6. Культура

Широким основанием культуры и ее важнейшим составным элементом является школа. В начале XIX в. в России в результате реформы была создана система просвещения, просуществовавшая больше столетия. В 1802 г. одним из первых учреждено Министерство народного просвещения. На следующий год страну разделили на 6 учебных округов. Наконец, в 1804 г. вышел “Устав университетов и подведомых им учебных заведений”. Согласно ему, управление в учебном округе возлагалось на университет и состоящий при нем училищный комитет. Владимирская губерния вошла в состав Московского учебного округа, во главе которого, естественно, стоял Московский университет. В губернии всеми светскими учебными заведениями ведал губернский директор училищ, он же — директор губернской гимназии.

Во Владимирской губернии в 1805 г. было четыре училища. Число их быстро росло: в 1810 г. их стало 31, 1815 — 64, 1827 — 115. Но с конца 20-х годов количество училищ

187

столь же стремительно падало; В 1833 г. их было 66: 8 уездных и 58 приходских. Приходские училища с одногодичным сроком обучения были рассчитаны на крестьян, в них учили чтению и письму, четырем арифметическим действиям, закону Божию, церковному пению. Уездные двухклассные училища, кроме закрепления навыков элементарной грамотности, включали в свою программу начала геометрии, историю и географию. Они предназначались для детей городских непривилегированных “обывателей”: ремесленников, мелких торговцев, отставных солдат, канцелярских служителей. Единственным средним общеобразовательным учебным заведением в губернии являлась Владимирская мужская гимназия.

По уставу 1804 г. школа была всесословной. Между её ступенями существовала преемственность. Окончившие приходское училище могли продолжить образование в уездном училище, затем в гимназии и университете. Но на деле этой преемственной связи не было. Образование крестьян заканчивалось приходским училищем, малосостоятельных горожан — уездным училищем. На пути к среднему, а тем более к высшему образованию стоял мощный социальный фильтр. Чтобы учиться в гимназии и университете, нужно было иметь значительные средства, которых у большинства крестьян и горожан не было.

Владимирская губернская гимназия открылась 7 августа 1804 г. путем преобразования Главного народного училища. Директор училища А. А. Цветаев стал её первым директором, а ученики училища — первыми гимназистами. Срок обучения в гимназии — 4 года.

В 1833 г. гимназия перешла на новый устав, утверждённый ещё в 1828 г. Срок обучения увеличен до 7 лет. Изменился учебный план. Сократилось изучение мертвых языков — латинского и греческого, увеличились часы на преподавание естествознания и живых иностранных языков. Гимназия утрачивает классический характер, который и до того не был ярко выражен. С 1849/50 учебного года было введено преподавание законоведения. Тогда же попытались придать гимназии некоторый профессиональный уклон. Первые три класса были общими для всех гимназистов. С 4-го класса вводилось обучение по двум от-

188

делениям: одно готовило учащихся к поступлению на чиновничью службу, другое — к продолжению образования в университете. В первом увеличивалось число часов на изучение законоведения, русского языка, математики, во втором - на латинский язык, считавшийся по традиции языком науки.

Устав 1828 г. решительно покончил с преемственностью школ разных ступеней. Разрыв в учебных планах и программах делал невозможным свободное поступление окончивших приходское училище в уездное, а из уездного училища в гимназию. Отныне образование для массы крестьян ограничивалось начальной приходской школой, для ремесленников и мещан — уездным училищем. В гимназии ещё отчётливее проявился сословный дворянско-чиновничий характер. В 1833 г. из 113 её учеников 50 были детьми дворян, 25 обер-офицеров, 4 приказнослужителей, 2 купцов, 14 мещан, 15 духовных лиц, 3 вольноотпущенников.

С 1821 г. во всех школах губернии была введена плата за обучение: 12 руб. в год — в гимназии, 8 руб. — уездном училище, 4 руб. — приходском училище.

В школах всех ступеней царила зубрежка. Преподавание велось по учебным книгам, одобренным Министерством просвещения. Всякое отступление от них строго запрещалось. Материальная база школ не отвечала элементарным требованиям. Приходские училища нередко размещались в церковных сторожках или в избах священно- и церковнослужителей. Уездные училища также не имели собственных зданий и занимали арендуемые помещения, не приспособленные для учебных целей. Главное народное училище во Владимире тоже долгое время не имело своего пристанища. Оно размещалось в арендованных городской думой частных зданиях. Последняя аренда (1795–1798 гг.) — нижний этаж каменного дома протоиерея владимирского Успенского девичьего монастыря Якова Иванова. Только в 1799 г. училище обрело свое здание в центре города, у площади близ соборов и Присутственных мест. В этом доме в 1804 г. и состоялось открытие гимназии. В 1807 г. гимназия переместилась в губернаторский четырехэтажный дом с двумя флигелями на

189

большой Московской улице, в приходе церкви св. Георгия. Губернатор продал его городу за 30 тыс. руб. ассигнациями. В этом доме гимназия находилась до 1814 г., когда для нее построили специальное здание на той же улице, рядом с домом Дворянского собрания.

К тому времени повысился общественный статус гимназии. По уставу 1828 г. почти вдвое увеличился оклад учителя. Старший учитель теперь получал 1625 руб. ассигнациями в год. Это позволило заполнить преподавательский штат гимназии лицами с высшим образованием. Улучшились нравы учителей. Не стало пьяных буйств, еще недавно потрясавших гимназию. Гимназический учитель на равных вошёл в дворянско-чиновничий круг губернского общества. Старшие учителя относились к IX, младшие — к X, инспектор — к VIII, а директор даже к VII классу табели о рангах.

Гимназия выполняла роль головного учебного центра губернии. Она готовила учительские кадры для народных училищ. Совет гимназии проводил испытания всем жела­ющим и выдавал свидетельства на право поступать в университет, Главный педагогический институт, Медико-хирургическую академию, Строительное училище и Академию Художеств, а также свидетельства на звание уездного учителя, домашнего учителя, на право обучать в частных домах крестьянских детей. Наиболее значительный контингент для подобных экзаменов поставляла духовная семинария. Тот же совет экзаменовал чиновников по особой программе и выдавал свидетельства, дававшие права на продвижение в чинах. Аттестат гимназии давал право на XIV класс табели о рангах.

Народное просвещение за первую половину XIX в. имело некоторые успехи. Расширилась сеть учебных заведений. Однако казенная школа далеко не удовлетворяла растущую потребность народного хозяйства и государственного аппарата в профессионально грамотных и просто грамотных кадрах. Промышленники пытались решить проблему своими средствами. В 40–50-х годах открываются частные школы в ряде промышленных центров. В 1849 г. стекольный заводчик Ю. С. Нечаев завёл училище при Гусевском хрустальном заводе. В некоторых сель-

190

ских приходских училищах открываются вторые классы, вводится курс домоводства.

