Ситуация №4

Учительница разговаривает с семиклассником Андреем, бросившимся с кулаками на Вову. Первые фразы учительницы - реакция возмущенного удивления: Андрей - хороший ученик и, как она считала, скромный и послушный мальчик: "Как ты мог! Я от тебя такого не ожидала! Завуч мне говорит: посмотрите, что ваши дети творят…" и т.п. Лишь затем следует вопрос: "Что произошло?" - "Ничего не произошло. А просто я не люблю людей, которые сидят на чужом горбу. Такие только понимают, когда им врежешь".

Учительница: Это что-то новенькое. Значит, если ты кого-то не любишь, ты ему даешь в морду? Представь, что у нас начнется, если все, кто друг другу не нравятся, начнут кулаки в ход пускать.

Андрей: Я не всех. А только тех, кто волки позорные, шестерок разных.

Учительница: Это еще что за "волки позорные", за "шестерки"? Откуда ты набрался? Как погляжу, я тебя совсем не знала. Вот ты какой стал. Вот с какой стороны открываешься. Какой-то жаргон уголовный, драка. Петров у нас на учете в милиции стоит, теперь тебя ставить, да? Давай дневник. И запомни: еще раз узнаю…

Ситуация №5

В школе существовала спортивная секция. Дети не были приучены к порядку, на тренировки приходили обутые как попало. Самое главное бедствие - отсутствие спортивной обуви. Приходят в ботинках - на полу в спортзале черные отметины, да и неудобно тренироваться. Занимаются в одних носках - легко травму получить, да и ногам холодно. Преподаватель физ-ры раньше разрешал в таком виде являться на уроки - все привыкли.

И вот новый тренер ввел правило - приходить только в кедах. Секция была популярна, правило быстро переняли. Самым активным спортсменом был восьмиклассник Миша. Учился и вел себя в школе очень плохо, но с учителем - руководителем секции отношения налаживались хорошие. Секция могла стать и становилась мостиком для "исправления" Миши.

Но в очередной раз Миша пришел на тренировку без спортивной обуви. Вошел в зал на удивление рано - еще никого не было, в одних носках. Состоялся такой диалог.

Учитель: Почему ты без обуви? Мы же, кажется, все вместе решили.

Миша: Я…Так получилось…Я объяс…

Учитель: И мы, кажется, решили, что никаких оправданий нет, без спортивной обуви не приходить.

Миша: У меня нет…Отец…

Учитель: Я надеюсь, у вас с отцом не один размер? В общем - все. Никаких возражений слушать не буду. Кругом, шагом марш. Будут кеды - будем разговаривать.

Миша, бросив на учителя обиженно-презрительный взгляд, по-взрослому выходит из спортзала.

12. Проанализируйте педагогические ситуации из художественной литературы.

3. Охарактеризуйте описанные в повести типы учителей. Какой стиль взаимодействия с учащимися утверждает каждый из них? Как личностные качества, стиль деятельности того или иного пе­дагога отражаются на воспитании детей, их отношении к школе, учи­телю?

«Из кабинета литературы отчетливо слышен громкий, твер­дый голос Умецкой: "В образе накопителя, рыцаря копейки Чи­чикова Гоголь хотел..." А ведь десять лет назад моя бледненькая однокурсница Аллочка получала свои "тройки" только потому, что великодушные преподаватели не хотели омрачать сессию де­вичьим обмороком. Разговаривала она тихо, точно боялась соб­ственного голоса.

