Глава XIII

в ести указывает, что этот город находился в области Кривичей²⁹; ср. «Кри­вичи... ихже градъ есть Смоленьскъ»; следующим городом, который взят Олегом, назван Любеч; Начальный свод не называет его. В сказании о по­ходе Олега на Царьград опять перечислены племена, пошедшие с Олегом; кроме северных племен, названы и среднерусские и южнорусские племе­на. В-третьих, составитель Повести вр. лет привлек в качестве источ­ников, с одной стороны, некоторые народные предания, а с другой, догово­ры с греками; народные предания и договоры 6415 и 6420 годов решительно свидетельствовали о том, что Олег был князем, а не воеводой; мы видели, что превращение Олега в воеводу было следствием особых мудрствований составителя Начального свода, которому пришлось признать Игоря сыном, а следовательно и преемником родоначальника княжеской семьи, Рюрика; Древнейший свод, основываясь на живом источнике, называл Олега кня­зем; Повесть вр. лет вернулась к этим живым источникам (ср. сказание о смерти Олега и погребении его на Щековице), а подтверждение им нашла в договорах, бывших неизвестными составителям прежних сводов. Но соста­вителю Повести вр. лет пришлось прибегнуть к компромиссу, так как про­исхождение Игоря от Рюрика, придуманное составителем Нач. свода, при­нято им за верное. Игорь — сын и преемник Рюрика, но он остался ма­лолетним и за него княжил Олег — вот выход, найденный из затруднитель­ного положения составителем Повести. Наконец, в-четвертых, ска­зание о призвании князей подверглось сильному изменению на основании особой сложившейся у составителя Повести вр. лет теории.

§ 210¹. Теория эта отождествляла Русь с Варягами; она утверждала, что в 6370 (862) году были призваны в Новгород не варяжские, а русские князья. Высказанные выше соображения разъясняют, как кажется, смысл и проис­хождение теории: в основании ее лежат несомненно исторические явления, но им дано своеобразное освещение; освещение это имеет в известном смы­сле тенденциозный характер, но зародилась тенденция едва ли от чего иного, как только от несоблюдения исторической перспективы. Позволяю себе по­вторить вкратце предложенные выше выводы. В VIII—IX вв. Скандинавы овладевают славянским югом, который по имени их получает название Руси; так в особенности стало называться южное Приднепровье соседями, имев­шими дело, в сношениях с ним, с представителями власти, с князьями и их дружиною; эти верхние слои носили на юге преимущественное название Руси, между тем как покоренные племена продолжали называться Полянами, Северянами, Древлянами и т. п. Позже, чем на юге, утверждают Скандина­вы свое господство на севере: здесь они назывались Варягами; их имя, в осо­бенности в устах соседей, начинает вытеснять племенные имена покоренных Словен, хотя на самом севере Варягами назывались преимущественно верх­ние слои, князья и их дружинники. Составителю Древн. Киевского свода, как кажется, вполне ясны были эти два явления. Рассказав об овладении Варяга­ми Киева, он прибавил, что, осев в Киеве, эти Варяги назвались Русью. Со

^{2 9} В списках Повести вр. лет.: «и приде къ Смоленьску съ Кривичи». Поправка «въ Кри вичи» принадлежит Соловьеву (Ист. России, I, 114, прим.) и Миклошичу.

243

ставитель Новгородского свода несколько осложняет рассказ вставкой эпи­зода об изгнании Варягов за море и о призвании их в лице трех князей с их дружинами. Составитель Нач. свода комбинирует Древн. Киевский свод с Новгородским, устанавливая, кроме того, генеалогическую связь варяжского Рюрика с русским Игорем. Составителю Повести вр. лет положение вещей представляется уже в более туманном виде, отчасти благодаря влиянию ис­точников. Он хорошо знает, что Русь это те же Варяги; различие имен не ме­шает ему отождествить этих разновременных выходцев из Скандинавии. Но он не упускает из виду, что имя Руси старше имени Варягов, что оно утверди­лось на юге раньше появления Варягов на севере. Желая объяснить себе, как же появилась Русь на юге, он решил использовать сообщение Начального свода о призвании варяжских князей, причем использование этого сообще­ния было тем естественнее, что русские князья оказывались по Начальному своду прямыми потомками варяжского Рюрика. Для составителя Повести вр. лет стало очевидным, что северные племена призвали не Варягов, а Русь, и что, следовательно, Русь появилась в южном Приднепровье одновременно с появлением первых «русских» князей. Сделанный вывод пришлось согла­совать с различными данными, попавшими в труд составителя Повести вр. лет из нескольких источников.

