как выросший приток выпускников высших учебных заведений и колледжей просто вызовет рост стандартов найма. Следовательно, в абсолютном выражении таким выпускникам станет хуже, но ситуация ухудшится также и у выпускников средних школ, поэтому разрывы в оплате труда между ними останутся примерно на том же уровне. Но, критикуя концепцию образования как «великого уравнителя», сторонники гипотезы скрининга не отвергают «фундаментальную концепцию человеческого капитала, жертвования текущим доходом в обмен на перспективу иметь больший доход в будущем», предполагающую, что связь между образованием и доходом не случайна. ^ 27. 2. Теория «человеческого капитала» как важнейший шаг к расширению предмета экономической теории. «Экономический империализм» Экономика семьи в контексте теории человеческого капитала. Гэри Беккер (р. 1930), продолжая развивать теорию «человеческого капитала», построил модель сравнительной отдачи вложений в человека и в другие активы. По его выводам, отдача от человеческого капитала в среднем много выше, чем от иных активов (недвижимость, ценные бумаги, банковские вклады), но в первом случае она убывает с ростом объема инвестиций, тогда как в других не меняется или уменьшается незначительно. Поэтому рациональная стратегия для семей такова: сначала инвестировать в человеческий капитал детей, поскольку отдача от него сравнительно выше, а затем, когда она по мере убывания сравняется с нормой доходности от прочих активов, переключаться на инвестирование в них, чтобы впоследствии передать их детям в дар или в наследство. В статье «Теория распределения времени» (1965) Беккер предложил новую теорию потребления, представив семью как «мини-фабрику», которая с помощью «производственных факторов» (покупаемых на рынке товаров, затрат времени, других ресурсов) производит «основные блага» (от обеда и чистоты до воспитанного ребенка). Ключевой ресурс для домашнего производства, ценность которого непрерывно повышается, — затраты человеческого времени. В домохозяйствах действует «эффект замещения» более времяёмких видов домашней деятельности менее времяёмкими, что связано с удорожанием благ, производимых дома в качестве альтернативных издержек возможностям повышения оплаты труда на рынке. В «Трактате о семье» (1981) Беккер сделал следующий шаг в микроэкономическом истолковании жизни семьи, рассматривая проблемы выбора между количеством детей и их «качеством», денежного обеспечения детей родителями, динамики браков и разводов, особенностей моногамной семьи сравнительно с полигамной и т.д. Наиболее броским был вывод о «выборе партнеров на брачных рынках» — из выкладок Беккера следовало, что предпочтение отдается партнёрам, схожим по росту, цвету кожи, образованию, социальному происхождению, но отличающимся по уровню заработков. Поэтому рост относительных заработков женщин увеличивает число разводов. Не менее интересен был вывод Беккера, вторгающийся уже в область макроэкономики: о причинах резкого падения рождаемости в индустриально развитых странах. В выборе между количеством детей и их «качеством» действует своеобразный механизм мультипликатора: сокращение спроса на количество детей повышает спрос на их качество; но это вызывает еще большее падение спроса на количество, что подталкивает к новому росту спроса на качество и т.д. Даже небольшое удорожание содержания детей (например, из-за падения экономической ценности их труда в городских условиях сравнительно с сельскими) может привести к резкому сокращению рождаемости; а экономический рост, повышая нормы отдачи образования и стимулируя тем самым спрос на качество, служит дополнительным усиливающим фактором подрыва спроса на количество. «Экономический империализм». Представив в теории человеческого капитала учащихся и их родителей как рациональных инвесторов, сопоставляющих доходность вложений в образование с рыночной нормой процента, Г.Беккер в дальнейшем широко раздвинул рамки неоклассической теории, используя её ключевые понятия — редкость, цена, альтернативные издержки — универсальный язык описания различных форм человеческой деятельности, включая криминальную. В работе «Преступление и наказание: экономический подход» (1968) Беккер сделал вывод, что криминальная деятельность является не аномалией, а результатом рационального выбора, основанного на сравнении выгод и издержек от различных форм поведения. Высокий уровень рецидивизма не случаен, поскольку продолжительность отсидок учитывается преступником в сопоставлении с доходами от нелегальной деятельности. В книге «Экономический подход к человеческому поведению» (1976) Беккер изложил исследовательскую программу, в которой аппарат неоклассической теории, основанный на принципах максимизирующего рационального поведения индивидов и рыночного равновесия, рассматривается как всеобъемлющие рамки для общественных наук. Это означает перспективу подсоединения к экономической теории смежных общественных дисциплин — демографии, социологии, правоведения, политологии — на основе охвата их неоклассическим максимизирующим подходом. Такое поползновение было названо «экономическим империализмом» и поддержано целым рядом экономистов не только Чикагского университета, но и других научных центров США. В 1987 эти авторы выпустили коллективный труд «Экономический империализм: экономический подход, примененный за сферой экономической теории». «Экономимпериалисты» ориентируются не только на Беккера, но и на других экономистов, вышедших из Чикагской школы — представителей неоинституционализма и теории общественного выбора. ^ 27.3. Неоинституционализм Р. Коуза — О. Уильямсона: теория экономики с трансакционными издержками. «Старый» институционализм и неоинституционализм: принципиальные различия. В Чикагском университете сложилась традиция критики институционализма: Ф. Найт оспаривал выводы Т. Веблена, а М. Фридмен — К. Гэлбрейта¹¹⁷ (хотя тот же Фридмен многим был обязан У. К. Митчеллу). Тем любопытнее, что из Чикагской школы вышел неоинституционализм. Он стал действительно новым в противовес и Веблену, и Гэлбрейту — лишённым их реформаторского скептицизма, «по-чикагски» преданным капитализму и стремящимся «надстроиться» над неоклассической теорией, внося в неё коррективы с помощью категории трансакционных издержек, напоминающей об основной категории в реформистской концепции Дж. Р. Коммонса. «Старые» институционалисты, снискавшие признание скорее за пределами экономической теории (Веблен и Гэлбрейт как социологи, Коммонс как историк и Митчелл как статистик), скептически относились к институтам капитализма, и рассматривали экономику не только как систему рынков, но и как систему власти, причём как часть более широкого социального и культурного целого. Все они были сторонниками активного регулирующего вмешательства государства. Неоинституционализм признал за общественными институтами прежде всего значение орудий снижения трансакционных издержек в системе конкурентного рынка. Дополняя неоклассическую теорию приближением к «нечистой» реальности рыночных сделок, сопровождаемых изрядными трениями и несоблюдениями заключаемых контрактов, неоинституционализм рассматривает институты как особый предмет анализа на основе неоклассического методологического индивидуализма и расширяет диапазон неолиберализма анализом правомочий собственности и «провалов государства». ^ Истоки и ответвления неоинституционализма. Понятие «новая институциональная экономика» первым предложил в 1975 г. американский экономист Оливер Уильямсон (р. 1932), определив сущность нового направления как дополнение неоклассического критерия максимизации дохода изучением трансакционных издержек. Категория трансакционных издержек напоминает о «старой» — в трактовке Дж. Р. Коммонса, — «институциональной экономике» — с категорией трансакции (сделки) как основной; но само понятие трансакционных издержек и их значение было впервые раскрыто англо-американским экономистом Р. Коузом, которого Уильямсон и вслед за ним другие признали основателем неоинституционализма. Среди наиболее влиятельных теоретиков неоинституционализма, отмеченных Нобелевскими премиями по экономике, наряду с Р. Коузом (1991) и О. Уильямсоном (2009), можно назвать Дж. Бьюкенена (1986) и Д. Норта (1993). За каждым из них стоит своё направление — ответвление неоинституционализма: за Коузом — экономический анализ права и экономическая теория прав собственности, в которую особо значительный вклад внёс также Г. Демсец; за Бьюкененом — теория общественного выбора; за Уильямсоном — трансакционная теория экономических организаций; за Нортом — «новая экономическая история», основанная на категории трансакционных издержек. Коуз, Демсец и Бьюкенен непосредственно связаны с Чикагской школой, хотя большая часть их деятельности прошла в стенах других университетов. Бьюкенен и Коуз на рубеже 1950 — 60-х написали свои основополагающие работы в Вирджинском университете; Демсец с конца 1970-х работал вместе со своим соавтором А. Алчияном в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Уильямсон развернул обоснование неоинституционализма, будучи профессором Пенсильванского, а потом Йельского университета; затем он перешёл в Калифорнийский университет в Беркли. Норт был профессором университетов в Сиэттле и Сент-Луисе. Но независимо от прямой причастности к Чикагской школе влияние её неоклассических и неолиберальных акцентов на представителей неоинституционализма несомненно. ^ Теория фирмы Р. Коуза. Рональд Коуз родился в Лондоне (1910), окончил ЛШЭ и преподавал в ней (1937 — 1951), но провёл несколько лет в США в 1930-е гг., изучая причины различий в структуре фирм разных отраслей. Именно это исследование дало импульс статье «Природа фирмы» (1937), в которой Коуз сформулировал общий подход к пониманию того, почему одним фирмам выгодно производить товары широкого ассортимента, а другим — узкого; одним покупать сырьё и материалы и заключать для реализации готовых изделий рыночные контракты с торговыми компаниями, другим — разрабатывать собственные источники сырья и самостоятельно распределять продукцию, осуществляя вертикальную интеграцию, и т.д. Выбор структуры и «цепи контрактов» фирмы определяется задачей снижения издержек. Вне фирмы движение цен регулирует производство, которое координируется обменными операциями, требующими издержек сбора информации и заключения рыночных контрактов. На этих издержках можно сэкономить, заменив рыночные сделки внутрифирменными прямыми распоряжениями предпринимателя-координатора (или менеджера). Таким образом, фирма выступает как «система отношений, возникающих, когда направление ресурсов начинает зависеть от предпринимателя» и организация, внутри которой размещение ресурсов происходит в приказном порядке, когда это сравнительно выгоднее использования ценового механизма с его высокими издержками совершения сделок. Но издержки внутренней организации фирмы возрастают параллельно увеличению размеров и возможностей, поэтому экономика в целом не может быть организована как единая фирма. Некоторые виды деятельности потребовали бы гораздо меньших затрат, если бы они осуществлялись внутри фирмы, в то время как для других очевидные выгоды предоставляет рынок. Опираясь на категорию альтернативных издержек, Коуз показал, что рынок и фирма являются замещающими механизмами для координации использования ресурсов. Для определённых видов деятельности принимаемые решения требуют тщательных оценок, и эти предельные случаи располагаются на границе между фирмой и рынком. ^ О. Уильямсон: типология контрактов и ресурсов. Опираясь на теорию фирмы Р. Коуза, О. Уильямсон в книгах «Рынки и иерархии» (1975) и «Экономические институты капитализма» (1985) разработал концепцию фирмы как экономического института, направленного на минимизацию трансакционных издержек посредством коалиции владельцев факторов производства, связанных между собой сетью контрактов. Была предложена такая классификация основных типов контрактов. 1. Классический контракт — двусторонний контракт, основанный на существующих юридических правилах, четко фиксирующий условия сделки и предполагающимй санкции в случае невыполнения этих условий. 2. Неоклассический контракт — долгосрочный контракт в условиях неопределённости, когда невозможно предвидеть заранее все последствия сделки; учитывающий устные договорённости наряду с письменными. 3. Отношенческий, или имплицитный контракт — долгосрочный взимовыгодный контракт, в котором неформальные условия преобладают над формальными. Также на три основные категории Уильямсон классифицировал ресурсы, развив разграничение Беккером общих и специальных инвестиций в человека. 1. Общие ресурсы — те, ценность которых не зависит от пребывания в данной фирме: и внутри, и вне её они оцениваются одинаково. 2. Специфические ресурсы — те, ценность которых внутри фирмы выше, чем вне её. 3. Интерспецифические ресурсы — взаимоуникальные ресурсы, максимальная ценность которых достигается только в данной фирме и посредством неё. Противопоставляя «рынки» и «иерархии», Уильямсон рассматривает последние как следствие наличия специфических активов и основанных на имеющейся информации соображений относительно производственной эффективности. Например, если две фирмы устанавливают между собой торговые отношения и полагаются на ресурсы, которые являются специфическими для данного типа отношений и не могут быть легко и просто реализованы где-либо в другом месте (например, сталелитейный завод, полагающийся на местного поставщика железной руды), то трансакционные издержки продолжения подобных взаимоотношений скорее всего окажутся весьма высокими и у фирмы, по-видимому, появится стимул к вертикальной интеграции с целью их снижения. Важным для Уильямсона было сравнение двух форм иерархической организации — унитарной (^ U-форма) и мультидивизиональной (М-форма). Он доказывал, что М-форма часто обеспечивает более эффективный способ управления конкретными типами сделок , и её распространение в современных условиях вполне объяснимо. ^ Структура трансакционных издержек. Благодаря работам Уильямсона категория трансакционных издержек получила всеобщее распространение. Сложилась такая классификация основных видов трансакционных издержек: 1) издержки поиска информации; 2) издержки ведения переговоров и заключения контрактов; 3) издержки измерения (квалификации нанимаемых работников, качества покупаемых благ); 4) издержки спецификации и защиты прав собственности; 5) издержки оппортунистического поведения (понятие введено Уильямсоном). Оппортунистическим называется поведение индивида, уклоняющегося от условий соблюдения контракта с целью получения прибыли за счет партнеров. Оппортунизм является трудноуловимой и всепроникающей особенностью человеческой натуры, которую всегда следует принимать во внимание при исследовании экономической организации. Представляет интерес замечание Уильямсона, что проблему оппортунизма игнорируют утопические способы экономической организации с гуманитарной и нерыночной направленностью, требующие глубокой преданности коллективным целям. «В истории социальной и экономической организации то и дело встречаются попытки создания таких структур, однако именно утопические общества более всего страдают от оппортунизма». Категория трансакционных издержек позволила Уильямсону предложить каркас единого исследования экономических организаций, включающий опору на трансакцию как базовую единицу анализа, понимание значения оппортунизма и дополнение экономического исследования правовым анализом контрактных отношений. ^ 27. 4. Теорема Коуза и экономическая теория прав собственности Дискуссия в Чикаго. Статья Р. Коуза «Проблема общественных издержек» (1961) положила начало новой тенденции в анализе внешних эффектов (экстерналий) и расхождений между частными и общественными издержками, впервые исследованных А.С. Пигу в рамках «Экономической теории благосостояния». Стимулом к написанию этой статьи послужила реакция экономистов Чикагского университета на статью Коуза «Федеральная комиссия по средствам сообщения», опубликованную в новооткрытом «Журнале права и экономической теории» (1959) под редакцией А. Дайректора (в 1964 г. редактором и одновременно профессором Чикагского университета стал сам Коуз). В свою очередь, эта статья отражала многолетние занятия Коуза по изучению государственных монополий в средствах связи (почта и радиовещание) в Англии и США. Коуз остро критиковал деятельность созданной в 1938 г. в США Федеральной комиссии по средствам сообщений, занимавшейся отбором лицензий на пользование эфиром и регулированием содержания программ радиовещания. Коуз оспаривал правомочность такой деятельности, считая это нарушением свободы прессы и навязыванием обществу групповых идеалов и стандартов под предлогом «общественного интереса, выгоды или необходимости», и ставил вопрос о правах покупателя, заплатившего за пользование эфиром наибольшую цену, и о включении действия ценового механизма в распределение диапазона частот. Утверждая, что создание системы прав частной собственности на электромагнитные волны различной частоты избавит от надобности в государственном контроле, Коуз пришёл к более общей постановке вопроса об экстерналиях. Он отверг трактовку Пигу и переубедил первоначально не согласных с ним чикагских экономистов во время диспута на квартире у А. Дайректора с участием М. Фридмена и Дж. Стиглера, после чего прояснил свою позицию в статье «Проблема общественных издержек». ^ Теорема Коуза. Критикуя концепцию Пигу о «провалах рынка», требующих вмешательства государства в экономику, Коуз привёл такой пример. По соседству расположены земледельческие угодья, где фермер собирает урожай в 10 центнеров зерна, каждый из которых принесёт ему 60 долларов, и ранчо, где откармливаются 10 коров, продажа которых принесёт их владельцу по 50 долларов за каждую. Но он заводит вдобавок к своим коровам еще одну; им становится тесно на ранчо и они забредают на поля фермера, нанося ущерб посевам. Из-за этого фермер теряет 1 центнер зерна (=60 долл. чистого дохода). Налицо расхождение между частными и общественными издержками и основания для вмешательства государства. Но Коуз выдвинул аргумент против: если случай потравы предусмотрен законодательно, фермер с хозяином ранчо могут вступать в добровольные соглашения по этому поводу; вмешательства государства не потребуется. Если фермер обладает правом не допускать потраву, он потребует от скотовода возмещения неущерба не меньше, чем на 60 долл. А прибыль от дополнительной коровы — только 50 долларов, и хозяин ранчо откажется от увеличения стада. Если же хозяин ранчо не несёт ответственности за потраву, фермер может предложить ему «выкуп» за отказ от выращивания одиннадцатой коровы, в размере между 50 и 60 долл. Таким образом, заинтересованные стороны смогут без вмешательства государства минимизировать величину совокупного ущерба. В обоих случах структура производства останется прежней (оптимальной) — 10 центнеров зерна и 10 голов скота. Вывод Коуза: «если бы все права были ясно определены и предписаны, если бы трансакционные издержки были равны нулю, если бы люди соглашались твёрдо придерживаться результатов добровольного обмена, то никаких экстерналий не было бы». Рынок при таких условиях в состоянии сам справляться с любыми внешними эффектами без вмешательства государства. Этот вывод был затем (1966) переформулирован Стиглером как «теорема Коуза»: «Если права собственности чётко определены и трансакционные издержки равны нулю, то размещение ресурсов (структура производства) будет оставаться неизменным и эффективным независимо от изменений в распределении прав собственности». «Провалы рынка» или «провалы государства»? «Теорема Коуза» сообщила импульс разработке чикагским экономистом Г. Демсецом экономической теории прав собственности, акцентирующей возникновение чёткого определения прав собственности как необходимой предпосылки эффективного функционирования рынков. Подход сторонников этой теории можно резюмировать так: экстерналии появляются лишь тогда, когда права собственности определены нечётко, размыты. Когда права определены чётко, тогда все внешние эффекты «интернализируются» (внешние издержки становятся внутренними). Конфликты по поводу внешних эффектов возникают главным образом тогда, когда в категорию редких ресурсов переходят неэкономические блага, на которые до этого в принципе не существовало прав собственности. Отсюда следует, что преодолевать экстерналии имеет смысл не государственным вмешательством, а созданием новых прав собственности в тех областях, где они были нечётко определены («радиовещательный рынок» Коуза). Но если внешние эффекты и их отрицательные последствия порождаются пробелами в законодательстве, то их можно трактовать скорее не как «провалы рынка», а как «провалы государства». Кроме того, если при низких трансакционных издержек государственное вмешательство излишне, то при высоких не всегда экономически оправдано, поскольку действия государства сами сопряжены со значительными трансакционными издержками. Наиболее крайний вывод из «защиты» Коузом рынка от обвинений в «провалах» — к деградации окружающей среды ведет не избыточное, а недостаточное развитие частной собственности. При трансакционных издержках, близких к нулевым, и чётком определении прав собственности можно, в дополнение к запретительным нормам на вредные выбросы или повышенному налогообложению (или вместо них), открыть торговлю правами (квотами) на «законное» загрязнение в данном районе. Участник, наиболее заинтересованный в таком праве, просто выкупит его у того, для кого оно представляет меньшую ценность. С подобным предложением первым выступил Демсец, и с конца 1960-х гг. оно стало входить в практику в США, а затем и в европейских странах. ^ Парадигма прав собственности и теория «принципал-агент». В дальнейшем развитии экономической теории прав собственности Гарольд Демсец (р. 1930) и его соавтор Армен Алчиян (р. 1914) предложили парадигму прав собственности, смысл которой — в различении «объектов собственности» (материальных или нематериальных) и собственности как таковой, представляющий собой пучок правомочий. «Не ресурс сам по себе является собственностью; пучок или доля прав по использованию ресурса — вот что составляет собственность». На этой предпосылке Алчян и Демсец развили свою концепцию фирмы, существенно отличную от той, что предложил Коуз, и получившую известность как «теория неявных контрактов» или «проблема отношений принципал-агент». Алчиян и Демсец интерпретировали фирму как институциональный способ сделать возможным «производство в команде», которое нельзя рассматривать как принудительную власть предпринимателя (административный контроль), а скорее как вид «добровольного обмена», в котором существует проблема трудности измерения (metering problem). Во многих видах производства необходима кооперация работников, но при этом невозможно точно измерить вклад каждого в общий продукт, и у отдельного члена коллектива есть возможность отлынивания (shirking). Трудовой контракт по природе является «неполным» («неявным»): в нём говорится, сколько работник будет получать и сколько времени работать, но не говорится о темпе работы и интенсивности трудовых усилий. Отсюда необходимость «наблюдения» (надзора) над командой, но надзиратель не должен быть наёмным рабочим, иначе каковы гарантии, что он не будет отлынивать точно так же, как остальные? «Эффективным наблюдателем» может быть только принципал, или центральный агент — собственник фирмы, обладающий пучком правомочий: 1) заключать контракты со всеми остальными участниками «команды»; 2) контролировать их поведение; 3) менять членство в «команде» (т.е. нанимать и увольнять); 4) присваивать остаточный доход, т.е. доход за вычетом контрактного вознаграждения всех остальных; 5) продать все перечисленные полномочия. Принципалом становится тот из участников «команды», кто владеет наиболее специфическим ресурсом — в случае с «классической» капиталистической фирмой таким ресурсом является физический капитал, но им может быть и человеческий капитал. Закрепление права на остаточный доход за центральным агентом (собственником) стимулирует его к действенному контролю за работой других агентов, а зонтичный контракт обеспечивает существенную экономию на ведении переговоров, позволяя прервать контракт между принципалом и любым «нерадивым» членом команды, не разрывая отношений со всеми остальными. ^ 27.5. Неоинституционализм о политических рынках: «новая политическая экономия» Дж. Бьюкенена. Вирджинская школа. Контрактные основы принятия экономических и политических решений стали предметом «новой политической экономии», обоснованной неоинституционалистом Джеймсом Бьюкененом (р. 1919). Бьюкенен развернул свою деятельность в штате Вирджиния (Виргиния), где был профессором (с 1956) в трёх университетах, основал Центр изучения общественного выбора (1969) и собственную — Вирджинскую — научную школу. Однако, как заметил российский ученик Бьюкенена Р. Нуреев, «Вирджинская школа зародилась в Чикагском университете», где Бьюкенен учился у Ф. Найта и защитил докторскую диссертацию (1948). Методологический индивидуализм и теория рационального выбора Чикагской школы перешли в теорию общественного выбора Бьюкенена. Кроме того, в Чикаго было организовано Общество общественного выбора (1967). Наконец, Бьюкенен и его коллеги по Вирджинской школе (М. Олсон, Р. Толлисон и др.) — приверженцы «экономического империализма», характеризующие свою концепцию как «взгляд на политику, который возникает вследствие распространения применения инструментов и методов экономиста на коллективные или нерыночные решения». Этот взгляд сформировался у Бьюкенена гораздо раньше, чем у других, под мощным воздействием книги К. Викселля, которого Бьюкенен признал основоположником современной теории общественного выбора. Бьюкенен так сформулировал своё кредо: «По своим фундаментальным убеждениям я остаюсь индивидуалистом, конституционалистом, контракционистом, демократом (все эти слова, по существу, означают для меня одно и то же), а профессионально я — экономист». ^ Два уровня общественного выбора. Первый шаг к оформлению своей концепции Бьюкенен сделал в статье «Индивидуальный выбор при голосовании и рынок» (1954), где разграничил две стадии политического процесса: конституционную и постконституционную. На первой определяются права индивидов и «правила игры» между ними, закрепляемые в конституции. На второй государство обеспечивает игру по конституционным правилам и осуществляет институциональный выбор «рабочих правил» для выбора конкретной экономической политики, направленной на предоставление общественных благ, которые частные рынки обеспечивают плохо или не обеспечивают вовсе. Результативность текущей политики зависит от того, насколько удачно была составлена конституция, но здесь возникает «безнадёжная методологическая дилемма»: чтобы принять конституцию, необходимо выработать предконституционные правила, по которым она принимается и т.д. — «дурная бесконечность». Бьюкенен и его соавтор Гордон Таллок (р. 1922) в книге «Расчёт согласия» (1962) не нашли иного выхода, кроме демократического единогласия для принятия первоначальной конституции (эта идея присутствовала у Викселля, предлагавшего принимать решения квалифицированным большинством, составляющим 90 % голосов). Это единогласие обеспечивает вовлечение индивидов в один и тот же контракт, делающий политический механизм подобием рынка совершенной конкуренции и позволяющий ограничить те недостатки политического рынка сравнительно с рынком частных благ, которые можно свести к сравнительной таблице:

Рынок частных благ	Политический рынок
Тем эффективнее, чем больше число его участников, — выше уровень конкуренции и вероятность добровольного единогласия торгующих сторон	Все менее эффективен с увеличением числа участников, так как вероятность единодушия, а вместе с ней возможность Парето-оптимального состояния сокращается практически до нуля
При покупке продукта человек получает его наверняка	При голосовании за кандидата нет гарантий выполнения его обещаний в случае победы на выборах
Выбор из многочисленных разновидностей одного блага	Выбор из малого числа альтернатив

«Контракционизм» является, по Бьюкенену, той основой, на которой возможно функционирование правовой системы как общественного капитала (а не общественного блага), отдача от которого повышается с течением времени. «Клетка» для «Левиафана»-государства. Убеждённый в необходимости максимального использования преимуществ рынка частных благ над политическим рынком, Бьюкенен интерпретировал неолиберальную критику чрезмерного государственного вмешательства и социал-бюрократизма с помощью заимствованной у Викселля категории кумулятивного процесса: повышение бюджетных расходов — увеличение числа госслужащих — рост числа избирателей, голосующих за расширение правительственных программ. Исходящую от расползания государственных структур «угрозу Левиафана» Бьюкенен переформулировал как подмену обеспечения государством индивидуальных прав, зафиксированных в конституционном договоре, нарушение суверенитета индивида ввиду изменения базовой структуры прав без согласия на то граждан. «Конституционную экономику», эффективно ограничивающую государство, Бьюкенен рассматривал как «клетку для Левиафана». ^ Политический рынок и фискальная иллюзия. Бьюкенен сравнивал бюджет государства с бюджетом домохозяйства, полагая, что они не должны ничем отличаться, т.е. всегда оставаться сбалансированными. Поэтому он был принципиальным противником политики, которую её сторонник Кейнс называл «подкачкой насоса», а её критик Фридмен — «финансовым алкоголизмом»: допущения бюджетного дефицита ради поддержания деловой активности и занятости. Рассматривая процедуру демократических выборов как институциональный процесс, в ходе которого люди выбирают различные альтернативы, сопоставляя их со своими ценностями, подобно тому, как они рынке выбирают товар, руководствуясь лишь собственными предпочтениями, Бьюкенен рассматривал политиков как людей, которые руководствуются теми же индивидуалистическими мотивами максимизации результатов, что и бизнесмены. Рациональные политики поддерживают прежде всего программы, которые способствуют росту их престижа и повышают шансы победы на очередных выборах. Они конкурируют за голоса, предлагая избирателям пакеты мер «расходы-налоги» и рассчитывая на свойственную избирателям фискальную иллюзию: раздавая обещания увеличить расходы и снизить налоги. Нехватка бюджетных средств для выполнения предвыборных обещаний покрывается выпуском облигаций или денежной эмиссией. Отсутствию фискальной ответственности у политиков Бьюкенен предлагал противодействовать принятием поправки к конституции, обязывающей правительство к сбалансированности (бездефицитности) государственного бюджета и налагающей ограничения на полномочия властей в области монетарной политики. Республиканская партия США, находившаяся у власти в 1980-1992 гг., пыталась внести в конституцию предложенную Бьюкененом поправку о бездефицитном бюджете, но не добрала немногих голосов в конгрессе. Однако идеи бездефицитного бюджета настолько прочно завладели общественным мнением в США (не без влияния вирджинской школы), что в оставшиеся годы ХХ в. демократическая («прокейнсианская») партия, к которой перешла власть, строго соблюдала бездефицитность бюджета. ^ 27. 6. Новая экономическая история Д. Норта. Институты в историческом измерении. Американский экономист Дуглас Норт (р. 1920) в своей концепции влияния институтов на долговременный экономический рост опирался на все ответвления неоинституционализма: экономическую теорию прав собственности; концепцию выживаемости институтов в экономике с трансакционными издержками; новую политическую экономию с акцентом на различиях между экономическими и политическими рынками. Однако Норт пришёл к выводу, противоположному неоклассической предпосылке о рациональности человеческого поведения. А затем пересмотрел положение, что в процессе эволюционного отбора институтов выживают те, что наиболее способствуют экономической эффективности. Высокая степень приспособляемости «неэффективных» институтов делает экономический рост скорее исключением, чем правилом в истории человеческих сообществ. В поисках объяснения этого Норт выделил три главных рода институтов как «правил игры», оформляющих человеческие взаимодействия и структурирующих стимулы в области политического, социального и экономического обмена. Это: 1) неформальные ограничения (нормы поведения, традиции, обычаи, добровольные самоограничения); б) формальные правила (законы, судебные прецеденты, административные акты); в) механизмы давления, принуждающие к соблюдению правил (суды, полиция и т. д.). Неформальные институты складываются спонтанно, без чьего-либо сознательного замысла, как побочный результат взаимодействия множества людей, преследующих собственные интересы. Формальные институты и механизмы их защиты устанавливаются и поддерживаются сознательно, чаще всего — силой государства. ^ Институциональные изменения: источники и влияние на экономический рост. Двумя основными источниками институциональных изменений Норт считал сдвиги в структуре относительных цен и влияние идеологических и психологических представлений (мифов, вкусов, догм, предрассудков и т.п.). Под влиянием сдвигов в структуре относительных цен, вызванных ростом населения, открытием новых рынков и нововведениями, становятся невыгодными некоторые прежние формы взаимодействия и возникают новые институты. Однако велика также роль пристрастий и предвзятостей. Они переплетаются с соображениями экономической выгоды, но не обязательно. Отсутствие институциональных изменений означает, что никто из агентов не заинтересован в пересмотре действующих «правил игры» (с учетом издержек, которые им пришлось бы понести). Опережающий экономический рост стран Запада в Новое время Норт связал с возникновением и эволюцией институтов, благоприятствовавших: стимулированию частной инициативы (распространение принципов личной свободы и прав собственности); мобилизации крупных капиталов (акционерные общества), удешевлению и облегчению доступа к коммерческой информации (печать, организованные рынки), лучшему распределению рисков (страхование, фондовые биржи). Однако далеко не всегда даже в западных странах (пример — Испания) наилучше приспособленными оказывались институты, способствовавшие экономическому росту. Факторы, блокирующие появление и закрепление более эффективных институтов, Норт свёл к трём основным группам: 1) заинтересованность государства в сохранении неэффективных институтов, если они способствуют максимизации разницы между доходами и расходами казны; 2) неэффективные институты могут поддерживаться сильными группами с особыми интересами; 3) зависимость эволюции институтов от однажды избранной траектории (path dependence): новые, более эффективные «правила игры» могут оставаться незадействованными, поскольку их введение требует значительных затрат, каких не требует поддержание уже давно укоренившихся институтов. ^ Новая экономическая история. Норт предложил новое видение крупных историко-экономических проблем. Например, он рассматривает крепостную повинность при феодализме как неявный обмен труда поселян на защиту жизни и имущества в ситуации, когда права собственности были плохо определены. А в последующем переходе к капитализму главным было становление национальных государств и развитие законодательства, обеспечивающего права частного лица на его вещественный и человеческий капитал. Гражданскую войну за отмену рабства в США Норт считает не результатом экономической неэффективности плантационного рабовладения (которое было довольно эффективным, как доказывал другой виднейший представитель новой экономической истории, Р. Фогель) или заинтересованности северян в объединении внутреннего рынка, а примером идеологического воздействия на институты. Разумеется, подобные взгляды вызвали широкую полемику. Однако такие выводы Норта, как роль трансакционных издержек в экономической эволюции, зависимость от однажды сложившейся траектории, преобладание в долгосрочном развитии скорее способности к адаптации, чем эффективности в распределении ресурсов, внесли заметную струю неоинституционализма в современные экономические и исторические исследования. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Беккер, Г. Человеческое поведение: экономический подход. С предисл. Капелюшникова Р. И. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2003.

