Глава IV

с ко; во-вторых, Ольга в ответе послам, отказывая им в исполнении своего обещания, требует, чтобы царь постоял у нее в Почайне столько времени, сколько она стояла в Суду (гавани Константинопольской). Ни об обеща­нии Ольги, ни о продолжительном стоянии ее в Суду выше не говорилось. Думаю, что, вписывая эту последнюю вставку в статью о крещении Ольги, составитель Начального свода знал то, чего не передал нам, т. е. знал, на что намекает Ольга в своем ответе, и знал о том, что Ольга, получая дары от царя, обещала отдарить его по возвращении своем в Русь. Он мог знать об этом из особой легенды о крещении Ольги, легенды передававшей это со­бытие со сказочными подробностями, едва ли не сводившимися по суще­ству своему к продолжительной осаде Ольгой Царяграда, который спасся тем, что греческий царь стал ее восприемником у купели. Подобные леген­ды известны из позднейших летописцев XVI—XVII вв. Ср. известные по­вести о добывании Ольгой Царяграда, о сожжении ею города при помощи голубей и воробьев, после чего цари Михаил и Константин убеждают Оль­гу креститься (напр, у Ф. А. Гилярова, Предания русской нач. летописи, с. 250—251, 252—254). Конечно, подобные легенды об Ольге явились, с од­ной стороны, отголоском исторических песен и преданий о походах на Царьград русских князей, а с другой — легенды о крещении Владимира в Корсуне. В одной краткой летописи, восходящей к XV в., сообщается, что Ольга приняла крещение в Корсуне, победив царя Михаила и искоренив Литву: смешение Ольги с Владимиром здесь уже очевидно. С полным ос­нованием можно думать, что легенда о добывании Ольгой крещения в Константинополе сложилась очень давно; отрывки этой легенды и вошли в статью о крещении Ольги по Начальному своду. Став на указанную точку зрения и признав приведенные выше отрывки заимствованными из леген­ды, мы необходимо должны возвести статью о крещении Ольги по Началь­ному своду к двум источникам: к источнику, так сказать, церковного про­исхождения, с одной стороны, к источнику народному — с другой. Мы знаем уже из предыдущего, что народные предания о мести Ольги Древля­нам внесены в летопись составителем Начального свода. Следовательно, внесение в летопись предания о добывании Ольгой крещения мы с вероят­ностью можем приписать тому же составителю Начального свода. А отсю­да следует, что в Древнейшем летописном своде находилась «церковная» повесть о крещении Ольги.

§ 74¹. В рассказе о крещении Ольги находим еще явные вставки. После слов «и п р и д е К ы е в у » читается длинный отрывок, содержащий срав­нение Ольги с царицей Ефиопской и несколько благочестивых размышле­ний; за этим отрывком повторено «Си же Ольга приде Киеву» (при­чем в Радз., Ипат. прибавлено: «и яко же рехомъ » или «рькохомъ », а в Ком.: «и якоже о ней въпредъ рекохомъ»). Это повторение доказывает, как мне кажется, что мы имеем дело со вставкой. То же доказывается и тем, что сравнение Ольги с царицей Ефиопской не особенно уместно после сообще­ния о возвращении ее в Киев. Отмечу еще, что в этой вставке имеются заим­ствования из паремейника: Притч. I: 20—22, Притч. XIII: 20, Притч. II: 2 и

87

Притч. VIII: 17; а, по-видимому, именно составитель Нач. свода нередко прибегал к этому источнику (ср. § 114¹).