Наряду с казенной светской школой во Владимирской губернии существовала духовная школа. Система духовного образования возникла еще в XVIII столетии и перешла в XIX в. в уже сложившемся виде. Она включала духовную семинарию и духовные училища. Семинария находилась во Владимире, а духовные училища — во Владимире, Суздале, Переславле, Вязниках, Муроме, Шуе, Юрьеве. Духовные училища готовили низшие кадры церковнослужителей: дьячков и пономарей, а духовная семинария — священников.

В 1838 г. в России насчитывалось 44 семинарии. Владимирская духовная семинария считалась одной из лучших. Во втором десятилетии XIX в. среди ее преподавателей появились кандидаты духовных и светских наук, в третьем десятилетии — магистры, в четвёртом — профессора. В 1840 г. в её штате были профессора: богословия Р. Шапулинский, Е. Беликов, философии — Ф. Надеждин и М. Соколов, словесности — И. Лилеев, В. Миловидов и И. Солярский, математики — А. Восторгов. До 1851 г. лица духовного звания обязаны были обучать своих детей в духовных школах. Поэтому духовные училища и семинария никогда не испытывали недостатка в учениках. Во Владимирской семинарии в 1803 г. числилось 1148, а в 1811 г. — 1500 учеников.

Семинария содержалась на средства, поступавшие от епархии, казны и добровольных пожертвований. Сохранялась практика, введенная еще в 70-х годах XVIII в., закрепления за бедными семинаристами священно- и цер-ковнослужительских мест. По усмотрению епископа, вновь заступающий на место священник, дьякон или дьячок обязывался отдавать половину дохода на содержание одного из семинаристов, при этом дьяческие места доставляли содержание ученикам низших классов, а дьяконовские и священнические — студентам старших (философского и богословского) классов.

Уровень преподавания в семинарии был невысок. “Зубристика” и здесь стояла на первом плане. Нередко препо-

191

даватели знали по своему предмету не больше того учебника, который зубрили семинаристы.

Были в семинарской педагогике светлые стороны. Большое место в обучении занимали письменные работы, диспуты, публичные выступления. Так, студенты бого­словия (учащихся младших классов называли просто учениками, старших классов — философии и богословия — студентами) каждый месяц выполняли “диссертации” — сочинения на латинском и русском языках. Лучшие из них читались публично в богословской аудитории. Раз в два месяца устраивались “приватные диспуты”, на которые приглашались префект (инспектор) семинарии и учителя. Сверх того, два раза в год проводились “публичные диспуты” с приглашением просвещённых горожан. Студенты философского класса упражнялись ежедневно в переводах модных в то время западных философов, а также сочиняли “диссертации” на латинском языке, проповеди и поздравительные речи на русском, участвовали в “приватных” и публичных диспутах. Ученики риторического класса упражнялись в составлении речевых оборотов (фигур, тропов) и более сложных синтаксических построений (периодов), употребляемых в публичной речи, в написании писем, панегириков на латинском и русском языках.

Одно время семинаристы издавали свой рукописный журнал “Семинарский Вестник”. Он выходил ежемесячно в течение 7 лет. В нем сотрудничали не только ученики, но и священники, уже закончившие семинарию. Журнал состоял из нескольких листов, заполненных убористым красивым почерком. В нем помещались статьи на богословские, философские, исторические темы, басни, шарады, повести, вести из жизни страны и семинарии. Во Владимирской семинарии были три главных класса: словесности, философии и богословия. Каждый из них имел своего патрона из числа известных святых. Этим святым посвящались ежегодные празднества. Ученики словеснос­ти торжественно отмечали день Иоанна Злотоуста, философы — день Иустина Философа (1 июня), богословы — день Иоанна Богослова. На праздники приглашались архиерей, ректор семинарии, именитые люди города. В эти дни занятия в семинарии не проводились. В программы празд-

192

неств включались торжественные речи, приветствия сановным гостям, басни, оды, “разговоры” и “рассуждения”, приличествующие святому патрону.

Семинаристы в массе своей не отличались высокой нравственностью. В их быту господствовал культ грубой силы. Казалось, ни один из пороков тогдашнего общества не обошел стороной семинаристов: “безмерие в питии”, табакокурение, сквернословие, богохульство, доносительство. Последнее культивировалось официально семинарским начальством. В семинарии существовал институт так называемого сениорства. Сениор — ученик, который обязан был следить за поведением своих собратьев и учителей и доносить по начальству. Он считался помощником префекта (инспектора) семинарии и получал жалованье. Сениоры имели помощников, субсениоров из тех же семинаристов.

Семинария готовила приходских священников, но при слабом развитии светской школы многие еёвоспитанники становились учителями и чиновниками. Лучшая часть семинаристов шла в высшие светские и духовные учебные заведения. Из Владимирской семинарии дореформенной эпохи вышел значительный ряд известных позднее деятелей культуры и науки. Среди них: А. И. Беневоленский (1807–1894) — профессор Казанской духовной академии, гециалист по каноническому праву и библейской историка; Я. В. Смирнов (1806–1868) —“московский Цицерон”, автор учебных пособий по латинскому языку, дальний родственник М. М. Сперанского; М. И. Алякринский (1794–1872) — доктор медицины, соратник известного Моренко; писатели Н. Д. Оранский (1786–1847), Н. И. Язвицкий(1782–?).

Владимирский край был провинцией, но провинцией близкой к Москве и не очень отдалённой от Петербурга. Это — колыбель великорусской народности. Бесспорна громадная роль края в формировании русской нации. Этой географической близостью и исторической памятью объяснялась широта и интенсивность связей Владимирского кроя с главнейшими культурными центрами страны. В России конца XVIII–первой половины XIX столетия трудно найти выдающегося деятеля культуры, который

193

бы не был так или иначе связан с нашим краем. А. Н. Радищев, А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов, А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов, Н. А. Некрасов и др. Целое созвездие имен, составлявших гордость России!

Автор “безумно крамольной” книги “Путешествие из Петербурга в Москву” А. Н. Радищев в 1797 г. возвращался в Петербург из Илимского острога. Проехав через Му­ром, Судогду, Владимир и Ундол, он повернул в с. Андреевское Покровского уезда к своему другу и покровителю графу А. Р. Воронцову. В усадьбе Воронцовых неизвестный художник написал портрет Радищева.

Род Пушкина корнями уходит во Владимирскую землю. “Мой предок Рача мышцей бранной Святому Невскому служил”, — писал А. С. Пушкин в стихотворении “Моя родословная ”.

Представители рода Пушкиных в XVII в. владели во Владимирском крае рядом вотчин. Михаилу Ивановичу Пушкину до 1612 г. принадлежала слобода Вознесенская (ранее д. Иконниково) близ с. Иванова. В конце XVII в. предки Пушкина владели старинным с. Лежневым. Прапрадед поэта Петр Петрович Пушкин в 1675–1679 годах был судьей Владимирского приказа. Но в XVIII в. фами­лия Пушкиных среди вотчинников и помещиков Владимирской губернии уже не встречалась.