2. Блауг, М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. — М. : НП «Журнал Вопросы экономики», 2004. Гл. 13, 14.

3. Васильев, В. С. У времени в плену. Российские реалии и теория Г. Беккера // США — ЭПИ, 1996. № 4.

4. Бьюкенен, Дж. М. Сочинения. Конституция экономической политики. Расчёт согласия. Границы свободы / Нобелевские лауреаты по экономике. Т. 1. С предисл. Нуреева Р. М. — М. : Таурус Альфа, 1997.

5. Коуз, Р. Фирма, рынок и право. — М. : Дело, 1993.

6. Норт, Д. Институты и экономический рост // THESIS. Вып. 2. — М., 1993.

7. Норт, Д. Понимание процесса экономических изменений. М.: ИД ГУ-ВШЭ, 2010.

8. Уильямсон, О. И. Фирмы и рынки // Современная экономическая мысль. — М. : Прогресс, 1983.

9. Уильямсон, О. И. Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, отношенческая контрактация. Вступ. ст. В. С. Катькало. — СПб. : Лениздат, 1996.

10. Заостровцев, А. П. Экономический анализ провалов государства // Экономическая школа. Журнал-учебник. — СПб., 1999. Вып. 5.

11. Капелюшников, Р. И. Неоинституционализм // Отечественные записки. 2004. № 6.

12. Кузьминов, Я. И., Юдкевич, М. За пределами рынка: институты управления трансакциями в сложном мире (Нобелевская премия по экономике 2009 года — Оливер Уильямсон и Элинор Остром) // Вопросы экономики. 2009. № 1.

13. Латов, Ю. В. Экономика преступлений и наказаний: тридцатилетний юбилей // Истоки. Вып. 4. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2000.

14. Нуреев, Р. М. Теория общественного выбора. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2005.

15. Нуреев, Р. М. Очерки по истории институционализма. Ростов-на-Дону: «Содействие – XXI век», 2010. Главы 6-10.

16. Шаститко, А. Е. Новая институциональная экономическая теория. 3-е изд. — М. : ТЕИС, 2002.