§ 75. В тесной связи с этой церковной повестью стоит рассказ о кончи­не Ольги, читаемый под 6477 годом. Оставляем пока в стороне начало рас­сказа, где Святослав говорит матери и боярам о своем желании вернуться в Переяславец. Ольга уговорила его остаться ввиду своей болезни: «погребъ мя, — говорит она, — иди яможе хощеши». Через три дня Ольга умерла. «И плакася по ней сынъ ея, и внуци ея, и людье вси плачемъ великомь, несо-ша и погребоша ю на месте». Непосредственно за этим читаем: «и бе за­поведала Ольга не творити трызны над собою, бЬ бо имущи презвутеръ, сей похорони блаженую Ольгу». Далее следует похвала Ольге. Итак, сначала говорится, что Ольгу погребли всенародно, а затем сообщается, что ее по­хоронил презвутер Ольгин; важно отметить, что в Новгор. 1-й и Соф. 1-й читается: «бе бо имущи презвутера втайне ». С уверенностью возводим это чтение к Начальному своду*. Утверждаем поэтому, что Начальный свод в статье о кончине Ольги содержал вопиющее противоречие: всенародное погребение предшествует тайному погребению, совершенному священни­ком. Отсюда заключаем, что и в этой статье надо различать два источника: народный, который говорил о погребении Ольги Святославом, внуками и всеми людьми, и церковный, который говорил о погребении ее священни­ком, которого она держала в тайне. Не решаюсь утверждать, чтобы народ­ный рассказ был внесен составителем Начального свода, между тем как в Древнейшем своде читался рассказ церковный. Ниже предложу более под­робный анализ рассказа о кончине Ольги, а здесь остановлюсь на вошед­шей в него церковной повести.

§ 76. Имеем основание установить связь между церковною повестью о крещении Ольги и церковною повестью об ее кончине. Связь эта дается как внутренними соображениями, не позволяющими предполагать, чтобы со­ставитель сказания о кончине Ольги мог не коснуться ее крещения, так и некоторыми внешними указаниями, а именно нельзя не отметить, что все дошедшие до нас сказания об Ольге, (говорю о сказаниях церковных) гово­рят как об ее крещении, так и об ее кончине. В числе таких древних сказа­ний особенное внимание наше обращает известная проложная статья 11 июля. В ней имеется фраза, близко сходная с тем местом, где в летописной статье говорится о погребении Ольги: «и призвавъши сына своего Святос­лава, заповеда ему погрестися с землею ровно, а могылы не сути, н и тризны творити, ни бъдына (вар.: дына, годины) деяти, нъ посла злато къ патриарху Царяграда и преставися месяца июля в 11 день». Под­черкиваю слова, общие с летописью. Не сомневаюсь в том, что первоначаль­ный текст, если возвести летописную и проложную статьи к одному ориги­налу, сохранился точнее в проложной статье, чем в летописной. Чтение «ни бъдына деяти» (нам непонятное)¹⁸ указывает, конечно, на древность ре-

^{1 8} Объяснение слова «бъдына», предложенное А. А. Котляревским в сочинении «О по­гребальных обычаях языческих славян», не представляется мне убедительным.

ГЛАВА IV

д акции. Впрочем, признать дошедший до нас текст проложной статьи пер­воначальным мы не можем. Зачем это «но » перед словами «посла злато къ патриарху Царяграда »? Не указывает ли оно, что, первоначально, за отри­цательным распоряжением Ольги следовало положительное, или по край­ней мере изложение результата такого положительного ее распоряжения? Не стояло ли за этим «но» сообщение о погребении ее презвутером? Если да, то отсюда бы следовало, что летопись, говорящая о таком погребении Ольги, в известном смысле содержит, более первоначальный текст, чем пролог. Обстоятельство, что частью пролог древнее летописи, частью же летопись древнее пролога, ведет к убеждению, что проложная и летопис­ная статьи восходят к одному общему оригиналу. Этот общий оригинал, сокращенно переданный прологом, говорил и о княжеской деятельности Ольги, ибо вряд ли можно допустить, чтобы слова «обиходяше всю Русьс-кую землю, дани и урокы льгъкы уставляющи» были заимствованы в про­логе из летописи. Этот общий оригинал подвергся сокращению и в летопи­си: так, в ней опущено сообщение о кресте, принесенном Ольгой в Русскую землю, а также о посылке золота патриарху после смерти Ольги.

§ 77. Сделанное нами заключение об источнике летописных статей о крещении и кончине Ольги представляется нам необходимым еще по сле­дующим соображениям. Если мы не допустим существования особой по­вести о крещении и кончине Ольги, бывшей источником для обеих указан­ных летописных статей, то нам придется признать их автором составителя Древнейшего летописного свода. Невозможного в таком признании нет ничего, но все-таки оно мало вероятно. Задачей составителя Древн. свода было дать изложение главных событий из прошлого русской земли, а не заняться прославлением русских угодников. Правда, мы считаем возмож­ным приписать ему составление сказания о св. Борисе и Глебе, но если наше предположение относительно этого сказания верно, то из него ни в коем случае не следует, чтобы то же лицо, тот же составитель Начального свода был автором сказания об Ольге. Кроме того, допустив, что первоначальное сказание об Ольге составлено для Древнейшего летописного свода, мы не поймем, как могло явиться проложное сказание, содержащее факты и под­робности, необъяснимые из Древнейшего свода, — и это в противополож­ность проложным сказаниям о Борисе и Глебе, которые все в конце концов восходят к летописному сказанию.