К Владимирскому краю причастны и предки А. С. Пушкина по материнской линии. В 1775 г. в Муроме у младшего сына “арапа” Петра Великого Осипа Абрамовича Ганнибала и его жены Марии Алексеевны, дочери тамбовского воеводы А. Ф. Пушкина родилась дочь, Надежда — будущая мать великого поэта.

Сам А. С. Пушкин был в нашем крае неоднократно. Впервые в 1830 г. В тот год в связи с предстоящей женитьбой поэта его отец Сергей Львович выделил ему часть имения Болдино в Нижегородской губернии. По этому случаю Пушкин выехал в Болдино. Его путь из Москвы лежал через г. Богородск, деревню Платаву в Московской губернии. Далее по Владимирской губернии: г. Покров, д. Липино, с. Дмитриевское, г. Владимир, с. Бараки, г. Судогда, с. Мошок, г. Муром и последняя почтовая станция в губернии — Савастлейка.

194

Три года спустя А. С. Пушкин проследовал по Владимирке в Приуральские степи, чтобы собрать материал для “Истории Пугачёвского бунта” и “Капитанской дочки”. Последний раз поэт был во Владимирской губернии в сентябре и начале октября 1834 г. Он ездил в Болдино по делам своего имения. В оба конца Пушкин следовал знакомым маршрутом через Муром. Подсчитано, что в общей сложности на все поездки через губернию А. С. Пушкин затратил 15 дней и проехал по тяжёлым владимирским дорогам примерно полторы тысячи километров.

Другой исполин русской культуры, автор знаменитой комедии “Горе от ума”, Александр Сергеевич Грибоедов — наш прямой земляк. Род Грибоедовых известен с XVII в. В конце этого столетия Грибоедовы записаны в вечное поминание в святцах Спасо-Евфимиева монастыря. По “Жалованной грамоте дворянству” они занесены в дворянскую книгу Владимирской губернии с родословной от стрелецкого полковника Семена Грибоедова. В 1760 г. дед писателя Иван Никифорович был товарищем воеводы Владимирского уезда, а немного позже - главой Владимирского магистрата. Ему принадлежало село Сущево (Владимирский уезд).

Александр Сергеевич родился в Москве. В студенческие годы неоднократно приезжал в Сущево. После окончания университета 26 июня 1812 г. А. С. Грибоедов вступает на службу корнетом в Московский гусарский полк. Но полк в военных действиях не участвовал, его перевели из Москвы в Казань; и Грибоедов вместе с полком снова побывал во Владимире и Муроме. После расформирования полка А. С. Грибоедов взял отпуск, некоторое время жил во Владимире и имении своего отца. По возвращении и Москву он был назначен адъютантом генерала Кологривова, который ведал формированием кавалерийских резервов. Одним из пунктов формирования был город Муром, куда вместе с Кологривовым приехал и Грибоедов, изучив положение дел на месте, они убедились, что рескрипт царя о создании в Муроме Большого резерва - заготовить провиант на 12000 человек и фураж на 9812 лошади — не мог быть выполнен, так как ни нужного поголовья лошадей, ни фуража и провианта в округе Мурома не бы-

195

ло. А. С. Грибоедов написал статью “О кавалерийских резервах”, где изложил свой взгляд на дело формирования резервов и предложил свой план разумной его организации. Статья была опубликована в “Вестнике Европы” (1814 г.) и являлась одной из первых публикаций великого писателя.

Как долго на этот раз жил Грибоедов в нашем крае краеведам выяснить не удалось. Известно, что летом 1817 г. Александр Сергеевич уехал в Петербург и больше во Владимирской губернии, вероятно, не бывал.

Во второй четверти XIX в., в годы свирепой николаевской реакции во Владимирском крае появились политические ссыльные. Среди них литераторы - А. И. Полежаев и А. И. Герцен. Александр Иванович Полежаев (1804–1838), поэт, которого высоко ценили Герцен и Лермонтов, был внебрачным сыном пензенского помещика самодура Леонтия Струйского и дворовой девушки Аграфены Фёдоровой. В 1805–1812 гг. Л. Струйский служил во Владимирском губернском правлении, куда был сослан за разврат. В 1816 г. он засёк до смерти крепостного, за что был лишен дворянства, сослан в Сибирь, где и умер. Аграфену Федорову, чтобы скрыть “грех”, выдали замуж за саранского мещанина Ивана Полежаева. Так обрел фамилию и отчество будущий поэт. Во время учебы в Московском университете Полежаев написал поэму “Сашка”, где он, по словам Герцена, “не стесняя себя приличиями, шутливым тоном и очень милыми стихами задел ... многое”. Поэма попала в руки Николаю. Царь пришел в ярость, увидев в ней политический памфлет против самодержавия (это было на 15-й день после казни декабристов). Полежаева исключили из университета, сослали в солдаты сперва под Тверь, а позднее за побег — на Кавказ. В 1832 г. полк Полежаева, отличившийся в сражениях с горцами, был переведён в Ковров.

Будучи солдатом, Полежаев не оставил поэзию. В Коврове им написаны стихи “Четыре нации”, “Ренегат”, “Мир создал бог, а кто же создал бога? ”. Лирика Полежаева продолжала традиции декабристской поэзии. К сожалению, стихи ковровского цикла нигде не публиковались и многие из них до нас не дошли. В Коврове поэт прожил

196

несколько месяцев. Весной 1837 г., получив кратковременный отпуск, Полежаев снова оказался на Владимирской земле. Он приехал к своему университетскому това­рищу В. А. Бурцеву, имение которого находилось под Муромом, в надежде подлечиться и отдохнуть. Гостеприимному хозяину поэт посвятил поэму “Царь охоты”. После возвращения из Мурома Полежаев в состоянии психического расстройства оставил полк, но был найден посланными на его розыск солдатами и жестоко избит. 16 января 1838 г. он умер в московском госпитале.

Более двух лет прожил во Владимире ссыльный Александр Иванович Герцен. По пустячному делу “О пасквильных стихах, петых в Москве” (в действительности же за участие в подпольном кружке) он был арестован и в 1835 г. выслан из Москвы. Ссылку отбывал сначала в Перми, потом Вятке и, наконец, во Владимире. В наш город прибыл 2 января 1838 г. Владимирские власти первое время не знали, что с ним делать: то ли позволить жить вольно, то ли поставить под надзор. Запросили Петербург. Только после предписания из столицы за титулярным советником А. И. Герценом был учрежден полицейский надзор. В то время под надзором во Владимире состояли двое: поп-расстрига и высланный за пьянку чиновник.

Надзор за Герценом носил формальный характер. Полиция не докучала ему чрезмерной опекой. Все ограничивалось составлением трафаретных “третных ведомостей”. В них полицейские чины обычно писали: “Ведёт себя весьма прилично, и по надзору ничего предосудительного не открылось”. Или: “Ведет себя очень хорошо”, “ведет себя весьма хорошо”, “ведёт себя весьма отменно”. Ведомости подписывал губернатор и отсылал в Министерство внутренних дел.