^ ЧАСТЬ 6. ПОИСКИ НОВЫХ ОСНОВАНИЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ Экономическая теория как общественная наука призвана была в процессе своего развития давать ответы на вопросы — о типичности человеческого поведения, — о сочетании элементов, определяющих устойчивость взаимодействий людей, с элементами, вызывающими более или менее длительные изменения этих взаимодействий, — о желательности и возможности направленного воздействия на человеческое поведение и общественные изменения. От классической политэкономии к неоклассической микроэкономике перешли — модель рационального экономического человека; — представление об универсальности экономических законов во времени; — отрицательное отношение к направленному вмешательству в деятельность хозяйствующих субъектов. Важными дополнениями неоклассики стали оптимизационно-равновесный подход; уточнение, что «естественный порядок» есть «нормальные условия» долгосрочного периода; признание допустимости корректирующего вмешательства государства для исправления «провалов» рынка. Концепции, отвергавшие предпосылку о рациональном эгоисте-индивиде и настаивавшие на исторической (эволюционной или революционной) динамике экономических отношений и активности государства и/или иных общественно-ориентированных организаций (марксизм, историческая школа, социал-реформизм, институционализм), остались боковыми направлениями экономической науки. Макроэкономика, возникнув как обоснование направленного вмешательства государства на краткосрочные экономические изменения, признанные следствием сбоев рыночного равновесия, заметно повысила «инженерную», прикладную составляющую экономической науки, но оставила в силе «постулат рационального максимизирующего поведения экономических агентов» (Ф. Модильяни). Возникшее противоречие в «асимметричном подходе» (О. Ж. Бланшар) между рациональностью агентов и неспособностью обезличенных рынков достигнуть краткосрочного равновесия без вмешательства государства привело к кризису господствовавшего кейнсианско-неоклассического синтеза, атакованного неолибералами. Но предложенные «новой классической» макроэкономикой модели, отрицавшие государственную активность и практическое значение делового цикла, разошлись в начале XXI в. не только с «точкой зрения инженерии» (Н. Г. Мэнкью), но и с реальностью. В мэйнстриме снова усилилась волна кейнсианства, решительно отклоняющаяся на этот раз от предпосылки рациональности. Но эта волна, возникшая не вдруг (см. главу 28) и породившая такие новые направления, как информационная и поведенческая экономика (см. главу 29), не единственная в поисках новых оснований экономической науки. Нерешённость проблемы долгосрочных экономических изменений и многообразные эффекты несовершенства рынков стимулируют развитие альтернативных течений экономической мысли, некоторые из которых объединяются в пока недостаточно оформленное институционально-эволюционное направление (см. главу 30). ГЛАВА 28. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ СПОРЫ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ Слово метод, в обыденной речи синоним «способа делания», в своих греческих корнях (μέθοδος = μέθ- + οδος) скрывает значение «путь вслед за чем-либо», а специальное учение о методе — методология — отсылает к философии и истории науки. Большинство экономистов скептически или даже неприязненно относится к методологии, а для студентов методологические вопросы относятся к числу самых скучных и противных. Однако интерес к методологии, к эпистемологическим (связанным с философской теорией познания) основаниям экономической науки всегда возрастает в её кризисные периоды, когда ветшают и дают трещины прежние теоретические конструкции, перестающие быть надёжным «маяком» или «парусом» среди «волн» хозяйственной деятельности и «ветров» науки. Среди основных проблем, к которым в таких ситуациях возвращаются экономисты: — границы предмета экономической науки; — соотношение в ней нормативного и позитивного элементов; — выбор науки, являющейся примером-эталоном для экономической теории. ^ 28.1. «Длинные волны» в экономической методологии. В методологических традициях экономической науки можно выделить примерно 60-летние интервалы, образующие своего рода «длинные волны» методологических подходов. В течение первой половины каждого интервала завершалось методологическое самоопределение новых направлений, кативших экономическую теорию до следующей волны. Поворотными пунктами, откуда исходил методологический «накат», были: 1750-е гг. — решительный разрыв с меркантилизмом (Д. Юм, физиократы) и закладка основ либеральной политической экономии как науки о «естественном порядке вещей»; 1810-е гг. — окончательное отделение либеральной политической экономии от экономической политики (Ж.-Б. Сэй), демонстрация возможностей дедуктивного метода (абстракции Д. Рикардо) и «раскол либерализма» с попыткой С. Сисмонди преобразовать политэкономию в теорию благотворительности; 1870-е гг. — разрыв с классической теорией ценности; стартовые «залпы» маржиналистской революции и вхождение методов дифференциального исчисления в экономический анализ, основанный на модели рационального гедониста-максимизатора; одновременно — консолидация исторической школы, отстаивавшей множественность мотивов хозяйственной деятельности и эмпирико-статистический подход; 1930-е гг. — формирование мэйнстрима; структурирование предмета экономической науки на неоклассическую мИкроэкономику и кейнсианскую мАкроэкономику; интеграция в равновесный экономический анализ математических моделей, основанных на обработке эмпирических статистических данных; 1990-е гг. — рост неудовлётворённости излишней формализацией мэйнстрима, равновесным анализом и постулатом экономической рациональности индивида; развёртывание дискуссий о парадигмах экономической науки, поиски её эпистемологических и психологических оснований. Отметим «наложение» на выделенные поворотные пункты таковых же в особом пути развития экономической теории марксизма и социализма, а также сравнительной теории экономических систем. В 1870-е гг. К. Маркс завершил рукопись «Капитала» ( 2 и 3 тома), а Ф. Энгельс выдвинул идею политэкономии в широком смысле как теории различных экономических систем. В 1930-е гг. сложилась догматическая «марксистско-ленинская» формационная политэкономия, основанная на концепциях «общего кризиса социализма» и «победы социализма в СССР». В 1990-е гг. она обвалилась, но осталась проблема сравнительного анализа экономических систем (различные институциональные модели капитализма, страны с «развивающимися рынками» и т.д.) ^ 28. 2. Предмет и метод экономической науки: к истории вопроса. Политическая экономия — наука о «естественном порядке» и умножении богатства наций. Господствовавшая в течение полутора веков доктрина торгового баланса исходила из того, что обогащение нации возможно только за счёт других наций (захват силой, неэквивалентная внешняя торговля, контроль над обменом) и активным государственным привлечением благородных металлов в страну (таможенные тарифы; поощрение мануфактурной промышленности для сбыта товаров более ценных, чем сырые продукты). Но из описания механизма валютного перелива Д. Юмом (1752) и физиократической теории богатства Ф. Кенэ (1758) вытекали выводы о бесполезности и даже вредности (отвлечение ресурсов от единственно производительного сектора хозяйства — земледельческого) меркантилистской политики. И Юм, и школа Кенэ оказали прямое влияние на А. Смита, который в «Теории нравственных чувств» (1759) изложил основы философии гармоничного «естественного порядка», согласующего человеческие интересы. Позднее (1776) Смит развил эту философию в доктрину «естественной» гармонии экономических интересов в деятельности по умножению богатства в совокупном труде нации и взаимовыгодной торговле (сравнительные преимущества) с другими нациями. Так сложилось классическое понимание предмета политической экономии, полемически заострённое против меркантилизма и превосходно «схваченное» А. С. Пушкиным: «Как государство богатеет, / И чем живёт, / И почему / Не нужно золота ему/ Когда простой продукт имеет». ^ Политическая экономия — теория ценности и наука о распределении богатства наций. А. Смит шёл преимущественно путём индукции — построения системы категорий политической экономии на обобщении фактов, включая исторические. В противоположность этому Д. Рикардо (1817), по его собственным словам, «придумывал яркие примеры» для логического построения теории трудовой ценности и сравнительных преимуществ наций. Он опирался, таким образом, на дедуктивный метод, оформив политическую экономию в науку, основанную на аналитических абстракциях. По-другому Рикардо подошёл и к пониманию предмета политической экономии, сместив акценты на распределение растущих доходов между основными классами общества. Наконец, Рикардо наряду с Ж.-Б. Сэем (1815) утвердил понимание классической политической экономии как науки, — выводящей универсальные «естественные законы», применимые ко всем временам и народам, — выдвигающей «естественным» принципом экономической политики свободу от вмешательства государственной власти — свободную конкуренцию. Разногласие между Рикардо и Сэем пролегло по вопросу о распределении доходов в условиях свободной конкуренции: там, где Сэй видел «естественную» гармонию интересов, Рикардо обнаружил классовые конфликты. Но оба считали, что режим свободной конкуренции как наилучший для накопления капитала является «естественным законом». Предложение Сисмонди (1819), видевшего, как и Рикардо, конфликт экономических интересов, ограничить свободную конкуренцию и ввести в предмет политической экономии благотворительность, было отвергнуто. ^ Политическая экономия и социология: позитивизм и марксизм. Систематизатор классической политической экономии Дж. Ст. Милль стал автором первой специальной работы о методе политэкономии (1836). Милль был не только политэкономом, но и философом-логиком, и не только учеником Рикардо, но и современником и последователем француза Огюста Конта (1798 — 1857), автора «Курса позитивной философии» (1830 — 1842). Выдвинув концепцию позитивного знания как высшей стадии умственного развития человечества (сменяющей стадии религиозную и метафизическую), Конт, во-первых, сформулировал критерий «равнения» философии и общественных наук на точное естествознание; во-вторых, положил начало социологии как науке, изучающей общественные институты в статике и динамике и завершающей «лестницу наук»; в-третьих, выступал за «позитивную политику» правительства для поддержки солидарности в обществе против разобщённости и противоборства частных интересов.  Сочетая модель хозяйственного индивидуализма классической политэкономии (интерес в увеличении собственного богатства как движущий мотив) с позитивизмом Конта, Милль сформулировал такие методологические принципы, как этическая нейтральность экономической науки (подобно естественным наукам), её дедуктивный характер, а также дуализм законов производства (где всецело господствует частный интерес) и законов распределения (где возможно реформирующее воздействие). К. Маркс, рассматривавший свою критическую систему категорий как завершение классической политэкономии и одновременно последовательное проведение диалектико-материалистического метода, резко отрицательно оценивал позитивизм и буржуазный реформизм Конта — Милля. Но Маркс также отрицательно отнёсся к историческому методу в германской политэкономии, предложившей сделать предметом экономической науки не универсальные «естественные законы» производства и распределения богатств, а развитие «национальных производительных сил» (Ф. Лист) или «народных хозяйств» с присущими им национальными особенностями (В. Рошер¹¹⁸). Определивший предмет политэкономии как производственные отношения, Маркс считал неизбежными различия в методе исследования, но в силу не национальных, а классовых различий. В России, где марксистская политэкономия имела наибольшее влияние, оно отчасти объяснялось тем, что система «Капитала» была выстроена дедуктивным (хотя и отличным от рикардовского) методом, отвечавшим стремлению усвоить категории западной науки. В то же время историзм Маркса позволял российским политэкономам не пренебрегать опытом хозяйства своей страны, ещё недавно бывшей крепостнической и, следовательно, не соответствовавшей универсальности «естественных законов». Однако историзм в марксистском варианте стал в России не единственным: были и те, кто сочетал его с подходом исторической школы (И. И. Иванюков), или прямо примыкал к последней (И. И. Янжул). Сложилось и своеобразное понимание (В. А. Милютин, А. Н. Миклашевский) политэкономии как части более широкой науки об обществе, построенной на историческом методе, — социологии. К. Маркс вследствие отрицательного отношения к позитивизму никогда не употреблял термин «социология». Но материалистическая (или экономическая) интерпретация истории, неразрывная с «пролетарской» политэкономией Маркса, была широко признана как социологическая концепция. Можно сказать, что марксизм возник не только как продолжение-критика диалектической немецкой философии, классической политэкономии и утопического социализма, но и как противоположность позитивизма и буржуазного реформизма Конта — Милля. ^ Маржиналистская революция и «спор о методах». «Маржиналистская революция», изменив конфигурацию предмета политэкономии в сторону большего значения потребления и обмена сравнительно с производством и распределением, сопровождалась, как было рассмотрено в главе 17, «спором о методах». Он вышел за пределы Германии и Австрии. Кембриджский профессор Дж. Н. Кейнс, отец будущего «архитектора макроэкономики», в трактате «Предмет и метод политической экономии» (1891) главные методологические принципы исторической школы определил так: — этический подход: классификация мотивов человеческой деятельности, оценка их сравнительного достоинства, выработка стандарта справедливого распределения богатства; — междисциплинарный подход, обусловленный взаимозависимостью между экономическими и другими сторонами человеческой деятельности; — индуктивный подход, подчёркивающий важность исторического статистического материала. Маржиналисты противопоставили этим подходам соответственно — этическую нейтральность; — принятую априори, исходя из немногочисленных фактов о человеческой природе, модели «экономического человека», управляемого только одним мотивом расчётливого стремления к богатству и максимизирующего собственную полезность; — дедуктивный подход, основанный на методе изолирующей абстракции экономических явлений от других сфер общества. К пунктам, выделенным Дж. Невиллом Кейнсом, надо добавить ещё один, получивший позднее название «холистического подхода», «холизма» ( от греч. ὅλος или англ. hole — «целый, цельный»). Г. Шмоллер рассматривал народное хозяйство, нацию как целостности, первичные по отношению к индивиду. Противоположная позиция методологического индивидуализма отделила маржиналистов не только от исторической школы, но и от марксистов и классиков (а также физиократов и меркантилистов); впоследствии неоавстрийская школа вообще отрицала реальность таких категорий, как «общество», «классы» и т. п. ^ Методологические расхождения внутри маржинализма. Дж. Невилл Кейнс определил предмет позитивной политической экономии как исследование единообразий, а нормативной — как определение идеалов; он также выделил искусство формулирования экономических предписаний, настаивая на том, что изучение экономических законов или единообразий не зависит от нравственной оценки явлений и формулирования практических предписаний. В ходе «спора о методах» К. Менгер выдвинул положение, исходное для расхождения австрийской школы с другими школами маржинализма, — отрицание позитивистского критерия научности по образцу точного естествознания. Эта позиция, обусловившая неприятие австрийской и затем новоавстрийской школой математизации экономической науки и концепции экономического равновесия, прошла через весь ХХ век и получила особо значительное продолжение в критике «сциентизма» Хайеком (см. главу 25). ^ Внутри же неоклассического направления также возникло разногласие — по поводу науки, на которую следует ориентироваться экономической теории. А. Маршалл считал, что это скорее биология, а Л. Вальрас — механика. В неоклассическом синтезе возобладал вальрасианский подход. Затронутые Маршаллом вопросы эндогенного роста (возрастающая отдача) и неэгоистических мотивов экономического поведения не были учтены при формализации «чистой» политической экономии, основанной на предпосылке экзогенно заданных эгоистических предпочтений поведения и принятии общего равновесия как нормального состояния в конкурентной экономике, где агенты заключают контракты, располагая полнотой информации. По определению ведущего российского экономиста-методолога Олега Ананьина, неовальрасианство (доведённое усилиями в первую очередь П. Самуэльсона и Ж. Дебрё до высокой степени математической элегантности) свело основания «правильного» способа восприятия экономических явлений к 3 базовым постулатам, или «трём Р»: рациональность — рынок — равновесие¹¹⁹. Они стали, образно говоря, методологическими «тремя китами» «чистой» политической экономии ХХ в., вскоре отказавшейся от прилагательного «политическая». ^ 28.3. Рост научного знания и проблема оценки теории. Постулат экономически рационального поведения. Лапидарную маржиналистскую формулировку предмета экономической теории предложил в «Эссе о природе и значении экономической науки» (1932) английский приверженец австрийской школы Л. Роббинс: поведение человека, определяющего соотношение между своими целями и ограниченными ресурсами, допускающими альтернативное употребление. Роббинс утверждал, что теория должна быть построена на основе базовых постулатов, выведенных интроспективно (из здравого смысла, без эмпирической проверки) и основным постулатом провозгласил «элементарный факт», что «индивиды способны проранжировать свои предпочтения определённым образом и действительно делают это». Примыкая к априоризму австрийской школы, Роббинс настаивал, что гораздо важнее подчёркивать различия между естественными и общественными науками, чем сходства между ними, и отрицал прогнозирование на основе количественных оценок, макроэкономическое целеполагание и моделирование, внесённые в экономический анализ кейнсианством. Напротив, Дж. Р. Хикс, который ввёл в общее употребление термин «неоклассическая теория», обновил ТОЭР лозаннской школы и заложил основы кейнсианско-неоклассического синтеза, разработал математический инструментарий экономической теории как теории взаимосвязи отдельных рынков. Однако теория ценности и капитала Хикса, по его собственным словам, была логическим анализом системы частного предпринимательства, игнорирующим какие бы то ни было институциональные воздействия на эту систему. Частное предпринимательство же подразумевало рациональное, максимизирующее прибыль поведение при заданной структуре предпочтений экономических агентов. Таким образом, противоположное отношение к формализации экономического анализа не исключало общности базового постулата экономически рационального поведения. Он задал стандарт маржиналистским течениям вплоть до конца ХХ в., соединившись в мэйнстриме с аксиомой общего равновесия, что дало набор предпосылок о хорошей совместимости индивидуальных решений. ^ Критерий рационального поведения в научном познании. Годы экономической «высокой теории» (1920 — 30-е гг.), оформившей современный микро- и макроэкономический анализ, были одновременно периодом поиска отвечавшей ХХ в. «научной философии», в разработке которой главную роль играл Венский кружок, включавший таких учёных, как физики и философы-неопозитивисты М. Шлик и Р. Карнап, великий математик К. Гёдель и энциклопедист О. Нейрат. Венский кружок выдвинул принцип верификации (от лат. verificatio — «доказательство»), согласно которому всякое научное знание о мире должно быть сводимо к совокупности «протокольных» предложений, фиксирующих данные «чистого» опыта. В противовес Венскому кружку австрийский философ (позднее живший в Англии) Карл Раймунд Поппер (1902 — 1994) в трактате «Логика и рост научного знания» (1934) обосновал принцип «фальсифицируемости» (опровержимости) как критерий демаркации (отделения) знания, относимого к науке, от знания религиозного и метафизического. Согласно общей концепции Поппера, которую он назвал «критическим рационализмом», любое научное знание принципиально гипотетично («мы не знаем, мы только предполагаем»), и обоснование научной теории (т.е. рациональное поведение в научном познании) должно стремиться не к выявлению окончательных «сущностей» («эссенциализму»), а к определению критериев предпочтительности одних гипотез сравнительно с другими. Принцип фальсифицируемости Поппера («фальсификационизм») утверждает, что наука — это совокупность гипотез и моделей, которые могут быть в принципе опровергнуты эмпирической проверкой. Факт, опровергающий теорию, является основанием для её признания неверной; но никакое количество эмпирических подтверждений не является основанием для признания теории истинной, поскольку не может быть уверенности в том, что в дальнейшем не будут обнаружены факты против этой теории. Науку характеризует метод формулирования и проверки утверждения, а не заверения в истинности знаний; а предмет философии науки составляет методология истинности оценки научных теорий. Формулировка утверждений в такой форме, что опровержение принципиально возможно, была объявлена Поппером признаком ненаучности («религиозной» или «метафизической»), характерной для концепций, претендующих на непогрешимость, — вроде марксизма или психоанализа. «Ультраэмпиризм» против априоризма. Вхождение попперовского критерия фальсифицируемости в дебаты экономистов началось с книги англичанина Теренса Хатчисона (1912 — 2007) «Значение и базовые постулаты экономической теории» (1938). Хатчисон делил все утверждения на тавтологические, которые допускают любое мыслимое состояние мира, и эмпирические, которые исключают, по крайней мере, некоторые состояния. В довольно резком тоне Хатчисон характеризовал большинство экономических утверждений как тавтологические призывал к формулировке проверяемых эмпирических гипотез. Кроме того, будучи приверженцем реформаторских идей Дж. М. Кейнса, Хатчисон был убеждён в первоочередности практической функции экономической науки. Хатчисон бросал вызов субъективистскому априоризму австрийской школы, достигшему крайнего выражения в «праксиологии» Мизеса и в отрицании макроэкономических агрегатов, эконометрики и количественной оценки экономических прогнозов. С ответом выступил Фриц Махлуп (1902 — 1983), охарактеризовавший позицию Хатчисона как «ультраэмпиризм» — «программу, которая начинается скорее с фактов, чем с предпосылок». В статье «Проблема подтверждения в экономической теории» (1955) Махлуп отвергал какой-либо смысл проверки (путём, например, опроса большого числа покупателей и предпринимателей) постулатов рационального и максимизирующего поведения. Однако Махлуп допускал возможность эмпирической проверки «гипотез низшего уровня», например, утверждения о том, что снижение учётной ставки процента центральным банком ведёт к расширению кредитно-банковской деятельности. Таким образом, возможна непрямая проверка теории как целого. ^ Инструментализм и структура предпосылок экономической теории. В книге М. Фридмена «Очерки позитивной экономической науки» (1953) центральное место заняла статья «Методология позитивной экономической науки», принципиальная для дискуссии между «априористами» и «эмпиристами». В противовес одним Фридмен утверждал, что только фактические данные способны показать, полезны ли категории «аналитической системы упорядочивания» для анализа определённого класса конкретных проблем; в противовес другим — что обобщающий характер теории требует таких исходных предпосылок, проверка реалистичности которых не представляется возможной. Сам Фридмен сформулировал для «позитивной», свободной от оценочных (социально-этических) суждений, экономической науки критерий надёжности прогноза при соблюдении требования логической строгости теории как языка анализа: «единственно уместная проверка правильности гипотезы — это сравнение ее прогнозов с действительностью». С критерием прогностической (предсказательной) способности для оценки теории «позитивная экономическая наука» Фридмена вошла в давнюю научно-философскую традицию инструментализма — позиции, считающей достаточным для теории достигнутое благодаря ей удобство в ориентации среди явлений окружающего мира, без претензий на проникновение в их сущность. Постулаты рациональности и максимизирующего поведения Фридмен интерпретировал как модельные конструкции, облегчающие выполнение цели получения прогнозов. То есть предпосылка о том, что индивиды рационально стремятся к максимизации ожидаемой прибыли — не утверждение, объясняющее природу фирмы, а предположение, что именно такое поведение единственно даёт возможность выживать в конкурентной борьбе. Отрицая возможность прямой проверки предпосылок экономической теории, Фридмен тем не менее допускал использование предпосылок в качестве косвенной проверки теории, подразумевая, что предпосылки, опровергнутые эмпирическими данными, могут быть приняты с изменением границ области применения теории. Дальнейшее обсуждение этой проблемы вело к постановке вопроса о разноуровневости предпосылок, для каждой из которых реалистичность выглядит различной. Ф. Махлуп в «Очерках экономической семантики» (1963) классифицировал предпосылки на 1) базовые постулаты (в данное время не подвергаются проверке); 2) эвристические принципы, служащие удобными ориентирами в ходе анализа; 3) процедурные правила — решения о тех аналитических процедурах, которым мы будем следовать; 4) «полезные выдумки», позволяющие рассуждать по схеме «как если бы». Структуризация предпосылок экономической теории подготовила экономистов-методологов к восприятию «утончённого фальсификационизма», выдвинутого Имре Лакатосом (Лакатошем, 1922 — 1974) из ЛШЭ, английским философом венгерского происхождения. «Нормальная наука» и научно-исследовательские программы. В работе «Фальсификация и методология исследовательских программ» (1970) И. Лакатос переосмыслил жёсткий фальсификационизм К. Поппера и оспорил концепцию Т. Куна о «нормальной науке» как господстве одной парадигмы, которое завершается «кризисом», после чего устанавливается новая парадигма. Лакатос обосновал концепцию конкуренции исследовательских программ как движущей силы развития науки, и предложил новый критерий демаркации между «зрелой наукой», состоящей из исследовательских программ, и «незрелой наукой», состоящей из «затасканных образцов» проб и ошибок. Существованием исследовательских программ Лакатос объяснял непрерывность развития науки. Каждая научно-исследовательская программа (НИП) включает «жёсткое ядро» — совокупность утверждений, признанных неопровержимыми всеми участниками НИП, — и «защитный пояс» вспомогательных гипотез, принимающий на себя бремя всех эмпирических проверок и контраргументов. «Защитный пояс» может полностью заменяться, если это требуется для обеспечения защиты «жёсткого ядра»; с разрушением же «жёсткого ядра» вся НИП сходит с исторической арены. «Защитный пояс» охватывает «позитивную эвристику» и «негативную эвристику»¹²⁰. «Позитивная эвристика» состоит из предположений, обеспечивающих прирост фактического знания за счёт предсказательной силы НИП и направленных на развитие «опровержимых» вариантов. Пока программа даёт прирост знания, работа учёного в её рамках рациональна: теоретики предвидят возможные «аномалии» (опровержения) и улучшают исходные гипотезы. «Негативная эвристика» направлена на противоречащие НИП контрпримеры, их устранение за счёт опровержения исходных положений «опровергающих» данных. Благодаря «защитному поясу» «жёсткое ядро» как «методологическое решение приверженцев» комбинируется со вспомогательными предпосылками для формирования конкретных проверяемых теорий, которые зарабатывают НИП её научную репутацию. НИП проходит стадии прогресса и деградации. В прогрессивной стадии главную роль играет позитивная эвристика; увеличивается эмпирическое содержание защитного пояса; теория динамично улучшается, объясняет всё больше фактов и позволяет предсказывать ранее неизвестные. Деградация начинается, когда основная масса усилий вынуждена направляться не на развитие гипотез, а на опровержение контрпримеров; «защитный пояс» разбухает от гипотез, слабо связанных с «жёстким ядром», и в какой-то момент («пункт насыщения») «распадается», не в силах «переварить» все контрпримеры. Тогда на смену существующей программе приходит альтернативная. Концепция Лакатоса послужила вдохновляющим источником для целого ряда новых интерпретаций истории науки. Автор концепции «научных революций» (см. главу 16) Томас Кун (1922 — 1996) указал, что его и Лакатоса подходы имеют много общего: «жёсткое ядро», успешная работа в «защитном поясе» и деградация — это близкие аналоги «смены парадигм». Главное различие состоит в том, что парадигма подразумевает господство единственной НИП, пока она успешно предсказывает и объясняет новые факты. Кун назвал эту ситуацию «нормальной наукой». Возникновение и увеличение числа аномалий — необъяснимых фактов — приводит к кризису парадигмы и появлению альтернативных теорий, одна из которых занимает место новой парадигмы. Концепция НИП допускает длительное сосуществование соперничающих теорий. Применительно к экономической науке этот феномен был рассмотрен виднейшим историком экономической мысли Марком Блаугом (р. 1927) — голландцем по происхождению, большую часть жизни проведшим в Англии и США. ^ Исследовательские программы в экономической науке: пример макроэкономики. В книге «Методология экономической науки» (1980, 2-е изд., 1992) Блауг рассмотрел кейнсианство и монетаризм как конкурирующие исследовательские программы в макроэкономике. Кейнсианство как прогрессивная НИП предсказало и объяснило такие новые факты, как 1) мгновенный мультипликатор расходов, превышающий единицу (независимо от того, частные это расходы или государственные, инвестиционные или потребительские); 2) существенные различия в предельной склонности к потреблению в зависимости от дохода (так что перераспределение дохода способно увеличить совокупный спрос); 3) низкая чувствительность к ставке процента у инвестиций и очень высокая — спроса на деньги; 4) снижение средней склонности к потреблению в обществе по мере роста национального дохода. Неокейнсианские модели роста, инвестиционного портфеля и т.д. были «позитивной эвристикой». Контрпримерами, на которые была направлена «негативная эвристика», стали в 1950-е гг. противоречия между данными об отношении сбережений к доходу, полученными на основе единовременных выборок и на основе временных рядов (первые показывали убывающую, вторые — постоянную среднюю склонность к сбережению), а в 1960-е — «петляние» кривой Филлипса. Монетаризм выступил новой прогрессивной НИП, предсказавшей такие новые факты, как 1) ограниченность краткосрочным периодом эффекта воздействия на реальный выпуск от управления спросом; 2) способность снизить безработицу в долгосрочном периоде только политикой, влияющей на предложение; 3) излечение от инфляции неуклонным соблюдением монетарного правила. В статье с характерным названием «После кейнсианской макроэкономики» в сборнике под не менее характерным заглавием «После кривой Филлипса» (1983) Лукас и Сарджент назвали стагфляцию «эконометрическим провалом»¹²¹ кейнсианско-неоклассического синтеза. Однако первоначальные эмпирические достижения монетаристов и «новых классических макроэкономистов» сменились плохими результатами в 1980 — 1990-е гг., и главным образом политические факторы поддерживали позиции этой деградирующей НИП, провалом которой стал мировой финансовый кризис 2008 — 2009 гг. В то же время возрождение кейнсианства в XXI в. является предусмотренным концепцией Лакатоса примером того, что в отдельных случаях исследовательская программа может пережить свой внутренний кризис и снова давать научные результаты; таким образом, с позиций роста научного знания оказывается рациональной верность учёного даже деградирующей НИП. Современное возрождение кейнсианства связано прежде всего с поведенческой макроэкономикой (см. главу 29), возникшей благодаря новым методологическим основаниям экономической науки. ^ Исследовательские программы в экономической науке: пример микроэкономики. «Лакатосианские очки» (выражение М. Блауга) оказались не столь эффективны при взгляде на микроэкономику, где их «стёкла» были направлены прежде всего на неоклассический методологический индивидуализм. Его крайнее выражение — «экономический империализм» Г. Беккера — был критически рассмотрен Блаугом. Ученик Лакатоса по ЛШЭ Спиро Латсис, сын крупнейшего магната-судовладельца Греции и ныне владелец многомиллиардного состояния, применил методологию НИП для противопоставления двух теорий фирмы — господствующей неоклассической и альтернативной поведенческой. В статье «Ситуационный детерминизм в экономической теории» (1972) Латсис отождествил «жёсткое ядро» неоклассической микроэкономики с такими предпосылками, как 1) максимизация прибыли; 2) полнота информации; 3) независимое принятие решений; 4) совершенные рынки. На этих предпосылках Джордж Стиглер (1910 — 1991) из Чикагской школы, ученик Ф. Найта и член общества «Мон Пелерин», пытался построить экономическую теорию информации. В статье «Экономическая теория информации» (1961) Стиглер свёл информационную проблему в экономике к снижению степени неопределённости (неинформированности) в результате некоторых расходов индивида-потребителя на наблюдения на рынке конкретного продукта, чтобы в условиях разброса (дисперсии) цен сэкономить, приближаясь к самой низкой цене. Каждое наблюдение требует времени, и издержки поиска информации можно считать приблизительно пропорциональными числу выявленных продавцов, поскольку покупатель тратит время на этот поиск. Поиск информации, таким образом, рассматривается как составная часть максимизирующего поведения: если стоимость поиска равна своей предельной выгоде для покупателя, то достигнут оптимальный уровень наблюдения. В контексте идентификации продавцов и их цен как издержек-выгод поиска экономической информации Стиглер затронул такие явления, как реклама и репутация. Он считал возможным провести «полную аналогию между взаимодополняющим спросом на информацию и комфорт и взаимодополняющим спросом на товары и услуги по их доставке», поскольку «для большинства людей усвоение информации не является лёгкой или приятной задачей», и они согласятся платить больше за информацию, представленную в развлекательной форме рекламных шоу. Что касается репутации, то она является средством устранения неопределённости относительно качества, и увеличивает (либо сокращает) цену, поскольку позволяет экономить на поиске информации. Стиглер соглашался с определением своего приятеля Фридмена, что супермаркет, например, — это учреждение, которое ищет товары высшего качества и гарантирует их хорошее качество. Проблемы поиска выгодных направлений инвестирования и выбора наёмными работниками занятий, отрасли и предприятия Стиглер уподоблял идентификации продавцов и их цен потребителем. Его экономическая теория информации, таким образом, была сведéнием выбора в условиях неопределённости к общему случаю неоклассической модели выбора в условиях определённости, без учёта динамики методов производства и потребительских вкусов. Однако дальнейшее развитие экономической теории информации пошло в направлении отказа от неоклассических постулатов и формирования альтернативных НИП. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Блауг, М. Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют. — М. : НП «Журнал Вопросы экономики», 2004.