Помню, как во время весенней практики Алла обиделась на непослушных ребят, расплакалась и выбежала из класса. На итого­вой конференции заведующий кафедрой, анализируя этот печаль­ный случай, трясся от негодования и предлагал Умецкой сменить пока не поздно, профессию. Доцент был историком дальневосточ­ного пионерского движения и не мог предвидеть, какой станет Алла, какая твердость появится в голосе, в глазах, в походке. <...>

Дальше по коридору — кабинет математики. Борис Евсеевич говорит тихо и монотонно: из коридора слов не разберешь. Но время от времени за дверью раздается дисциплинированный смех, который также организованно обрывается. Не знаю, чем можно рассмешить на уроке алгебры, но известно, что ученикам Коти­ка, подающим документы на мехмат, забирать их оттуда не при­ходится. А ведь, как говорится, статистика не учитывает армию абитуриентов, подготовленных Борисом Евсеевичем в свободное от работы время.

Из кабинета биологии, где ведет урок Полина Викторовна Ма­невич, слышен ровный гул: учитель говорит о своем, дети — о своем. Полина Викторовна — тонкая светская женщина, нагрузка у нее маленькая, и зарплату она с улыбкой называет "косметичес­ким пособием". Маневич дважды сходила замуж, и того, что бро­сили на поле брака в страхе бежавшие мужья, ей хватит надолго. Она ведет светскую жизнь, постоянно толкается на приемах, пре­мьерах, вернисажах, запросто достает книги, которые мы, греш­ные, видим только на международных ярмарках, но при всем при том на ее уроках стоит совершенно оловянная скукотища.

А вот в кабинете истории — творческий беспорядок, слышно, как ребята шумно доказывают недоверчивой Кларе Ивановне Опрятиной необходимость установления абсолютной монархии в сред­невековой Франции. Дискуссии и педагогические эксперименты — ее слабость. Ученики Клары Ивановны, надо сказать, имеют пред­ставление о том, что кроме борьбы производительных сил с произ­водственными отношениями, в истории случались и другие любо­пытные факты. Я дважды сидел на уроках Опрятиной, и мне каза­лось, что вот сейчас она поинтересуется: "А что по этому поводу думает некто Петрушов?". На всякий случай я начинал прикиды­вать, как смогу ответить, и покрывался испариной, обнаруживал, что давно разучился отвечать, а умею только спрашивать. <...>

Дверь следующего класса распахнута настежь, значит там как раз дает урок директор школы Станислав Юрьевич Фоменко. Еще в институте Стась был комиссаром сводного стройотряда и уже тогда обещал вырасти в крупного организатора наших побед. Вот и сейчас, вытягивая из оцепеневшего ученика глубоко запрятан­ные знания, Фоменко продолжает руководить детским учрежде­нием. За учительским столом сидит печальный завхоз Шишлов и заполняет ворох бумаг.

Стась державно расхаживал по классу и одинаково пристально следил за тем, как на доске решается система линейных уравне­ний и как продвигается дело у Шишлова. <...>

В кабинете химии у Евдокии Матвеевны Гириной, в просторе­чии — Гири, кого-то шумно выгоняли из класса.

— Нет, ты выйдешь! — истошно приказывала Гиря. Судя по голосам, класс поддерживал товарища, который ни за что не хотел отрываться от суммы знаний, накопленных чело­вечеством. Говоря языком химических терминов, за дверью шла бурная реакция — и было неизвестно, кто в конце концов выпа­дет в осадок. Поскольку там за право на образование боролся мой девятый класс, я решил вмешаться.

У порога, судорожно сжимая в одной руке портфель возмути­теля спокойствия, а другой указывая теперь уже не на дверь, а на меня, стояла Гирина: лицо бордовое, в глазах слезы, очки запо­тели. Нарушитель (опять Кирибеев!) монолитно сидел на своем месте, образуя со столом единое целое.

— Тогда уйду я! — бросила последний довод Евдокия Матвеевна.

— Портфель-то оставьте! — ответил наглец. <...> В кабинете физики стояла мертвая тишина: наверное, Лебедев дал классу самостоятельную работу и читает в оригинале Агату Кристи. Язык он знает получше нашего англичанина — почасови­ка Игоря Васильевича...»

Поляков Ю. Работа над ошибками // Юность. - 1986. - № 9. - С. 5 -6.