Прежде всего он решил вставить имя Руси в перечень племен Иафетова рода и поместил его между Готами и Англянами: «Афетово бо и то колено: Варязи, Свей, Урмане, Готе, Русь, Агняне, Галичане», и т. д. В сказании о при­звании Варягов он к словам: «И идоша за море къ Варягомъ» прибавил: «къ Pyci; сице бо ти звахуся Варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзии же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си ». Ниже, вместо слов Начального свода «и пояша съ собою дружину многу », он исправил: «и пояша по собв всю Русь »; поправка любопытная: ею устранялось возможное возражение, что Руси нет теперь (во время летописца) среди племен, живших на Варяжском море — она вся без остатка переведена в славянские земли. Вместо «И отъ техъ Варягъ, находьникъ тЬхъ, прозвашася Варяги», фразы, с точки зрения составителя Повести, бессмысленной, ибо сами Варяги назывались Русью, он дал чтение: «И отъ техъ Варягъ, находьникъ ТеХЪ, прозвася Руская земля ». Наконец, ниже в рассказе о завладении Киева Олегом сообщению Начального свода: «И беша у него Варязи и Словене и о т т о л i прозвашася Русью » он дал другой смысл: «И беша у него Варязи и Словене и п р о ч и прозвашася Русью». Итак, не Варяги и Словене прозвались Русью, поселившись в Киеве, а напротив, «про­чие », т. е. Киевляне назвались Русью, когда среди них поселились Варяго-Русы и Словене. Эта поправка спасла теорию составителя Повести вр. лет и огради­ла ее от возможного возражения³⁰.

^{3 0} Но зоркий глаз исследователя и за этой поправкой усмотрел первоначальный смысл фразы: С. М. Соловьев даже из текста Повести вр. лет (на текст Новг. 1-й летописи он не обратил внимания, да и не мог обратить внимания в этом случае, так как Ком. спи­сок еще не был издан) вынес такое впечатление, что «Варяги и Славяне прозываются Русью только по утверждении в Киеве». Ист. России, I, 115, прим.

ГлаваХ1V МисnbшаСвенельдич

и сказочные предки Владимира Святославича

§ 211. В числе источников нашего знакомства с древ­ними русскими летописями не последнее место при­надлежит знаменитому труду польского «Ливия», Яна Длугоша, в распоряжении которого находились и русские исторические памятники.

Длугош, живший от 1415 до 1480 года, принял­ся за составление польской истории в конце 1455 года и работал над ней 25 лет¹. Не сразу выработал Длугош план предстоящего труда и не сразу опре­делился состав его источников. Исследователи убеждаются в том, что отдельные части его истории написаны не в той последовательности, в которой они изложены в готовом труде; при этом сам Длугош признает, что редкая страница не подвергалась по шести-семи раз поправкам и переработке². Русские источники, как указывает Длугош в предисловии, стали доступны ему позже остальных; он выучился читать по-русски уже убеленный сединами ³. Итак, русские памятники, а между прочим русские лето­писи, стали известны Длугошу в шестидесятых или семидесятых годах XV столетия. Можно a priori из вышеприведенного указания самого Длугоша за­ключить, что источники эти не были очень многочи-

1 Ср. Bobrzyriski i Smolka, JanEWugoszjego£ycie istanowisko w

pismiennictwie, str. 68 и 69.

2 Ср. Semkowicz, Krytyczny rozbi6r dziej6w polskich Jana Ши-

gosza (Krak6w, 1887), str. 10.

3 «Unde et ob earn rem, cano iam capita, ad perdiscendum litteras

Ruthenas me ipsum appuleram, quatenus historiae nostrae series

crassior redderetur». Предисловие, с. XI, изд. Пржездзец-

245

Главa XIV МистишаСвенельдич

и сказочные предки Владимира Святославича

§ 211. В числе источников нашего знакомства с древ­ними русскими летописями не последнее место при­надлежит знаменитому труду польского «Ливия», Яна Длугоша, в распоряжении которого находились и русские исторические памятники.