2. Роббинс, Л. Предмет экономической науки // THESIS. Вып. 1. 1993.

3. Фридмен, М. Методология позитивной экономической науки // THESIS. Вып. 4. 1994.

ГЛАВА 29. ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ ЭКОНОМИКА И ИНФОРМАЦИОННАЯ ПАРАДИГМА «Отток» экономистов от неоклассических постулатов рациональности, максимизации прибыли и конкурентного равновесия к началу XXI века не привёл к научно-исследовательским программам, сопоставимым по масштабу и влиянию с кейнсианской или неолиберальной. Однако можно говорить о нескольких новых направлениях, которые методологически ориентированы на психологию и теорию информации как новые ориентиры для развития экономической теории. ^ 29. 1. Концепция ограниченной рациональности и поведенческая микроэкономика. Концепция ограниченной рациональности Г. Саймона. Наиболее влиятельным критиком предпосылки о рациональном экономическом агенте-максимизаторе во второй половине ХХ в. был Герберт Саймон (1916 — 2001). Многосторонний учёный (социология, политология, философия науки, когнитивная психология, искусственный интеллект, деловое администрирование и госуправление), он стал профессором Высшей школы администрирования при Технологическом институте Карнеги (с 1949), а затем (с 1967) — профессором кафедры вычислительной техники и психологии Университета Карнеги — Меллона в Питтсбурге. Славу Саймону принесла книга «Управленческое поведение: исследование процессов принятия решений в административной организации» (1947). В этом труде, признанном «классикой менеджмента», Саймон впервые выдвинул три теоретико-методологических положения, ставшие основой поведенческой теории фирмы, возникшей как корректива к неоклассической микроэкономике в рамках теории менеджмента: 1) принимаемые в сфере бизнеса решения могут быть лишь ограниченно рациональными, поскольку у экономических агентов нет достаточных когнитивных ресурсов для обработки имеющейся информации во всей её полноте и расчёта всех вариантов выбора; 2) хозяйствующие субъекты стремятся не максимизировать прибыль, а добиться некоторого варианта решения, который обеспечит «достаточное удовлетворение» (satisficing, от satisfy — «удовлетворять» и suffice — «достаточный») — приемлемый, но не обязательно максимальный результат; 3) поскольку для принятия решения индивидам приходится искать ответы сразу на несколько вопросов, то сокращается внимание, уделяемое отдельным проблемам; некоторые решения являются шаблонными или интуитивными, для других организации используют специальные методы. Чтобы справиться со сложностью окружающего мира, организации прибегают к разделению принятия решений между разными специалистами, связанными горизонтальной и вертикальной координацией. Кроме того, организации заменяют абстрактную цель максимизации прибыли более конкретными подцелями, достижение которых можно контролировать. Но в результате внимания, уделяемого подцелям, возникают основные конфликты в организациях. Руководители, выполняющие различные функции, по-разному интерпретируют основные аспекты принятия управленческих решений; эти различные интерпретации во многом являются результатом различий в ходе профессионального обучения и опыта. Таким образом, процесс принятия решений не является независимым. Проблема согласованного решения была позднее рассмотрена Саймоном в специальной монографии, написанной вместе с его учеником Алленом Ньюэллом (1927 — 1992), с которым они много лет работали над созданием искусственного интеллекта. ^ Поведенческая теория фирмы. Развитие теории фирмы на основе концепции ограниченной рациональности и достаточного удовлетворения Г. Саймона вылилось в целое направление, получившее название школы Университета Карнеги — Меллона. Главным вкладом школы стала книга Дж. Г. Марча и Р. М. Сайерта «Поведенческая теория фирмы» (1963). Книга стала продолжением трактата «Организации» (1958), написанного Марчем вместе с Саймоном. Позднее Джеймс Гарднер Марч (р. 1928) перешёл в Стэнфордский университет, тогда как Ричард Майкл Сайерт (1921 — 1998) надолго стал президентом Университета Карнеги — Меллона (1972 — 1990). На этом посту он с успехом применил свои теоретические наработки: университет вступил в период необычайного научно-организационного роста. Разработанная Марчем и Сайертом концепция была альтернативной по отношению к базовым методологическим предпосылкам неоклассической теории фирмы: 1) о выборе наилучшей из возможных альтернатив; 2) о единоличном принятии решений; 3) о стабильности и чёткой определённости предпочтений. Авторы обосновывали подход к фирме как к организации, которая является средоточием многосторонних противоречивых интересов и использует для осуществления действий в условиях ограниченной рациональности правила и процедуры решения относительно выбора приемлемого уровня и последующего внимания к целям. Фирма была представлена как модель изменяющихся многоцелевых коалиций интересов, в которых господствуют взгляды и предпочтения доминирующей в настоящий момент группы лиц, принимающих решения. Цели фирмы являются не данностью, а результатом переговоров как внутри заинтересованных групп, так и между ними. Коалиция может иметь интересы как в фирме, так и вне её; она может включать в себя администрацию, акционеров и государственных агентов, равно как и подразделения внутри организации. Эти ограничения рационального действия различными способами влияют на процессы принятия решений. Поведение фирм в условиях ограниченной рациональности характеризуется решением четырех основных организационных задач: 1) квазиразрешение конфликта посредством локальной рациональности, подразумевающей, что организация разбивается на отдельные подразделения и каждое из них устанавливает ограниченный набор целей; 2) уклонение от неопределённости посредством последовательности соглашений между подразделениями и с субъектами внешней среды (планы, стандартные процедуры действия, соблюденией отраслевых традиций); 3) проблемный поиск, направленный на идентификацию слабых мест, открывающих новые возможности для организации; 4) организационное обучение (не аналогично процессу индивидуального обучения), обеспечивающее адаптивное поведение в соответствии с опытом решённых задач, по результатам анализа действий других организаций, концентрации внимания на определённых элементах внешней среды. Марч и Сайерт применили в своём исследовании новый эмпирический метод — case studies: анализ документации, глубокие интервью и прямые наблюдения за процессом принятия решения в нескольких крупных фирмах. Концепция ограниченной рациональности завоевала признание, а поведенческая теория фирмы установила стандарты дальнейших исследований экономических организаций. Однако она не достигла той чёткости процедур, которые отличают неоклассическую микроэкономику, поэтому не смогла вытеснить её как исследовательская программа. ^ 2. Психология и поведенческая экономика. Психология и поведенческая экономика: предыстория. Попытки использовать достижения психологии для создания более реалистической модели экономического поведения, предпринятые в конце XIX в. (отсылки к закону Вебера — Фехнера при обосновании предельной полезности) и в начале ХХ в. (использование «гормической психологии» У. Мак-Дугалла в теории инстинктов и институтов Т. Веблена), не увенчались успехом. Оригинальные психологические концепции М. И. Туган-Барановского (классификация потребностей — см. главу 12) и А. А. Богданова (характерология¹²²) не только не были замечены современниками (и потомками тоже), но и не получили никакого применения в трудах самих этих российских политэкономов. Книга «Экономическая психология» (1902) известного французского социолога Г. Тарда (1843-1904) не вызвала никакого интереса у экономистов; влияние книги с тем же заглавием (1966) французского экономиста Пьера-Луи Рейно (1908 — 1981) ограничилось небольшим кругом его соотечественников. Психологизм Дж. М. Кейнса почти «выветрился» в дальнейших макроэкономических моделях. По словам российского исследователя моделей «экономического человека» Владимира Автономова, «несколько поколений экономистов последовательно выталкивали всякую психологию за пределы чистой экономической теории»¹²³. Однако в середине ХХ в. возникли два направления, которые привели к возникновению поведенческой экономики, основанной на достижениях современной психологии. Первое направление выросло из новой ветви психологии — когнитивной психологии (от лат. cognitio — «знание, познание»), начало которой положила встреча в Массачусетском технологическом институте (11 ноября 1956 г.) с участием Г. Саймона, А. Ньюэлла, лингвиста Н. Хомского и нескольких психологов. Отправным пунктом когнитивной психологии, принципы которой были впервые систематично изложены американским психологом немецкого происхождения У. Найссером в 1967 г., стала аналогия между преобразованием информации в вычислительном устройстве и осуществлением познавательных процессов у человека («метафора мозг — компьютер»). Одним из первых обобщений было введённое американским психологом Л. Фестингером понятие «когнитивного диссонанса» (1962) — рассогласования имеющегося у субъекта опыта с восприятием актуальной ситуации. Другое направление основал американец венгерского происхождения Джордж (Дьёрдь) ^ Катона (1901 — 1981) из Мичиганского университета. Поведенческая теория потребления: Мичиганская школа. Дж. Катона опирался на понятие «дискреционный», но не применительно к макроэкономической политике, а применительно к потребительским расходам. Он выделил дискреционные (в противоположность обязательным) виды покупок, решения по поводу которых (например, о приобретении благ длительного пользования) принимаются относительно редко. На эти решения влияют не только объективные факторы (доходы, процент по потребительскому кредиту), но и совокупность психологических переменных, которые Катона назвал промежуточными (intermediate) в том смысле, что всякое воздействие объективных экономических факторов на потребление и сбережение идет лишь через них. Для измерения промежуточных психологических переменных (к которым относятся мнения, настроения, ожидания, притязания — все субъективные факторы воплощения объективной покупательной способности человека в реальные покупки) Катона разработал (1952) индекс потребительских настроений, определяемый на основе массовых опросов, проводимых Институтом социальных исследований Мичиганского университета. Величина индекса определяется как средняя арифметическая из долей положительных ответов опрашиваемой выборки на пять вопросов, касающихся финансового положения семей в настоящий момент по сравнению с прошлым годом и на следующий год; перспектив экономического положения страны через год и через пять лет («лучше или хуже?»), а также условий, сложившихся для покупок товаров длительного пользования («Хорошее ли сейчас для этого время?»). Аналогичный индекс стал применяться с начала 1990-х гг. и в Российской Федерации¹²⁴. Катона критиковал за игнорирование промежуточных переменных макроэкономическую теорию потребления (начиная с Кейнса), рассматривавшую потребительские расходы непосредственно как функции доходов, ставок процента и других «объективных» переменных. Но на промежуточные переменные, а через них — на дискреционные потребительские расходы — воздействуют не только экономические, но и политические (войны, выборы) и другие факторы, значение которых для действий человека зависит от его внутреннего состояния. В книге «Психологическая экономика» (1975) Катона предложил концепцию циклического поведения потребителей, увлекаемых массовыми волнами оптимизма или пессимизма к дискреционным расходам на бытовые товары длительного пользования, сроки службы которых определяются не столько физическим, сколько моральным износом, причём очень большую роль играют соображения престижа и «уровень притязаний»¹²⁵. Индекс потребительских настроений, предложенный Мичиганской школой, стал использоваться в системе циклических индикаторов Национального бюро экономических исследований США и в других странах. «^ Парадокс Алле» и теория перспектив Канемана — Тверски. В наибольшей степени оформлению поведенческой экономики как нового направления в экономической теории способствовала деятельность израильско-американских психологов Амоса Тверски (1931 — 1996) и Даниэля Канемана (р. 1934). Их статья «Теория перспектив: анализ решений в условиях риска» (1979) стала самой цитируемой из работ, помещённых в международном журнале «Econometrica». Она показала плодотворность применения когнитивной психологии для поиска новых оснований экономической теории. Эксперименты, проведённые двумя коллегами-психологами, позволили предложить объяснение парадокса, сформулированного в том же журнале «Econometrica», но на 26 лет раньше, французским экономистом Морисом Алле (р. 1911) в статье «Поведение рационального человека перед лицом риска: Критика постулатов и аксиом Американской школы» (1953). Под «американской школой» Алле понимал в данном случае теорию ожидаемой полезности фон Неймана — Моргенштерна, согласно которой рациональный индивид, выбирая наиболее желательную из рисковых альтернатив (распределений вероятностей на множестве денежных выигрышей) стремится максимизировать ожидаемое значение своей полезности. Алле провёл следующий эксперимент. Лототрон содержит 1 красный шар, 89 белых и 10 голубых. Игрокам предлагается поучаствовать в двух лотереях, выбрав в каждом случае один из двух билетов. Доходы, в зависимости от цветов и билетов, таковы: Лотерея 1

Цвета	Красный (1/100)	Белый (89/100)	Голубой (10/100)
Билет А	1 миллион	1 миллион	1 миллион
Билет В	ничего	1 миллион	5 миллионов

Лотерея 2

Цвета	Красный (1/100)	Белый (89/100)	Голубой (10/100)
Билет С	ничего	ничего	5 миллионов
Билет D	1 миллион	ничего	1 миллион