А. И. Герцен пользовался почти полной свободой. Единственное ограничение состояло в том, что ему запрещалось выезжать из Владимира в другие города, особенно столицы. Но ничто не препятствовало Герцену принимать гостей из разных мест. К нему приезжали из Москвы мать Л. И. Гааг, брат Егор Иванович, врач, поэт, член крамольного московского кружка Н. X. Кетчер, другой член

197

этого же кружка Н. М. Сатин, ближайший друг и соратник поэт Н. П. Огарев. Последний написал здесь стихи “Марии, Александру и Наташе”, посвященные этой встрече, и “Три мгновения. Трилогия моей жизни” о дружбе с Герценом. Приезжали знакомые по вятской ссылке. Да и сам Герцен дважды тайно выезжал в Москву. Жил ссыльный весьма безбедно. Отец И. А. Яковлев регулярно высылал внебрачному сыну приличную сумму. Вероятно, кое-что поступало из отцовского имения во Владимирском уезде сельца Кайсарово (ныне д. Кисарово Суздальского района), которое он и сам навещал. Во Владимире Герцен сменил пять дорогостоящих квартир. Одно время аренд­вал громадный дом с садом (на берегу Лыбеди), принадлежавший княгине Долгоруковой. Во все время ссылки при нем был слуга, камердинер Матвей.

Во Владимире А. И. Герцен поступил на службу в кацелярию губернатора и успешно продвигался по чиновничьей лестнице. Скоро он стал старшим помощником пра­вителя канцелярии, а после освобождения от надзора (июль 1839 г.) - чиновником особых поручений при губернаторе. В декабре 1839 г. получил заветный чин коллежского асессора, дающий право на потомственное дворянство. Дальнейшая карьера его не интересовала.

А. И. Герцен без особых усилий с его стороны вошел в общество высшей губернской бюрократии. Он был вхож в дом губернатора И. Э. Куруты, владельца имения Дубки в Покровском уезде. И. Э. Курута был дважды губернато­ром во Владимире. Его покровительство Герцену было далеко небескорыстно. Губернатор мечтал получить повышение и переехать в Петербург. В этом он рассчитывал на отца Герцена И. А. Яковлева, имевшего обширные связи в столице. Надежды эти скоро оправдались. Курута получил повышение и место в Петербурге.

Среди тех, с кем Герцен поддерживал внеслужебные связи во Владимире, были вице-губернатор П. С. Кожин, начальник комитета по устройству города А. Ф. Каппель, председатель казенной палаты Н. И. Похвиснев. Но чиновничья служба, сама по себе, Герцена мало интересовала, и он не пытался извлечь из этих связей каких-либо выгод. Жизнь его была полна напряжённым умственным

198

трудом. Во Владимире он закончил статью, начатую ещё в Вятке, “Кристаллизация человечества”. В ней речь шла об архитектуре. Статья не публиковалась при жизни автора и до нас дошла в отрывках.

На протяжении всей владимирской ссылки А. И. Герцен писал автобиографическую повесть “О себе”. Фрагменты ее были включены в воспоминания родственницы Герцена Т. П. Пассек “Из дальних лет”, и в этом виде повесть известна нам. Автобиографический материал лег и основу других повестей “Елена” (“Там”) и “Его превосходительство”, написанных также во Владимире. Автобиографические повести владимирского периода явились тем зерном, из которого выросли “Записки одного молодого человека” и классическое произведение мемуарной литературы “Былое и думы”.

Наибольший след в истории культуры нашего края оставила работа Герцена в газете “Владимирские губернские ведомости”. Это первая в истории края газета. Первый номер её вышел 8 января 1838 г. Газета выходила один раз в неделю, по субботам, и состояла из двух самостоятельных частей: официальной и неофициальной. В официальной части печатались распоряжения, постановления и циркуляры центральной и местной властей, извещения о назначениях на службу чиновников, сообщения о ярмарках, торгах, о продаже имений и т. п. В неофи-1иальной части, получившей название “Прибавление “Владимирским губернским ведомостям”, публиковалась информация о событиях в губернии, материалы по сраеведению, этнографии, фольклору. Каждая из частей имела своего редактора. Редактором официальной части был гимназический учитель Д. В. Небаба. Редактором Прибавлений” 30 января губернатор назначил А. И. Герцена.

Александр Иванович не сразу приступил к выполнение редакторских обязанностей. Сначала он участвовал газете только как автор. В восьмом номере за 1838 г. Герцен опубликовал статью “Владимирская публичная биб-|цотпка”. Библиотека, о которой шла речь, открылась 1 января 1834 г. и была первой публичной библиотекой в городе. Она занимала две комнаты на первом этаже в доме

199

Дворянского собрания. В её фонде имелись книги по истории, философии, праву, сочинения Пушкина, Ломоносо­ва, Державина, Жуковского, Веневитинова и других писателей XVIII–начала XIX в. Были книги греческой и римской классики на языках оригиналов, а также книги на современных европейских языках. В библиотеку поступали многие газеты и журналы. Библиотека являлась важным фактором культурной жизни Владимира. Её частыми посетителями были учащиеся гимназии и семинарии. Посетив библиотеку в первые же дни приезда во Владимир, Герцен обнаружил её горестное положение. Библиотека не имела надежных стабильных источников денежных средств для пополнения своих фондов. Она жила добровольными пожертвованиями и той небольшой платой, которую взимала с читателей за пользование ее книгами. Своей публикацией Герцен надеялся привлечь внимание городской и губернской общественности к библиотеке, призывал имущих жертвовать средства на её содержание и развитие.

С начала марта А. И. Герцен приступил к исполнению обязанностей редактора. Он решил придать газете последовательно краеведческое направление, разработал и в четырёх апрельских номерах опубликовал её программу. “Ничего не должно пропадать из быта народного”, — заключил Герцен. Программа предполагала публикацию статей по истории края и об его исторических памятниках. “Вся Владимирская губерния, — утверждал Герцен, — есть огромный памятник Суздальского великокняжества и веков последующих”. Важнейшим требованием, предъявляемым к публикациям на историческую тему, по мнению редактора, должна быть документальная обоснованность содержащихся в них сведений.

Герцен-редактор настойчиво следовал этой программе. В 1838–1839 годах в «Прибавлениях» появилась серия исторических очерков о городах губернии — Владимире, Суздале, Шуе, о древних соборах и старинных церквах, антикварной утвари и старых иконах. Газета помещала статьи о промышленности края, очерки о быте народа. Но главное внимание он уделял статистическому изучению края. Статистический отдел вёл сам редактор. За два

200

года Герцен опубликовал в газете не менее 30 своих авторских и редакционных статей. Правда, под своими материалами редко ставил свою фамилию или инициалы “А. Г.”, чаще они выходили без указания авторства.

А. И. Герцен стремился создать широкий авторский коллектив, искал корреспондентов и помогал им стать настоящими журналистами. Он привлёк к работе в газете учителя Суздальского уездного училища Смирнова, чиновника из уголовной палаты Гаврилова, бывшего семинариста Я. Е. Протопопова. Последний стал его официальным помощником, а после отъезда Герцена из Владимира — редактором “Прибавлений”.