Длугош, живший от 1415 до 1480 года, принял­ся за составление польской истории в конце 1455 года и работал над ней 25 лет¹. Не сразу выработал Длугош план предстоящего труда и не сразу опре­делился состав его источников. Исследователи убеждаются в том, что отдельные части его истории написаны не в той последовательности, в которой они изложены в готовом труде; при этом сам Длугош признает, что редкая страница не подвергалась по шести-семи раз поправкам и переработке². Русские источники, как указывает Длугош в предисловии, стали доступны ему позже остальных; он выучился читать по-русски уже убеленный сединами³. Итак, русские памятники, а между прочим русские лето­писи, стали известны Длугошу в шестидесятых или семидесятых годах XV столетия. Можно a priori из вышеприведенного указания самого Длугоша за­ключить, что источники эти не были очень многочи-

1 Ср. Bobrzyriski i Smolka, Jan Mugosz jegozycie i stanowisko w

pismiennictwie, str. 68 и 69.

2 Ср. Semkowicz, Krytyczny rozbidr dziej6w polskich Jana Ши-

gosza (Krak6w, 1887), str. 10.

«Unde et ob earn rem, cano iam capite, ad perdiscendum litteras

3 Ruthenas me ipsum appuleram, quatenus historiae nostrae series

crassior redderetur». Предисловие, с. XI, изд. Пржездзец-

245

ЧАСТЫ

с ленны. Ближайшее исследование показывает, что в распоряжении польско­го историка было не больше трех или четырех русских летописей.

Источники Длугоша определены в значительной степени. Укажу меж­ду прочим на прекрасный труд Цейссберга ⁴, а также на указанную выше книгу Семковича; но, кажется, эти исследования должно признать для на­стоящего времени устаревшими. Для определения русских источников сде­лано очень мало. К. Н. Бестужев-Рюмин в своей книге «О составе русских летописей до конца XIV века » (СПб., 1868) подготовил материал, необхо­димый для такого определения, выбрав из Длугоша все русские известия⁵. У Цейссберга находим лишь насколько общих замечаний касательно рус­ского источника Длугоша (стр. 298 назв. соч.). Более обстоятельно рассмот­рен вопрос Семковичем (стр. 52—55); он, кажется, первый указал на необ­ходимость признать в числе источников Длугоша летопись Перемышль-скую, которую можно, конечно, назвать и более общим названием Галич-скою⁶. Но Семковичу мешало его недостаточное знание русского языка, а кроме того, конечно, отмеченное им отсутствие таких исследований рус­ских летописей, которые определили бы взаимное отношение отдельных списков и сводов.

Признавая исследование Длугоша со стороны русских источников де­лом будущего, я ограничусь здесь несколькими замечаниями относитель­но бывших в его распоряжении русских летописей.

§ 212. Оставляю в стороне летописи западнорусские; их влияние не­сомненно, начиная с X книги Historiae polonicae. Пользование другими рус­скими летописями можно проследить на пространстве от X до XIII века включительно. Последнее заимствованное Длугошем из русских летопи­сей известие относится, по указанно Семковича, к 1288 году (см. VIII кни­гу; в IX нет ни одного известия, почерпнутого из русского источника).

Обращаясь к этим русским известиям Длугоша, видим, что прежде всего выделяется в качестве источника общерусский по содержанию и со­ставу своему свод. К нему возводим, с одной стороны, статьи, восходящие к древней (Несторовой) летописи, к Повести вр. лет; к нему же восходят киевские события XII века (напр., битва Ярополка с Половцами, приведен­ными на Русскую землю Ольговичами в 1139 = 6644 г., или известие о смерти Ярополка 1140 = 6647; или известие о смерти Юрия Владимировича 1163 = 6666; или взятие Киева войсками Боголюбского 1170 = 6676; или смерть Глеба Киевского 1172 = 6680, и др.); к нему же возводятся и события суз­дальские (напр., сообщение о смерти Михаила Юрьевича и борьбе Всево­лода с племянниками 1184 = 6685; сообщение о распре Всеволодичей 1206 = 6724; о злодеянии братоубийцы Глеба Рязанского 1207 = 6725; о победе

⁴ Н. Zeissberg, Die polnische Geschichtschreibung des Mittelalters (Leipzig, 1873), S. 297 und ff.

⁵ Выборка нуждается в основательном пересмотре, между прочим Вследствие того, что она сделана по изданию 1711 года. Издание Пржездзецкого вышло позже, чем книга Бестужева-Рюмина (1873 г.).

6 Или, как предполагает И. А. Линниченко, южно-русскою летописью, более полною, чем та, какая нам известна под именем Ипатьевской. ЖМНП. 1887, декабрь, с. 358.

246