§ 78. Итак, признаем, что в распоряжении составителя Древнейшего свода была особая повесть о крещении и кончине Ольги. Из нее он взял обе статьи свои об обоих упомянутых событиях. Возникает вопрос: читалась ли в этой предполагаемой повести вся та похвала Ольге, которую находим в Начальном своде и Повести вр. лет, или, быть может, похвала эта приде­лана одним из позднейших редакторов (составителем Древн. свода или Нач. свода), как приделаны были (по-видимому, составителем Повести вр. л.) по­хвала Владимиру и похвала Борису и Глебу. Считаю вероятным, что похва­ла Ольге содержалась уже в Древнейшем своде и в источнике этого свода — особой повести, между прочим, потому, что содержащееся в ней указание

89

на нетленность мощей Ольги повторяется и в проложной статье и в особой еще похвале Ольге, включенной в состав Иаковлевой Памяти и похвалы Владимиру.

§ 79. Если, таким образом, источником Древн. свода для статей об Ольге была особая повесть о ней, то является вопросом, не из нее ли заимствова­ны в Древн. свод (а из этого свода в Начальный свод) названия 6463 года (для крещения Ольги) и 6477 года (для ее кончины)?

Поставленный вопрос стоит в прямой связи с вопросом о том, когда же в самом деле приняла Ольга крещение? Как известно, об этом крещении со­общают и греческие источники — Константин Багрянородный и Скилиций (Кедрин). Первый из них, не упоминая собственно о крещении Ольги, гово­рит о посещении ею Царяграда в 6466 (осенью 957 года), а второй сообщает о прибытии Ольги в Царьград и крещении ее до 6464 года, а именно до кончи­ны патриарха Феофилакта¹⁹ Предлагаю совершенно элементарный способ согласования обоих греческих источников. Ольга крестилась в 6463 году, еще при Феофилакте, а прибыла в Царьград в 6466 уже крещеной (в свите ее — священник Григорий). При подобном согласовании окажется, что Скилиций впал в ту же ошибку, что составитель повести о крещении Ольги: он помес­тил под одним годом и слил в одно два разных события — крещение Ольги и ее поездку в Царьград. Но вместе с тем окажется необходимым признать 6463 год, действительно, годом крещения Ольги²⁰.

Указанное обстоятельство — точность датировки крещения Ольги — служит неопровержимым доказательством того, что в распоряжении со­ставителя Древнейшего свода был письменный источник, повествовавший об этом событии; год этот читался уже в Древнейшем своде; это была пер­вая хронологическая дата в этом своде. Вместе с тем 6463 год является пер­вою достоверной датой в Начальном своде, ибо он не выдуман и не заим­ствован из греческого хронографа. С полною уверенностью после этого признаем достоверным и 6477 год, как год смерти Ольги. Он также читал­ся в Древн. своде (как и в похвале Ольге, включенной в Иаковлеву Память и похвалу Владимиру), причем заимствован из повести об Ольге, где кроме того был указан и день смерти Ольги — 11 июля. Таким образом, мы под­ходим к указанию на две древние записи о событиях X века: первая из них свидетельствовала о крещении Ольги в 6463 году, а вторая — о кончине ее 11 июля 6477 года

§ 80. В статье 6472 года, где описаны нравы Святослава, равно и в следую­щих за нею статьях 6473 и 6474 годов находим ряд несообразностей. Пос­ле слов «и посылаше къ странамъ глаголя: хочю на вы ити », читаем под 6472

^{1 9} Georgius Cedrenus, II, 329 (ed. Bonn.).

²⁰ Составитель Новгородской 4-й летописи исправил 6463 год на 6466. Поправка эта в высшей степени интересна, кажется, она восходит к Ростовской летописи, по кото­ рой Новгородская 4-я исправила свой основной источник — свод 1448 года.

90