Во второй половине марта 1840 г, А. И. Герцен навсегда покинул Владимир. Позднее он назовёт годы, прожиты в нашем городе, самыми лучшими в его жизни: “Тогд всёдышало надеждой, все рвалось вперёд”. А о 1838 г. скажет: “Это лучший, самый светлый год жизни”. 9 "мая этого года Александр Иванович обвенчался с Натальей Захарьиной в церкви пригородной Ямской слободы. 13 июня 1839 г. в счастливой семье Герценов родился первенец, названный Александром. До конца жизни Александр Иванович Герцен хранил благодарную память о городе на Клязьме. Последнего сына Герцены назвали Владимиром и память о “венчальном городке”. В 1869 г., за несколько месяцев до своей кончины, А. И. Герцен в письме невестке Терезине Герцен горячо одобрит ее намерение назвать будущего сына (а его внука) Владимиром и скажет: “Я от всего сердца согласен на имя Владимир. Город Владимир стался сияющей точкой в дали моей молодости”. Герцен покидал Владимир малоизвестным писателем. Его публицистический и писательский талант развернётся во всю ширь позднее в Москве, Петербурге и вдали от родины, долгой эмиграции.

На Владимирской земле много раз бывал выдающийся русский поэт Николай Алексеевич Некрасов. Семье Некрасовых принадлежала часть села Алешунино Муромского уезда. В апреле 1853 г. Николай Алексеевич впервые приехал туда из Петербурга, провёл в Алешунине три половиной месяца, встречаясь с крестьянами, охотясь ловя рыбу. Эти вольные занятия, встречи, живописные

201

окрестности озера Мичкура, рек Виши и Оки были описаны Некрасовым в романе “Тонкий человек, его приключения и наблюдения”, с сохранением подлинных названий. По пути в Алешунино он впервые видел Владимир, Гороховец, заезжал в Мстёру и Холуй, останавливался в Вязниках; а в селе Фоминки неподалеку от Алешунина познакомился с крепостным крестьянином Алексеем Дементьевичем Потаниным, управлявшим вотчиной шефа жандармов князя Орлова. Личность и дела мудрого крестьянина поразили Некрасова, и он описал его и в “Тонком человеке” (с подлинным именем), и в поэме “Кому на Руси жить хорошо”, сделав прообразом Ермилы Гирина, “заступника народного”.

Н. А. Некрасов бывал в Алешунине в 1858, 1860, 1861 годах. Однажды он встретился во Мстере с И. А. Голышевым, сыном крепостного крестьянина, живописцем, владельцем первой в России сельской литографии, которого начал снабжать поэтическими книжками в красной обложке, отпечатанными в столице для распространения в народе. Голышев передавал “красные книжки” офеням-коробейникам, и те их распродавали. В первой книжке поэт поместил поэму “Коробейники”. Торговля “красными книжками” продолжалась два года, пока издание не было запрещено цензурой.

В 1854–1855 гг. во Владимире дважды побывал Салтыков-Щедрин, куда привели его семейные обстоятельства: женитьба на дочери вице-губернатора Елизавете Болтиной. В 1856 г. Михаил Евграфович снова приехал во Владимир из Петербурга уже в качестве столичного чиновника для ревизии дел Владимирского комитета ополчения, созданного в связи с Крымской войной. В докладной записке по итогам обследования он отметил, что при формировании ополчения широко практиковалась замена одних лиц другими, естественно, за плату, и чиновники грели на этом руки. Позже великий сатирик писал в “Благонамеренных речах”: “Бессознательно, но, тем не менее, беспощадно Отечество продавалось всюду за всякую цену. Кто не мог ничего урвать, тот продавал самого себя ”.

Неоднократно бывал во Владимире Николай Александрович Добролюбов, впервые — летом 1853 г., когда ехал из

202

Нижнего Новгорода учиться в Петербургский педагогический институт. Владимир произвёл на него благоприятное впечатление. В письме родителям он писал: “... пятого ав­густа в четвертом часу — в Вязниках... Обедали мы во Владимире. Это очень недурной городок”. В Петербурге Добролюбов познакомился с А. П. Златовратским, дядей будущего владимирского писателя. Златовратский предполагал издавать во Владимире неофициальную газету, и Добролюбов обещал сотрудничать в ней. Это было в 1860 г. Власти, однако, разрешения на газету не дали. В августе следующего года великий критик-демократ проездом из Нижнего гостил в семье Златовратских. Писатель Н. Н. Златовратский вспоминал: “Его живой образ промелькнул передо мной поистине “как мимолетное виденье, как гений чистой красоты”.

Под сенью исполинов русской культуры во Владимирском крае протекало творчество местных, менее именитых прозаиков, поэтов, публицистов. Зачинателем провинциальной журналистики в России по праву считается Панкратий Платонович Сумароков (1765–1814). Внучатый племянник известного писателя XVIII столетия А. П. Сумарокова, Панкратий Платонович родился 14 октября 1765 г. во Владимире. Принадлежал к старинному дворянскому роду. Один из его предков служил у молодого царя Петра I. П. П. Сумароков получил хорошее домашнее образование, проживая у дальнего родственника в Москве. В совершенстве знал французский и немецкий языки, отлично рисовал, играл на фортепиано. Служил в лейб-гвардии конном полку. Однажды юный корнет в забаву срисовал 100-рублевую ассигнацию. Легкомысленный приятель вахмистр Куницкий в сумерках сбыл её в меховой лавке, не уведомив об этом художника. Наутро подделка обнаружилась. П. П. Сумароков предстал перед судом, был лишён дворянства и сослан в Сибирь. 15 лет длилась ссылка, большей частью в Тобольске. Вместе ним в Тобольске жила сестра его Наталья Сумарокова, Прибывшая сюда с разрешения властей.

Тобольск в то время был главным городом громадного ни местничества и слыл культурным центром Урала и Сибири. Купец и бумажный “фабрикант” В. Я. Корнильев

203

завёл в Тобольске типографию. Первой книгой, изданной в ней, была повесть “Училище любви”, переведённая с французского П. П. Сумароковым. Скоро в Тобольске начал выходить журнал “Иртыш, превращающийся в Ипокрену”. Душой журнала, его редактором и главным сотрудником стал Панкратий Сумароков. “Иртыш” продолжил лучшие традиции сатирических журналов Н. Н. Новикова. Это был первый в Сибири и второй провинциальный журнал в России. П. П. Сумароков опубликовал в нем свои лучшие произведения: “Быль: Приказывал жене...”, “Сказка: Искусный лекарь”, “Притча: Отст­реленная нога”, “Ода на Гордость”, “Поема: Лишенный зрения Купидон” и ряд эпиграмм. Сотрудничала в журнале и Наталья Сумарокова, считавшаяся одной из первых в России женщин-журналисток.

