2. Сельское хозяйство. Крестьянские промыслы. Отходничество

Владимирская губерния входила в число губерний промышленного центра России. Однако по числу занятых рабочих рук первое место в ней принадлежало сельскому хозяйству.

Весь земельный фонд губернии с пашнями, лугами, пастбищами и лесами в 1887 г. составлял 4209531 дес., в том числе: пашни — 1499677 дес. (35,6%), усадьбы — 49888 дес. (1,2%), луга — 455501 дес. (10,8%), пастбища — 278099 дес. (6,6%), леса — 1567433 дес. (37,2%), прочие удобные земли — 31976 дес. (0,75%), наконец, земли, неудобные для хозяйственной деятельности - 326957 дес. (7,8% ).

Из этого фонда 1495737 дес. (35,6%) принадлежали частным владельцам, 2090775 дес. (49,7%) составляли крестьянские наделы, 427565 дес. (10,1%) - земли казны и удела, 195454 дес. (4,6%) принадлежали городам, раз­ного рода обществам и учреждениям.

Первое место среди частных землевладельцев занимали дворяне. Им принадлежала почти половина (47,4%) частной земельной собственности в губернии. Средний размер дворянских поместий в губернии — 457,6 дес. Наиболее крупные владения размещались в Меленковском уезде, где они равнялись в среднем 1041,1 дес., наименьшие — в Вязниковском (в среднем 151,7 дес.). Среди крупнейших землевладельцев значились известные ещё в прошлом веке представители титулованных дворянских родов князья Оболенские, Салтыковы, Долгоруковы, графы Орловы, Зубовы, Воронцовы, Шереметевы, дворяне-заводчики Солениковы, Мальцовы, Рамейковы, Храповицкие, помещики без титулов Поливановы, Спиридовы, Карцевы, Гореиновы и многие другие.

За дворянами следовали купцы. Они владели 25,5% частных земель. Рост купеческого землевладения с особой силой развернулся после падения крепостного права и подрыва монополии дворян на землю. К ним в первую очередь

223

отходили земли оскудевших дворян. Величина купеческих имений в среднем по губернии равнялась 577,4 дес., а в Меленковском уезде — 901,4, Покровском — 999,9 дес.

Примерно пятая часть частновладельческих земель принадлежала крестьянам. Во Владимирском уезде крестьянам принадлежало 33,2% , в Шуйском-31,7% всех частных земель. Средний размер крестьянских владений по губернии составлял 52,6 дес.

Наконец, незначительная часть частных земель (1,2%) принадлежала духовным лицам, солдатам, иностранным подданным.

Частное землевладение в целом имело отчётливую тенденцию к дальнейшему росту. Однако на протяжении всего пореформенного периода оно уступало общинному землевладению. В крестьянских общинных наделах на­ходилось свыше 80% пахотных и почти 80% усадебных земель, а у частных владельцев — лишь 15,1% пашни и 11,5% усадебной земли. Правда, в крестьянских наделах не было лесов. Они принадлежали казне и тем же дворянам и купцам.

Реформа 1861 г. сохранила общину в помещичьей деревне. Общинных порядков придерживалось также большинство бывших удельных и государственных крестьян. И дело не только в вековой общинной традиции. Община импонировала крестьянам идеями равенства и взаимопомощи, она препятствовала раскрестьяниванию деревни, стояла на страже интересов крестьян перед внешним миром. Община давала крестьянам ряд прямых хозяйственных выгод.

Важнейшая черта общины — уравнительное распределение земли. В общинах Владимирской губернии практиковались два основных вида распределения: по тяглам и по душам (м. п.). Тягло — это совокупность денежных и натуральных повинностей крестьян в пользу помещика и государства. Распределение общинных угодий по тяглам ставило размер крестьянского надела в прямую зависимость от повинностей, которые нес крестьянский двор. Обычно нормальным (полным) тяглецом считался мужчина трудоспособного возраста (от 18 до 55 лет). Подростки и старики принимались за полутяглецов или даже за