Согласно постулатам неоклассической теории и гипотезы ожидаемой полезности фон Неймана — Моргенштерна, игроки предпочтут либо билеты В и С (максимизация потенциальных доходов), либо билеты А и D (минимизация риска). Но в действительности абсолютное большинство выбирают билет А в лотерее 1 и билет С в лотерее 2. Алле с помощью категории математического ожидания объяснил это тем, что после того, как в первой лотерее люди выбирают A, психологический барьер (в варианте B) нулевого исхода устраняется в лотерее 2; игроки меняют стратегию. Таким образом, предпочтения при выборе между прибылью и риском неустойчивы. Канеман и Тверски в ходе серии экспериментов объяснили парадокс Алле на основе допущения, что предпочтения являются «контекстно-зависимыми». Индивиды, принимающие решения, меняют «неприятие риска» на «обращение к риску» (или наоборот), поскольку не оценивают рационально величину полезности конечных состояний своих активов. Процесс принятия решений в ситуациях, когда приходится выбирать между альтернативами, сопряжёнными с риском, состоит из двух фаз: «редактирования» и «оценки». Смысл первой фазы в приведении выбора к некоторому порядку, упрощающему оценку, которая даётся на второй фазе относительно некоторой точки отсчёта («якоря»). На оценку влияет асимметрия реакции на изменение благосостояния: степень удовлетворения человека от приобретения, например, 100 долл. гораздо ниже степени расстройства от потери той же суммы («неприятие потери»). Поэтому большинство людей отказывается от игры с одинаковыми возможностями выигрыша и проигрыша, за исключением тех случаев, когда перспектива выигрыш сулит вдвое больше, чем возможный проигрыш. Наконец, люди по-разному реагируют на эквивалентные (с точки зрения соотношения выгод и потерь) перспективы в зависимости от того, уже потеряли они или выиграли. «Эффект якоря». Значение для выбора людей первоначально полученной точки отсчёта (якоря), в сторону которой сдвигается оценка вероятности положительного результата, было показано Канеманом и Тверски в серии экспериментов, носивших эмоционально нейтральный характер. Испытуемых, например, просили назвать число африканских государств, входящих в ООН, задавая диапазон правильного ответа (от 1 до 100). Но прежде чем звучал вопрос, перед респондентом вращали рулетку, на которой выпадало случайное число из заданного диапазона. Ответы, как правило, зависели от выпавшего числа: если рулетка останавливалась на 10, то средний ответ был 25, а если на 65 — то 45¹²⁶. «Эффект якоря» означает чрезмерную зависимость решений от сиюминутных обстоятельств, влияния услышанных историй или происшествий недавнего прошлого. Экономист из Йельского университета Роберт Шиллер (р. 1946) в ставшей бестселлером книге «Иррациональное изобилие» (Принстон, 2000) описал «эффект якорей» на финансовых рынках, понимая под «якорями» различные «психологические вехи», влияющие на курсы акций — недавнее относительное падение, юбилейный показатель индекса Доу — Джонса и т.п. ^ Опровержение «теоремы Коуза». Теория перспектив стала началом исследовательской программы Канемана — Тверски по исследованию многочисленных «эвристик и отклонений» индивидуальных решений и наблюдаемого поведения от стандартной модели рационального «экономического человека»-максимизатора. Одним из наиболее значительных новых фактов стало эмпирическое опровержение «теоремы Коуза» в эксперименте, где испытуемых — студентов Корнельского университета (Итака, штат Нью-Йорк) — разделили на две группы. Одной из них вручили кружки с символикой университета (самого молодого из входящих в элитную т. н. «лигу плюща»), которые в близлежащем магазине продавались за 6 долларов. Обладатели кружек имели возможность продать свои кружки тем, кому кружки не достались. Владельцы кружек сообщали организаторам минимальную цену, за какую они готовы уступить их, а потенциальные покупатели — максимальную цену, за какую готовы были купить; рыночная цена формировалась как точка пересечения получившихся линий спроса и предложения. Так как исходное распределение кружек было случайным, кривые спроса и предложения должны бы были быть симметричными, а значит, согласно теореме Коуза, примерно половина тех, кто получил кружки, должны бы были их обменять на более высокие суммы. Однако объёмы реальных торгов оказались в три-пять раз ниже, а средние цены спроса и предложения различались более чем в два раза. В то же время в аналогичном эксперименте, где вместо кружек вручались права на денежные выигрыши, статистика сделок была близка к предсказанной «теоремой Коуза». Вывод, сделанный из этого эксперимента, получил название эффекта наделённости: сам факт обладания вещью повышает её ценность в глазах владельца, блокируюя возможность обмена даже там, где чётко определены права собственности и нулевые трансакционные издержки. «Предсказуемая иррациональность»? На рубеже XX — XXI вв. признание поведенческой экономики выразилось в присуждении Д. Канеману — психологу! — Нобелевской премии по экономике (за 2002 г.) и в появлении в американских университетах должности «профессор поведенческой экономики». Такую должность, в частности, получил в МТИ Дэн Ариели, автор книги «Предсказуемо иррационален: Скрытые силы, влияющие на наши решения» (2008). Будучи по основной специальности маркетологом, Ариели собрал много фактов, свидетельствующих об иррациональности поведения потребителей, но в то же время об умелом практическом использовании этой иррациональности фирмами. Сам он провёл несколько экспериментов, один из которых ярко продемонстрировал эффект «бесплатного завтрака» — иллюзию получения чего-то нужного даром. В холле большого общественного здания были предложены на продажу шоколадные конфеты: элитные швейцарские «трюфели» Линдт — по 15 центов — и сверхмассовые американские «поцелуи» Херши — по 1 центу. Каждый покупатель мог приобрести только одну конфету, и большинство (почти 3/4) «клюнуло» на престижные швейцарские. На следующий день цену на них снизили до 14 центов, а хершевские конфетки предлагали бесплатно. И доля выбиравших их подскочила почти до 7/10! Другой пример квазирационального потребительского поведения составляют «антиприманки». В США в конце ХХ в. были в моде домашние автоматы для выпечки хлеба. Модель, предложенная фирмой Уильямс-Сонома за 275 долл. не пользовалась особым спросом, но после консультаций с маркетологами фирма выпустила на рынок такую же машину размером побольше и вдвое дороже. Продажи не изменившихся машин первой серии резко возросли. Настаивая вслед за Тверски и Канеманом на контекстно-зависимом характере выбора альтернатив, Ариэли приходит к выводу, что экономическое поведение, хотя и не является рациональным, но не является и хаотичным — подчиняется определённым моделям и может быть статистически предсказуемо. ^ 29. 3. Информационная парадигма в экономической теории: К. Эрроу, Дж. Акерлоф, Дж. Стиглиц. Возникновение экономической теории информации. Понятие информации (буквально «осведомление, разъяснение, изложение», от лат. informare — придавать форму) приобрело общенаучный статус в самой середине ХХ в. после выхода (1948) книг профессоров Массачусетского технологического института Н. Винера «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине» и К. Э. Шеннона «Математическая теория связи». Начало приложению теории информации к экономической деятельности было положено Джейкобом Маршаком (1898 — 1977) в статье «К экономической теории организации и информации» (1954). Маршак, в юности участвовавший в революционных событиях в России как социал-демократ (1917 — 1919), после эмиграции на Запад (в Германию, а в 1933 — в и США) примкнул к линии О. Нейрата — О. Ланге в полемике с «доктриной неосуществимости социализма» австрийской школы. Обе стороны рассматривали относительные цены как основной источник экономической информации. Считая, что организации смогут лучше рыночного механизма определить цены, необходимые для экономического расчёта, Маршак пытался дополнить «решение Ланге — Лернера» концепцией обработки и передачи ценовых сигналов внутри групп (команд). ^ Информационное общество. С начала 1960-е годов стала завоевывать признание трактовка информации как ресурса, имеющего всевозрастающую экономическую ценность. Фриц Махлуп (1902 — 1983), ещё один американизовавшийся представитель новоавстрийской школы, опираясь на методологию Хайека, в книге «Производство и распространение знаний в США» (1962) ввёл понятия «индустрия знаний» и «информационное общество». Махлуп выделил 5 групп информационного сектора, долю которого в ВНП США оценил на тот момент в 29%: 1) образование; 2) НИОКР; 3) СМИ; 4) информационная техника; 5) информационные услуги. Концепция информационного общества, в котором информация превращается в основной ресурс, а индустрия знаний — в доминирующий сектор экономики, была подхвачена социологами — как североамериканскими, так и европейскими и японскими (Д. Белл, Ф. Умесао, Й. Масуда, Т. Стоуньер, М. Кастельс и др.). Экономист и бизнесмен М. Порат предложил (1977) классификацию экономически значимой информации. Он выделил три важнейшие категории: 1) финансовая, бухгалтерская, инвестиционная информация; 2) культурно-образовательная и развлекательная информация; 3) ноу-хау, управленческие и консалтинговые услуги. Но, как подчёркивал Кеннет Эрроу, один из ведущих теоретиков кейнсианско-неоклассического синтеза, информация — особый товар; её «неуловимый» характер «предполагает, что она в значительной степени не соответствует общепринятым предпосылкам продаваемости товаров». ^ Информация и провалы рынка. К. Эрроу в статьях «Экономика благосостояния и аллокация ресурсов для изобретений» (1962) и «Неопределённость и экономика благосостояния в здравоохранении» (1963), а позднее в книге «Очерки по теории принятия рискованных решений» (1971), исследовал роль неопределённости и информации в экономике в контексте проблемы провалов рынка. Эрроу выделил два особых случая таких провалов. Первый — исследования, одна из главных форм производства информации. Здесь продукт имеет не только необычные свойства как товар, но и подвержен возрастающей отдаче в потреблении, так как новые идеи, однажды разработанные, могут использоваться снова и снова, не будучи израсходованными. Кроме того, существуют трудности рыночного контроля, поскольку затраты воспроизводства намного меньше, чем производства. Второй — информационное неравенство, когда одна из сторон в сделке — либо продавец, либо покупатель — обладает бóльшим количеством информации, чем другая. Эрроу рассмотрел информационное неравенство на примере медицинского обслуживания и страхования. Пример ситуации, когда продавец знает больше покупателя и пользуется этим, — назначение избыточного лечения. Пример обратной ситуации, когда покупатель знает больше, чем продавец, — страхование жизни. Вывод, сделанный Эрроу: обезличенная система ценовых сигналов не даёт полной информации о действительности. Этим обусловлено формирование различных общественных институтов, укрепляющих нерыночные, доверительные отношения. Их экономическое значение заключается в создании гарантий поведения, которое иначе страдало бы от чрезмерной неопределённости и провалов рынка. ^ Информационная асимметрия. Проблема информационного неравенства и обусловленных провалов рынка стала центральной в работах американских экономистов Джорджа Акерлофа (р. 1940) и Джозефа Стиглица (р. 1943). Однокашники по магистратуре МТИ в 1960-е гг., они через 30 с лишним лет вместе получили Нобелевскую премию по экономике (2001) за «анализ рынков с асимметричной информацией», причём Акерлоф озаглавил свою Нобелевскую лекцию «Поведенческая экономика и экономическое поведение», а Стиглиц — «Информация и смена парадигмы в экономической науке». Понятие асимметричная информация (информационная асимметрия) стало широкоупотребительным после вызвавшей сенсацию статьи Акерлофа «Рынок «лимонов»: неопределённость качества и рыночный механизм» (1970). В США «лимонами» называют подержанные («выжатые», как лимон), уценённые автомобили. По их внешнему виду трудно определить степень износа, а продавец не станет в деталях информировать о ней покупателя. Но если так, сделал вывод Акерлоф, то на рынке «лимонов» будет действовать отрицательный отсев: хорошие машины останутся в руках покупателей, а плохие вновь вернутся на рынок для перепродажи. В конце концов рынок будет разрушен — на нём останутся лишь потрёпанные плохие машины, которые никто не буде покупать. Модель рынка «лимонов», построенная Акерлофом, была абстрактной. Но позже эмпирические исследования полностью подтвердили его выводы, и в экономической теории утвердилось понятие «рынки с неблагоприятным отбором», или «отбор наихудших» (adverse selection); сам Акерлоф обозначил это явление как «обобщённый вариант закона Грешема». Стиглиц предложил рассматривать асимметрию информации о качестве различных товаров, включая рабочую силу, о качестве здоровья при страховании, о перспективах инвестиционных проектов как основу новой парадигмы в отличие от неоклассической, которая ограничивала внимание «единственной информационной проблемой — проблемой редкости». ^ 29. 4. Асимметричность информации и поведенческая макроэкономика. Нежелательный отбор. «Рынок лимонов» — отнюдь не самый драматичный случай «нежелательного отбора». Дж. Акерлоф привёл пример с трудностью приобретения медицинской страховки для лиц старше 65 лет. Её цена не возрастает в такой степени, какая соответствовала бы повышенному уровню риска, поскольку в этом случае страховые взносы согласны платить лишь те, у кого явные (для них самих) проблемы со здоровьем, т.е. страховка им наверняка понадобится. Другой пример — сельское ростовщичество в Индии, которое Акерлоф наблюдал, будучи в этой стране в 1960-х гг. В то время как ставки процента в городских банках составляют 6—10%, деревенские ростовщики берут 15—25, иногда даже 50%. Объяснение этого кажущегося парадокса в том, что ссуда предоставляется лишь если кредитор лично знает заёмщика и имеет возможность принудить его к выполнению условий займа. Любой посредник, который попытался бы играть на разнице между процентными ставками ростовщиков и городского банка, неизбежно столкнулся бы с недобросовестным поведением тех, кто не возвращал бы займы. Дж. Стиглиц обратил внимание, что «нежелательный отбор» на кредитных рынках в условиях неполной информации описал ещё А. Смит: если бы ставка процента была поднята до чрезмерно высокого уровня, то большая часть денег попала бы в руки расточителей и прожектёров — единственных, кто был бы готов платить высокий процент. Трезвые люди, готовые отдать за использование денег не более, чем часть того, что они могут получить в результате использования этих денег, не будут участвовать в такой конкуренции. Наличие нежелательного отбора стало одним из оснований для лучшего понимания «адекватной роли государства» (Стиглиц). Информацию можно рассматривать, по мнению Стиглица (прямо противоположному новоавстрийской школе), как во многих отношениях общественное благо: её предоставление новому лицу не уменьшает её количества для других. Рынок же нередко не обеспечивает достаточного предложения информации, также как он не создаёт достаточного количества других общественных товаров. ^ Асимметричность информации при найме. Работодатели при найме на работу нередко отказываются брать представителей национальных меньшинств, полагаясь в условиях неполноты информации на критерий национальной принадлежности как на показатель образовательной подготовки и способностей работника. Однако дискриминация по национальному признаку ставит меньшинства перед выбором самоотождествления: с доминирующей культурой, в которой стать полностью «своим» едва ли удастся, зато наверняка станешь «чужим» по отношению к семье, друзьям и т.д.; или с «контркультурой», толкающей к разрушительному поведению. Последствия «миноритарного самоотождествления» с «контркультурой» — преступность, наркомания, алкоголизм, внебрачные дети и т.д. Акерлоф оспаривает вывод о политике «сдерживания» преступности ужесточением наказаний, который следует из «экономического империализма» Беккера, поскольку тюрьма сама по себе есть школа контркультурного самоотождествления и плодотворная почва для будущих преступлений. Рекомендации Акерлофа сводятся к мерам по принятию образовательного сертификата в качестве показателя способностей работника независимо от национальной принадлежности и к социальным профилактическим программам (легкодоступное лечение наркозависимости; общественные работы для «уличных» подростков; улучшение школьного образования в районах проживания нацменьшинств). ^ Теория поощрительной заработной платы. В полемике с монетаристской концепцией «естественной нормы безработицы» Акерлоф и Стиглиц уделили пристальное внимание новой интерпретации категории вынужденной безработицы. По их мнению, на решения работодателей об установлении размера заработной платы влияют неформальные нормы и правила в распределении трудовых обязанностей и полученных доходов, а также инсайдерство — предпочтение тех, кто уже входит в персонал фирмы, «чужакам», которые только претендуют на получение рабочего места в данной фирме. Эти соображения диктуют более высокий уровень зарплаты, чем минимум, способный привлечь работников. Такая поощрительная зарплата является дисциплинирующей мерой, но рабочие места рационируются, и некоторые работники не могут получить их. ^ Иррациональность и «поведенческая макроэкономика». Наряду с рынком рабочей силы центральное внимание Акерлоф и Стиглиц уделяют рынку ценных бумаг, доказывая неприложимость к нему постулата о максимизирующем рациональном поведении. По мнению Акерлофа и Стиглица, это хорошо понимал Кейнс, чья «Общая теория» стала крупнейшим вкладом в поведенческую экономику. Но теоретики неоклассического синтеза «укротили» кейнсианскую теорию, переведя её в гладкие макроэкономические модели. Создание новой поведенческой макроэкономики Дж. Акерлоф и Р. Шиллер связывают с интеграцией в макроэкономический анализ пяти «иррациональных духов» — доверия, справедливости, недобросовестности, денежной иллюзии и «историй» (склонности людей принимать решения на основе не экономических расчётов, а «историй-якорей»). ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Автономов, В. С. Человек в зеркале экономической теории. — М.  : Наука, 1993.

2. Акерлоф, Дж. «Рынок «лимонов»: неопределённость качества и рыночный механизм» // THESIS. Вып. 5. 1994.

3. Акерлоф, Дж. , Шиллер, Р. Spiritus Animalis, или Как человеческая психология управляет экономикой и почему это важно для мирового капитализма. — М. : ООО Альпина Бизнес Букс, 2010.

4. Белянин, А. Дэниел Канеман и Вернон Смит: экономический анализ человеческого поведения // Вопросы экономики. 2003. № 1.

5. Канеман, Д., Тверски, А. Рациональный выбор, ценности и фреймы // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 4.

6. Саймон, Р. Рациональное принятие решений в бизнесе // Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Т. V. Всемирное признание. Лекции нобелевских лауреатов. Кн. 1. Отв. ред. Г. Г.Фетисов. — М. : Мысль, 2004.