Одновременно с “Иртышом” в типографии Корнильева печатался “Журнал исторический, выбранный из разных книг”. После того, как оба журнала закрылись, П. П. Сумароков начал редактировать новый журнал “Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная”. С 1795 г. он сотрудничал в столичных журналах. Журналистика стала главным делом его жизни. Вернувшись после ссылки в Москву, П. П. Сумароков завёл свой “Журнал приятного, любопытного и забавного чтения”, который, однако, большого успеха у читателей не имел.

Творчество владимирского писателя Савелия Карловича Ферельцта (около 1771–после 1827) испытало сильное влияние идей А. Н. Радищева. Немец по происхожде­нию, Ферельцт ещё в юности приехал в Россию, хорошо усвоил русский язык, долгое время служил домашним учителем в богатых дворянских усадьбах, с 1804 г. — учитель Владимирского главного народного училища, а затем гимназии. Преподавал немецкий и французский языки. В 1806 г. принял русское подданство и приписался к владимирскому дворянству. За ним в Угличским уезде Ярославской губернии состояла д. Мартьяново с 15 душами крепостных крестьян. В 1812 г. принял православие.

Ферельцт писал на русском языке. Главное и бесспорно принадлежавшее ему произведение — “Путешествие крити-

204

ки, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большей частью сам был очевидным свидетелем”. Написано оно было в 1810 г. В напечатано в 1818 г. в Москве, в типографии С. Сельвин-ского. Его сближает с книгой А. Н. Радищева как ярко выраженная антикрепостническая направленность, так и литературный прием: сочинение написано в виде записок путешественника о всем виденном им в пути.

С. К. Ферельцт начинает свое повествование со спора с авторами сентиментальных романов о сельской жизни: “Не везде миртовые аллеи, не везде резвые ручейки с нежным журчанием пробегают по камешкам; не везде слышно сладкогласное пение соловья. Есть места дикие...”, — пишет он. И вот, задав вопрос одному седовласому старцу: “Почему деревня страшится помещика?”, — получает ответ: “Страшен, что как задумаешь на него, так волосы дыбом ставятся. Десять лет как мы ему достались в руки, десять лет он гнетёт страшными налогами, сосёт нашу кровь. Работаем день и ночь и все на него, он же последний кусок ото рта отнимает у нас”.

В другом месте путешественник встретил крестьян, закованных в кандалы. Помещик, картежник и кутила, проигравшись, продал их на фабрику. А вот помещик, владелец 700 душ, дошел до состояния патологической жадности и стад брать деньги “с себя самого за каждый бед и ужин”. Свою задачу, как и всех просвещённых людей, автор видит в том, чтобы “без лести и прикрас говорил, русскую правду”.

“Путешествие” Ферельцта увидело свет с дозволения цензуры. В отличие от “Путешествия” А. Н. Радищева они но получило большого общественного резонанса и скоро было забыто. Даже авторство его установили только в Советское время. Да и судьба Ферельцта была иной, более счастливой, чем у Радищева. Благополучно дослужив до чина коллежского асессора, в 1820 г. он вышел в отставку. В 1821 г. был избран дворянским заседателем Владимирского уездного суда, а три года спустя — заседателем же “Владимирской палаты гражданского суда”.

Современниками Ферельцта и тоже малоизвестными писателями были Николай Иванович Язвицкий (1782–

205

после 1819), Александр Ефимович Измайлов (1779–1831), Николай Диомидович Оранский (1786-–847), Александр Анфимович Орлов (1791–1840).

Н. И. Язвицкий — сын дьякона с. Омофорова (Язвицы тож) Покровского уезда. Образование получил во Владимирской семинарии и столичном Педагогическом институте. Преподавал философию и изящные науки в Санкт-Петербургской гимназии и одновременно писал статьи о поэзии, сочинял оды, в частности “Рассуждение о словесности вообще”, “Механизм или стопосложение российского стихотворчества”, «Оды похвальные» и др. Был учителем русского языка императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I. Кончил жизнь печально, в доме умалишенных.

А. Е. Измайлов, уроженец д. Волченки Вязниковского уезда, впоследствии жил в Петербурге. Литературную деятельность начал как прозаик, выпустил роман “Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания и сообщества” и повесть “Бедная Маша”; но затем стал баснописцем и в 1814 г. издал книгу “Басни и сказки”. В 1818–1826 гг. издавал и редактировал журнал “Благонамеренный”, орган “Вольного общества любителей словесности, наук и художеств”. Находился в дружеских отношениях с Крыловым, Пушкиным и Дельвигом.

Н. Д. Оранский — писатель настолько малоизвестный, что о нем не знали даже библиографы XIX в. Родился в Богоявленском погосте (Мстёра), в семье дьякона. Образование получил сначала в Вязниковском духовном училище, Владимирской семинарии, а затем в Лавровской семинарии Троице-Сергиева посада, где изучал философию, богословие, историю, еврейский и немецкий языки. В 1807–1809 гг. преподавал во Владимирской семинарии естественную историю и еврейский язык. В 1810 г. вышел из духовного звания и вступил в гражданскую службу. Слу­жил в канцелярии московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына. Недобрую известность в прогрессивных общественных кругах получил как обер-аудитор, огласивший сентенцию (приговор) по делу Герцена в 1835 г. Одно время состоял чиновником особых поручений при комиссии по постройке храма Христа Спасителя в Моск-

206

ве. Писал поэмы духовного и исторического содержания, стихи и басни, публиковал их под псевдонимом “Старожил ”. Наиболее значительны публикации: поэма в стихах “Песнь русского барда” (1840) по мотивам Смутного времени и “Стихотворения Старожила” (1842).

А. А. Орлов — сын пономаря из с. Кучки Александровского уезда. Воспитывался у деда по матери, священника с. Махра. Учился в Лавровской (она же Вифанская) семинарии. После сдачи экзамена по французскому языку во Владимирской гимназии поступил в Московский университет, на юридический факультет и окончил его со званием кандидата. Написал большое число лубочных романов, поэм, повестей, фельетонов. Среди них — поэмы “Дмитрий Донской, или начало Российского величия”, “Александр Первый, или поражение двадесяти язык. Героическая поэма”, роман “Встреча чумы с холерою, или внезапное уничтожение замыслов человеческих”, “Непоколебимая дружба чухломских жителей Кручинина и Скодоумова, или Митрофанушка в потомстве. Московская повесть” (в трёх частях) и автобиографическая повесть “Моя жизнь”. О книгах Орлова сочувственно отзывался Пушкин и в специальной статье остроумно защищал писателя от нападок Греча и Булгарина.