224

четверть или восьмую часть. Общинные земли различались по местоположению (дальние, средние, близкие) и плодородию (хорошие, посредственные, малоплодородные). Стремясь к равенству, община делила их на соответствующие поля и каждому тяглецу выделяла полосу в каждом поле. Надел таким образом складывался из множества мелких участков, лежавших чересполосно в разных местах. Поскольку демографическая обстановка в общине непрерывно изменялась (старели и умирали тяглецы, рождались новые души мужского пола и т. д.), постольку возникала необходимость переделов. Вокруг переделов сложился особый ритуал. Прежде всего, определялось число рабочих душ (полных тягол), полурабочих, а в некоторых селениях одна четвертая и даже одна восьмая доли работников. Затем каждое поле делилось на такое же число душевых полос. Уровняв полосы, кидали жребий. Жеребком служила деревянная палочка с особой меткой “зарубками, крестами, угольниками и т. п.”; число жеребков равнялось числу домохозяев. Жеребки складывались в шапку, откуда вынимались участниками жеребья. Первый вынутый жеребок назывался “резвым” (“первый выскочил”), владелец его получал первую по порядку полосу. Затем вынимался второй, третий и т. д. Последний жеребок назывался “леглым” (“дольше всех лежал в шапке”) Распределение по тяглу было распространено, главным образом, в бывших помещичьих селениях. В селениях же бывших удельных и государственных крестьян по традиции земля распределялась по душам. При этом виде разверстки всякая наличная душа мужского пола, независимо от возраста, получала равную долю земли Женщины любого возраста право на надел не имели. Только вдовам и одиноким бобылкам мир иногда давал усадьбы для огородов и ягодников.

Переделы бывали частными и общими. Частные производились почти ежегодно и сводились к передаче наделов от “убылых” душ к новым тяглецам. При общих переделах в перераспределение поступали все полевые угодья, а иногда даже часть усадебных земель. Общие (коренные) переделы повторялись через 9-12 и более лет. Покупные земли в передел не поступали. При переделах

225

мир зорко следил за тем, во-первых, чтобы земля не “уходила” из общины, а во-вторых, чтобы наделы не остались без плательщиков налогов (тяглецов).

Община пришла из прошлого. При некоторых положительных свойствах община с её чересполосицей, принудительным севооборотом, круговой порукой в пореформенное время превратилась в тормоз общественного прогресса. Общинное землепользование препятствовало рациональному ведению хозяйства, подрывало заинтересованность земледельца в повышении плодородия почвы, затрудняло переход от примитивного трёхполья к многопольному севообороту, плодосмену.

В первые годы после реформы сельское хозяйство губернии испытывало упадок. Помещики не смогли сразу же приспособиться к новым порядкам. Одни поспешили продать имения, а вырученные деньги промотать в столицах или за границей. Другие сдавали поместья в аренду.

Большинство помещиков средней руки продолжало хозяйствовать привычными методами. Они сдавали часть угодий своим бывшим или соседним крестьянам за отработку оставшегося барского поля. Эта отработочная система была прямым пережитком дореформенной барщины со всеми ее пороками. От старой барщины ее отличало только то, что отношения между помещиком и крестьянином теперь строились не на личной зависимости, а на договоре. Крестьяне работали со своим инвентарем и рабочим скотом, кое-как, мало заботясь о качестве и результатах своего труда, как и в старые времена. Урожай на господских полях был низким, да и тот убирался не вовремя и с большими потерями. Помещичье хозяйство хирело.

Но некоторые помещики перестраивали хозяйства на новый лад. Получив выкуп, они обращали деньги на покупку более совершенных сельскохозяйственных машин и орудий, высокопродуктивного скота и наем свободных работников. Одновременно вносились перемены в набор сельскохозяйственных культур и технологию их возделывания. Хозяйства получали рациональную специализацию. К таким хозяйствам принадлежали: имения Вески В. В. Калачова и Петровское близ Берендеева А. Александрова. Такого рода хозяйства требовали специальных

226

знании, полного и точного учета доходов и расходов, коммерческого расчета.

Крестьяне быстрее освоились в пореформенной обстановке, хотя реформа и им принесла новые бедствия. Как писал мудрый Н. А. Некрасов: “Порвалась цепь великая, порвалась расточилася одним концом по барину, другим по мужику”. Освободившись от деспотической власти помещиков, крестьяне попали под власть денег. Правда, ежегодные выкупные платежи казне были несколько меньше старого оброка помещику, но в связи с отрезками они теперь падали на уменьшившийся надел и в расчёте на десятину крестьянской земли значительно превосходили оброк. Катастрофически быстро росли недоимки по выкупным платежам и к 1881 г. превзошли треть годового оклада. К тому времени в губернии оставалось ещё более четверти (99,6 тыс.) временнообязанных крестьян. Правительство обязало их 1 января 1883 г. выйти на выкуп, понизив выкупные платежи на 1 руб. с надела.