7. Сапир, Ж. Экономика информации: новая парадигма и её границы // Вопросы экономики. 2005. № 10.

8. Стиглиц, Дж. Информация и изменение парадигмы в экономической науке // ЭКОВЕСТ. 2003. Т. 3, №3.

^ ГЛАВА 30. ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭКОНОМИКА И ПОИСКИ НОВОЙ ТЕОРИИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ Несмотря на возникшее ещё в XIX в. взаимовлияние политической экономии и эволюционной биологии, эволюционная экономика как самостоятельная научная дисциплина выделилась только к концу ХХ в., дистанцировавшись от мэйнстрима и вобрав элементы различных традиций экономической мысли прошлого, особенно «старого» интитуционализма и длинноволновой динамики. Эволюционный подход был применен к одной из основополагающих для современного экономического анализа предметных областей — поведения фирмы в конкурентной среде, а также к долгосрочным процессам технико-экономического и институционального развития. ^ 30. 1. Идеи эволюционизма в истории экономической мысли. Эволюционизм как научно-философский принцип. Употребление слова «эволюция» в более широком смысле, чем его изначальное значение в латинском языке (evolutio — развёртывание манускрипта; от evolvere — раскручивать, открывать, раскладывать) началось в XVIII в., но его всеобщее распространение — продукт торжествующего естествознания второй половины XIХ в., когда идея постепенного развития и усложнения, переходящего в видоизменение, преобразила науки о Земле (биология, геология) и стала путеводной для наук о человеке и общественных учреждениях. Эволюционный принцип в науке стал подразумевать поиск закономерностей перехода одних форм (главным образом, биологических или социальных) в другие. Были сформулированы три общих признака эволюции: 1) новое состояние заменяет собой предшествующее в том же самом предмете или субъекте (трансформизм); 2) новые состояния возникают в процессе превращения однородного в разнородное (дифференциация); 3) новые состояния являются результатом отбора конкурирующих форм (селекционизм). Эти признаки, с одной стороны, были уточнением обиходного понятия «развитие»¹²⁷; с другой стороны, — корректировкой философской идеи «прогресса». Трактовка эволюции могла быть двоякой: как переход к новому состоянию, более совершенному в количественном или качественном отношении, чем предыдущее, т.е. как прогресс (позиция эволюционной школы в этнографии); и как изменение, не подразумевающее сравнительной оценки высоты ступеней развития. Как «манифест» эволюционизма в науке и философии, помимо воли автора, был воспринят трактат Ч. Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора» (1859). Главными пропагандистами эволюционизма стали германский биолог Э. Геккель и английский философ и социолог Г. Спенсер, причём, как уже было сказано (глава 15), они выступили как идеологи социал-дарвинизма, направленного против социалистических учений и проповедовавшего расовое и экономическое неравенство как «закон природы». ^ Эволюционизм и марксизм. Несмотря на антисоциалистические выводы самых влиятельных эволюционистов, К. Маркс и Ф. Энгельс с энтузиазмом восприняли дарвиновскую концепцию естественного отбора как объяснение целесообразности форм, подводящее естественнонаучную основу под материалистическое понимание истории. Однако, с одной стороны, с эволюционным принципом постепенности вступал в противоречие диалектический принцип революционного «скачка», отделивший от марксистов тех, кто был согласен с рассмотрением изменений в производственных отношениях как основы эволюции форм в обществе. С другой стороны, если Маркс ненавидел Мальтуса за его теорию перенаселения, то Дарвин прямо заимствовал мальтузианскую формулу «борьбы за существование» и приписывал ей едва ли не главное значение в оформлении своей концепции. Некоторые видные последователи Маркса (К. Каутский, А. Богданов) существенно изменили оценку фактора народонаселения, а С. Булгаков пришёл к «ревизионистскому» выводу, что Марксом осталось непонятым значение роста населения как могучего фактора экономической эволюции. В российской политической экономии, испытавшей значительное влияние Маркса, понятие эволюционизм употреблялось как синоним «историзма» (в широком смысле, включая марксистский). Оценка экономических категорий (капитал, прибыль, заработная плата, рента) как эволюционных, меняющихся во времени, противополагалась их внеисторической трактовке классической школой. Такой подход выражен в трудах крупнейшего на рубеже XIХ — ХХ вв. российского специалиста по истории экономической мысли, профессора Юрьевского университета Александра Николаевича Миклашевского (1864 — 1911). Однако его обширный трактат «История политической экономии: Философские, исторические и теоретические начала экономии XIX века» (Юрьев-Дерпт, 1909) полностью игнорировал «маржиналистскую революцию». ^ Эволюционизм и маржинализм. Теория общего экономического равновесия и англо-американский маржинализм задали статический стандарт неоклассической экономической теории, перешедший в формализованные микро- и макроэкономические модели. Хотя А. Маршалл не раз подчёркивал, что экономический анализ должен «становиться более биологическим по тону» и не сводиться к механической статике, сам Маршалл ограничился подчёркиванием постепенности, взяв в качестве эпиграфа афоризм «природа не делает скачков», а также введением категории «репрезентативная фирма». Её можно рассматривать как аналогию введенному Э. Геккелем понятию «онтогенез» — совокупность преобразований, претерпеваемых отдельным организмом от рождения до конца жизни. Но до аналогии «филогенезу» (развитие во времени биологического вида или общности организмов более высокой степени) у Маршалла дело не дошло, а категория «репрезентативная фирма» была отброшена в ходе становления концепции несовершенной конкуренции. Австрийская школа, дистанцировавшаяся от статичного механицизма неоклассики, выдвинула в лице К. Менгера «органический» подход, близкий к таковому в эволюционной концепции Г. Спенсера. Спенсер рассматривал эволюцию общества как процесс, разложимый на ряд более простых эволюционных процессов, в которых всегда обнаруживается прагматическое действие личной инициативы, личной энергии и личного влияния отдельных деятелей или групп. Этим действиям, побуждаемым стремлением к собственной выгоде и ведущим к «спонтанному сотрудничеству», Спенсер придавал решающее значение в хозяйственном и интеллектуальном прогрессе, противопоставляя их действиям государства. Менгер в качестве примера прагматического, «органического» результата «спонтанного сотрудничества» вследствие индивидуальных действий приводил деньги. Он трактовал возникновение денег как процесс «естественного отбора» (без участия государства) товара из тех, что обладают наибольшей ликвидностью, транспортабельностью, прочностью и делимостью. Эта идея Менгера стала отправным пунктом «эволюционной эпистемологии» Хайека (см. главу 25). ^ Эволюционизм и критика принципов равновесия и оптимизации. В начале ХХ в. новые рубежи эволюционизма в биологии открылись с возникновением генетики и учения о мутациях (от латинского mutatio — «изменение») — резких случайных изменениях наследственных свойств организма. Основоположник мутационной теории голландец Х. Де Фриз сначала (1903) предположил, что мутации являются главным фактором эволюции, а естественный отбор играет подсобную роль. Но с развитием генетики в 1920 — 1930-е выяснилось, что стойкими, закрепляемыми в потомстве, могут быть лишь небольшие мутации, закрепляемые естественным отбором в наследственной конституции организма — генотипе. Й. Шумпетер, выдвинувший в «Теории экономического развития» (1912) концепцию инноваций как случайных изменений хозяйственного кругооборота, нарушающих равновесное состояние, через 30 лет отождествил предпринимательство с процессом экономической мутации, который «непрерывно революционизирует экономическую структуру изнутри, разрушая старую и создавая новую» («Капитализм, социализм и демократия»). В своей последней книге «История экономического анализа» Шумпетер охарактеризовал экономическую эволюцию как процесс, включающий феномены, которые делают экономический процесс неравновесным. В узком смысле это -рост показателей; в широком — изменения «институтов, вкусов или технологического кругозора». Одновременно другой австро-американский экономист, Герхард Тинтнер (1883 — 1967), в статье «Вклад в нестатическую теорию производства» (1942) утверждал, что вследствие несовершенства предвидения и неспособности человека решать сложные задачи со многими переменными нельзя анализировать поведение фирм, исходя из предпосылки максимизации прибыли. В условиях неопределённости каждому возможному выбору соответствует не один единственный результат, а распределение потенциальных результатов. Опираясь на выводы Тинтнера, А. Алчиян в статье «Неопределённость, эволюция и экономическая теория» (1950) предложил заменить неоклассический принцип оптимизации принципом естественного отбора в системе («лесу») «безличных сил рынка», где полученная положительная прибыль является условием выживания. При этом экономические агенты не столько руководствуются принципом максимизации прибыли, сколько адаптируются с помощью имитации и метода проб и ошибок. А. Алчиян заявил, что имитация, инновация и положительная прибыль — это «экономические аналогии генетической наследственности, мутации и естественного отбора». Однако Алчиян не затронул вопроса о природе технологических изменений. ^ Эволюционизм и институционализм. Характер гораздо более широкий, чем у Шумпетера, критика неоклассических постулатов равновесия и оптимизации приняла у основателя американского институционализма Т. Веблена. Вникавший в новые тенденции в биологии, психологии и этнографии рубежа XIХ – ХХ вв., Веблен в своих книгах (см. главу 15) стремился сконструировать альтернативу маржиналистской модели рационального «гедониста-максимизатора» и заложить основания эволюционной экономической науки на следующих предпосылках: - разнообразие норм и стереотипов человеческого поведения (выявленное психологией и антропологией); - кумулятивный процесс формирования «инстинктов» и институтов как ответов человеческой природы на требования внешней среды, «с некоторой устойчивой последовательностью в накопленных изменениях, которая остаётся в дальнейшем»; - дихотомия материальных оснований культуры (производительные орудия и навыки) и стратификации «вызывающих зависть различий»; - конкуренция между статусными институциональными преимуществами, обусловленными прошлым, и новыми преимуществами, предоставляемыми устремлённой в будущее технологией. Концепцию эволюционного конфликта между обращёнными в прошлое институтами «церемониальными» и подрывающими их господство институтами «инструментальными» развивал вслед за Вебленом профессор Техасского университета Кларенс Эйрс (1891 — 1972). Однако его влияние, как и влияние Веблена, в основном коснулось социологов; тогда как в рамках экономической мысли воспринималось скорее как критическая риторика, малопродуктивная в сравнении с неоклассическими моделями. Заметим, что и книга Шумпетера «Деловые циклы» (1939), в которой идея экономической эволюции, движимой инновационным предпринимательством, была соединена с концепцией длинноволновой динамики, осталась на обочине кейнсианско-неоклассического мэйнстрима в «золотой век» макроэкономики 1950 — 1960-х гг. Но ситуация изменилась в кризисное десятилетие 1970-х. ^ 30. 2. Эволюционная теория Р. Нельсона и С. Уинтера: понятие «рутины». Эволюционная теория экономических изменений. Хотя последователи «старого» американского институционализма ещё в 1960-е гг. организовали Ассоциацию эволюционной науки, которая стала присуждать премию Веблена — Коммонса (первый лауреат — К. Эйрс; среди последующих — Б. Селигмен, К. Гэлбрейт, Г. Мюрдаль, Р. Тагвелл), о превращении эволюционной экономики в особый поток экономического анализа можно говорить с начала 1980-х гг. , когда вышла книга профессоров Йельского университета Ричарда Нельсона и Сиднея Уинтера «Эволюционная теория экономических изменений» (1982). Нельсон и Уинтер начали свои исследования как разработку эволюционной модели поведения фирмы. Проверке подлежали: с одной стороны, — неоклассическая модель, постулировавшая конкурентное равновесие и цель максимизации прибыли; с другой стороны, — так называемая «точка зрения Шумпетера — Гэлбрейта». Согласно последней объём инновационной деятельности фирмы растёт более чем пропорционально росту её размеров, а также увеличивается по мере концентрации отрасли (в силу того, что в условиях олигополии доминирующие фирмы увеличивают расходы на НИОКР). За плечами Нельсона было также исследование проблем экономического роста слаборазвитых стран и понятие «ловушка равновесия в условиях низкого уровня экономического развития» (1956). ^ Понятие «рутины». Центральной в концепции Нельсона — Уинтера стала категория «рутины», определённая как «сравнительно сложный образец поведения, применяемый под воздействием небольшого числа сигналов, легко опознаваемый и функционирующий в автоматическом режиме». «Рутина» — это способ обычного ведения дел. Она особенно прочна потому, что держится не только на рациональных расчётах, но и на уровне бессознательного: на системе убеждений, принятой в данной компании, на её организационной культуре. «В первом приближении можно ожидать, что фирмы в будущем будут вести себя согласно рутинам, принятым ими в прошлом». Во втором приближении можно предположить некоторое количественное изменение рутин, порождаемое взаимодействием внешних стимулов и существующих рутин. И лишь в случае чрезвычайно интенсивного давления обстоятельств фирма может пойти на упразднение прежней рутины и замены её новой. Причины стойкости рутины заключаются в том, что она представляет собой своеобразные активы фирмы, на приобретение которых были затрачены инвестиции. Заводить новые рутины достаточно накладно для фирмы и трудно её менеджеров. В результате фирме, может быть, выгоднее в условиях инфляции производить свои плановые расчёты в постоянных ценах, чем нанимать специалистов, которые помогли бы ей сыграть на изменении цен. Даже внедрение в употребление фирмами компьютерной технологии не может устранить рутины: в этом случае рутиной оказывается сама выбранная фирмой система программного обеспечения и не принимаются те новшества, которые требуют пересмотра последней. Пересмотру рутин мешает также угроза разрыва налаженных связей фирмы с ее поставщиками и клиентами (которые относятся к ее активам) и угроза конфликта внутри фирмы, между её различными подразделениями. ^ Оформление институционально-эволюционного направления. Исследуя сдерживающее действие рутин на новаторство и зависимость инновационной активности фирм от уровня текущих прибылей и трудности проникновения в отрасль, Нельсон и Уинтер назвали свой подход «шумпетерианским». Однако британский экономист Джеффри Ходжсон отметил, что их работу гораздо правильнее назвать «вебленианской», хотя Веблен, сторонник (в отличие от Шумпетера) широкого применения биологических аналогий, не был ни разу упомянут в книге. В своей книге «Экономическая теория и институты. Манифест современной институциональной экономики» (1988) Ходжсон утверждал также, что Нельсон и Уинтер недооценили значение категории рутины, сведя её к механизму передачи управленческих и трудовых умений в пределах фирмы. Однако преобладающее влияние рутинизированного поведения можно обнаружить во всех социальных институтах, в том числе в системе образования, в научном сообществе, в сфере коммунальных услуг, профсоюзах и в любых органах местного и государственного управления. Наконец, структура потребления индивидов в домашнем хозяйстве поддерживается определённым набором рутин, среди которых — эффект присоединения к большинству, эффект сноба и эффект Веблена. Эти рутины передаются от поколения к поколению, и Ходжсон сравнивает их с генами, как Нельсон и Уинтер — внутрифирменные рутины. Книга Ходжсона способствовала самоопределению институционально-эволюционного направления экономической мысли, позиционирующего себя как альтернатива равновесному неоклассическому подходу и неолиберализму и заинтересованного в интеграции элементов марксизма и кейнсианства. ^ 30. 