Большой вклад в отечественную культуру внёс замечательный библиограф и библиофил Вукол Михайлович Ундольский (1815–1864). Родился он в семье пономаря с. Ундол Владимирского уезда Михаила Панкратьевича Аннинского. Как водилось в духовных семьях, фамилию изменил, образовав её от названия родного села. Образование получил во Владимирской семинарии, а затем в Московской духовной академии, которую окончил со званием Кандидата. В 1842 г. вышел из духовного сословия, поступил на службу в Московский главный архив Министерстве иностранных дел и с тех пор всецело отдался науке в книге — библиографии. Всю жизнь собирал, изучал и описывал славяно-русские рукописи. Был избран в члены Императорского общества истории и древностей российских. В 1847 г. перешёл в архив Министерства юстиции, где продолжал также бескорыстно служить науке. Мелкий чиновник, он был в то же время крупным уче-

207

ным, одним из просвещённейших людей своего времени. Жил без семьи, одиноко и бедно, тратя жалованье на приобретение древних рукописей и книг. Собрал ценнейшую библиотеку старопечатных книг и уникальных рукописей, которая после смерти была приобретена Московским Румянцевским музеем (ныне Российская публичная библиотека).

Почти все годы прожил в нашем крае один из первых биографов А. С. Грибоедова, писатель Дмитрий Александрович Смирнов (1819–1866). Родился он в родовом имении Сущево Владимирского уезда. Окончил Владимирскую гимназию и Московский университет. Служил в канцеляриях орловского и калужского губернаторов, участвовал в сенатских ревизиях этих губерний. В 1844 г. вышел в отставку и вернулся во Владимир. Шесть лет служил по дворянским выборам заседателем Владимирской палаты гражданского суда. В 1851 г. ушел со службы и посвятил всю жизнь литературной работе. Собирал материал о жизни и творчестве А. С. Грибоедова, которому доводился дальним родственником. При жизни успел опубликовать часть собранных материалов в журнале “Русское слово”: «А. С. Грибоедов. Черновая тетрадь Грибоедова, с письмами и неизданными отрывками». Вторая часть материалов “Биографические известия о Грибоедове” вышла в свет после смерти автора. Много материала сгорело в пожаре Сущевского имения.

Д. А. Смирнов деятельно участвовал в реализации крестьянской реформы в крае. Он в числе мировых посредников первого призыва. Знаток и горячий поклонник идей и творчества своего великого родственника, демократ Смирнов ревностно стоял на страже справедливости в спорах помещиков и их бывших крепостных. По материалам, которые доставляла мировая служба, он написал очерки: “Отрывки из записок мирового посредника. История о 1000 рублях и булыжных камнях. — II. Дворовые люди” и опубликовал их в журнале “Эпоха” под псевдонимом “Владимир Нарпенский”. В том лее журнале, но под своим именем опубликовал очерки “Из старинной бывальщины”. Несколько повестей и рассказов из народного

208

быта Д. А. Смирнов поместил в популярном журнале “Русская беседа”. Умер в Сущеве 29 января 1866 г.

В 50-х годах в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре находился в заточении иеромонах Иоасаф (Гапонов), ставший первым историком Владимирской епархии. Иоасаф окончил Киевскую духовную академию со степенью магистра, преподавал библейскую историю в Петербургской, потом Херсонской и Тверской семинариях. Во Владимир выслан за неподобающее монашескому сану поведение: по Твери ходил в светской одежде, в частных домах ел мясную пищу, иногда ночевал вне стен семинарии, а главное — за предосудительную проповедь. В Суздале учёный монах занялся местной церковной историей. По материалам монастырского архива написал четыре очерка о жизни суздальских святых и чудотворцев. В 1853 г. закончил труд “Церковно-историческое и статистическое описание Владимирской епархии” в 2-х томах. Но ни очерки, ни двухтомный труд не были опубликованы. В мае 1854 г. епископ Иустин переместил его в Боголюбовский монастырь. Здесь иеромонах пользовался большей свободой, продолжал исследовать историю местных церк­вей и монастырей. Иоасаф Гапонов опубликовал ряд статей во “Владимирских губернских ведомостях”. Умер в Боголюбове в 1861 г.

В первой половине XIX в. в культурной жизни Владимирского края несколько возросла роль театра. Как и в прошлом веке, в богатых дворянских усадьбах и городских домах имелись труппы крепостных актёров. В 1802–1812 гг. губернатором во Владимире был князь Иван Михайлович Долгоруков. Князь писал стихи, повести, завёл в своем доме литературные вечера, нечто вроде державинской “Беседы” и, конечно, домашний театр. В театре поставил свою комедию “Отчаяние без печали”. Но после смерти жены губернатор театр закрыл, а его реквизиты передал гимназии.

В 20–40-х годах большая театральная труппа была у помещика Н. Н, Названова в Меленковском уезде. Н. Н. Названов выделялся среди помещиков образованностью и боевым прошлым. Он участвовал во всех антинаполеоновских войнах, которые вела Россия. За сражения

209

при Аустерлице и под Фридландом был награжден золотой шпагой. Вышел в отставку в чине гвардии штабс-капитана. В 1812 г. вступил во Владимирское ополчение и добросовестно служил в нём до роспуска. После войны не однажды избирался уездным предводителем дворянства, совестным судьей. Театр был его неизменной страстью. Спектакли ставили в родовом поместье (село Приклон, в двух верстах от Меленок) или господском доме в уездном городе. Названов — помещик большой руки: за ним числилось 735 крепостных душ. Но и ему содержание театра оказалось не по карману. Имение пришлось заложить, а театр превратить в коммерческое заведение. Названов стал разъезжать со своей труппой по городам и давать платные представления. В 1832 г., например, труппа Названова ставила спектакли во Владимире, где своего театра ещё не было. Труппа давала 18 и более спектаклей в сезон. В репертуаре драмы, оперы, балет, но главное — опера, рассчитанная на непритязательного слушателя. Это опера-водевиль. Вот что давал названовский театр в 1832 г. во Владимире. В первом спектакле: комическая опера в одном действии “Любовная почта” князя Шаховского, за ней опера-водевиль “Две записки, или без вины вино­ват”; в третьем спектакле: комедия “Жених, или век живи и век учись”, а затем переводная с французского опера-водевиль “Учитель и учение, или в чужом пиру похме­лье”. И так далее. Пьеса, за ней водевиль. Труппа была набрана из псарей, поваров, лакеев и прочего дворового люда. Из ее состава известны двое: Алексей Лабутин и Стефанида Бажанова. Лабутин - одновременно актер и управляющий театральной конторой; Бажанова — примадонна, исполнявшая первые партии в опере, и солистка балета. Владельца театра и примадонну связывало большое чувство. У них были дети, о которых отец проявлял постоянную заботу: нанимал воспитателей и домашних учителей. Среди последних, вероятно, был и упомянутый выше немец фон Ферельцт. Названов позднее отпустил актрису на волю, а перед смертью женился на ней.

Первые гастроли во Владимире длились два месяца: декабрь 1832 г. и январь 1833 г., тогда труппа поставила 18 спектаклей и ещё один повторила в пользу инвалидов

210

войны 1812 г., давший сбор в 110 руб. ассигнациями. Названовский театр регулярно появлялся в губернском городе и в последующие годы. Последнее выступление его труппы прошло в 1842 г. Труппа задержалась во Владимире весь театральный сезон, с ноября 1842 до великого моста 1843 г., и работала под управлением самого Названова. Её репертуар состоял из 55 пьес.