Реформа 1861 г. сопровождалась размежеванием помещичьих и крестьянских земель. В результате его крестьяне потеряли значительную часть пастбищ и лугов, которыми они искони пользовались совместно с помещиками, что привело к падению поголовья крестьянского скота, а вместе с этим к сокращению производства удобрений (навоза) и урожайности крестьянских полей. Сбор всех продовольственных культур, включая овес и картофель, в пересчете на рожь, в 1896–1900 гг. составлял в губернии около 30 млн. пудов в среднем за год. Даже в лучшие годы, каким, например, был 1900 г., озимая рожь да­вала 52, яровые хлеба (пшеница, рожь) — 30–38 пудов с десятины, или: рожь сам-4, яровые сам-3. Благополуч­ные годы периодически сменялись неурожайными. Правда, тяжелейший для Европейской России 1891 г. оказался для Владимирской губернии не столь пагубным. В этом году озимые хлеба уродились (в среднем по губернии) сам-3, яровые сам-2,5. Было собрано около 26 млн. пудов. Особенно сильно пострадали от неурожая Муромский, Меленковский и Гороховецкий уезды, где во многих хозяйствах не удалось даже вернуть семена. Но через 10 лет постиг губернию новый неурожай. В 1901 г. уда-

227

лось собрать только 25 млн. пудов. Засуха почти сплошь уничтожила посевы Меленковского, Гороховецкого, Вязниковского и восточной части Судогодского уездов. Повсеместно пострадали луга. Сена собрали немногим более половины (30 млн. пудов) против 1900 г.

По подсчетам земских специалистов, даже в средние по урожайности годы Владимирской губернии только на продовольствие не хватало 6-10 млн. пудов хлеба. Крестьянам среднего достатка хватало своего хлеба до января, крестьяне-бедняки начинали покупать или брать взаймы хлеб уже в декабре. Покупка и заем сопровождались кабальными условиями. Так, крестьяне Усадской волости Меленковского уезда в марте занимали целыми обществами 2-3 тыс. руб. у владельцев картофелетёрочных заводов под круговую поруку, затем деньги делили по душам и покупали в городе хлеб, а осенью возвращали долг картофелем по базарной цене со скидкой 5% без учета падения цен на картофель осенью. В Муромском уезде крестьяне брали взаем хлеб под отработки, переплачивая за каждый пуд по 15 коп. В Варежской волости того же уезда крестьяне брали хлеб под работу у владельцев сундучных мастерских по 1 руб. 30 коп. за пуд, в то время как на базаре он стоил 1 руб. В Бережковской волости Судогодского уезда крестьяне занимали хлеб зимой, а возвраща­ли осенью за каждые 8 пудов 9. И так повсюду. Ссудный процент нередко достигал 50–60% годовых.

В пореформенный период возрос недостаток кормов, что болезненно сказалось на состоянии скотоводства. За 40 лет поголовье скота в губернии почти не возросло. Иными словами, молочное стадо губернии увеличилось всего на 63 тыс. голов, отара овец осталась неизменной, а табун лошадей даже сократился на 53,4 тыс. голов.

Земледелие и животноводство становились всё менее доходным делом. Нужда побуждала крестьян все больше времени уделять неземледельческим занятиям — устарным промыслам или уходить на заработки в города. Наибольшее распространение имело ручное ткачество. Крестьяне ткали льняные, хлопчатобумажные и пеньковые ткани. Большая часть ткачей находилась в селениях, расположенных близ больших фабрик. Во всей губернии на-

228

считывалось около 16 тыс. ткачей в 415 селениях. Первое место принадлежало Александровскому уезду. Особенно много их было в Андреевской, Андреево-Годуновской и Махринской волостях. Крестьянское ткачество испытывало сильное давление фабричной промышленности. Фабрики стягивали в свои цеха кустарей, превращая их в наёмных рабочих. Некоторые промыслы, не выдержав конкуренции, исчезли. Фабрики оставили кустарям выработку таких тканей, производство которых было мало рентабельным или требовало ручного труда. За кустарями осталась выделка тика — полосатой портяной ткани, идущей на перины и тюфяки, дешевой и тоже полосатой или клетчатой бумажной холстинки, известной под названием сарпинки, и ненабивного ситца (миткаля), идущего на обивку. Кустари брали крашеную пряжу в раздаточных конторах, ткали её дома или в светелках, принадлежавших богатым скупщикам. Множество крестьян (особенно женщин) было занято размоткой бумажной пряжи и приготовлением основ для раздаточных контор. Хлопчатобумажный ткацкий промысел имел место также в Шуйском (близ Тейкова и Кохмы), Юрьевском (близ Юрьев-Польского и Давыдовская волость), Ковровском (Филяндинская волость), Суздальском (Гаврилов Посад и окрестные селения) и Покровском (Кудыкинская волость) уездах. В Вязниковском и Судогодском уездах с давних пор сохранилось льноткачество. В 66 селениях Ждановской, Олтушевской, Нагуевской, Никологорской и Станковской волостей Вязниковского уезда около 4 тыс. крестьян ткали полотна, шили мешки, получая материал из контор местных мануфактуристов. В Судогодском уезде льноткачеством занимались 2800 крестьян из 76 селений. В Покровском уезде (Филиповская, Финеевская, Лукьянцевская волости) свыше 4 тыс. человек были заняты шёлковым ткачеством. В 103 селениях Гороховецкого уезда крестьяне из местной шерсти вязали варежки, носки, детские башмаки. Здесь же (особенно в Пестяковской волости) был распространен сапоговаляльный промысел. Валяли сапоги и войлоки в д. Алтунино Муромского уезда, в Константиновской и Нушпольской волостях Александровского и ряде селений Шуйского уездов.