3. Проблема «частоты» и эволюционные стратегии фирм. «Рутины» и проблема «частоты». Эволюционная теория экономических изменений обозначила проблему «частоты»: если есть набор рутин, обеспечивающих наибольшую приспособляемость применяющим их фирмам, то каков эволюционный механизм поддержания «видового» разнообразия, без которого нет развития? Возможным ответом на этот вопрос, появившимся первоначально в связи с попыткой модифицировать теорию монополистической конкуренции, может быть концепция эволюционных стратегий фирм. Её выдвинул в 1990 г. российский экономист, профессор Финансовой академии Андрей Юданов, основываясь на типологии эволюционных стратегий биологических видов, предложенной российским экологом Леонтием Григорьевичем Раменским (1884-1953). Фирмы, действующие в рыночной экономике, можно свести к четырем основным типам: — «виоленты» («сильные») — крупные предприятия, основным источником мощи которых являются высокая эффективность массового производства и низкие издержки за счёт экономии на масштабе; — «патиенты» («нишевые» производители) — специализированные предприятия, в совершенстве овладевшие искусством удовлетворять запросы потребителей в какой-либо узкой области; — «эксплеренты» («открыватели») — компании-пионеры, сделавшие ставку на открытие и создание принципиально новых продуктов и рынков; — «коммутанты» — мелкие неспециализированные предприятия, благодаря гибкости готовые включиться в любой бизнес, приносящий прибыль. «Системные вакансии» и жизненные циклы фирм. Типология фирм, предложенная Юдановым, соответствует новому пониманию механизма эволюции, сложившемуся к концу ХХ в. под влиянием учения великого русского учёного В. И. Вернадского о биосфере: естественный отбор действует в первую очередь как заполнение экологической ниши — системной вакансии. Это сходство усиливают определения, заимствованные у швейцарского эксперта по менеджменту Х. Фризевинкеля и дополняющие вышеприведенную классификацию фирм зоологическими метафорами: «хитрые лисы» (патиенты), «серые мыши» (коммутанты), «гордые львы», «могучие слоны» и «неповоротливые бегемоты» (виоленты). Для эксплерентов Юданов предложил собственную метафору «первые ласточки». В отличие от мира фауны, в мире фирм возможны превращения одних видов в другие, но не любые. Фирма-«мышь» имеет сравнительно с другими преимущества в возможности резких изменений сфер деятельности, но её подстерегает опасность стать обречённым «переростком», если не найти свою специализированную нишу, превратившись таким образом в «лису». Для «лисы» проблемой является перерастание занятой ниши — освоение массового производства; в случае успеха фирма превращается в крупную компанию-«льва». Эволюция виолентов обусловлена расширением «системной вакансии» — проникновением в новые сферы деятельности, закрепление в которых придаёт фирме устойчивость «слона»; но не исключены утрата динамизма или управляемости, а вместе с ними и прибыльности — судьба «бегемота». Значение малых фирм-эксплерентов в развитых экономиках резко возросло вследствие структурных сдвигов последней четверти ХХ в., открывших новые возможности для мелкого и притом наукоёмкого бизнеса. «Ласточки», удачно попавшие в поток прорывного научно-технического прогресса, превращаются в «львов» и «слонов», хотя большинство эксплерентов неизбежно погибает. Впоследствии Юданов применил также метафору «газели», введённую американским экономистом Д. Бёрчем для обозначения быстрорастущих фирм, создающих большинство новых рабочих мест. По мнению Юданова, подкреплённому анализом быстрорастущих фирм в российской экономике, «газели» воплощают целенаправленные механизмы в экономической эволюции; основатели таких фирм сознательно ищут перспективную нишу («прогнозная среда»), накапливают ресурсы и не щадят сил для её занятия (адаптация к реальной среде), ускоряя распространение удачных рутин по всей экономике. ^ 30. 4. Концепции технико-экономической эволюции. Коэволюция техники и экономики? Хотя ещё Э.Геккель (1866) предложил термин экология для области, посвящённой познанию «экономики природы» — одновременному исследованию всех взаимоотношений живых организмов и их сообществ между собой и с окружающей средой, лишь через столетие эта область эволюционной биологии стала весомой и звучной для науки и общественности («экологическая тревога»). К этому времени экология выработала понятие коэволюции (1964) — совместной эволюции видов, взаимодействующих в экосистеме таким образом, что изменения, затрагивающие какие-либо признаки особей одного вида, приводят к изменениям у другого или других видов. Эта категория является многообещающей для исследований долговременной корреляции между технологическим и экономическим развитием — проблемы, которая в истории экономической мысли была особо значимой для критических направлений — марксистского, длинноволнового, институционального. При этом Н. Кондратьев и Й. Шумпетер акцентировали прерывистый, скачкообразный характер структурно-технологических сдвигов, а марксисты и институционалисты — «первичность» технической деятельности, «производства» по отношению к деятельности по извлечению прибыли, «бизнесу». Американский экономист Дэвид Гамильтон в книге «Эволюционная экономика» (1970) напомнил о дихотомии Веблена и призвал рассматривать рынок как «продукт культуры», регистрирующий результаты естественного отбора технологий и институтов. Однако Гамильтон, как и его предшественники-институционалисты, не смог смоделировать закономерностей перехода от одного состояния технологий и институтов к другому. Построение таких моделей началось в 1970-е гг. с переоценкой оставленных мэйнстримом в «запруде» идей Шумпетера и Кондратьева. ^ Базисные инновации и «технологические паты». В 1975 г. Герхард Менш из Научного центра социальных исследований Западного Берлина выпустил книгу «Технологический пат», в которой актуализировал идею Шумпетера о том, что длинные волны экономической динамики связаны с прерывистым внедрением кластеров (от англ. cluster — скопление) крупномасштабных — базисных — технических новшеств. Технико-экономическое развитие общества Менш представил как эволюционное древо, каждая из ветвей которого соответствует либо новому продукту, либо новой технологии, либо новой организационной форме. При этом базисные технологии — это мощные ветви, которые ведут к образованию новых продуктов и новых рынков, требуют новых источников сырья и могут создавать массу принципиально новых рабочих мест, требующих существенно иной квалификации труда. За базисными технологиями и продуктами следуют улучшающие инновации, которые раскрывают все возможности базисных по таким параметрам, как удешевление, надёжность, срок годности, модификация функций. Как выяснил Менш, на протяжении 8-летнего периода (в 60 — 70-х гг.) функциональным улучшениям подверглась лишь треть выбранных для анализа товаров, но именно они стали доминирующими в предпочтениях потенциального покупателя. Но спрос на продукт уменьшается во времени в связи со снижением для потребителя его предельной полезности, а по мере того, как прогрессирует серия улучшений, каждое новое из них даёт меньший эффект, чем предыдущее. Постепенно возможность движения вперёд только за счет улучшающих инноваций, не требующих особых рисков и сосредоточения свободных денежных средств, исчерпывается. Тогда наступает пауза в поступательном экономическом развитии, требующая внедрения новых базисных продуктов и технологий. Менш назвал эту паузу технологическим патом и объяснил закономерность патовой ситуации тем, что траектория каждого цикла базисных инноваций имеет форму S-образной логистической кривой, и предшествующая кривая отнюдь не плавным образом вливается в новую. Их наложение порождает нестабильность и даже турбулентность, становится временем глубокой структурной перестройки или структурного кризиса. Динамика потоков, приливы и отливы базисных инноваций определяют изменения в экономике, выражающиеся в смене периодов роста и стагнации. Особый интерес в нелинейной модели Менша представляет сопоставление рыночной и плановой (командной) экономических систем. В рыночной экономике все инновации ограничены лимитом ресурсов рабочей силы и свободного для инвестирования капитала; явно преобладают улучшающие инновации как менее рискованные и более дешёвые. Лишь «технологические паты», из которых невозможно выйти в рамках существующей техники и данного международного разделения труда, подталкивают к кластерам базисных инноваций. Плановая экономика перенесла упор на базисные и социальные инновации, но ограничила необходимые для населения товары небольшим набором, не заботясь об их качестве и не слишком утруждая себя улучшениями. Привлекая историческую статистику важнейших изобретений и инноваций XIX и первой половины XX в., Менш спрогнозировал увеличение частоты базисных инноваций на период 1985 — 1995 гг. ^ Технико-экономические парадигмы. Модель Г.Менша «реабилитировала» и уточнила инновационно-циклическую концепцию, которую ведущие представители кейнсианско-неоклассического синтеза (П. Самуэльсон, Р. Солоу) рассматривали как неудачу Й. Шумпетера. Вслед за этим произошло и возрождение интереса к забытой гипотезе больших циклов Н. Кондратьева, которая наряду с шумпетерианской стала отправным пунктом для дальнейшего выявления закономерностей технико-экономической эволюции (или коэволюции). Исследовательская группа из университета графства Сассекс (г. Брайтон) во главе с английским экономистом левокейнсианского направления Кристофером Фрименом и его женой, уроженкой Венесуэлы Карлотой Перес, выдвинула понятие технико-экономических парадигм, смена которых определяет большие циклы. В отличие от Г. Менша, К. Фримен и К. Перес полагали, что 1) лишь базисные инновации образуют кластеры, тогда как улучшающие идут непрерывно; 2) кластеры образуются не один раз в ходе длинной волны, но её «разгоняет» совокупность нескольких кластеров — технико-экономическая парадигма (ТЭП), которая распространяется из ведущих секторов на всю остальную экономику в начале длительного подъёма (а не во время пата) и имеет свой жизненный цикл; 3) «истощение» старой ТЭП сопровождается инерцией социально-институциональных механизмов, создающей барьеры потенциальному росту новой ТЭП, из-за чего экономика впадает в кризис. Каждая технико-экономическая парадигма имеет свои «ключевые факторы», главными свойствами которых являются снижение издержек производства, неограниченное предложение и потенциальная способность диффузии в другие секторы экономики. «Другой канон»? Гипотеза об эволюционной смене технико-экономических парадигм, каждая следующая из которых зарождается ещё в фазе роста предшествующей, долгое время развивается в условиях неадекватного окружения и становится доминирующей в экономической системе лишь с преобразованием институциональной структуры, стала основой для построения эндогенных схем длинных волн на базе технических нововведений. Учёные из Международного института Прикладного системного анализа в Вене Арнульф Грублер и Негоица Накиценович предложили длинноволновую модель базисных инноваций, исходя из предпосылки об определяющем значении для ТЭП производства и потребления энергоресурсов во взаимосвязи с транспортной инфраструктурой, производством орудий труда и обрабатывающей промышленностью. Опираясь на эту модель, российские экономисты-академики Сергей ^ Глазьев и Владимир Маевский, директор Центра эволюционной экономики (основан в 1995), предложили концепцию технологических укладов (ТУ) современного экономического роста, коррелируемых с основными энергоносителями: 1) дерево — 2) уголь — 3) нефть — 4) природный газ — 5) ядерное топливо¹²⁸. Причём: — жизненный цикл ТУ довольно продолжителен; в экономике в один и тот же период времени функционирует несколько ТУ, среди которых есть доминирующий уклад с наибольшим уровнем энергетического потенциала; — новый ТУ зарождается, когда доминирующий приближается к максимально возможной степени использования своего потенциала, и рост нового ТУ начинается лишь тогда, когда возможности прибыльного инвестирования в расширение производства продукции предшествующего ТУ исчерпываются в масштабах мировой экономики. В 2000 г. 10 экономистов и социологов, включая К. Перес и Дж. Ходжсона, учредили общество «Другой канон», подразумевая укрепление традиции экономической мысли, альтернативной неоклассике. В знак признания заслуг К. Перес (с 2006 г. — профессора Таллиннского технического университета, Эстония) «Другой канон» издал сборник «Технико-экономические парадигмы» (Лондон, 2009). Лидер «Другого канона» норвежский экономист и предприниматель Эрик Рейнерт включает в число своих предшественников экономистов разных стран от А. Серра до Р. Пребиша. Основную идею «Другого канона» можно сформулировать так: обоснование государственной промышленной политики для поддержки инновационно-технологического предпринимательства в целях ускоренного развития производств с возрастающей отдачей от масштаба и соответствующей структурной перестройки национальных хозяйств. «Другой канон» противопоставляет себя неолиберализму и солидаризуется с критиками принципа сравнительных преимуществ, начиная с Ф. Листа, и концепцией импортозамещающей индустриализации¹²⁹. Критики «Другого канона» отмечают его эклектизм, характерный в целом для институционально-эволюционного направления, в том числе его представителей в России. Но сама постановка вопроса говорит о нерешённости вековых проблем, с которых 400 лет назад началась «политическая экономия»: роль экономической политики государства и причины неравенства в богатстве стран. ^ 30.5. Зависимость от прошлой траектории развития. QWERTY-эффект. Принципиальное для экономического анализа расхождение по вопросу о «провалах рынка», разведшее в разные стороны представителей «старого» (вместе с кейнсианством) и «нового» (неолиберального) институционализма, получило неожиданный новый импульс от статьи экономиста-историка из Стэнфордского университета Пола Дэвида «Клио и экономика QWERTY» (1985), в которой была поставлена проблема отбора технических стандартов. Исторические обстоятельства того, почему верхний ряд букв на клавиатуре пишущих машинок, а затем и персональных компьютеров, принял вид QWERTYUIOP, а не другую последовательность (более удобную для быстроты набора), Дэвид использовал как аргумент для вывода, что рынок может отобрать далеко не лучший технический стандарт, закрепив его в силу таких причин, как: 1) долговечность функционирования оборудования или норм; 2) техническая взаимосвязанность элементов системы; 3) эффект масштаба: 4) меняющаяся предельная отдача. Подобного рода QWERTY-эффекты были обобщены формулой «зависящая от пути развития» последовательность экономических изменений, в силу которой случайные события оказывают воздействие на окончательный, отдалённый во времени, и в итоге не самый эффективный результат. Аналогичный пример привёл другой экономист-историк, Роберт Коуэн в статье «Атомный реактор: изучение технологической блокировки» (1990). Он утверждал, что не самый эффективный стандарт «гражданского» ядерного реактора (на лёгкой воде) был принят в США как побочный результат «холодной войны», поскольку такие реакторы были сначала внедрены на атомных подводных лодках. Дискуссия вокруг экономической истории технических стандартов, рыночный отбор которых может быть неэффективным, вскоре перешла к проблематике влияния зависимости от «пути развития» (path dependence) и «блокировки» (look-in) на трудности внедрения институтов, содействующих экономическому росту. Организаторы российской дискуссии по QWERTY-эффектам (2005) профессор ГУ-ВШЭ Рустем ^ Нуреев и доктор социологических наук Юрий Латов нашли повод для оптимизма в том, что в процессах внедрения технических стандартов могут выиграть те страны, которые делают это позже (есть примеры в истории России). Однако в том, что касается отбора институтов в России, ситуация не выглядит обнадёживающей. ^ Институциональные ловушки. Российские экономисты, обратившись к проблеме зависимости от «пути развития», указали на такую разновидность «эффекта блокировки», как «институциональная ловушка» — ситуация, когда закрепившийся неэффективный институт не просто тормозит развитие, но разрушает ту систему, в рамках которой сложился и развивается. Профессор РЭШ Виктор Полтерович показал, что таким был сложившийся в постсоветской России институт бартерных расчётов. Он позволял временно решать проблемы малоэффективных предприятий, но делал невозможным сколько-нибудь серьёзную реструктуризацию производства, удерживая экономику в депрессивном состоянии вплоть до «дефолтового шока» 1998 г. Профессор ГУУ Евгений Балацкий рассмотрел институт заказных диссертаций, позволяющих получать учёные степени тем, кто почти или вовсе не участвует в подготовке таких «работ». В условиях слабого финансирования науки фактические авторы диссертаций получают дополнительный заработок, однако девальвация учёных степеней разрушает научное сообщество. Более того, в привыкших к оплаченным работам диссертационных советах утрачивается грань между заказными и оригинальными работами. И в то время как одни учёные довольствуются некоторым материальным вознаграждением за «негритянский» труд, другие лишаются возможности заслуженного морального вознаграждения за выполненную ими подлинную научную работу, которая воспринимается членами «учёных» советов не более чем как прилагательное к банкету. Зависимость экономики России от «пути развития» и «институциональные ловушки» — лишь часть злободневных проблем, поднятых институционально-эволюционным направлением, привлекающим всё большее число российских экономистов. ^ РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Балацкий, Е. В. Диссертационная ловушка // Свободная мысль — XXI. 2005. № 2.

2. Глазьев, С. Ю. и др. Длинные волны: научно-технический прогресс и социально-экономическое развитие. — Новосибирск : Наука. Сиб. отд-ние, 1991.

3. Маевский, В. И. Введение в эволюционную макроэкономику. — М. : Аспект Пресс , 1997. 

4. Менш, Г. Цунами на рынках капитала // Экономические стратегии. 2006, №1.

5. Нельсон, Р., Уинтер, С. Эволюционная теория экономических изменений. — М. : Финстатинформ, 2000.

6. Ходжсон, Дж. Экономическая теория и институты. Манифест современной институциональной экономики. — М. : Дело, 2003.

7. Эволюционная экономика // Истоки. Из опыта изучения экономики как структуры и как процесса. Под ред. Я. И. Кузьминова. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2006.

8. Юданов, А. Ю. Конкуренция: теория и практика. 3-е изд. — М. : ГНОМ и Д., 2001.