Глава XIII

н ого князя, нарушением им той или иной вольности новгородской, опирав­шейся на грамоте Ярослава. Трудно сомневаться в том, что именно во вре­мена Ярослава Новгород приобрел какие-то особенные права; договорные отношения Новгорода к князьям в XII и XIII столетиях опирались на эти древние права; ясное свидетельство находим, например, в словах суздаль­ского летописца XII в., который не отрицает того, что «издавна суть свобо-жени Новгородци прадеды князь нашихъ » (Лавр, под 1169 г.). Вот первое и главное основание, которое я выставляю в пользу того, что весь рассказ об освобождении Новгородцев и других племен от Варягов и далее о призва­нии ими князей происхождения новгородского, а не киевского.

Вторым основанием выставлю то, что этот рассказ сообщает о том, как появилась княжеская власть именно в Новгороде: происхождение этой власти в Киеве, как видно из дальнейшего рассказа, иное; варяжские кня­зья призваны не всеми русскими племенами, не всею землею, а только Нов­городцами и другими северными племенами; следовательно, рассказ о при­звании князей представляет по своему замыслу законченное целое; неве­роятно, чтобы киевский летописец мог с такой определенностью воссоздать хотя бы и фантастический рассказ о событии, представлявшем для него лишь попутный интерес.

Третьим основанием в пользу новгородского происхождения интере­сующего нас рассказа — это отмеченная выше топографическая осведом­ленность автора его: в Киеве не могли вспомнить об Изборске; не стали бы там упоминать о Белоозере в рассказе о призвании княжеской династии, приобретшей в скором времени значение общерусское.

Четвертым основанием в пользу иного происхождения рассказа об освобождении от Варягов и призвании князей сравнительно с сооб­щением об обложении северных племен данью в пользу Варягов, я считаю несогласованность того рассказа с этим сообщением. Выше я уже указывал, что города, где сели Рюриковы братья, не находят себе соответ­ствия в тех племенах, которые были обложены данью в пользу Варягов; отмечу еще, что рассказ об освобождении от Варягов как будто еще тесно связывается с предыдущим сообщением об обложении северных племен данью; свергают иго варяжское те самые племена, которым Варяги твори­ли насилья; но дальнейший рассказ о самом призвании Варягов переносит нас в другую обстановку: перед нами вече старшего города, а не вечевое собрание трех племен; призванные им князья садятся, старший — в стар­шем городе, а младшие в пригородах; Изборск и Белоозеро представлены как бы пригородами новгородскими. Таким образом, рассказ о призвании варяжских князей, сопоставленный с сообщением об обложении северных племен данью, должен быть признан новгородским, между тем как упомя­нутое сообщение признаем, в силу отмеченного противоположения, киев­ским.

Пятое основание вытекает из только что сделанного вывода. Киевская летопись сообщала об обложении северных племен, и между прочим нов­городцев, данью варяжскою. Новгородский летописец не отрицает этого

215

ф акта, но объясняет его добровольным подчинением Новгорода: насиль­ников Новгородские люди сумели прогнать за море, а подчинились впо­следствии варяжским князьям добровольно, требуя и от них водворения порядка и правого суда. Нельзя не видеть в таком воспроизведении исто­рического события проявления местного свободолюбивого духа; перед нами тот самый новгородский книжник, который другой раз при других обстоя­тельствах сумеет отстоять вольности родного города от поползновений пришлого князя.

§ 198. Предыдущие соображения приводят нас к следующему выводу: Древнейшая Киевская летопись сообщала о покорении северных племен — Словен, Кривичей и Мери Варягами и об обложении их данью. Сообщение это оканчивалось словами, которые в Новгородской 1-й изложены так: «И отъ тЬхъ Варягъ, находникъ тЬхъ, прозвашася Русь, и отъ техъ словетъ Руская земля, и суть Новгородски людие до днешняго дне отъ рода Варяжь-ска ». Могли ли они быть изложены так же в Древн. Киевском своде? Нахо­дим два основания для отрицания такой возможности: во-первых, соответ­ствующая им фраза в Повести вр. лет свидетельствует о том, что слова эти в Новгородской 1-й летописи заимствованы не из Начального свода; к На­чальному своду можно возвести, с одной стороны, места общие Новгород­ской 1-й летописи и Повести вр. лет; с другой, те места Новгор. 1-й летопи­си, из которых могут быть выведены соответствующие чтения Повести вр. лет. В данном случае Повесть вр. лет представляет следующее чтение: «И отъ техъ Варягъ прозвася Руская земля; а Новъгородьци отъ рода Ва-ряжьска, преже бо беша Словени ». Такое чтение извлекаем из Радзив., Тро­ицк, и Моск.-Акад. списков. Лавр, список дает возможность для древней­шей редакции Повести вр. лет предполагать более полное чтение, а именно: «И отъ тЬхъ Варягъ, находьникъ техъ ³, прозвася Руская земля, Новъго-родьстии суть людие⁴ отъ рода Варяжьска, преже бо бЬша Словени ». Итак, Повесть вр. лет вместо «прозвашася Русь» дает чтение «прозвася Руская земля» и опускает дальнейшее: «и отъ техъ словетъ Руская земля»; кроме того она прибавляет в конце «преже бо беша Словене ». Нельзя не признать поэтому чтения Повести вр. лет как будто более первоначальным, чем чте­ние Новгородской 1-й летописи: в этой последней тавтология «и отъ техъ... прозвашася Русь, и отъ техъ словетъ Руская земля » указывает на комбина­цию двух источников; опущение «преже бо бЬша Словене» представляет­ся поправкой, ибо слова эти сами по себе темны, и удаление их из текста было поэтому естественно.