229

Муромский уезд славился сталеслесарным промыслом. В нем было занято около 4,5 тыс. человек. Сталь получали из Златоуста; из неёкрестьяне-кустари в жилых избах изготовляли вилки, ножницы, замки и особенно ножи.

В ряде селений Муромского, Меленковского, Суздальского и Юрьевского уездов крестьяне занимались выделкой изделий из лыка: свыше 2700 человек из 24-х селений Казаковской волости Муромского и 720 человек Уса-довской и Ляховской волости Меленковского уездов ткали рогожи, в трех сёлах (749 человек) Суздальского уезда плели мочальные кули, в 2-х селах (119 человек) Юрьевского, 24-х селениях (166 человек) Гороховецкого, 2-х селениях (64 человека) Александровского уездов плели на продажу лапти. Женщины Гороховецкого и Вязниковского уездов занимались строчкой и вышивкой тканей. Украшенные строчкой полотенца, платки, наволочки находили сбыт даже за рубежом.

Широкую известность во Владимирской губернии и за её пределами получили столярные и плотничьи изделия: киоты и иконостасы из Мегеры, Нижнеландехской и Неверослободской волостей, с. Боголюбова, мебель из Аргу-новской волости (Покровский уезд), сундуки из Арефинской, Загариной, Варежской волостей (Муромский уезд). Шестьдесят кустарей Переславского уезда изготовляли гробы, кустари д. Семёновской Александровского уезда -оконные рамы; небольшая деревня Афонино Судогодского уезда снабжала округу корытами и граблями.

Мстёра, Палех, Холуй оставались центрами иконописного промысла и в пореформенный период. Иконописанием занималось около 2,5 тыс. мастеров, подмастерьев и учеников. Крупная промышленность теснила крестьянские промыслы на обочину индустриальной сферы. Промыслы находили свою нишу или обслуживая мануфактуры и фабрики, или удовлетворяя спрос населения на изделия, производство которых для крупного капитала было экономически невыгодно.

С отменой крепостного права повысилась подвижность сельского населения. Росло число крестьян-отходников. Основной поток их направлялся в промышленные центры: Иваново-Вознесенск, Шую, Лежнево, Орехово-

230

Зуево и за пределы губернии — в Москву, Петербург. Из них формировались кадры промышленных рабочих. Владимирская, Суздальская, Покровская деревни отпускали, как и в старину, большое число плотников, каменщиков, кровельщиков. Поставщиками строительных рабочих были целые волости. Свыше 2 тыс. плотников уходили на заработки в Москву и другие города из Аргуновской, Жаровской, Овчининской, Липнинской и Копнинской волостей Покровского уезда. Село Аргуново дало имя явлению: всех плотников из Владимирской губернии в Москве называли аргунами.

Массовый отход был связан с офенской торговлей. Офени выходили из Вязниковского, Суздальского, Ковровского и частью Судогодского и Гороховецкого уездов. Они иногда вели торговлю на свои средства, но чаще торговали по найму, получая от 150 до 500 руб. жалования в год. Предметами их сбыта были иконы, лубочные картины, мелкий галантерейный товар. Офени в торговых странствиях достигали южных губерний Европейской России и Сибири. Наибольшее число офеней (до 1600 человек) отпускали Мстерская, Станковская, Сарыевская, Палехская, Холуйская, Груздевская, Вареевская и Муг-реевская волости Вязниковского уезда.

Имел место крестьянский отход, не выходивший за пределы своего уезда. Так, крестьяне Меленковского уезда добывали руду, заготовляли дрова и доставляли их на местные заводы. Заготовкой и доставкой дров на заводы и железнодорожные станции было занято ежегодно в зимнее время до 4000 крестьян Судогодского уезда. Верезни-ковская, Бережковская, Данилевская, Липкинская волос­ти того же уезда отпускали в отход мастеров печного дела. Крестьяне Великовской и Бельковской волостей Ковров-ского уезда разрабатывали и доставляли в города известь и белый камень. В каждом уезде имелись бродячие портные, стекольщики, шерстобиты и валяльщики сапог.

По масштабам крестьянского отхода и кустарных промыслов Владимирская губерния входила в первую десятку губерний Европейской России.

231