В середине 40-х годов гастроли названовского театра прекратились. Названов тяжело заболел. А в ноябре 1847 г., несколько оправившись от недуга, он обвенчался со своей актрисой. К тому времени Стефанида Даниловна Бажанова была уже вольной, Названов завещал ей “за беспредельно верную любовь и преданность жены и по чувству супружеской к ней любви” благоприобретенные поместья в Ниже городской и Новгородской губерниях (на 60 тыс. руб. серебром), правда, заложенные в Московском опекунском совете, и движимое имущество (на 4 тыс. руб. серебром), а её сестре Авдотье Ягодинской тоже благоприобретённую часть имения в с. Приклон, оцененную в 14300 руб. серебром.

Тринадцатого января 1848 г. Н. Н. Названов умер. Началась долгая и изнурительная тяжба между наслед­никами. Сестра помещика писательница А. Н. Арцыбашева (жена историка Н. С. Арцыбашева), не удовлетворенная отходом к ней только родового (а не благоприобретённого) имения, объявила завещание подложным. Поселившись в барском доме в Приклоне, она вынудила актрису покинуть усадьбу. Дело рассматривалось сначала в Нижегородской палате гражданского суда, а затем перешло в Сенат. Театр закрылся. Некоторые его актеры I переехали во Владимир, влились в труппу недавно открывшегося здесь театра.

В 20-40-х годах в губернии существовал ещё один крепостной театр. Он принадлежал шуйской помещице К. И. Барсуковой и находился в ее поместье — сельце Воробьеве Шуйского уезда. По художественным достоинствам тептр Барсуковой был значительно ниже названовского. Имрсукова — помещица старого закала. Она не имела ни должной культуры, ни профессиональных знаний, ни гуманистических взглядов, присущих Названову. Все ёе си-

211

лы были поглощены длительной тяжбой, которую она вела со своими крепостными. Её помыслы сосредоточивались на том, как сделать театр доходным делом. После смерти Барсуковой в 1843 г. ее театр прекратил существование.

Параллельно с крепостным в крае существовал и набирал силу публичный театр антрепренеров-профессионалов из разночинцев. Антрепренеры набирали труппы из лиц свободных состояний, арендовали залы в общественных и частных зданиях, ставили платные спектакли в расчете получить доход. Театр, таким образом, превращался из барской затеи в коммерческое дело. Первые документальные свидетельства о публичном театре во Владимире, которые нам удалось найти в местном архиве, относятся к 1805 г. В августе того года содержатель театра (так в то время именовался антрепренер) в г. Владимире коллежский регистратор Иван Андреевич Петров набирал в городе труппу на год. Актеры, поступая в театр, подписывали “условия” (контракты). Некоторые из этих условий и были найдены в архивном фонде. Они весьма любопытны. Первого августа подписала “условие” дочь коллежского асессора (следовательно, дворянина) Александра Ушакова. Она обязалась играть в течение года роли, “какие будут даны”, без всяких отговорок, за 200 руб. годового жа­лования, приезжать в театр в день спектакля к 4 часам пополудни, “платье для театру” иметь свое, за два месяца до конца года поставить в известность антрепренера о своем нежелании, если такое возникнет, возобновить контракт на новый год. “Условие” заключало и некоторые санкции на случай нарушения дисциплины. “Буде же я не выучу роли к назначенному числу, — соглашалась актриса, — то позволяю я с себя вычесть из жалованья за полмесяца”. Если же актриса не придет вовремя в театр и роль будет знать нетвердо, то антрепренер вправе удержать месячное жалованье.

А вот подписал контракт купец из Нового Торжка Лука Асталонов. Этот, видимо, бывалый актер. Он знает толк в ролях и хотел бы играть “карахтерные” роли и только по недостатку актеров и “некарахтерные”, при этом получать роли заблаговременно, “чтобы было можно их изготовить”, сверх годового жалованья

212

(300 руб.) иметь один бенефис непременно с новой пьесой. Вероятно, внешний вид Асталонова не внушал доверия, поэтому антрепренер счёл нужным включить в контракт пункт, обязывающий актера при явке в театр иметь свои башмаки, чулки, исподнее платье. На тех же условиях в театр был принят московский мещанин Дмитрий Орлов. Театр постепенно входил в жизнь города, становился необходимым элементом его культурного быта. Но отсутствие специального театрального здания и постоянной труппы делало этот элемент нестабильным. Так продолжалось до конца 40-х годов, пока, наконец, не было пост­роено здание для театра. Первое театральное здание не украсило город. Длинное деревянное, даже не обшитое тесом сооружение напоминало большой сарай. Оно разместилось против Золотых ворот, параллельно Никитскому валу. Интерьер его был максимально прост: деревянный помост для сцены, восемь рядов грубо сбитых кресел (по десяти в каждом раду), за ними скамейки для публики попроще (так называемые “места за креслами”). Была в театре и губернаторская ложа.

Первым содержателем нового театра был козельский мещанин Борис Соловьев. В труппе: артист с более чем 12-летним стажем на провинциальной сцене И. И. Барсуков-Лавров, скоро сменивший Соловьева на посту антре­пренера, молодой московский актер Степанов, не любивший много трудиться над ролью; воспитанник московской театральной школы, комик Турчанинов; сын известной московской актрисы Сабуров с амплуа простака; пожилая актриса Соколова, годная на роли комических старух; и, наконец, молодая актриса Лаврова, супруга будущего антрепренера. Режиссера не полагалось, и его не было. В оркестре играли артисты закрывшегося названовского театра.

Репертуар театра был достаточно традиционен: водевили, куплеты, шутки, бытовые сценки об уроках ревнивым, но глуповатым мужьям и коварным, но легкомысленным женам. Так, в первый сезон (1847–1848 гг.) шли на сцене водевили “Дядюшка-болтушка, или дверь в капитальной стене” Н. Акселя, “Жена, каких много, и ли муж, каких мало” Григорьева, “Мнимая Фаина Эль-

213

слер, или вот так афера” того же автора, “В людях — ангел, не жена, дома с мужем — сатана” и т. п.

Представления давались 1–2 раза в неделю. За сезон проходило до 75 пьес. Каждый актер играл множество ролей, выучить которые было невозможно. Все полагались на суфлёра. Актёр, отыграв роль, бежал переодеваться, возвращался на сцену, чтобы забавлять публику дивертисментами и интермедиями. Общество видело в театре только бездумное развлечение.

40-е годы все же внесли существенные перемены в театральную жизнь. Время крепостных театров кончилось. Театральное дело перешло в руки антрепренеров-профессионалов. Так было не только во Владимире. В начале 40-х годов в Юрьеве-Польском появилась “вольная труппа” московского мещанина Петра Житкова. В 1851 г. в Муроме держал театр коллежский регистратор Азбукин. В Иванове в 1852 г. возник было публичный театр крепостного крестьянина Акима Шарова. Правда, из-за цензурных препон открытие его не состоялось.

214